Текст книги "Уютная, родная, сводная (СИ)"

Автор книги: Наталия Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

ничего определённого, друг всегда переводил разговор или уходил от ответа,

Бронислав предпочитал не лезть не в своё дело. До нового года оставалось две недели, когда мама Бронислава попала в больницу, долго стояла в очереди, в магазине «выбросили» колбасу, и простыла, кашель становился удушающим, и пришедший врач выписал направление в больницу. После института теперь

Бронислав ехал в больницу, вёз куриный бульон в банке, завёрнутой в несколько полотенец, и свежий творог, сидел там почти до вечера, пока не приходил отец. Как всегда, точного диагноза поставить не могли, говорили про питание, режим отдыха и работы, санаторий, обещали дать направление в областную больницу или в

Москву. В итоге маме стало лучше, отец повеселел и стал «выбивать» санаторий на море для Антонины, а там, глядишь, через годик-другой переберутся, где климат мягче. За две недели Бронислав видел Ирину пару раз, один раз она приезжала к нему в институт, и второй, он пригласил её домой, она с радостью приняла приглашение и даже приготовила холостякующим мужчинам рассольник. Тогда отец довольно крякнул в усы и поинтересовался у сына, когда готовиться к свадьбе,

проигнорировал разобранный диван-книжку с мятым постельным бельём – отец вернулся раньше, чем Бронислав проводил Ирину в общежитие.

  Бонус. Бронислав и Людмила. Часть 2

   Что понесло в тот злополучный вечер Бронислава в общежитие, он не знал. Они собирались встретиться с Ириной на следующей день, на центральной площади открылся новогодний базар, гремела музыка, продавались ёлки, сладости и игрушки, выступали артисты, ходили ряженые. Было весело, молодёжь проводили там целые дни, Бронислав, с болезнью матери, не был там ни разу. Ирина сказала,

что с радостью составит ему компанию. На сам праздник она уезжала домой, но отметить заранее в компании Бронислава была рада. Тётка на вахте была незнакомая, долго ругалась, в итоге пропустила Бронислава, ворча, что девки совсем стыд потеряли. Комната была закрыта с обратной стороны, Бронислав постучал несколько раз и уже собирался уходить, как дверь распахнулась, и он встретился с Ириной. Она смотрела на него во все глаза и пятилась вглубь помещения, пряча взгляд и краснея. На кровати сидел Богдан и застёгивал рубашку,

как-то медленно застёгивал, демонстративно. Бронислав остановился посредине комнаты и уставился на довольно улыбающегося приятеля. Смотреть на Иру у него не было желания. – У нас не было ничего, – услышал за своей спиной Ирин голос и обернулся, – правда, не было, – в глазах стояли слёзы, Ира смотрела виновато,

извиняясь, нос покраснел, казалось, она разревётся сейчас. – Ладно, Иришка, не оправдывайся, было – не было, его это не касается, – довольно проговорил Богдан и смотрел победителем. – Ты же не думаешь, что будешь нужна своему женишку после того, как со мной переспала? Что вообще кому-то будешь нужна такая? – Не спала я... – И кто поверит? С виду – приличная девушка, дочь первого секретаря обкома, а пошла по рукам, как последняя потаскуха. – Что? – Ирина пятилась к окну,

раскрывая рот, как рыба на суше, смотря круглыми глазами. – Что слышала. – Тварь,

– это то, что помнил Бронислав, помнил, как сказал, как сделал пару шагов к кровати, как замахнулся, помнил, как другой рукой схватил за грудки Богдана, как впечатал его голову в стену... Потом были крики, визг, он сплёвывал кровь и снова бил, снова сплёвывал и снова бил, онемели руки, мысли... Из отделения милиции его выпустили утром, на улице топтался отец, встретивший сына скептическим взглядом, подзатыльником и наказом: «матери ни гу-гу, чтобы». После обеда пришла Ира, и отец быстро засобирался к матери в больницу, кряхтя и поглядывая то на угрюмого сына, то на девушку, присевшую на краешек стула. – Зачем пришла?

