Текст книги "Когда падают листья... (СИ)"
Автор книги: Наталия Андреева
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)
Войник помолчал, потирая бровь ладонью, а потом спросил:
– А если я откажусь?
Но жрец лишь пожал плечами:
– На все воля Оарова. Я не знаю, что случится, если ты откажешься. Время чародейства прошло: одаренных детей рождается с каждым годом все меньше и меньше. А так… С исчезновением проклятья все чаровники вмиг станут кошками – чародейство умрет безболезненно. И так предрекла, смею надеяться, сама Осень.
Дар помолчал, обдумывая сказанное, а потом спросил:
– И Велимира тоже?
– Тоже?..
– Она тоже станет кошкой?
– Посвященная-то? – старик поглядел в окно, за которым уже стемнело, и пожал плечами: – не знаю. Это уж не мне решать. Но, думаю, она свой выбор сделала уже давно.
На столе горела свечка, и лицо старого, очень старого человека сейчас казалось каким-то потусторонним, хотя войник и не мог припомнить, чтобы жрец зажигал огонь. Сколько же времени они разговаривают?..
Последовать за Осенью и потерять жизнь? Что же будет тогда? Если бы только знать, что все будет не напрасно, если все же случится. Если бы только знать…
"Ты же не хотел жить, помнишь? И власть тебе тоже была не нужна…"
Клеймо на виске обожгло огнем.
Так вот кем был тот странный старик в лесу. Сам Анрод почтил его своим присутствием. Значит, он все еще жив? И его можно было бы спросить… Да, собственно, и спрашивать-то не о чем. Он ведь не лгал: артефакт действительно меняет судьбы. Просто никто раньше не мог додуматься до столь простой вещи: изменяя свою, ты меняешь судьбы всего Мира.
Простит ли Мир?
Нет, не простит.
Поймут ли друзья?
Вряд ли.
Дарена вдруг будто пронзило колом, и он надтреснуто произнес:
– Но я хочу жить.
Жрец грустно улыбнулся:
– Ты же понял это только сейчас?..
Войник долго молчал, и тогда старик, вздохнув, сказал:
– Что ж, Дарен… утро вечера мудренее. Тебе нужно отдохнуть, мальчик.
Дар так же молча поднялся и медленно последовал за темной фигурой, скрытой рясой, наверх.
"Простите меня за все, – мысленно прощался он, – наверное, я и вправду наделал слишком много ошибок".
И где-то в бедной деревянной гостильне в маленькой запыленной комнате заворочался во сне белобрысый паренек-растяпа, пару раз стукнув кулаком по подушке; нахмурился и кому-то пригрозил во сне солнечный изгнанник, старший сын одного из Шатрских князей; и так же, не просыпаясь, зажмурилась и чуть слышно застонала от тупой боли юная чаровница, которой от рождения было уготовано стать Посвященной Осени.
И не было в мире ночи темнее, а снов глубже. Да только уносили эти сны вовсе не в светлые сказки…
Утро принесло с собой очередную перебранку. Но в этот раз Веля даже выяснять не стала, что не поделили Яромир со Жданом, а лишь тихо проскользнула к двери так, что, похоже, никто из мужчин ее и не заметил.
Виски неприятно покалывало, татуировка жгла огнем, а в голове настойчиво звенел чужой шепот.
"Ну, подожди! – мысленно воскликнула девушка, – не пожар же, успеем!"
Второй чаровник, ждавший ее около забегаловки, явно нервничал. Велимира, огибая смуглых мужчин и женщин, закутанных с ног до головы, под их же неодобрительными взглядами неслась к источнику чужого голоса. Сейчас, еще чуть-чуть!..
– Постойте.
Ловкая рука ухватила Велимиру за локоть, и девушка, споткнувшись, чуть не упала. Она уже хотела возмутиться, но тут же почувствовала, что голоса в голове больше нет.
Перед Велей стоял странный мужчина с абсолютно белыми волосами; лицо было не красивым, но притягательным, а глаза – пустыми, как и глаза всех Змеев… Картинку снова обожгло огнем. Девушка поморщилась.
– Ах, это вы…
– Не здесь, милая девушка, не здесь.
Голос у него оказался приятнее, чем внешность.
Веля вздохнула и послушно поплелась за чаровником под крышу какой-то забегаловки.
– Могу я узнать ваше имя?
Девушка покосилась на непроницаемое лицо Змея и, пожав плечами, ответила:
– Велимира. А как зовут вас?
