Текст книги "Уютная, родная, сводная (СИ)"

Автор книги: Наталия Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

Катерины, но Лопоушка ему была явно дороже истины. – Что за спор, а драки нет? -

Марк остановился в дверях, подперев собой косяк, и смотрел на Катерину. -

Ничего, – пробубнила Катерина, зыркнув, и, развернувшись, протопала мимо. – И

что случилось? – он обратился напрямую к Лопоушке, провожай глазами возмущённо подрагивающую косу Катюшки. – Да конец четверти, – пояснил отец.

Конечно, эта была важная информация, и бесполезная. – Двоек нахватала? -

уточнил Марк. – Нет, – отрезала Лопоушка. – Успеваемость у Кати хорошая, даже по математике, – тут она тепло улыбнулась Марку, и тот чуть не расцвёл, как подснежник под лучами солнца. – Конец четверти решили отметить дискотекой, в школе. – Чаепитием, – поправил Бронислав. – Это не принципиально, – отреза

Лопоушка, и Бронислав вздохнул. – И что? – Марк посмотрел на Людмилу, потом на отца. – В чём проблема-то? – А кто её заберёт в это время? И вообще, знаю я эти «чаепития», – заводилась Лопоушка. Марку стало смешно. И что же такого может сотворить Катерина на чаепитии? Максимум – стрельнёт сигаретку о одноклассниц,

алкоголь она не употребляла, это Марк знал точно. Он пытался пару раз напоить

Катерину – не тут-то было, а веры в то, что Катерина ввяжется в дурную компанию или в развязный секс – не было и вовсе. Обыкновенная девчонка, колючая,

стесняющаяся, дразнящая, но на трудного подростка, готового попасть в дурную историю, Катерина не тянула никак. В чём-в чём, а в дурных историях Марк разбирался, как и в девчонках, способных вляпаться во что-нибудь подобное. Марк посмотрел на отца, тот ответил, что именно в этот день он едет в отдалённый филиал, и отменить никак нельзя – ревизия. А Люда на смене, так что, встретить

Катерину некому, возвращаться же после семи вечера действительно поздно для девушки. Большего бреда он от своего отца не слышал, но глянув на кивающую

Лопоушку, подумал, что и он бы, пожалуй, согласился... Что-то было  в этой женщине, что с ней легко соглашались. Впрочем, то же было и в Катерине. – И

какое это число? Лопоушка ответила, скорее машинально. – Я заберу, – ответил

Марк, пожав плечами. – Марик, ты? – мама Катерины выглядела озадаченной. – Ну,

да, – он кивнул. – У меня четыре пары, пока туда-сюда, и заберу. – Но... – не сориентировалась на ходу. – Да ладно, – Марк пожал плечами, – что, трудно, что ли?

Пусть развеется девчонка, поболтает с подружками в неформальной обстановке. -

Хотел было добавить: «пофлиртует с парнями», но посмотрев на обалдевшую

Лопоушку, решил, что это явно будет лишним. Не надо ей знать, что её доченька уже выросла из хлопковых трусишек, чего доброго – прикуёт к батарее. К часу Икс,

через несколько недель, когда Марку надо было забрать Катерину из школы, он был зол. В последнее время всё шло невпопад, как-то некстати и из рук вон плохо.

Началось всё с Милки. То, что у неё интрижка на стороне, Марк знал давно, даже знал – с кем, и спускал на тормозах, не потому, что такой благородный, а не хотелось терять стабильный секс. Конечно, он мог получить этот самый секс и в другом месте, девчонок было немало, но это требовало каких-то телодвижений,

хотя бы минимальных ухаживаний, а этого как раз не хотелось, особенно последствий, когда какой-нибудь дурочке придёт в голову идея о неземной любви, и в глазах замелькают оборки свадебного платья. Сейчас эти оборки сияли в глазах

Милки, и Марк ощущал себя мало того, что рогоносцем, так ещё и идиотом, у которого девушку уводит друг. Когда и как спутались Милка и Серёга, Марк точно не знал, знал только, что Маринка дала отставку Серёге, так и не простив его выходки с Леной, а тот не очень долго думал и подкатил к Милке. Серёга был парнем обстоятельным, как говорится, «не состоял, не привлекался», и в Милке сработал инстинкт захомутать подходящего мужика. Какой инстинкт сработал в

Серёге, было понятно любому – хомяка-осеменителя. После Маринки – Милка была подарком судьбы для Серёги, как говорится в знаменитом фильме, «хороший отсос всегда похож на любовь» – и Серёга влюбился. Марк был уверен, что до первого свистка Маринки, но то ли Маринка не спешила возвращать Серёгу, то ли влюбился он не на шутку, но ситуация начинала выходить из-под контроля, и Марк бесился.

