Текст книги "Наши уже не придут 6 (СИ)"

Автор книги: Нариман Ибрагим

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)

«Помню ли я?» – подумал Аркадий. – «Слишком хорошо помню. Я видел Москву во время трёх мировых войн».

Он сдержанно улыбнулся.

– Да, гений товарища Ленина непостижим, – сказал он. – И я прекрасно помню те времена – для меня это всё будто вчера.

– Хорошо, что сейчас не так, – вздохнул Калинин.

*25 августа 1940 года*

– Как обычно, ожидается ожесточённое сопротивление ПВО, – продолжал инструктаж полковник Рыбаков. – Поэтому за сто пятьдесят километров до входа в радиус действия городских ПВО, необходимо достичь высоты 10 500 метров – это к особому вниманию бомбардиров…

Всё это старший лейтенант Егор Константинович Богомолов уже и так прекрасно знал, но, тем не менее, слушал предполётный инструктаж предельно внимательно. Сачкующие лётчики долго не живут – это установлено за два месяца бомбардировок Берлина и Рура.

– Погода ожидается облачная, что даже к лучшему – сможете подобраться поближе, – сказал полковник. – Но наблюдайте друг за другом как можно внимательнее. Авиация ПВО будет сильна, поэтому особо не надейтесь на прикрытие. Они будут заняты схваткой с превосходящими силами противника. Если узнаю, что какой-то дурачок не надел броню – навсегда превращу в наземных техников, вместе с командиром.

«Да, броня – это святое», – мысленно согласился старший лейтенант Богомолов. – «Ни разу не видел таких дурачков, что вылетают без неё».

Комплект индивидуальной бронезащиты БЗ-12 – это полный защитный костюм, надёжно закрывающий туловище и конечности. Голову закрывает шлем-маска ЗШ-12.

Защитные свойства обеспечиваются 48 слоями нейлона и дюралевыми пластинами толщиной по 7 миллиметров, уложенными внахлёст.

Шлем ЗШ-12 изготовлен из стали, а лицевая маска – из толстого листа органического стекла.

Уже неоднократно проверено, что, при удачном стечении обстоятельств, броня может удержать даже среднеразмерный осколок, что очень ценится среди экипажей.

Подобное бронирование весит 23 килограмма, что тяжеловато, но полегче, чем риск умереть от почти любого осколка.

– Работать будете по топливным хранилищам у Берлина, – сказал полковник Рыбаков. – Но за вами будут идти ещё две эскадрильи, со своей задачей. Вы разминётесь с ними непосредственно перед Берлином – они летят на Потсдам. Идите и крепко спите – через восемь часов вылет. Свободны.

«Целых 24 экипажа на Потсдам», – подумал старший лейтенант Богомолов. – «Им будет тяжело – немцы ведь нами не ограничатся и на возврате их поймают. И если вторая волна прикрытия опоздает или поспешит, то будут серьёзные потери».

У 1-й и 2-й эскадрилий 1-го тяжёлого бомбардировочного авиационного полка 42-й дальнебомбардировочной авиационной дивизии задача чуть-чуть попроще – просто разбомбить Берлин, не залетая так далеко.

Егор сразу же направился в казарму, чтобы добросовестно поспать положенные четыре часа. Остальные тоже следовали заведённому распорядку.

А через четыре часа не очень крепкого сна началась финальная предполётная подготовка.

За двенадцать часов до вылета техперсонал закончил проверку двигателей и антиобледенительной системы, а также кислородного оборудования для экипажей.

Также, в самом конце техобслуживания, были загружены снаряды для пушек и патроны для пулемётов.

Проснулся Егор без проблем, ведь это уже привычное дело. К тому же, это нетрудно, когда перед этим поспишь с 16:00 до 20:00.

– Егор, пойдём на завтрак! – вошёл в казарму капитан Гончаров.

– Сейчас, умоюсь, – ответил ему Богомолов. – Подождёшь?

– Да, – кивнул Павел. – Покурю, как раз.

Умывшись и приведя себя в образцовый порядок, он вышел из казармы и увидел сидящего в курилке Гончарова, как раз вытащившего из портсигара вторую сигарету.

