Текст книги "Наши уже не придут 6 (СИ)"

Автор книги: Нариман Ибрагим

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц)

Награждение проводилось на пятидесятом этаже, в зале заседаний Верховного Совета.

Народные депутаты сидели на своих местах и молча смотрели на выстроившихся на трибуне, справа от кафедры, награждаемых.

Аркадий прошёл к кафедре, попутно с улыбкой кивая офицерам и красноармейцам, вытянувшимся по стойке «смирно».

– Дорогие товарищи! – заговорил он. – Сегодня, в этом зале, мы чествуем тех, кто своим мужеством и верностью Родине вписал свои имена в историю Советского Союза. Перед нами стоят наши герои – красноармейцы, каждый из которых совершил то, что требует не только высокого мастерства, но и непреклонной воли, силы духа, решимости до конца стоять за Советский Союз, за наш советский народ и за будущее всего человечества!

Он сделал паузу.

– Герой Советского Союза – это не просто звание, это символ того, на что способен советский человек, если перед ним стоит задача, важная для всей нашей Родины, – продолжил он. – Каждый из награждаемых сегодня своими поступками показал, что честь, долг и преданность Отечеству – это не пустые слова, а реальность, которую мы создаём своими руками, своей борьбой, своей жизнью. Итак…

– Лейтенант Зияр Дауд! – провозгласил Юрий Борисович Левитан, стоящий за микрофоном и читающий текст. – За героическую самоотверженность и находчивость, проявленные при отражении танкового контрудара при деревне Вултуру! В ходе этого героического боя было уничтожено и захвачено 15 танков немецко-фашистских захватчиков, 6 бронетранспортёров, а также уничтожена штурмовая рота противника!

После его слов наступила оглушительная тишина, в которой резко прозвучали шаги Немирова к лейтенанту Зияру.

Аркадий прикрепил «Золотую звезду» на грудь лейтенанту, а затем закрепил рядом «Орден Ленина». Он посмотрел на Зияра вопросительно, а тот очухался:

– Служу Советскому Союзу!!!

Раздались оглушительные аплодисменты.

– Красноармеец Смирнов Сергей Трофимович! – продолжил Левитан. – За спасение своего подразделения…

Награждения следовали одно за другим. Офицеры и красноармейцы получали заслуженные награды, а народные депутаты рукоплескали им.

После того, как наградили всех присутствующих, настал черёд тех, кого больше нет.

– Полковник Иванов Пётр Дмитриевич! – провозгласил Левитан. – За образцовое командование и решительные и самоотверженные действия в окружении, приведшие к развитию контрнаступления Красной Армии! Активные действия его полка привели к отвлечению большого количества сил немецко-фашистских и румынских захватчиков, что облегчило фронту ход стратегического наступления!

«Это один из тех самых „плацдармов“ Василевского», – подумал Аркадий. – «Рискованное действие, давшее щедрые плоды».

На кафедру поднялся отец погибшего офицера. На старорежимной форме с погонами фельдфебеля имеются награды: он полный кавалер «Георгиевского креста», а также имеет «знак отличия беспорочной службы».

На морщинистых щеках его были слёзы, он твёрдой рукой принял от Аркадия коробочки с «Золотой звездой» и «Орденом Ленина».

– От имени Верховного Совета СССР и от меня лично, выражаю вам благодарность, – сказал Немиров, пожав руку Дмитрию Иванову.

– А я ведь с вами всю войну прошёл, ваше высокоблагородие, – произнёс тот. – Меня вы сберегли, а вот Петю моего ваши офицеры сберечь не смогли. Видать, немец нынче сильнее.

– Сильнее, – кивнул Аркадий. – Но наши силы неисчислимы. И победа будет за нами.

Глава четвертая

Производственное наследие

*24 июня 1940 года*

– … а остальные – подождите в гостиной, – приказал Адольф.

Тон его был очень спокоен, но Герман знал его слишком хорошо и легко определял, когда фюрер действительно спокоен, а когда только делает вид.

В присутствии всех рейхсминистров он решил не срываться, поэтому в кабинете остались только люди из ближнего круга и генералы.

