Текст книги "Уютная, родная, сводная (СИ)"

Автор книги: Наталия Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Это не я, не мне, – отец выразительно посмотрел на Марка. – Это важно. – Оставь

Катю в покое, Марик, – Лопоушка уставилась на Марка взглядом бультерьера, -

оставь. Мало того, что случилось тогда? Зачем ты снова приехал, для чего начинаешь?.. – Люд, тогда... – Марк не знал, что сказать. Он не думал извиняться, не собирался ничего обсуждать, не хотел даже говорить на эту тему. Может быть потом, когда-нибудь, но не сегодня. Он не готов. Лопоушка была по уши в дерьме,

хотелось не просто наорать на неё, растоптать её словесно, на самом деле хотелось съездить ей по лицу. По бледному, с такими же бледными веснушками, лицу. – Ты совратил её, испортил, изнасиловал, всё из-за тебя, – она выговаривала Марку, как младшему школьнику. Марка подбросило вверх, как если бы он сел на раскалённую сковороду, и на ней шкворчало масло. Или его задница. – Я не насиловал, она... -

Сама? – Лопоушка горько усмехнулась. – Сама? – Нет, – он повысил, наконец, голос,

скрипнув зубами, кажется, лишив их эмали. – Ты права. Я совратил, я испортил и изнасиловал, хотя, если у тебя есть хотя бы немножечко мозгов, ты прекрасно понимаешь, что это было не насилие! Бронислав попытался остановить Марка,

напомнив, что они в больнице, а Людочка себя плохо чувствует. Людочка! Уже

Людочка! Плохо себя чувствует. Хорошо, что Марк сейчас счастлив! И отлично себя чувствует! – Заткнись, нахрен, – Марк прошипел отцу и резко повернулся к

Лопоушке. – Я любил её, чтобы ты знала, любил, скорей всего, я делал это через задницу, но любил. Люд, твоя дочь, возможно, сегодняшнюю ночь провела с братом, это, по-твоему, шутки? По-твоему, нужно продолжать молчать, заставить пройти меня и её экспертизу? Не думай, что я это спущу с рук, понятно? – злость просто затапливала Марка, до самой макушки. Да сколько можно-то?! Земной шар стал крутиться в обратную сторону? Законы физики перестали действовать?

Почему он стучит в эту стену и не чувствует даже шишек на своей голове?

Невозможно проломить стену, которая попросту отодвигается на расстояние следующего шага. – Богдан, – вдруг произнесла Лопоушка и замерла, смотря на

Бронислава, похожая на мышонка в мышеловке-ловушке. – Что? – Кто? – в один голос проговорили отец и сын, смотря на женщину, ставшую ещё меньше и бледнее, отчётливо стали видны синяки под глазами и морщины в уголках глаз,

опущенные уголки потрескавшихся губ и бледные брови, которым давненько не придавали форму. – Богдан?! – взревел отец. Из палаты, напротив поста медсестры,

выглянула женщина и уставилась на Бронислава, выразительно прося его заткнуться. Пришлось уже Марку напоминать отцу, что Людочка плохо себя чувствует, и где они находятся. Лопоушка была не похожа на себя. Испуганная,

сжавшаяся, она смотрела на Бронислава, поверхностно и быстро дышала. – Я

говорила, Катюшка не от тебя, Боря... – Богдан, значит, – голос Бори стал ровным,

словно он читал сертификат на алкоголь и сравнивал с данными на бутылке. – Он знает? – Да, – Лопоушка отвечала тихо. – И что? – Он... ты же знаешь. – Знаю, – рот отца скривился. – Ты должна была мне сказать, – он спокойно смотрел на Люду. -

Просто сказать, а не... – Я виновата, прости, – пальцы у Лопоушки были тонкие, как прутики, ладошка маленькая, ломкая, кожа на руках сухая. Почему-то сухость показалась Марку признаком уязвимости. Он посмотрел ещё раз на Лопоушку, она разглядывала свои руки с синими выступающими венками. Глянул быстро на отца,

тот молчал. – Богдан? – он не знал, кто такой Богдан, и не хотел знать, зато он точно знал, что его отца зовут Бронислав. Не Богдан. Этого было достаточно. Пока, во всяком случае – это был максимум информации, которая требовалась Марку.