– Идём, – поднялся он с лавки и вернул сигарету в портсигар.

В столовой было многолюдно, как обычно и бывает перед боевым заданием.

На завтрак подали рисовую кашу с маслом, белый хлеб, сгущённое молоко, яйцо, кофе с сахаром и маленькую плитку шоколада «Феликс».

Шоколад «Феликс» – это продукция бывшего завода «Абрикосов и сыновья», ныне называемого «Шоколадный завод имени Феликса Эдмундовича Дзержинского», в народе называемого просто «Дзержинским».

После завтрака командиры и штурманы отправились в штаб, где получили маршрутные карты, схемы отхода, а также уточнили точки встречи с прикрытием.

Как только командиры и штурманы вернулись, экипажи поехали на аэродром.

– Мои писали недавно, – сообщил Павел, когда они шли к автобусам. – Зинка говорит, что квартиру получила – двухкомнатную, пока что, но как разродится третьим, будет подавать на трёхкомнатную. Сказала, что пользуется привилегией.

У близких родственников военнослужащих Красной Армии есть привилегия при выдаче квартир и домов. Так родители Богомолова получили свою двухкомнатную квартиру в Ярославле – наконец-то, перебрались из барака в комфортабельное жильё.

– Это здорово, – улыбнулся Егор. – Поздравляю!

– Да, спасибо, – кивнул Павел Гончаров. – Вот вернусь домой, даст бог, и сразу в трёхкомнатную квартиру!

– Дай-то бог, – вновь улыбнулся Богомолов.

Его жена, Нина, живёт в однокомнатной – с детьми у них ещё не сложилось, а рассчитывать на расширение жилплощади можно только в случае, если появляются дети…

– Каждый. Надевает. Защиту, – процедил майор Волков. – Я каждого пощупаю! Если не нащупаю хоть одного бронеэлемента – сниму с вылета и будете сортиры драить! Не хватало мне, чтобы я вместе с вами в сухопутчиках ходил…

Егор быстро облачился в комплект индивидуальной бронезащиты и надел шлем.

На фоне, техперсонал загружал в бомбардировщик бомбы.

На это задание бомбардировщики 1-й и 2-й эскадрильи оснащаются зажигательными бомбами ЗАБ-100 и обычными ФАБ-100, в соотношении 50 на 50. Бомбовая нагрузка – 3000 килограмм.

Это ограничит предельную высоту, что есть дополнительный риск, но взорвать и сжечь нефтехранилища гораздо важнее.

«Пятнадцатый рейс сегодня будет, а на Берлин – третий», – подумал Богомолов. – «После этого вылета, возможно, к Красной Звезде представят».

Далее была финальная проверка исправности оборудования, вооружения и радиосвязи. Богомолов проверил свою зону ответственности – бомбовый прицел и сдвоенный 12,7-миллиметрового калибра пулемёт ДК.

– Товарищи! – начал напутственную речь командир 1-го авиаполка, полковник Рыбаков, когда экипажи построились. – Сегодня – важный день! Мы бьём немца по самому больному месту – по топливу! Без него ни танки не поедут, ни самолёты не взлетят!

Он оглядел всех присутствующих.

– Немцы спать не будут, – продолжил полковник. – Их ПВО будет ждать вас. Их истребители будут подниматься вам навстречу. Мы уже знаем, что это значит. Каждый должен помнить: одиночки долго не живут. Держитесь боевого порядка! Удар наносите точно, не раскидывайте бомбы, как зерно по полю. Каждый килограмм – в цель! Поняли меня?

– Так точно, товарищ полковник! – почти синхронно выкрикнули лётчики.

– По машинам! – приказал Рыбаков.

Егор забрался в бомбардировщик и занял своё штатное место.

Спустя несколько десятков минут, затарахтели двигатели, основательно прогрелись, а затем бомбардировщик тронулся с места.

До Берлина примерно 500 километров, поэтому Пе-11 заправлен на 50%, чего вполне хватит туда и обратно.

Богомолов, чтобы занять себя хоть чем-то, включил лампу и ещё раз рассмотрел схему топливохранилища, а затем вытащил из планшета фотографии.

