Текст книги "Уютная, родная, сводная (СИ)"

Автор книги: Наталия Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

Кстати, дача ложных показаний – статья, и это тоже вспомнится девушке и её матери, не сомневайся в этом. Так что, лучше уезжай, сегодня, сейчас. – А Катюша?

– Что Катя... пару раз вызовет прокурор её маму, пару раз поговорят следователи, и всё, дело закроется, а потом исчезнет. – И слухи исчезнут? – съёрничал Марк. – Я

всю ночь тут провёл, три следока и менты ваши в курсе. – Хулиганство, -

усмехнулся Николай Сергеевич. – Напился в сопли, разбушевался, отец отправил в целях воспитания. Сыночки малолетние, привыкшие сидеть на всём готовом, на шее родителей... знаешь, такие говнюки, вам для профилактики полезно провести ночь-другую с отбросами. – Всё, хватит разговаривать, поезд через сорок минут, -

резюмировал Бронислав и завёл машину. За дорогу он не произнёс ни слова, в поезде прятал глаза, повторил ещё раз, куда и как ехать, к кому обратиться, записал все нужные Марку контакты и вышел на перрон, закурив. Через несколько суток

Марк вышел на перрон чужого города и окунулся в новую жизнь. Ночами он сходил с ума, выл, он набирал раз за разом номер домашнего телефона отца, но трубку всегда брал отец и никогда Катерина. Отец каждый раз повторял, как мантру, чтобы

Марк сидел на жопе ровно и не смел возвращаться в этот город ещё года три, что скандал ещё не замяли. «Забудь», – зомбировал сына. У Марка не получалось забыть Катерину, он писал ей письма... на свой бывший домашний адрес, не знал другого,  письма оставались без ответа, он рылся в памяти, пытаясь вспомнить, где жила Катетюшка до того, как оказалась в жизни Марка, и не мог. Почему-то панически боялся потерять тоненький браслет с половинкой подвески. Учился с горем пополам, почти вылетел после сессии, но собрался мыслями и пересдал всё,

решив, в конце концов, что жизнь продолжается, через пару лет он приедет в родной город и вернёт Катерину, поговорит с ней, расставит точки над «И», а заодно посмотрит в глаза Лопоушке с единственным вопросом – стало ей легче? И

какое зло она требовала наказать в лице Марка? Зло – любовь к Катерине,

к чернющим глазам, кончику носа, убегающим пяткам и виляющей попке? Или то,

что её дочь внезапно повзрослела, и Марк первым это увидел, предложив взамен хлопковых страшных трусов – кружевные? К лету он выбрал себе квартиру, не задумываясь, почти первую попавшуюся, она располагалась на той же ветке метро,

что и институт. Отец перевёл деньги, сделка была оформлена. На вопрос о

Лопоушке и Катерине, отец ответил коротко, что он развёлся и больше ничего о них не слышал, и ещё раз напомнил, чтобы Марк даже не думал приближаться к

Катюшке ближе пары километров. На каникулах, когда Марк устроился работать для опыта, а не от нужды, средства от сдачи дедовских квартир исправно переводились на его счёт, он познакомился с Айгуль. Она была невысокой брюнеткой и карими глазами, полукровка с наполовину восточной кровью. Первым с ней переспал тот самый Славка Лауда, устроившийся в ту же контору, а потом ещё какой-то приятель из их тёплой компашки. Как оказалась в его постели Айгуль,

Марк вспомнить не мог,  он проснулся и увидел рядом взлохмаченный затылок чёрных волос, потянулся к девушке рядом, приподнял её попу и поимел ещё полусонную. Чёрт её знает, почему она осталась тогда на все выходные и оказалась под Марком на следующие. Их сблизила молодость, беззаботность,

непринуждённость и отсутствие обязательств. Они даже несколько раз экспериментировали, пригласив того же Славку или подружку Айгуль, рыжую

Нинэль или просто Нину Горшкову, секретаршу из соседнего отдела. Однажды

Айгуль осталась на неделю у Марка, пока у неё не закончилась одежда, потом на месяц. Когда возникла перспектива уехать в Штаты по заманчивому предложению работы, у Марка не возникло вопросов – с кем сходить в ЗАГС для формальной галочки в графе «семейное положение». Айгуль восприняла с энтузиазмом решение перебраться на родину демократии, а вот идею вернуться обратно не поддержала. К

