Текст книги "Хантер-Киллер. Пенталогия (СИ)"

Автор книги: Наиль Выборнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 58 (всего у книги 59 страниц)

Глава 2

Набор в шоу скоро должен был закончиться. Я собирался действовать быстро.

Я посмотрел на здание полицейского управления. Обычное официальное, пять этажей вверх, большой внутренний двор с паркингом. Насколько я знал, тут ещё одна парковка под землёй. Полицейских здесь работало много, так что и экипажей было достаточное количество. А если учесть, что чуть дальше находился изолятор предварительного заключения…

То, что я затеял, было очень опасно. Меня ведь могут не арестовать, а просто пристрелить при задержании. Многие полицейские коррумпированы, а за мою голову назначена достаточная цена, чтобы рискнуть забрать ее. Бандиты готовы щедро платить, и даже не из мести, а просто из страха, что однажды я приду за ними. А я рано или поздно приду за каждым. Вряд ли у меня получится вычистить этот город, но все же… Я верю, что моя работа приносит пользу.

По этой причине я и выбрал именно этот участок. Все досье на полицейских были слиты в даркнет, Шерлок имел полный доступ к этим базам. И это управление оказалось наименее коррумпированным. Поэтому‑то я и отправился сюда.

Удивительно, но за все время своей деятельности я попадал в участок всего пару раз. Ещё в самом начале, в две тысячи восемьдесят первом, когда я только начал убивать преступников. Тогда меня даже не звали Хантером‑Киллером, я был известен как Федор Кравцов. Оператор первого класса частной военной компании «Клинки». Вдовец. Характер стойкий. Позывной – Хантер.

С тех пор прошло много времени, я пережил психологические надломы, но окончательно не сломался. Я как хороший клинок, там, где слабый сломается, я только прогнусь, набирая силу для ответного удара.

Ну что ж, пора. Я сделал несколько шагов вперёд, взбежал по лестнице, после чего вошёл в помещение. На меня обратили внимание почти сразу же, у дежурного, что стоял у рамки металлодетектора, отвисла челюсть. Меня определенно не ожидали тут увидеть.

Я сделал шаг, послышался громкий писк, загорелась лампочка. Запустив руку под куртку, я вытащил пистолет из кобуры, положил его на стол.

– Хантер‑Киллер, – проговорил дежурный, все ещё с открытым ртом.

– Да, я, – я повернулся, сложил руки за спиной. – Давай, застегивай наручники. И веди меня уже, куда надо.

Он помедлил. Даже странно, что попал в полицейские, в Новой Москве тугодумы обычно долго не живут, особенно на такой опасной работе. Хотя, возможно, что он просто испугался меня. Впрочем, легавым бояться нечего, если они, конечно, не продажные. Я не убиваю честных людей. Могу ударить, вырубить, связать, но убивать…

Через несколько секунд он всё‑таки застегнул на мне наручники, но трогать или заламывать не решился. Ещё бы, я был выше него на полторы головы, во мне метр девяносто роста, а мое тело напичкано железом так, что само по себе превратилось в оружие. Как‑то так вышло, что лимит имплантов, который можно поставить в мое тело без риска развития киберфрении вырос после того, что случилось с моей семьёй. Наверное, это потому что у меня появилась цель.

Сомневаюсь, что он смог бы мне что‑то сделать.

– Пойдем, – проговорил он, наконец.

– Пожалуйста ещё скажи, – усмехнулся я, и двинул дальше. Там работал дежурный хакер, который должен был присоединиться к моей кибердеки и отключить боевые импланты. Ну а у тех, что отключить было нельзя, типа «альтеров» и «бутсов» убавить развиваемое усилие до безопасных значений.

Я прошел по коридору и скоро добрался до нужного места. Там был ещё один парень в полицейской форме, но по лицу видно – умник. Не боевик.

– Подключайся, – я повернул свою шею так, чтобы можно было легче добраться до разъема.

– Ты уверен? – спросил он. – Мы ведь можем тебя просто отпустить. Я твой фанат, Хантер.

