Текст книги "Журнал Наш Современник 2008 #10"

Автор книги: Наш Современник Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 35 страниц)

КОЛЬЧУГА

Дрожит свечи неровной пламя, Душа скорбит, светлеет грусть, Когда я в опустевшем храме О Родине своей молюсь.

Шумят неистовые битвы, И с воем рать идёт на рать. А мне б слова своей молитвы Кольчугой прочною связать…

Рассеян ум. Бессилен разум. И только трудится душа, Слова простые раз за разом Нанизывая не спеша.

Чуть слышно шепчутся старушки, И гул эпох – издалека… Ох, коротка моя кольчужка, Ох, как кольчужка коротка.

* * *

Не хотел бы подводить итоги, Рано на пугающий покой, Суждено мне умереть в дороге, До звезды дотронувшись рукой.

Всё промчалось – годы, сказки, были И костров полночных сизый дым, Было время – и меня любили, Да и я когда-то был любим.

А о том, что не сбылось когда-то, Не жалею – нет пути назад… Не грусти – ведь ты не виновата, Да и я ни в чём не виноват.

Догорают времена и даты На закате сумрачного дня, Радостно молюсь и виновато: Господи! Не оставляй меня!

Пусть в ночи моя истает свечка, Но очнусь счастливый поутру, Чуя, как дрожит моё сердечко, Как душа трепещет на ветру!

ВЛАДИМИР БОГОМОЛОВ

"ЖИЗНЬ моя, иль ты

ПРИСНИЛАСЬ МНЕ?…"

ГЛАВЫ ИЗ РОМАНА

ПРИШЛА БЕДА – ОТВОРЯЙ ВОРОТА

ИЗ ПРИКАЗА КОМАНДИРА 425 -Ц ПОЛКОВНИКА БЫЧЕНКОВА

После победы в армии, в общем, пили все и всё, что издавало булькающий звук, несмотря на цвет, вкус и запах.

В беседах и политинформациях постоянно повторялись предупреждения и категорические запреты на приобретение, употребление и использование не по назначению неизвестных трофейных жидкостей.

Все приказы доводились до каждого в роте, особенно впечатляли наказания и приговоры Военного трибунала. Ведь знали, что можно отравиться и умереть или, что еще хуже – остаться инвалидом, ослепнуть, но каждый в душе надеялся, что с ним такого произойти просто не может. Чтобы избежать отравления, практиковался жестокий способ: стакан неизвестной спиртоподобной жидкости подносили местному жителю. Очевидцем я не был, но слышал о пяти или шести подобных опытах: три из них закончились трагически, причем в одном случае гибелью четырех военнослужащих, выпивших, в отличие от немца, не один стакан, а несколько стаканов спир-топодобной пакости.

Продолжение. Начало в №№ 6-9 за 2008 г.

Я был настолько уверен, что в моей роте ничего подобного произойти не могло – ведь столько раз об этом говорил и предупреждал, – что как полный дурак и недотепа в тот праздничный обед вместо недополученного спирта выдал роте из своих запасов вина без всяких опасений, и вот чем это обернулось.

Наутро, 28 мая, я был вызван в штаб дивизии для ознакомления с приказом Астапыча, написанного при участии Фролова, о наказании за отравление в разведроте. Полковник Кириллов молча передал его мне.

В описательной части приказа говорилось:

"Несмотря на ряд указаний и приказ войскам фронта № 0030 от 08.5.45 г., категорически запрещающие всему личному составу частей и соединений фронта употребление в качестве напитков каких бы то ни было захваченных трофейных жидкостей, в отдельных частях и соединениях дивизии по-прежнему эти требования не выполняются.

До сих пор командованием частей и соединений не проведено должной разъяснительной работы среди личного состава о запрещении подбирать и приобретать для последующего употребления спиртоподобные жидкости, приказы по этому вопросу доводятся до личного состава формально, опасность употребления не проверенных лабораторно трофейных жидкостей не доведена до сознания бойцов и офицеров. Пользуясь этим, вражеская агентура продолжает свою подрывную работу, выводя из строя наших военнослужащих.

Командование частей и соединений, политработники примиренчески, терпимо относятся к чрезвычайным происшествиям в своих подразделениях, ограничиваясь устными замечаниями, а подчас и их сокрытием.

Как свидетельствуют факты, командованием 138 сп не были приняты своевременные эффективные меры по укреплению дисциплины, они плохо знают вверенный им личный состав. Многие офицеры еще живут инерцией военного времени, когда условия боевой обстановки нередко способствовали чрезвычайным происшествиям, они не поняли, что с переходом армии к мирному строительству всякое, даже самое незначительное, чрезвычайное происшествие является событием, позорящим нашу дивизию и ее руководство.