– Зовите меня Шоном.
– Вы когда-нибудь пробовали кофе, Велимира?
– Нет…
– О, тогда я просто обязан угостить вас.
– Может, не надо? – жалобно спросила Веля, покосившись на мужчину.
Но тот будто и не слышал ничего. Посадил ее за стол, жестом подозвал разносчика, объяснился с ним на чистом яцирском и снова повернулся у девушке.
– Меня послал Лексан.
– Его высочество?
– Без титулов, пожалуйста, – чуть изогнул губы чаровник, – скажите, Посвященная, это случится сегодня?
– Нет! – поспешно воскликнула Веля и тут же добавила: – завтра, все завтра. Вы уже заходили к отцу Алишеру?
– Нет, не успел.
Шон снова повернулся к разносчику и расплатился.
– Наш кофе, пробуйте. Осторожно, горячий.
Девушка со вздохом притянула к себе чашку с чем-то тяжело пахнущим и под пристальным взглядом чаровника сделала глоток. Закашлялась.
– Не нравится? – огорчился тот и отхлебнул из своей чашки, – жаль, я вот в восторге от этого напитка.
Велимира отрицательно помотала головой и через силу снова сделала глоток этой горькой жидкости. Желудок попросился наружу, но девушка мужественно подавила этот позыв и снова подняла глаза на мужчину.
– Вы знаете, что мы должны делать?
– Разумеется. Вы – Феникс, я – Змей, жрец – Чистая Сила. Все, как положено.
Велимира осторожно поинтересовалась:
– Тогда зачем я вам?
– Не поверите, – Шон усмехнулся, – здесь имеют место быть лишь сугубо меркантильные интересы. Я хотел своими глазами посмотреть на Посвященную. А то завтра после ритуала… Мало ли, что может произойти?
"Действительно, – мысленно повторила девушка, – мало ли что?.."
– А вы… не боитесь?
– Стать котом? Не знаю. Наверное, нет. А вы?
Веля помотала головой и добавила вслух, но тихо:
– Нет.
– Ну вот, видите, как все славно… Что будем делать с вашими друзьями?
– А что с ними надо делать?
– Они не должны помешать ритуалу, – улыбнулся непонятливости девушки Змей, – вы ведь не будете против, если их отправить на Ярмарку в соседний город? Он в двадцати верстах отсюда.
Шон вложил ей в руку кусок пергамента. Велимира сглотнула.
– Нет. Я не против.
– Вот и славно. Приятно было познакомиться, – Шон снова улыбнулся и подал руку Веле.
Девушка поднялась и поняла, что коленки у нее все-таки дрожат.
– Что ж… удачи Вам, Посвященная. И до завтра.
И пошел в противоположную сторону.
"Ладно, – решила чаровница, с тоской смотря ему в след, – чему быть – того не миновать, а все остальное покроется желтыми листьями…".
Шон шел вперед по улице и думал, думал, думал… Боялся ли он? Да, конечно, он боялся.
Но выбора ни у кого из них не было…
Едва она явилась в гостильню, как тут же к ней смазанными тенями метнулись Ждан с Яромиром:
– Ты где была?! – до чего же слаженно получилось!
– Разговаривала с отцом Алишером, – соврала Веля, – ему нужно кое-что для завтрашнего ритуала.
– Ритуала?
– Для уничтожения артефакта. Вы можете съездить на Ярмарку в соседний город?
Яромир удивленно приподнял брови:
– А кроме нас никто не может этого сделать?
– Отец Алишер сказал, что так надо, – Велимира передала ему кусок пергамента, – я не смотрела, что там. Привезете?
– Ну, хорошо, – пожал плечами Ждан, – привезем… А дальше что?
– А дальше… – Девушка вздохнула и продолжила: – дальше уж как-нибудь. Выезжайте сейчас, ладно?
Ей очень не хотелось применять свой Дар против своих друзей, но пришлось. А иначе как бы они ей поверили? Лгать-то тоже не всякому дано…
А сама девушка, едва стемнело, выскользнула наружу и отправилась к храму.
Попрощаться или навеки заключить себя в оковы…
Веля тихонько затворила дверь и подняла глаза, осматривая комнату. Сушеные растения, подвязанные к веревке, тянувшейся из угла в угол, наискось, простой деревянный стол, пара стульев, образок Сонны Светоносной на стене…
Он сидел спиной, глядя в одну точку. Не услышал, как она вошла? Может быть.