Наверное, так себя ощущают получившие помилование накануне исполнения приговора. Облегчение – основное чувство. Куцая радость от неверия в собственную удачу, перемешенная с пищащим восторгом. Богдан. Отличное имя.

Марк был готов назвать своего сына Богданом! Расцеловать весь мир, начать с

Лопоушки, закончить Катериной. Его трясло от эндорфинов, которые ошалели и пустились в пляс по кровеносной системе, ликовали в каждом сосуде, каждом капилляре, каждой клетке. – Точно Богдан? – Марк должен был убедиться. При каждом упоминании этого имени Бронислав вздрагивал, и Марк подумал, что,

пожалуй, называть так сына – плохая идея. – Да, конечно, Марик, – Лопоушка улыбнусь сквозь силу, словно эту улыбку из неё выдавили. – Женщина знает такие вещи. – Отец?.. – вопрос повис, не заданный. – Езжай, доберусь, – отец показал на бумажник. Всегда можно вызвать такси, если он ещё уедет отсюда. Что-то подсказывало Марку, что сегодня Бронислав останется здесь, даже если ему придётся спать на стуле или не спать вовсе. Быстро уходя, Марк подумал, что глупо было приезжать к Лопоушке, не взяв даже апельсинов, или что обычно приносят в больницу? Даже не поинтересоваться её самочувствием, нужна ли помощь.

Оглянувшись, он посмотрел на название отделения. «Терапия» – значит, ничего особо серьёзного. Не реанимация же, не хирургия, других отделений Марк вспомнить не мог, чем отличается «кардиология» от «эндокринологии» без гугла,

пожалуй, и не ответил бы. И то, и другое пугало до усрачки, а вот «терапия»

звучало обнадёживающе, и даже приставка «тринадцатая» не смущала.

  Глава 12. Часть 4. Настоящее

   К Катерине он добрался уже к ночи, наконец сообразив на обратном пути кинуть телефон на зарядку, найдя несколько пропущенных звонков от Катерины, один от

Глеба и один от Славика Лауды. Перезвонил только Катерине, она не взяла трубку,

подумал, что спит. Сначала направлялся в тот дом, откуда уехал сегодня утром, но пути, на всякий случай, подъехал к квартире и, о чудо, горел свет. Значит здесь... и не спит, только трубку не берёт, засранка. Марк широко улыбнулся, наконец-то радость от внезапного «помилования» стала очевидной, разлилась по всему молодому организму и согрела его, будто на улице было не минус тридцать пять, а все плюс сорок, а то и с приличным хвостом. Будто Марк валялся на пляже, рядом с тёплым океаном, и жарил бока на солнце, подставляя тело под тёплый бриз. Лифт по-прежнему не работал, стены были так же обоссаны, у дверей нёс пост бывший муж – Витя-моль. Марк отодвинул его ногой, тот даже не сопротивлялся, поднял воротник куртки и посмотрел бесцветными глазами на Марка. – А вот и ещё один ёбарь пришёл, – просипел, как слизня выблевал. – Только один ушёл – другой на пороге. Конвейер, а не баба. – Моль показал характерный жест задницей и смачно сплюнул. – Будешь за другим подъедать, значит. Давай, давай. Марк продолжал звонить в дверь и одновременно на телефон, пока Катерина не открыла дверь. В

длинном шёлковом халате, бледная, волосы убраны в хвост, на щеках покраснение -

от щетины, – губы алые... да, что там – от неё разило сексом, несло за версту. Даже,

если на грудь повесить табличку «меня только что трахнули» и выставить голой на площадь, было бы меньше сомнений. Марк сглотнул обжигающую горечь,

поднимающуюся по горлу, перешагнул порог и захлопнул дверь, предварительно пнут бывшего мужа, тот отлетел к противоположным дверям, там начал копаться и устраиваться. – Суток не продержалась, я смотрю, – ох, как же Марк разозлился,

мгновенно. Жуткий сгусток концентрированной злости было сразу не переварить,

не пропустить через себя и не выпустить наружу в чистом виде. В этот момент

Марк понял, почему совершают убийства из-за ревности. Или самоубийства.