Надо же, кто бы мог подумать, у меня есть поклонники даже среди полицейских. Впрочем, я знал одного такого, у него вся стена дома была завешана распечатками из СМИ о моих делах, изображениями, запечатлёнными камерами наблюдения и моими фото. Но увы, он как раз‑таки пытался меня поймать. Хороший полицейский, честный мужик. Мы встретились пару раз, но я просто уходил. Даже бить его не приходилось.

– Ты думаешь, если бы я хотел уйти, я бы пришел сюда сам? – спросил я. – Подключайся, давай.

Он вставил коннектор в мой разъем, и перед глазами появилось окно с гербом Министерства Внутренних Дел.

        Авторизованный доступ. Сержант Колесников, управление УВД по          Красногвардейскому           району.

Советского союза нет уже девяносто лет, а улицы, названные именами коммунистов есть. Как иКрасногвардейский район. Глупость какая‑то.

Перед глазами мелькали сообщения о том, как один за другим отключаются импланты. Следом ещё одно, о том, что возможное усилие, развиваемое кибернетическими протезами моих конечностей снижено до минимального безопасного режима. Теперь я даже слабее обычного человека.

Ноги немного подогнулись. Давно мне не приходилось испытывать тяжести своего тела.

– Пойдем, Хантер, – сказал сержант. – Посидишь, пока к тебе не подойдёт оперативник. Никто ж не ожидал, что ты придёшь.

Меня повели дальше по коридору, пока мы не оказались в достаточно просторном помещении. Здесь были лавочки, на которых коротали время те, кому нужно было подать заявление или решить другие вопросы. Имелась и отдельная клетка уже для преступников

Внутри было трое: девчонка из «Кровавых», которую наверняка взяли за проституцию в неположенном месте, и ещё двое парней неформальной внешности. Скорее всего, мелкие барыги или хулиганы. Более крупную рыбу держат отдельно.

Едва меня завели в клетку, парни подпрыгнули и разошлись в сторону, а девчонка удивлённо посмотрела на меня. Да, они все меня знали, но девчонка не боялась. «Кровавые» были если не моими друзьями, то союзниками, это уж точно.

Я вошёл, и клетка закрылась за моей спиной. Сделав несколько шагов, я сел на скамью, откинулся на стену. Камера была грязной, тут особо не убирались. Разве что рвоту и кровь с пола смыли.

Парни отодвинулись как можно дальше от меня. Девчонка расслабилась. Наверняка, до этого она была в напряжении, но прекрасно знала, что при мне ей ничего не грозит. Этих двоих я уработал бы даже со связанными за спиной руками.

Время тянулось медленно. От сети меня тоже отрубили, так что занять себя было нечем. Оставалось только прикрыть глаза и отдохнуть. Когда я служил в ЧВК меня научили отдыхать в любых условиях, даже под артобстрелом.

– Почему у вас особо опасный преступник сидит с обычными задержанными? – послышался женский голос. – Что за ерунда?

Наверняка она сказала что‑то другое, но я услышал именно это. У меня стоит софт, который блокирует матерные слова в речи других людей, преобразуя их в цензурные выражения. Сам я никогда не матерился. Вообще. Наш язык достаточно богатый, чтобы выразить свои эмоции нормально.

Я открыл глаза и увидел фигуристую девушку в форме. На плечах у нее были погоны, и по ним выходила, что она целый подполковник. Это что же получается, меня она будет допрашивать.

Рыжая, скулы хорошо выделяются на лице, на щеках симпатичные веснушки. Только вот на левой длинный шрам, почти до самого уха. По‑видимому, она побывала в боевых ситуациях.

Она подошла к двери, ведущей в клетку и дежурный ее тут же открыл.

– Выходи, Кравцов, – сказала она.

Я встал, послушно вышел наружу. Хватать меня по‑прежнему никто не собирался.

Девушка повела меня вперёд, мы прошли через помещение и оказались в коридоре. Она открыла дверь, я вошёл внутрь. Допросная, самая обычная: два стула, между которыми стол. Стены серые, на столе – микрофон.

По‑хорошему они должны были расковать мои наручники, и приковать уже к крюку, который проходил через столешницу. Но никто этого не сделает. Они считают меня слишком опасным, пусть для них я и не представляю угрозы.

