Текст книги "Вольно, генерал (СИ)"

Автор книги: Надежда Житникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

«Всё стало слишком запутанно. И странно. К сожалению, я больше не в силах выносить всего этого фарса. С одной стороны Венцеслав, с другой – Он. Ни от одного из них я не ощущаю того, чего хотел. Я думаю, я вообще лишний в этом чёртовом мире. Мне надоело быть подстилкой. На меня возлагали надежды, и так я отплатил. Пошло оно всё».

На бумаге были видны следы от слёз, и Молох задумчиво опустился на старый скрипящий диван, пожевав губу. Он будто пробовал на вкус полученную информацию. Когда главнокомандующий перевёл взгляд на остальную часть стола, то понял, что на нём лежит поблескивающее лезвие, покрытое запёкшейся кровью, а рядом с ним стоит склянка с чем-то прозрачным.

«Похоже, он сумел-таки найти яд, способный ранить, – хладнокровно подумал Молох. – Такое нельзя найти в мгновение ока, значит, он это планировал. Быть может, уже давно».

Мужчина взял в руку лезвие и поднёс к лицу. Пахло действительной Люциановой кровью. Он коснулся языком поверхности орудия, и кровь тут же зашипела, оставляя ожог, который сразу же затянулся. Молох лишь утвердил собственные подозрения и кивнул сам себе.

Рядом с диваном, за батареей, находившейся между ним и письменным столом, стояло множество пустых бутылок из-под текилы.

«Похоже, эти две недели дались ему нелегко», – напросился логичный вывод.

Молох решил исследовать всю квартиру, а потому вскоре направился на кухню. Было видно, что её давно не убирали. Когда-то белые столешницы покрылись жёлтым налётом. В сковороде что-то давно заплесневело. Холодильник был отключен и стоял с открытой дверцей. На столе лежало чёрствое печенье. Работал телевизор, показывающий только помехи, но уже без звука. Безрадостной картины было достаточно, и копать глубоко было вовсе не обязательно. В нормальной ситуации Люциан не допустил бы такого запустения.

Впервые в жизни Молох решил выбрать иную стратегию поведения.

Впрочем, было сложно поступить иначе после увиденного.

За проведённое вместе время главнокомандующий привык, что его подчинённый всегда бодр, свеж, дерзок, – словом, призывает доминировать одним своим видом. Но теперь, лежа на больничной койке, будучи смертельно бледным, он вызывал жалость. Может быть, Молох бы её почувствовал, если бы когда-то ощущал её в принципе. Он почувствовал какой-то странный позыв в груди, вынудивший его сесть рядом с Люцианом. И всмотреться в лицо, пока он спит.

На коже проступали призрачные голубоватые жилки, о существовании которых можно было только подозревать. Глаза ввалились, а под ними образовались тёмные круги. И сам генерал предстал каким-то тщедушным и беспомощным, словно в одно мгновение потерял весь цвет жизни. Молох нахмурил брови и коснулся запястья Люциана, чтобы убедиться в его жизнеспособности.

Демон вздрогнул и открыл глаза, часто заморгав, поскольку сфокусировать взгляд сразу было сложно. Он был очень слаб. На его руках красовались глубокие раны от лезвия, вокруг которых образовались нагноения. Молох видел лишь бинты, но действие яда знал прекрасно.

– Идиот, – подытожил Молох жёстким голосом.

Люциан горько усмехнулся и отвёл взгляд воспалённых глаз в другую сторону.

– И здесь ты меня достал… – устало произнёс демон, но потом переменился в лице. – Но это к лучшему. Давай покончим со всем этим дерьмом. Добей меня.

– Зачем? – риторически вопросил Молох, не отводя от демона взгляда, под которым последний почувствовал себя неуютно.

– Ты всегда хотел именно этого, – вторил Люциан. – Разве нет? Добей. И дело с концом.

Молох прищурил глаза и улыбнулся. Улыбку мог заметить только тот, кто давно его знал. С первого взгляда это выглядело как пренебрежение.

– Не при таких обстоятельствах, – его тон был довольно мягким. – Скажи мне, зачем ты это сделал?

