Текст книги "История Одного Андрогина (СИ)"

Автор книги: Морган Роттен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

Но Ева не хотела всего этого. Она всего лишь хотела высказаться. Она пропагандировала свою социальную программу, вокруг которой рождалось все больше дискуссий. С каждым следующим днем.

Большинством из тех, кто сугубо интересовался социальной программой «Антисексизм», были лица ЛГБТ-сообщества. Еву не особо интересовали различные группировки секс меньшинств. Она хотела, чтобы ее слушали. Ради этого, она даже временно покинула моду.

Оливье умолял ее бросить все то, чем она занимается и вернуться на подиум, на площадки. Он убеждал ее в том, что в мире моды она нужнее. И сама Ева понимала это. Но этого мира ей было мало. Она хотела еще.

Париж – Лондон – Берлин. Это лишь основные города, где бывала Ева. Со своими лекциями она ездила и в Рим, и в Москву, в Нью-Йорк и даже Лос-Анджелес. Все внимали альтруистическую Еву Адамс. И порой она сама замечала, что стала больше внимания уделять людям.

В каждом аэропорту находились люди, которые называли ее своим кумиром и встречали ее с плакатами, ликуя. Иногда они напоминали фанатичных безумцев, которые все же льстили Еве.

Что еще поражало ее, так это то, что некоторые даже уподобались Еве. Они пытались быть максимально похожими на нее, начиная с цвета волос и макияжа, и заканчивая педикюром. Некоторые отважные даже прибегали к пластике. Этакие клоны. Будто подобные приходили к хирургу и говорили ему: «Сделайте из меня Еву Адамс». Сама же Ева сложно реагировала на все это. С одной стороны она понимала, что она кумир миллионов. Но с другой стороны, она не хотела, чтобы люди копировали ее. Она гласила, что каждый должен оставаться собой. Но у людей было свое мнение на счет этого.

Однажды, после одного из визитов Евы в США, по центральным телеканалам прошел репортаж, в котором говорилось о некой группе людей, которых окрестили «патологическими фанатами Евы Адамс». Эти молодые люди буквально видели в Еве Иисуса, мессию, посланца богов, тот идеал, которого они сами пытались достигнуть. Парни пачками глотали эстрогены, курили именно те сигареты, которые курила и бросала Ева. Они делали все как Ева и пытались быть Евой. Девушки доходили вплоть до того, что приходили к хирургам и просили их сделать операцию на половом органе, чтобы быть «как Ева Адамс», при том, что никто не видел, что у Евы Адамс в трусах. На счет этого до сих пор были лишь легенды.

В результате данного репортажа по стране прокатилась волна протестов. Десятки людей отправляли на психиатрическую экспертизу, пару десятков остались в психбольнице. Правительство США посчитало образ и деятельность Евы Адамс деструктивным, подало иск в Международный Суд ООН и запретило Еве въезд на территорию США. Теперь Еве грозил не только мировой скандал, но и судебный процесс. Ева была в ярости от этого.

Данная новость облетела мир моментально. И хуже того, многие страны Ближнего Востока и некоторые из стран Латинской Америки поддержали США и запретили въезд Еве Адамс на свои территории. Это был огромный нож в ее спину. Ева была разбита. В один момент ее небо стало землей.

Ева не понимала почему. Почему мир так отнесся к ней, если она все делала правильно. Это эти «патологические фанаты» виноваты в том, что у них податливая психика. И в том, что люди смотря на таких, поддаются тоже. Ева была в ярости.

Страны Европы молчали. Они никак не отвечали на международный скандал. В некой степени, Европа оставалась тем обителем, где Ева могла залечь на дно. Что она и сделала.

Ева уже не была впечатлительным подростком, который будет плакать, угнетая самого себя. Но что-то подобное вызвало в Еве депрессию. Сказав на одном из светских мероприятий, что она уходит в отпуск, Ева закрылась в своей квартире на месяц. Ее никто не видел и не слышал, кроме соседей и обслуги, эпизодически встречающихся с Евой в ее элитном доме.