Разведчики летают над Германией почти непрерывно – каждый день в общую карту добавляются новые фрагменты. Егор лично видел общую карту Берлина, составленную из фотографий, сделанных в строго заданных координатах.

Видно всё: дома, улицы, парки, общественные здания – вся немецкая жизнь, как на ладони…

Только вот гражданская жизнь немцев советских военных не интересует. А вот что им очень интересно – это расположение военных объектов.

Во время двух прошлых «визитов» в Берлин Богомолов бомбил железнодорожный вокзал и армейские казармы в пригороде. Сам город бомбить бессмысленно, там нет ничего ценного, что оправдывало бы расход совсем не бесплатных бомб, но иногда бывает, что подбитые бомбардировщики сбрасывали груз вслепую. И тогда случалось, что тонны бомб обрушивались на мирные дома.

«Это война», – подумал Егор. – «Прифронтовые города они точно так же бомбят».

Лётчики ориентировались по сигнальным огням, хорошо видным в предрассветном сумраке.

– Экипаж, готовность к взлёту, докладывайте! – приказал майор Волков.

– Второй пилот – готов!

– Штурман – готов!

– Бортмеханик – системы в норме, давление в гидравлике – в зелёной зоне!

– Радист – связь в норме, приём чистый!

– Бортстрелки – боезапас загружен, турели зафиксированы. Ждём взлёта!

– Бомбардир – готов! – рапортовал старший лейтенант Богомолов.

Самолёт разогнался, оторвался от земли и начал набирать высоту.

– Курс 278, держим 2800 метров, набор продолжаем до 8500, – сообщил штурман, лейтенант Теодоряну.

– Принял, держим 278, – ответил майор Волков. – Скорость?

– 280 километров в час, обороты в норме, – ответил бортмеханик, старшина Бернацкий.

Егор увидел первую группу сопровождения – истребители И-7 с дополнительными баками под крыльями. Они будут лететь с бомбардировщиками до самого Берлина, где вступят в бой с истребителями-перехватчиками Люфтваффе.

Спустя час они подлетели к зоне ПВО Берлина и начали набор высоты.

– До линии передовых зенитных батарей – 15 минут, 50 километров. Пора набирать высоту! – сообщил штурман, лейтенант Теодоряну.

– Принял! – ответил командир экипажа, майор Волков. – Бортмеханик, переводим двигатели в режим набора!

– Есть режим набора! – ответил старшина Бернацкий. – Обороты увеличиваю до 92%, шаг винта уменьшаю. Двигатели тянут ровно.

– До зоны ПВО – 40 километров, – спустя некоторое время, сообщил лейтенант Теодоряну. – Встречный ветер 7 метров в секунду, корректируем курс на 281 градус, чтобы компенсировать снос!

– Принял, держим 281 градус, угол набора 4 градуса, – ответил Волков.

«Скоро начнётся…» – подумал Егор и ощутил тянущее чувство негативного предвкушения.

Это странное ощущение, когда знаешь, что сейчас будет очень плохо, но ждёшь этого.

– Высота 9 800 метров, до первой линии ПВО 20 километров, время – шесть минут! – сообщил Аркадиуш Теодоряну.

– Принял! До 10 500 дотягиваем плавно! – отреагировал Волков.

– Ребята, отрабатывайте дальше – мы полетели! – сообщил командир 8-й эскадрильи, подполковник Ткаченко. – Ни пуха!

Истребительное сопровождение, не встретившее никакого сопротивления в воздухе, тоже разделилось на две части.

– Принято, и вам не хворать! – ответил майор Волков.

– Контакт! Дымки впереди – зенитки! – закричал стрелок из шаровой установки внизу.

Егор посмотрел вперёд и тоже увидел чёрные облачка с жёлтыми всполохами внутри них. А затем начали раздаваться частые взрывы.

Звук был, будто по корпусу стучит кувалдой кто-то очень сильный. Вибрация передавалась в руки даже через толстые варежки, без которых на такой высоте просто никак – температура −45 градусов Цельсия.

– Чёрт, это 105-ки! – сообщил кормовой стрелок. – Идут плотнее, чем в прошлый раз! Суки стали лучше стрелять!