– Как это понимать⁈ – выкрикнул Адольф, когда дверь кабинета закрылась. Как это понимать⁈ Объяснитесь!!! Лист, фон Бок, Йодль – отвечайте! Я жду!

Но генералы знали, что тот, кто ответит, навлечёт на себя основной гнев фюрера. Поэтому они молчали.

Наконец, когда молчание слишком затянулось, слово взял Йодль.

– Ситуация ещё далека от критической, – заговорил он. – Последствия этого локального провала уже минимизированы – мы потеряли безвозвратно лишь 131 тысячу солдат Вермахта и СС. Основную тяжесть потерь понесли румынские и болгарские войска, поэтому…

– Мне плевать на этих недолюдей! – перебил его Адольф. – Меня волнует то, что никто ещё не предоставил мне новый план!!!

Геринг с трудом сдержал довольную улыбку. Рейхсканцлер настроен конструктивно – он очень зол, но не в настроении просто срываться. Ему хочется разобраться в ситуации.

– Но у нас есть план, мой фюрер, – возразил генерал Йодль. – «Барбаросса» требует некоторой корректировки, с учётом открывшихся обстоятельств. Скоро коммунисты утратят инициативу и мы должны быть готовы действовать быстро и решительно.

– Больше подробностей, – потребовал Адольф Гитлер. – Что вы придумали?

– Удар по Польше, мой фюрер, – ответил генерал. – И теперь это вопрос безопасности границ рейха.

– Предлагаешь пробить линию Ленина? – поморщившись, спросил рейхсканцлер.

– Она не является неприступной, – заявил Альфред Йодль. – Преодолеть её возможно, но на это потребуется много сил и ресурсов. После того, как линия обороны будет преодолена, мы сможем продвигаться вглубь вражеских территорий.

– Я верно понимаю, что уже существует детально проработанный план прорыва вражеской обороны? – спросил Гитлер.

За годы до начала войны генералитет, хорошо знакомый с конструкцией Линии Ленина, даже не рассматривал варианта её преодоления. Герман хорошо помнил слова Манштейна: «Это будет неоправданно дорого и по материальным, и по людским потерям».

– Ещё нет, мой фюрер, – покачал головой генерал. – Но разработкой такого плана, в инициативном порядке, занимается генерал Гудериан.

– Какие потери вы прогнозируете? – спросил рейхсканцлер.

– Возможные потери ещё предстоит оценить, мой фюрер, – ответил Йодль. – Но если большевики начнут контрнаступление с опорой на Линию Ленина, то…

Он замолк.

Все прекрасно поняли, что произойдёт в таком случае.

– Прорабатывайте план Гудериана, – приказал Гитлер. – Ожидаю подробный отчёт у себя на столе в течение недели. Завтра в полдень соберите здесь Верховное командование Вермахта. Можете идти. Все, кроме Геринга, Гиммлера, Геббельса, Тодта и Заура.

Генералы покинули кабинет, а рейхсканцлер встал из-за стола и прошёл к большому глобусу, стоящему между двумя книжными шкафами.

– Это лишь небольшая неприятность, – произнёс он, прокрутив глобус до Восточной Европы. – Румыны и болгары помешали немецкому оружию взять верх, но ничего, это всего лишь цыгане и славяне – недочеловеки… Герман, что говорят конструкторы?

– Новости неутешительные, мой фюрер, – вздохнул Геринг. – Мы сильно недооценили техническую оснащённость противника. Данные из Испании сильно устарели и больше не соответствуют действительности.

Рейхсканцлер уже знает о том, что 30-миллиметровые автоматические пушки стали вспомогательным оружием, а в роли основного теперь выступает 57-миллиметровое орудие ЗиЛ-4М – об этом все знают. Но чего он ещё не знает…

– Защищённость нового танка Т-14АМ-2 увеличена почти в полтора раза – обстрел захваченных образцов показал почти полную неуязвимость этого танка для наших 5-сантиметровых орудий на дистанции свыше 1000 метров, – продолжил Геринг. – Предлагается отказаться от 5-сантиметрового орудия на Panzerkampfwagen III и оснастить Panzerkampfwagen IV, как более подходящий для этого, длинноствольными 7,5-сантиметровыми орудиями. Мы провели предварительные расчёты – установка на этот танк длинноствольного орудия, которое предполагается переделать из перспективной пушки PaK 40, уже успешно испытанной на САУ Sturmgeschütz III в варианте StuK 40, сильно изменит балансировку танка и ухудшит ряд его характеристик.

