Текст книги "История Одного Андрогина (СИ)"

Автор книги: Морган Роттен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц)

– А я тогда проиграл серебряному призеру. На этом чемпионате его нет. А жалко. Возможно, МакГивен был бы не таким самоуверенным.

– Да?

– Конечно! Вальтер ненавидит его! Он проиграл ему свой первый чемпионат. И хоть он выиграл следующих два, его все равно грызет это. И ты бы видел его радость, когда он узнал, что тот сломал руку!.. Он стал думать, что третье чемпионство уже у него в кармане. Он боится достойной конкуренции!

Натаниэль с ужасом глянул на МакГивена, который в пух и прах разбивал соперника на фехтовальной дорожке. Теперь ему еще больше не хотелось связываться с ним. Пытаясь не думать о Вальтере, Натаниэль уже готовился выйти против Патросона.

«Почему всегда все так?» – думал Натаниэль, откровенно не желая сражаться с этим милым парнем. Ему нравилось говорить с ним, а не драться. Но во время боя, он понял, что все эмоции нужно оставлять за фехтовальной дорожкой. Патросон не жалел его.

Тренер кричал Натаниэлю, пытаясь поддержать его. Ему так хотелось, чтобы оба его воспитанника – Вальтер и Натаниэль встретились в финале. И Натаниэль не давал шагу назад.

7:7 – довольно равный бой. Было видно, Патросон успел насмотреться на то, как ведет свой бой Натаниэль. Но в этот же момент, Натаниэль хотел быть более непредсказуемым. И после очередного сигнала, он резко стал атаковать под правую руку соперника, чего почти не делал в предыдущих боях. Его напор оказался таким резким, что Жан-Пьер, пытаясь как-то увернуться, подвернул себе ахиллесово сухожилие. Но, сделав вид, что все нормально, он сигнализировал, что может продолжать. Хотя это было не так. С каждой последующей атакой, как Натаниэль, так и все здесь присутствующие, стали замечать, что его соперник стал резко сбавлять темпы. Он перешел в защиту, явно хромая. Он все быстрей стал проигрывать очки.

13:8 в пользу Натаниэля. Счет говорил сам за себя. Сам Жан-Пьер, возможно, не надеялся уже на счастливый исход для себя, и с каждой секундой желание сдаться говорило в нем все сильней. Натаниэль видел это. Он махнул ему головой, будто «Все в порядке?», «Продолжаем?». И Жан-Пьер не стал отрицать. Вальтер, наблюдая за всем этим, говорил сам себе:

– Твою мать! Этот гаденыш сейчас пройдет в финал!

Натаниэлю было жалко Патросона. Он не мог нагло добивать его, и моментами, он давал ему атаковать себя. Но для Жан-Пьера это становилось утопией, и спустя пару атак он попросту опустил руки, давая Натаниэлю закончить этот явный бой.

15:9 – таков был результат этого поединка. Натаниэль снял свою защитную маску и глянул на Жан-Пьера, еле стоявшего перед ним. Он тоже снял шлем и глянул на Натаниэля. В его взгляде не было обиды. Казалось, он гордился тем, что не сдал этот поединок, а довел его до пятнадцати. Они оба кивнули друг другу в знак взаимоуважения, после чего Жан-Пьера вывели под руки. Напоследок он сказал Натаниэлю:

– Сбрось Лорда с его мнимого престола!

Натаниэль, с некой жалостью в глазах, молча кивнул, ужасаясь думать о том, как он будет состязаться с Вальтером.

Мокрый и уставший он подошел к скамье и стал глотать воду. Его самочувствие показалось ему не столь хорошим. Тренер подошел к нему и сказал:

– Молодец! Не зря я тебя взял! Теперь финал будет исключительно парижским! Пусть остальные школы фехтования завидуют нам черной завистью! Отдохни и наберись сил! У тебя есть 10 минут!

«А как же» – подумал Натаниэль. Он чувствовал себя таким уставшим. И соски снова начали болеть. Он присел на скамейку, но сосредоточиться ему не дал МакГивен:

– Не ожидал, красавчик! Не ожидал! Но тебе повезло! Ты состязался с инвалидом! Чемпионство будет моим! Я тебя урою! – проводя пальцем по шее.