У нее было чувство дискомфорта. Она до сих пор ощущала нравственный удар ниже пояса. Даже когда Еву пытались поддержать, она сама не знала, почему она больше не ведет социологической деятельности. Она не могла ответить на собственные вопросы. Некоторые дома высокой моды перестали интересоваться Евой. Она забыла, когда последний раз общалась с Оливье. Ее все это угнетало. Она слышала шептания прессы и своих коллег, будто бы образ Евы Адамс не развеян. Все хотят внимать ее. Только никто не хочет сказать ей об этом. И это сводило Еву с ума.

Она чувствовала недостаток внимания. Она чувствовала, что нужна завистливому и ненавистному миру и бичевалась по поводу того, какую кашу заварила. И пытаясь хоть как-то отвлечься от всех этих взрывающих ее голову мыслей, она включила музыку, надев на свое голое тело (на ней были лишь трусы) длинную рубашку. Как всегда, она посчитала, что все проблемы решит бутылка красного вина. И достав ее из холодильника, она стала пить прямо из горла, завалившись на свою огромную мягкую постель. Закурив параллельно, Ева умостилась удобнее, полусидя, закинув ногу на ногу и начав красить ногти на своих ногах кроваво-красным лаком. Теперь она разрывалась от действий: пить, курить, красить ногти. Она заняла себя по полной.

– Пошло все к черту! Этот гребаный мир не достоин меня! – сказала она сама себе с сигаретой в зубах, вдохновлено смотря на свой лак на ногтях.

– Так будет лучше! – добавила она с более веселым видом, вероятней всего, от того, что в колонках заиграла песня «The Final Countdown» группы Europe, которая так нравилась Еве.

Сквозь музыку она стала слышать стуки в свою дверь. Кто-то из соседей жаловался на ее громкость.

– Я здесь живу! Проваливай, раз не нравится! – крикнула она, продолжая слушать песню и красить ногти на своих ногах.

Но настырливая соседка не сдавалась и продолжала стучать в дверь.

– От настойчивая сука! – сказала Ева, взглянув в зеркало и добавив, – А нам все равно! Не правда ли, родная?

Вскочив с кровати, Ева подбежала к проигрывателю и сделала как можно громче, сказав:

– А это моя любимая часть песни! – и словно сорвалась с цепи, начав плясать и изображать гитару у себя в руках, не выпуская дымящую сигарету изо рта.

Ей стало весело. Ева резвилась и моталась по комнате. И ей хотелось еще. Она и пила, и курила, и плясала одновременно.

– Вот так, твою мать! – кричала она в радостях, чувствуя удовлетворение в крови.

Соседская француженка грозилась вызвать полицию, чуть ли не выбивая дверь. Но Ева ее даже не слышала. Она не заботилась ни чем иным, как оторваться по полной.

Она снова прыгнула к себе в постель и стала фокусировать свой взгляд на зеркало, которое хорошо просматривалось в ванной.

– Черт, ты хреново выглядишь! Это ведь не то, чего ты так хотела! – сказала она, смотря в зеркало.

Ева чувствовала опьянение. Ей резко дало в голову и ей становилось плохо. Она чувствовала, как ее мозг напрягся, словно перед отключением, а ее зрение не слушалось и темнело по секундам. В один момент, перед тем, как Ева пожелала встать с кровати, она сказала:

– Не ожидала я… – и тут же рухнула на пол, потеряв сознание.

Дом. Ей снился дом в Лондоне. Именно тот, в котором жила Синди. И в ее голове было непонятное ощущение, будто она погрузилась в прошлое, но при этом была в настоящем. Она проезжала мимо этого дома, сидя на заднем сидении дорогой марки автомобиля.

– Смотри, это мой родной дом! – говорила она водителю.

Машина тут же остановилась на обочине неподалеку, и Ева опустила свое дверное стекло, дабы полюбоваться милым домом. Чувство тревожного удовлетворения прошло по ее телу. Она вдруг ощутила, кто она есть, и что она делает. И будто бы в порядке вещей она сказала водителю:

– Ладно. В следующий раз зайдем в гости.

– Но вы же хотели видеть Синди. – сказал тот.

– Синди? – переспросила Ева, не понимая и осознавая, что все это бред и это не должно происходить с ней.

