Текст книги "Вольно, генерал (СИ)"

Автор книги: Надежда Житникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)

Но Моргенштерн чуть приблизился и зажал его член между бёдер, немного двинувшись. Послышался тихий хриплый вздох. Дальше так продолжаться не могло. Мужчина отложил кнут и оставил пять длинных глубоких царапин на бедре Люциана, стиснувшего зубы от боли.

И вновь пленительная прохлада. Моргенштерн незаметно улыбался этому моменту, потому что уж очень он походил на заботу. Трудноупотребимое слово для его избранника.

И когда Люциан почувствовал член в себе, то громко застонал, прижавшись к постели щекой и выпрямляясь в теле. Но твёрдая рука мужчины не дала ему этого сделать. Наоборот, он приподнял его, как это было в самом начале, и заставил лечь головой на своё плечо.

– Развяжи… меня… – прошептал Люциан сиплым голосом, то сжимая, то разжимая пальцы рук.

Достаточно было потянуть за одну определённую веревочку, чтобы освободить демона. И Моргенштерн, почувствовав свободу, тут же закинул руки назад, обхватывая шею партнёра. Широкие горячие ладони скользили по гибкому, изящному, рельефному телу, заставляя демона ускорять движения бёдер из-за нарастающего в теле томительного жара.

Моргенштерн сгорал, как бабочка, привлечённая пламенем. Никогда прежде он не мог подумать о том, чтобы всё обернулось именно так. Что однажды он сможет почувствовать Его так близко. Что можно будет погибать в его объятиях и возрождаться.

– М-Мо… – в исступлении шепчет демон, не в силах сфокусировать взгляда.

Главнокомандующий рычит в ответ, и его когти оставляют на Люциане ещё одну дорожку – уже вдоль туловища, идущую от груди до живота. Моргенштерн громко выдыхает от боли, жмурясь и поскуливая, пытается согнуться, но Молох крепко держит его той рукой, что осталась в перчатке, за шею, а другой поглаживает по члену. Боль, так резко сменившаяся удовольствием, превратилась в оргазм, и Люциан с трепетом произнёс его имя, будто сейчас он был жрецом, достигшим религиозного экстаза.

Моргенштерн имел возможность видеть лицо Молоха. Трогать его плечи и грудь, касаться шеи и лица. Главнокомандующий устроился между его ног и, упираясь руками в постель, в полной мере наслаждался своим генералом. Люциан вновь чувствовал себя тем самым одиноким мальчиком, которым заинтересовался такой далёкий и чуждый, но чем-то влекущий и опытный генерал. И это ощущение огромной значимости застилало разум. Моргенштерн с опасливостью человека, увидевшего божественное видение, касался кожи Молоха, всматривался в его лицо. Он впервые чувствовал настоящую близость, даже какую-то разновидность равенства.

Главнокомандующий обернулся к нему, как будто прежде всегда стоя спиной и оставляя за собой неуловимую тень. Испытывая заставляющий испытать временное забвение оргазм, Молох опустился на локти и прижался к щеке Люциана своей. Генерал закусил губу и принял рискованное решение: обнять его. Он с опаской обвил руками шею главнокомандующего и прижал к себе, не зная, чем можно было бы оправдать этот жест.

Молох почувствовал себя принятым. Почувствовал себя частью той мозаики, которая всё-таки существует, но настолько редка, что мало когда подходит такая угловатая деталь. Мужчина почувствовал спокойствие и даже, пожалуй, чувство родства. Он никогда не предполагал для себя такого развития событий. Молох всегда ждал ножа в спину, но тот почему-то, вопреки ожиданиям, запаздывал. Тот, от кого он ждал самой банальной реакции, лежал под ним и обнимал его, будто не было всего этого насилия, всех этих потоков крови, слёз и гноя, будто всегда было так.