Натаниэлю не хотелось даже смотреть на Вальтера, а уж тем более внимать его попыткам морального давления. Он просто отсел от него подальше.

Группа поддержки Натаниэля, тем временем, ликовала от его успехов. Самой эмоциональной была Софи, которая торочила одно и то же:

– Я верила в Натаниэля! Я знала, что он сможет!

Она пыталась докричаться до Натаниэля и помахать ему рукой. Боб тоже был не против активно поболеть. А Синди, как всегда, была невозмутимой. Ее взгляд был спокойным и сосредоточенным, но в нем читалась некая двусмысленность.

– Я и подумать не могла, что он так хорошо это делает! – сказала она, с гордостью и разочарованием в голосе.

В этот момент она встретилась взглядом с Натаниэлем. И он не мог отвести своих очей. Будто он пытался налюбоваться взглядом Синди. Что она сейчас думает? Ему было так интересно. Но почувствовав резкую боль в груди, Натаниэлю пришлось оторвать свои глаза от Синди и скрючиться. Как же у него болят соски! Это невыносимо!

Пытаясь не показывать виду, Натаниэль, стиснув зубы, стал прижимать свою боль ладонями. И тут он обратил внимание на какую-то влагу. Пекущую влагу. Странное ощущение мокроты под одеждой заставило Натаниэля оторвать ладони от своей груди и внимательнее посмотреть. И он увидел, как сквозь его одежду начали проступать темные мокрые пятна около трех сантиметров в диаметре. И это напугало его.

Сердце Натаниэля забилось в нервном непонимании происходящего. В его глазах стало мутнеть, то ли от испуга, то ли от напряжения. Он стал чувствовать резкий спад физических сил и самочувствия, но он, ни в коем случае не мог позволить себе паниковать. Он старался не показывать виду и когда огласили выход на фехтовальную дорожку, Натаниэль с поднятой головой пошел к ней. Он шел к своему финальному поединку и притворялся. Притворялся, что все в порядке. Но это было не так.

Ему хотелось проучить МакГивена. Но его боль усиливалась, а силы покидали его тело. Казалось, они вытекали вместе с этой странной жидкостью из его сосков. Он не знал, как будет состязаться. Но ему хотелось надеть маску и начать бой. Бой, который смотрит Синди. И встав в стойку, в ожидании сигнала, Натаниэль пытался собрать в себе все, что помогло бы ему. Но, напоследок, МакГивен не мог не поддеть его:

– Эй! А что у тебя там? Ты настолько меня боишься? – показывая шпагой и смеясь.

Это сбило с толку Натаниэля. Ему снова хотелось посмотреть вниз, но ему мешала маска. Он стал таким обеспокоенным, что его дыхание стало тяжелым, а сам он перестал контролировать пространство. Он хотел посмотреть, убедиться, что все еще не совсем плохо. Но он стал терять уверенность в ногах. И не заметив сигнала, оповещающего о начале поединка, Натаниэль упал. Что это? Это МакГивен сбил его с ног своим тяжелейшим ударом.

Это произошло так незаметно для Натаниэля и так быстро для зрителей, что все сначала подумали, что Натаниэль оказался падшим от своей невнимательности, либо неготовности в данном моменте. Но на слова судьи «Вставай!» и на задиристые ухмылки Вальтера он не реагировал. И спустя полминуты в зале серьезно забеспокоились о нем.

«Что случилось? Почему он не встает?» – стали перемешиваться фразы на трибунах. Синди тоже напрягла свое внимание. Натаниэль лежал неподвижно, схватившись за грудь, и не подавал признаки хорошего самочувствия.

– Я лишь провел прием! – пытался доказать МакГивен, после того как судьи, медики и зрители стали прорываться к Натаниэлю.

Софи одной из первых пыталась помочь ему. Обморочное тело Натаниэля стали окружать толпы людей. Сквозь эти толпы продирались Боб и Синди, не менее обеспокоенные его здоровьем. Натаниэля положили на носилки, и Синди явно не могла ожидать такого пять минут назад. Она действительно заволновалась. Ее сын не мог подняться на ноги и внятно говорить; Вальтер МакГивен не мог не довольствоваться своим третьим чемпионством; а сама она даже и не представляла, что скажут ей врачи.