Единственным желанием в обозримом будущем у него было – набить Серёге морду.

Не за Милку, нет. А просто так – за всё хорошее, как говорится. И почему-то за

Маринку. Вот за неё было обидно, хотя и Серёгу он понимал, продержаться без хорошего и частого секса Марк бы не смог, а Серёга держался, и долго. Но словно этого было мало, у Лены нарисовались «серьёзные отношения с солидным мужчиной». Мужик этот был из соседней области, открывал у них в городе филиал строительного магазина, приезжал несколько раз в неделю и столь же стабильно навещал Лену. Правда, и женат он был так же стабильно и уже больше десяти лет,

за время брака обзавёлся тремя детьми, последним – несколько месяцев назад, но

Лена придумала, что это – шанс, и решила тратить своё время и внимание на этого хлыща. Нет, Марку по-прежнему перепадало, раз в неделю он заезжал к Елене и отрывался с ней, или она с ним. Видимо, новый ухажёр был хоть и солидным, но по мужской части – не силён. Катеринины же посещения Марка по ночам, её взгляды исподлобья и вслед, злые такие, когда он уходил вечером, просто прошвырнуться с приятелями – не делали жизнь парня легче. Нет, он бы ни за что не отказался от возмущённого дёргающегося кончика носа и сжатых губ, он бы скорей откусил себе палец, чем отказался от возможности целовать Катерину, чувствовать, как разжимает, расслабляет губы, раскрывает их, ждёт. А Катеринина грудь? Да легче отрезать себе руки, чем не притрагиваться к ней – упругой, горячей и одновременно мягкой, пальцы проваливаются и пружинят, под ладонью наливается сосок -

острый, как косточка от вишни. Пупок... пупок Катерины был произведением искусства. Марк ничего не понимал в искусстве, но Катеринин пупок вылепил бы в гипсе, приравнял к мировым шедеврам и выставил где-нибудь в галерее Жё-де-

Пом. Про всё, что ниже резинки трусов Марк думать без внутреннего содрогания и какого-то щенячьего восторга не мог, не говоря уже о потенциальном отказе видеть и, тем более, ласкать. Так что, Марк каждую ночь ждал Катерину, а если не дожидался, приходил к ней сам, слушал возмущённое сопение – значит, обиделась на что-то, – и бесцеремонно ложился рядом, силой поворачивая к себе, говоря, что на что бы Катерина не злилась – этого не было. Не было – и всё тут. И пусть не выдумывает. И ведь верила, она верила, всегда! И от этого Марк не смог бы отказаться. Ни за что. К восьми вечера Марк, как и было условлено, зашёл в школу и, не встретив никакой преграды, поднялся на этаж, где собирался Катеринин класс.

Заглянув – он не увидел Катерину. Группа школьниц сгрудилась в одном углу и о чём-то оживлённо щебетала, в углу напротив, как на ринге, собрались мальчишки, и так же оживлённо что-то обсуждали. На столах стояли чинные одноразовые пластиковые кружечки для горячих напитков и остатки сладостей, были даже домашние – Лопоушкин Наполеон он признал сразу, вернее, единственный, уже надкусанный кусочек. На минуту возликовав от того, что дома его точно ждёт приличный кусок этого сокровища (а за этот Наполеон он готов был самолично жениться на Лопоушке и даже хранить ей верность, хорошо, что с этим справляется отец), Марк озадачился тем, где же Катерина. Перехватив взгляд Катюшкиной подружки, кажется, по имени Таня, Марк поинтересовался, куда делась та, которую он должен доставить домой, и получил ответ, что «куда-то ушла со своим