Люциан умолк на некоторое время, казалось, глотая накопившийся за долгое время комок обиды в горле. Он сдерживал крик, которому никогда не было суждено вырваться на свободу.

– Я устал быть мальчиком для битья. Устал быть подстилкой… – от длинных фраз у него пересыхало горло, и он кивал на стакан с водой возле койки – Молох осторожно подавал ему его. – Я должен был быть воином. Славным воином. Не блядью.

– Ты блядь? – удивлённо подняв брови, поинтересовался Молох. – Давно?

Генерал поморщился и покачал головой, отчего больничные приборы резко запищали, до этого не подававшие сигнал об учащённом сердцебиении.

– Не валяй дурака. Ты постоянно унижал меня. И Вацек унижал. Все думали, что моё терпение бескон… кхе-кхе… нечно… – он закашлялся, и главнокомандующий снова подал ему воды.

– Меня не было две недели, а ты уже набил свою голову дурью, – Молох покачал головой. – Что за Венцеслав, о котором ты так убиваешься?

– Он… Говорил, что любит, а потом…

– Не продолжай, – прервал его главнокомандующий, подняв ладонь, – я знаю продолжение таких историй. Побереги силы. Они тебе пригодятся, чтобы нагнать те дни, которые ты пропустишь в штабе.

Люциан едва не вскочил от возмущения, но потом поморщился от острой боли в руках и медленно опустился на подушку. В уголках его глаз выступили слёзы. Он ничего не сказал, но Молох мягко продолжил говорить.

– Тебя покинул тот, кто обещал этого не делать. Учитывая парадоксальность мира, это скорее закономерно, чем неожиданно. Замечу, что я не обещал тебе ничего, – он локтем опёрся на койку и подпёр голову рукой, с усталостью и снисхождением глядя на Люциана. – И отмечу, что ты поступил глупо.

– Потому что за место генерала начнутся драки? – поморщившись, с вызовом в голосе поинтересовался генерал.

Молох усмехнулся своим мыслям, после чего открыл окно и достал пачку сигарет, вопросительно посмотрев на Люциана. Генерал кивнул и вскоре зажал зубами сигарету, и они оба засмолили. Главнокомандующий помогал ему стряхнуть пепел.

– Знаешь… – хмыкнул генерал. – Так странно, когда мы с тобой разговариваем. Обычно всё обстоит совсем иначе. Ты приходишь, насилуешь меня, уходишь. И чудо, если мы успеваем перекинуться хотя бы парой реплик.

Главнокомандующий посмотрел на демона со скепсисом.

– Зачем? Чтобы я напел тебе всяких сказок, давая повод купаться во лжи? Вот радость. Я и не подозревал, что это полезное занятие. Надо бы поинтересоваться, – с пренебрежением произнёс Молох, стряхивая пепел в пустой стакан из-под воды. – Ты всегда пытаешься покончить с собой, когда появляются проблемы?

Люциан улыбнулся, найдя это забавным, и посмотрел на главнокомандующего другими глазами. До сих пор он не подозревал, что мужчина умеет быть – таким. Уже ради этого стоило рискнуть.

– Конечно. Для меня это как экстренный отпуск, – улыбнулся демон.

– Ну, я тебе его давненько не давал. Хочешь? – Молох покачивался на стуле, рассматривая демона уже с сожалением. – Уедешь на месяцок подальше ото всех, отдохнёшь.

– Ты не на шутку расщедрился, я тебе скажу, – усмехнулся генерал. – Тебя как будто подменили.

– Это нормально: в каждой ситуации вести себя по-разному, – резонно отметил Молох. – Просто сейчас тебе больше нужен собеседник, чем начальник. Я не говорю, что не могу прикончить тебя одним ударом. Я говорю, что сейчас я способен сделать так, чтобы ты умер попозже.

– Потому что тебе это выгодно, – мрачно подытожил Моргенштерн, всплеснув руками. – Ты такой же прагматичный мудак, как и обычно.

Молох приложил палец к губам, многозначительно посмотрев на демона, чтобы тот был поосторожнее со словами. Люциан сфокусировал на нём взгляд, и, когда картинка стала чётче, увидел, каким взъерошенным сейчас является главнокомандующий. Волосы были собраны в неаккуратный хвост на затылке, все взлохмаченные и свалявшиеся. На Молохе не было даже пиджака, без которого, казалось, его не может существовать в принципе.