VI Глава

Натаниэля поместили в поликлинику. Он никогда не ходил по поликлиникам с Синди. В этом не было надобности, так как он никогда не болел. Как и все дети, он обследовался у школьного стоматолога и детского врача. Но никто из них не мог рассказать того, что сейчас услышит Синди, так как не имели возможности подробно осматривать детей, и, по сути, это был не их профиль.

Доктор данной поликлиники решил провести подробный анализ и даже сделать УЗИ Натаниэлю. Он кое-что подозревал. И сведя первоначальные результаты анализов и подробного осмотра организма Натаниэля, он еще больше утвердился в своих домыслах. И беседу с матерью пациента он начал издалека.

– Натаниэль очень красивый мальчик! Я бы даже сказал феминизировано красивый! – неловко начал говорить доктор, – Вы не замечали такого в своем сыне? Обращали внимание на его внешность?

– О чем это вы? – спросила Синди, не понимая, причем здесь внешность Натаниэля, когда она хочет услышать причину его негодования.

Доктор хотел лишь подготовить Синди к тяжелому психологическому разговору. Поэтому он старался объяснить все постепенно.

– Внешность Натаниэля казалась вам странной? Или может быть поведение, манерность? – продолжал он.

– А что? Разве с ними что-то не так? – спросила Синди, задумываясь о том, что она, на самом деле, даже и не думала о подобном.

– Хм… нет. Вы не понимаете. Значит, я скажу вам по-другому. То, что случилось с Натаниэлем на соревнованиях, является результатом его редкого полового случая.

Синди задумалась. Она пыталась следовать мыслям доктора.

– Продолжайте! – сказала она.

– Я сразу обратил внимание на внешность вашего ребенка. Она не имеет четких половых признаков. Выделения из его молочных желез продуцировал эстроген – женский половой гормон, который резко повысился от избытка адреналина и психологического стресса. Но не это есть причина. Эстроген в организме Натаниэля рано или поздно все равно повысился бы потому, что Натаниэль имеет двуполую половую систему.

– То есть? – настороженно спросила Синди.

– Позвольте вам объяснить все поподробнее. Только держите себя в руках, Синди. – сказал доктор, после чего начал методично объяснять, – Натаниэль имеет как мужские, так и женские половые признаки. Имея врожденные мужские первичные половые признаки, такие как половой член, яички, мошонка, семявыносящий проток, он также имеет и женские первичные половые признаки – яичники. Повышенный уровень эстрогена в крови означает лишь то, что у Натаниэля начинается половое развитие. Скорей всего, в процессе полового созревания, эстроген вовсе начнет преобладать над тестостероном, и у Натаниэля начнут развиваться такие вторичные половые признаки, как женская грудь, строение тела по женскому типу, его голос останется не сломанным, а к совершеннолетию он, скорей всего, потеряет способность к семяизвержению. Натаниэль обладатель редкого клинического случая. Натаниэль – гермафродит.

Синди онемела от таких слов. Ее так шокировал данный вывод доктора, что она поначалу отказывалась верить его словам. Она не знала что думать, что предполагать. В ее голове стало твориться что-то непонятное. Доктор пытался поддержать ее словесно. Синди, показывая, что ей не нужна его помощь, сказала:

– Гермафродит? Вы уверены?

Доктор со всей уверенностью помахал головой и добавил:

– Скорей всего, гермафродитизм Натаниэля на генетическом уровне, нежели на гормональном. Я должен лучше обследовать его, чтобы лучше понять его природу.

Доктор посмотрел на Синди и увидел пропасть в ее глазах. Ее лицо стало безжизненным.

– Это ни в коем случае не уродство, Синди! Так думают практически все о гермафродитах. Но на самом деле люди обладающие подобным половым сбоем мало чем отличаются от остальных людей. Многие из них проходят коррекцию пола…

– Делайте все, что считаете нужным! Изучайте, осматривайте, берите анализы! – перебила Синди, после чего решительно добавила, – Только об этом никто не должен знать! Слышите меня, доктор? Никто не должен знать, что мой ребенок – гермафродит!