Почему сжигают города или себя. В голове стоял звон, в ушах, во всём теле. Дзынь,

дзынь, дзыыынь. – А должна была? – Катерина развернулась и пошла в сторону комнаты, Марк последовал за ней. Простыни другие, сменила после Марка. Эти зелёного цвета, воняли посторонним мужиком, были скомканы. – Да, – Марк не знал, что ответить. Он что, просил звезду с неба или три миллиарда долларов? Не спать с Владюшей, ни с кем не спать... вот, что он просил. Не так и много,

учитывая, что не прошло и суток. – Видимо, я забыла, прости, – она дёрнула простынь, и ткань пролетела мимо лица Марка, опаляя запахами, от которых хотелось если не блевануть, то выть. – Забыла, просто забыла? – всё не могло быть так просто. Или могло? Или... да это сюр какой-то! Кривое зеркало с уродливыми рожами случайных людей в нём. – А ты на что рассчитывал? – Катерина упёрла руки в боки и посмотрела хмуро на Марка. – Ты свалил без объяснений, просто прыгнул в машину, даже «до свидания, было клёво» не сказал, оставил меня там,

одну, а мне на работу завтра! Ты трубку не брал, я звонила! – Она схватила свой старенький телефон и бросила его в Марка, тот увернулся, телефон распался от удара в стену, похоже, ремонту он уже не подлежал. – А потом я позвонила

Владлену, он забрал меня, привёз домой и трахнул. – Значит, всё просто... – Не слишком сложно, да. – За несколько литров бензина и пару часов ты раздвигаешь ноги перед любым? – Перед любым, кто не свалит в туман, не сказав ни словечка!

Перед любым, на кого хоть как-то можно положиться, пусть он женат на этой жуткой бабе, и... Катерина всхлипнула, Марк вспомнил, что говорил Владюша про свою девоньку, про её терпеливость, про... Надо было вставить тогда кляп в его поганый рот! – Ты просто свалил, откуда я могу знать, на день, на два или на десять лет! – Да, мать твою, я свалил на десять лет, свалил! – не было сил молчать. – Меня посадить могли из-за твоей матери-идиотки, из-за того, что ты подтвердила, ты слова против не сказала! Я всю ночь просидел в обезьяннике, потом мне показали заявление и результаты предварительного заключения. Следы эякулята, ты же не спринцевалась тогда, обманула, следы укусов, кровоподтёки, гематомы, словно с тобой не я один был, а рота солдат. На руках, запястьях, на бёдрах, везде... я читал твои показания! Я должен был остаться? Ты в своём уме? Начнёшь сказку про попа и собаку, как я тебя изнасиловал?! Начинай, за сегодня я уже наслушался! Сыт по горло, но тебя выслушаю. – Не давала я никаких показаний! – Значит, я сам их давал, – Марк выплёвывал слова. – Сам себя трахнул, наставил засосов на запястьях,

на бедре, и сам на себя написал заявление! Отличный план, мне нравится, как это звучит! – Они всё время кричали, спрашивали, так было или по-другому, или,

может, всё-таки эдак, а утром снова кричали, что я сама, всё сама, что вынудила,

что наговариваю, что... – Катерина потрясла головой, резинка слетела, волосы светились красноватым отблеском под светом люстры. – А знаешь, что? Плевать, -

Марк смотрел на Катерину, на её обкусанные губы, и помнил, что с утра они были не такими. С утра это были его губы, его трещинка на верхней губе, его носик и его чёрные глазищи. С утра она была его. Целиком и полностью. И Марку нравилось это чувство единоличного обладания, нравилось знать, что никому больше, никогда.

Почему он так легко поверил? Что он придумал? Жениться? Решить проблему с ипотекой? Может, ещё детей родить и собаку завести? Какого хрена так больно-то?

Его словно режут живьём на кожаные лоскуты, прокалывают раскалёнными шипами, не дают вдохнуть, выкручивают здоровенной рукой лёгкие из грудной клетки и раскидывают ошмётки по дешёвому ламинату под светлый бук. Вот они,

ошмётки, валяются на полу, корчатся, ещё живые... а кому охота подыхать? – Мне всё равно, что было десять лет назад, зато мне не плевать, что случилось сегодня.