Девушка, стараясь ступать как можно тише, подошла и аккуратно опустилась рядом, расправляя складки на платье, купленном днем: в штанах стало ходить совсем жарко. На Дара она бросила лишь один взгляд украдкой – и тут же отвернулась. До сих пор сердится? Или уже нет?
– Это тебе. – Она робко пододвинула к Дарену сверток: белую рубаху, вышитую красными нитями.
Войник молча развернул ее, несколько пылинок рассматривая. Потом бережно положил на колени и, не глядя на девушку, спросил:
– Простишь меня?
Велимира поперхнулась:
– Я?..
Войник криво усмехнулся и, все еще избегая ее взгляда, продолжил:
– Ну да, ты. Мне важно, чтобы ты простила… перед тем, как все это начнется.
– Ты считаешь себя виноватым? – удивленно переспросила девушка, – за что? За то, что я стану кошкой? Да еще может, и не стану!
Дарен улыбнулся и, наконец, посмотрел на нее:
– Я не о том. Это твое решение. Я извиняюсь за свою грубость.
– Так… это…
Велимира растерялась и, не смотря на Дара, все разглаживала невидимые уже складки на своем чужеземном и непривычном платье. Наконец, она сделала глубокий вдох и выпалила:
– Я и не обижалась. Правда.
– Да? Это хорошо, – он снова улыбнулся, – так будет лучше.
Девушка и припомнить не могла, чтобы он столько раз улыбался за день. Что, если она сейчас совершит ошибку?
– Ты… – она сглотнула, – ты уверен?
Дарен горько усмехнулся:
– Я уверен в обратном. Но… – Он внезапно замолк, так и не закончив предложение.
– Что – но?
– Ничего. Забудь.
Они еще немного помолчали, а потом Велимира, поборов страх, все-таки взяла его за руку. Дарен незамедлительно сжал ее, и оба подняли глаза. Сердце девушки билось часто-часто, как у пойманного мышонка. И она все никак не могла решиться на то, за чем пришла.
"Ну, давай уже! – ругалась сама на себя Веля, – от этого никто еще не умирал!".
Его глаза завораживали: они были чернее ночи, но на бледном лице горели так ярко, что лишь слепой не заметил бы их сияния. А Веля отнюдь не была слепой.
Она опустила глаза и медленно расстегнула первую пуговицу на платье.
– Веля…
– Молчи. Пожалуйста.
– Прекрати, – Дарен поймал обе ее руки.
Чаровница снова подняла взгляд, и в этот раз он уже не принадлежал запуганной девушке – такая решимость и мудрость прожитых лет горели в нем.
– Так надо, – тихо сказала Осень ее губами, – так надо, Подаренный.
– Но зачем…
"Чтобы тебя помнили! – крутилась последняя Велина мысль в застывшем разуме, – чтобы помнили!"
– Ты же знаешь, зачем! – Веля крепко зажмурилась и даже перестала дышать.
Почти тут же она почувствовала чужое дыхание где-то рядом, а потом Дарен аккуратно обнял ее, и Велимира прижалась к нему всем телом, стараясь раствориться, исчезнуть в его объятиях.
Когда ночь вступила в свои права и укрыла их в себе от взглядов посторонних глаз – девушка уже не принадлежала себе: лишь Осень до краев наполнила ее, став с ней единым целым и запрятав все страхи глубоко под замок того неба, которое плескалось у нее в глазах.
Смешно ли, всю жизнь ждать этого момента?
Наверное, все-таки смешно.
Утро принесло с собой необычные ощущения. Оказывается, было так здорово лежать на чьей-то груди и просто слушать, как бьется чье-то сердце…
"Не чье-то, – поправила себя девушка и окончательно проснулась, – его!".
– Проснулась?
Девушка не стала отвечать, боясь спугнуть чудный миг своим собственным голосом.
Дарен чуть помолчал, тоже растягивая мгновения этого утреннего счастья и перебирая золотые волосы Велимиры, рассыпавшиеся по белоснежным простыням. Растянуть мгновение золотистой струной – и кануть в вечность… Вот их удел.
Мужчина вздохнул:
– Нам пора.
– Подожди еще чуть-чуть, – тихо попросила Веля, – пожалуйста.