Пришлось сесть прямо так, с руками за спиной. Неудобно, в поясницу врезаются. Но делать нечего.

– Подполковник Перьева, – представилась она. – Веду твое дело. Ты ведь не против, если я буду называть тебя Федор? Или предпочитаешь «Хантер‑Киллер».

– Пусть по имени, – ответил я. – Хантером меня называют боевые товарищи, а Хантер‑Киллером те, кто связаны с криминальным миром.

– А ещё СМИ, психологи, фанаты и ненавистники, – кивнула она и уселась напротив меня. – Ну и чего ты сюда пришел‑то вдруг? Три с лишним года мы за тобой гонялись по всему городу, ты всплывал то тут, то там, убивал людей, а потом снова скрывался. Совесть замучила?

– Я бы не назвал тех, кого убил, людьми, – ответил я. – И совесть меня не мучает. Совершенно.

– И все‑таки? Зачем ты пришел?

– В мои планы входит то, чтобы вы арестовали меня. А потом передали суду. Ну и после отправили в тюрьму.

– Ты хочешь добраться до кого‑то, кто сидит в тюрьме? – спросила она.

– Нет, – я покачал головой. – Если бы я хотел бы достать того, кто сидит в тюрьме, то обмазался бы боевой раскраской, взял бы пушку побольше, проник туда, а потом устроил резню. Потому что если человек сидит в тюрьме – то это мой клиент. Да и откуда знать, что меня отправят туда же?

– Ну да, глупость сказала, – кивнула она. – И все же, зачем?

– Это мое дело, – ответил я. – Ты ведь меня не о мотивах должна расспрашивать, а о моих преступлениях, верно?

– Ты знаешь, мне постоянно попадаются очень интересные люди, – она усмехнулась, от чего шрам на ее лице разъехался в стороны. – Может быть, ты не в курсе, но после взрыва башен в Новой Москве‑сити Молодого допрашивала именно я.

– Мне нет дела до Молодого. Он мертв уже три года. Так что давай по делу.

– Хорошо, – сказала она. – Только учитывай, что тебя, скорее всего, казнят. Ты ведь убийца. Причем…

– Две с половиной тысячи, – сказал я. – Плюс‑минус пара сотен. Я не считал, сколько бандитов отправил в переработку. Но выходит столько.

– Получается… – сказала она.

– Всех трупов на меня все равно не повесить. Большинство в Квартале и Боевой Зоне. Мне интересно, сколько трупов в моем деле?

– Не так много, – она покачала головой. – Сто двадцать три. Но раз ты говоришь, что две с лишним тысячи…

– Сто двадцать три. Жаль, не круглое число.

– И ты об этом так спокойно говоришь? Тебя совесть не мучает вообще?

– Нет, – я пожал плечами, как смог.

Девушка нахмурилась, подвигала челюстью.

– И с учётом того, что большинство случаев можно принять за превышение пределов допустимой самообороны… Можно ведь?

– Можно, но не все.

– Не все. Но есть ведь ещё и тот факт, что я пришел сам. И дам признательные показания по тем эпизодам, в которых действительно замешан…

– Все равно ведь пожизненное.

– А мне это и нужно, – я улыбнулся.

Я кивнул на микрофон, который стоял посреди комнаты. Девушка поняла все правильно, повернула ручку чувствительности на минимум, закрыла его рукой. Так что‑то, что мы сейчас скажем, останется только между нами.

– Хорошо, – сказала она. – Если ты скажешь мне, зачем это затеял, я тебе помогу. Немного поправлю твое дело. И вместо умышленных убийств будет превышение пределов самообороны. Не по всем пунктам, но тем не менее.

– Это связано с тем, что вчера показали по телевизору. По центральному каналу.

Она пожевала губы.

– Хорошо, я тебя поняла, – наконец, сказала она. – Расследование будет долгим…

– Я дам все признательные показания. По всем делам. Это не займет много времени. Но мне нужна будет твоя помощь.

– Хорошо, – сказала она. – Хочешь сделки – будет сделка.