Его рука  дотронулась до Катерины, та была горячей, как при повышенной температуре, или Марк был слишком холодным. Ах, да, он же сдох... точно. Рука дотронулась и тут же рванула на себя девушку. Она была такой лёгкой, почти не ощущалась в его руках, не оказывала ни малейшего сопротивления. Как маленький,

горячий зверёк. Рука Марка сама нашла шею и, прижав Катеринину спину к своей груди, он продолжил давить на шею, не сильно, скорее мягко обхватывая. Катино дыхание участилось, он почувствовала под пальцами стремительную пульсацию и то, как девушка сама вдавливалась в Марка, более того, её попка начала двигаться, а с губ слетать стоны. Член приветствовал подобное поведение, немного увеличенный в размерах с того момента, как руки Марка обхватили Катерину. В

ответ на женский стон, приятель мгновенно налился и стал выпирать сквозь плотный деним, требуя свободы и высвобождения. Он вёл себя так, будто не видел женщины года три, а то и пять, и даже пытался это доказывать, пару раз дёрнувшись, почти причинив боль Марку. – Не удовлетворяет тебя Владлен, значит?

– Марк говорил на редкость спокойно, слушая себя со стороны, можно было бы подумать, что он произносит: «Передайте соль, пожалуйста». – Нет, – Катерина всхлипнула. – А я? – Ты всегда, – прошептала, и сама надавила его руку на свою шею, чем окончательно свела с ума Марка. Он хотел её. Это было безумием, но он хотел её, после этого бесконечного дня, бывшего мужа под дверью, только из-под мужика – он хотел её и ненавидел за это ещё больше. И так же сильно любил. – Этот раз не станет исключением, – он прошипел это на ухо Катерине, тихо, гадко даже для него самого. Катерина заскулила, когда мужская рука пробралась между ног, не найдя там белья, отправилась в своё путешествие, сначала нагнув её в почитаемую аборигенами позицию. Слева от клитора, справа, слева-справа, по кругу, снова слева-справа, вокруг, обходя саму вершинку и вход, не давая ей разрядку, держа на грани, бесконечно долго. Она не могла двигаться, пока он держал её руки зафиксированными на пояснице, вдавив её лицом вниз, подняв попку кверху. Слева,

справа, вокруг, слева, справа, вокруг. Её стоны становись отчаянней, она пыталась обернуться, что-то сказать, двигаться, он затыкал её рот своими пальцами,

фиксировал ноги своей ногой, давил на поясницу, предвосхищая любое её движение, слово, попытку. Она не могла ничего. Попка была такой манящей, явно не девственной, он набрал влаги с её половых губок и протолкнул палец сквозь тугое колечко, не медленно, нет. Катерина пискнула и замерла. – У тебя ведь есть смазка? – скорее просипел, чем сказал Марк. Она кивнула головой, показав в сторону маленькой тумбочки, Марк еле дотянулся, но достал тюбик. Выдавив достаточно, он разогрел прозрачный гель и снова вошёл пальцем, так же быстро,

Катерина пискнула. – Больно? Она кивнула в знак согласия. – Мне тоже больно,

Катерина, не поверишь, насколько мне больно. – Он зашёл ещё одним пальцем,

перебарывая её сопротивление, раздвигая пальцы. – Сильно больно. Марк входил и выходил пальцами, раздвигал, иногда собирая лубрикат, заранее выдавленный на спину, чтобы согрелся. Другой рукой ласкал около клитора, вход, ныряя туда пальцами, чувствуя, как стекает природная смазка Катерины по ногам. Потом вытащил пальцы, быстро натянул латекс и надавил на вход попы, Катерина запищала, сопротивляясь. – Больно? – Да, – скрипнула. – Вот и мне больно, только я всё-таки сделаю тебе в конечном итоге приятно, а ты б не подумала, правда?