Ну, может быть, в этой внезапно открывшейся ему вселенной, заключённой всего в одном моменте, когда лежите вдвоём, насытившиеся друг другом, объединённые пламенем, губящим и воскрешающим, этого никогда и не существовало. И он понимал, что теперь его руки раз и навсегда развязаны. Молох не сможет спокойно сидеть, зная, что, возможно, кто-то так же захочет завладеть Люцианом. Раньше главнокомандующий не задумывался о таких вещах, потому что Моргенштерн казался ему легкомысленным хулиганом, ветреным и похожим на сотни тех остальных продажных мальчишек, за глаза обсуждавших его, но в лицо никогда ничего не осмеливавшихся ему сказать. Даже интрижка с Венцеславом никогда его не трогала, потому что Молох не считал Люциана собственностью.

Главнокомандующий подумал о том, насколько был слеп. Насколько – безрассуден. И со всем этим Моргенштерн приходил. Соглашался быть связанным. Соглашался быть выпоротым. Изнасилованным. Избитым. Униженным. И его взгляд на Молоха после этого не менялся. Что-то тёплое, прикрытое ледяной маской дерзости, скрывалось во взгляде. То, чего бы он никогда не высказал, прямо глядя в глаза. Впрочем, Молох и сам не смог бы подобрать слов. То, что было между ними сейчас, более чем информативно выражало то, что между ними происходило. И слишком часто Моргенштерн был готов выпорхнуть из его грубых ладоней. Слишком часто он оказывался из-за него на краю.

Нет, Молох, конечно, расколол бы мир пополам, но желательно, чтобы до этого не доходило. Он поймал себя на мысли, что впервые об этом задумался. Нужно было действовать раньше, а не пытаться спрятаться от себя. И особенно глупым он считал, что вся эта череда бессмысленного секса с теми, кого он знал меньше минуты, заменит ему одного-единственного мальчика. Конечно, он видел своё исчезнувшее пальто, виднеющееся из-под покрывала, под которым Люциан надеялся спрятать пропажу. И подумал, что в каком-то плане генерал всё-таки сильнее него.

Молох подумал об этом и молча подложил руки Люциану под спину, чтобы объятия получились обоюдными.

Щекой он чувствовал влажную ткань ленты на глазах Люциана.

Он улыбался.

========== Что за х«»рня тут происходит? (из рассказанного Слайзом) ==========

Знаете, я видел на своём веку многое. Дружу как с Люцианом, так и с Молохом достаточное количество времени. Я привык к окровавленным обивкам диванов, к ошмёткам мяса на стенах, к крикам и звукам порки. Сначала меня это удивляло, но потом, со временем, как-то свыкся. Бывает, заходишь весточку главнокомандующему занести, а там это самое происходит. И вот поначалу неловко, а потом – ходишь, как к себе домой, только в их сторону не смотришь. Был такой случай с одной неопытной секретаршей, новенькой демоницей, так Молох ей глаза вырвал просто в, хе-хе, мгновение ока. Словом, на своих ошибках я предпочитал не учиться. Здесь надо держать ухо востро.

Однажды Люциан в преддверии Дня Святого Валентина, который, к слову, на моей родине не праздновался никогда, попросил меня о помощи. Ни о чём не подозревая, я согласился, подумав, что это какой-то глупый пустяк. Спешу огорчить: нет. Оказалось, демону было сложно связать себя самому, и нужно было доверенное лицо, которым являлся я. Разумеется, прежде чем дать согласие, я взял с него клятву, что он не скажет Молоху, кто его связывал. Глаза, помни про глаза!

И вот, полуобнажённый генерал, в наполовину расстёгнутой рубашке, связанный, ожидал своего командира с крохотной валентинкой в зубах. Думается, будь я влюблён, и мне бы такое было приятно. Думаю, командир одобрил и написанное, и предложенное. Слова на бумажке произвели на него такое впечатление, что взгляд его стал мягче, но лишь на секунду.

Потом он бросился на Люциана, как змея на добычу, и там уже было совсем не до валентинок. Я тихонько вылез из-под кровати и, молясь всем своим чешуйчатым богам, поспешил скрыться как можно скорее. В общем-то, если я веду этот монолог, значит, я ушёл благополучно. Когда я вышел, то уже не слышал привычных звуков порки. Вздохи, мычания, аханье, скрип кровати, тихий смех, треск одежды – вот и всё. Неужели главнокомандующий настолько проникся розовой бумажкой? Кто знает.