Она встала и отстегнула наручники на моих руках. Впрочем, тут же застегнула их снова, но уже на столе.

– Придется подождать, – сказала она. – Мне нужен планшет. И говорить ты будешь под запись. Ты согласен?

Теперь ясно, зачем она перепристегнула мои руки. Работать с планшетом, когда они у тебя за спиной, будет не очень удобно.

– Согласен, – кивнул я. – Давай сюда свой планшет. Дам признательные показания по всем эпизодам. Думаю, ты повышение получишь. Сразу до полковника. Расколола же меня.

Девушка даже не усмехнулась, вышла из помещения. Я принялся ждать. Смотреть тут было совершенно не на что, разве что на протезы, которые лежали на столе. Раньше я мог бы без проблем разорвать эти наручники и вырваться, а теперь…

Дверь раскрылась гораздо раньше, чем я этого ожидал. Молодой совсем полицейский с погонами лейтенанта. Он высунулся за дверь, огляделся, а потом плотно прикрыл ее за собой. Посмотрел на микрофон, окончательно прикрутил ручку чувствительности, после чего потянул из кармана ключи для наручников. Открыл их.

– Давай, – сказал он, едва разжимая губы. Может быть, чтобы по камерам нельзя было прочитать, что именно он говорит?

– Что давай? – не понял я.

– Вытащи пистолет у меня из кобуры и бери меня в заложники. Выйдешь из участка, отпустишь. Только не пристрели случайно.

– Чего? – не понял я.

А кому‑то это зачем? Это ведь выговор от начальства однозначный. Если он меня сейчас выпустит, пусть и таким путем, то о повышении ему придется забыть. Что он вообще задумал?

Может быть, хочет продать меня кому‑то, кто готов заплатить цену за мою голову? Нет, вполне вероятно, это в полной силе я мог бы завалить хоть десяток, хоть полтора противников. Выхватить у одного из них оружие, а потом уже – дело техники. А сейчас, когда уровень усилий, развиваемых искусственными мышцами, ограничен… Могут возникнуть проблемы.

– Давай, говорю. Или тебе в тюрьму хочется?

Ну не то, чтобы хочется, потому что меня там однозначно ждёт куча проблем. У многих, кто там сидит, на свободе оставались друзья. И я их убил. А теперь, когда у них будет вполне ощутимая возможность до меня добраться…

– Пристегни меня обратно, – сказал я. – И лучше иди отсюда.

– Ты чего? – спросил он. – Сдаться решил? Герои не сдаются. А ты герой. Ты нужен этому городу. Ты хоть знаешь, как упала статистика по насильственным преступлениям с тех пор, как ты начал мочить этих уродов?

Ну да. Теперь каждый перед тем как вступить в банду задумывается о том, что рано или поздно за ним может прийти Хантер‑Киллер. Да и те, кто в группировках уже давно, стали действовать осторожнее. Самых наглых и борзых я уже убил.

А это просто один из моих фанатов. Среди полицейских такие встречались. Он бы и сам наверняка решился бы примерить мою роль, стал бы мочить преступников. Да только этого не делает. Причин может быть много: от страха за близких, до того, что у него банально кишка тонка.

У меня были подражатели, но долго они не жили. Да и я их не уважал особо. Дилетанты, они‑то куда лезут? Нет, моя работа под силу исключительно профессионалу.

– Ты не думал, что я пришел сюда не просто так? Разве я похож на человека, который хочет сдаться?

– Тебя ведь попытаются убить в тюрьме, ты это понимаешь? – спросил полицейский. – Наверняка убьют.

– Думаешь, я не справлюсь? – вопросом ответил я.

– Ха. Ты да, справишься. Если их не будет слишком много. Ладно, если у тебя есть какой‑то план, то я не буду тебе мешать.

Он наклонился, пристегнул меня наручниками обратно к столу, после чего похлопал по плечу.

– Удачи, Хантер, – сказал он. – Мы в тебя верим.

Развернулся, снова подошёл к двери допросной, выглянул наружу. Убедился, что там никого нет и вышел, закрыв за собой створку. Ну что ж, и то приятно, что твои заслуги уважают.