– Ты… Откуда? – осторожно спросил Люциан.

– Это не имеет значения, – отрезал он. – Лучше скажи, как твоё состояние и что говорят те, кто тебя лечит? – внимательный взгляд Молоха проскользил по больничной палате в поисках ответа.

Люциан вздохнул.

– Меня нашли, когда я почти уже умер, – голос его был тих и слаб. – Я тогда ещё выпил для храбрости. Ничего не помню. Знаю только со слов лекаря. Без медикаментов действие яда будет прогрессировать, так что я здесь надолго.

– Надо быть тобой, чтобы так страстно рваться в Инферно, – размеренно произнес Молох. – В эту метафизическую помойку, из которой, чёрт побери, не каждый выбирается, – последнее было сказано с нажимом и даже упрёком.

Люциан усмехнулся и вновь пошевелился, однако поморщился, когда от движений заныли руки.

– Мне всё равно.

– Даже сейчас? – вздёрнув брови, спросил Молох с вызовом. – В таком случае я могу покинуть тебя, пока твоё здоровье не восстановится.

Он встал, чтобы уйти, но Люциан поймал его за кончики пальцев, ничего не говоря, – всё было видно по взгляду. Молох вывел, что, вероятно, демон, на самом деле, очень одинок. В глазах читалось явственное: «Останься, прошу тебя», неспособное сойти с языка.

– Кто тебя нашёл? – Молох вновь сел рядом и в этот раз переплёл с Люцианом пальцы. Демон отвернулся и закусил губу.

– Кто-то из наших, – с напряжением в голосе произнёс генерал, – в тот день я попросил принести мне документы на дом, однако не рассчитал со временем. Курьер пришёл слишком поздно. Или слишком вовремя, учитывая обстоятельства.

Молох покачал головой. Пожалуй, своими действиями он добивался совсем не такого эффекта. Вовсе не в могилу он хотел свести генерала. Может быть, стоило вовремя пресечь ту его порочную связь на стороне? Стоило. Чутьё никогда не обманывало Молоха. Но какое-то чувство мешало вмешиваться. Может, какие-то зачатки уважения? Люциан был свободным демоном и мог делать, что хотел. И вот. Пожалуй, это был закономерный и логичный урок для генерала, и было бы хуже, если бы он вмешался. Словом, главнокомандующий предполагал и располагал. Молох не понимал своих ощущений, чувствуя себя в капкане обстоятельств. В голову пришло только одно.

– Ты поедешь ко мне.

Люциан, изрядно удивлённый, приподнялся, не заметив боли, и принял сидячее положение, продолжая молча вглядываться в Молоха.

– Что? – нахмурился он.

– Ты – это точно ты? – демон присел на кровати и дотронулся до главнокомандующего, начав его трогать и щипать.

Молох раздражённо отмахнулся.

– Я бы тебе сказал, но раненых не бью, – вкрадчиво пояснил он. – Я понимаю, что тебя удивляет. Просто тебя нельзя оставлять одного, потому что я более чем уверен, что ты попытаешься покончить с собой снова.

Люциан вновь всплеснул руками.

– Тебе-то что за дело? – вознегодовал демон. – Ты сам уже второй год пытаешься забить меня до смерти, а теперь, когда я одной ногой в могиле, говоришь, что нельзя оставлять меня одного. Ты бы определился, – проворчал Люциан и отвернулся, сделав вид, что стало необходимо взбить подушки.

Молох усмехнулся, и Люциан почувствовал, как он приблизился. Движение было тяжёлым и уверенным. Плечо тут же обожгло теплом его тела. В ноздри ударил знакомый едкий запах. Моргенштерн повернул голову, чтобы возмутиться, но тут же почувствовал на губах терпкий поцелуй. Парализованный удивлением, Люциан не посмел отстраниться, а Молох – не позволил. В эту минуту для Люциана исчезло всё, что когда-либо имело значение, потому что сердце ударило в голову.