Впрочем, более странный случай произошёл, когда объявили банкет в честь удачно завершённой операции, проводившейся в Деревне Туманов, на моей родине. Моя раса ящеров попросила помощи у алчных и тщедушных демонов, в чём они не отказали с определёнными оговорками, подтвердив свою жадность. Короче говоря, закончилась гражданская война, грозившаяся перерасти в нечто более масштабное. Собралось большинство командиров войск, среди которых, конечно, была и парочка князей тьмы.

Молох был вхож в этот круг, а потому его избранник вызывал косые взгляды. Вельзевул, высокий худощавый блондин с ледяными глазами, смерил Люциана высокомерным взглядом сверху вниз, когда тот стоял рядом с Молохом по просьбе… приказу последнего. Моргенштерн не показывал вида, что ему не комфортно, но Молох чувствовал неладное, а потому вскоре конфликт быстро разрешился.

– Молох… – с раздражением обратился Вельзевул, пальцем указывая на Люциана. – Это что?

Главнокомандующий с промедлением и молчанием сделал глоток из бокала с охлаждённым виски. После этого он красноречиво посмотрел на бокал, громыхнув льдом, а потом резко сжал его, не обратив внимания на вонзившиеся в ладонь осколки. Лицо Моргенштерна вытянулось, и он отвернулся, чтобы куда-нибудь увильнуть, желательно в общество дам, однако другой рукой Молох его ловко удержал за шиворот, мол, «куда собрался, голубчик?».

И голос его был низким, ржавым болтом вворачивающимся в голову.

– Это – твоя голова, Вель, – и главнокомандующий хищно улыбнулся.

Вельзевул презрительно фыркнул, взглядом пообещав обязательно поговорить на тему угроз, однако в более интимной обстановке, и отошёл, в задумчивости потерев ладони в кристально чистых белых перчатках.

– У тебя будут проблемы, – с лёгким укором произнёс Люциан, когда они с Молохом отошли на балкон, подальше от ненужных глаз.

Моргенштерн держал главнокомандующего за руку и осторожно вытаскивал осколки, придерживая их своими длинными чёрными когтями. Стекло выходило из ран, и начинала сочиться кровь. Люциан утирал её носовым платком, изрядно помятым, однако чистым.

– Одного этого зубоскала мало для меня, принцесса, – Молох наблюдал за процессом с любопытством, будто видел или испытывал такое в первый раз. Главнокомандующий с удивлением отметил, что раньше никто на его раны большого внимания не обращал. Само как-то затягивалось.

– У него есть связи, – хмыкнул генерал. – Натравит на тебя других князей тьмы – и пиши пропало, – когда осколки кончились, включая самые маленькие, слабо поблескивавшие в рваной ране из-за неяркого лунного света, Люциан перевязал ладонь Молоха галстуком.

– Может, хотя бы тогда наконец будет весело, – главнокомандующий ухмыльнулся, покосившись на банкетный зал.

Вся эта светская мишура вызывала у него ярчайшее отвращение; никогда ему не хотелось так сильно спровоцировать какой-нибудь конфликт, как сейчас. Он ощущал себя угодившим в паутину и желающим поскорее от неё избавиться, чтобы вновь обрести способность ясно видеть. Соблюдение манер, взаимная лесть друг другу – ничего более отвратительного, по его мнению, придумать было нельзя. Ну, разве что, мелодраму ещё. Она в его личном рейтинге занимала первое место по омерзительности.

Но это не мешало ему опереться локтем о каменные перила, вытесанные из холодного серого камня, и привлечь к себе Люциана. Генерал тихо хмыкнул и встал на мыски, чтобы оказаться на одном уровне с главнокомандующим. Ночью по адскому плато блуждали ленты прохладного ветра, порой обвивающие и возвышенности вроде этого балкона. Однако Моргенштерн не чувствовал прохлады, когда прижимал ладони к груди Молоха. Он вообще переставал что-либо чувствовать, кроме прикосновения шершавых губ к своим и ладони главнокомандующего чуть ниже поясницы.