Она вошла в небольшой ступор, и когда она повернула голову на право, то тут же совершенно неожиданно для себя увидела Синди, сидевшую рядом. Она была точно такой же, какой ее помнила Ева: густые, черные волосы, характерный макияж и выражение лица. Синди предстала перед ней в черном деловом платье. И только Ева начинала думать: «Черт! Что это? Как она здесь оказалась?», как Синди стала перебивать ее, со свойственной ей уверенностью и харизматичностью:

– Зачем тебе меня видеть? Что же ты делаешь?

Слова Синди пробирали Еву до костей. Будто она чувствовала этот физический контакт с Синди, которой на самом деле не было. Она осознавала это. И она чувствовала вину, сама не понимая, почему. Ее охватило чувство страха и тревоги. Это чувство стало настолько сильным, что все силуэты перед ее глазами стали мешаться и растворяться, от чего Ева проснулась.

Открыв глаза в диком ужасе и холодном поту, Ева до сих пор была под впечатлением, не в силах сосредоточиться, чтобы понять, где она.

– Тихо-тихо! – говорил ей Оливье, тут же подбежавший.

Ева хлопала глазами и не понимала, где она. Она лишь понимала, что это очень светлая комната, напоминающая ей больничную палату, и ослепляющая ей глаза. Так же она чувствовала Оливье рядом, по которому так соскучилась.

– Спокойно! Ты в больнице, Ева! – сжимая руку Евы, говорил Оливье.

– В больнице? Почему? – щурившись, спрашивала Ева.

– С тобой все хорошо! Не переживай! Ты ничего не помнишь? – успокоительным тоном продолжал Оливье.

Ева, пытаясь сосредоточиться сквозь полуоткрытые глаза, поколебалась с полминуты и сказала:

– Черт, Оливье! Как же я по тебе соскучилась! – протянув руки, чтобы обняться.

Оливье ответил ей поддержкой, и они переплелись в объятиях. Ева до сих пор видела отдельные кадры из сна перед глазами, которые пыталась открыть, но яркий свет мешал ей это сделать. Она пыталась отвлечься. Оливье, выглядев обеспокоенным, снова обратился к Еве:

– Ты помнишь что-нибудь?

– Я? Да. – говорила Ева как-то отвлеченно.

Оливье смотрел на нее и пытался понять ее состояние. Он не хотел торопить Еву. Он понимал, что ей нужно адаптироваться. Поэтому, он старался не капать ей на нервы, а лучше успокоить молчаливыми прикосновениями.

– Помню я, помню. Какая-то бешеная стерва мне дверь чуть не вынесла. У меня музыка громко играла. – с более жизненным взглядом стала говорить Ева.

– Ты думаешь, что ты здесь из-за того, что слушала громкую музыку? – тихим тоном спросил Оливье.

– Нет. Наверное. Помню, что напилась. Но как я здесь оказалась…

– Полиция вызвала скорую помощь.

– Точно. – сказала Ева, даже не думая.

Оливье взглянул на нее так тяжело, что казалось, будто плохо было ему, а не Еве. И с большим трудом в голосе он сказал, так, чтобы Ева вслушалась в его слова:

– Ева. Полиция обнаружила тебя в собственной рвоте. Если бы их не оказалось рядом, ты бы захлебнулась.

– Вот как? – сказала Ева, – Неужели, я так напилась? – взглянув на обеспокоенного Оливье, после чего она не поняла его намек во взгляде и спросила, – Что?

Оливье неохотно ответил ей:

– Врачи нашли в тебе наркотики.

– Что? – теперь уже с возмущением.

– Да.

– Нет! – воскликнула Ева, – Я, конечно, люблю мешать разного рода лекарства с алкоголем, но наркотики!.. – во взгляде Евы стало читаться негодование.

– Так и есть, Ева! Не спорь! Анализы не оспоримы! Медики не могут ошибаться! Они нашли в тебе не только лекарства, как ты говоришь!

Ева выглядела поверженной. Она словно канула в бездну с разочарованием в глазах.

– И что теперь? – спросила она.

– Не знаю. Многие дизайнеры уже поставлены в известность. Хотя, ты и до этого их уже порядочно обидела.