Отравление военнослужащих 26 мая с. г. произошло потому, что личный состав 56 отдельной разведроты в праздничный для дивизии день с 16.00 был оставлен офицерами без надзора, и таким образом ст. л-т Федотов допустил распитие в своей роте непроверенной трофейной жидкости, оказавшейся метиловым спиртом".

В приказе имелись известные офицерам любимые выражения командующего корпусом генерал-лейтенанта Лыкова, в частности, отмечалось, что "старший лейтенант Федотов В. С. повернулся спиной к Уставу и приказам вышестоящих начальников", "популярничал с подчиненными", что "привело к ослаблению дисциплины в роте и чрезвычайному происшествию", и, как явствует из материалов расследования, "во время дознания вел себя неискренне, темнил, и ночь с 26 на 27 мая провел с немецкой женщиной".

Таким образом, "Федотов, руководствуясь низменными побуждениями и игнорируя традиции русского офицерства, утеряв чувство русской национальной опрятности, поставил панибратскую половую физическую близость с неустановленной немецкой женщиной выше священного долга исполнения обязанностей и чести советского офицера. Действия Федотова диктовались не соображениями служебной необходимости, а исключительно соображениями, сопряженными с грязными целями и намерениями".

В приказной части приказа по отравлению содержалось:

"Командир разведроты старший лейтенант Федотов В. С. за оставление личного состава роты без надзора, следствием чего явилось групповое отравление военнослужащих, заслуживает предания суду Военного трибунала. Однако, учитывая его участие в боях за Социалистическую Родину и тот факт, что он трижды пролил кровь и дважды был контужен, а также имеет правительственные награды, приказываю арестовать на 10 суток домашним арестом с удержанием 50% денежного содержания за каждый день ареста и предупредить о несоответствии занимаемой должности".

Я весь взмок от напряжения, вчитываясь в приказ, и вздохнул с облегчением: в приказе отсутствовал пункт, на котором угрожающе настаивал прокурор дивизии майор Булаховский – "обязательное отстранение от должности".

Я убито молчал, сознавая, что и Астапыч, и Фролов сделали всё, чтобы смягчить наказание.

Полковник Кириллов, не глядя на меня, сказал, что приказ отправят в корпус, и если там согласятся с формулировкой, то считай, что "такому недоумку просто повезет и ты отделаешься испугом, может быть, даже сможешь извлечь для себя полезный, но жестокий житейский урок".

Как вскоре оказалось, полковник Кириллов как в воду глядел, этот приказ был для меня цветочком, ягодки созревали впереди…

СПЕЦДОНЕСЕНИЕ ВОЕННОГО ПРОКУРОРА 425 -Ц МАЙОРА БУЛАХОВСКОГО ВОЕННОМУ СОВЕТУ ДИВИЗИИ

27 мая с. г. в 8.00 на охоте смертельно ранен представитель начальника тыла Красной Армии (группа тов. Дмитриева), заместитель заведующего Отделом Управления делами Центрального Комитета ВКП(б), особоуполномоченный Наркомата Государственного Контроля СССР полковник тов. Попов Семен Лукич, 1906 года рождения, уроженец гор. Пензы, русский, женат, двое детей, член ВКП(б) с 1941 года.

Несчастный случай произошел на территории охотничьего заповедника (бывшая дача Геринга). Во время охоты полковник Попов подстрелил кабана. Желая его добить, ударил кабана прикладом, держа ружье марки "Зау-эр" за ствол. Во время удара произошел самопроизвольный выстрел, которым полковник был ранен в живот.

На место происшествия немедленно прибыл командир 425 сд полковник Быченков вместе с дивизионным врачом. Они доставили полковника Попова в дивизионный госпиталь, где была оказана медицинская помощь и произведена хирургическая операция. Через 3 часа, в 11.00, не приходя в сознание, 27.5.45 г. полковник Попов скончался.

Произведенное вскрытие и проведенное тщательное расследование подтвердили, что невероятная смерть полковника Попова С. Л. произошла вследствие несчастного случая – огнестрельного саморанения на охоте.

По указанию полковника Быченкова тело погибшего полковника автомашиной доставлено в Берлин, а оттуда в цинковом гробу транспортировано самолетом в Москву. При сем прилагаю обнаруженные у тов. ПОПОВА документы:

Партбилет №…, выданный 15.1.41 года Пролетарским РК

гор. Москвы.