Он не стал возражать: ему самому не хотелось никуда идти. И, дьябол побери все и вся, теперь ему как никогда хотелось жить! Жить, чувствуя кожей солнце, видя синее небо и зная, что рядом всегда будет эта странная девушка, перевернувшая в его жизни слишком многое, чтобы это можно было исправить.
– От тебя пахнет яблочным повидлом, – улыбнулся вдруг Дарен.
– Да?
– Веля-Веля… – войник снова вздохнул и выпустил из рук золотую прядь, – что же мы с тобой делаем?
"Мы с тобой" неожиданно приятно кольнуло где-то в районе груди и опустилось вниз, ближе к животу, чтобы устроиться там мягким клубочком.
Чаровница не стала отвечать на вопрос: на него не было ответа.
– Ты приглядишь за Броней?
– Конечно, о чем ты говоришь…
– Он не обыкновенный конь, понимаешь? Он, как человек…
– Я знаю, Дар, знаю.
Прощаться с Бронием Дарену было тяжело. Он, наверное, сказал тысячу слов накануне, да только разве могли бы все эти слова заменить то, что скоро будет отнято?
– Ты знаешь… – Веля приподнялась, чтобы смотреть Дару в глаза, – у одного народа есть предание…
Она замолкла, и Дарен спросил:
– И о чем же оно?
– О том, что люди, уходя из этого мира, прорастают цветами, – она помолчала, а потом добавила: – красиво, правда?
Но войник не улыбнулся в ответ: нахмурился и резко сел на кровати, отвернувшись от Велимиры. Девушка нерешительно положила ему руку на плечо.
– Что?..
Спина войника, перечерченная косыми шрамами, едва заметно вздрогнула. Цепочка на шее, на которой висел проклятый камень, чуть дернулась, будто от рывка.
– Ничего. Мне пора.
Сердце девушки болезненно сжалось, но как еще она могла его задержать? Веля поджала колени и, обхватив их руками, молча стала смотреть, как он одевается. А потом, когда Дар уже подошел к двери, не удержалась и тихо окликнула его:
– И ты вот так просто уйдешь, да?..
Но Дарен не ответил.
Лишь постоял на пороге еще с пылинку и, даже не оглянувшись, вышел за дверь.
Солнце светило в окно, и все так же синело небо над головой, как и вчера. Мертвое горячее светило и не подозревало о том, что сегодня должно случиться.
"Все, хватит, – оборвала себя Велимира, – ты всегда знала, чем все закончится".
Когда девушка пришла на назначенное место, все уже было готово к проведению ритуала. Двери и окна храма были наглухо закрыты, и весь свет давали лишь свечи, заботливо расставленные вокруг жертвенного алтаря и по полу.
Шон, чаровник школы Змея, стоял, прислонившись к стене, и о чем-то разговаривал с Дареном.
– Вы знакомы? – удивилась девушка.
Мужчины почти одновременно ей кивнули и снова вернулись к разговору. Велимира подошла к жрецу, отцу Алишеру и стала наблюдать за тем, как он рисует руны на каменном круге. Каждой клеточкой своего тела она ощущала, как наполняется первородной силой каждый из начертанных символов. Страсть, как любопытно!
– Да, девонька, долго же я жил, – вдруг усмехнулся старик, – а ты не бойся. Все равно ничего не сумеешь исправить.
– Знаю… Но все равно боюсь. – Веля вздохнула, – а Вы? Вы не боитесь?
Жрец рассмеялся:
– А чего мне бояться-то? Смерти? Так я пятый век ее ожидаю.
– Так вы не пойдете тропами Эльги в кошачьем обличии?
– Нет, не пойду, – старик почему-то развеселился еще больше, – я уже прожил сверх тех кошачьих жизней, которые бы мне даровали, так что теперь мне выстелена дорожка прямиком к шатру Моарты.
Девушка снова вздохнула.
– Да не вздыхай, девонька, так тяжко, все образуется.
– Как же: образуется, – тихо сказала девушка, – он же умрет.
– Этого мы не можем знать наверняка, – жрец улыбнулся и поглядел наверх, откуда, из тонкого отверстия в куполе потихоньку начал струиться свет, – о, надо же, уже почти полдень, нам пора начинать.
– Дарен! – Веля рванулась к войнику, разом сбросив с себя всю свою броню выдержки, – Дар!
Он обернулся и поймал ее в кольцо рук. Шон тактично отошел в сторону, ближе к отцу Алишеру. Веля уткнулась носом в его неизменную черную рубашку и прерывисто задышала, чтобы не зареветь.