– Обижаете, Синди! Я же доктор! Я не имею права разглашать информацию о своих пациентах!

Синди вышла из кабинета доктора в смятении. Чего, но такого она уж точно не могла ожидать.

«Почему это произошло именно со мной – с супермоделью мирового класса! Ребенок, которого я усыновила, оказался нездоровым подкидышем! Почему я сразу его не обследовала? Это все за мои грехи! Я дерьмовая мать! А он кто? Почему он такой? Плохо ли это? Или хорошо?.. Об этом никто не должен знать! Уникален он, или урод? Свернет ли горы будущего или станет посмешищем общества? Никто не должен знать! Не знаю… Обидно… Хочется плакать, но нечем! Даже сейчас я слишком гордая для этого! Всего одна дорожка… Мне нужна дорожка и я успокоюсь! К черту все! Моя карьера на закате, а мой ребенок неизвестно кто! Я хочу все сделать на мажоре! Никто мне не помешает! Я – икона! Я люблю себя! И я должна терпеть! Я – Синди Уолкотт! Я не должна показывать слабость!..» – так думала Синди, и в голове ее творился винегрет.

Дома она хотела серьезно поговорить с Натаниэлем. До этого она практически этого не делала, и она понимала, что ее мастерство в данной области хромает. Она чувствовала себя неудобно, смотря в глаза Натаниэлю и пытаясь поговорить с ним о чем-то важном. Он смотрел в ее глаза и пытался понять, что она от него хочет. Но Синди собиралась мыслями. Натаниэль, не выдержав, сказал:

– Что случилось, мама? Я болею чем-то опасным? Что со мной?

Синди, собрав всю свою силу внутри себя, начала говорить, пытаясь сделать это как можно тактичнее:

– Послушай, сынок! Я редко разговаривала с тобой на серьезные темы! Ты уже взрослый и должен понимать меня! То, что я хочу сказать тебе, будет сложным для тебя, но постарайся вникнуть! Я не хочу врать тебе! Я хочу, чтобы ты знал! Но обещай мне, что никому не будешь рассказывать об этом!

Натаниэлю нравилось, что Синди разговаривает с ним, как с взрослым. Ему хотелось еще, и он пообещал, что никому не расскажет.

– Понимаешь, Натаниэль, ты не такой, как все! Ты особенный! Ты не такой как мальчики! Ты не такой как девочки! Ты по серединке! Понимаешь? – пыталась объяснить Синди.

Натаниэль следовал ее мыслям. Покрутив глазами в своих орбитах, он сказал:

– По серединке? Как это? То есть я и мальчик и девочка? Или я и не мальчик и не девочка? Так что ли?

– Как-то так! – сказала Синди.

– Как Дэвид Боуи? – добавил Натаниэль.

– Да! А ты откуда знаешь о Дэвиде Боуи? – с неким удивлением спросила Синди.

– Мама, ну ты же сама мне говорила, что это твой любимый исполнитель! Забыла что ли? Мне Боб даже кассету с его концертом принес! Хочешь, покажу? Он тоже не такой как все!

Синди была сбита с толку. Ей казалось, что в этот момент Натаниэля больше волнует Дэвид Боуи, чем он сам. И вообще, новость о том, что он ни мальчик, ни девочка, или мальчик и девочка в одном теле, больше забавила Натаниэля, чем беспокоила. Будто он всегда это чувствовал или знал.

Синди смотрела на него и ужасалась. Она не знала Натаниэля таким. А возможно она вообще не знала его, чтобы судить о нем хоть как-то. Она узрела в нем эти бесполые черты: его ровный, аккуратный, словно модельный нос; его черные огромные бездонные глаза с грустным взглядом; его ангельские губы, казавшиеся вовсе девственными, неприкасаемыми; его круглое симпатичное личико, то ли женственного принца, то ли мужественной принцессы. Она увидела Натаниэля по-другому. Она действительно увидела его, а не окинула взглядом, как это было раньше.

– Нет, Натаниэль! Это все макияж и костюмы! На самом деле Дэвид Боуи обычный парень! – говорила Синди, пытаясь отвести разговор в нейтралитет, так как ей самой было сложно говорить с Натаниэлем об его гермафродитизме.