Моргенштерн осознал, что Молох до этого почти никогда не целовал его. Он почти не помнил, когда он касался его сухих, но мягких губ. Люциан положил ладони на щёки Молоха, ощупывая его лицо и унимая дрожь в пальцах. Он чувствовал квадратную нижнюю челюсть с длинным прямоугольным подбородком. Впервые лицо Молоха было так близко. Можно было рассмотреть его выразительные карие глаза, у которых радужка словно была посыпана золотой стружкой, и оттого они всегда казались янтарными. Между бровей у Молоха со временем образовались небольшие мимические морщины, исчезающие по мере приближения к массивному прямому носу. Небольшие складки у него шли от уголков глаз до щёк, но едва заметные и явно вызванные усталостью. Возле внешних уголков находилась тонкая сеть более мелких морщин. Только сейчас Люциан понял, что до этого момента в его памяти Молох представал смутным безликим пятном. Моргенштерн помнил руки, жёсткие и сухие, с широкими ладонями, которые всегда наносили удары.

Молох усмехнулся, когда заметил, что его так откровенно рассматривают.

– Интересно? – с иронией хмыкнул он.

Люциан ничего не сказал – улыбнулся и коснулся его губ ещё раз, но теперь обнял главнокомандующего за шею. Молох сопротивляться не стал – устроился поудобнее на койке, чтобы посадить Моргенштерна к себе на колени. Он обнял его за пояс обеими руками и крепко сжал, позволяя целовать себя. Генерал некоторое время был инициатором, пока Молох сам не начал проникать языком между его губ и мягко целовать его.

Мысленно Моргенштерн распадался на маленькие зёрна, прорастающие сквозь жирный чернозём и дающие душистые полевые цветы, так сладко пахнущие мёдом. С мягкими нежными лепестками и податливыми зелёными листьями. Тело пронизывали веточки плакучей ивы, наконец переставшей ронять слёзы.

Видимо, Люциан намеревался наверстать время, потерянное за неимением близости такого рода. Когда в палату зашёл врач и начал что-то говорить, то Молох выгнал его властным и вальяжным жестом руки, не дав закончить фразу. Когда главнокомандующий заметил, что Люциан начал стесняться и жеманиться, он завалил его на койку и продолжил целовать, нависая сверху. Моргенштерн понял, что ничего другого ему не остаётся, как обнять мужчину за шею, приняв правила его игры. Губы горели от укусов Молоха, а грудь ныла, заливаясь тихим воем. На секунду Люциан подумал, что любим.

Молох считает этот момент жизни допустимой несуразностью, но не забывает. Иногда он прокручивает его в голове, когда порет Люциана до первого писка ремнём с тяжелой пряжкой. Демон стискивает зубы, молчит, глаза его полны влаги. И видно, что в душе Люциана смешиваются желания кардинального разного плана: встать и навсегда уйти или же остаться и поцеловать ненавистного тирана, ощутив его смолистое дыхание.

~Итак, они научились целоваться~

========== Оказия 15-2: Его шрамы ==========

Люциан почувствовал сильный толчок, благодаря которому он вышел из какого-то тягучего и мутного состояния. Сознание ощутило себя свободным, в ноздри ударил свежий больничный воздух – генерал очнулся, и в глаза ударил тошнотворный зелёный цвет. Он тут же почувствовал, как сильно затекла его поясница от железного сиденья в коридоре.

«Не помню, чтобы я здесь засыпал».

Демон с опаской осмотрелся, пусть, кроме него, в коридоре никого не было, и тихо поднялся, глядя вдаль. Его внимание отвлекли часы, тиканье которых было чересчур быстрым. Он посмотрел на них и присвистнул, потому что стрелки в бешеном ритме двигались в обратную сторону, а сами часы дрожали, со временем обещая не выдержать и взорваться на мелкие кусочки. Люциану стало не по себе, поэтому он решил пойти вдоль коридора, заглядывая в окошко каждой двери по очереди. Его шаги звучали громко в демонстративной тишине. Если за дверью кто-то был, он отзывался мычанием или приглушённым воем.

Моргенштерн понял, где очутился, однако ему показалось странным: почему он здесь находится. На нём не было ни смирительной рубашки, ни чего-либо подобного. За поворотом, в следующем коридоре, Люциан обнаружил медсестру, сидевшую за небольшим столом, рядом с котором находился стеллаж с медикаментами.