Паспорт №…, выданный 3 июля 1942 года 75 отд. милиции

гор. Москвы.

Удостоверение от 24 мая 1945 года за № 96, выданное Заместителем Начальника Тыла Красной Армии.

Командировочное предписание от 24 мая 1945 года за №…, выданное

штабом Начальника Тыла Красной Армии.

Продовольственный аттестат № 11/11676.

Лимитная карточка военторга на 50 условных единиц.

Карточка в офицерскую столовую.

Записная книжка.

172 немецкие марки.

2 рубля в советской валюте.

Бумажник.

Документы и ценности погибшего полковника Попова сданы по акту полковнику Фролову. Акт прилагается.

Часы погибшего Попова остались у меня на хранении и будут дополнительно высланы.

СПЕЦДОНЕСЕНИЕ ВОЕННОГО ПРОКУРОРА 425 СД МАЙОРА БУЛАХОВСКОГО ВОЕННОМУ СОВЕТУ 71 АРМИИ

Секретно

28 мая 1945 года неизвестными американскими представителями из расположения 425 стрелковой дивизии были увезены документы неустановленного содержания.

Произведенным следствием установлено, что 28 мая с. г. в расположение 425 сд прибыли автомашины "виллис" и "студебеккеры" с двумя американскими представителями, офицерами, в сопровождении одного лица в форме советского военнослужащего в звании майор.

Неизвестный по фамилии майор, представившись оперативному дежурному по дивизии майору Дышельману "старшим переводчиком штаба фронта", заявил, что он по заданию Военного Совета фронта, не указав какого, прибыл с представителями американского командования для розыска документов американских военнослужащих, бывших в плену у немцев. При этом майором-переводчиком было предъявлено майору Дышельману отношение с угловым штампом Военного Совета фронта, подписанное секретарем Совета, в котором командиру 425 сд полковнику Быченкову предлагалось оказать всяческое содействие американцам в розыске и вывозе документов якобы бывшего на этой территории до мая-месяца лагеря военнопленных.

Майор Дышельман, не установив надлежащей проверкой личностей прибывших, допустил объезд расположения дивизии американскими представителями. Вместо того, чтобы об их приезде немедленно доложить вышестоящим начальникам в дивизии и в корпусе, майор Дышельман поручил своему помощнику по дежурству капитану и/с Гельману заняться этим вопросом и оказать помощь американцам. Последний не только оказал содействие в нахождении места, но и выделил из дежурного подразделения 10 (десять) человек, которые в одном из бараков обнаружили под полуметровым слоем земли 64 больших, защитного цвета дюралюминиевых ящика, запертых внутренними замками, принятыми в немецкой армии для хранения медикаментов. Все эти ящики нашими бойцами были выкопаны из подпола барака, очищены тряпками от земли и погружены в "студебеккеры".

Своими действиями майор Дышельман и капитан Гельман проявили беспечность и потерю бдительности, за что они подлежат преданию суду Военного трибунала.

Учитывая положительную службу Дышельмана и Гельмана, нахожу возможным вопрос об ответственности указанных лиц разрешить в дисциплинарном порядке Вашей властью.

ШИФРОТЕЛЕГРАММА ШТ ИЗ 71А ПОДАНА 30.5.45 г. 15.40

Командирам соединений 71 А

Передаю директиву Нач. Генштаба КА № 117502 от 29.5.45 г. "За последнее время почти во всех фронтах имели место случаи массового отравления военнослужащих ядовитыми трофейными жидкостями, принимаемыми за спиртные напитки.

Верховный Главнокомандующий приказал:

1. Категорически запретить употребление каких бы то ни было трофейных вин и напитков, а также трофейных продуктов без разрешения командира части и без предварительного врачебно-лабораторного исследования их.

2. Разъяснить всему офицерскому составу настоятельную необходимость самых тщательных мероприятий по укреплению дисциплины, исключающих случаи самовольного использования военнослужащими трофейных продуктов и напитков.

3. Случаи отравления расследовать и о принятых мерах доносить в ГШ КА*.

Антонов"

Командующий армией приказал:

1. Настоящую директиву принять к точному и неуклонному исполнению.

2. Все случаи отравления спиртными напитками и пищевыми продуктами немедленно и тщательно расследовать и материалы передавать Военному Прокурору армии, выводы по результатам расследования немедленно представлять в штаб армии.

3. Все наличие спиртоподобных жидкостей сдать трофейным органам и на армейские склады ВТС, а при невозможности сдачи и (или) организации надежной охраны – УНИЧТОЖИТЬ.