Карасёвым». Мало того, что ушла с каким-то Карасёвым, так ещё и «своим»! – А

куда она могла уйти? – спросил он предполагаемую Таню. – Не знаю, обычно все на чёрный ход за мужским туалетом ходят, – флегматично протянула Таня и вернулась к беседе с товарками. Вот так, между делом, сдала подругу с потрохами и вернулась к насущным проблемам. Не то, чтобы Марк возражал, он даже подумать ни о чём таком не успел, просто направился на тот самый чёрный ход, куда когда-то, не так и давно, выбегал покурить на перемене или зажать в укромном уголке симпатичную девчонку. Но это он, Катерине-то что там делать?

  Глава 8. Часть 2. Прошлое

 А она нашла, чем заняться. Сидела на подоконнике, обняв ногами парня, который что-то ей говорил, между делом, а сам водил руками по ногам, ныряя под юбку.

Катерина при этом улыбалась и глупо хихикала. С ним она так никогда не хихикала! – Отлично, – произнёс Марк, – просто класс! Я её по всей школе ищу,

словно мне заняться больше нечем, а её тут лапают! – Марик? – Катеринины щёки налились румянцем, как отварная свёкла, глаза пару раз моргнули и уставились в упор, с прищуром, с какой-то обидой. Ты посмотри на неё! Она ещё и обижается! -

Он самый, а ну-ка, руки от неё убери! – это он проговорил на повышенных тонах замешкавшемуся Карасёву, который топтался рядом и не знал, куда деть руки, ноги и себя, в конечном итоге. – Перестань! – Катеринка спрыгнула с подоконника и заслонила собой Карасёва. Выглядело это комично, учитывая, что  Карасёв был долговязым, хоть и худым парнем, а в Катерине вряд ли было сто шестьдесят сантиметров роста, и это вместе с каблуками и гонором, с которым она смотрела на

Марка. – А не перестану, – Марк поднялся на тот пролёт, что отделял его от парочки,

и уставился на Карасёва, разглядывая густо краснеющего пацана. – Я тебе руку вырву, – он прижал парня к стене, – вставлю в задницу, потом вытащу и заставлю сожрать, если ещё хотя бы один раз подумаешь в её сторону! – кивнул на Катерину.

Ох, как она раздувала ноздри, как сжимала губы, да за один этот вид можно было

Карасёва убить, потом воскресить и ещё пару раз убить. – Понял? – рявкнул Марк. -

Понял, – промямлил Карасёв и попытался вырваться из захвата Марка. – Я больше не буду, – продолжал мямлить. – Будешь! – раздалось Катеринино, и Марк даже опешил от этого, он посмотрел на Карасёва, который в ужасе косился на Катерину и, кажется, был не согласен с перспективой сожрать собственные руки,

побывавшие в его же пятой точке. – И у нас уже всё было! – добавила Катерина и прямо посмотрела на Марка. – Всё-всё, – подтвердила, – совсем всё, – добавила, пока

Марк глотал воздух и прикидывал траекторию падения тела из окна. Тела, конечно,

Карасёва, которое дёргалось и всем своим видом выражало несогласие со словами

Катерины. – Не было у нас ничего, – пропищал Карасёв. – Было! – возмутилась

Катерина, да правдоподобно так, Марк даже опешил и уставился на Катерину. Что значит «было»? Что значит «всё»? – Катерина? – от неожиданности Марк даже выпустил Карасёва, который было попытался сбежать, но не удалось, его схватили за ворот пиджака, как за шкирятник котёнка, и вернули обратно. – Катя, что «всё было»? – он тряхнул Карасёва, который доказывал, что ничего не было, и вообще,

он первый раз видит эту девушку и с ней не знаком. – Не знаком? – взвилась

Катерина. – Да мы в одном классе учимся! Мы переспали! – Нет! – упирался Карасёв и продолжал вырываться из руки Марка. Упорный какой! И инстинкт самосохранения отсутствует начисто! Совсем! – Да! – заорала Катерина, да с обидой такой, что Марк поверил. – Я прибью тебя, – прошептал Марк Карасёву, прежде чем выпустил из руки. Иначе бы убил... Катерина обогнула Марка и юрко рванула вниз по лестнице, быстро, так, что еле догнал. – Что значит «было»? – он сжал запястье