Он замолк, ожидая реакции. Но Гитлер молчал, с задумчивым видом щупая глобус.

Завод компании «Daimler-Benz» установил орудия PaK 40 на платформу от танка Panzerkampfwagen III. Рубка на экспериментальных образцах была открытой, лобовое бронирование ограничивалось орудийным щитком от противотанковой пушки, но это оказалось даже в плюс перспективной САУ – отличный обзор частично компенсировал известные недостатки открытой рубки.

Тишина затянулась.

– Насколько критично? – решил взять инициативу Тодт.

– Ничего смертельного, – улыбнулся Геринг. – Плюсы высокой бронебойности орудия с лихвой перевешивают все обнаруженные недостатки. САУ Sturmgeschütz III уже продемонстрировали способность бороться с большевистскими танками – на дистанции до тысячи метров пробивают танк Т-14АМ-2 в лобовую проекцию.

– А Panzerkampfwagen III? – спросил вдруг рейхсканцлер.

– Бои на юго-восточном фронте показали, что начало производства этого танка было большой ошибкой, – ответил Геринг.

– Возможно, нашей промышленности нужно реализовать весь его модернизационный потенциал? – спросил Гитлер.

– К моему глубочайшему сожалению, мой фюрер, установка длинноствольного 7,5-сантиметрового орудия в башню Panzerkampfwagen III невозможна, – покачал головой Геринг. – Она создаёт немало сложностей даже на чуть более подходящем Panzerkampfwagen IV, поэтому модернизационный потенциал этой платформы, для такого рода орудий, уже исчерпан. Всё, что мы можем – это только переделать Panzerkampfwagen III в StuG III. Я считаю это наиболее разумным решением.

– Жаль… – вздохнул рейхсканцлер.

– Зато это решительное и дешёвое увеличение боевой мощи наших Панцерваффе как в наступлении, так и в обороне, – добавил Геринг.

– Я вижу, ты стал очень большим экспертом в танкостроении, Герман, – нахмурил брови в притворном неодобрении Гитлер. – Может, тебя за штурвал истребителя посадить, чтобы ты очухался?

Это классическое засмеивание – Геринг уже привык, что после каждого нервного всплеска рейхсканцлер повышает своё настроение за чужой счёт.

А по поводу глубоких познаний Германа в области танкостроения и тактики Панцерваффе, всё объяснялось тяжёлыми условиями, в которых ему приходится работать.

Он практически не занимался своей «вотчиной», Люфтваффе – управление он, фактически, полностью переложил на Эрхарда Мильха, бывшего директора «Люфтганзы». Этот «полуеврей», (1) волей Геринга ставший «истинным арийцем», де-факто главный руководитель Люфтваффе.

Сам же Герман по самую маковку погрузился в «бронетанковый вопрос», в котором, постепенно, начал очень хорошо разбираться.

Именно отсутствием какого-либо опыта в этом деле на раннем этапе, он объяснял себе то, что Panzerkampfwagen III вообще были приняты на вооружение и произведены в таких масштабах. Тысяча триста танков были произведены практически зря, до того, как Герман остановил производственные линии личным приказом и перенаправил производство на Panzerkampfwagen IV.

Судя по реакции Гитлера, против StuG III он ничего не имеет и скоро, как только будет доработана закрытая рубка с усиленной бронёй, все имеющиеся Panzerkampfwagen III будут переделаны в САУ.

Геринг пожал плечами, предпочтя ничего не отвечать на шуточку рейхсканцлера. Всё-таки, можно нарваться на развитие «шуточки» во что-то большее, а это не пойдёт на пользу делу.

– Охотники на танки, – со значением произнёс Гитлер. – Теперь я понял… И вот ещё! Мне нужна Sturmgeschütz IV – я хочу, чтобы в неё была установлена ещё более мощная пушка. 8,8 сантиметров…

– Боюсь, мой фюрер, что в нынешних условиях это будет проблематично, – ответил на это Геринг.