Наконец‑то вернулась Анастасия. Сунула мне в руки планшет. Я листнул страницу и увидел фотографии трупов. И я даже их узнал, это было громкое дело в одном из крупнейших отелей‑казино города. Тогда я работал на корпорацию, так уж получилось, и думал, что они сделают все, чтобы закопать свое дерьмо. Но я их кинул тогда же, так что…

Могу я говорить об участии корпорации? Лучше не стоит, иначе охотиться за мной будут уже они. А вот про вирус «Армагеддон», носитель с которым я тогда уничтожил, можно и рассказать.

Девушка повернула ручку микрофона, увеличивая чувствительность на максимум. Запись уже включили. Ну что ж, оставалось только признаться.

Глава 3

Суд рассмотрел мое дело в закрытом порядке. Это взбесило журналистов, которые стали яростно поливать мое имя дерьмом. Впрочем, уверен, что если бы они попали на заседание, то делали бы то же самое, только уже с гораздо большим наслаждением. Каждый день я читал в интернет‑СМИ о том, какой я отморозок, маньяк и прочее, прочее, прочее. Говорили, что рассмотрели не все эпизоды, говорили, что я купил судью для того, чтобы мне поменяли статьи с умышленных убийств до превышения пределов допустимой самообороны. Последнее, впрочем, было правдой, кроме взяток, конечно. Единственный раз, когда я реально давал взятку – это чтобы моего сына без очереди взяли в детский сад. Нам нужна была работа для жены, особенно если учесть, как работает декрет в России: ты выплачиваешь треть своей месячной зарплаты, а работодатель в обмен придерживает для тебя твое рабочее место. И позволить себе, чтобы жена дольше сидела с ним, мы не могли.

Пожизненного мне не дали, зато влупили самый максимальный срок из возможных: двадцать пять лет. Это вывело журналистов из себя ещё сильнее, они требовали смертной казни: смертельной инъекции, электрического стула, повешения, расстрела. Разве что четвертования и колесования не просили, в чем я, впрочем, совершенно не уверен.

Меня привезли в тюрьму ночью и посадили в одиночную камеру. В блок с самыми отъявленными маньяками‑убийцами из тех, кто тут только был. Режим был особым, в столовую и на работу нас водил вооруженный конвой из трёх человек, один из которых был в экзоскелете.

Работа была разнообразной, но простой, не требующей какого‑то образования. Впрочем, у меня его и не было, за исключением неполной курса средней школы. Поэтому я отправился на выделку искусственной кожи. Глазомер позволял мне резать ее правильно, координация движений давала возможность наносить нужные узоры. А что до вони, так к ней можно было привыкнуть. Когда выпускаешь кому‑нибудь кишки, оно тоже пахнет не то чтобы приятно.

Мне удалили боевые протезы рук и ног, поставили вместо них самые простые. Однако усилие, которое они развивали, было примерно равно силе среднестатистического человека. Это было необходимо, чтобы мы могли выполнять работу. Я к ним быстро привык и инвалидом себя уже не чувствовал.

Убить меня пока не пытались. То ли понимали, что связываться не стоит, то ли ещё что‑то. Корпораты из СНТВ тоже пока не связывались. Так что мне оставалось только ждать.

Поклонники выбрали лимит ФСИН‑шопа за один день, так что я ни в чем не нуждался, мог бы даже поделиться, если считал бы это нужным. Мне даже планшет прислали, без доступа к общей сети, зато с нормальной библиотекой. Будет не скучно.

Сегодня был пятый день, как я тут. Я листал на планшете книгу про то, как космодесантник участвовал в шоу на выживание на планете‑тюрьме. Не то, чтобы я собирался из нее что‑то почерпнуть, но было интересно. Работы уже закончились, дело шло к отбою, оставался последний час личного времени. Так что можно было передохнуть, потому что завтра меня снова ждала четырнадцатичасовая смена.

Пискнул замок двери. Я поднял голову, посмотрел в проем и увидел двух ФСИНовцев. Оба при автоматах. И чего это им понадобилось? Или, может быть, корпораты наконец‑то сподобились выйти на меня?

– Выходи, Кравцов, – сказал один из них. – По твоим делам новые вводные появились. Допрос будет.