– Все системы в норме, давление стабильное, повреждений нет! – сообщил бортмеханик.

Напряжение росло с каждым глухим ударом по корпусу. Их не отличить от осколочных попаданий, поэтому остаётся уповать на то, что им сейчас не режет крылья…

– Попадание по левому ведомому! – сообщил стрелок левой бортовой турели. – Дымится, но держится!

– Штурман, доклад по курсу и время подлёта! – нервным голосом скомандовал майор Волков.

– Держим 281, скоро поворот на цель, до точки сброса – 10 минут! – ответил Теодоряну.

А после его слов небо вдруг резко затихло. Егор услышал гул двигателей своего бомбардировщика – это значит, что ПВО свою часть выполнила.

– Это Стрела-4! Контакт! – раздалось из динамика. – Восемь целей, заходят с северо-запада! Предположительно – Мессеры! Идём на перехват!

– Всей эскадрилье – сохранять строй! – скомандовал майор Волков. – Время до точки сброса⁈

– Пять минут! – ответил штурман.

– Стрелки, держите секторы! Если появятся «худые» – не давайте им выйти в хвост! – приказал командир экипажа.

Мессершмитты прозвали «худыми» за узкий и компактный фюзеляж, что отличало его от «упитанного» И-7, который немцы прозвали, если верить фронтовым слухам, «кабаном».

– Стрелы приняли бой! – сообщил радист. – Восемь «худых» отвлекают, ещё восемь идут прямо на вторую эскадрилью!

– Минута до точки сброса! – предупредил штурман.

– Передаю управление бомбардиру! – ответил майор Волков. – Давай, Егор, жги!

Богомолов принял управление, скорректировал курс и сообщил:

– Ориентир взят! Бомболюк открыт!

– Стрела-2 подбит! – донеслось до него из динамика.

– Высота 10 500, скорость 280, угол 12 градусов, цель в перекрестье! – выкрикнул Егор. – Сброс!

– Немцы жмут! – сообщил кормовой стрелок за 30-миллиметровой автопушкой. – Один в хвосте, второй заходит снизу!

Картина боя менялась динамично – через носовой фонарь Егор видел пролетающие мимо трассеры, разорванную обшивку, падающую на теперь уже не спящие пригороды Берлина.

Сразу после сброса, Егор немедленно передал самолёт командиру экипажа:

– Самолёт ваш, товарищ майор!

– Штурман, курс! – приказал майор Волков.

– Курс 102, держим до выхода из сектора, после уходим на 85! – ответил лейтенант Теодоряну.

– Принял! Манёвр уклонения, готовьтесь! – ответил командир экипажа.

– Вижу детонацию! – выкрикнул кормовой стрелок. – Горят, сукины дети, ха-ха!!!

– «Стрела-4» докладывает – три сбитых, но у нас потери! – сообщил командир прикрытия. – Стрела-2 горит, лётчик прыгнул! Наблюдаем новых «худых»!

– «Клин-2» подбит! – сообщил левый бортовой стрелок. – Наблюдаю резкий крен вправо! Носовая часть разбита – самолёт горит! Два парашюта!

Егор, выполнивший свою работу на сегодня, занял носовую пулемётную турель и сразу же увидел заходящую с носа пару «худых».

Над ним пролетела длинная очередь из зелёных трассеров – это сработала носовая 30-миллиметровая автопушка.

Немцы шли в лоб, рассчитывая проделать то же самое, что и с «Клином-2». Егор открыл огонь в правого, относительно себя, «худого».

Его трассеры отпугнули немца, но тот успел попасть куда-то в область правого крыла и двигателей.

А вот второй «худой» не успел среагировать и получил бронебойный снаряд прямо в двигатель. Снаряд пробил двигатель и убил пилота, что было ясно по окрасившемуся в красный цвет фонарю самолёта.

– Давление третьего двигателя упало! – сразу же сообщил бортмеханик. – Топливо течёт – мы его теряем!

– Перекрывай подачу и глуши третий двигатель! – скомандовал командир экипажа Волков.

– Есть глушение третьего! Обороты на остальных держу! – ответил бортмеханик Бернацкий.