– Оливье, я готова работать!.. – тут же стала стучать себя в грудь Ева.

– Я понимаю… – скептически пытался успокоить ее Оливье.

– Нет, послушай! – перебивала его Ева, став вдруг активной, – Я действительно готова! Я хочу вернуться в свое русло. Я больше не хочу никакой социологии. Я поняла, что мне нужно в жизни. Мне нужна лишь мода. Я нужна ей. Помнишь? Ты ведь тоже так говорил! Я нужна моде!

– Ева, послушай! Твоя репутация последним временем смешалась с землей. Около двух десятков стран категорически запретили тебе въезд на свои территории. Пусть международный иск отклонили, все равно. Наркотики – это уже последняя капля дегенерации. Ты это понимаешь? Если это подтвердится в прессе, то тебе нет обратного пути. Твой образ стал нести негативный характер. Все меньше домов желают работать с тобой.

– А что Chanel? У меня ведь до сих пор с ними живой контракт.

– Да. Я говорил с ними. Руководство еще не решило, сотрудничать ли с тобой дальше.

– Черт, Оливье! Прости меня! Пожалуйста, помоги мне вернуться на показы!

– Ева, ты не представляешь себе, как бы мне хотелось приложить максимум усилий, чтобы вернуть тебя! И я приложу! Но все зависит не от меня. За последний год ты не приняла участие ни в одном из сезонных показов. Я буду уговаривать, но это будет очень сложно.

– Черт возьми, Оливье! Я же топ. Я до сих пор остаюсь топом. Никто не достоин такого признания, как у меня! Никто столько не работал. Я сутками не смыкаю глаз. Один скандал – это не крышка! Потому что, бутылка намного важнее. Неблагодарные твари. Сразу же закрывают глаза.

– Нет, Ева! Просто все уже привыкли видеть тебя в роли активиста, нежели топ-модели. Пропала потребность. Понимаешь? Мода слишком изменчива.

– Но это не значит, что у меня нет шанса.

– Возможно.

– Слушай, Оливье! Я понимаю, что выгляжу дерьмом в твоих глазах сейчас. Да. Иногда я наплевала на контракт. Иногда я наплевала на наши с тобой деловые отношения. Я канула в грязь лицом. Моя репутация выпачкана до самых пят. Но я остаюсь той самой Евой Адамс. Супермоделью. Я больше не в политике.

– Ты готова бросить это?

– Я уже это бросила!

– Но как же все то, что ты направляла в массы? Свои мысли, мировоззрение?

– Я уже сделала это. Я заложила фундамент. Кто как тебя понимает – дело другое. Я желала лишь самого лучшего. Для общества. Для мира. А теперь я хочу вернуться во круги своя.

Наконец-то Оливье улыбнулся. Он сказал со старым добрым взглядом:

– Я начинаю узнавать тебя, Ева.

– Я тоже начинаю узнавать себя. – улыбнувшись в ответ, сказала Ева, – И мне кажется, что я просто обязана надрать каждую модную задницу.

Оливье вовсе рассмеялся. Ева стала чувствовать тот былой контакт, что был раньше между ними. Что стал в свою очередь чувствовать Оливье. Между ними стала стираться та условная граница, которая создалась между ними за последнее время. Оливье все так же был обеими руками за Еву, в чем та не сомневалась и поныне. Пусть не всегда между ними были хорошие отношения. Именно в такие моменты, они осознавали свое понимание друг к другу. Они знали, что их действия приведут к успеху. Они были за одно.

– Знаешь, Оливье! Я только сейчас подумала. Сколько ездила по миру, но ни разу не была в Ницце. – вдруг сказала Ева.

– Зачем тебе Ницца? – спросил Оливье.

– Не знаю. Просто. Захотелось там побывать.

– Я думаю, когда-нибудь, у тебя появится возможность.

Оливье взял за руку Еву и улыбнулся. Ева улыбнулась ему в ответ.

В день выписки из больницы, Еву встретили у входа толпы жаждущих сенсаций журналистов. Словно стервятники налетели на падаль, они столпились, не давая проходу. Они задавали вопрос за вопросом. Ева, окруженная секьюрити, не давала каких-либо комментариев, пытаясь как можно быстрее скрыться за тонированными окнами подъехавшей ко входу машины.