– Какие это может вызвать проблемы? – сразу же спросил рейхсканцлер.

– Разбалансировка веса, противовесы, шасси Panzerkampfwagen IV и так почти на пределе своих возможностей с 7,5-сантиметровой пушкой в башне, – начал перечислять Геринг.

– Вот ничего ты не понимаешь… – вздохнул Гитлер. – Я же прошу штурмовое орудие – какая башня?

– 8,8-сантиметровое орудие KwK 36 весит вдвое больше, чем PaK 40 – полторы тонны против 750 килограмм, – объяснил Геринг. – Один только ствол KwK 36 весит 700 килограмм и только его масса, выведенная от корпуса, создаст критическую перегрузку передней части подвески. На платформе Panzerkampfwagen IV эта проблема неустранима.

– Какие тогда есть предложения? – поинтересовался Гитлер.

– Уже испытывается новое 7,5-сантиметровое орудие, которое имеет длину ствола в 60 калибров, – сообщил Геринг. – Но, пока что, конструкторы из «Рейнметалла» рекомендуют создать под него новую платформу. Требования по бронепробитию, установленные Управлением вооружений сухопутных войск, невозможно удовлетворить без существенного увеличения массы орудия.

– А какие там требования? – нахмурил брови рейхсканцлер. – Напомни-ка.

– На тысячу метров бронепробитие должно составлять 140 миллиметров броневой стали под углом 60 градусов, – ответил Геринг.

В голове у него хранилось много данных – характеристики орудий и танков он заучивал наизусть, чтобы полноценно владеть ситуацией.

– Лееб совсем с ума сошёл? – спросил Гитлер.

– Требования были приняты при покойном Беккере, – ответил Герман. – Лееб всего три месяца в должности и разобрался далеко не со всем.

Эмиль Беккер застрелился 8 апреля этого года, что было тяжёлой потерей для рейха – он активно взаимодействовал с войсками и всегда знал, чего хочет армия. Но чрезмерная нагрузка сделала своё дело – он свёл счёты с жизнью…

– Объясни мне тогда ты, для чего они сейчас испытывают это орудие? – спросил Гитлер.

Ответ у Германа есть, но он, с высокой вероятностью, Адольфу сильно не понравится.

– Говори, я жду! – подстегнул его Гитлер.

– К-хм, к-хм… – кашлянул Геринг, оглядев остальных присутствующих, которые делали вид, что очень заинтересованы интерьером.

Один Геббельс смотрит на него требовательным насупленным взглядом, как бы недоумевая, чего это он ничего не отвечает.

– Ну? – рейхсканцлер вперился в него требовательным взглядом. – Неужели, мы разрабатываем орудие просто так? Или оно полевое? Или оно относится к ПТО? Или Беккер совсем съехал с катушек, осознал, что натворил и застрелился? А ты не собираешься стреляться, Герман?

– Нет, мой фюрер, – покачал головой покрасневший Геринг.

Ему было очень неприятно, что его чехвостит соратник, но хорошо, что это происходит в «ближнем кругу».

– У тебя есть ответы? – спросил Гитлер.

– Да, мой фюрер, – выдохнул Герман. – Они, возможно, вам не понравятся.

– А я здесь не для того, чтобы мне угождали! – воскликнул Гитлер. – Перед нами стоит великая миссия защиты нашей цивилизации и расы от орд дикарей и недочеловеков! А ты не можешь мне ответить на простой вопрос⁈

Он пафосно поднял руки вверх и возгласил:

– Чем мы тут, по-твоему, занимаемся, Герман⁈

Герингу это надоело, поэтому он решился.

– Управление вооружений сухопутных сил разместило заказ на копирование танка Т-14АМ-2! – выпалил он.

Повисла глубокая и тяжёлая пауза. Гитлер приоткрыл рот, Гиммлер ухмыльнулся, а Геббельс начал смотреть на Геринга ещё более насупленным взглядом.