Катерины и уже выворачивал руку. – Что значит «было»? – То! – привела аргумент

Катерина. – Ты с ним трахалась? – Марк прижал Катерину к себе, приподнял её и смотрел в глаза. В чернющие, возвращающие злость Марка сторицей. – Да! – Ах,

ты... – Марк не нашёл слов, вернее, слова-то он знал, но называть так Катерину, даже в этой ситуации, он не мог. Да у него язык отсохнет раньше, чем он произнесёт эти слова в адрес своей Катеринки. – Ты... ты... А губы – вот они, рядом,

приоткрытые, влажные, подрагивают, видны зубки, и чувствуется дыхание -

малиной пахнет. Уютное  дыхание. Родное. Поцеловал ли Марк Катерину, а потом услышал свой стон, или всё случилось наоборот – он не знает, да и какая разница,

когда Катеринины пальчики царапают кожу головы на затылке и с силой дёргают волосы. И она целуется, по настоящему, по взрослому, так, как никогда не целовала в ответ – страстно, отчаянно, со стонами. Ногой Марк открыл какой-то кабинет,

класс математики, кажется,  продолжая целовать Катерину, которую практически на себе занёс внутрь. Колготки снял вместе с трусами, даже не разглядел, какие там -

обычные, что покупает мама, или его подарок – неважно. Провёл пальцами по волосикам, раздвинул губки, а там... да она хотела! Марк нажал пальцем на клитор – почувствовал, как подалась вперёд на этот палец, потёрлась сама об него.

Научилась, смотри-ка, даже ножки расставила пошире. А сама целует в ответ

Марка и что-то бубнит между поцелуями. Да уютно так. И ведь так же она Карасёва этого целовала, так же ноги раздвигала, так же стонала и извивалась, пока он её за попку придерживал. Да чтоб он провалился, этот долговязый урод. «Убью, точно убью», – думал Марк, а сам не мог оторваться от Катеринки, и как тут оторвёшься...

Мелькнул трикотаж бюстгальтера и исчез, Марк отбросил в сторону,  сжал губами сосок, слушая Катеринин стон, удерживая её на месте. Она то и дело норовила упасть на пол, повиснуть на нём, что угодно, только не держаться на своих двоих.

Не так и много весила Катеринка, но держать её было неудобно, особенно стонущую, хватающую и оседающую в его руках. Когда Марк скользнул пальцем внутрь, Катерина вскрикнула и стала шептать что-то типа «да, да» и «дай, дай мне».

Какого чёрта? Какой-то Карасёв мог дать, а он нет? С чего бы? Не лучшее место -

класс математики, не лучшее время, да и кабинет открыт, не закроешь без ключа, а его нет. Но где Катерина нашла время на этого долговязого глиста? И место? Да она всегда дома после уроков! А нет же – успела распластаться под Карасёвым, а не под

Марком... в кровати, дома, по-людски. Марк перегнул Катерину к себе спиной и сжал грудки двумя руками, не сильно, мягко поглаживая пальцами и играя с сосками, нагнул над партой и раздвинул своей ногой ноги Катерины. Удивительная картина предстала перед Марком. Худенькая спина, выемка позвоночника прячется в складках задранной красной юбки, круглая попа выставленная, как на выставке народного достижения. Ягодицы немного разведены, и в самом низу видна чернота волосиков, колготки спущены вместе с белыми трусиками и болтаются где-то у щиколоток. Его палец, водивший между влажных складочек и в глубине...Стонущая

Катерина и даже подрагивающая в нетерпении попка – не оставили Марку шансов на то, чтобы подумать или взвесить своё решение, он и не собирался, не хотел рассуждать. Даже в свой самый первый раз с женщиной, в первый раз, когда самоудовлетворялся, или с самого большого голодняка, он не ощущал такого желания. Если бы ему сейчас сказали: «Вставь и умри» – он бы вставил. Проведя пару раз между половых губ двумя пальцами, раздвигая вход, ощущая, как