– поморщился, не зная, что сказать. Отчего-то у Бронислав не было злости или даже ревности, да и на Иру он не стал смотреть другими глазами. Злость была на

Богдана, а Иру он словно жалел... глупое чувство, но уж какое есть. Тем не менее,

терять лицо не хотелось, он должен быть оскорблённым, и Бронислав был намерен отыграть свою роль до конца. – Прости меня, – начала Ира. – Он зашёл, попросил разрешения посидеть, Люду подождать, там вахтёрша новая, не пустила его, он в окно пролез, через красный уголок... сказал, что не хочет попасться, а у Люды вечерняя практика, вот он и попросился подождать в комнате. – Интересно вы Люду ждали, – усмехнулся. – А зачем ему Люда-то? – Так, вроде, встречаются они... Не знаю толком, она не рассказывала. – Действительно, с виду приличная девушка, а с парнем подруги крутишь. – Да не кручу я! – Ира взвизгнула и подпрыгнула. – Я не знала, что он дверь закрыл, я вообще вышивала, а он что-то говорил, говорил, а потом... сел рядом и полез ко мне, я... мы только поцеловались один раз, а потом я сказала ему, чтобы он уходил. Уходил! А тут ты пришёл. – Поцеловались, значит, -

усмехнулся. – Ну, прости, что помешал, в следующий раз не приду. – Не будет никакого следующего раз, я просто... не знаю, прости меня. – Ирина, я тебя прощаю, не злюсь, я на него злюсь, а на тебя – нет. А сейчас уходи. Ирина заплакала, Брониславу не хотелось её утешать, но он утешал и даже проводил в общежитие, увидев вдали парочку, узнав её. Интересно, что нужно Богдану от

Люды? Мало того – малолетняя, что попахивает статьёй, так ещё и наивная, как младшая школьница. Они частенько общались, когда Бронислав проводил время у

Ирины, Люда смешно рассказывала о своей учёбе или семье, о домашних животных, иногда подружках. Чаще он видел её, обложившуюся учебниками,

сидящую за столом, грызущую ручку, пока вчитывалась в параграфы, потом старательно выводящую в тетрадке аккуратные строчки. И она никак не могла запомнить имя «Бронислав». Что сложного в его имени, парень не понимал,

встречались имена и сложнее, но Люда каждый раз хлопала светлыми ресницами и приоткрывала рот, в попытке припомнить имя, пока Бронислав не предложил называть его Боря, заверив, что это почти одно и то же. Так он стал Борей для красивой соседки Ирины. В том, что Люда была красивая, у него не было ни малейшего сомнения, её даже торчащие уши не портили. Красивая, Бронислав заглядывался иногда на неё, на маленький нос и порой приоткрытый рот, когда с интересом слушала Борю, между пухлых губ были видны белые зубки. Когда рот закрывался, появлялись очертания губ, верхняя губа меньше нижней и с забавной пупочкой, которая часто выглядела покусанной. Несколько раз Бронислав ловил себя на том, что разглядывал губы Люды, чувствуя волнение, да что там,

возбуждение. В общем-то, такого острого желания он не испытывал никогда, даже с

Ириной, но всегда отмахивался от собственных мыслей. Во-первых, у него была девушка, и он собирался сделать ей предложение, а во-вторых, Люда была малолеткой, как по паспорту, так и по уму. Что может связывать Богдана – студента третьего курса института, – и первокурсницу медицинского училища? Что может быть общего у взрослого мужика, с опытом и определённым интересом, и этой малявки? В светлые чувства и намерения со стороны Богдана не верилось, даже если и мелькнёт у него такая мысль, то будет раздавлена за ненадобностью. Из слишком простой семьи была Люда, безотцовщина к тому же. Теперь уже бывший приятель использовал таких простушек в койке, потом бросал их или продолжал навещать время от времени, серьёзные же ставки делал на других девушек, беда была в том, что сам он девчонок другого полёта не очень-то интересовал.

Бронислав нахмурился и ещё раз посмотрел на парочку у дверей общежития,

Богдан нагнулся под невысокий росточек Люды и поцеловал её, крепко удерживая в руках брыкающуюся девушку. Захотелось врезать ему хорошенечко, от всей души.