Что? Допрос после того, как я дал все признательные показания? Странно.

Я выключил экран планшета, положил его на кровать, после чего двинулся к выходу из камеры. Когда мне оставался шаг до двери, меня остановили.

– Лицом к стене, руки за голову.

Ну да, обыск.

Обшаривали меня тщательно, пожалуй, что даже слишком. Промежность проверили, а ведь этого обычно не делают.

После чего вытолкали наружу, и я пошел в сторону выхода из блока. Впереди в трёх шагах один ФСИНовец, позади второй. И все это, чтобы я не мог напасть на них и отобрать оружие.

Когда мы дошли до решетки, меня ударом ствола в спину снова заставили встать у стены. А потом я услышал лязг закрывающейся двери.

Недоуменно обернувшись, я посмотрел на то, что оба ФСИНовца находятся за решеткой.

– Эй, – проговорил я. – Какого хрена вообще? Что происходит?

Один из них нажал на кнопку в стене и за моей спиной послышался лязг множества дверей.

Я обернулся и увидел, как из камер выходят преступники. Полтора десятка, ровно столько, сколько тут было помещений для заключённых. И они знают, кто я такой.

– Открой дверь! – сказал я. – Открой дверь, я сказал!

– Удачи тебе, Хантер‑Киллер, – с явной издевкой ответил тот.

Твою ж мать! А вот и ожидаемая попытка покушения. Вот только я не ожидал, что все произойдет именно так.

Развернувшись, я с диким ревом рванулся вперёд. Крик – это важно, он оглушает, деморализует. А уж кричать я умею, как никто другой.

Ближайший из заключённых рванулся мне навстречу, но я встретил его ударом с ноги прямо по яйцам. С разбега получилось очень смачно, он такого явно не ожидал. Он отшатнулся в сторону, и тогда я добавил ему ещё раз прямым в челюсть. С «альтерами» я мог бы убить его одним ударом, но и так получилось неплохо. Он отшатнулся, врезался лбом в стену и медленно сполз по ней.

Рядом тут же оказался второй. Он попытался врезать мне в челюсть, но даже без ускорителя рефлексов я был быстрее. Просто за счёт тренировок, а все последние годы я только и делал, что тренировался и убивал. В последний момент я уклонился от удара, пробил левой и тут же добавил правой. Бандит сделал шаг назад, держась за челюсть, а я наоборот рванулся к нему навстречу и добавил с локтя.

Мои руки не были покрыты рилскином, это были самые дешёвые металлические протезы. Металл врезался в плоть, парень рухнул на спину. Я сделал шаг вперёд и опустил ногу в тяжёлом тюремном берце ему на голову. Один раз, второй, во все стороны брызнули ошмётки мозга и раскрошившегося черепа.

И тут мне прилетело в лицо. В глазах сверкнули звезды, а рот наполнился кровью. Кажется, кому‑то придется менять зубы.

Меня бросило к стене, и в меня тут же прилетело ещё несколько раз: в грудь и живот. Бил меня маленький азиат, совсем не сильно, но очень быстро. Похоже, что он считал себя мастером боевых искусств.

Я рванулся вперёд, толкнув его плечом, схватил за голову и резким движением прижал к дверному косяку. Схватился за створку, рванул ее на себя так, что она врезалась ему в череп. Дверца крепкая, створка тяжёлая, так что досталось ему порядком. Второй удар лишил бандита сознания, я отпустил его, и он медленно сполз в дверной проем. Я добавил ещё дважды, пока отчётливо не услышал хруст ломающихся костей.

Краем поля зрения я заметил метнувшуюся в мою сторону руку, на инстинктах уклонился. Лезвие царапнуло дверь, возле которой я стоял. Уж не знаю, как, но этому уроду удалось изготовить заточку. И это на особом режиме с постоянными обысками. Даже знать не хочу, где он ее прятал.

Вот только пользоваться ножом парень не умер, он махал им перед собой из стороны в сторону. Рванувшись вперёд, я схватил его левой за руку, а правой ударил в нос. Брызнула кровь. Я добавил ещё раз и ещё, а последним ударом вмял кадык урода в шею. После такого жить ему оставалось две‑три минуты.