Все гудели и доставали ее. Ева пыталась быть холодной. И лишь открыв заднюю дверцу автомобиля, и запрокинув в нее ногу, она сказала напоследок:

– У вас еще будет возможность пообщаться со мной! Я возвращаюсь в большую моду!

После данных слов, аудитория журналистов стала напоминать птичий базар. Ева здорово приперчила напоследок. Они стали такими громкими, что, даже скрывшись внутри автомобиля, Ева чувствовала головную боль. В свою очередь, еле видный силуэт внутри машины создавал головную боль для журналистов, которые снова стали выжимать из минимума желтые заголовки, повествующие о возвращении Евы Адамс в мир большой моды.

XXXI Глава

Париж

1995 год

– Алло, Ева!

– Да, Оливье! Я тебя слушаю!

– У меня есть хорошие новости для тебя.

– Я вся во внимании.

– В общем, со мной вчера связывался главный редактор одного модного немецкого журнала. В своем первом выпуске этого года они хотят взять у тебя интервью, поместив тебя на обложку журнала.

– Да, ладно!?

– Я серьезно.

– Надеюсь, это не порно журнал?

– Ахах! Нет, Ева! Я же не могу тебя так подставлять!

– Круто! Я так рада, Оливье!..

– Потом поблагодаришь. Я жду тебя завтра в офисе.

– Завтра?

– Да. Я уже дал на все твое согласие. В 15:00 у нас самолет. А что? Ты не хочешь этого?

– Конечно, хочу! А что Chanel?

– Хм… Я бы сказал, что все выглядит не так уж угрожающе. Я намекнул им, что тобой интересуются, на тебя есть спрос, а это значит для них, что твоя звезда еще не погасла. Сегодня я пойду на совет директоров и постараюсь убедить кого-либо в твоей трудоспособности. Выбью для тебя контракт.

– Спасибо тебе за все! Я не подведу, Оливье! Спасибо! С меня прилагается!

– Ой, ну! Разве что поцелуй! Большего я от тебя не требую, солнце!

– Хорошо.

– Давай, возвращайся!

– Целую, Оливье! До встречи!

– До встречи.

Ева положила телефонную трубку полная вдохновения. Она даже позволила себе запрыгать от счастья. После всего она закружилась перед зеркалом, махая волосами со стороны в стороны и кривляясь в своей любимой манере, строя глазки, губки и выражения лица. Она возвращается. И она чувствовала это. Она чувствовала наплыв той былой силы, что двигала ею на заре ее славы. Она чувствовала, что пора вернуть себе все свои лавры. Снова стать объектом преклонения миллионов. Чтобы ее имя снова оккупировало модную тусовку.

И для начала, Ева наняла себе новый обширный персонал, который стал окружать ее и сдувать с нее пылинки. Стилисты, визажисты, и половые тряпки, об которые вытирала свои ноги Ева. Буквально за один день она стала тем, кем и была раньше. Словно в нее вселился ее «богочеловек» и она воскресла в своем старом образе. Вопрос был только в том, готов ли мир к возвращению «бесполого тирана моды»? Готов ли мир снова внимать Еву Адамс?

Как оказалось, мир не забыл и не поменял своего мнения на счет Евы Адамс и ее модельного таланта. Прилетев в Берлин, Ева увидела толпы поклонников и фанатов, встречающих Еву с плакатами и признаниями в любви. Люди ждали ее все это время. И ей было чертовски приятно узнать, что здесь ее еще как любят. Здешние поклонники буквально боготворили ее. Только вот теперь Ева не хотела вдаваться в социологию и выглядеть альтруистичной. Она истребила в себе это, пытаясь сосредоточиться на своем деле. Она показалась всем отстраненной, той Евой, которую ее знали еще до всего этого.

Chanel продлили свой контракт с Евой, но выдвинули свое условие, что вся социология, которой занималась Ева – ныне табу. Особенно в Париже в модной тусовке все это выглядело достаточно напряженным, не так как здесь, в Германии. Во Франции об этом говорили многие. И Ева согласилась ради своего же возвращения на модное поприще. Никто не хотел об этом слышать. Всем нужна была рабочая Ева, все та же харизматичная, интровертная личность, которая не была политиком. Которая была картинкой. И она сама понимала, что сейчас обязана быть покорной. Пока.