– Эм… Здравствуйте? – неуверенно начал демон, наклоняясь к женщине. Она заполняла чью-то больничную карту, ведя ручкой справа налево и тем самым создавая бессмысленные каракули. Люциан нахмурился и испытал двоякое ощущение, призывавшее его бежать и остаться.

– Здравствуйте, – удивлённо ответила она, явно видя Люциана в первый раз. – А вы что здесь делаете? Приёмные часы вот-вот начнутся. Вы уже нашли того, к кому пришли?

Моргенштерн растерянно посмотрел по сторонам, а потом покачал головой.

– Нет, мэм, – и засунул руки в карманы джинсов. – Не могли бы вы мне помочь?

Медсестра вздохнула, откладывая ручку.

– У меня, конечно, и без вас проблем хватает, – она поднялась со стула и расправила халат. – Кого вы ищете?

Люциан задумался, и назвал первое пришедшее в голову имя.

– Молох.

– Молох? – в глазах у медсестры промелькнуло беспокойство. – Откуда вы знаете, что мы его здесь… лечим?

– Я его… друг, – осторожно произнес Люциан, с подозрением всматриваясь в лицо медсестры.

– Ну и друзья у вас, молодой человек, – укоризненно ответила женщина, наградив демона холодным строгим взглядом. – Это опасный преступник, которого направили к нам по судебному заключению. Вы знаете, что он зверски убил несколько человек?

Люциан потёр затылок, почувствовав себя немного неловко.

– Знаю, мэм. Но я вас очень прошу, мне нужно с ним увидеться, – в последнюю фразу он вложил всё свое желание увидеть главнокомандующего, чтобы убедить женщину в своих намерениях.

Медсестра постояла некоторое время, изучая Люциана взглядом, а потом с неохотой произнесла.

– Хорошо, – сухо согласилась она. – Только недолго. И общаться вы будете через стекло, а за дверью будет стоять санитар. Он придёт на помощь при любом нежелательном сценарии. Вы меня поняли? – медсестра произнесла это тоном, не терпящим возражений.

Люциану ничего не оставалось, кроме согласия. Он угрюмо кивнул, всё ещё тщетно пытаясь вспомнить, как он здесь оказался. Медсестра шла очень быстро, и демон едва поспевал за ней, по пути рассматривая больницу повнимательнее. На пути генералу встретилась настежь распахнутая дверь, держащаяся на одной петле, за которой находилась абсолютная чернота. Подобно чёрной дыре, она засасывала в себя всё из больницы, распространяя вокруг себя мертвенный холод. Медсестра не обратила на это ни малейшего внимания, в то время как у Люциана прошли мурашки по спине. Эта чернота буквально въедалась в душу, если долго на неё смотреть.

Помимо этого, Моргенштерн стал замечать, что чем ниже они спускались по лестницам, тем больше становилось людей. По мере приближения к палате Молоха санитаров становилось всё больше. Их как будто подбирали специально для этого случая. Люциан был не понаслышке знаком с главнокомандующим и понимал, что и этих крепких ребят может оказаться недостаточно. Медсестра привела его на самый нижний этаж, следующий лестничный пролёт которого вёл в подземное помещение.

Дверь туда тоже была открыта, и за ней виднелась тёмная шахта, освещаемая лампами, вбитыми в камень. Люциан вновь не стал задавать никаких вопросов, поскольку никому, кроме него, это не казалось интересным.

Этаж, на котором находился Молох, разумеется, не имел окон. Он вообще походил больше на отделение морга.

– Весело тут у вас, – с мрачным юморком заметил Люциан.

Медсестра промолчала. Вскоре они приблизились к двум решёткам, создававшим дополнительное помещение посередине коридора. Обе двери медсестра открывала пластиковой картой, лежавшей у неё в переднем кармане халата.

– Серьёзно, – подметил демон, теперь уже чувствуя себя в тюрьме. Он подумал, что если вариться в этой кухне столько, сколько мог просидеть здесь Молох, действительно можно потом почикать кучу народа.

– Это государственная программа, – устало вздохнула женщина. – Так что да, мороки стало в разы больше, нежели с другими пациентами. Вы бы видели, сколько денег потрачено только на то, чтобы спасти людей от этого чудовища.