Катерина поползла куда-то по парте, он только и успел, что прижать её к дереву, и тут же вошёл в Катерину. Он даже попытался медленней это сделать, мало ли что там было с Карасёвым, явно не часто... Даже попытался не потерять голову и контролировать свои движения, но сжатие было такой силы, Катеринка так обхватывала член Марка, что он чуть не кончил при первом толчке, а при втором понял, что Карасёв не врал – ничего у него не было с Катеринкой. И стоит она сейчас не в самой удобной позе, упираясь носочками в пол, и пытается отползти,

потому что ей должно быть больно. Как же не будет, даже Марк ощутил дискомфорт от явного сопротивления внутри и ещё больший – от понимания, что он только что сделал. Ведь врала она, злила, чёрт знает зачем, но злила его, намерено провоцировала, а он повёлся, как глупец. А теперь что? Прекратить? Нет, этого

Марк никак не мог. Вот она – Катерина, юбчонка задрана, попа беленькая,

кругленькая, там, ниже, поблёскивает член Марк, так и остановившийся на середине, но уже побывавший в глубине и сделавший своё дело. Руками Катерина схватилась за края парты, так, что костяшки побелели, кончик носа покраснел, губы трясутся в обиде – плачет. Марк нагнулся, прикасаясь своей грудью в футболке к голой девичьей спине, и поцеловал шею, на стыке чёрных волос и белой кожи с испариной. Прикасаясь губами, дошёл до местечка за ушком, останавливаясь там,

вбирая между губ тонкую кожу, потом ловя мочку. – Что же ты, Катерина? Зачем представление это устроила? – Потому что ты дурак, – прошептали алые губы,

прикусанные, зацелованные им же, несколькими минутами ранее. – Дурак, конечно,

дурак, – посчитал за лучшее согласиться. Не умный же, точно нет. – Теперь давай попробуем, чтобы больно не было. Он гладил по голове, по волосам, да мягким каким, собирая кончиком языка солёные слёзы, удерживал своим телом девушку, не давая ей вырваться. Протиснул одну руку между крашеным деревом парты и грудью, которая удобно устроилась в ладони Марка, и слегка надавил на мягкость,

поглаживая легко, лишь задевая сосок. Целовал спину, плечи, останавливаясь губами на стыке, проводя языком по горячей коже, которая словно стала другой на вкус – насыщенней. Попробовал толкнуться глубже –  член внутри Катерины пульсировал и требовал движений, фрикций, хоть быстрых, хоть медленных -

любых, но движений. Марку было необходимо двигаться внутри, вынимая и снова погружая в горячую, практически обжигающую тесноту Катерины. Катя недовольно застонала и попыталась отодвинуться, упираясь носками в пол, ноги затряслись от напряжения, даже ягодицы сжались. Он провёл руками по бёдрам,

замечая, как они расслабляются под его поглаживаниями, приподнял ножки от пола, лишил их опоры и снова качнул бёдрами – на этот раз сопротивления было меньше. Катеринка замерла, перестала отползать и сжиматься – это стоило усилий,

Марк чуть не кончил раз пятнадцать за эти пятнадцать неполных фрикций, между поцелуями и уговорами, что сильнее болеть уже не будет, и надо потерпеть, раз уж так получилось. В конце Катюшка уже держалась за парту, сохраняя удобное положение, и тяжело дышала, смотря куда-то на стену с алгебраическими формулами, не оказывая никакого сопротивления Марку, который не уставал проводить губами по раскрасневшейся коже Катерины, шептать на ухо какую-то ерунду и двигаться, пусть не на полную амплитуду, но двигаться, пока не потерял рассудок окончательно от всего происходящего, и только и успел, что вытащить и оставить белёсые следы на круглой попе. Крови было не так и много, но она была -

на члене, между ног Катеринки, на его руках, на которые смотрела Катюшка и всхлипывала. – Всё хорошо, Катерин, всё прошло, – он прижал к себе девушку, она так и стояла с болтающимися на одной ноге колготками и трусами. – Всё будет хорошо. – Меня мама будет ругать, – горько вздохнула. – А ты не говори маме, зачем маме знать... – действительно, что-что, а то, что Катерина лишилась девственности в школе, на чаепитии в честь окончания четверти, да ещё с Марком – Лопоушке лучше не знать. – Не скажем маме, никому не скажем. Марк одел Катерину,

натягивая по очереди трусы, оказавшиеся просто белыми, трикотажными и какимито невинными, колготки, застегнул бюстгальтер и блузочку, руки он вытер о свою футболку, ей же протёр Катю, убирая хотя бы очевидные следы, а потом надел на себя и запахнул куртку. – Идти можешь? – он провёл рукой по волосам Катюшки,

пытаясь привести их в божеский вид. – Могу, – Катерина потопталась и горестно вздохнула. – Мне в класс надо, за вещами. Марк с сомнением оглядел Катерину.