Оливье снова слеп от своей прелестной музы. Он всегда поддерживал Еву и прощал ей все. Как говорил он сам, он нашел неграненый алмаз, которому теперь нет аналогов в мире. И никогда их не будет. Все видели в нем идеального менеджера, который подносил платочек своей любимице, когда та высмаркивалась. Ева чувствовала себя в такие моменты как, не то, чтобы за каменной стеной – за горой. Оливье позволял ей слишком много. И это выводило остальных его клиентов.

Но сейчас никто даже и не думал о подобном. Ева была смиреной овечкой, а Оливье вдохновленным пастухом, который вывел пасти свою овечку на германские просторы. Именно так оно и выглядело. Ведь никто не верил, что Ева изменится после всего произошедшего с ней. Хоть и в Германии ее воспринимали с большим энтузиазмом, чем в остальной Европе, где пока опасались работать с ней. Она старалась выглядеть улыбчивой, в свою очередь немецкие заказчики приветливо относились к ней.

Пока вся Франция пыталась спасти свою репутацию, избавляясь от любых напоминаний о Еве Адамс, в Германии происходил ее расцвет. Германский народ все больше интересовался и поддерживал Еву. СМИ все чаще стали упоминать имя Евы Адамс. Это место стало для нее трамплином. Люди не могли миновать культурное явление Гермафродита и не говорить об этом.

Юзеф Шульц

Модный обозреватель газеты «Мир»

« Я думаю, что Ева Адамс – это уникальное явление. Пожалуй, самое уникальное явление уходящего столетия. Появившись ниоткуда, она стала всем. Она захватила мир. Она разрушила гендерный стереотип на подиуме, участвуя как на мужских, так и женских показах высокой моды. Конечно, она лучшая девушка, чем парень. Но, мне кажется, она отлично воспроизводит все три пола. Каждый ее образ вдохновляет на совершенство. Нет другого такого индивида, как Ева Адамс. И я думаю, она заслуженно занимает свое место в обществе и культуре. Даже не в топе лучших моделей мира. Она вне топа. Ее место где-то в стороне. Там, где больше никто не смеет находиться».

Линда Ахен

Кастинг-директор модного агентства «Ахен-Амстердам»

«Ева Адамс – это нечто внеземное. Я работала со многими голландскими и иностранными моделями, и могу сказать с уверенностью, что весь тот каталог, который я составила за время всей своей работы с моделями, не сравнится с одним лишь человеком. Никакой каталог не вместит в себя профессиональный уровень и квалификацию Евы Адамс. Эта модель – мечта каждого модного агентства. И нашего агентства в том числе. Возможно, в будущем у нас получится сотрудничество».

Аманда Стрейзанд

Независимый британский журналист

«Я думаю, в любой другой деятельности Ева Адамс была бы изгоем. Взять хотя бы ее недавние попытки строить общество. Крах и разочарование. Так что, она правильно сделала, решив пойти тропой высокой моды. Мода всегда нуждалась в универсальных исполнителях».

Серджио Манелли

Информационный аналитик СМИ

«Ева Адамс – это культурный бум. И я бы не стал говорить о данном факте лишь в позитивном контексте. Данная личность несет в себе отчасти деструктивное влияние на общество. Особенно на молодежь, ранимую, впечатлительную, легко подверженную информационным атакам поп-культуры. С появлением Евы Адамс на мировой арене, возросла тенденция гендерных модификаций. Смена пола, однополые отношения, стиль унисекс. 90-е не стали повторять тенденцию 70-х, то безумие, когда отсутствие вкуса и эстетики и было самой модой. Это время более радикально и независимо по своей сути. Это время, когда подростки смотрят на андрогинное лицо с обложки и видят в нем себя. Они перестают увлекаться футболистами, кулинарией, звездами эстрады и кино. Им нужен эпатаж, самовыражение. «Я плевать хотел на ваши стереотипы. Я это я. Я независим» – так это звучит. Такие люди хотят сломать систему, как это сделала Ева Адамс. Но они не понимают, что она же уже и сделала это. Им этого не достичь. Оригинал не может быть написан дважды. Поэтому, Ева Адамс – культурный бум. Сейчас это мейнстрим, который закончится так же быстро, как взрыв петарды. Останется лишь запах от пороха».