Моргенштерн почувствовал прошедший холодок по спине. Тот ли это Молох, которого он знал? Или же он действительно провёл около двух лет с настоящим монстром, не задаваясь вопросом об этическом аспекте его поступков. Если так, то ему хотелось узнать, какое отношение он имеет к Молоху. Почему он за решёткой, а Люциан – нет?

Медсестра повела его дальше, и в конце коридора наконец остановилась. Возле двери стоял не один санитар, а четверо.

– В чём дело? Почему вас здесь на трое больше? – строго спросила она.

– Он напал на Джонни, мэм, – ответил темнокожий санитар. – Отгрыз ему палец. И нам велели усилить охрану.

Женщина вздохнула и посмотрела на Люциана, взглядом вопрошая, настроен ли он всё ещё посещать этого психопата. Моргенштерн уверенно кивнул, и дверь перед ним вскоре распахнулась.

Помещение, где содержался Молох, разительно отличалось от полуосвещённого коридора. Похоже, большинство электричества, отводимое на этаж, собиралось здесь, чтобы создавать ослепительную белизну. Свет отражался от белой обивки на стенах и слепил. Но так было на одной половине комнаты. На другой стороне, призванной быть защищенной стеклом, всё так же полутемно, а стены были тёмно-серыми и бетонными. Люциан застыл, как вкопанный, когда увидел фигуру посередине белой комнаты, сидящую на стуле закинув ногу на ногу.

Это был Молох, восседающий на нём в смирительной рубашке и маске. Даже в таком положении в главнокомандующем ощущалась какая-то величественность. Он откинулся к стенке, поставив стул под углом, и поза была настолько неестественна, что выглядела даже органично. Сальные рыжие кудрявые пряди спадали на лицо, закрывая глаза.

– Пациент, к вам посетитель, – жёстким голосом оповестила его медсестра.

Люциан, до сих пор пребывавший в трансе от открывшегося ему вида и нахлынувших мыслей, вздрогнул. Молох, в свою очередь, резко поднял голову и впился взглядом в посетителя. Это длилось несколько секунд, после чего последовал тихий смешок.

– Оставьте нас, сестра. Это личный разговор.

– Напоминаю, что камера зафиксирует любое ваше движение, и меры вашего содержания будут ужесточены в случае чрезвычайной ситуации, – сухо напомнила медсестра.

– Меня тошнит от ваших заученных фраз, сестра. Ступайте.

Тяжёлая металлическая дверь за женщиной закрылась, и Молох подошёл к стеклу совсем близко. Люциан поймал себя на мысли, что где-то это он уже видел. Возможно, в каком-то новом, но, к сожалению, мало популярном сериале. Молох приложился лбом к стеклу, возвышаясь над Люцианом, и демон подумал, что, скорее всего, главнокомандующий сейчас ухмыляется.

– Уже соскучился? – жадный взгляд главнокомандующего заставлял Люциана ощущать себя не в своей тарелке.

– Может быть, – уклончиво ответил демон. – Какого чёрта здесь происходит? Я проснулся в коридоре, и…

– И теперь ты здесь, – бесцеремонно перебил его Молох. – Ни к чему сейчас расписывать твои приключения. Сомневаюсь, что ты расскажешь мне что-то новое.

– Тогда что бы ты хотел от меня услышать? – всплеснув руками, с лёгким вызовом ответил Люциан.

– Гм, – демонстративно задумался главнокомандующий, – я буду банальным: какое на тебе бельё? – Молох прижался к стеклу настолько плотно, что оно запотело.

Люциан вздохнул.

– Я тебя ненавижу, – демон покачал головой. – Ты всё ещё не ответил. Почему мы здесь? Что тут происходит?

Молох усмехнулся.

– Давай так: ты мне показываешь своё бельё, а я, в свою очередь, отвечаю на твои глупые вопросы, – интонация не терпела ничего, кроме повиновения.

– Но нас увидят! – вспылил Люциан.

– Если ты не повернёшься к камере и не начнёшь трясти хером, всё пройдёт гладко, – Молох прищурил глаза, наблюдая за демоном, будто за подопытным.