Насаживайся сама, так будет легче. Меня целый день имеют, я насаживаюсь,

действительно – легче. Катерина замерла, её спина покрылась испариной, пробило потом. Марк толкнулся раз, ещё раз, надавил на вершинку клитора и вошёл до самого конца, встречаясь лобком с мягкими, белыми булочками. Хорошенькой,

круглой попкой, которую он насаживал на свой член. Катюшка упиралась на руки,

замерев, потом опустила голову на постель, попыталась поменять положение, Марк не дал, поменял на выходе члена из тесной попки, дёрнул спину, сменив угол, как она хотела, чтобы не повредить, и с силой вошёл снова. Катерина крикнула, он ещё раз вошёл, так же сильно, после медленного скользящего движения обратно. И ещё раз, резко. Медленно назад. Сильно вперёд. И ещё раз. Ещё. С повторяющейся амплитудой. Сильный толчок вперёд, медленное скольжение назад. Удар, тягучее удовольствие. Толчок. Скольжение. Свет менял свои оттенки в чёрных волосах,

стекающих на пододеяльник. Катеринин голосок менял тональность и высоту.

Свежий воздух в комнате менялся на удушливый. Наслаждение на откровенный кайф. Боль не менялась. Марк с силой толкнулся ещё раз и ещё. Начал кружить пальцами по самому клитору, не скупясь, не осторожничая, чувствуя сильное сжатие вокруг члена, такое, что стало больно даже яйцам, словно их сжали тисками. Парой сильных фрикций Марк кончил, почти одновременно с Катериной,

или она немного раньше, или это был её не первый раз, потеряв счёт времени, он не смог бы с уверенностью ответить на этот вопрос. Он таращился в белый потолок и не чувствовал ничего, кроме опустошения, даже слов не находил. Как и мыслей.

Выкинул презерватив, увидев ещё один в мусорном ведре, усмехнулся. Заправил член в трусы, проигнорировав важность гигиены, застегнул джинсы. Молча посмотрел на Катерину, она в ужасе следила за Марком, её лицо изменилось почти до неузнаваемости, и было таким родным, уютным каким-то. Красный кончик носа особенно. – Я у мамы твоей был, – зачем-то сказал. – Она привет тебе передавала, -

соврал, не передавала Лопоушка ничего, даже «до свидания» ему не сказала. -

Удачи. Он закрыл дверь, с той стороны рванул на себя бывшего мужа, который успел изрядно набраться и пускал пузыри ртом и носом, подпёр им Катеринину дверь и пошёл вниз, слушая, как за дверью плачет Катеринка. Почему-то было отлично слышно, до самого аэропорта. В билетных кассах. В самом самолёте. На взлёте и при посадке. В телефонной трубке, когда утром он сказал отцу, что улетел,

и тот, по-мужски лаконично, пожелал удачи и пообещал забрать его машину со стоянки аэропорта. Ледяной ветер с дождём ударил в лицо, метро пахло так, как и должно было, город – сыростью и отгремевшим новым годом. Марк поднялся на свой этаж и уставился на дверь своей задрипанной двушки.

  Глава 13. Часть 1. Настоящее

   Бросив айпад на подушку, Марк в очередной раз попытался заснуть, не удалось.

Говорят, чтобы заснуть, надо считать до трёх, примерно к половине четвёртого уснёшь. Часы на свежих обоях с какой-то загадочной шелкографией показывали уже половину пятого, через пару часов вставать на работу, а Марк всё ещё изучал натяжной потолок своей спальни. По приезду, чтобы занять время и унять мысли,

которые метались, как истеричные дамочки во время ПМС, Марк решил сделать ремонт. Даже начал своими руками, которые, как скоро выяснилось, росли из места,

на котором обычно сидят. В итоге он нанял рабочих, не особо вникал в сметы или выбор стройматериалов, и получил то, что получил – вполне приличный ремонт.

Одна комната стала спальней с огромной кроватью, какими-то «девчачьими»

обоями с изображениями экзотических птиц, но в целом всё выглядело сдержанно и даже аскетично. Вторую соединил с кухней, получив единое пространство с минимальным набором мебели. Поменял всю сантехнику, какие-то трубы,

проводку, окна, сделал звукоизоляцию...

 Марк всегда жил в комфорте, он ценил его, может быть, даже нуждался.

Правильней было бы купить другое, более комфортабельное жильё, но что ему было делать в тех светлых и огромных апартаментах, которые показывали агенты,

наперебой расписывая преимущества жилой площади потенциальному покупателю.