Селин Тюфо

Модель

«Ева Адамс!? О, нет! Вы не видели ее в гримерной. Это адское чудовище, съедающее всех подобно Церберу. Однажды она швырнула свой мобильный телефон в моего помощника, пытаясь доказать, что это ее фишка. Очень самовлюбленная и эгоцентрическая личность, нетерпеливая ко всем. Лично я не хотела бы работать с ней. Извольте».

Эмиль О’ро

Телеведущий

«Буквально в один день весь Париж стал снимать с себя плакаты и рекламу с Евой Адамс. Франция боялась реакции Америки. Люди, совсем недавно поддерживающие и работавшие с Евой, отвернулись от нее. Ее деятельность и результаты сего до сих пор принято обсуждать либо плохо, либо никак не обсуждать.

Всего то делов, люди подражали своему кумиру. Америка узрела в этом угрозу обществу. Хотя, по сути, виновата не Ева, виноваты люди. В мире всегда были шовинисты, которые готовы казнить тебя за любое несоответствие нормам и правилам. Ева боролась с тем, на что и напоролась. Это судьба каждого гения. И мне обидно за то, что такой замечательный человек, с таковыми интересными взглядами на построение общества свернул свою кампанию. Такие люди, как Ева способны изменить общество. Такие маргиналы и отшельники. Как Ван Гог, как Кобейн. Такие люди способны показать мир совершенно по-иному. И когда люди смогут увидеть это, они поймут Еву Адамс».

Первые 12 страниц номера были посвящены исключительно Еве. Главный редактор не пожалел места и информации в своем журнале. Ему показалось интересным включить в эту мега статью мнения некоторых людей, тем или иным способом связанных с модой. Хотя, Еве было все равно. Для нее было главным то, что она на обложке и ее снова все видят. Ее звезда снова стала сиять на небосклоне, словно с нее вытерли пыль, и она загорелась ярче. Это вернуло Еву в нужное русло. Она стала ощущать в себе знакомое чувство. А вполне посредственный немецкий журнал обрел громадную репутацию и стал занимать лучшие места на полках магазинов.

– Почитай, Ева. Что о тебе думают. Здесь много интересного. – говорил Оливье, открыв один из экземпляров.

– Зачем? Чтобы снова расстроиться? – невозмутимо говорила Ева.

– Почему же расстроиться? Многие признают тебя и довольно хорошо, объективно о тебе отзываются. Вот, например…

– Ладно, ладно! Потом почитаю. Не нужно мне сейчас всего этого!

– Тебе все равно, что о тебе думают?

– Нет. Мне не все равно. Я же сказала, что потом почитаю. – говорила Ева, уже зная наперед, что не прочитает.

Оливье тоже это знал, но больше не стал доставать ее с этим журналом, отложив и забыв. Он знал, что Еву больше волнует. Чье-то мнение – это не то, чем может интересоваться она.

Ева ожидала показ в Милане. И в предвкушении она смотрела на себя в зеркале, как она это обычно и делала. Пыталась разглядеть в нем что-то. Заглядывая в себя.

Она год не была на подиуме. Она чувствовала себя голодной. И вновь знакомый взгляд в отражении просил у нее крови. Ей хотелось всего этого. Она смотрела на себя с маниакальным взглядом и довольствовалась виденным. Затем, приподняв свою левую бровь, она провела по старому, еле видному шраму указательным пальцем правой руки, сделав задумчивый взгляд. Затем, прикусив нижнюю губу, заглянула в свои глаза и сказала с нарастающей уверенностью в голосе:

– Что я делаю? Я знаю, что я делаю! – и со стервозной улыбкой на лице добавила, – Мама.