Вывернул руку и нож выпал мне на руку. Обычное лезвие на рукоятке из зубной щетки. Непонятно только, где он его взял.

Слышались крики, эти уроды жаждали моей крови. И я один, а их ещё два десятка. Пока что мне везло, они не успевали подтянуться в мою сторону, так что я разбирался с ними по одному. Но рано или поздно они догадаются налететь на меня толпой. И тогда мне конец.

На меня налетели сразу двое заключенных. В руках у одного из них была труба. Не удивлюсь, если он отломал ее у себя в камере, прежде чем выйти, и там сейчас хлещет вода. Он махнул ей один раз, и я уклонился. После второго удара, под который я поднырнул, его оружие врезалось в стену и высекло из нее искры. Я вогнал обратную сторону заточки ему в глаз. Послышался дикий крик, который тут же оборвался, когда я добавил коленом ему в солнечное сплетение. Один раз, второй, выдернул заточку и уже лезвием на обратном движении резанул его по сонной артерии. Кровь брызнула всюду: на стены, на пол и на меня. Секунду спустя я оказался с ног до головы покрыт ей.

Второй из заключённых толкнул меня плечом, схватился за руку, в которой я держал заточку. Несколько секунд мы боролись за оружие, но силы оказались примерно равны, потому что протезы у нас стояли одинаковые.

Тогда он схватил меня за горло. Стальные пальцы сжали мою кожу, и мне не оставалось ничего другого, кроме как упереть язык в небо, чтобы не дать себя задушить.

Рванув руку на себя, я сумел вырваться, обхватил его обеими и резким движением бросил на пол. Это не сработало бы, если бы он не поскользнулся бы на разлитой по полу крови. С громким шлепком он рухнул, я бросился на него сверху, обрушивая весь свой вес ему на грудь. Хрустнули кости.

Левой рукой я схватил его за волосы и прижал голову к полу. А правой, в которой была заточка, перерезал горло. Глубоко, так, что не только сонные артерии, но и трахею зацепил. Послышался хрип, и мне в лицо снова брызнула кровь.

Мне в грудь врезался ботинок. Могло бы в лицо, но я в последний момент успел уклониться и подставить менее уязвимую часть тела. Меня отбросило чуть назад, заточка вылетела из руки. Заключённый с победным криком бросился на меня, но я в последний момент подхватил с пола металлическую трубу и, что было сил, ткнул ей ему в колено. Он споткнулся и упал, причем, так стремительно, что я в последний момент успел перекувыркнуться в сторону. Оттолкнулся от земли, бросился ему на спину, завел трубу под подбородок и резко рванул в сторону. Раздался хруст, шея переломилось, тело обмякло. До меня донёсся запах мочи.

В последний момент я успел обернуться и увидел, что на меня лезут ещё трое. Коридор был достаточно узким, так что двое из них столкнулись, сцепились, пытаясь решить, кто будет первым, а ещё один вырвался вперёд. Я рванулся к нему и ткнул трубой ему в живот. Он согнулся воздух со свистом вышел из его лёгких. Встав на ноги, я добавил ему ещё раз, на этот раз по затылку. Брызнула кровь, и он упал лицом вперёд.

Двое наконец‑то расцепились, бросились на меня с двух сторон. Один махал заточкой, но на этот раз сделанной из ложки. Я до сих пор не понимал, почему в этой тюрьме не пластиковые ложки. Ведь одну такую можно умыкнуть, украсть, обменять на что‑нибудь у охраны, а потом заточить о стену. Бритвы не получится, но пырнуть кого‑нибудь в живот вполне можно.

У этого руки были свои. Я ударил его по запястью, ладонь разжалась и столовый прибор, превращенный в оружие, упал на землю. Он махнул второй рукой, но я уклонился, ударил ботинком ему в колено, и когда он рухнул на него, долбанул трубой в висок. Да с такой силой, что она переломилась.