Юбка помялась, блузка тоже, волосы растрепались, и даже если сейчас переплести – всё равно будет виден беспорядок, без расчёски такую копну волос в порядок не приведёшь. – Я заберу, иди вниз, дойдёшь? – посмотрел ещё раз с сомнением.

Понимал ведь, что ничего страшного не случится, от потери крови не умрёт, от болевого шока – тоже. Что сделано – то сделано. Но не мог перестать дёргаться и волноваться. – Дойду, – вздохнула и, опустив голову, побрела в сторону выхода с этажа. Марк рванул в класс, где многие уже разошлись, сидела классная, довольная проведённым мероприятием, и кто-то из родительниц. Он быстро поздоровался, в общем-то, его если и не знали, то несколько раз видели, его отца точно, так что,

представляться не пришлось. Нашёл взглядом Катеринину куртку, проверил, на месте ли шапка – в рукаве, взял её сумку и так же быстро побежал вниз, где уже стояла Катюшка, подпирая собой стену, как атланты руками небо. В машине он зачем-то ещё раз поинтересовался, может ли Катерина сидеть, не больно ли ей,

потом заехал в аптеку, купил каких-то обезболивающих, путаясь в объяснениях фармацевту, какая именно боль, в конце концов сказав, что у девушки, под понимающий кивок женщины, влажных салфеток и воды. Наконец, выдохнув, он смотрел на Катеринку, она смотрела на торпеду и горестно вздыхала, иногда косилась на Марка и снова вздыхала. – Катюшка, Катерина. – Так тепло вдруг стало,

невыносимо, нежность, какая-то пронзительная и острая, резанула изнутри,

вырываясь наружу. – Катенька, не дуйся, всё хорошо, отлично всё. – А настроение набирало обороты и ползло вверх, как ртуть в градуснике, опущенном в горячую воду. – Хорошая моя, девочка моя, Катерина моя, – «моя» – было главным и основным его словом и мыслью. – Всё хорошо, – он растирал холодные пальцы рук и целовал их, смотря в каком-то первобытном, радостном восхищении на Катюшку.

– Всё отлично! – Да? – она заглянула в лицо Марка, ища там что-то. – Да, Катерина,

да, хороший мой, любимый человечек, – откуда-то вырвалось, слетело с губ само.

Чтобы не продолжить говорить глупости, он занял губы, начал целовать уже улыбающуюся Катерину. Щёки бархатистые, нежные, вкусные. Улыбку, да уютную какую, родную, сладкую, так бы и слизал всю, до капельки. Шейку, пахнущую малиной, малюсенькое ушко, аккуратное, с нежным хрящиком и мочкой.

  Глава 8. Часть 3. Прошлое

 Дома Катерина быстро юркнула в свою комнату, переоделась, переплела косу и,

приглаженная, в обычном виде, спустилась на кухню, где сидел Марк и ел

Наполеон – конечно же, Лопоушка оставила огромный кусок и даже записку сверху приложила: «Марику». Потом они жевали торт вдвоём, запивая горячим чаем,

крошки пропитанных коржей оставались на губах Катерины, и Марк слизывал их,

не в силах заставить себя перестать улыбаться. Если и есть в природе счастье, то именно в тот вечер и в ту ночь, когда всё, что позволил себе Марк – это аккуратные поцелуи, именно в те часы Марк ощущал это самое счастье. Незамутнённое,

зацелованное, с чернющими глазами, уютное, родное. Его счастье. Утром он не пошёл в институт, забив на пары и грозивший завалиться зачёт, Марк остался дома и слушал, как копошилась на кухне пришедшая со смены Лопоушка, голос отца,