Натаниэль промолчал. Но некая ехидность пробежала в его глазах и Синди заметила это. Через несколько секунд ее осенила мысль, которая явно удивила ее. Но она спросила:

– Тебе нравится макияж?

Синди думала о том, сколько раз Натаниэль побывал в гримерках, сколько он сам мог пользоваться ее домашней косметикой. Ведь он рос в мире моды, в котором она не уделяла ему должного внимания. Это все влияло на него. И она понимала это теперь.

– Ты пользовался макияжем, Натаниэль? – спросила она более агрессивно.

– Да! – ответил тот, больше ничего не тая.

– Почему? Зачем?

– Ведь ты такая красивая с макияжем, мама! А я всегда хотел быть похожим на тебя! А теперь, когда я знаю, что я не такой как все…

– Заткнись! – резко перебила его Синди, – Как ты додумался, Натаниэль? Ты же… – она хотела сказать «мальчик», но теперь понимала, что это не уместно. Ее обойма опустошилась.

– Я попросил Софи! Она помогла мне с макияжем! – добавил Натаниэль, будто для него это было развлечением.

Но потом он смотрел на Синди и видел в ее глазах разочарование. Он видел в ее глазах боль, отчаяние и безвыходность. Она гневалась, но, как всегда, пыталась не показывать этого. Новый пол Натаниэля беспокоил ее больше, чем самого Натаниэля. И это убивало ее. Привыкшая всегда быть стойкой, Синди надломилась внутри. Натаниэлю нравилась его уникальность, а Синди лишь закрывалась в комнате от этой уникальности и неизвестно, что она там делала. Единственное, что замечал Натаниэль, что после таких вечеров Синди было тяжело вставать утром, и вообще она бледнела на его глазах.

Спустя пару дней, когда Софи вернулась в дом Синди, та устроила скандал.

– Тебе не кажется, Софи, что наносить женский макияж маленькому мальчику не совсем нормально! – в пьяной отвратности говорила Синди.

Софи не знала, куда себя деть. Она не могла промолвить ни слова, дабы не перечить Синди. Она пыталась переждать поток ее эмоций.

– Синди, пожалуйста, выслушайте меня! Натаниэль сам захотел. Это был всего лишь его эксперимент со своей внешностью! Я что, должна была ему запретить? В этом нет ничего плохого! – говорила она.

– Ничего плохого? Неужели! А как тебе новость о том, что Натаниэль – гермафродит!? А? Тоже ничего плохого? Тогда ты еще и уволена, раз тебе ничего плохого!

– Что? – недоумевала Софи, – Натаниэль кто?

– Тебе не послышалось, милочка! Я слишком долго была в поликлинике, после чего узнала, что Натаниэль – гермафродит! Теперь он будет каким-нибудь транссексуалом или педиком! У него вырастет грудь, и он станет выглядеть как девушка! Что непонятного? Катись из моего дома!

Софи была в шоке. Ее не волновало увольнение, ее волновал Натаниэль. И в сумбуре своих мыслей, она смогла настроиться и сказать:

– Я должна его увидеть! – сквозь слезы на глазах.

– Только дернись, и я воткну в тебя этот гребаный нож! – сказала Синди, схватив кухонный нож со стола и встав перед измученной Софи.

Софи ничего не могла поделать. Ей было страшно. Она оказалась в безвыходности. Слезы потекли ручьем из ее глаз, но Синди выглядела невозмутимо. Софи была для Натаниэля чуть ли не второй матерью, но ситуация вынуждала ее покориться и удалиться навсегда. Удалиться от того человека, к которому она испытывала женскую любовь, материнскую любовь, заботу. Этому человеку она давала больше, чем кому-либо другому в своей жизни. И если бы Натаниэль сейчас был здесь… Но его здесь не было. И Софи пришлось покинуть этот дом с потекшей тушью на щеках.

Париж

1985 год

Прошло где-то полгода, и Синди предстояло принять важное решение.

Визиты к врачам изматывали ее. Она все меньше работала, проводя больше времени в поликлинике или у себя в комнате.