Всё его поведение было таким, будто это все они – были отгорожены от него, но не он – от них.

Моргенштерн вздохнул и, встав к камере особым образом, расстегнул ширинку джинсов и слегка припустил их спереди. Молох увидел его чёрное, облегающее бельё и остался доволен. Он закрыл глаза, откинул голову и, резко развернувшись, отошёл от стекла. Люциан, всё ещё чувствуя себя неловко, наспех застегнул брюки.

– Теперь твой черед! – окликнул его демон. – Какого чёрта тут происходит?!

Главнокомандующий повернулся к нему, покачиваясь, и снова врезался лбом в стекло.

– Я думаю, ты и сам знаешь, что тут происходит. Тебя больше должно волновать, почему всё это происходит, – нехотя ответил Молох.

– И почему? – всплеснув руками, вопросил Люциан.

– Ну, видимо, так действуют препараты, которые тебе ввели после твоей попытки суицида, – главнокомандующий повёл плечом, и оно хрустнуло, затем шеей пошевелил – и она тоже захрустела.

Так он давал Моргенштерну время на то, чтобы он успел переварить информацию.

– Так я…

– Именно! – Молох вскинул брови. – Идиот.

Люциан скорчил ему рожицу, выражая всё своё отношение к его оценке ситуации.

– Я не об этом, – и грустно вздохнул. – Ладно… Получается, всё это нереально?

Молох хрипло усмехнулся, настолько глупым ему показался вопрос.

– А дверь, проваливающаяся в бездну, тебя на эту мысль не натолкнула, да? – в глазах его плясали игривые искорки.

Моргенштерн засунул руки в карманы и опустил взгляд.

– Ну, бывает всякое…

– В особенности двери, проваливающиеся в бездну, – если бы Молох мог двигать руками, он бы ими с радостью пошевелил. – И как давно это стало нормальным? Я-то не знаю, я же в чёртовой камере! – он высказал это демонстративно и на камеру.

Люциану показалось это тревожным, и он тут же оживился.

– Успокойся, Мо, – примирительно произнёс генерал. – Всё нормально. Тебя выпустят.

– Да?! – главнокомандующий качнул головой. – Ты, мать твою, видел судебное заключение? Конечно, нет! Я здесь пожизненно. Хотя я был согласен и на тюрьму, потому что там так не связывают, блять. Ублюдки! – повторил он на камеру, а потом вновь повернулся к Люциану. – Я размозжил их черепа с большим удовольствием. Знаешь, почему? По глазам вижу, что не знаешь. Я убивал твоих любовников. В том числе. Медленно и с наслаждением. А также тех, кто попадался мне на глаза. Ты проснулся в коридоре, потому что у тебя на почве этого началась глубокая депрессия, и психиатр прописывал тебе антидепрессанты, – тут лицо Молоха выскользнуло из маски, и она оказалась под подбородком; он хищно улыбнулся. – Но вместо уютного кабинета психиатра ты предпочёл навестить меня, малыш.

Люциан осел на пол, ошарашенный этим монологом. Пустым взглядом он всматривался в Молоха, торжествовавшего над ним. Он некоторое время просто упивался, но потом начал ритмично биться лбом об стекло. Сначала ничего не происходило, но потом по стеклу пошла мелкая сеть трещин. Начала выть сирена. Моргенштерн сидел как вкопанный, с ужасом глядя, как высвобождается главнокомандующий. С каким упоением он пробивает себе дорогу на свободу. Люциан смотрел на него, пока стеклянная стена не рухнула и Молох не оседлал его живот, оказавшись лицом к лицу.

– А теперь проснись. Немедленно!

Люциан рывком вынырнул из наваждения, и тут глаза его ослепили больничные лампы. Уши резал ритмичный сигнал системы жизнеобеспечения. Врачи вокруг него тут же засуетились, будто белые мышки, напуганные большой кошкой. Моргенштерн вновь ощутил режущую боль в предплечьях, а потом – жжение на коже груди от дефибриллятора. Он засмеялся, когда осознал, что находится в мире людей, однако смех его был недолгим. Веселье как рукой сняло, когда Люциан почувствовал на себе знакомый пронзающий взгляд.