Лень и желание занять свою голову, привели к идее сделать ремонт. В его жизни всё было отлично, ему и пожаловаться было не на что. Работа давала реализоваться и приносила плоды в виде приличного жалования. Большую часть своего времени он посвящал именно ей. Свободное время проводил с приятелями, тем же Славкой

Лаудой, познакомившись с его семьёй. Да и с личной жизнью всё было отлично.

Пару раз сняв первую попавшуюся девицу, Марк решил завязать со случайным сексом, хотя не исключал его повторения в своей жизни. В конце концов, в таких связях есть своя прелесть, и закрывать навсегда эту дверь Марк не собирался. На даче у Славки, в честь восьмого марта, он познакомился с Алисой. Было понятно,

что именно для него женщину и позвали. Алиса была единственной незамужней дамой в компании, как и Марк, тем, кого не связывали никакие отношения. Он быстро оценил прелести Алисы, было что: рост выше среднего, приятные черты лица, длинные ноги, сочные губы и грудь, которая, почти наверняка была силиконовая, но какая разница. Плюс ко всему, она обладала отменным чувством юмора, а в процессе дальнейшего знакомства выяснилось – покладистым характером, и была хороша в постели. Практически идеал. Каждый раз просыпаясь с этим идеалом, Марк чувствовал какое-то раздражение, даже злость. Мужчина после хорошего секса, утром, не в состоянии злиться, это противоречит его природе, пустые яйца способствуют снятию любого раздражения, а Марк ощущал его. Ещё большее раздражение он ощущал, когда Алиса просыпалась раньше него,

и его встречал завтрак и полный макияж на лице женщины, которую он дважды поимел ночью, слышал её стоны, крики и видел искажённое от оргазма лицо.

Почему его бесил боевой раскрас по утрам, Марк бы не смог ответить. Алиса действовала согласно правилам обхождения и скорейшего обольщения мужика, и обычно Марк не возражал против такого отношения, ему нравилась подобная игра.

Умна, стройна, не отсвечивает лишний раз, утром выглядит «при параде»... но,

дьявол его побери, Марку хотелось видеть утром взлохмаченную макушку и алые от его поцелуев губы, а не от помады. И самое противное, самое отвратительное -

Марк сравнивал. Он сравнивал Алису с Катериной, и Алиса не могла победить в этом социалистическом соревновании в мозгах Марка. У неё просто не было шанса.

Как и у Марка не было шанса забыть чернющие глаза, едкие комментарии в его адрес и то, как по-дурацки Катерина выглядела утром. Да она была чудовищем!

Самым очаровательным и злобным чудовищем в мире. Уютным и родным. Марк не мог сказать, что Алиса его не устраивает в постели, он же испытывал оргазм, а бывали ли в его жизни не удовлетворяющие оргазмы? Не мог сказать, что она утомляет в быту, но чего-то в этом кривоватом пазле не хватало. Чего? Ответ был очевиден, болтался на поверхности, как ряска на зацветшем болоте, и так же прилипал к телу и волосам, если Марк погружался в ту действительность, которая могла бы быть, но не случилась. Так и дожил почти до мая, наполовину в ряске,

наполовину в отношениях, которые не устраивали его, иногда звоня отцу или общаясь по интернету. Иногда заглядывая на странички Катерины в социальных сетях. Один чёрт знает – зачем, и что он там хотел увидеть. Сначала он нашёл официальную страницу и долго таращился на Екатерину Яковлевну в окружении детей и подростков, огромное количество фотографий с надписью «любимая учительница» от её учеников, и его распирало от гордости за Катеринку, как жабу,

если вставить ей в задний проход соломинку и хорошенько надуть. Мерзкая картинка. Идеальная иллюстрация позиции головы в сфинктере, которой придерживался Марк всё это время. Потом, как-то до смешного быстро, вычислил её фейковую страницу, конспиратор из Катерины был никакой. Она дружила сама с собой, как уважающий себя шизофреник, и даже пару раз ставила лайк собственным фотографиям. Вот там, на фейковой страничке, была его Катерина, та,

которую он любил, и признавал это, когда ему всё же удавалось вынырнуть на свежий воздух из уютной темноты ануса. Сложно сопоставимый коктейль из музыки, интересов и статусов. Юношеское увлечение сериалами и героями не прошло, а усугубилось, вылившись в чтение каких-то любовных романчиков, групп актёров и прочих медиа морд, которые в жизни были отъявленными говнюками,