XXXII Глава

Милан

1995 год

Новый показ в Милане ознаменовался появлением Евы Адамс на подиуме, спустя больше чем год. Многие успели соскучиться по Еве. Таковым людям не хватало ее экстраординарности, лица, походки. Многие наоборот негодовали снова видеть ее. Некоторые итальянские дизайнеры не желали видеть Еву в своих коллекциях после всех ее скандалов. Это вызывало вздор. Как некоторые осмеливаются работать с ней? Единственное, что сдерживало все это в гримерках, так это авторитет Chanel за спиной у Евы, которые приютили ее своим контрактом на этот год. Так же непосредственное отношение к Elite Paris не давало раздувать из мухи слона. Ева работала, и это главное.

Иногда личный юрист Евы публично заявлял о дискриминации личности его клиента. Он прилюдно заявлял о том, что Ева стала предметом гендерных и сексуальных гонений, ее неоправданно признают деструктивной личностью в США. Правительство США должно позволить Еве въезд на территории своей федерации. Личные убеждения Евы также подвергаются дискриминации, хотя она имеет право на свои личные убеждения и огласку их. Все речи ее юриста были направлены на то, чтобы вернуть репутацию Евы. Сама она не занималась подобным.

Ева была сконцентрирована на работе. Ее интересовал профессиональный успех. С каждым новым выходом на подиум она добивалась все большего признания. Все больше восхищения и хороших отзывов стало направляться в ее адрес. Она выглядела невероятно красивой и обворожительной, как никогда. Наверняка, многие восхищались ею, а не коллекцией. Снова дефиле, снова восторг. Никто так не дефилирует как Ева. Ее походка особенна. Ее походка – магнит. И с этой походкой она возродилась в моде.

По окончанию всего происходящего, Оливье, подпрыгивая чуть ли не до потолка, едва не раздавил Еву в своих объятиях от радости. После он собрал свои пальцы в пучок и громко поцеловал их, после чего произнес со всем вдохновением в голосе:

– Мма! Это было великолепно, Ева! Вся гримерка говорит только о тебе!

– Да, ну! – сказала Ева, беспардонно обнажив свой торс, став перед зеркалом.

– Я тебе говорю! Иных разговоров не найдется! Все речи только о тебе. Причем, по большей мере положительные.

– Вау! Значит, не зря все это! – переодеваясь перед зеркалом, невозмутимо продолжала Ева.

– Конечно, не зря, моя милочка! – восклицал Оливье, – У нас корпоратив на 20:30. Вечеринка до утра. Весь модный бомонд. Так что, шевелись! У тебя чуть более двух часов.

– Хорошо.

Ева согласилась, не раздумывая. Она триста лет не была на разных модных корпоративах. Она соскучилась по косым взглядам, по бесплатной выпивке. Она была рада погулять и расслабиться сегодня. Для нее это так же знаменовало ее возвращение в ее привычный мир.

Иногда она любила дебоширить. Поэтому некоторые опасались Евы Адамс на подобных вечерах (хотя, некоторым было интересно наблюдать за ней). Но сегодня Ева дала обещание самой себе не напиться в тю-тю и вести себя прилично.

Снова ощущая в своих жилах что-то нарциссическое, Ева не могла зайти незаметно. Яркое красное платье с глубоким (до неприличия) декольте. Черные, массивные туфли на здоровенном каблуке. Ее длинные по пояс светлые волосы были уложены естественно, ниспадая с плеч, полностью укрывая спину. И самое главное – отличительная черта Евы Адамс в свете – ее макияж: черная помада на губах, и тоненькие, естественные, еле видные стрелочки на верхних веках, придававшие Еве невероятной естественной выразительности. При этом очень сдержанная, ледяная, удерживающая на дистанции людей, которые, либо называли Еву безвкусной, либо нагло копировали ее.

Встретившись с Оливье у входа в модный палац, Ева зашла с ним вовнутрь, держась под локоть. Внутри ее ничто не впечатлило. Это было все тем же, что она привыкла видеть. Здоровенный холл с бесконечным потолком, который перерастал в сплошной бар и пролеты между столами. Громкая музыка и преобладающий красный свет лишь угнетали и утомляли Еву. С первых же минут ей стало скучно, и приглядев свои любимые реквизиты на вечеринке, Ева распрощалась с Оливье, который намекнул ей не напиваться.