тому времени Марк почти не видел дома свою жену, как и она его. Однажды он проснулся утром, а по благоустроенной квартире бродит женщина, с задницей необъятных размеров, как все пятьдесят штатов Америки, и с коротким каре – это оказалась Айгуль. Марк тут же предложил развод, она восприняла, как само собой разумеющееся, они быстро уладили формальности и даже остались если не друзьями, то хорошими приятелями. В последний день пребывания в Штатах они тряхнули стариной, трахаясь всю ночь и напиваясь, вспоминая былые денёчки,

рыжую Нинэль и Славку, который вечно кончал раньше, чем Айгуль начинала.

Очутившись на родине, Марк купился на придуманный каким-то дебилом слоган

«Новый год – семейный праздник».

  Глава 12. Часть 1. Настоящее

   Марку показалось, что машина тронулась с места даже раньше, чем провернулся стартёр, он вдавил педаль и с трудом заставлял себя притормаживать на поворотах и останавливаться на светофорах. Позвонив отцу,  выяснил, что тот в центральном офисе, узнал адрес. После этого телефон жалобно мяукнул пару раз, говоря о минимальной зарядке, но вместо того, чтобы включить энергосберегающий режим или поставить на подзарядку, Марк нервным движением закинул белый прямоугольник на заднее сидение, где тот продолжал жалобно попискивать, пока не отключился вовсе, оповещая об этом переливистым звуком. Центральный офис находился в пристройке к тому самому магазину, куда Марк заезжал с Катериной по пути в дом её детства. Он объехал универмаг, увешенный баннерами, свернул на однополосную дорожку, ведущую к служебной парковке – шлагбаум перед красным вольво поднялся, как по волшебству, – и припарковался на свободное место.

Охранник долго крутил в руках паспорт Марка, недоверчиво, даже с каким-то неодобрением разглядывая, а потом, как смилостивился, нажал на заветную кнопку,

открывая дорогу... в ад?

 Если сейчас Марк узнает, что Катерина его родная сестра по отцу, что делать с этими знаниями? По дороге он перебирал в уме все даты имеющие отношение к нему или Катерине, вспоминал, что рассказывал отец, Лопоушка, все родные, хоть что-то, какую-то зацепку, чтобы получить ответ, и не находил. Он даже не помнил день рождения Катерины, как оказалось. Весной, это он запомнил точно, но учитывая климат, эта весна могла приходиться и на начало июня. И что могла дать эта информация?.. Стоило бы успокоиться, в конце концов, Бронислав Исаев был брюнетом, а не чернокожим, и не единственным в их городе и области. Лопоушка могла родить Катерину от любого другого, даже от мужа, может, у того дед был цыганом. Или у Лопоушки. Или Катерина могла оказаться приёмной. Или... сам

Марк оказаться не родным сыном своего отца. Да, пожалуй, он был согласен и на такой исход, чем выяснить, что спал с собственной сестрой. Границы дозволенного у Марка были весьма размыты, он многое видел, пробовал, экспериментировал и считал, что всё, что делается по добровольному согласию между двумя, тремя и более людьми – всё имеет право на существование. Никто никому не указ, нет никаких правил, кроме тех, что установили люди внутри своих отношений. Чёрт возьми, однажды, изрядно напившись, он чуть не переспал с парнем. В итоге ничего не получилось, и Марк какое-то время был уверен, что бросил пить и навсегда стал импотентом. Впрочем, эрекция вернулась утром, вместе с чувством юмора, когда он ржал над собой и ситуацией, а в ближайший выходной день благополучно накидался, но держался подальше от одиноких парней, просто на всякий случай. Но некоторые темы оставались табуированными, и Марк не был намерен менять хоть что-нибудь в этом плане. Дети, близкие родственники,

насилие... Голова начинала раскалываться, эмоции поднимались к горлу и ухали в живот, вызывая резь где-то справа. Наконец он добрался до конца бесконечного коридора и зашёл в кабинет отца. Без стука. Всё было скромно, лаконично,

металлические стеллажи для документации, длинный стол для совещаний, с рядами стульев, стол владельца кабинета. Только монитор одной из последних моделей и, Марк не сомневался в этом, компьютер был хорошо прокачен. Отец быстро глянул на Марка и встал, чтобы встретить его рукопожатием, вместо этого получил фотографии в свою руку, ещё тёплые от того, что Марк практически весь путь не выпускал их из рук, будто надеялся, что они растают, как снежок на ладони.