довольный смех, а потом женские стоны за стеной, хрипловатый голос отца,

вскрики и победный удар спинки кровати о стену. Никто не заметил, что Марк остался дома, а Катеринина комната была дальше, и слышать родителей она не могла. Марк перевернулся на живот и вспомнил вчерашний день. Решил подумать о случившемся, но мысли только привели к тому, что член стал упираться в живот, на котором лежал Марк, и требовать внимания к своей персоне, рука машинально скользнула вниз, обхватив и погладив. Упёрся лбом в подушку и быстро водил рукой, иногда задевая яйца, быстро, быстрее, воспоминания проскакивали слепящими вспышками. Вот Катерина целует его в ответ, зло, по-взрослому, вот лежит, распластанная на парте, с задранной юбкой, вот упирается носочками в пол,

и икры напрягаются, делая точёные ноги рельефными, вот она расслабилась от его поцелуев и шёпота, на спине выступила испарина, взгляд куда-то в стену, а горячая,

обжигающая глубина уже пускает почти без сопротивления член Марка. Почти,

потому что, всё равно невероятно тесно, почти до боли. Вот он кончает на круглую попку, и белые, полупрозрачные, как жемчужные, капли располагаются на светлой коже, как рисунок в стиле авангардизма. Марк застонал и кончил в руку, растирая результат по ткани, откинулся на спину и незаметно для себя провалился в сон,

недолгий, но крепкий. Он зашёл в комнату Катерины, несмотря на то, что дома была Лопоушка, точно было известно, что после смены она крепко проспит до обеда, а то и позже, с утра её здорово укатал Боря, так что сон будет ещё более крепким. Катюшка сидела в позе лотоса, в одной из своих нелепых, почти старушечьей пижаме, и что-то увлечённо читала. Волосы закрывали половину лица, когда она подняла на него глаза и улыбнулась. – Я соскучился, – сказал и прикусил себе язык, когда бы он успел соскучиться-то? Глупость какая! Но ведь соскучился... Хотел прижать к себе, вцепиться в губы поцелуем, меньшее его не устраивало никак – именно вцепиться, вгрызться в эти губы, как в пядь родной земли, и не отдавать некому. – Я тоже, – простодушно ответила Катерина, и зря она так сделала, последний фактор, хоть как-то сдерживающий Марка, пал,

распластался по паркету и остался лежать у двери, когда сам Марк уже был на кровати, под ним была Катерина и целовала его в ответ. «Кто придумал эти мелкие пластмассовые пуговицы?» – злился Марк, когда расстёгивал кофточку, путаясь в малюсеньких скользких кругляшках и петельках. Появившиеся  груди колыхнулись и уставились на Марика сосками –  вкусными, только пахнут малиной. Штанишки сползли как-то сами, хотя, конечно, Марк помог и даже закинул куда-то эту ставшую ненужной тряпку. Он прижал Катерину к кровати и силой развёл её ноги,

когда она привычно сжала колени. Провёл языком от одной острой тазовой косточки к другой и опустился ниже, сжимая губами кожу с мягкими волосками на лобке. Катерина завертелась, да не тут-то было, не вывернешься из захвата парня,

который выше тебя почти на две головы и сильнее один Бог знает во сколько раз. -

Лежать, я сказал, – произнёс твёрдо. – Всё отлично, – добавил тише, чтобы смягчить эффект, и развёл рукой её ноги ещё шире. Притихла, только смотрела в испуге и с каким-то жадным интересом. Марк раздвинул пальцами верхние половые губы и посмотрел внимательно. «Ну, здравствуй», – проговорил мысленно кнопочке клитора. Сколько раз он дотрагивался до него, слушая Катеринины стоны, и только сейчас увидел. Розовый, остренький, набухший, просящий ласки... ох и страстная

Катюшка... чувственная, его. Провёл пальцем, собрав немного скользкой влаги, и быстро опустил голову, прижимаясь языком к остренькому пику. Как ни странно, но волосики не мешались, он раздвинул пальцами губки так, что они почти не попадались на язык или в рот, а если и случалось – не раздражали и, как ни странно,

Катерина лежала спокойно, не дёргалась, раскинув ноги, тяжело дыша и вздыхая.