После детальных обследований докторов, был сделан окончательный вывод о гермафродитизме Натаниэля. Мало того, даже психологи подтверждали склонность Натаниэля к андрогинному мышлению. Они заключили, что в нем присутствуют третичные половые признаки присущие как мужчинам, так и женщинам. Причиной этому они считали некий баланс гормонов в его организме и генетику, к которой, собственно, и относили его гермафродитизм. Воспитание тоже оказывало свое действие. И когда врачи говорили об этом Синди, она лишь гордо молчала, мысленно оглядываясь в прошлое.

Важным решением было – подвергать ли Натаниэля гормонотерапии, а затем и хирургической коррекции пола. Врачи не советовали данную практику, но были осведомлены тем, что Синди хочет этого. Она не хотела, чтобы ее Натаниэль был исключительным изгоем, она хотела, чтобы он был полноценным членом общества, таким же, как и все. Поэтому врачи, для начала, предлагали курс гормонотерапии Натаниэлю. Затем они хотели удалить его яичники. Но опасаясь за результат, они не спешили делать этого, проводя все новые обследования и анализы. И это выводило Синди из себя. Она ненавидела терпеть и тратить время попусту.

Натаниэль же вовсе не был обеспокоен своим полом. В его глазах Синди была богом, и он не хотел расстраивать ее. Поэтому он молчал, хоть и ничего не хотел менять. Мысль о том, что он уникален, тешила его, и присутствие Синди тоже. Единственное из-за чего он переживал, так это из-за Софи. Они расстались не попрощавшись. Новая няня, абсолютная противоположность Софи – полная и не внимательная женщина за 40, вовсе не вдохновляла его.

Фехтованием он больше не занимался. Не было времени, да и Синди не поддерживала данную идею. Она «стала мамой» и таскала Натаниэля с собой. Вечно грустная и опустошенная. Франку не нравилось, как она выглядит. Что-то в ней ему казалось не здоровым. Он был против того, чтобы она принимала участие в показах. Боб также стал молчаливым зрителем. Он был единственным (помимо Софи) кто знал о «проблеме» Натаниэля. Но он больше переживал за Синди, чем за него. Это она выглядела так, будто при смерти, а не Натаниэль.

Синди очень не хотелось, чтобы вся эта история с Натаниэлем просочилась в СМИ. Поэтому она стала вести себя более отчужденно и стервозно. После очередного посещения врачей, она снова закрылась у себя в комнате, когда они с Натаниэлем пришли домой. Это было привычным зрелищем для Натаниэля теперь. По иронии судьбы он был наедине со своей матерью, и в тоже время она закрывалась от него. Ему приходилось самому кормить себя и задавать себе вопросы: «Как Синди собирается отметить его грядущее тринадцатое день рождения?» Ведь оно близилось и, скорей всего, о нем помнил только он сам. Напомнив Синди в конце вечера, когда та показалась на кухне, чтобы достать из холодильника бутылку вина, он услышал ответ:

– Поговорим об этом завтра!

Синди снова пошла наверх, в свою комнату, а Натаниэлю ничего не оставалось, как смотреть телевизор. Он углублялся в свои мысли и бездумно перещелкивал каналы. Ему было все равно, что идет по телевизору. На его фоне ему лишь лучше думалось. Но легче не становилось.

Он переживал за Синди. Было около десяти часов вечера, и он подумал, что лучше не терзать себя разными мыслями, а пойти спать. Но он обязательно должен заглянуть к Синди и сказать: «Спокойной ночи!» Он обязательно должен увидеть свою мать. И подойдя к двери ее комнаты, Натаниэль робко постучал и сказал:

– Мама, можно зайти?

Но в ответ тишина. Возможно, она спит?

– Мама? – еще раз сказал он, после чего решил тихонько открыть дверь и заглянуть.

Он хотел убедиться, что с ней все в порядке. Он хотел очередной раз налюбоваться ею. Но открыв дверь, Натаниэль не увидел Синди. Ее не было на кровати, ее не было нигде. Светильники над ее зеркалом горели, на тумбочке бардак из разных ват, косметики, бумажек и алкоголя. Странно. Но Синди нет.