– Веля?..
Велимира помотала головой.
– Жалеешь о том, что произошло?
Она не ответила, и Дар так и не понял, что же значило ее молчание, а потому немного неловко сказал:
– Не бойся. Все будет хорошо. Правда, будет. Веришь?
"Я верю тебе, Подаренный, верю!"
Жрец нетерпеливо окрикнул:
– Не медлите, надо начинать ритуал!
Дарен погладил Велю по волосам.
– Слышишь? Мне надо идти. Давай, соберись, ты же умница, ты справишься, – и решительно отстранился, чтобы зашагать к холодному камню, на котором чернела бесконечная вереница знаков, в каждом из которых плескалась сама смерть.
– Я справлюсь, – как молитву повторила Веля и, на миг крепко зажмурившись, устремилась вслед за Шоном, жрецом и… и за ним.
Отец Алишер заботливо помог снять рубашку и лечь на алтарь.
– Холодный, – поморщился Дарен.
"Ты сумасшедший, – подумала девушка, глядя на то, как прямо между пятым и шестым ребрами бил тоненький лучик золотого света, – сумасшедший… мой сумасшедший, который никогда не станет моим".
Жрец встал у изголовья камня и вытянул руки вперед, будто собирая в ладони солнце.
– А камень снимать не надо? – поинтересовался Дар.
– Не надо, – усмехнулся Шон, вставший напротив Вели и вслед за жрецом протянувший руки под струю света.
Затем и Веля поднесла под нее руки: пальцы дрожали, и девушка покраснела.
– Что ж… Начнем, – отец Алишер взглянул войнику в глаза и чуть виновато сказал: – прости за все, мальчик. Видит Осень, здесь нет нашей вины.
– Быстрее, – Дарен закрыл глаза, – я могу и передумать.
О, как же Велимире хотелось, чтобы он передумал! Но озвучить свою мысль вслух она не осмелилась: стоило ли столько идти к цели, чтобы потом развалить все, что строилось? Только вот правдива ли цель? Оправданы ли средства?
Чаровница для верности проверила Нить: но нет – туман был на месте, и чернота, нависшая над ним – тоже.
– Готовы?
Шон медленно кивнул.
Веля опустила голову за ним.
Отец Алишер улыбнулся и первым подставил ладони под мощный луч, брызнувший с вершины купола. Велимира быстро протянула руки вслед за Шоном и напряглась, едва выдерживая напор солнечной силы.
Три голоса слились в один, и все больше поднимались вверх, к самой вершине храма, обретая силу и наполняясь божественной, первородной мощью. Они не вспоминали слова: они, давно ставшие частью сути чаровников, сами слетали с их губ, обретая силу и смертельное воплощение. Последнее воплощение…
Солнечный вихрь закрутился, завертелся, скручиваясь, как канат, в смертоносное орудие забвения и смерти, белея, искрясь, ворочаясь из стороны в сторону, будто стараясь вырваться из-под чужих наглых рук, возомнивших себя хозяевами самого света.
Кожа Дарена побелела и будто бы засверкала. Камень нагрелся так, что войник чувствовал, как он прожигает кожу. Неприятный запах собственной паленой плоти ударил в нос, но Дар не стал открывать глаза: зачем? Запомнить ту, которую успел полюбить, как свою убийцу?..
– И да будет принесена жертва во имя того, что было! Того, что будет! И того, чему только суждено быть!
Раздался хлопок. Луч вырвался из тюрьмы рук чаровников, отбросив их волной воздуха к стенам храма и через миг ввинтился в белую грудь…
– А! – Веля зажала рот рукой и широко открыла глаза.
Дарен выгнулся дугой, его охватил такой свет, что люди невольно закрыли глаза руками, чтобы не ослепнуть.
Крика не было.
И больше ничего не было.
На долгое-долгое мгновение воцарилась тишина: смертельный свет поглотил в себе все: предметы, звуки мысли… А потом резко исчез.
Раздался облегченный вздох и протяжный вой новорожденного взрослым кота.
Прошло несколько долгих мгновений тишины, ценою в несколько вечностей, прежде чем девушка снова разлепила веки и с недоверием посмотрела на собственные руки: нет, руки выглядели так, как и должны были.
Она осталась человеком.
"Я же сама выбрала, да, Осень?"
Та, которую называли Осенью, молчала. Велимире даже показалось, что она и не услышала ее мыслей.