– Что это? – отец покрутил фотографии, пока не замер, не мигая, смотря на одну из них. – Откуда они у тебя? – Катерина моя сестра? – на прелюдию и долгие объяснения не хватило терпения. Какие танцы с бубном? Какие предисловия!?

Пусть ответит на простой вопрос таким же простым «да» или «нет». – Откуда у тебя эти фотографии? – ещё раз проговорил Бронислав, сжав челюсть, казалось, желваки лопнут от натуги. – А ты как думаешь? – Марк уселся на ближайший стул,

Бронислав последовал его примеру, тяжело вздохнув. – Ты виделся с Людой? – На кой чёрт мне твоя Люда? – не выдержал Марк. – Что я ей скажу? Спасибо, что не посадила меня тогда? – Я говорил тебе: «забудь», зачем ты снова полез туда? – оба прекрасно поняли, о ком говорил отец, он прямо смотрел на сына, тот не уступал ему и не отводил глаза. – Какое это теперь имеет значение, – Марк ощущал себя гранатой без предохранительной чеки, которая вот-вот взорвётся. – Считай, что у меня хорошая память. – Марик, зачем? – отец выглядел усталым, по-настоящему уставшим. Не барчиком, вокруг которого прыгает очередная бабёнка с пухлыми губами, не владельцем огромной сети магазинов, поднявшимся с единственного ларька на автобусной остановке, не рачительным хозяином или хорошим другом, а просто уставшим человеком, которого изрядно всё достало, но он будет тянуть свою лямку до самого конца. Потому что так он устроен. – Я не знаю, – честно ответил Марк. – Мы случайно встретились и... чёрт, – он устало потёр виски, – я не знаю, она такая, – Марк зажмурился. – Просто скажи мне, она моя сестра?

Бронислав молчал. Тяжело молчал. Глухо и гулко одновременно. Так не бывает, но эта тишина была гулкая и глухая, словно в уши, рот и даже нос напихали ваты. Ни вдохнуть. Ни выдохнуть. Ни услышать. Не произнести ни звука. Сердце всё это время  стучало в висках, в районе солнечного сплетения, в коленях. – Я не знаю, -

Марк услышал ответ. Услышал и не понял, что значит «не знаю»? Это не то, что может не знать мужчина. Тем более, если жил с матерью ребёнка, как можно не знать?.. – Что значит «не знаю»? – Марк проморгался от неожиданности. – Я не...

не сходится по срокам, и Людочка всегда говорила, что нет... Но ты видел

Катюшку... и... я просто всегда считал её своей, вот и всё. – Есть же генетическая экспертиза. – Мне не нужно было, я просто считал и считаю Катюшку своей дочерью, – отец отвёл глаза, потом схватил какую-то папку на столе и стал с деланным интересом перебирать документы. «Считал своей». «По срокам не сходится». Выходит, что вероятность такая всё же есть... не на год же не сходится,

иначе бы отец не сомневался. Углы кабинета кружились, как на аттракционе,

сливались в один цилиндр, в центре которого находился Марк, его тошнило, он ощущал странную слабость в руках, ногах, пока она не поднялась к грудной клетке и не лопнула где-то там, в недрах лёгких, разнося по телу боль. И он ясно вспомнил эту боль. Он знал её. Был уверен, что забыл, но человеческая память – сука – в самый неподходящий момент выныривает со своими «подарками», и не отмахнёшься, как от назойливой мухи. Марик ощущал такую же боль, будучи ребёнком, ночью, лёжа в тишине своей комнаты, когда понимание того, что мама умерла, пришло к нему. Боль от той безнадёжности была сравнима с сегодняшней болью. Он научился с ней справляться тогда, самостоятельно, скорей интуитивно, как зверёк, попавший ловушку. Без сомнений, он сделает это и сейчас... Вся эта история походила на протухший кусок мяса, и лучше ему провалиться, чем оставить всё как есть. Его не устраивает считать Катерину своей сестрой, он, чёрт возьми, спал с ней, занимался любовью, он трахал её столькими способами и в таких позициях, что рискует не попасть даже в ад за инцест, черти изгонят его за греховное поведение, и будут правы. И не только его, но и Катюшку тоже. Хотя,