Нач. штаба армии генерал-майор

Антошин

ПРИЕЗД КОМАНДУЮЩЕГО 71 АРМИИ

Самая черная неделя в моей жизни завершилась 31 мая неожиданным для многих экстренным совещанием в штабе дивизии, на которое должен был прибыть командующий армией генерал-полковник Смирнов.

Сам факт приезда командующего на совещание в дивизию, куда были вызваны в полном составе руководство корпусом и дивизии, мог означать, что в жизни произошли какие-то неизвестные чрезвычайные события и над дивизией сгустились грозовые тучи.

В ожидании прибытия командующего перед штабом дивизии собрались офицеры, курили, вполголоса сдержанно переговаривались, перешептывались, высказывая разные догадки. Ощущение тревоги, предстоящей бури витало в воздухе.

В 10.00 из подъехавшего к штабу "паккарда" вышел командующий с осунувшимся, бледноватым, сухим, каменно-непроницаемым лицом. Я заметил, как он изменился. Мне врезалось в память его властное живое лицо во время переправы на левый берег Одера, радость и улыбка, когда он с гордостью зачитывал правительственную телеграмму и обнимал Астапыча, благодаря его за успешное взятие плацдарма.

Все это было месяц тому назад, сейчас его было не узнать: так он постарел и похудел. В дивизии были слухи, что в конце апреля или в начале мая в соседней гвардейской дивизии погиб его сын, командир стрелкового взвода, но изменился генерал так, будто пережил не одну, а десять смертей.

Ответив на приветствия подоспевших командира корпуса, трех генералов и нескольких полковников, он в полном молчании пожал им руки. Ас-тапыч, наклонив голову, жался позади всех, весь почернелый и жалкий. Командующий, дойдя до него и не протянув ему руки, направился к зданию штаба, генералы и полковники последовали за ним. Астапыч с опущенной головой, приотстав на несколько шагов, с видом побитой собачонки последовал за всеми.

Я вдруг осознал и понял, как плохи его дела, и у меня сжалось сердце от физически ощутимой неотвратимой беды.

ИЗ ПРИКАЗА ВОЕННОГО СОВЕТА 71 АРМИИ 31 мая 1945 г.

За последнюю неделю в 425 сд имели место вопиющие случаи чрезвычайных происшествий, а именно: гибель на охоте вследствие неосторожного обращения с оружием ответственного сотрудника, полковника, особоуполно-

* Генеральный штаб Красной Армии.

моченного Наркомата Государственного контроля; групповое отравление военнослужащих метиловым спиртом со смертельным исходом.

28 мая в результате потери элементарной политической бдительности средь бела дня из расположения штаба дивизии при полном попустительстве и даже содействии военнослужащих дивизии неизвестными, предположительно американскими офицерами, были похищены и увезены на «студебеккерах» ящики с документами.

Командир 425 сд полковник Быченков и начальник штаба дивизии полковник Кириллов заслуживают самого сурового наказания – предания суду Военного трибунала, но, учитывая их долголетнюю и безупречную службу в Красной Армии, хорошую боевую работу, многократное участие в боях, наличие ранений и тяжелых контузий, заслуги перед Родиной в дни Отечественной войны, отмеченные высокими Правительственными наградами,

ПРИКАЗЫВАЮ:

1. Командира 425 сд Героя Советского Союза полковника Быченкова от занимаемой должности отстранить для назначения в дальнейшем на должность с понижением.

2. Начальника штаба дивизии полковника Кириллова с занимаемой должности снять и откомандировать в резерв фронта с понижением по должности на две ступени.

3. Старшего инструктора политотдела корпуса майора Дышельмана с занимаемой должности снять и направить в войска с понижением в должности и возможным назначением только в отделения кадров.

4. Нач. АХЧ дивизии капитана Гельмана за преступную потерю бдительности, что способствовало вывозу американцами документов из расположения штаба дивизии, от занимаемой должности отстранить, арестовать и предать суду Военного трибунала.

5. Командиру 138 сп майору Елагину за ослабление и отсутствие должного воинского порядка и дисциплины в полку объявить строгий выговор и предупредить о несоответствии занимаемой должности.

6. Ст. л-та Федотова отстранить от исполнения должности командира 56отдельной разведроты, откомандировать в офицерский резерв корпуса для последующего назначения с понижением в другую часть командиром стрелкового взвода.

Подготовленное командованием 425 сд представление для награждения Федотова В. С. за бои в апреле с. г. вторым орденом «Красного Знамени» – аннулировать. Настоящий приказ довести до командиров полков включительно.