Второй забросил мне на шею наволочку, которую свернул в жгут. В последний момент я успел просунуть между ней и своей шеей руку. Он рванул ее на себя, пытаясь то ли задушить меня, то ли сломать мне шею, но я ударил его локтем в живот. Один раз, второй, чуть повернулся, а потом ткнул пальцем ему в глаз.

Он снова заорал, а я пропихнул его дальше, кроша оптику и электронику. Брызнула кровь, полетели искры. Я согнул палец, пытаясь повредить мозг как можно сильнее, резко выдернул его. Парень завалился на землю, его тело билось в конвульсиях. Этот уже не боец.

Наклонившись над землёй, я подхватил заточку, рванулся навстречу ещё одному из заключённых. Он бежал на меня, без всякого оружия, однако выглядел таким здоровым, что, казалось, при желании сможет переломить меня пополам голыми руками.

Мне оставалось только побежать к нему навстречу. Каким‑то чудом мне удалось избежать захвата, я врезался в него всем телом и вогнал заточку ему в живот. Один раз, второй, третий, я бил с частотой головки швейной машинки. Руки снова залило кровью, она же запачкала и мою серую робу. Не знаю, после какого удара, но он упал на землю. Воняло дерьмом, наверняка я превратил его кишки в фарш.

Я посмотрел на заточку в своих руках.

Заключённые уже не торопились лезть на меня. Прошли считанные минуты, а я перебил больше половины из них.

Кажется, драться они больше не собирались. В отличие от меня. Они – преступники, осуждённые на пожизненное. Они – лютые отморозки. Они не имеют права на жизнь.

Я широким шагом двинулся к ним навстречу. Уже не кричал, это было без надобности.

– Стой! – вдруг закричал один из них, тот, что был ближе всех. – Не надо!

Он попытался отшатнуться, но я чуть ускорился, поймал его и прижал к стене. Вогнал свое импровизированное оружие в ямку над ключицей, глубоко, провернул. Послышался свист, хрип, из горла заключённого брызнула кровь. Я оттолкнул его в сторону и двинулся дальше.

Остальные переглянулись, и поняли, что терять им больше нечего. Рванулись ко мне навстречу, все вместе, видимо, считая, что у них есть шансы на успех. Я сместился чуть в сторону, чтобы оказаться напротив одного из них, и когда он замахнулся, поднырнул под удар и вогнал заточку ему в глаз.

Мне прилетело кулаком слева, я отлетел к стене и медленно сполз по ней. Перед глазами все плыло, и я даже не понимал, чья кровь на моем лице: моя или очередного заключённого.

Не знаю, тот ли это был, что ударил меня, или кто‑то другой, но он рванулся в мою сторону явно рассчитывая развить успех. Я плохо соображал, что происходит, но на рефлексе долбанул его ногой в колено. Он отшатнулся, я оттолкнулся от стены, попытался встать и мне тут же снова заехали. На этот раз справа.

Я опрокинулся на пол, не расшибся только потому что упал на труп того, которого убил раньше. С радостным воплем враг бросился на меня, но удар, как ни удивительно, привел меня в чувство. Я перекатился в сторону и ударил его локтем в висок. Один раз, второй. Он обмяк, ткнулся лицом в труп своего товарища.

Третий рванулся ко мне, поднимая ногу с явным желанием расплющить мою голову о бетон. Я поднял вверх руки, поймав ее, прокрутился на месте, упёршись в его таз ногами, резким движением выкрутил его конечность из сустава. Снова послышался хруст, и он упал.

И тут время будто остановилось. Последний, из оставшихся на ногах зеков уже бежал ко мне, я увидел, как его ботинок летит мне в лицо. Футбольный удар, да ещё в крепком ботинке…

Губы брызнули кровью, нос хрустнул. Шею мне не сломало только за счёт того, что позвоночник был укреплен стержнями из гиперсплава. Это было необходимое условие для установки протезов рук, и я был, как никогда, счастлив, что выполнил его.

Меня замутило, но от второго удара я успел уклониться и ударил его в пах, от чего он отшатнулся к стене. Поднялся на четвереньки, рванулся вперёд и вцепился зубами в ухо. Рванул на себя, ощущая, как рот наполняется солёной кровью, и как под зубами хрустят хрящи.