Поцелуй получился настолько мягким, что не донеслось ни звука. И по мере уменьшения дистанции он становился всё интимнее. Люциан всё больше обнимал Молоха за пояс, а он, в свою очередь, поднимал руку вверх и поглаживал своего мальчика по затылку.

Стоит сказать, что в тот вечер на главнокомандующем был жилет. Не просто так. Он начал его носить ровно с того момента, как Люциан подарил ему карманные часы с кровцом – драгоценным камнем, добываемым в фамильных копях Моргенштернов. Ходит легенда, что своему происхождению камень обязан большому скоплению крови в земле из-за междоусобиц кланов этого рода. Ну, и из-за частых войн в целом. У часов была длинная серебряная цепочка и корпус из того же металла. Цифры – выполнены готическим шрифтом, а стрелки – тонкие и витые. Молох, похоже, воспринял это неплохо, раз уж теперь они почти всегда с ним. Раньше время его не интересовало совсем.

Люциану, конечно, напоминание о Молохе не требовалось, потому что шрамы – идеальное подтверждение наличия между ними отношений. Однако главнокомандующий не смог остаться в стороне. А потому на пальце Моргенштерна красовался перстень с печатью. Как обещал Молох, если между ними произойдёт какая-нибудь крупная ссора или, например, Люциан вздумает ему изменить, кольцо якобы отреагирует и прикончит демона на месте. Моргенштерн посчитал этот подарок не то что бы очень романтичным, однако был обрадован таким вниманием.

К тому же наличие кольца было неплохой отсылкой к браку. На печати красовался герб, открывавший Моргенштерну все двери. Некоторые, завидев печать, отходили от него, понимая, какие неприятности может сулить знакомство с наречённым главнокомандующего. В такие моменты Люциан усмехался, потому что кольцо пугало демонов низших уровней не хуже, чем сам Молох собственной персоной. Конечно, Моргенштерну было бы приятнее, если бы так опасались его самого, однако ничего не поделаешь. Если бы Молох заметил отсутствие кольца, то Люциан бы неминуемо заметил отсутствие одного из любимых пальцев.

И сейчас я сижу и заполняю бумаги, надев очки для чтения, потому что главнокомандующему, понимаете ли, некогда. Раньше мои задания варьировались от заказного убийства до доставки срочных приказов. Теперь же я был вынужден выводить закорючки на языке огня, недавно выученном, чтобы дать возможность Молоху посидеть вечером на диване с Люцианом на коленях. Моргенштерн с упоением рассказывает ему о чём-то, в то время как главнокомандующий не вслушивается, но довольствуется просто присутствием любовника и наличием его в пространстве.

Он как бы сообщал своим видом: «Неси любую ерунду, главное – говори». Да, пожалуй, многовековое одиночество было ему в тягость, пусть он никогда этого не показывал. Я ни разу не слышал, чтобы Молох жаловался на что-то. Максимум – заметка на предмет избалованных суккубов, которых он одалживал у Азазеля. Мол-де молоденькие бездельники слишком нежны и трепетны, зато кричат во всю глотку. Мне приятно, что теперь, обладая навыками профессионального убийцы, я, по крайней мере, перестал мыть пол. Пергаменты кажутся мне милее вонючей половой тряпки.

И отпала надобность забирать хладный труп из постели главнокомандующего до того, как он проснётся, чтобы не получить по чешуйчатой голове. Иногда я могу по привычке зайти и проверить, так ли всё, как угодно командиру, и обнаруживаю, что, пожалуй, лучше сложиться не могло. Молох спит на спине, раскинув руки, немного хмурый, как будто чувствующий чужое присутствие, а рядом с ним – Люциан.

Обычно генерал спит на груди, обнимая главнокомандующего, или на плече, тоже лёжа довольно близко. Изредка Молох, почувствовав, что рука или плечо затекает, поворачивается на бок, к генералу лицом, и тогда они оба дремлют в объятиях друг друга. Сложно сказать, является ли такое осознанным. Но даже бессознательное в такой ситуации меня устраивает. Приятно, когда два важных в твоей жизни демона ладят, пусть это и усложняет этическую сторону моей профессии.