Размазать его и без того разбитое лицо по заледенелой дорожке у крыльца общаги. -

Какие люди, – Богдан обернулся и уставился на Бронислава с Ириной, Люда уже скрылась за дверями. – И вам не хворать, – Бронислав встал напротив бывшего друга, от чего тот словно уменьшился в росте и плечах, сморщился. – Что же ты,

Ирина, вчера со мной валялась в койке, сегодня снова с ним? Нехорошо, что скажут люди, что скажет папа?.. Ай-ай-ай. Была приличная девушка, порядочная. Ирина отступала к крыльцу, борясь со слезами. – Ты не переживай, – продолжал Богдан. -

Я честный человек, могу жениться, всё как у людей будет, и все забудут, какая ты потаскуха, и сколько мужиков через тебя прошло. – Рот закрой, – Бронислав говорил тихо, почти шипел, сам себя он слышал с трудом. – Я-то закрою, мне-то что, всё равно теперь всем известно, что ты ненагляду свою на горячем застал. Гордости у тебя нет, что ли? Снова за ней волочишься... ну-ну. – У тебя, я погляжу, вагон гордости, – Бронислав окинул взглядом бывшего друга. – А мне гордость ни к чему,

– гадко засмеялся, – лишнее это. Прижму Ирку твою, свадебку сыграем, она мне ещё благодарна по гроб жизни будет, что от пересудов её спас, ноги целовать станет, вместе с папашей её, тогда и стану гордым. – Отец причём? – Бронислав видел, в каком ужасе на Богдана смотрит Ира. – А ты думаешь, его по головке поглядят за аморальное поведение дочери? – Что? – Ира прошептала и прикрыла рот ладонями. – Что слышала, станет известно, где надо, тогда и поговорим, а пока гуляй, – подмигнул и двинулся вдоль дорожки. – Ира, иди, – коротко сказал и пошёл вслед за Богданом, чтобы догнать улепётывающего и хорошенечко врезать. На этот раз обошлось без милиции, на улице темно, прохожих не было, мелькнула даже мысль придушить, да и дело с концом. Но думалось почему-то совсем о другом. -

Зачем тебе Люда? – Богдан лежал на спине, скалясь в лицо Брониславу, задавшему вопрос. – Ты идиот? – засмеялся и повернул голову, чтобы сплюнуть кровь,

скопившуюся во рту. – Идиот! Ума у неё, как у кутёнка, куда ты лезешь, на кого? -

Заодно и поумнеет, – просипел перед тем, как откинуть голову, ударившись ещё раз затылком об асфальт. – Ты что, не видишь, какая она? – отвернувшись, пытаясь скинуть с себя парня. – Сладкая, я бы её в первый день ещё завалил, как увидел. -

Не вижу. Через час Бронислав отмывался в ванной и ждал прихода милиции, её не было. Богдан попал в больницу, каким образом происшествие спустили на тормозах, не знает никто. Может, в самом Богдане было всё же что-то человеческое,

а может, ментам не хотелось портить статистику перед новым годом, но телесные повреждения Богдана остались незамеченными никем, кроме его дородной матери,

которая пришла накануне и потребовала денег на лечение. Отец крякнул в усы,

отвесил подзатыльник сыну и отправился в сберкассу, снимать требуемую сумму.

  Бонус. Бронислав и Людмила. Часть 3

   За время каникул всё встало на свои места. Злости на Ирину не было, а обида прошла быстро, словно случившееся – незначительный факт. Пришло и понимание,

что ничего больше Бронислава с Ирой не связывает. Она не стала хуже в глазах

Бронислава из-за «слабости» с Богданом, нисколько, в общем, он был готов наплевать на всё и придерживаться старого плана, сделать предложение, жениться,

уехать в область по окончанию института, но Ира отдалялась от него за время каникул, как отцепленный вагон в тупике от основного состава. Бронислава разбудил звонок в дверь, трель прошла сквозь мозг и позвоночник, осев неприятным холодком в солнечном сплетении, как предчувствие беды. На пороге стояла Ира. – Здравствуй, – она помялась в дверях, – ты не приходишь? – как уточнила, словно не была уверена в том, приходил ли Бронислав или нет. Прошло уже несколько недель, как начались занятия в училище, а Бронислав так и не навестил подругу... Судя по тому, что она не давала о себе знать, её это вполне устраивало. – Да, – замялся, – времени не было. – Как мама? – Спасибо, лучше,

выписали. – Я пройду? – он так и держал Иру на пороге, только после этих слов сообразил пропустить в квартиру и смотрел, как девушка снимает пальто, сапоги,

складывает варежки на обувницу. Одна на одну, ровно. Ирина прошла в комнату и села на предложенный стул, вздохнула и без обиняков сказала: – Я беременна.

Бронислав откинул чайную ложку, которую крутил в руках как нож, между пальцами. – От кого? – вопрос глупый, если пришла к нему – значит, от него, но что сказал, то сказал. И замолчал, разглядываю Ирину, как будто видел первый раз. – От тебя, от него по сроку не сходится. Это «по сроку не сходится» сказало многое,

Бронислав скрипнул зубами и посмотрел ещё раз на подругу. – И что ты хочешь от меня? – Я обо всём договорилась, – выпалила Ира. – Только деньги нужны, а у меня нет. – О чём ты договорилась? – он искренне не понимал. – Об аборте, – почти по слогам проговорила, как умственно отсталому. – Ир, ты обалдела? – не похожа на сумасшедшую... – Глупости, – сжала губы, – я не хочу сейчас ребёнка, понимаешь,

не хочу и не могу. Я в институт собираюсь, мне ребёнок не нужен. – Да, -

согласился Бронислав, – не нужен... А если детей потом не будет? Подумай, Ир,

найдёшь нормально мужчину, а детей ему родить не сможешь, – себя, как потенциального мужчину Ирины, он не рассматривал. – А с ребёнком, выходит,

найду нормального? – всплеснула руками. – Не хочу я никакого мужчину,

нормального или ненормального. Мне нужен институт, а больше я ничего не хочу. -

Остынь, – он надавил на плечи Иры, пользуясь ей, как подставкой, чтобы встать и совладать с онемевшими ногами. С одной стороны Ира была права, а с другой – нет.

Что-то было неверное в её суждениях, отталкивало. – А Богдан что говорит? -

уставился на девушку, она перекинула косу с груди за спину нервным движением. -

Ничего, он не знает, и какая разница... – Как это, какая разница, у вас не любовь разве? – С кем? – Ира засмеялась. – С этим шалапутным? Сдался он мне! У Люды с ним любовь, а я так... – взмахнула рукой. – Он подлый, – она посмотрела серьёзный,

– не хочу иметь с ним ничего общего. – До этого хотела, – кривая ухмылка перекосила лицо Бронислава.   – Ошиблась... – отвела глаза, – я ошиблась! Сейчас это неважно, мне просто нужны деньги на аборт, – она закрыла глаза, губы дрожали,

готовые сорваться в плаче. Бронислав выругался, как порой слышал от своего отца, и в завершении сказал. – Я найду, завтра, куда приносить? – В городскую больницу сразу можешь? К восьми утра, я там буду ждать. – Хорошо. Спал Бронислав из рук вон плохо, ворочался с боку на бок, ему бы радоваться, а он нервничал, ощущал вину за что-то, хотел остановить Иру, хотя смысла в этом не было никакого. К

ребёнку ни он, ни сама будущая мать готовы не были. Вспомнились слова, которые когда-то сам же говорил Богдану: «Всё равно залетит». Зелетела... К шести часам утра уже околачивался у дверей городской больницы, провожая глазами редких прохожих, хмурых, полусонных. – Ир, давай, передумаешь? – всё-таки решился задать вопрос. – Поженимся... – Не выдумывай, – она опустила глаза, прятала. – Я

виновата, мне и отвечать, а ты прости меня. – Глупости, – он передал деньги,

вложив в горячую ладонь, и отвернулся. Вот так и заканчиваются сказки о любви -

у стен больницы, с деньгами на аборт. – Я подожду здесь, – он вздохнул и подпёр стену спиной, – после обеда выйдешь? – Да, – прошептала, – если всё нормально будет... – глаза Иры распахнулись, она вздрогнула и побледнела, глядя за спину

Бронислава. Он быстро обернулся, понадобилось пара секунд, чтобы понять, кто стоит за его спиной и в упор, сцепив руки в замок, смотрит на Ирину. Отец Ирины был немолод, старше лет на десять отца Бронислава, его лицо мелькало в сводках и газетах, пару раз показывали по телевизору – всегда сосредоточенный, как на плакате, он олицетворял веру в победу коммунизма. – Развернулась и в машину,

быстро, – гаркнул он на весь пустынный холл, казалось, эхо отпрыгнуло от стен и ударило прямо в голову Бронислава. – А ты, – ткнул в парня кривоватым указательным пальцем, – за всё мне ответишь. – Папа! – Ира возмущённо смотрела на отца. – Я взрослая! – Взрослая? Шалава ты, а не взрослая! Дрянь, ишь, что удумала, – он шипел, выплёвывая слова. – Ославить меня хочешь на весь город, а потом и область? Нагуляла, замуж пойдёшь, как миленькая. – Я не хочу замуж! -

сложила руки замком, стало ясно, что она дочь своего отца. – Тебя никто не спрашивает. Когда койки мужиков отирала – хотела, и сейчас захочешь, – дёрнул на себя и поволок в служебную машину, где ждал безучастный ко всему водитель. -

Заткнись и иди спокойно, мне сцены не нужны, – губы у Иры побелели, было видно, что ей больно от захвата родителя. – Если дёрнешься, пожалеешь, а ты, – он обратился к Брониславу, – пшёл отсюда, щенок. У машины топтался Богдан,

Бронислав уставился на него, как баран на новые ворота. Богдан прыгал вокруг первого секретаря обкома, как щенок вокруг кормящей суки, протянул руку Ире,

она отбросила её и попыталась отскочить в сторону, отец завёл ей руки за спину и стал заталкивать в салон авто. – Иришечка, – лепетал Богдан, – вот зачем ты так, я люблю тебя, а ты «аборт-аборт», я же говорил, что папа твой расстроится. -

Заткнись, – раскатисто крикнул на суетящегося парня первый секретарь обкома. -

Паспорт с собой? Поехали. Ирина завизжала, будто её режут, вокруг собирались люди, глазели, отец краснел, как паровоз, дочь упиралась, издавая нечеловеческие крики, а Богдан суетился, как лакей перед господином. Сейчас не феодализм, в конце концов, думал Бронислав, нельзя заставить вступить человека в брак, вот так,

против воли. И заставить родить тоже невозможно. Женщине решать – рожать ей или нет. Замуж идти или нет... Видимо отцу, лебезящему Богдану и безучастному водителю не сообщили о том, какой век и строй в стране. – Хватит, – Бронислав вскипел, он схватил Ирину и повернулся прямо к первому секретарю. – Вы не можете её заставить. – Могу, – взревел отец, – могу и стану! Нагуляла, шалава, хорошо хоть, нашлась честная девчонка, сообщила, да добрый человек готов грех прикрыть, – указал глазами на Богдана, кивком показывая, что не останется в долгу перед «добрым человеком». – Вообще-то – это мой ребёнок, – спокойно, даже излишне спокойно проговорил Бронислав. – И если уж жениться, то мне. – Не твой,

– подскочил Богдан, – не твой, её половина общаги соседнего технаря таскала, никто не знает, чей он, а я буду любить, как родного. – Кто последний, тот и папа, слышал такое? Так что, заткнись, был твой – стал мой. Куда ехать? – уставился на первого секретаря обкома. – Папаша. – В ЗАГС, – толкнул ещё раз дочь к машине, она держалась мёртвой хваткой за Бронислава. – Отлично, поехали, – Бронислав потянул

Ирину в салон, усаживая на заднее сидение. – Я не хочу замуж и ребёнка не хочу, -

выплакивала Ира своё отчаяние Брониславу, как будто он был рад сложившимся обстоятельствам или виновен в них. Хотя... был, конечно, в россказни, что Ирину «половина общаги таскали», он не верил, глупости это. А Богдан... Богдан умел запудрить мозги девчонкам, не сложись всё так, Бронислав и зла бы не держал на бывшего приятеля. Расстались и расстались с Ириной, а теперь, выходит, он женится. День бракосочетания назначили через две недели, в обход очереди. Прямо в кабинет заведующей ЗАГСа ворвалась взволнованная мать Ирины и потребовала «дать время на подготовку». Всё это походило на юмористический фельетон про чужую, заграничную жизнь, из историй капиталистов, но было правдой.

Неприглядной и гадкой. И как бы ни хотел Бронислав сойти с этого поезда, куда он запрыгнул, казалось, по ошибке, видя ревущую Иру, он не мог этого сделать. Ведь это его ребёнок и его девушка, и он всё равно собирался жениться на ней -

уговаривал себя, и уговорил.   Ирину увезли сразу после подачи заявления домой,

«всё устроить» взялась мать Ирины – Галина, деятельная женщина с командным голосом. Она заезжала каждый день к будущим родственникам, каким-то образом нашла общий язык с родителями Бронислава, особенно с Антониной, а накануне свадьбы «достала» путёвку в санаторий, со словами: «К рождению внука чтобы как новая была, Тонечка». На свадьбе Ирина плакала, что прошли все сроки, и ей теперь точно придётся рожать, она оплакивала свою мечту поступить в институт,

уткнувшись в плечо молодого мужа, отрываясь только для поцелуя во время пьяного «горько». Народу было много, начальство, руководство, к концу дня у молодой семьи оказался коттедж на два хозяина, четырёхкомнатный, в новом районе на окраине города, а разбушевавшийся краснолицый тесть царским жестом бросил на стол молодым ключи от машины. Где-то в углу на всё происходящее смотрел Богдан, лицо его было перекошено от злости, обиды на судьбу и друга. Ему казалось, он всё рассчитал, придумал, Ира не смогла бы противостоять напору отца,

на месте жениха был бы он... Бронислав несколько раз сталкивался взглядом с

Богданом и испытывал желание оправдать присказку про свадьбу и драку, хотелось очередной раз разбить лицо этой мрази, но Ира шептала в ухо, чтобы оставил его,

уже ничего не изменишь, и тут же начинала реветь, как на похоронах.

Покачивающейся походкой, Бронислав вышел на крыльцо ресторана и отошёл в сторону, за угол, закурил, смотря в чёрное небо. Вот он и женатый человек. Рядом виднелась маленькая женская фигурка, в пальто не по погоде, она подпирала стену и прятала лицо в ладонях. Люда. Он видел её с Богданом. Несколько раз останавливал взгляд, разглядывая красивое лицо и румянец от рюмки алкоголя. Она мало ела, почти не пила, жалась к Богдану, тот демонстративно отставлял стул, а потом и вовсе, во всеобщей сутолоке после официального протокола, пересел.

Бронислав уже знал, кто была та «честная девчонка», что сообщила родителям Иры о положении дочери. Пытался подавить свою злость, но тщетно. Он злился на то,

что она доложила, злился на то, что она с Богданом, на то, что спит с ним. На то,

что он целует её губы, обнимает, раздевает, слышит её стоны. На то, что вообще кто-то посмел прикоснуться к ней. Такой маленькой, глупой, упрямой. На то, что она позволила, а теперь ревёт тут, на морозе, за углом ресторана. – По ком слёзы льёшь? – он остановился напротив, поймав её в ловушку между водопроводной трубой, своим телом и рукой. Она молчала, смотря своими льдистыми глазами,

полными слёз. – Всё спросить тебя хотел, ты зачем её родителям побежала докладывать, для истории интересно. Она вжалась в стену, вздрагивая и открывая рот в немом крике, словно он сейчас ударит. Бронислав отошёл на пол-шага, но путь к отходу не открыл, она не смогла бы выйти, не отодвинув его руки, а ей бы это не удалось. – Я Богдана понимаю, правда, понимаю, но тебе-то это зачем?

Женился бы он на Ирке, ты бы с чем осталась? Люда вздрогнула, глаза снова наполнились слезами, которые покатились по щекам. – Зло должно быть наказано, -

проговорила тихо и не отвела взгляда от удивлённых глаз Бронислава. – Зло? Ты о чём это? – Ты бросил Ирину, я знаю, узнал, что она беременная, и заставлял сделать аборт, она не хотела, просила тебя, а ты... ты... – Блядь, – вырвалось у Бронислава, -

это твоя версия или Иры? Или, может, дружка твоего? – Это правда! Ира сказала мне, что беременна, и что вы поругались, сказала, что будет делать аборт, даже со старшей медицинской сестрой договорилась, я ей говорила, что так нельзя, что ты должен нести ответственность. Должен быть наказан! Она не слушала, только смеялась и иногда плакала. У тебя другая девушка, ты и не собирался никогда жениться на Ире, ты просто так с ней был, потому что другую бережёшь и на ней женишься, а Иру ты использовал, а так нельзя! – И кто же тебе рассказал про другую? Хотя и так понятно, кто! – Богдан мне сказал, он узнал, когда Ира на аборт собралась, и рассказал всё, сказал, что надо остановить, что она всю жизнь жалеть будет, что на ней никто не жениться, на такой. – Какой «такой»? – Такой!

Порченной. – А на тебе «такой» кто женится? – вспылил Бронислав. – Ты вообще ничего не соображаешь, что ли? Он сам на Ирке хотел жениться, коттедж, машину,

свадьбу в ресторане хотел. О себе ты не думала? – Зло должно быть наказано! -

Наказала? Добро победило, настала вселенская справедливость, а ревёшь ты от счастья, выходит, – он нависал сверху и еле сдерживал злость, которая клокотала в нём, разрывала его на части, душила. Почему он не может просто ударить её, со всей силы, до крови, ударить так, чтобы из хорошенькой головки вышибло все мысли. Чтобы отыграть всё назад, всё, чтобы не знакомиться с Ириной, никогда в жизни, не сидеть на собственной свадьбе, как истукан на жертвенном алтаре,

смотря на пьяные рожи гостей, улыбаться им, вытирать слёзы невесте. Никогда не видеть, не встречать, не вспоминать, не представлять, как это – целовать девушку,

смотря на которую, хочется одновременно раздеть её, наслаждаясь собственным бесстыдством, и укрыть одеялом, оградив от всего мира. Целовать её светлые волосы и заплаканные глаза, целовать прокусанные губы, целовать шею, не укутанную шарфом... И он поцеловал. Полшага навстречу. Сграбастал в объятья,

приподнял вдоль своего тела, игнорируя удары по спине и плечам, и целовал.

Долго, настолько долго, что закончилось дыхание, а останавливаться страшно,

невозможно, лучше умереть от нехватки кислорода, чем от нехватки её губ. Дёрнул за светлые волосы, быстро вдыхая и выдыхая, давая ей перевести дух, и снова вышибающий почву из-под ног поцелуй, ледяные пальцы на коже головы, пальцы,

дёргающие волосы, пальцы на шее, царапающие.   Чёрный вход ресторана оказался открытым, какая-то подсобка с тусклой лампочкой Ильича, стол, сетка с капустой в ногах, тёплые колготки, валяющиеся где-то, судорожно расстёгнутый ремень... и громкий шёпот, отчаянный. О том, какая же она глупая, что надо было просто подождать, они бы разобрались сами, между собой, и Бронислав смог бы быть с

Людой, смог, обязательно. Что любит её, так любит, что дышать тошно, видеть невозможно, думать страшно, представлять невыносимо. Теперь поздно, теперь он женат, теперь у него будет ребёнок, ещё и ребёнок... Вколачивал «люблю» каждым толчком, каждым вздохом, каждым всхлипом, вколачивал своё отчаяние, свою любовь, безнадёжность...

  Бонус. Бронислав и Людмила. Часть 4

   И нельзя сказать, что семейная жизнь Бронислава не складывалась. Они переехали в коттедж, выделенный молодой семье, жили в одной комнате, не было средств обставить остальные. Тесть порывался помочь финансово, привозил толстые конверты и орал на всю улицу, что  свою кровинку не за нищеброда выдавал. Ирина не выходила даже поздороваться с родителем, а в третий приезд

Бронислав с грохотом закрыл перед обкомовским носом дверь. Взять бы деньги, да и жить, но не мог. Когда молодой муж перевёлся на вечернее отделение,

устроившись на работу, стало легче, появилась какая-то мебель, купили новенькую коляску для будущего ребёнка. Они были, словно два ребёнка, решивших поиграть в понарошечную семью, вот только никто не крикнет в окно, прекращая игру,

загоняя заигравшихся детей домой. А Ирина не прекращала плакать, после свадьбы она ещё раз сходила к врачу, ребёнка она так же не хотела, да и Бронислав никак не мог проникнуться ролью будущего отца, но сроки прошли, на искусственные роды не решились. Так и жили, не родные люди и не чужие. Как троюродные брат с сестрой, встречаясь на нейтральной территории – кровати. Там Ирина не отказывала, а Бронислав не спешил отказываться. Никто не произносил вслух, но растущий и, в конце концов, ставший огромным живот Ирины не приносил никому радости. Кроме, пожалуй, родителей Бронислава, особенно матери, которая на последних сроках невестки взяла все хлопоты по хозяйству на себя, давая возможность спокойно окончить училище, без лишних нервов, и иногда на служебном автомобиле приезжала мать Ирины. Галина, именно так она просила себя называть, положила купюры на маленькую тумбочку у дивана и на возражения

Бронислава отрезала, что он может хоть траву на огороде жевать, а её дочь и будущий внук или внучка будут хорошо питаться и носить удобные вещи. Зыркнула так, что слов возражений не нашлось, Ирина тоже не спешила возражать. Как понял

Бронислав, родители Ирины были не слишком близки, скорее их держал вместе статус мужа. Одному необходимо быть семейным, иметь «крепкий тыл», а тыл в свою очередь не спешил отказываться от льгот жены секретаря обкома.   – Сыночек,

– мама присела на краешек стула и по привычке теребила уголок неизменной шали.

– Что же Ирочка извелась вся? Не ладится у вас? Ты бы был поласковей с ней... всё же жена твоя, не чурбан у печки. – Нормально всё, – Бронислав вздохнул. – Не очень у вас красиво получилось, но если есть любовь, всё сладится, сыночек, в семье всегда трудно, ты уж постарайся... Бронислав сглотнул. Если есть любовь. А если нет её, любви? Ни с той стороны, ни с этой. Есть по отдельности, у каждого своя. У

Бронислава – Людочка, о которой он думал почти всё время, обещая себе не вспоминать, не представлять, выкинуть всё из головы и посвятить себя полностью семье, и каждый день нарушая своё же обещание. У Ирины – Богдан. Смешно и противно, но что есть, то есть. Однажды Бронислав не выдержал, спросил, зачем она цеплялась за него, почему отказалась идти за Богдана, если любит его, он и ребёнка был готов принять за обкомовский паёк. На что Ира коротко ответила: – Он подлый, с подлым счастья не будет. – А со мной будет? – С тобой... – она посмотрела внимательно на Бронислава, – с тобой, может, и будет, – и снова залилась слезами.

Антонина помолчала ещё немного, неудобно вмешиваться в личную жизнь взрослого и уже женатого сына, но смотреть на неживые лица обоих не было никаких сил. Ребёнок родится, ещё сложнее станет, всё, что сейчас копится – начнёт вырываться скандалами, да обидами, а малышу расти в такой обстановке – нервы с малых лет портить, – думала Антонина. – Сыночек, может, я чем помочь могу,

может, отец? Может деньгами, так мы дадим, у нас отложено, ты знаешь. – Мам,

какие деньги, не вздумай! Я справляюсь, тёща вон помогает, продукты привозят, я таких и не видел никогда раньше, а тебе климат менять надо, даже врачи говорят. -

Но... сыночек, не дело это – ребёнку рождаться в такой семье... Вы же сычами друг на дружку смотрите. Богдан почесал затылок, неужели со стороны так смотрятся?

Или это только мать видит? Говорят, материнское сердце не обманешь. – Ира в мед хотела поступать, а теперь накрылся её институт, вот и плачет она. – Почему накрылся? – Так он же в области, про Москву уже и разговора нет, к тому же очный,

а куда теперь... с этим... – Бронислав поперхнулся. Надо же было «залететь». Не было бы этого пуза – всё бы было по-другому, а теперь и ему не развестись, не бросить их, и Ирке жизнь перековеркана. – Да разве я не человек? – всплеснула руками Антонина. – Разве не посижу с ребёнком? Пусть девочка учится, если это мечта её. – Как ты посидишь, а кормление? – Кухни есть молочные, вывернемся,