Рука сама легла на еще плоский живот. Что ж…
Веля поднялась на ноги, посмотрела по сторонам: около противоположной стены сидел, поджав под себя хвост темно-серый кот с голубыми льдистыми глазами. А от жреца, Алишера, не осталось даже праха: рассеялся, исчез старик в солнечном свете и ушел тропами Моарты в вечное царство мертвых.
Девушка попыталась заглянуть в небытие, чтобы посмотреть на след Нити бывшего чаровника, но не увидела ничего: лишь пустота окружала ее там, где раньше все так светилось и было понятным и ясным, как день…
– Вот видите, как все вышло, Шон, – горько усмехнулась она, обращаясь к коту, – так долго шли к цели, чтобы умереть… Глупо, правда?
– Мур-р, – не согласился кот и подошел ближе, чтобы потереться об ногу, – мур-р…
Веля упрямо не смотрела в сторону алтаря. Было страшно, больно и пусто. Везде: и внутри, и снаружи.
Кот нетерпеливо подтолкнул ее в ногу: мол, давай, подойди, проверь.
И она подошла.
Его черная коса растрепалась, и без того бледное лицо, казалось, побелело еще больше, и на нем не было улыбки, которой так часто одаривали сказители своих погибших героев. Наверное, не будь Веля так уверена в том, что он мертв, она подумала бы, что он спит.
На миг ее охватило такое слепящее чувство надежды, что Велимира почти поддалась ему…
Дарен не спал. Его грудь не вздымалась, а там, где раньше билось горячее молодое сердце, была лишь пустота. Бывшая чаровница не знала, как бы она справилась с этой пустотой, если бы точно не знала, что частичка его будет жить в этом мире, лишенном чародейства.
Велимира провела рукой по его груди, рассеивая пыль, в которую превратился самый могучий из всех могучих артефактов, созданных человеком. А потом дико расхохоталась, комкая в руках черную рубашку. Безумный смех взлетал вверх, к куполу, откуда еще недавно бил луч, разом уничтоживший Анродов камень, все чародейство в Мире и унесший с собой то, что было дороже золота и любых драгоценностей…
– Нет! – вскрикнула Веля, опускаясь перед алтарем и прижимая к груди черную рубашку, – не унес! Не унес… и никогда, никогда не унесет, слышите?!
И лишь одна одинокая слезинка скатилась по ее щеке.
* * *
День клонился к вечеру.
Лошади неспешно бежали по дороге, неся всадников обратно в город.
– Вот интересно, – протянул Ждан, – а что все-таки в этой коробочке?
– Не знаю, – устало отмахнулся Яромир, – тебе-то какое дело?
– Ну так любопытно же! А то ведь полдня потратили, чтобы ее найти…
– Слушай, если неймется, залезь и посмотри.
– А можно?!
– Мы никому не скажем, – усмехнулся шатренец, – хотя…
– Да ладно, я только одним глазком, – Ждан лихорадочно начал отстегивать ремешки на коробочке.
Те сначала не поддавались, и парень уже почти разозлился, но тут коробочка открылась.
Ждан открыл рот и замер.
– Ну, что там? – окликнул его Яр.
– Тут… э-э…
– Да не мямли ты, скажи нормально!
– Сам посмотри…
Шатренец развернул лошадь и выхватил кожаную шкатулку из рук у Ждана. Открыл крышку и тоже замолк, глядя на то, как поблескивает кольцо, сначала подаренное ему бывшим другом, а потом украденное Жданом…
– Ждан, – металлическим голосом позвал он, – почему Велимира не отправилась с нами, если ритуал нельзя было начать без этого кольца?
Парень пожал плечами.
– Ну, мало ли. Может, у нее дела какие в городе были…
– Какие дела, дьябол тебя побери?! Нас с тобой одурачили, как детей! – Яр дернул поводья, – пошла!
"И может быть оно к тебе вернется, но уже навсегда очищенное от крови товарища…"
– Да что такое случилось, ты можешь объяснить?
– Не знаю, но чувствую что-то… Надо ехать быстрее.
И они погнали лошадей так, что пыль заслонила их собственные фигуры и, казалось, даже солнце над их головами.
Они спешили, но не знали, что окончательно и бесповоротно опоздали.
– Храм заперт! – воскликнул Ждан, первым кинувшийся к двери и дернувший за резные ручки, – проверь окна!