На меня навалилось чувство страшной отдаленности от всего окружающего. Я был подавлен несправедливостью и, как мне казалось, жестокостью наказания самых достойных, боевых, честных командиров. И за что? За этого губошлепа, гада и мерзавца Дышельмана?

Так, в один миг, самые дорогие мне люди – Астапыч, Кириллов, Елагин – из-за непостижимого, кошмарного стечения обстоятельств уже в условиях послевоенной мирной жизни попали, как и я, под карающий меч-гильотину военного времени, и все мои мечты о вечном существовании 425 стрелковой, дважды Краснознаменной, орденов Суворова и Кутузова дивизии разлетелись как пороховой дым, рассыпались как песочный домик*.

В последующие полтора месяца моего пребывания в Германии от военнослужащих, как правило, не имевших никакого отношения к нашей дивизии, я слышал немало слухов и разговоров, десятки различных версий, в том числе и облыжно-несправедливых, касающихся лично меня. Все, что произошло в дивизии 26 и 27 мая, валилось в одну кучу и тесно увязывалось между собой.

В пересказе все выглядело так, будто командир разведроты, мальчишка – мой девятнадцатилетний возраст указывался довольно верно, – снюхался с матерой эсэсовкой, руководительницей вражеского подполья, которая не только использовала его в своих личных половых интересах, но и

* В связи с сокращением армии 425 сд была расформирована 26 июня 1945 года.

окончательно споила. Чтобы бесповоротно его охмурить, она, якобы совершенно голая, плясала перед ним на столе под музыку любимого Гитлером композитора Вагнера, после чего он шел и послушно выполнял любое ее задание. Именно через него в день юбилея дивизии в роту под видом французского ликера этой эсэсовкой-убийцей был подсунут бочонок метилового спирта. После отравления красноармейцев немка якобы тотчас бежала на Запад – она оказалась агентом нескольких иностранных разведок, – а командир роты был осужден Военным трибуналом. Число жертв, отравленных метиловым спиртом, в этих рассказах колебалось от 6 до 40 человек; также по-разному передавался в рассказах и срок наказания – от 5 до 10 лет, – впрочем, один лейтенант-артиллерист уверял меня, что якобы командир дивизии, приехав в роту и обнаружив десятки трупов, расстрелял ее командира прямо на месте…

ИВАН ПЕРЕВЕРЗИН

СПАСЕНИЕ ЕСТЬ У МЕНЯ…

В глазах у неба ни соринки, – глядит на землю широко, и море теплое, как в крынке парное козье молоко.

Но я ни в небо, ни на море сегодня точно не вернусь, – объяла сердце пуще горя по Родине глухая грусть.

И свет зари, и звон березы, и ноты птиц на проводах, – сквозь подступающие слезы я берегу не на словах…

И грусти я не зря распахнут, – прикрыв глаза, как наяву, я чую всё, что Русью пахнет, где я, как русский, – весь живу.

ПЕРЕВЕРЗИН Иван Иванович родился в 1954 году в посёлке Жатай на берегу Лены. Окончил Финансово-экономическую академию имени Плеханова. Работал трактористом, прорабом, директором совхоза. Автор пяти стихотворных сборников. Член Союза писателей России. Живёт в Москве

* * *

Вновь выпил водки и сижу на берегу лесной стихии, – за деньги, не за так дышу озоном горьким ностальгии.

И в памяти встают опять

святые образы отчизны,

с которыми мне умирать

и воскресать для новой жизни…

Далёк назначенный предел! Но оттого вдвойне дороже и свет, которым я горел, и мрак, где я светился всё же…

Я здесь на время потому,

что лишь с большого расстоянья

я, разглядев, навек пойму

весь смысл высокого страданья…

И жить сейчас – как умирать, и умирать – как жить, покуда мы будем верою питать придуманное чёртом чудо…

А водки выпил я не зря, – чуть-чуть на сердце полегчало… И красная, как кровь, заря, почти что золотою стала.

* * *

Я, как котел, что перегрет, а клапан накрепко закрыт – вот-вот рвану, – и белый свет на небо самое взлетит!

Ау! погожих дней стога, и плавни с рыбою, ау! Пустынны, дики берега, огнем пожгло в лугах траву.

И только в бездне голубой

лишь месяц, будто сирый птах,

летит над горькою землей -

за взмахом взмах, за взмахом взмах.

От неба взгляд не оторвешь, и вслед за ним не полетишь… Как бы живешь – и не живешь… как бы горишь – и не горишь…

И существую так давно, – за что? Не ясно самому… Но так вокруг меня темно, что вижу я за тьмою тьму…