Однако я очень надеюсь, что не случится так, что мне придётся выносить оттуда чей-нибудь труп. В конце концов, Люциан должен понимать, с каким огнём играет на самом деле. И как мучительно больно будет заживо сгорать, чувствуя каждый лопающийся волдырь.

Он расположил к себе одного из самых опасных и неадекватных демонов в Аду самым ненавязчивым образом. И я надеюсь, что волосок, на котором висит изящный хрустальный фужер, никогда не оборвётся.

Но, кажется, мне пора. Я по звукам слышу, что здесь меня быть не должно. Звенит пряжка ремня, и я должен успеть уйти, пока этот звук не стихнет. Торопливо хватаю папки под мышки и ухожу, забрав, что успел.

Иногда кажется, что в клетке с голодным тигром было бы гораздо безопаснее.

========== Оказия 20-1: Дай мне знать ==========

Тени мелькали слишком быстро, чтобы можно было определить, кто это мог быть. Слышалось прерывистое, резкое дыхание, то затихающее, то становящееся всё громче, но главное – звон стали. Тихое постукивание каблуков, за которым следовал свист лезвия в воздухе. Через распахнутое окно в комнату порывами врывается зловонный запах улицы, сплошь облитой помоями. Город похож на догнивающий труп, огоньками жизни которого остались только свечки из жира, тут и там расставленные по улочкам.

Убийца влез через окно, скрывая своё лицо под маской и капюшоном. Он худощав и жилист, поэтому способен двигаться бесшумно. Тонкие пальцы быстро хватают золотую подвеску, виднеющуюся из ящика письменного стола. Кубок с прикроватной тумбочки тоже отправляется в небольшой мешочек на поясе. Жулик улыбается, поскольку деньги не бывают лишними.

В комнате пахнет лекарствами, а под ногами поскрипывают половицы, прикрытые дорогими коврами ручной работы. Убийца на цыпочках проходит мимо мощной кровати с массивным бордовым пологом, кажущимся особенно тяжёлым, и подходит к столику, на котором стоит прозрачный флакон с жидкостью. Он забирает его, усмехаясь, и ставит на место другой, идентичный своему предшественнику. Охранники, патрулирующие коридор за дверью, ничего не подозревают. Мерные шаги не затихают ни на минуту, однако кому-то вместо денег достанется хорошей кожаной плети.

Убийца торопливо посматривает по сторонам в надежде стянуть что-нибудь ещё, однако спавший на кровати мужчина, до головы укрытый одеялом и бормотавший что-то во сне, заворочался. Чужак делает ещё один шаг, и половица предательски скрипит громче прежнего под ногой. Он замирает вместе с сердечным ритмом, искренне уповая на невнимательность жертвы. Лента лунного света стелется по полу совсем рядом с убийцей, насмехаясь. Доселе спящий сонно приподнялся на локте и стал всматриваться в темноту.

– Кто здесь?! – прошептал он, пытаясь просверлить взглядом густой мрак.

Убийца замер, забыв о дыхании.

– Ладно, чёрт с ним… Завтра же скажу, чтобы наставили здесь мышеловок, – проворчал мужчина и перевернулся на другой бок.

Сон накрыл того не сразу, но убийца сделал тихий вдох и под маской заиграла его улыбка. Как он был благодарен этой душной ядовитой ночи, благодаря которой не надо было ломать оконную раму ранее, а сейчас – закрывать её. Малейший скрип – и можно считать свою миссию проваленной.

Утром представитель знатного рода был найден в своей комнате мёртвым. Журналисты с большим удовольствием опишут толстое опухшее лицо и пену, застывшую на посиневших губах.

***

Молох сидел за столом и разбирал документы, как обычно это бывает в штабе. Он перебирал разнообразные дела, уже давно припорошенные многолетней пылью, которая ужасно раздражала нос и глаза. Сигара тлела в пепельнице, дожидаясь внимания. Главнокомандующий некоторое время смаковал её, а после – клал обратно. Дела мелькали перед ним, как набор скучных, статичных кадров. Разумеется, он не проявлял никакого интереса, если не встречались пометки в специальных графах о том, что у субъекта была особенная судьба или получение особенных навыков.