– Курс корректируем на 110, снижение до 9000! – сразу же вмешался штурман Теодоряну.

«Это плохо…» – подумал Богомолов. – «Сейчас налетят».

То, что они снижаются до девяти километров, открывает простор для манёвра перехватчикам противника, которые на этой высоте будут чувствовать себя более уверенно. Но хуже всего – бомбардировщик покидает строй и становится одиночной жертвой.

Теперь их будут терзать до самого конца и надежда одна – на истребители прикрытия.

– «Клин-1» «Клину-3», – заговорил майор Волков. – Передаю командование – действуйте по полётному заданию.

«Ох…» – увидел Богомолов оживившихся «худых», которые сразу же пошли на снижение за лёгкой добычей.

– «Стрела-1» «Клину-1»! – вышел на связь командир истребителей прикрытия. – Прикрыть не сможем – связаны боем! Защищаем эскадрильи!

«А вот теперь точно плохо», – подумал Егор и открыл огонь по заходящему на атаку Мессершмитту.

По нему стреляли все носовые турели, поэтому немец быстро понял, что в этот раз ничего не получится.

– Усилить бдительность! – раздался приказ Волков. – Будем прорываться домой!

Примечания:

1 – Почему рыночек – это всегда плохо для полиэтнических социалистических государств? – в эфире рубрика «Red, зачем ты мне всё это рассказываешь⁈» – разберём это на примере той же Югославии, которая является идеальным образчиком того, как всё разрушить парой десятков ловких движений. В 1948 году Иосип Броз Тито, увидевший, что в СССР «строят какой-то не такой социализм», посрался со Сталиным, который считал, что раз СССР освободил Югославию, то и танцевать её тоже должен он. Тито идея подчинения Центру не понравилась, из-за чего он поругался со Сталиным. На самом деле, не только поэтому. Сразу после войны Тито вдруг начал чувствовать власть, которая и не снилась его отцу, поэтому охренел по форме и содержанию: он пытался включить в Югославию часть Италии и Австрии, раз уж так получилось, что «мы со Сталиным победили», 19 января 1948 года предложил Энверу Ходже ввести войска в Албанию, якобы для защиты от англо-американского вторжения из Греции – Сталину такие инициативы не нравились, так как у него была геополитика и нежелание начинать войну с Западом, но Тито воспринял это как предательство. А дальше было ещё хуже. За две недели до «предложения» Тито албанскому лидеру, Георгий Димитров, лидер Болгарии, дал интервью, в котором высказался о некой «Балканской федерации», которая могла бы объединить тут всё «от можа до можа» – Югославию, Болгарию, Румынию, Албанию и Грецию. Уши Тито оттуда торчали явственно, он тоже ратовал за эту федерацию, но оказалось, что Димитров имеет вполне определённую позицию, какая страна должна стать лидирующей в федерации и это была не Югославия. Сталин сначала рассматривал, но не поддержал, а Запад отреагировал – это выглядело, как военно-политический блок, что нарушает Ялту и Потсдам, поэтому в Брюсселе использовали прецедент для формирования Западного блока, который почти сразу стал НАТО. Естественно, такие геополитические последствия привели к разладу. У Тито мечты о какой-то новой сверхдержаве, а у Сталина скучная геополитика, нацеленная на недопущение Третьей мировой – отношения у них резко начали портиться, а затем испортились окончательно. Произошёл разрыв – каждый стал сам по себе. И в этот момент Тито начал соображать, что натворил: раз Югославия больше не находится на подсосе у сверхдержавы, нужно как-то построить эффективную экономику, которая будет конкурентоспособна на мировой арене. А ещё нужно было как-то примирить более 20 народов, причём идея жёсткой централизации, какую провели в СССР, Тито чем-то не устраивала. И он решил пойти другим путём – увеличить автономию республик, предприятия отдать рабочему самоуправлению, ничего масштабно не планировать, верить в светлое будущее и надеяться на лучшее. В 1953 году Тито внёс масштабные правки в Конституцию Югославии от 1946 года, добавив в неё целые абзацы о рабочем самоуправлении, начиная с цехов, заканчивая субъектами федерации. В результате, все 50-е годы наблюдался невиданный рост промышленности – она увеличивалась на 13,4% в год, а ВВП рос на 9,8% в год. Тито сразу как-то поверил, что вот он, «третий путь™», вот он, родимый – «социализм с человеческим лицом™». Только вот нет никакого третьего пути, есть только два пути – социализм или варварство. И ты, уважаемый читатель, сейчас поймёшь, почему. Поскольку Югославия была всё ещё социалистической, но, как бы, не с СССР, западным странам было интересно, чтобы всё так и оставалось. И