Напрягая свое зрение, Натаниэль стал внимательнее осматривать комнату Синди, и, глянув правее, он увидел ее ногу, выглядывающую из-за кровати на полу. Синди лежала за кроватью. Что все это значит? Натаниэль стал откровенно переживать.

– Мама? – более нервно сказал он и стал с опаской приближаться к кровати, за которой она должна была лежать.

Он стал замечать кровь на простыне, а затем, когда приблизился, он увидел Синди на полу, в окружении еще большего количества крови. Ее короткое белое ночное платье было в крови, а около ее правой руки лежали бумажки, ампулы и, «О, боже!» – шприцы! Они были кровавыми. Они были такими же ужасными, как ее левая рука, словно потерпевшая колесо грузовика. Ее губы также были красными от крови, стекающей из носа. Везде наркота! Везде героин! Что это? О, боже, нет! Синди мертва! Натаниэль бросился к ней.

Он хотел ее разбудить. Он хотел ее оживить. Он хотел сделать хоть что-то, но не смириться с тем, что она мертва. Он взял ее за голову и стиснул в своих объятиях. Ее лицо стали умывать его громадные слезы, подобно ливню, спускающемуся на землю. Но белое лицо Синди было также глубоко, как в могиле. Она была мертва. Натаниэль в истерике ума и судорогах горла, не мог выговорить даже самого страдательного слова.

VII Глава

Лондон

1985 год

Так как Синди любила Лондон больше, чем любой другой город, и считала его родным, все посчитали должным похоронить ее именно здесь, на одном из кладбищ столицы Англии.

На похоронах присутствовало много людей: друзья, знакомые, коллеги. Родители Синди тоже были здесь, так как их вчера уведомили о смерти их дочери.

Ближе всех к похоронной яме стояли священник, Франк и Боб, прижавший к себе Натаниэля, который сам был будто мертвец. Сегодня было его тринадцатое день рождения. Какого же оно – хоронить мать в собственный день рождения? Натаниэль со всей силой ощутил это на себе. Он ощутил всю грусть праздника дня рождения.

Серые тучи затянули небо и пустили свои слезы, скорбя о Синди. Все пустили слезы, когда священник окончил реквием. Теперь ее никто не сможет видеть. Лишь несколько минут, на протяжении которых с ней можно попрощаться.

Священник спросил, кто хочет молвить последнее слово усопшей. И первым вызвался Франк, как всегда впереди всех.

– Сей мир покинул гениальный человек! Поклонников этого человека не сосчитать! И я один из них! Я был одним из них, пока не понял, что Синди для меня гораздо выше этого! Она была и остается для меня бесценной! Не как моделью, не как коллегой, а как человеком и лучшим другом! И это печально – терять лучших друзей! Это ни с чем несравнимо! Это несравнимо с подиумом! Это несравнимо с работой, которой Синди отдавала все! Бог свидетель – ни один человек не был предан своему делу, как Синди! А такие люди уходят рано! Жаль! Царство небесное тебе, Синди!

Франк готов был говорить много и долго, но чувства заполнили его носоглотку. Вовсе расплакавшийся Боб, решил подменить его. Он стал говорить:

– Синди! Все эти годы ты была для меня всем! Я не представляю, кем я был бы без тебя! Ты дала мне работу, ты дала мне свою дружбу! Ты постоянно вдохновляла меня! Ты была моим катализатором! Даже, когда я тебя не понимал, я знал, что ты права! Надеюсь, на небесах, ты наконец-то отдохнешь! Ты достаточно сделала для Мира! Пусть Мир что-то сделает для тебя! Ты заслуживаешь самого наилучшего, потому что ты – наилучшая! Поэтому все будут помнить тебя! Царство небесное тебе, Синди!

Всеобщая депрессия ломала в людях кости. Они не могли стоять спокойно. Все рыдали. Их слезы смешивались с дождем. Настала пора погружать гроб в яму. Но вдруг, плачь окружающих прервал нежный голос Натаниэля.

– Подождите! – сказал он, нечто подавленно.