Непонятно как, но в его руках оказалось дело, сшитое на имя Кальцифероса Моргентштерна. Молох удивлённо поднял брови, когда обнаружил, что не ошибается и ему это даже не мерещится. Это действительно тот, о ком он подумал. Главнокомандующий внимательнее рассмотрел фотографию. Юноша, конечно, изменился с момента их первой встречи. Когда он выкупил Кальцифера и продал тому, кто способен сделать из него мужчину. Взгляд парня поменялся, стал более отстранённым.

Появились шрамы на лице, хотя, конечно, в их первую встречу их не было. Взгляд мужчины проследовал дальше, и он обнаружил, что в биографии ничего не сказано о том, что когда-то суккуб находился под опекой Азазеляя, в гареме, среди себе подобных. Видимо, кто-то здорово подчистил его предысторию. Но зачем? Под чьё покровительство он попал? И почему нет отчёта о внесённой поправке, вклеенного в конец папки?

Молох поднял трубку старинного телефона и набрал номер. Пара секунд гудков.

– Вейл, – встрял главнокомандующий, когда они закончились. – Живо ко мне, у меня для тебя работа. И не опаздывай. Дело срочное.

Он не дождался формального «есть, сэр» и сразу положил трубку. Неважно, кто ответил, однако если приказ не будет выполнен, он размажет его по стене. В такое время суток он обязан быть на рабочем месте.

В кабинет даже раньше положенного срока вошёл плечистый демон мрачного вида. Коротко стриженные чёрные всклокоченные волосы, хмурый взгляд из-под густых бровей, шрам на пол-лица – всё помогало сложиться впечатлению не самому приятному. Но не у Молоха. Его, наоборот, всегда настораживали гладкие и радостные лица – мол-де было в них всегда что-то фальшивое. Вейл не удосужился застегнуть форму до конца.

– Где галстук, Вейл? – требовательно спросил начальник.

– Я отдал его Прусту, пусть повесится, гнида, – хмыкнул демон и встал перед Молохом, озвучив воинское приветствие, как того требовал этикет.

Главнокомандующему этого было недостаточно.

– Я делаю тебе выговор, Вейл. Снова. Ещё один промах, и я лично выпорю тебя во внутреннем дворе. Ясно? – строгий голос Молоха не впечатлил демона.

Он с усмешкой прищурился, без разрешения опустившись в кресло напротив босса.

– Могу ли я закурить, сэр?

Молох промолчал и откинулся в кресле. Вейл засмолил, понимая, что испытывает терпение главнокомандующего, и наслаждаясь этим.

– Вы хотели меня видеть, сэр, – многозначительно произнёс демон, пуская в воздух струи табачного дыма.

– Да, – сухо ответил Молох, – я поручаю тебе задание, чтобы дать шанс искупить множество твоих дисциплинарных проступков.

Вейл оскалился.

– При всем уважении, сэр, Моргенштерна вы не заставляли их отрабатывать, – и этот укол доставил ему удовольствие.

Молох посмотрел на кольцо на безымянном пальце правой руки. Как бы хотелось оставить его отпечаток на лице этого проходимца. Он сделал вид, что не услышал.

– Тебе необходимо разыскать этого мальчишку, – Молох бросил перед Вейлом дело суккуба, и тот с интересом взял его в руки.

Демон удержался от того, чтобы отпустить ехидный комментарий в адрес фамилии своей цели, вопреки горячему желанию. По глазам главнокомандующего было видно, что последняя фраза действительно может стать таковой. На Вейла Кальцифер не произвёл никакого впечатления. Да, было сказано, что вырос в семье военного, без матери, получил образование в Академии, а потом – исчез на несколько лет.

– Здесь ведь не вся информация о нём, сэр, – Вейл поднял взгляд на главнокомандующего, губы которого растянулись в улыбке.

– Ты правильно понял. И твоё задание частично заключается именно в этом.