чтобы Югославия не ушла в ОВД и СЭВ, её начали подкармливать кредитами. Запад начал кредитовать Югославию аж с начала 50-х годов, практически сразу после её разрыва с СССР. Впрочем, Тито – это умный телёнок, поэтому сосал у двух маток – СССР, в 1954 году, тоже кредитовал его на выгодных условиях, потому что не хотел, чтобы Югославия окончательно ушла к Западу, но Тито снова начал охреневать и осуждать политические действия СССР, поэтому краник перекрывали несколько раз. Значительная часть экономических успехов Югославии – это результат кредитования, так как все эти россказни о том, что можно добиться экономического роста с помощью внутренних сил – это детские сказки. В 50-е кредиты помогли Тито выкрутиться из ситуации и восстановить страну, порушенную немцами и их тогдашними друзьями, но в 70-е он уже просто не мог остановиться. Югославия стала зависеть от западных кредитов, а в 80-е годы вдруг выяснилось, что кредитов набрано на 20 миллиардов тогдашних долларов США, экономика не растёт и всё движется к анальному отверстию. И тут вылезает МВФ, который говорит: сейчас всё порешаем, но надо делать рыночные реформы, а если не сделаете, то будет жесть. В Югославии начались рыночные реформы, начали стремительно, как расходование зарплаты, формироваться национальные финансовые элиты в пока ещё братских республиках, что заложило фундамент для того, что будет в Югославии в 90-е. Мне ведь не надо рассказывать тут, что было в Югославии в 90-е, да? Короче, закабалили, заставили выполнить условия, а потом просто смотрели, что будет. Собственно, в СССР с 1985 происходило то же самое – «ускорение», формирование миллионеров, которые потом всё «честно приватизировали» в бывших братских республиках, а затем закономерный коллапс. Только, в отличие от Югославии, СССР никто снаружи ничего не навязывал – выродившаяся партия решила, что хватит, наигрались в социализм – пора пилить палубу, всё равно этот корабль почти встал. В общем, в Югославии Тито хотел как лучше, а получилось, как всегда. Максимально доступная автономия в Югославии дошла до того, что республики в федерации брали кредиты отдельно и без согласования, поэтому и набежало так много: полная финансовая безответственность привела к закономерному результату – пришёл коллектор и навязал условия, при которых ему будет удобно вернуть свои деньги. Ещё раз: нет никакого «третьего пути™». «Социализм с человеческим лицом™» – это нежизнеспособная химера. И что это такое вообще – «социализм с человеческим лицом»? У него лицо должно быть человеческим по сравнению с чем? С капитализмом? А у капитализма точно человеческое лицо? Но это ладно, политические клише – это дело такое. А вот при каком условии югославская модель могла бы оказаться жизнеспособной? Только в случае, если она была бы крупнейшей на планете. Но беда в том, что в таком случае и советская модель тоже будет жизнеспособной и даже более эффективной, чем югославская. И это не какая-то моя додумка: раз довольно-таки неповоротливая и полная неустранимых недостатков капиталистическая система, в условиях своего повсеместного доминирования, показала себя более эффективной, по сравнению с плановой системой, хотя в последней недостатков на порядок меньше, то более прогрессивные модели очень легко прикончат капиталистическую систему, при условии своего повсеместного доминирования. Просто игра изначально была нечестной, но Маркс предупреждал: революция должна произойти в индустриальной стране, а затем распространиться по всему миру. Только в таком случае новая система могла уверенно одолеть капитализм. Но социалистическая революция произошла в аграрной стране, на весь мир не распространилась, поэтому поставленные перед ней задачи выполнены не были, а затем капиталистическая система сожрала аномалию. Но эта аномалия вспыхнула так ярко, что наши отечественные барыги самоотверженно борются с коммунистической угрозой уже почти 35 лет. Тем не менее, нам нужно смотреть правде в глаза. Распад СССР – это не роковая случайность, это очередное подтверждение теории Маркса. Он всё это время был прав. И СССР – это цивилизационный опыт, который обязательно поможет всему человечеству в будущем. Барыги прекрасно помнят о том, что альтернатива капитализму есть – её призрак бродит среди цехов разрушенных заводов, они финансируют разные фонды, чтобы старательно очернять наше социалистическое прошлое, нанимают разных содомитов, чтобы они фабриковали тонны бреда, но наблюдается тенденция, что они уже начали забывать вкус вил…