зато с симпатичными мордами, соблазнительными улыбками, крепкими задницами и широкими плечами. Женщины любят ушами, конечно, если любить, кроме той лапши, что ей самозабвенно вешает мужик, нечего. А если прибавить к этому грудные мышцы, пресловутые кубики пресса и крепкие руки – она будет пялиться,

как еврей на халявный творог, и жаждать облапать это сокровище ничуть не меньше, чем мужик хорошую женскую грудь. У Марка было всё отлично с прессом и упругостью ягодичных мышц, и было чью грудь лапать, а он пялился в экран и улыбался, как умственно отсталый, разглядывая фотографии Катерины, только слюни не пускал для полноты образа, или пускал, всё-таки? Пару раз точно передёрнул. Уснув почти перед тем, как вставать, Марк спасался утром добрым галлоном кофе. Позавтракать более существенно он не мог, кусок в горло не лез. Он посмотрел на календарь, отсчитал время до выходных и подумал, что неплохо было бы куда-нибудь смотаться. Пожарить бока под солнцем, опустить бренное тело в солёные воды, наесться от пуза фруктов и морепродуктов. Взять с собой Алису,

секс под боком лишним точно не будет. От мыслей о бирюзовой воде и пальмах его отвлёк рингтон айфона. Отец. В такую рань. В первые секунды Марк успел испугаться, быстро взяв себя в руки, мысленно дав себе пинка и посмеявшись над собственной реакцией, ответил на звонок. Обсудив природу и погоду, курс доллара и доун джонса, отец, наконец, перешёл к насущному. Собирался приехать, да не один, а с Людочкой. Именно с Людочкой. Какие-то проблемы со здоровьем, а местным врачам Бронислав не доверял, у Марка сложилось впечатление, что он свою драгоценную Людочку не доверяет никому. Точно Марк не знал, живёт ли

Бронислав с Лопоушкой или с Анжелой, что у него происходит и происходило, отец не торопился делиться, Марк не спешил лезть в душу. Договорившись о том, что

Марк присмотрит гостиницу, поблагодарив за то, что отец вызвался заодно и пригнать его авто, несмотря на сомнения Марка, стоит ли тащить несколько суток

Люду на машине по тому, что в России зовётся дорогами, сын и отец распрощались.

Через несколько дней Бронислав одобряющее кивнул на жилое пространство сына,

заметив при этом, что можно было бы и расшириться, Лопоушка жалась за спиной

Бори, а Марк торопился на работу, оставляя гостям ключи. Видеть у себя Лопоушку было странно, болезненно, за время до приезда он так и не привык к этой мысли, а увидев – растерялся и был неловок, как пацан перед первым сексом. Днём они с отцом несколько раз созванивались, договорились встретиться к вечеру, когда гости отправятся в гостиницу и устроятся там. Дома, к вечеру, Марка встретил отец,

который, конечно же, просматривал отчёты и отвечал на письма. У этого человека не бывало выходных, даже в отпуске он неизменно держал руку на пульсе. – Где

Людмила? – почему-то тихо спросил Марк, расслабляя галстук, глядя на отца. -

Спит, на твоей кровати, не возражаешь? Я нашёл у тебя бельё постельное, сменил.

Мне надо было поработать, а ей – тишина. – Отец отвлёкся на сигнал сообщения,

внимательно прочитал, что-то ответил, только потом вернулся к диалогу. – Устала она. – С чего мне возражать? – только пожал плечами. – Что-то серьёзное? – имел в виду цель визита отца с Лопоушкой. Лопоушка выглядела хорошо, из того, что успел разглядеть с утра Марк. Немного взъерошенная, помятая после дороги, но моложе своего возраста, такая же худая, как и раньше, такая же бледная, с прозрачными веснушками, и ушки точно так же торчали. Повзрослела, да, а вот сказать «постарела» язык не поворачивался. Правду говорят, маленькая собачка до старости щенок. – Нет, не знаю, она ругается, говорит, ничего существенного, само пройдёт. Мол, обследовалась у своих... – Логично, она же врач. – Сестра она,

операционная, в нашей детской травматологии, только я нашим врачам не верю всё равно. – А заграницу? – Надо будет – съездим и заграницу, – отец снова отвлёкся на сообщение, Марк отправился в ванную, захватив домашнее, чтобы переодеться и потом сообразить поесть. Он рассчитывал поужинать с отцом и Лопоушкой в ресторане, поэтому накануне хорошенько затарил холодильник, но готовкой себя не утруждал, по мелочи только. Кто знает, сколько проспит Лопоушка, пойдут ли они в итоге в ресторан, а есть хотелось сейчас. Не к месту вспомнился ещё один талант

Алисы – она хорошо готовила. Но приглашать её знакомиться с отцом Марк не спешил, хотя она явно напрашивалась, намекая на серьёзность их отношений.

Начиная с того, что эти отношения он не считал серьёзными, заканчивая тем, что

Марк вовсе не горел желанием представлять Лопоушке женщину, которую он трахает. Почему? «Потому что», – пожалуй, самая точная формулировка.

Переворачивая тонко нарезанную говядину на сковороде, Марк смеялся, слушая рассказы отца. Что-то в нём изменилось, да не неуловимо, а явственно, будь Марк менее прагматичен, он бы сказал, аура или энергетика. Бронислав выглядел довольным, даже счастливым. За время беседы он рассказал, что Анжела ушла,

получив изрядную сумму в качестве моральной компенсации и свою прежнюю должность в буфете, как бонус. Отец жил один. А Людмила, по словам отца, была «упрямой ослицей», и, судя по всему, это не мешало ему беспокоиться о непарнокопытном настолько, что он потащил её к врачам, которым более-менее доверяет – здесь жил его давний приятель и заведовал частной клиникой с довольно приличной репутацией. Марк поймал себя на мысли, что рад общению с отцом, рад тому, что тот шутит и говорит полушёпотом, чтобы не разбудить Людочку, а между делом нарезает овощи для салата, сдабривая потом оливковым маслом и приправами. Нельзя сказать, что Марк соскучился по такому общению, скорей всего потому, что у него такого общения и не было почти никогда. Когда-то, больше десяти лет назад, да пару лет с Айгуль. Но и то, и другое забылось, а может, и не было никогда, может, всё это придумал сам Марк. Лопоушка вышла сонная,

проморгалась, поёжилась и убежала в ванную комнату, потом встала в нерешительности, смотря на почти накрытый стол, тихонько погладила Борю по плечу, показывая глазами, что неудобно и пора бы и честь знать. Отец бросил взгляд на Люду, а потом усадил её на свободный стул, затыкая рот ложкой салата. -

Мне очень неудобно... – начала было Лопоушка, глядя на Марка, и была остановлена Борей: – Не обеднеет твой Марик, сейчас поедим, потом отправимся в гостиницу. Целый день не ела, чем тебя суши-бар не устроил, спрашивается, или итальянская кухня? – Зачем в гостиницу? – осенило Марка. – Живите здесь, всё равно постельное сменили, – фыркнул. – Меня целый день нет, мешать не буду,

спать есть где, – показал глазами на большой раскладывающийся диван, стоявший поперёк комнаты, разделяя собой пространство на кухонную зону и зону отдыха. -

А надоест – выгоню, – добавил со смешком. – Что скажешь, Людочка? – обратился

Боря к Лопоушке, она часто моргала и ёрзала на стуле. – Неудобно, – пробормотала,

косясь на Марка и кидая взгляды на коридорчик, ведущий в спальню. – Люда, -

почти огрызнулся Бронислав, повысив голос, после паузы продолжил, дёрнув

Лопоушку и усаживая себе на колено. – Перестань. Марику тридцать лет, его нравственность не пострадает от того, что мы с тобой спим. – Боря! – Что? – Боря пошевелил бровями и прижал к себе Люду. – Отменяй конец света, сегодня тут останемся, посидим по-людски, поговорим, завтра видно будет. Лопоушка кинула взгляд на Марка, он, в свою очередь, заверил, что никаких проблем, пусть остаются, и смотрел, как дёрнулся кончик носа у Лопоушки, поджались губы и вымучилась улыбка. – Марик, загляни в мою сумку, там коньячок, давай за встречу.