А Тодт и Заур пытались слиться с интерьером, чтобы им, если что-то вдруг, не прилетело глобусом или писчими принадлежностями со стола…

– Вы хотите предать арийскую инженерную и военную школу? – спросил Гитлер. – Вы хотите растоптать это наследие, которое наши товарищи сумели по крупицам сохранить и развить? Хотите отбросить их память и бездумно скопировать поделку безумных варваров? А может, мы их просто купим у наследничков Ленина⁈ А что такого⁈ Я слышал, все так делают! Даже французы, через турок, купили себе десяток устаревших Т-14! И ничего, катаются! Их лягушачья гордость не уязвлена! А чем мы хуже лягушатников⁈

– Конструкторы «Майбаха», «Хеншеля», «МАНа», «Даймлер-Бенца» и «Порше» написали экспертное заключение, в котором утверждается, что трансмиссия танка Т-14АМ-2 совершеннее любых отечественных, а также зарубежных аналогов, – ответил Геринг, решивший, что терять уже нечего. – Просто нет более совершенной танковой трансмиссии – ни у кого. Также в экспертном заключении сказано, что эта трансмиссия – продукт многолетнего совершенствования. Они годами доводили её до совершенства и добились невероятных результатов.

Фердинанд Порше как-то сказал ему, что теперь коммунисты будут эксплуатировать эту трансмиссию до конца времён – будут совершенствовать её, разрабатывать что-то на её основе и так далее. Они нащупали нечто, близкое к идеалу, а от такого добровольно никто не отказывается.

Гитлер задумался. Он обратил свой взор обратно на глобус и размышлял.

Спустя две с небольшим минуты, он повернулся к Геббельсу.

– Да, мой фюрер? – сразу же подобрался тот.

– Доктор Геббельс, – произнёс фюрер.

– Я всё понял, – улыбнулся рейхсминистр пропаганды.

Гитлер коротко кивнул, посмотрел на Геринга и приказал:

– Новый танк должен быть быстрее, мощнее и бронированнее, чем тот, на котором сражаются жидобольшевики. И последнее… Восемьдесят восемь.

– Я вас понял, мой фюрер, – ответил Герман.

*24 июня 1940 года*

Вернувшись в свой кабинет, Геринг оттёр пот со лба и уселся в своё кресло. Раньше он с трудом вмещался в него, но теперь, внезапно, появилось целых два пальца свободного пространства.

«Проклятая работа…» – подумал он.

Как-то так получилось, что из всей верхушки НСДАП, он самый занятой. Был Эмиль Беккер, но он застрелился.

«Один я остался…» – с грустью подумал Герман.

В голове прозвучал издевательский вопрос Гитлера: «А ты не собираешься стреляться, Герман?» Ещё каких-то полгода назад он бы ответил без раздумий…

Гиммлер, Геббельс, Гесс – на поверку они оказались бесполезными. Гитлер ставил их на разные должности, смотрел, как они справятся, они не справлялись, он снимал их и ставил на их место других людей.

Гиммлер осел в полиции, концлагерях и той синекуре с контролем над расовой политикой.

Геббельс пробовал себя в роли рейхсминистра путей сообщений, куда напросился у Гитлера, но быстро выяснилось, что он не дружит с элементарной логикой и на путях сообщений он не просто бесполезен, а даже вреден. В итоге он вернулся к пропаганде и больше оттуда не высовывается.

Гесс тоже не захотел оставаться не при деле, поэтому полез в имперское министерство науки, воспитания и народного образования, главой которого стал. Ненадолго. Оказалось, что и там можно что-то испортить…

«Этот его оккультизм», – поморщился Геринг.

Сейчас Гесс в Великобритании, в качестве посла.

«Сидит в посольстве, отдыхает, гуляет по Лондону, встречается с королём…» – подумал Герман. – «Вот куда я полез? Может, это я тупой, а они умные?»

Он нажал на кнопку коммутатора и вызвал секретаршу.

– Вероника, принеси мне американский кофе и круассаны – это первое, – начал он. – Круассаны с шоколадом – это второе. Третье – позови ко мне Заура и Тодта, но только через десять минут после подачи кофе и круассанов. Ах, да, ещё Лееба и Порше. Этих двоих организуй так, чтобы они зашли после того, как я закончу с Зауром и Тодтом.

– Хорошо, рейхсминистр, сейчас всё сделаю, – улыбнулась Вероника Фрайер фон Шредер.