– Выяснить, что произошло? Проще простого, – Вейл затушил сигарету и откинулся в кресле, уподобляясь Молоху. – Дайте мне пелёнки этого молокососа, и я его отыщу.

Молох забрал у Вейла бумагу, задумчиво осмотрел снова и как будто озаботился, из чего сделана бумага. Поразмышлял над шероховатостями, полюбовался чернилами.

– Этот мальчишка на протяжении трёх лет жил в гареме Азазеля, – с нажимом произнёс главнокомандующий, испытывая раздражение из-за пренебрежительного тона Вейла. – Об этом в его биографии ничего не сказано. Ты должен выяснить, кто стёр из его дела эту информацию. И где он сейчас находится. Раз Азазель ни сном ни духом, где теперь этот мальчишка, значит, он на чьём-то иждивении. Возможно, насильно. Если так, ему нужна работа. Сделаю его офицером, когда приведёшь его сюда.

Пока Молох вещал, Вейл вчитывался в информацию.

– Сэр, а давно в гареме обучают владению холодным оружием? – подперев голову рукой, хмыкнул демон.

– Ну, вот ты и нашёл, где копать, – уклончиво ответил Молох, после чего ответил ему гораздо жёстче. – Живо за дело, пока я тебе от лени наряд вне очереди не выписал.

– Да, сэр, – Вейл оставил окурок в пепельнице главнокомандующего и встал, прощаясь кивком головы. Молох сопроводил процесс утаивания личного дела ироничным взглядом: видимо, наивный Вейл предполагал, что тот совсем слепой.

***

Было сложно определить, с чего же всё-таки стоит начать. Вейл внимательно изучал дело, лежа у себя дома на широком диване и греясь в объятиях тёплого халата. Изредка он поднимался, чтобы проверить очередную гипотезу. Он пробовал греть бумагу, смачивать молоком или лимонным соком, проводил ультрафиолетовой лампой и даже лезвием пытался счистить верхний слой. Разумеется, он делал пробы на наименее значимых участках, однако Молох всё равно не погладит его по голове, если миссия будет провалена.

Вейл решил ориентироваться на запись, являвшуюся хронологически достоверной. А конкретнее: куда же всё-таки Молох тогда продал этого суккуба? Разумеется, в деле было уточнено место, однако, когда туда пришёл Вейл, там не было ничего, кроме семейного кафе. Откровенно говоря, это мало походило на место, где мог прятаться подпольный бойцовский клуб. Демон на всякий случай зашёл уточнить, а правда ли, что здесь когда-то было что-то. Перед ним тупо качали головой, искренне недоумевая над вопросами. Демон с отрешённым видом посидел там некоторое время, поразившись феноменальной человеческой тупости, как он считал, и закрыл глаза, начав считать до десяти. Нет, он не выходил из себя, отнюдь.

Когда демон открыл глаза, то помещение семейного кафе было совсем иным. Всё было окутано призрачной синей дымкой, преображавшей окружение. Да, здесь определённо раньше стояла барная стойка. Там, где сидит сам Вейл, находился бильярдный стол. Несколько столов для гостей у стен. Мелькают чёрные тени – прошлого, пока что живого уже только в образах. Вейл поморщился, поскольку по мере увеличения теней на голову увеличивалась нагрузка. Руками он отмахивался от них, и они растворялись. При жизни от них вряд ли была польза, сейчас – тем более.

Неожиданно Вейлу в ноздри ударил едва уловимый сладковатый запах. Демон резко повернул голову в сторону предполагаемого источника. Кажется, пахло из подвального помещения, куда вела деревянная, скрипучая лестница. Вейл стал неторопливо спускаться. И чем ниже, тем сильнее его освещали синие огни. Качалась лампа. Сладкий запах становился сильнее. Толпа теней сделала небольшой круг, но демон с лёгкостью прошёл сквозь них, став в первых рядах. Дрались два молодых парня. У одного из них были длинные волосы, собранные в хвост, за который его постоянно норовил дёрнуть противник. А другой был предусмотрительно брит, видимо, гораздо опытнее. Первому очень не везло, поскольку он очень много раз знакомился с бетонным полом лицом к лицу.