Яромир подтянулся и схватился за решетку: но ставни тоже были закрыты.
– Там тоже заперто! – пары пылинок ему хватило на то, чтобы принять окончательное решение: – будем ломать двери!
– Двери храма? Ты спятил? Можешь хотя бы сказать, что там?
– Ответы на наши вопросы! – прорычал шатренец и закричал: – правда, отец Алишер?!
Ответом ему была лишь тишина. И тогда Яр вогнал сразу оба меча в дерево и дернул на себя. Двери на поддавались. Шатренец вытащил лезвия и снова загнал в дверь – в щель между створками.
Сзади начала собираться толпа, тревожно перешептывающаяся за спинами двух ненормальных, ломающих двери храма – оплота света и добра.
Пара мужчин, яростно крича что-то на яцирском, попытались оттащить их от святыни, но Яромир лишь отмахнулся мечами, продолжая яростно вколачивать мечи в твердое, как камень, дерево.
А когда двери сломались, все увидели лишь девушку, сидящую на полу под камнем, серого кота у ее ног, да белого-белого человека с черными волосами, лежащего на алтаре.
– Велимира! Дарен!
Она не подняла головы.
– Что с ним?! Веля, отвечай! – Яромир приложил пальцы к шее друга, надеясь уловить пульс, но пульса не было: сердце не билось, – что?..
Девушка помотала головой, продолжая судорожно комкать черную рубашку в руках. Ждан застыл чуть поодаль, не решаясь подойти ближе.
– Веля, что тут произошло?! – Яр схватил ее за плечи и затряс, как куклу, – отвечай же! Скажи хоть что-нибудь. Пожалуйста, не молчи!
Но бывшая чаровница безмолвствовала, а потом стала тихо-тихо петь старую, как мир песенку:
– Говорят, что в одной стране жила девушка, которая знала самую великую тайну на свете… девушку берегли, как зеницу ока, и потому жила она всю свою жизнь в темной башне… пока не явился за ней человек – не бедный, и не богатый, не трус, но и не герой, – явился, и попросил руки ее. Отец и мать, решив, что тот захотел завладеть ее тайной, сбросили того с этой самой высокой башни, опоив. А на следующий день эта девушка бросилась из своего окна за любимым…
– Почему?.. Зачем они это сделали? – сдавленно проговорил Яромир, не слушая ее, – как осмелилась это сделать ты?
– Почему? – отрешенно переспросила девушка, – потому что эта девушка знала тайну…
– Не надо, Веля, – оборвал ее шатренец.
Потом подхватил тело друга и медленно побрел к выходу. Никто из яцирцев не стал его задерживать.
Ждан молча подошел к девушке, сел рядом и кашлянул.
– Пойдем?
– Все кончено, Ждан, все кончено…
Парень нервно пригладил вставшие дыбом волосы, быстро оглянулся на двери, в которые уже начали заглядывать смуглые островитяне и поторопил девушку:
– Идем, Веля, а то здесь у некоторых уже возникли кое-какие вопросы…
Кто-то сердобольно указал друзьям на вересковые поля, где отродясь яцирские жители хоронили своих воинов, но Веля вовремя вспомнила о том, что северяне сжигают тела умерших.
Яромир уже складывал сухие ветки, когда на каменном утесе появились еще две фигурки. Веля робко подошла поближе.
– Можно нам… попрощаться?
– Что ж ты раньше-то не попрощалась, а, чаровница? – после долгого молчания произнес Яр, не оборачиваясь, – времени-то у тебя, небось, было предостаточно!
Девушка судорожно сглотнула образовавшийся вдруг ком в горле и пробормотала:
– Ты судишь о том, чего не знаешь. Нет больше чаровников, Яромир. Нет чародейства. Ничего нет из того, к чему ты так привык.
Яромир хотел сказать еще что-то, но не стал. Полез в сумку за огнивом и трутом, а Ждан кинул еще сухих веток, набранных им по дороге. Искры долго сыпались, не причиняя мертвому дереву вреда, но, в конце концов, занялись. Потянуло дымом.
– Пусть у тебя будет самый яркий путь, брат мой. Пусть видят боги, что они сотворили.
Ждан отошел чуть подальше и тронул застывшую Велимиру за руку.
– Что, вот так вот все и закончится, да? Он умер – и больше ничего нет?
Веля долго молчала, и парень уже успел подумать, что она не станет отвечать, когда бывшая чаровница тихо спросила:
– Знаешь, какую тайну знала та девушка, Ждан?