Баронесса хорошо знает порядок действий Германа: двадцать минут – на аудиенции, десять минут – на сладости и кофе.

Когда она вышла из кабинета, он встал из-за стола и сунул руку под ремень. Он оттянул его и замерил зазор. Получилось примерно полтора пальца.

– Надо к портному… – заключил он. – Хотя, нет, ещё недели две подождать надо. Нет времени лишний раз ездить.

А вот кто точно рад такому положению дел – это доктор Фердинанд Порше. Несмотря на некоторые разногласия, которые имели место раньше, теперь Порше адаптировался к новым условиям работы и почти не бывает дома.

После выполнения работ по военным заказам, он лично встаёт за чертёжный стол и доводит до ума свой электродвигатель, который рассчитывает установить в перспективный танк.

«Он ещё не знает, что разработка VK 35.01 скоро будет полностью отменена», – подумал Герман.

Рейхсканцлер хочет новый танк, как у большевиков, только многократно лучше.

От германской школы танкостроения придётся отойти и адаптироваться под новые реалии. Реверс-разработка отнимет много времени, ведь Т-14АМ-2 – это совсем не Panzerkampfwagen III и тем более Panzerkampfwagen IV. (2)

Вероника принесла поднос с кофе и десертом. Геринг с удовольствием отведал американского кофе, закусывая его круассаном с горячей шоколадной начинкой.

Ровно через десять минут он расправился с перекусом, а спустя десяток секунд вошли Фриц Тодт и Карл-Отто Заур.

– Вы сами всё слышали, – вытерев рот салфеткой, произнёс Герман. – Теперь наша задача – в кратчайшие сроки осуществить переделку всех Panzerkampfwagen III в Sturmgeschütz III и оснастить их новыми орудиями StuK 40. Тодт – твоя задача будет самой сложной. С этого момента ты отвечаешь за серийное производство новых орудий.

Гитлер дал ему Фрица в заместители, как наиболее толкового человека из партийных кругов. Раньше он возглавлял организацию своего имени, но сейчас туда «перебросили» Эрнста Удета, который, вроде бы, справляется.

– А ты, Карл, займёшься переделкой танков, – продолжил Геринг. – Их нужно будет выводить с фронта, заменять эквивалентным количеством Panzerkampfwagen IV и чехословацких средних танков. Как там они…

– ST vz. 37, – напомнил Заур.

– Да, именно, – кивнул Герман. – А я, пока вы занимаетесь этими делами, буду давить на конструкторов и всеми силами ускорять разработку нового танка для фюрера.

Самой неприятной частью этой работы будет беседа с Порше – нужно будет как-то помягче сообщить ему, что проект VK 35.01 закрыт.

– Идеи, предложения, советы? – спросил Герман.

*25 июня 1940 года*

– … процессы все изучил? – поинтересовался Лаврентий Павлович Берия.

– Да, – ответил Альберт Шпеер.

– А порядок внесения изменений в процессы? – уточнил нарком обороны.

– Изучил, – кивнул Шпеер.

Они стояли посреди картотеки, в которой сконцентрированы все документированные процедуры и стандартные операционные процедуры Наркомата обороны.

Альберт с изумлённым выражением лица рассматривал длинные ряды высоких стеллажей, доверху набитых папками и коробками. Каждая папка подписана, есть цветовая дифференциация разных отделов, а ещё тут заведена хитрая система кодификации документов, которую он освоил не до конца.

– Главное управление химической промышленности – это твоя взлётная полоса, если оправдаешь ожидания высшего руководства, – улыбнулся Берия. – Немиров отсюда начинал, ещё при Ленине. Я тоже здесь начал. Главное здесь не закончить.

– Я постараюсь, – улыбнулся Альберт в ответ.

– Стараться – это делать что-то без надежды на успех, – наставительным тоном, подняв указательный палец, сказал Лаврентий Павлович. – Я видел, как ты работал на строительстве Новосибирской ГЭС – там ты точно не старался. Там ты работал и добивался успеха. Такие люди везде нужны. А здесь – особенно.

– Я оправдаю ожидания, возложенные на меня, – пообещал Шпеер.

Он сам толком не понял, как всё это завертелось в его жизни: в 1931 году он работал в Берлинской академии искусств, планируя открыть собственное бюро.