В подножии его кровати стоял Молох, до сих пор всматривающийся в него, но потом – снисходительно усмехнувшийся. Он стоял взлохмаченный и в криво застёгнутой рубашке – видимо, снова сорванный с места. Главнокомандующий похлопал демона по ноге сквозь одеяло, и одними губами произнёс: «У меня дела» – после чего вышел.

Люциан зажмурился.

Аппарат едва поспевал за скоростью сердцебиения.

========== Оказия 15-3: Его шрамы ==========

Молоха действительно ждали дела. Чтобы организовать переезд Люциана, потребовалось задействовать несколько тесных знакомств и порцию морфия. Главнокомандующий долго сомневался, а стоит ли оно того, однако мысль о том, что дома генералу будет безопаснее, восторжествовала. Он занёс его в свой дом на руках и устроил в одной из своих спален на втором этаже. Комната была не обжитая, не убранная, однако это был лишь вопрос времени.

Главнокомандующий зажёг свечу возле постели, придвинул поближе кресло и расселся, наконец почувствовав, что большая часть дел позади. Его обессилила череда чрезвычайных ситуаций, из-за которых он даже одеться не успевал с привычным педантизмом. И сейчас Молох почувствовал, как за день устала спина, и как прекрасно было рассесться и никуда не бежать. Главнокомандующий не удержался от того, чтобы закурить сигару, припрятанную в кармане. Он затянулся и, расслабленный, выдохнул. И воспоминания оживились в его голове.

Люциан вряд ли вспомнит о том, что прошла целая неделя, как он был без сознания. Молох примерно понимал, какого рода он видит сны, и не мешал, предпочитая наблюдать и изредка направлять генерала. За минувшую неделю главнокомандующий успел много чего сделать. Разумеется, выяснил кто такой N., из-за которого Люциан сделал попытку с собой покончить. Дело было довольно простым. Вонзив когти в сеть сплетен и интриг, он с мясом вырвал необходимые ему сведения.

Сначала достал мальчишку, с которым пребывал в связи некий N. и велел подать его к ужину с гарниром и хорошим вином. Молох ненавидел есть то, что обладало сложной нервной системой. Однако ужин предназначался не для него. Вечерняя трапеза была организована для N., который, пусть сомневаясь, но принял приглашение на правах того, что Молох был выше него по статусу. Именно тогда капкан захлопнулся. Сидя во главе стола и ожидая подачи главного блюда, N. пришёл в ужас и ярость, когда увидел нафаршированную голову своего любовника, испечённую и приправленную орегано и красным перцем.

– Больной ублюдок! Что ты сделал?! – эхом отозвалось вокруг.

Молоху ничего не оставалось, кроме того, как ответить на неприкрытое оскорбление. Завязалась драка, в ходе которой, упиваясь кровавым месивом, главнокомандующий, хохоча, превращал лицо N. в залитую кровью и слизью холодящую жилы картину. Зубы летели прочь. Бог войны торжествовал, вслушиваясь в музыку агонических хрипов. Стол повалился прочь, голова покатилась по ковру, оставляя след от соуса за собой. N. превратился в берсерка, ослеплённого немой яростью, и бросался на Молоха разъярённым зверем, теряя в своём облике всё человеческое.

Молох вбивал в него мысль о том, что только он имеет право причинять генералу боль.

В момент, когда N. начал якобы брать верх, главнокомандующий схватил столовый нож, лежавший возле него, и вогнал его в глазницу своего противника. Он завыл раненым медведем и заметался по комнате, врезаясь во всё подряд. Молох усмехнулся и поднялся, подзывая того к себе. Не помня себя от злости, N. беспомощно махал кулаками, ничего перед собой не видя из-за крови, залившей ему глаза.

В последний раз Молох ударит его так крепко, что в черепе у N. что-то хрустнет и зазвенит. Он резко станет смирным, словно кто-то выключил его сознание. Тогда главнокомандующий с улыбкой посадит его на стул, приказав слугам поднять стол и закончить сервировку. Молоточком Молох ударит по запечённой голове, и череп податливо хрустнет, обнажив ароматную начинку. Главнокомандующий зачерпнёт немного ложкой и скажет с улыбкой: