Текст книги "Вольно, генерал (СИ)"

Автор книги: Надежда Житникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

Люциан отдал часть себя взамен, прибавив это слово. Он прижался к Молоху так близко, как смог, и замолчал, уткнувшись в шею. Главнокомандующий погладил мужчину по бедру, и на коже появилась демоническая печать. Люциан усмехнулся, ведь демон мог нанести её гораздо больнее.

– Я думал, ты вырежешь её ножом или вроде того.

– Долго, – отмахнулся Молох и закрыл собой свет. – Нельзя заставлять принцессу ждать.

========== Оказия 27: Дома ==========

Люциан восседал на полу со связанными за спиной руками. Испытывал дежавю. Всё казалось смутно знакомым, словно происходило раньше. Быть может, не раз. Личность Кальцифера, кусочек его тёмного прошлого, влияла на него с особой силой. Мужчина изрядно помолодел, чем привлёк внимание главнокомандующего. Не сумев в своё время остаться незамеченным, Люциан ёрзал на полу, пытаясь устроиться поудобнее. Колени затекали. Молох привязал запястья к лодыжкам, сделав положение очень неудобным.

Люциан не мог выразить несогласия, поскольку главнокомандующий предусмотрительно применил кляп. Так выражалось его отношение к протестам. Он наслаждался беспомощным положением Моргенштерна, тщетно пытающегося освободиться. Всем своим видом Молох говорил: «Глупая, глупая, глупая принцесса». И щурился. К самому вкусному блюду необходимо приступать позже всего.

Он сидел напротив, очень близко, с ремнём в руках. Вид молодого юноши, вынужденного выполнять его приказы, очень возбуждал. Мужчина водил пряжкой по выбритому лицу и любовался тревожным блеском в глазах. Бляха была тяжёлой и всем своим видом обещала незабываемые ощущения. Люциану не хотелось тесно с ней знакомиться.

Моргенштерн вообще не обладал правом выбора. Молох расположил между его ног дугообразный вибромассажёр, чтобы смотреть, как Люциан будет изнемогать и хныкать. Последнего Моргенштерн никогда из упрямства не делал, но главком верил, что однажды этот момент настанет. И вот, массажёр одним концом был прижат к заднему проходу, а другим – втискивался между яичек, чтобы заставить парня сдаться как можно быстрее. Моргенштерн часто дышал, стараясь не смотреть на Молоха, и стискивал зубы. Сводило с ума не столько то, что он делал, но как при этом смотрит. Пожирает глазами.

Главнокомандующий усмехался, и тяжесть в паху нарастала тем сильнее, чем упрямее становился Люциан. Генералу стоило большого труда не начать насаживаться на массажёр – и отдать победу Молоху. Томительное чувство было невыносимым. Сложно было сказать, что хуже: когда главнокомандующий наказывает или играет. Одинаково сложно сопротивляться. Постепенно наливающийся кровью член начинал оттягивать ткань трусов. Генерал сильнее раздвигал ноги, начиная обмякать. У него ужасно болели колени и бёдра, он был не в силах сдерживаться. Массажёр начинал проникать в колечко мышц всё глубже, и вибрация сильнее отзывалась в простате.

– Уже сдаешься, принцесса? – донёсся довольный вкрадчивый шёпот. Молох задрал футболку Люциана, жёстким кожаным ремнём погладив того по груди. Холодная бляха коснулась сосков, и демон вздрогнул. Затем рьяно покачал головой.

– По-моему, эта крепость скоро падёт, – с усмешкой произнёс главком. – И ты попросишь меня трахнуть тебя. Попросишь ведь? Очень вежливо, почти умоляя, – расписывал мужчина, жадно переводя взгляд сверху вниз.

Люциан вновь покачал головой и слегка задрожал. С новыми силами он приподнялся, чтобы возобновить сопротивление. Молох снисходительно хмыкнул и пальцами коснулся влажной головки члена, обтянутой эластичной тканью белья. Генерал застыл и что-то замычал, попытавшись отодвинуться. Главнокомандующий красноречиво приложил к его губе ремень.

– Люц, если ты не хочешь получить этой штукой по зубам, то будешь послушным.

Моргенштерн нахмурился и отстранился, наклонившись назад. Молох будто на это и рассчитывал, ведь демон вновь опустился на вибромассажёр. И тут же выгнулся в спине, невольно двинув бёдрами. Люциан понадеялся, что главнокомандующий ничего не заметил. Глупо было так полагать, ведь мужчина следил за каждым его движением. К тому же он всё ещё касался члена Люциана, и тот пульсировал под пальцами.

– Я знал, что тебе понравится быть моей потаскушкой, – оскалился главнокомандующий, опуская руку ниже и сминая яички партнёра. – Понравится быть униженным.

Люциан закатил глаза и почувствовал, как стремительно разнеслись по телу волны удовольствия. Он начал дышать глубже, чтобы не выдать томления. Молох запросто мог лишить его оргазма. День ото дня его игры становились всё изощрённее, правила игры -сложнее, шансы на сопротивление – меньше. Моргенштерн не успевал подбирать правильную тактику и платил за это новыми синяками и ссадинами.

– Хочешь меня? – прошептал Молох на ухо Люциану, поморщившемуся от щекотки. Моргенштерн резко отвернулся, за что оказался наказан. Главнокомандующий взял в руку массажёр и стал вводить его глубже прямиком через трусы. Генерал резко откинул голову назад и вздрогнул. И едва он вошёл во вкус, ласка прекратилась. Люциан тут же посмотрел на Молоха, очень довольного своей выходкой. Одного взгляда хватило, чтобы выразить всё, что генерал думал о начальнике.

Положение стало хуже, когда главком продолжил. Сразу после того, как надел на член Люциана кольцо, мешающее извержению семени. Молох вновь поймал взгляд, полный негодования, и почувствовал себя превосходно. Теперь распалённый и беспомощный Моргенштерн жался к нему, насаживаясь на вибратор. Изнемогал от возбуждения. Он чувствовал его гибкое и горячее тело.

Генерал потёрся о щёку Молоха, и он принял просьбу. Это было условное прошение о поцелуе. Кляп отправился прочь.

Люциан жадно впился в губы главнокомандующего, надеясь быстро отомстить больным укусом. Молох ловко пресекал его попытки и отравлял разум пошлым, разнузданным поцелуем. Моргенштерн забыл о своих намерениях и поддался, приоткрыв рот. Слишком сильна была похоть, овладевшая телом.

Главнокомандующий посмотрел в опьянённые глаза любовника и хмыкнул. Вечности бы не хватило, чтобы воплотить все его задумки. Отыметь его мальчика всеми способами, какими только можно. Заставить с криком кончать во всех позах, которые могут прийти на ум. Молох наклонил голову и мазнул языком по одному из сосков Люциана. И почувствовал, как демон резко выдохнул.

– Ну, так что? – вторил Молох.

– Пошёл ты, – прищурился Моргенштерн и показал мужчине язык.

Тот незамедлительно прикусил его, не дав отстраниться. Генерал начал сопротивляться активнее, и Молох с новой силой ввёл в него вибратор. Демон задрожал.

– С-сука… – прошипел он, расплываясь в ухмылке. Главнокомандующий приблизился и с крепким поцелуем прижался к шее. Вместе с этим он спустил с члена ткань белья, насквозь пропитавшуюся спермой. Люциан наслаждался этим мгновением до тех пор, пока бедро не обжёг жёсткий удар железной пряжки. Генерал был готов взвыть, но сдержался. Боль была обжигающей и беспощадной.

– Следи за языком, – с укором произнёс Молох, щекоча мочку уха едва слышным шёпотом. – Разве ваше высочество учили таким словам?

Люциан усмехнулся, всё ещё стискивая зубы. Ну, разумеется, главком не был оскорблён. Ему нужен был только повод. Что ж, наконец-то он начал искать причины для наказаний, пусть и притянутые за уши, и не бросался просто так.

Молох отвязал руки демона от лодыжек, чтобы заставить того прижаться к дивану. Приближалось время главного блюда. Обильно смочив слюной вибратор, мужчина вводил его как можно глубже в любовника, имитируя половой акт. Моргенштерн выпятил зад и сдавленно застонал сквозь зубы. Молох приостановился и смял ягодицы, помассировал, а затем – звонко шлёпнул. Удар получился сильным – остался отпечаток ладони. Люциан с содроганием уткнулся лицом в руки, по-прежнему выгибаясь в спине. Он научился распознавать контрастирующий вкус секса и боли. К тому же стало хуже, когда в ход пошёл ремень.

Молох порол неспешно и с наслаждением, вкладывая старание в каждый удар. Грубая дублёная кожа щёлкала о гладкие ягодицы. Моргенштерн жмурился и молча вздрагивал. Когда боль почти ослепляла его, то притуплялась нарастающей тяжестью внизу. Из глаз вылетали искры. Кожа горела, и Люциан кусал пальцы. Лишь после того, как зад стал краснеть, Молох остановился, чтобы погладить своего мальчика. Он прижался сзади, и Люциан почувствовал его твёрдый, пульсирующий член между бёдер.

– Как давно я хотел испытать его, – с удовольствием прошептал главнокомандующий, – он из бычьей кожи.

– Я не заметил разницы, – дрожащим голосом произнёс Люциан, сглатывая ком в горле, который так долго сдерживал. Интонация не получилось такой развязной, как хотелось бы. Вместе с юностью пришла и большая чувствительность, из-за которой боль ощущалась сильнее, чем раньше. Контраст между страданием и удовольствием стал ярче, поэтому генерал не смог прийти в себя.

Молох избавил любовника от массажёра, и Люциан тут же расслабился и обмяк. Он прижался щекой к дивану, посчитав это временной поблажкой. Главнокомандующий дал не так уж много времени – Моргенштерн вновь напрягся, когда почувствовал головку члена между ягодиц. Опьянило волнующее чувство, обещающее обожаемую близость. Молох обнимал его сзади и клал ладонь на шею, но не душил. И генерал чувствовал, как хочет резким толчком оказаться на мужчине. Но не мог себе этого позволить, ведь сдержанность и гордость со временем никуда не делись. Одно резкое и сильное движение Молоха могло заставить его закричать от удовольствия. Этого не происходило. Пытка была желанной и искусной для обоих.

Свободной рукой Молох больно стискивал и массировал один из сосков. Колющее ощущение резко контрастировало с мягким и умопомрачительным проникновением, заставляющим колени дрожать. Люциан бесшумно выдыхал, не зная, куда деть руки. Лишь после разрешения главнокомандующего он их освободил, чтобы обнять того за шею и утонуть в терпком запахе.

Подобный буддийскому монаху, растворяющемуся в сандаловых благовониях, Люциан овладевал искусством управлять собственным телом, чтобы самому властвовать над наслаждением. Однако нужно очень много практики, чтобы пересилить такого партнёра, как Молох. Искусной танцовщице следует уделять много внимания телу, управляя каждой мышцей, чтобы приводить и себя, и зрителей в трепетный экстаз. Ни в коем случае нельзя терять голову. А Моргенштерн сдавался, утопая в горячей и неконтролируемой стихии. Забывал о том, кто он есть, когда ладони главнокомандующего ласкали податливое тело. Люциан обожал чувствовать их на себе и класть на них свои ладони. Это дарило ему вторичное ощущение единения. Сильные, грубые ладони, далёкие от изящества, крепкие и широкие, скользили по груди и животу.

Моргенштерн вплетал пальцы в жёсткие непослушные рыжие волосы. Он чувствовал, насколько жарко Молоху, как он раздраконен, и можно делать, что захочется. Хотелось молодому парню немногого: заставить и партнёра выйти из равновесия. Молох мало контролировал себя и поддавался чему угодно. Генерал усмехался и заставлял его шумно выдыхать от своих движений. Завязывал быку глаза красной тряпкой и наслаждался игрой.

Главком оставлял на коже глубокие царапины от больших пальцев. Страсть кружила голову, и сдерживаться становилось невыносимо сложно. Главное, чтобы Люциан оставался жив после каждого акта, – плевать на мелочи. К тому же стоит дотронуться до члена генерала во время секса – и тот тут же забывается, что говорить о боли. Автоматически прощалось любое насилие. Безнаказанный Молох лежал на генерале, огибая ладонями бёдра, и кусал где придётся. Люциан вздрагивал, громко выдыхая в подушку. Мужчина пробил его оборону во всех смыслах.

– Ты всё такая же сучка, Люциан, – шептал ему на ухо главнокомандующий.

Он резко перевернул генерала на спину, чтобы заглянуть в глаза. Увидеть, как он со страстью и негодованием часто дышит, выглядя растрёпанным и замученным. Молох касался губами его пальцев. Эта минутка давалась, чтобы Люциан мог отдышаться. Отведать вина, если потребуется. Разумеется, с тела главнокомандующего. Ведь потом он прижмёт Моргенштерна к спинке кровати и заставит закричать от удовольствия. Вцепиться в плечи и, задрав голову, кричать, отдаваясь как в последний раз. Пока демон не замолит о милости.

========== Интервью. ==========

Люциан сидит в костюме и держит в руке сигару. Сам не курит – подаёт Молоху, поскольку у того завязаны глаза и скованы руки в целях безопасности.

Молох: Напомните, какого чёрта вы завязали мне глаза?

Корреспондент: С такого, господин главнокомандующий, что вы взорвали головы двум нашим сотрудникам. Пожалуйста, отнеситесь с пониманием.

Молох: Они задавали ненужные вопросы. И были настойчивы. Ненавижу навязчивых любителей грязного белья. Вы мне «спасибо» должны сказать, что ряды извращенцев редеют.

Люциан: Мо, остынь. На-ка, прикури.

Главнокомандующий поворчал, обещая со всеми расправиться, и затянулся, пустив дым под потолок.

Корр.: Итак, господа. По многочисленным просьбам нас попросили провести с вами интервью. Вы как, готовы?

Молох: О-о-о да.

Люциан: Разумеется.

Корр.: Тогда первый вопрос:

«Без чего ты не представляешь свою жизнь?»

Люциан: Гм-м… Сложный вопрос. Но, думаю, в некоторые моменты моей жизни я бы не смог без текилы. Она здорово помогла мне в трудный период.

Молох: Алкаш несчастный.

Люциан: А что, по-твоему, я должен был сказать, что не могу без тебя? Ну, уж нет.

Молох: Мои руки не вечно будут связаны. Интервью кончится, и я тебя сожру.

Корр.: Следующий вопрос!

«Iphone или Android?»

Молох: Люди настолько ничтожны, что даже это выбрать не могут… Не знаю. Все ходят с какими-то кирпичами и разговаривают по ним. Наверное, вы это имеете в виду…

Люциан: Это несложно, Мо. Просто скажи: «С понтами или без?»

Молох: Ну, если дело касается унижения, то я за.

Корр.: Эм… Да… Конечно… Люциан, вопрос для вас:

«Тяжело ли тебя разозлить?»

Люциан: Гм… Знаете, на самом деле, да. Например сейчас. Мне на новые брюки нападало дохрена сигаретного пепла. Но знаете, это не первый раз. И думаю, что не последний. Так если этого не отменить, зачем лишний раз злиться?

Молох: Просто ты знаешь, что если будешь ныть, то я потушу об тебя эту сигарету. Уж я-то сделаю из тебя настоящего мужика.

Люциан: У меня и до тебя не было проблем с мужественностью!

Молох: Ну да, не считая того, что ты был подкаблучником у собственной сестры. Ох, не обманывай себя. И дай мне затянуться.

Люциан вздохнул.

Люциан: Займите его уже. Ему скучно. А это дурной знак.

Корр.: О да, да, точно. Господин главнокомандующий:

«Что бывает в жизни лишь один раз?»

Молох: Извините, а кто составляет вопросы? Откуда вы их берёте? Из головы?

Корр.: Что? Нет-нет, это присылают ваши фанаты.

Молох: Гм-м… Фанаты? Не думал, что их интересует подобная дичь. Что ж, пусть знают: в жизни лишь один раз бывает первый секс. А ты о чём подумала, принцесса? – он повернулся к Люциану.

Люциан: Я подумал о выпускном вечере в Академии. Не самая приятная часть моей жизни…

Корр.: О, просим вас, расскажите! Фил, приблизь камеру!

Люциан: Ну… Ни для кого не секрет, что мы с Мо знакомы ещё с тех пор. Знаете, что случилось на выпускном? После того, как я получил сертификат об окончании? Он напился! И это не всё…

Молох: Ты говоришь так, будто я должен был спросить твоего разрешения. Ещё чего. Сигару, принцесса.

Люциан: Было бы гораздо лучше, если бы ты ко мне не приставал на глазах у всех. Я чуть с ума от стыда не сошёл. Меня дразнили.

Молох: Так ты меня стыдишься? Я запомню. Трахну тебя на крыше Нотр-Дама, ты же у нас утончённый романтик.

Люциан: Аргх… Следующий вопрос, пожалуйста.

Корр.: Хорошо… Так…

«Чего бы ты никогда не разместил в Интернет?»

Люциан: Гм-м… Чего бы я не разместил… Да мне, пожалуй, нечего скрывать. Скажи я, что откровенные фото, так Мо бы прямо здесь растаял от гордости. Но я ему такого подарка делать не буду.

Молох: То есть ты всё-таки в какой-то степени хочешь это сделать? Ты знаешь, что я с тобой сделаю? Представляю: пришёл на работу, а эти идиоты бегают с электронными камнями и друг другу в тупые морды тычут фотографиями моей принцессы. Моей. Принцессы. Может, всё-таки Нотр-Дам?

Люциан: Да ну? А горгульи тебя не смутят? Или птицы? Или ещё чёрт знает что?

Молох: Готов смириться. Я тебя предупредил. Почувствую неладное: трахну прямо там. На глазах у всех.

Люциан: Сейчас все люди очки носят. Нас увидят если только действительно горгульи. И вообще, ты слишком много думаешь о сексе.

Молох: Тебя это смущает только сейчас. Сигару.

Люциан хмыкнул и дал демону затянуться.

Корр.: Что ж, это хорошо, что получается такая дружеская беседа… Господин главнокомандующий:

«Что лучше: горькая правда или сладкая ложь?»

Молох: Подозреваю, что это Люциан со своего кирпича накорябал. Я думаю, что горькая правда лучше. В конце концов, за ложь я всегда наказывал жёстче. Ненавижу лгунов. У них к тому же лгать-то не получается: нелепица сплошная. Слушать тошно. Если бы Люциан меня обманул, я бы его раскусил не глядя.

Люциан: Серьёзно? А вдруг ты просто чего-то не знаешь?

Молох: Не играй с огнём.

Люциан: И всё же?

Молох: В таком случае ты везунчик один на миллион. Откопаю на тебя какую-нибудь грязь – убью. Мокрого места не оставлю.

Люциан: Даже маленькой капельки для памятного сувенира не оставишь?

Молох: Нет. Я постараюсь всласть надругаться над твоим трупом, чтобы потом долго о тебе не вспоминать.

Люциан: Но тебе же меня жа-алко будет…

Молох: Следующий вопрос. Вы что, заснули?

Корр.: Упс… Бумаги уронила… Простите. Просто вы так разговаривали, и я…

Молох: Вопрос.

Корр.: Да, конечно…

«Кто вызывает у тебя жалость?»

Люциан: Гм-м… Интересно. Не задумывался. Как-то само получается. Посмотришь – и жаль становится. Такое спонтанное чувство, сразу и не скажу.

Молох: Ты демон, а не мать Тереза.

Люциан: Позволь-ка мне заметить, что я всё-таки моложе тебя. Значит, зеленее и неопытнее. Короче, мне можно.

Молох: А ты дерзкий.

Люциан: Мне п#здец…

Корр.: Что, простите?

Люциан: Ничего-ничего. Вечер, говорю, обещает быть интересным.

Корр.: Что ж, теперь фанаты получше узнают вас. Вам не чужда жалость – отличная черта!

Молох: Для жалкого слюнтяя – да, самое то. Продолжайте в том же духе, и скоро в Аду появится социальная служба. Не дай дьявол профсоюзы появятся.

Люциан: Вообще-то…

Молох: Дальше.

Корр.: Да-да, конечно.

«Что о тебе должен знать каждый? Напиши краткий FAQ!»

Молох: Ха. Впервые что-то достойное и не на уровне: какие бантики вы предпочитаете надевать на своего котёнка? Куда катится Ад… Что ж, вопрошающий, тебе стоит знать несколько простых вещей:

Первое – лучше не попадаться у меня на пути, если я в этом не заинтересован. В противном случае я натравлю на тебя собак.

Второе – я довольно слаб в дипломатии. Если попробуешь запудрить мне мозги, я взорву твою умную головку. Люциан исключение. Несложно догадаться почему. Он показал, что хорошо работает языком.

Люциан: Мо…

Молох: И третье – я азартен. Если нас сейчас смотрят мои должники, то я надеюсь, что они вскорости всё мне вернут. Я никогда не посылаю вышибал и предпочитаю делать грязную работу сам. Я буду смотреть, как вы давитесь своими зубами и блюете кровью.

Люциан: Да какой псих вообще сядет с тобой играть…

Молох: О, это уже отдельный вопрос, принцесса.

Корр.: Что ж, это… Это весьма информативно, господин главнокомандующий… Что ж, последний вопрос:

«Кто твой герой?»

Люциан: В этом месте снова надо сказать «Молох», но я этого не скажу… Чёрт, больно! Он меня укусил, вы видели! Ладно, хм… Мой герой… Надо подумать… Пожалуй, я сам себе герой. К счастью, так вышло, что для меня нет авторитетов, и я сам по себе.

Корр.: Но как же Люцифер? Как демон вы должны восхищаться им.

Люциан: Это чистой воды политика, от которой я тоже стараюсь держаться подальше.

Корр.: Но ведь господин главнокомандующий имеет к ней непосредственное отношение?

Молох: Вот именно. Я к ней, а не он. Он имеет отношение только ко мне и сигарете, которую я не могу никак докурить. Когда перерыв? Мне насто#бенила эта повязка.

Люциан: Он прав. Я не вмешиваюсь в его дела, не указываю что делать. Он ведь и до меня прекрасно с этим справлялся. К тому же дома у нас хватает тем для разговоров. Работа остаётся на работе.

Корр.: Кстати! Изменилась ли ваша жизнь после брака? Демоны редко вступают в брак, поэтому это очень интересует нас!

Молох: Почище стало дома. Полный портсигар. Бар не пустеет. Рубашки глаженные. Ночи наполнены досугом… Знаете, думаю, брак это не так плохо. Этот аферист от меня никуда не смоется.

Люциан: Ещё бы я пытался смыться. Ты на меня столько печатей наложил, что я как рождественская ёлка с ними… Можно подумать, я всю жизнь в Чистилище провёл – с таким-то количеством твоих фирменных наколок.

Молох: Гм… Вы слышите? Прислушайтесь.

Люциан и Корр.: Что?

Молох: Это голос назревающей революции. Развяжите меня, должен поставить его на место. Сейчас же!

Люциан: Нет! Давайте оставим так! Меня всё устраивает! Заявляю на правах мужа!

Молох разорвал верёвки, и тут же начались помехи. Послышался хруст, вскрик Корреспондента, хриплая усмешка и удовлетворённый хмык.

========== Из неизданного: как мы воевали. ==========

В лагере холодно, поэтому солдаты греются, как могут. Кто беспрестанно следит за пламенем костра, кто-то – налегает на горячительное. Осоловевшие солдаты – зрелище привычное. Пусть. Если это не сказывается на боеспособности. Нет, наоборот. Дай солдату выпить совсем чуть-чуть, и последняя трусость уйдёт. Сыграет роль не любовь к отечеству – главную мишуру для любой бойни, а просто желание надрать кому-то зад. Да, так – гораздо эффективнее.

Люциан сидел возле котелка и грелся, потому что демонических сил на обогрев не хватало. Многие не любят демонов за любовь к роскоши, но не все знают, что это – меньшая часть их жизни. Гораздо дольше бойцы пребывают в походах, где о комфорте только мечтают. Зато потом, как дорвутся, не отцепишь от мягкого дивана и грелки для спины. Пожалуй, как раз такой Люциану и не хватало.

Обстановка на девятом круге так себе. Да, конечно, это чуть ли не святилище, поскольку где-то глубоко обитает Люцифер. Но чёрт бы с ним, когда не чувствуешь ног и не знаешь наверняка, а стоит ли дело закоченевших пальцев. С патриотическими настроениями плохо, поэтому повсеместно разливают горячий грог. Демоны ходят с покрасневшими щеками, закутанные в облезлые шкуры, и весело отшучиваются. Моргенштерн пытается улыбаться бодрому всеобщему духу, но масленый блин с мясом падает из рук прямо в золу. Он ворчит на закостеневшие пальцы и думает, что тоже бы неплохо скрасить вечер.

За грогом очередь. Разливает приземистый повар с косматой головой. У генерала нет преимущества перед подданными на поле брани, поэтому Люциан встаёт в конец, растирая руки. На девятом круге нет ничего, что походило бы на солнце, кроме свечения, идущего, по легенде, со стороны дьявольской пещеры. Оно настолько слабое и еле видимое, что на круге вечная ночь. Демоны с факелами продираются сквозь мрак и глубокие сугробы. Что их привело сюда? Нужда. На протяжении тысячелетий происходило освоение территорий, и сейчас – новый виток в истории. Нужно было подчистить место от местных племён демонов, решивших запрятаться в самой глубине Ада.

– Генерал, я вас тут не видел! Решили наконец согреться? – бодро поприветствовал повар. – Правильно, правильно, нечего яйца морозить! – и плеснул в глиняную кружку половник божественного, едва вскипевшего напитка. Пахло корицей, ром и имбирь жгли язык. Люциан с удовольствием сделал глоток.

– Спасибо, – просипел Моргенштерн и пошёл к котелку.

Неподалёку от него шкворчали блины на сковородках. Армию нужно было кормить изрядно, причём мясом, а самое сытное, что к нему нашли, – именно блины. Получалось отличное сытное сочетание. Начинку не привозили – она из тех, кого демонам уже удалось победить. К тому же на девятом круге обитало множество крупных и опасных существ. Было бы неуважительно оставлять такую тушу гнить. Демоны не размышляли над этичностью поедания себе подобных. Они просто ели, чтобы драться дальше, – выполнять то, зачем пришли.

Люциану нравилось чувствовать себя частью большого муравейника. Он не верил в правильность действий, но это было уже не его дело. Поступали приказы – выполнять, и ничего лишнего. Молох в отличие от классического полководца не засиживался в палатке. Обнаружилась крупная диаспора демонов, и главнокомандующий ускакал на шерстистом жеребце с дипломатической миссией. Моргенштерн волновался, но успокаивал себя тем, что, чёрт побери, сколько тысячелетий прошло, а Молох на своём месте. Не может всё так просто рухнуть в этот момент. Да и наверняка тот побывал в передрягах и покруче.

Пока воевода отсутствовал, главной задачей армии было – не замёрзнуть к чертям собачьим. Уже это стоило многого.

Слайз уехал вместе с Молохом, поскольку не доверял ему бросаться в дипломатию с головой в одиночку. Если главнокомандующий ехал один, то неминуемо развязывалась война. Нет, в данном случае резня будет по-любому, но важно обставить всё как можно выгоднее для верных псов Люцифера. Например, заключить перемирие, а ночью ворваться на земли племени и перерезать всех во сне.

Вейл сидел напротив Люциана и курил трубку. Как он здесь оказался? Моргенштерн чувствовал себя виноватым, что из-за него демон потерял работу, и настоял на прощении. Молох долго игнорировал просьбы, пока в один прекрасный день не приказал Вейлу вернуться. С тех пор демон-ищейка просто не показывался главнокомандующему на глаза и при возникновении вопросов обращался к Слайзу. Прощение было щедрым подарком для Люциана. Генерал остался доволен, пусть, конечно, и не стал лучшим другом для Вейла.

– Поговаривают, что если потушить здесь весь огонь и заснуть, то уже не проснёшься, – произнёс Вейл и красноречиво посмотрел на Люциана.

– Решил развлечься страшилками? – хмыкнул генерал. – Я и похуже слышал. Тебе придётся постараться.

– Это не из тех баек, рассказанных пьяными шестёрками, о нет, – покачал головой Вейл, выдыхая клубящийся дым. – Это живая легенда. Они не хотят умирать, – демон кивнул куда-то в сторону, – поэтому не верят в то, что тьма здесь живая.

– Они же просто вернутся через Инферно, – Люциан дёрнул плечом, подтягивая сползающую шкуру.

Вейл усмехнулся, и пламя заплясало в его глазах.

– Не вернутся. Иначе бы мы не сторожили каждый маленький язычок пламени. Никто не возвращался из этой черноты, – демон поднял голову на небо, абсолютно густое и непроглядное, состоящее из плотной тьмы.

– Может, им там понравилось, – попытался отшутиться Моргенштерн. Но на самом деле ему было невесело. Наоборот, генералу подумалось:, а что если Молох будет недостаточно осторожен, и тьма поглотит его? Что тогда?

– А что это вообще? Оно подвластно Люциферу? – поинтересовался Люциан, протягивая руки к пламени под котелком.

– Это нечто более древнее, чем мы можем себе представить, – Вейл добавил в трубку ещё едкого табака. – Может, как раз оно и является причиной, почему Владыка ещё здесь. Как знать, может, когда его света хватит, чтобы рассеять эту гадость, он поднимется наверх.

Моргенштерн не успел обдумать, но уже был против того, чтобы однажды Люцифер освободился. Не то что бы он был изменником.

– Даже если это однажды случится, то всё может закончиться ещё хуже. Один раз он получил божественного пинка под зад, но все мы знаем, что у бессмертных плохо с чувством юмора или вроде этого… К чему это я? Ах да, его уничтожат на хер. И нас вместе с ним, – на эмоциях прошептал Люциан, но всё равно проходящие мимо солдаты его слышали.

– Я бы не советовал тебе разбрасываться такими речами, – Вейл вновь красноречиво посмотрел на Люциана, подняв брови. – По крайней мере, здесь. Или ты забыл, где мы находимся?

– Нет, я всё отлично помню, – мрачно согласился Люциан. – Просто я начинаю подозревать, что один так думаю. Неужели больше никому не приходило в голову, что второй раунд может стать последним? Если он, конечно, будет.

– Бог любит троицу, – посмеялся Вейл, поочерёдно выпуская порции дыма. Моргенштерн не удержался и улыбнулся. Нет, Вейл тоже не был патриотом. Просто ему не хотелось снова терять работу. Может, он даже метил в генералы.

– К чёрту твои сказки, – подытожил Моргенштерн и отвернулся.

Как раз в это время возвращалась дипломатическая делегация. Молоха было видно издалека: огромный гнедой конь в броне с гербами и сумками. Из одной из них капала тёмная жидкость, шипящая на снегу. Позвякивая доспехами, Молох тяжело спрыгнул с коня, отказавшись от помощи, и снял сумку с коня. Тут же передал её Слайзу, не дав тому спешиться, и сопроводил это приказом. Ящер сдержанно кивнул, обещая сделать всё в лучшем виде.

Люциан почувствовал облегчение, когда увидел Молоха живым. Субординация по-прежнему служила только фоном, поэтому главнокомандующий сел перед котелком вместе с Люцианом. Вейл бесшумно испарился, едва почувствовал, что Молох приближается.

– Надеюсь, что не докладываться кому-то полетел, – проворчал мужчина, посмотрев на то место, где сидел Вейл.

– Не думаю, – покачал головой Люциан. – Здесь бульон. Будешь? Мясо уже отстало от костей.

– Как мило, кто где, а моя принцесса – на кухне, – ухмыльнулся Молох, отряхивая глубокую глиняную тарелку от золы.

– Пошёл ты, – притворно возмутился Люциан и наполнил тарелку ароматным бульоном. – Как всё прошло? Я видел голову. Неужели твой дипломатический уровень для них слишком высок?

– Оно и есть, – согласился Молох, отпивая супа. Некоторое время он молчал – наслаждался утихающим голодом.

– Эти ублюдки ещё не сговорчивее, чем твой отец, – продолжил главнокомандующий, утирая губы. – Их язык уже давно отличается от нашего. Пришлось пойти на уступки и позволить им использовать их переводчика. И знаешь что? Как раз у него оказался хорошо наточенный зуб. Слайз почувствовал неладное и шепнул, что всё катится в тартарары. Их вождь подумал, что мы плетём заговор. По одному жесту, мать его. Закричал, завопил… Полетели стрелы с какой-то дрянью и проплавили мне доспех. Я взял меч и порубил с десяток в фарш. Сегодня ужинаем плотно.

– А голова?…

– Подумал о новой пепельнице. Пошлю твоему отцу в ближайший праздник. Дай Сатана, чтобы после этого в мою спину с его стороны шло на одно проклятие меньше, – хмыкнул Молох и стал довольнее, когда насытился.

Для Люциана стало приятной неожиданностью старание Молоха наладить отношения с его семьёй.

– Просто не хочу доводить до того места, где я срубаю кому-то голову, – с улыбкой объяснил главнокомандующий. – Твой отец вроде бы неглупый демон. Должен понимать.

Моргенштерн неопределённо покачал головой и предложил ему ещё супа. Молох отказываться не стал. Заодно подозвал генерала к себе.