уверен, она извернётся, чтобы напоследок пнуть рогатого под хвост. – Почему ты не сказал, что Катерина моя сестра? Окей, ты решил принять ситуацию такой, какая она есть, я понимаю, но мне-то ты мог сказать?! – Я сказал, – Бронислав посмотрел на Марка, – сказал в первый день, когда она с матерью появилась в нашем доме.

Марк моргнул несколько раз, действительно же сказал. Он сказал: «Теперь она твоя сестра, не обижай Катюшку». Конечно, именно эти слова должны были сразу прояснить ситуацию! – Да что ты говоришь! – Марк подскочил на месте. – «Теперь она твоя сестра»? Это ты сказал? Если мне не изменяет память, до этого у меня уже была пара сестрёнок, братик, хомяк. Хомяк, кстати, продержался дольше! Ты должен был сказать яснее! – Не мог я... – и он снова занялся изучением документов в той же папке. Вот только держал он её перевёрнутой. – Что? – Марк помолчал,

подождал, обошёл стол, снова сел, ещё раз встал, пока не заорал на отца. – Что значит «не мог»? Ты в своём уме? Ты... Не мог он, а я, значит, могу теперь расхлёбывать это дерьмо?! И мог тогда?! – Тебя никто не заставлял лезть на неё.

Она была ребёнком, чёрт побери, мне в голову не могло прийти, мать твою! – теперь по кабинету нарезал круги Бронислав, по пути скидывая папки со стола и стеллажей, наступая на них, как на первый снег, некоторые издавали жалобный хруст под модельными ботинками из натуральной кожи. – Почему ты не сказал мне?

– ещё раз повторил свой вопрос Марк. Сухо. Чертовски хотелось съездить прямо по лицу человеку, который ходит по своему кабинету и топчет документацию, а завтра кто-то будет её восстанавливать. Марк сжал кулаки. Драться с отцом? Нет! – Самто, как думаешь? – наконец ответил Бронислав. – Твоя мать... у вас с Катей разница около четырёх лет. – Что? – пока Марк ментально подбирал свою челюсть и выпавшие глаза, он искал слова или воздух, или и то, и другое. – Ты не сказал,

потому что Катерина... – искал слово, вернее, знал, но к Катюшке оно не имело никакого отношения, – внебрачный ребёнок? – наконец нашёл, как сказать, чтобы самого не вывернуло от формулировки. Кто угодно мог быть незаконным,

нагулянным, ублюдком, но не Катерина. Да это бред какой-то! – Из-за того, что

Катеринино существование подтверждает, что ты изменял своей жене? – Твоей матери. – Да, моей матери. Блядь, мне было почти семнадцать, у меня отсосала одна из твоих очередных жён, я не был восторженным романтичным подростком, я бы пережил! Это в любом случае лучше, чем всё, что случилось потом! – У тебя никогда не было нормальной семьи, я думал, пусть хоть память... – Я не помню. -

Марк помолчал. – Я ничего не помню из того времени, я не помню маму, не помню,

как мы жили. Из-за твоего дерьмового молчания я переспал, возможно, со своей сестрой тогда, и сделал это снова сейчас. Я. Спал. С. Сестрой. С сестрой, твою мать! Ты понимаешь это? – На хрена ты снова полез к ней?! – отец повысил голос и снова таращился во все глаза, обвиняя его. – Да иди ты, мне тридцать лет! И тогда было не пятнадцать! Я хочу знать ответ на простой вопрос, сестра мне Катерина или нет. Я должен разобраться в этом, и ей хотелось бы знать ответ на этот вопрос. -