Недовольно дёрнулась, когда Марк попытался скользнуть пальцем внутрь, и он тут же убрал его, поглаживая немного на входе, размазывая скользящую смазку и слизывая её тут же. Ему срывало крышу, несло в неведомые дали, трясло, как шавку под дождём, собственное возбуждение перешло ту точку, когда он ещё мог контролировать своё тело и движения. Когда Катерина забилась в его руках и на губах, он на секунды приостановился, давая ей отдышаться, не задевая ставший болезненно-чувствительным клитор. Потом поднялся вдоль тела, оставляя беспорядочные поцелуи на девичьей коже, почувствовав, как упёрся членом ровно у входа, и не промахнулся же. Он не дал Катерине времени на отказ, погрузил головку, вытащил и снова погрузил, и так несколько раз, постепенно углубляясь,

пока не упёрся лобком в лобковую косточку Катерины. – Брось, всё же уже случилось, – шептал во влажные губы Катерины, продолжая двигаться. – Знаю,

больно, потерпи, потерпи, Катюшка, скоро станет легче, лучше. И Катерина терпела, она обнимала за плечи Марка, искала губами его губы, прятала слезинки,

но терпела, пока Марк не кончил на живот Катеринки и не упал рядом, как подкошенный, ловя ртом воздух с гулким хрипом. – Наверное, так больно, потому что мне ещё рано, – потом вздохнула Катерина и уставилась в потолок. – Не-а, -

сказал Марк и посмотрел внимательно на Катеринку. – Не рано тебе, в самый раз, а боль пройдёт, будем часто заниматься любовью, и пройдёт. – Любовью? – щёки вспыхнули бордовым. – Не сексом же, – улыбнулся Марк. Какой же с Катериной секс... секс с Леной, с Милкой секс, с той белобрысой, что он прижал в аудитории и,

уложив на длинную скамью, поимел, а с Катериной что-то другое, родное, уютное такое. Других слов Марк не знал, так что подтвердил. – Любовью.

  Глава 9. Часть 1. Настоящее

 Катерина сказала, что ей надо заехать в фитнес-клуб за какими-то не то протоколами, не то грамотами, и «по пути решить пару вопросов». Марк не стал расспрашивать, а молча повернул на проспект, который благополучно вывел их к сверкающему зданию. Он честно подождал в машине минут десять, может,

пятнадцать, и двинулся на поиски девушки, надоело бесцельно сидеть. В гардеробе у него взяли вещи и выдали бахилы, после чего он пошёл уже знакомым коридором. Только вот встретил он не Катерину, как собирался, звоня ей на телефон, а Долорес – придумали же имечко девчонке, прямо поиздевались. А вот фигуркой девушку не обидели, уж откуда выпрыгнули такие гены у дочери

Аделаиды и довольно коренастого Владюши – знает один бог. Но Долорес была хороша. В лосинах ниже колена, обтягивающих стройные ноги и круглую,

накачанную попу. Маленький топик облегал практически идеальную грудь и демонстрировал пресс и косые мышцы. Она была как молодая, породистая кобылка, высокий же хвост на голове добавлял образу законченности. Марк аж присвистнул, встречаются же экземпляры. – Марк, – Долорес резко развернулась,

моментально узнавая. – Что ты тут делаешь? Как-то даже не мелькнула мысль, что такая козявка зовёт его на «ты», да и какая разница? – Да, ищу тут... одного человека. – Ясно, – улыбнулась, показывая ряд безупречных зубов. – Может,

зайдёшь, поговорим? – она показала рукой на дверь в паре шагов. Ага, кабинет отца,

интересно. – Я там обычно переодеваюсь, не люблю общие раздевалки, – сморщила носик брезгливо. Марк усмехнулся и шагнул в распахнутую перед ним дверь.

Кабинет как кабинет, ничего особенного. Не слишком обжит даже. Чёрный стол генеральских размеров, какие-то полупустые стеллажи и огромных размеров диван,

просто Титаник в мире диванов. Мелькнула мысль, уходила ли в большое плавание на этом корабле любви Катерина, даже стало неприятно садиться на мягкую кожаную поверхность предмета мебели. – Мама сказала, ты – единственный сын