С расквашенной физиономией, он стискивал зубы, чтобы пересилить боль. В глазах застыли слёзы, которые нельзя было уронить. И злоба, кипящая злоба, смешанная с обидой. Кажется, только они и придавали сил этим костлявым костяшкам, совершенно непригодным для драки. Он вскакивал с хриплым боевым кличем и так же быстро отлетал назад, вновь получая по зубам. Конечно, запах зашкаливал. Это был тот, кто нужен Вейлу. Демон смотрел на это немного отстранённо, поскольку знал, что это необходимый этап становления. Ему самому приходилось прогрызать себе путь к победе, превозмогая себя, когда кажется, что успеха больше никогда не будет, а удары судьбы будут бесконечными. Нет. Он вставал и шёл, упираясь рогами в ворота судьбы.

Вейл закрыл глаза, когда длинноволосого вырубили, и он обмяк, как тряпичная кукла. Ещё один шлейф вёл в небольшую комнатку со множеством кроватей, расположенных друг над другом. Демон забрался на самую верхнюю, где до сих пор лежала небольшая жёлтая книжица. Мужчина спрыгнул с ней вниз, но она обветшала настолько, что листья выскользнули из его рук и разлетелись по полу. На каждом призрачном листочке было написано: «НЕНАВИЖУ. ОТОМЩУ. НЕНАВИЖУ. ОТОМЩУ».

Буквы были неоднократно обведены, и Вейл уже по этому понимал серьёзность намерений. Что уж говорить о простыни с чёрными следами крови. Видимо, мальчишка писал это всё, искренне надеясь умереть от своих ранений или, если выжить, заставить своих противников страдать также. На небольшом деревянном изголовье были следы от ногтей. Злоба распирала его настолько, что некуда было вонзить когти.

«И это в представлении Молоха – лучшая участь?» – с усмешкой подумал Вейл, заглядывая в ящик общей тумбочки. Там лежали протёртые обмотки для костяшек, какая-то мазь и забытые одеревеневшие носки.

Демон вышел из комнаты и последовал дальше по коридору, где раньше находился, видимо, мозг всего этого предприятия. В этом небольшом кабинете стоял диван из ярко-красной кожи, кресло с леопардовой накидкой, множество плакатов с обнажёнными женщинами.

Вейл почувствовал искреннее отвращение к владельцу этой норки порока. Ему поначалу даже не хотелось ни до чего прикасаться, но потребность в информации пересилила. Демон стал шариться в ящиках стола, пока тень бывшего владельца совокуплялась на злосчастном диване с тенью какой-то проститутки. Да, это тот момент, когда демон жалел, что владеет такой способностью.

После взлома запертого на ключ ящика Вейл отыскал журнал, в котором содержалась краткая информация о бойцах. Большинство из них были сиротами, среди них числилась и наша цель. Стоит признать, что если бы не происхождение Кальцифера, он был бы, несомненно, мёртв. В журнале значилось, что того перекупили за большую цену. Видимо, кому-то приглянулась его живучесть. Адресат был довольно неясный, но владелец журнала пометил его звёздочкой, а это значит, он был особенным. Такую большую цену мог позволить либо сумасшедший, либо тот, у кого денег очень много. Вейл вздохнул, решив покопаться ещё немного, но не обнаружил ничего информативного.

***

– Странно, что шеф поручил эту работу тебе, – Слайз сидел, закинув ноги на журнальный столик, и цедил пиво.

Вейл привык к тому, что иногда в его квартире появляется рослый ящер и уменьшает запас его выпивки. Впрочем, он был личным секретарём Молоха, и эта дружба была ему выгодна.

– Говорит, так я смогу поднять себя в его глазах, – пожал плечами Вейл, пытаясь собрать карточный домик и вид имея при этом довольно хмурый. – Кто ему вообще этот Кальцифер? На кой-чёрт ему сдался какой-то мальчишка?

– Тебе достаточно знать, что это приказ, – уклончиво ответил Слайз. – И я говорю, скорее, от имени начальства, хотя мы не на работе. Как друг я тебе рекомендую не углубляться в детали, потому что это ничем хорошим не кончается.