Она знает? – Пока нет, но уверен, тот факт, что я улизнул из её постели почти в одних трусах, вызовет у неё вопросы, и я хочу найти на них ответы до того, как она найдёт меня и оторвёт мне яйца. – Ну, и где я найду эти ответы, – Бронислав моргнул. – Не говори про ДНК, не вариант, хотя... – Спроси у Людмилы. – Потвоему, я не спрашивал?!  – Нормально спроси! Давай, я спрошу, да что за детский сад, в самом деле! Есть у тебя её телефон? – Нет, уже нет... сейчас у бюджетников каникулы, она должна быть дома. – Катерина сказала, она в больнице сейчас, дома её точно нет. – Ясно, – отец застыл на какое-то время, смотря в одну точку, комкая лист бумаги, пока от того не остались жалкие мятые клочки, – нам надо домой.

  Глава 12. Часть 2. Настоящее

   Марк решил не уточнять – зачем, надо, значит надо. Они молча сели в машину

Марка, он даже не понял, почему именно в его, и двинулись в сторону дома. В

голове было тесно от вопросов, они стали сыпаться, как из рога изобилия, фонтан красноречивых и не очень вопросов Марка было не заткнуть. В тесном пространстве машины отцу не оставалось ничего другого, как отвечать на вопросы сына, и, судя по ответам, он не юлил и не изворачивался. Может быть, устал за столько лет держать всё в себе, или видел что-то в лице Марка, не дающее соскочить с темы, а может, просто хотел быть откровенным с сыном. – Слушай,

положим, ты считаешь её дочерью, тогда почему она в таком дерьме сейчас? -

Каком? Она работает, замужем... хотя, если ты... что-то произошло? – Ничего нового для этих широт, развелась, муж пил и бил её, ипотека, которую она со своей зарплаты молодого специалиста не тянет, спит с мужиком из-за бабок, ты его знаешь, кстати, Владлен. – Что? – глаза Бронислава стали огромными, от лица отлила кровь, резкие морщины прорезали лицо, как никогда стала заметна седина. -

Какая часть тебя особо порадовала? – зло усмехнулся Марк. – Владлен... – это отец пробурчал себе под нос, словно пробуя правду, на вкус она была, как протухшая квашеная капуста, и смердела. – Девонька, – напомнил Марк и нажал на педаль,

выдавливая из машины почти максимум мощности, а из своего кошелька – деньги на штрафы от вновь родного ГИБДД. Как же он ненавидел Владюшку-переростка,

его поганый рот, тот факт, что этот рот прикасался к Катерине, ещё больше то, что рот Катерины прикасался к нему, что сам Марк говорил сейчас об этом с отцом. Но с какого перепуга он должен молчать? Жизнь Катерины была не сахар практически всё её существование, а человек, считавший себя её отцом, тратил деньги на проституток, которых зачем-то, явно развлекаясь, тащил в дом и называл жёнами. И

этот недомерок Владюша – только первая часть марлезонского балета. Есть ещё вторая – Витя-моль, который распускает не только руки, но и сплетни. Есть безумная карга-свекровь, есть тридцать метров квартирки, за которые платить ещё семнадцать лет, и ещё неизвестно, как потом делить это недвижимое имущество,

приобретённое в законном браке. – Я убью его, – услышал произнесённое сквозь зубы, – тварюга похотливый. Марк ничего не ответил, он сам бы придушил

Владлена, если бы был хоть один шанс, что это решит что-нибудь. Катеринин выбор... Тухловатый, но её. Никто не смеет судить её. И Марк не хотел. Не мог. Кто без греха? Точно не он... Хорошо, что в любом случае, всё в прошлом. Сестра она или нет – Владюша идёт в жопу. Больше у Катюшки не будет причин спать с ним,

никогда. Не теперь. Даже если у отца  совести меньше, чем волос на пятках, Марк позаботится о том, чтобы Катерина не нуждалась. Не так остро, минимум. Конечно,

ей это не понравится – Марк усмехнулся, представляя её реакцию, – но он определённо уничтожит парочку её проблем или попытается это сделать и не погибнуть от кастрации без анестезии. Почему-то была уверенность, что именно это и попытается сделать Катерина. Достаточно было вспомнить, как она недовольно зыркала на него, когда он выкладывал на кассовую ленту продукты и мелочёвку, ту, что возвращала на полки Катерина, косясь на ценники и вздыхая. -

Так всё же, как получилось, что твоя дочь, – Марка чуть не вывернуло на этом слове, он специально сделал акцент и выдержал паузу. Манипулятор года. Сын своего отца, – в такой фееричной жопе. Почему ты не помогал? – Да помогал я, -

одёрнул Бронислав, – помогал, насколько это возможно с этой... – желваки дёрнулись, кадык продвинулся и замер. – Помогал. Отец тяжело вздохнул, помолчал и продолжил под гробовое молчание сына. – Когда ты уехал, мы с Людой разошлись, сразу, практически на следующий день они собрали вещи и съехали.

Пока я заминал то, что ты... вы с Катей... я не мог думать ни о чём другом. Встречал их несколько раз в прокуратуре, в отделении милиции, Катенька была, как воробей,

взъерошенная, всегда бледная, глаза красные. Ей нелегко пришлось, догадываешься сам, не маленький. Подойти к ней я не мог... Марк не был маленьким, не сложно было представить то давление, под которое попала Катерина. Маленькая, упрямая,

дерзкая девушка просто не могла справиться со всем этим. Она не была взрослым человеком, даже тогда Марк это понимал абсолютно ясно. – Через время мне позвонил директор школы, Катеньку отчисляли за плохую успеваемость, прогулы,

поведение. – Катерину? – Марк уставился на отца. Катерина была настолько прилежным ребёнком, что её можно было принимать в пионеры в первых рядах.

Всегда аккуратненькая, чистенькая, вежливая. Малюсенькие попытки дебоша рядом не стояли с тем, что творят подростки в её возрасте. Даже с тем, какие коленца выкидывал сам Марик, который считался благополучным и спокойным ребёнком, пока рос. – Да, её, представь себе. Я приехал, директор, мой старый приятель, помнишь его, наверняка, – Марк помнил, седой, с какой-то доброй улыбкой и всегда в мятом пиджаке, – думал отмазать, как обычно, но решили подругому. Училище в другом городе, подальше от дурной компании, куда она попала.

Сам понимаешь, каковы были шансы, что Людмила отпустит дочь, ей представили всё так, что это единственное училище, которое готово взять девочку посредине года... в общем-то, так оно и было. Не знаю уж, что случилось потом, скорей всего,

совет Палыча – директора школы, – помог. Катенька окончила училище. Жила в общежитии, училась, всё тихо было, я следил. Потом афёру провернул через нужных людей, считай, засунули её в институт, по направлению, зная, что она не откажется от такой возможности. – В Пед, на математику, – Марк открыто усмехнулся отцу. – Отличный выбор. – Ну, уж прости, – отец засмеялся в ответ на «упрёк» сына. – Где конкурс был никакой, туда и приткнули, но закончила она уже сама, – это Бронислав сказал твёрдо. – Не красный диплом, средненько, но сама. Всё время подрабатывала где-то, даже одно лето у меня в магазине, на кассе, но чаще по своей части, тот же Палыч помогал пристроить, видимо, любит она детей... в мать. -

А деньгами? Прости, я всё равно не понимаю, отсыпать от щедрот религия не позволяла? – Типа того, – отец нервно вздохнул. – Когда она в училище поступила, я через время к ней поехал, продуктов набрал, знал зарплату её матери... вещи коекакие, неважно. Она обрадовалась. Сильно обрадовалась, всё обнимала меня и спрашивала, не злюсь ли я, в глаза заглядывала, плакала, про тебя спрашивала. Она ласковая девчушка, игривая, смешливая, палец покажи – полдня смеётся, и ласковая. Потом, недели через полторы, снова поехал, а она глаза прячет, попросила не приезжать больше, ничего не взяла, понятно всё, – Бронислав вздохнул. – Мать настропалила. Пакет оставил на вахте, через неделю приехал ещё раз, вахтёрша сказала, что не взяла Катенька продукты, раздали их, чтобы не испортились...

Больше не стал приезжать, ей нравилось там, девочки, говорила, хорошие, не хотел,

чтобы Людмила забрала её, с неё бы сталось. Потом Катенька выросла,

благополучней стала... – И ты решил не вмешиваться? – Да. Но уж прости, изрядный кусок наследства я всё же на Катю оформил. – Что? – Марк посмотрел на отца, как на безумца, потом заржал. – Ты меня по ветру решил пустить? – засмеялся ещё громче. – Ты мне собирался сообщать эту новость? – Не знаю, думал, письмо написать, покаянное, объяснить всё, – Бронислав посмотрел на дорогу, вздохнул. -

Ты бы понял. – Прикольно. Тупо, но прикольно.  – Не тупо, – отец отрезал. – Вот наследство-то эта упрямая ослица, – оба поняли, о ком речь, – точно оспорить не сможет и плюнуть мне в лицо тоже. – Только если на похоронах, – Марк продолжал смеяться над, казалось бы, совсем не смешной темой. – Вот в этом я как раз не сомневаюсь в любом случае, – Бронислав усмехнулся, не зло, как следовало бы в этой ситуации. Марк глянул внимательно на отца – с любовью усмехнулся... С

любовью! Невероятно! Исаев Бронислав Евгеньевич говорит о женщине, которую убить было бы за радость и как дань здравому смыслу, с любовью и, похоже,

перспектива её присутствия на его похоронах только радует его.

  Глава 12. Часть 3. Настоящее

   Марк прошёл за отцом в дом, там хлопала глазами Анжела, едва не приземлившись на пятую точку от неожиданности, когда двое прошли  в домашний кабинет отца, который, как весь дом, был обставлен с широтой и излишним шиком.

Не хватало только золочёных рам с портретами предков. – Котичек, котичек, что-то случилось? – Анжела семенила следом, раболепно заглядывая в глаза. Похоже,

ситуация не на шутку напугала толстушку, сырники на лице кривились от муки неизвестности, но она продолжала исправно махать воображаемым хвостом, как нагадивший щенок. – Отойди, – Бронислав отодвинул движением руки жену и шагнул в кабинет. – Котичек, – проскулила блондинка. – Сгинь! – это было жёстко.

Вздрогнул даже Марк, впрочем, быстро забыл о сочувствии, захлопнув дверь перед лицом Анжелы, и смотрел, как отец листает огромную записную книгу в кожаном переплёте. – Отлично, – он набрал номер, на том конце ответили почти сразу, вместо приветствия отец произнёс: – Где она? Нет, ты мне скажешь, где она и что с ней, -

почему-то Марк не сомневался, что кто бы там ни был, он скажет. Так и случилось.

Бронислав качал головой, говорил: «Записываю», и записывал. Подтверждал короткими отрывистыми: «Да. Да. Да», в конце пожелал удачи и положил трубку.

Вместо «до свидания». – Кто это? – спросил Марк уже в машине, когда сказал навигатору конечную точку назначения, и тот построил маршрут. – С кем разговаривал? – Хороший знакомый Люды. Они не слишком близки, но основное он знает, и он мне должен. – О, как! Кто тебе не должен, интересно? – себе под нос.

Ехали часа два, в тишине, играла какая-то музыка, Марк бы не вспомнил какая, не разговаривали. Казалось, запас откровенности исчерпан. Да и интересовал Марка только один вопрос. Сестра ему Катерина или нет. Его по-прежнему мутило от одной этой мысли, он почти смирился, почти нашёл себе оправдание, только душу и рот не покидало ощущение кучи фекалий. И до икоты пугала перспектива объяснения с Катериной. Что он скажет и как? Какими глазами будет смотреть,

какие слова подберёт... после того, как истратит весь свой нецензурный лексический запас в небо. Катя, Катерина, Катюшка... Спустя время, часы, недели или годы, Марк оставил машину на парковке у сероватых стен Областной больницы. Огромной, похожей на космический корабль и здание какого-нибудь

НИИ одновременно. У архитектора, может, было не всё хорошо с чувством стиля,

зато с чувством юмора было всё отлично. Или хорошая трава в запасе. Приёмные часы почти закончились, охрана была благодушна и пустила запоздавших посетителей.

 Дух больницы пронёсся резким запахом антисептиков и вчерашнего супа.

Отозвался треском ламп в бесконечно длинном коридоре и отскакивал от протёртого линолеума и дверей палаты. Никто не остановил, не спросил, не поинтересовался. – Подожди там, – отец кивнул головой в сторону небольшого островка рядом с постом медицинской сестры, где стоял диванчик с протёртым гобеленом и такой же старый телевизор, на котором красовался пульт. Несколько жухлых растений в больших напольных горшках дополняли унылую композицию.

Марк бывал в больницах, когда жил в России, три раза за всю свою жизнь. Два -

ребёнком, и почти ничего не помнил, и один раз его скрутило прямо на лекции,

карета скорой помощи неслась через весь город, чтобы сдать его дежурному врачу, который отрывисто говорил, скорей приказывал, и младшему персоналу, и пациенту. Меньше чем через час яркий свет операционной погас в глазах, а в следующее мгновение Марк открыл глаза уже в палате человек на восемь. Пока он сообразил, что может заплатить за отдельную палату, успел подружиться с парочкой толковых мужиков, закадрить медсестричку, которая делала ему уколы и комплименты его пятой точке, впоследствии, на прощание, он поимел её прямо в процедурке, и решил не перебираться к платникам. Через четыре дня Марка выписали, оставив на память лист формата А4 и шрам от аппендицита. Кажется, за те десять лет, что его не было в стране – ничего особенно не изменилось. Те же запахи, те же палаты, те же быстро снующие по отделению улыбчивые медсёстры,

которые не видят не только посетителей, но и пациентов. Отца не было уже минут двадцать, когда дверь палаты открылась, на пороге появился отец и Лопоушка.

Лопоушка... Марк моментально узнал её. Она почти не изменилась. Странно, не изменилась, будто года, оставив свой след на отце, на нём самом, на Катерине,

Лопоушку обошли, обтекли тягучей рекой, не оставив следов. Почти не оставив.

Такое же бледное лицо, чуть покрытое полупрозрачными веснушками, светлые волосы, подстриженные под каре, упрямый взгляд, складка на переносице стала глубже, губы сжимались в более тонкую линию, а ушки всё так же торчали и казались полупрозрачными. Внеземная. Странная. Упрямая. Злая. Она была зла.

Наклонила голову вбок, посмотрела с ещё большим упрямством и, поджав губы,

подошла к Марку. – Здравствуй, Марик, – голос был, тёплым, родным каким-то,

уютным, да, он был уютным. В нём был слышен тембр Катерины, почти один и тот же голос. Марк вздрогнул от очевидной схожести. Раньше это не было так заметно,

впрочем, Катерина тогда была молоденькой, сейчас, став женщиной – она в точности повторяла мимику и жесты своей матери. Это было пугающе. -

Здравствуй, Людмила, хорошо выглядишь, – Марк скользнул взглядом по худой фигурке женщины в тёмно-сером трикотажном костюме. Бронислав возвышался за худенькими плечами, как скала. Стоял так, словно всегда там был. Довольно странное ощущение. Марк поморщился и отвёл глаза. – Люда, Марик хочет тебя спросить, – Бронислав говорил за её спиной и смотрел не на Лопоушку, а скорее на

Марка. – Что ты хотел узнать? – она вздохнула и начала садиться на диван, Марк отошёл на пару шагов. Стоя он был ещё выше маленькой Лопоушки, присевшей на краешек дивана, пришлось сесть рядом. Разговор, судя по упрямо сведённым бровям и обстановке, предстоял долгий. – Катерина моя сестра? По отцу? – он прямо смотрел на Лопоушку, не думая отводить взгляд, не сейчас. – Люд, я могу сделать ДНК-тест, и я его сделаю, поэтому  скажи мне, здесь и сейчас. Лопоушка отвернулась и стала разглядывать пейзаж за окном. Собственно, из пейзажа там было только небо – девятый этаж, – но, видимо, чрезвычайно занимательное. Она смотрела очень внимательно, очень. Словно там шла демонстрация сотворения мира, не меньше. Марк дёрнул себя за волосы в нетерпении, мотнул головой, сжал губы до боли, чтобы не заорать на неё. Простой вопрос, чёрт возьми! – Зачем, зачем ты снова поднимаешь эту тему? – Лопоушка перевела взгляд на Бронислава, голос звучал ломко, как треск пересохшего папируса. – Я просила оставить нас в покое. -