– Нет…
Велимира вгляделась в темное звездное небо и тихо проговорила:
– Она знала, что смерти – нет.
– Глупо, – ее собеседник бросил быстрый взгляд на погребальный костер, за языками которого укрылось тело Дарена, и пожал плечами, – что же тогда есть?
– Мы есть, Ждан. Мы – есть.
– А он? – парень кивнул на застывшего Яромира, – разве он еще есть?
– И он есть. Он потом поймет… позже.
– А если…
– Нам надо идти. Оставь его. Каждому хоть раз в жизни нужно побыть слабым.
Ждан бросил еще один сочувственный взгляд на Яромира, грудь которого неровно вздымалась от душивших его сухих рыданий, и кивнул. Дарена ему было тоже жаль – до боли жаль. Но сейчас как раз он-то и не мог быть слабым: этой девушке с золотыми волосами и этому мужчине, сыну отрекшегося князя, было во сто крат больнее.
– И что теперь? – спросил он, когда впереди снова замаячил злополучный храм.
– Теперь?.. – Веля поглядела в небо и пожала плечами. – Не знаю. Съезди к семье, Ждан.
– А ты?
– А мы с Яромиром пока в столицу поедем.
Парень оглянулся, а потом недоверчиво посмотрел на нее.
– Думаешь, он согласится?
– Уверена, – как-то грустно улыбнулась девушка, – он же не откажется увидеть сына своего друга?
* * *
В пышном замке шикарного кралльского замка было пусто и уныло: правитель изволил гневаться. И нет бы ему тихонько подебоширить в собственном кабинете, так нет же: Блуд нагнал страху на весь дворец, пообещав, что если ему не найдут его личного чаровника, сбежавшего посреди белого дня, то на веревках уже через день будут болтаться все, до кого сможет дотянуться рука его величества.
Конечно, причины вести себя столь… кхм… не слишком адекватно, у Блуда Пятого были, и немалые. Чаровник пропал – и дьябол бы с ним! Но ведь вместе с его чародейством исчезли и Тени – отвратительные существа, которые когда-то были людьми.
Кралля передернуло даже от омерзения: сам-то он был не в силах смотреть в эти лица, с которых стерлись даже следы губ, глаз, носа… Но, как ни противно было это осознавать правителю Заросии, только такие "существа" могли стать первоклассными убийцами, и выпускать их из-под контроля было бы чревато, мягко говоря, не слишком приятными последствиями. А если чаровник сбежал… то и Тени, скорее всего, не задержались при дворе.
Вот оттого-то краллю и было грустно и уныло. Блуд заперся в кабинете один на один с самой своей любимой фавориткой – бутылочкой яцирской водки, да так и не вышел из него.
Прислуга, взломавшая двери поутру обнаружила своего кралля в собственной луже мочи с вывалившимся языком и совершенно безумными глазами.
Говорят, что те, кто водился с Тенями, сами переставали быть людьми. Что ж, возможно они и были правы…
Приехавший с докладом молодой граф ар-Данн, сын наставника Лексана, тот самый, чью любовницу так неожиданно убили в Шатре, поспешил тут же убраться, но вскоре был убит неизвестными в собственном доме. Кралль так и не рассказал ему о Тенях, переиграв сам себя.
А ар-Данн так и не узнал, что древнее пророчество, откопанное им в старой дедовой библиотеке, сбылось.
Наследный краллевич, прознав об всем, здорово перетрусил и втихомолку смотался в Акирему, испросив у князя акиремского политического убежища. Князь это убежище предоставил взамен на его, краллевича, сестер. Так и переметнулась вся семья Блуда на «вражью» сторону.
Чуть раньше же, в тот же самый день, когда на Яцире весь вечер небо полыхало красным заревом, где-то на другом материке сложил все свои листы в папочку и приготовился к перевоплощению заросский ненаследный краллевич – первый и нелюбимый сын бывшего кралля. И на его губах как раз играла улыбка. Однако наступил полдень следующего дня – и ничего не произошло. Лексан встал, для верности выглянул в окно и, нахмурившись, снова сел в кресло. Потом побарабанил пальцами по столу и попросил привести чаровника, что был при Карстере. Однако в доме, где тот временно проживал под арестом, обнаружился лишь толстый черный кот, да одежда, разложенная на диване, будто только недавно в ней был сам человек.