К сожалению, или к счастью, с бюро не сложилось, как и с карьерой архитектора. В Берлине на него вышло американское архитектурное бюро – его представитель пригласил Альберта поработать в Нью-Йорке.

Он забрал с собой Маргарету, на которой спешно женился, вопреки воле её и своих родителей.

Наняли его на строительство Леонтауна – заказчик, Леонид Курчевский, хотел увидеть близ Цинциннати образцовый немецкий городок. Его совсем не смутило, что в спроектированных им жилых домах будут проживать негры – какая ему разница?

В Цинциннати проживает очень большая немецкая диаспора, поэтому Альберт с Маргаретой чувствовали себя там вольготно, будто не уезжали никуда…

Местные немцы были рады тому факту, что городские земли негров выкупаются корпорацией Курчевского, а сами негры переезжают за сорок километров от города.

Городок решено было назвать Альбертсбургом – далеко не каждый Леонтаун называют в честь главного архитектора.

На открытии города присутствовал сам Леонид Курчевский, который подарил ему, в честь успешного завершения проекта, символические ключи от города, изготовленные из серебра.

А когда проект был закончен, Курчевский предложил ему работёнку за границей – нужно было помочь спроектировать металлургический завод в СССР.

Он переехал с семьёй в Москву, ведь зарплату предложили втрое больше, чем в «K-Group».

Дальше его проверили в деле – он закончил проектирование завода, а затем к нему пришёл человек от Берии и сказал, что есть возможность остаться в СССР, но не просто жить, а участвовать при этом в грандиозных проектах всесоюзного масштаба.

И его не обманули, хотя червячок сомнения грыз его несколько лет – не верилось ему, что такое бывает просто так.

Но оказалось, что бывает: он проектировал Иваньковскую ГЭС, Новосибирскую ГЭС и ряд других объектов, масштабом поменьше.

Его архитектурный талант долгое время не находил применения, он занимался грубой расчётной работой, а затем его пригласили проектировать Дворец Советов Китайской ССР – он занимался им в 1936−37 годах. Но это было что-то вроде долгого отпуска, в котором он мог работать в своё удовольствие.

А вот в середине 1937 года его вызвал к себе Берия, предложивший занять должность заместителя начальника в Управлении транспортной логистики при Главном артиллерийском управлении. Но надолго он там не задержался – после череды странных ротаций, в 1940-м году, три дня назад, он оказался в кабинете Лаврентия Павловича Берии, который предложил ему стать начальником Главного управления химической промышленности.

Его Маргарета, беременная шестым ребёнком, чуть сознание не потеряла, когда узнала, насколько высоко ему предлагают «взлететь». Она уже прекрасно адаптировалась в Советском Союзе, ей здесь нравится, как и детям.

– Готов приступать? – спросил Лаврентий Павлович.

– Когда? – уточнил Альберт.

– Сейчас, – ответил нарком обороны.

Примечания:

1 – Эрхард Мильх – в эфире рубрика «Red, ты опять мне что-то рассказываешь!» – забавно, как плавно в статьях о «Люфтганзе» на Википедии, на немецком и русском языках, обходят роль этого человека в становлении и развитии этой компании. А он, по сути, в одно лицо, вытолкал «Люфтганзу» в Топ-3 авиакомпаний сначала Веймарской республики, а затем и Германского рейха в период с 1926 по 1951 год, когда её «закрыли» американцы. Никто и ничего, конечно же, не закрывал, а пожизненный срок Мильха, полученный им за военные преступления и преступления против человечности, составил аж целых семь лет – американцам даже нацистский военный преступник оказался другом, товарищем и братом, если он против СССР. Возвращаясь же к отношениям Германа Геринга с Эрхардом Мильхом. Как-то Герингу сообщили, что его секретарь – это не чистокровный ариец, а всамделишный мишлинг (мать – немка, а отец – фармацевт), но Герман не растерялся, а ответил: «Я сам буду решать, кто здесь еврей, а кто нет». Но этих слов было недостаточно, поэтому он провёл целую спецоперацию, одобренную Гитлером: мать Мильха оговорила себя, дала показания о тайной любовной связи с бароном Германом фон Биром, который чистокровный немец, а затем было подделано и подменено свидетельство о рождении. Геринг даже пошутил на эту тему, потому что был большим юмористом: «Раз уж мы собираемся отнять у него настоящего отца, то пусть хотя бы взамен получит аристократа». Вот так вот нацики гнули свои же правила, когда им было очень надо.