Глава двенадцатая

Благородный риск

*26 августа 1940 года*

– Держать не ниже семи с половиной тысяч! – выкрикнул майор Волков. – Любой ценой, сука!

Егор почти полностью абстрагировался от окружающего его мира – для него существовали только прицел, гашетка и Мессершмитт-109, пошедший на заход с превосходящей высоты.

Теперь, когда бомбардировщик снизился до 9000, истребители оживились, ведь их двигатели на этой высоте работают гораздо лучше. Они стали быстрее и манёвреннее, а Пе-11, наоборот, замедлился и начал терять высоту.

– Есть, твою мать!!! – радостно выкрикнул стрелок с верхней турели.

Богомолов отвёл глаза на доли секунды, посмотрел на жертву 30-миллиметровой автопушки и вернулся к прицеливанию.

Подбитый Мессершмитт лишился левого крыла, загорелся и полетел на встречу с землёй, крутя, при этом, повторяющийся пируэт.

«Да попади ты, сука!!!» – подумал выпучивший глаза Егор.

Трассеры никак не желали совмещаться с целью, но, наконец, совместились – минимум пять-шесть пуль попало в двигатель, а ещё пара-тройка в фонарь. «Худой» отвернул и помчался прямо в землю. Готов.

– Ха-ха!!! – порадовался за Богомолова стрелок сверху.

– Правый бортовой ранен! – сообщил штурман.

– Займи его место! – приказал майор Волков.

Егор вновь открыл огонь – ещё один Мессершмитт пошёл на заход.

Враг выделил для добивания четыре истребителя, но теперь их два, а это значит, что шансы бомбардировщика незначительно возросли.

За штурвалом нового «худого» был очень осторожный пилот, который не стал играть с Егором в азартные игры и дал короткую очередь, а затем отвернул.

Попал он куда-то в левое крыло, но сообщений от бортмеханика не поступило, поэтому можно сказать, что отделались без последствий.

– Двенадцать часов, верхняя полусфера! – предупредил стрелок из турели с автопушкой.

Орудие загрохотало, а Богомолов задрал стволы, чтобы поддержать его огнём. Но угла вертикальной наводки не хватило, поэтому попасть по новому противнику не представлялось возможным…

«Худой» шёл рискованно, нацелился поразить кабину, но тут засверкали толстые трассеры снарядов БЗТ (1) и ОФЗТ, (2) поэтому немец начал уклонение.

«Ой, зря…» – слабо улыбнулся Егор, когда увидел, куда именно начал уклоняться вражеский пилот.

Богомолов зажал гашетку и полоснул немца практически гарантированно смертельной очередью. Правда, непонятно было, попал ли он в кабину, но «худой» ушёл в штопор, из которого так и не выбрался.

«Три!» – подумал Егор. – «Целых три! И мы ещё живы!»

Оставшийся Мессершмитт сразу же бросил недобитка – решил, что игра не стоит свеч.

Он удалился и начал набор высоты, чтобы попытать счастья с истребителями сопровождения и остальными бомбардировщиками.

– Уходит! – сообщил стрелок верхней пулемётной турели.

– Выпутались! – сказал майор Волков. – Бортмеханик, что у нас с двигателями?

– Новых повреждений нет, но топливо течёт! – ответил старшина Бернацкий. – Утечка из дополнительных баков!

– Сколько потеряли⁈ – обеспокоился командир экипажа.

– От 300 до 500 литров! – ответил бортмеханик.