Гробовщики остановились и оглянулись. Весь народ посмотрел на Натаниэля. Он продолжил:

– Подождите! – сказал он, со все большим нарастающим отчаянием в лице, – Не смейте хоронить ее! Это несправедливо! Моя мать не достойна смерти! Нет равных перед смертью! Это все чушь! Так же как и бог! Его не существует! Его нет! Если бы он был, он не позволил бы умереть Синди!.. Не позволил бы! Нет! Нет! Нет!..

У Натаниэля началась истерика. Все были шокированы от услышанного. Никто не ожидал от него столь резких, но откровенных слов. Боб, пытаясь успокоить Натаниэля, стал обнимать его и закрывать от людей, но это еще больше выводило Натаниэля из себя. Он оторвал от себя цепкие руки Боба и побежал в буре эмоций. Он стал бежать в сторону дороги, а люди лишь с ужасом смотрели ему вслед. Лишь Боб пошел за ним, окрикивая его. Но Натаниэль бежал так быстро, что Боб не успевал за ним. Натаниэлю не хотелось слушать и видеть все, что происходит у него за спиной. И пробежав метров сто, он добежал до самой дороги, где ездили машины. Он приостановился. И каковым же было его удивление, когда он увидел, что перед ним в этот же момент остановилось такси, из которого вышла Софи.

На несколько секунд он просто обомлел. В нем настал момент ступора, так же, как и у Софи. Они просто смотрели друг другу в глаза, пока Софи не пустила слезу. В этот момент они одновременно обняли друг друга. Они не хотели разжимать своих объятий. Лишь спустя где-то полминуты, Софи разомкнула свой замок и стала целовать Натаниэля в щеки. Слова казались лишними. Но Натаниэль, наконец-то осознав, что здесь твориться, сказал тихим голосом:

– Софи, как ты здесь оказалась?

Они трепетно встретились взглядами, после чего Софи открыла рот, но Натаниэль тут же перебил ее, немного поменявшись в своем лице:

– Ты бросила меня! Как ты могла?

– Натаниэль! Я люблю тебя! Как я могла тебя бросить? – сказала Софи, все глубже заглядывая в черные глаза Натаниэля, – Твоя мать уволила меня! Я не могла что-либо поделать с этим! Лишь когда я узнала об ее смерти, я поняла, что, наконец, смогу увидеть тебя! Она запрещала мне это! Теперь я здесь! Я здесь чтобы быть рядом с тобой!

Натаниэль отвел свои глаза. Он безумно был рад видеть Софи, но он ничего не понимал.

– Мама сказала мне, что ты сама ушла!.. – сказал он с некой подавленностью в голосе, после чего услышал приближающийся голос Боба за своей спиной.

Боб увидел Софи и так же удивился ее присутствию здесь. Сначала он был немного холоден, но позже они с Софи обнялись, после чего решили поговорить в другом месте.

Они сели втроем в одном из кафе в центре Лондона. Боб сказал:

– Родители Синди приехали!

– Боб, это похороны их родной дочери! Они не могли не приехать! – сказала Софи.

– Да, но они хотят забрать Натаниэля!

– Я никому его не отдам! Они никто для Натаниэля!

Софи смотрела на его милое грустное личико и ни за что не хотела его отпускать. Сам Натаниэль мог видеть ферму Уолкоттов лишь в кошмарах. Он очень не хотел туда. У него были плохие воспоминания о ферме, а особенно о Билле. Натаниэль любил Софи. Он знал ее больше, чем кого-либо другого. И он всем сердцем хотел остаться с ней.

– Это решит суд! – говорил Боб, – Я понимаю твои благие намерения, Софи! Эти бессердечные даже слова прощального не молвили на похоронах! Им наплевать на Натаниэля! Но предки Синди являются самыми прямыми родственниками Натаниэля, они граждане Королевства – все за них! У тебя практически нет шансов заполучить опеку над Натаниэлем!

– Я смогу! Я уговорю их доверить опекунство над Натаниэлем мне!

У Софи болела душа за Натаниэля. Не создав собственной семьи, она пыталась отдавать все хотя бы своему любимому, пусть и не родному ребенку. Она была молодой, стройной и красивой. Но она отдавала себя лишь Натаниэлю.

– И что ты им скажешь, Софи?

– Что угодно! Лишь бы он не достался им! Ведь ты не хочешь этого, Натаниэль?