2 – О пазиках 3 и 4 – кто-то может подумать, чего это RedDetonator недвусмысленно намекает, что Пазик 4 был проще Пазика 3 – а я не намекаю, я говорю прямым текстом. Пазик 3 был более сложным в техническим плане: трансмиссия сложнее, требовала очень точной сборки, подвеска торсионная, более продвинутая, но также и более сложная в производстве, а бронелисты были раздельными, что также усложняло производство. В общем, даже конструкция шасси у Пазика 3 была более сложной и менее удобной для модификации, что, собственно, и предопределило его дальнейшую участь. В итоге, Пазик 3 был дороже, сложнее в производстве, имел больше деталей, которые ещё и были сложны в изготовлении, и плохо адаптировался под новые реалии войны. Пазик 4 в этом отношении гораздо проще, примитивнее и надёжнее. Можно сказать, что Пазик 4 очень удачен, а вот Пазик 3 – нет. Но это только в сравнении.

Глава пятая

Шведский корпус

*26 июня 1940 года*

– Охоту? – переспросил Леонид, разглядывающий стакан с виски. – Если быть откровенным, то я не любитель охоты. Более того, я не одобряю напрасное убийство беззащитных животных. Вот если бы у кабанов и косуль тоже были ружья…

– Ха-ха-ха! – засмеялся Рузвельт, сидящий в кресле напротив него. – Интересная мысль!

Курчевский изначально не имел интереса к охоте на животных, но он не участвовал в увеселениях подобного рода не только поэтому. Ещё существовал прямой запрет от Центра, который строго регламентировал, где он может развлекать себя, а где не может.

Резон был веский: американские, и не только, бизнесмены, аномально часто погибают на охоте…

«Несчастные случаи» на охоте – это очень древний способ устранения конкурентов, поэтому Курчевского никогда не видели в дикой природе с ружьём наперевес.

Вдобавок, после всего, что он пережил, даже сама мысль, что его может порадовать охота на животных, не вызывала в нём ничего. По сравнению с тем накалом эмоций, испытанным в битве с наёмниками мафии, которых он убивал прямо у себя дома, на острове…

«Нет лучшей охоты, чем охота на человека, и те, кто вкусил её и полюбил, никогда больше не захотят ничего другого», – вспомнил он слова Эрнеста Хемингуэя.

Он очень хорошо поговорил с ним в «Клубе Игроков», куда Леонида пригласил Джон Дос Пассос, хороший друг Хемингуэя.

В этом литературном клубе Курчевский также познакомился с Дороти Паркер, которую нанял для написания сценария к фильму с названием «Опустевший город». Идея пришла ему как-то спонтанно, после бесед с Марией Константиновной Бострем, переживающей сейчас период хандры – ей очень скучно и грустно, а единственным понимающим её человеком она считает Леонида.

Идея будущего фильма: Двое незнакомцев, мужчина и женщина, существующие будто бы в двух разных мирах, живут в большом городе. Он – архитектор, когда-то мечтавший строить города будущего, но теперь проектирующий лишь безликие здания, ставшие символами чуждой ему эпохи. Она – журналистка, разочаровавшаяся в своей работе, где слова больше не имеют веса, а репортажи – пустая формальность. Эти двое случайно встречаются несколько раз, а затем у них завязываются дружеские отношения – они беседуют, всё лучше и лучше узнавая друг друга, и чувствуют, что высасывающее их души одиночество постепенно развеивается. Но город не любит тех, кто ищет смысл за его пределами. Обыденность тянет их назад: работа, обязательства, социальные рамки. Чем ближе они становятся, тем больше кажется, что этот город живёт, питаясь одиночеством своих жителей. Как будто он не отпустит их. Им остаётся один выход – либо смириться с пустотой этого города, либо попытаться сбежать из него вместе… но куда, если все дороги ведут обратно?