– Сука, плохо, твою мать! – воскликнул майор. – До Лодзи дотянем?

– Повезёт, если дотянем до линии фронта, – сказал на это старшина.

– Штурман, сколько нам лететь? – спросил Волков.

– Час пятнадцать – до линии фронта, – ответил Теодоряну.

– Ладно, попробуем дотянуть, – вздохнул командир экипажа. – Как немцы отцепятся, сбрасываем всё лишнее!

То, что пробит дополнительный бак – это плохо, но то, что ничего не загорелось – это хорошо. Встроенная система пожаротушения работает очень плохо, так как её разработали вместе с самолётом и это первая встроенная система пожаротушения в истории авиации. Тушит она ненадёжно и уже были случаи, когда самолёт сгорал даже после её срабатывания.

«Когда как – раз на раз не приходится», – подумал Богомолов.

Немцам стало не до бомбардировщиков, так как прибыла вторая эскадрилья сопровождения. Она сразу же вступила в бой, но немцы решили, что на сегодня хватит и пора домой.

Тем не менее, один Мессершмитт был сбит и оставил после себя чёрный дымный след.

Бомбардировочная эскадрилья летела выше и впереди – она удалялась всё дальше…

Бомбардировщик дребезжал металлом и чувствовалось, что ему сегодня крепко досталось. Но они ещё живы и летят, а это было хорошим знаком.

– Что со стрелком? – спросил командир экипажа.

– Ранение в живот, – ответил штурман. – Осколок, судя по всему, не проник – пластина удержала. Жить будет!

Это очень частое ранение среди лётного состава. Крупный осколок врезается в пластину, гнёт её и загоняет в плоть, но сам не проходит.

Когда небо полностью очистилось от вражеского присутствия, начался сброс всего, что только можно.

Сиденья были демонтированы и выброшены в бомбовый отсек, створки бомбового отсека тоже были отсоединены и улетели в неизвестность, за ними боеприпасы к пулемётам, а затем была отсоединена шаровая турель, сразу после того, как из неё вылез стрелок.

Кормовую пушку тоже отсоединили и вышвырнули за борт, как и боеприпасы к ней.

Оставили только верхнюю и нижнюю пушечные турели, на случай, если немцы не забыли о недобитке…

Впрочем, рядом летело звено истребителей сопровождения, выделенных для поддержки, так что врага будет, кому и чем встретить.

Облегчение бомбардировщика должно выиграть хотя бы пару десятков километров. Возможно, критические пару десятков.

– Что по топливу⁈ – спросил майор Волков спустя примерно час с лишним напряжённого полёта.

– Почти на дне! – ответил бортмеханик. – Осталось около пятидесяти литров в расходном баке! Похоже, что не дотянем до линии фронта!

– Твою мать… – ругнулся командир экипажа. – Штурман, ищи площадку для посадки!

Какой-то из двигателей начал отчётливо чихать.

– Снижаемся на 2000 метров, – произнёс Теодореску. – Есть открытая местность впереди! Ох…

Егор посмотрел на причину вздоха. Это линия фронта. Немецкая полевая ПВО открыла огонь.

– Выхода нет! – ответил на это майор Волков. – Протянем как можно дальше и садимся!

– Топливо кончилось! Двигатели встали! – доложил бортмеханик.

Скорость упала и самолёт начал планировать.

– Зафиксировать турели! – приказал майор Волков. – Всем закрепиться! Раненого – в хвост!

Помимо сидений, есть спинки для фиксации на стенах. Егор закрепился и затянул ремни. Посадка на планирующем бомбардировщике – это смертельный номер.

Немецкие зенитчики несколько раз попали, но это незначительная мелочь, на фоне того, что будет дальше…

– Выпуск шасси! – приказал командир экипажа.

Бортмеханик метнулся к механическому выпуску. Электричества, по причине отсутствия топлива, нет, поэтому он должен прибегнуть к механическому выпуску – времени мало, но он успевает.

Шасси были успешно выпущены, но сильно на них лучше не рассчитывать, так как посадка будет просто на грунт. С шасси лучше, чем на брюхо, но хорошего тоже мало. Любой случайный валун – и всё…