Текст книги "История Одного Андрогина (СИ)"

Автор книги: Морган Роттен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)

Растворившись в толпе, она пошла в барную часть этого холла, и села за стойку, сама по себе, как обычно. Наверняка, ее знал каждый из присутствующих здесь, но благо этим людям хватало манер и этичности не навязываться Еве или смотреть на нее как на НЛО. И порой Еве нравилось это. Особенно в такие моменты, когда она хотела выпить сама с собой. Она никогда не чувствовала себя частью модного бомонда. Поэтому, чем быстрее она напьется, тем лучше для нее. И Ева поспешила это сделать.

Где-то справа она увидела знакомого актера. «Хоть бы он не подошел ко мне». Слева – сын итальянского политика. Ева опустила голову от нежелания здороваться с кем-либо из них. «Поменьше сук с подиума» – подумала она и быстро выпила коньяк.

Все эти недели мод, фотосессии и прочее. Все это снова начиналось. И Ева, ощущая свое возвращение, решила не стесняться и включать свой привычный режим. Поведение нарциссичного подростка, без чувства меры и уважения к кому-либо.

Снова заказав коньяк, Ева повернула свою голову на сцену и увидела смазливый поп-рок бэнд в белых костюмах. Ей показалось, что они поют «ерунду», и тут же потеряла всякий интерес, увидев перед собой вторую рюмку.

Боковым зрением она заметила чей-то взгляд, чье-то внимание, сфокусированное на ней. Это была молодая на вид девушка с черными волосами и стрижкой каре. Ее нос был чуток неуклюжим, но небольшим, напоминающим клюв аиста. У нее были огромные карие глаза, минимум макияжа. Красивые, аккуратные губки, будто сложенные листочки. Она смотрела на Еву, пригубляя стакан мартини со льдом. Ева, заметив, что за ней уже более минуты наблюдает какая-то таинственная брюнетка, не подавая никакого виду, заказала третью рюмку, и продолжила невозмутимо пить. После этого девушка встала со своего места, сев поближе к Еве и сказав:

– Извините! Но вы случайно не Ева Адамс?

«От, черт! Не дадут спокойно выпить!» – пронеслось в голове у Евы, как старая заезженная песня. Не подавая никакого вида заинтересованности, она лишь промелькнула взглядом по своей новой собеседнице и сказала:

– Было бы странно, если бы я сказала «нет»! – натянув саркастичную улыбку, после чего Ева заказала следующую рюмку.

– Вы так активно налегаете на спиртное!.. – сказала та, наблюдая за Евой.

– Тебе что с этого, милочка? – беспардонно сказала Ева.

– Нет, нет! Ничего! Просто хотела сказать вам, как я рада, что увидела вас здесь и смогла связать с вами хотя бы пару слов. Давно мечтала с вами познакомиться! Вы отличная модель! И хороший социолог!

– Кхм… А как тебя зовут?

– Изабелла.

– Видишь ли, Изабелла. Мне, конечно же, приятно слышать в свой адрес подобные комплименты. Но к чему все это?

– Как к чему? Хотела с вами познакомиться. Вы, надеюсь, не против?

– А ты любишь заводить знакомства с супермоделями?

– Нет. Я предпочитаю актрис.

Ева взглянула на нее двояко. Что-то знакомое она расслышала в этих словах. Очередная лесбиянка?

– То есть? – переспросила она, чувствуя помутнение в своей голове от выпитого коньяка.

– Я вижу в вас актрису, Ева.

Алкоголь вовсе дал в мозги. Ева не совсем понимала слова Изабеллы. Ее глаза становились пьяными.

– Актрису? Ты имеешь ввиду ту самую, которая играет в кино? – сказала она.

– Да. А вы что подумали? – сказала Изабелла, после чего добавила, – Хотя, все мы в некой степени актеры.

Ева ухмыльнулась пьяной улыбкой и снова заказала рюмку коньяка. Изабелла настороженно смотрела на сей разгон Евы.

– То есть, ты имеешь ввиду, что из меня получится актриса? Так что ли? – сказала Ева и засмеялась в пьяной истерике.

– Вы прирожденная актриса, Ева!

– Хм… – успокоившись, произнесла Ева, – Интересно. То есть я тебе нравлюсь?

– Разве мы сейчас об этом? – с недопонимающим взглядом говорила Изабелла.

– Когда ты сказала, что предпочитаешь актрис, то мысленно трахнула меня, потому что затем ты сказала, что я прирожденная актриса.

Глаза Изабеллы на пару секунд растерялись. Но затем на ее лице возникла нехитрая улыбка, которая выдала все ее мысли. Она сказала:

– И как же вы меня раскусили. – понимая, что Ева намерена острить.

– Опыт, милочка. Опыт. Тысячи страниц по психологии. – к удивлению Изабеллы, вовсе спокойно, но самовлюбленно сказала Ева.

– Почему вы больше не выступаете со своими лекциями по социологии?

– Вроде бы ты не знаешь, как к этому относится общность мира!?

– Это реакция на вас, Ева! Но не на то, что вы делаете!

– Возможно.

– Возможно? И этим все кончилось?

– А что ты хочешь от меня услышать? – начала заводиться Ева, – Ты даже не представляешь себе, какой это сложный процесс! А мышление!.. Его невозможно изменить. Оно не меняется поколениями. Геноцид не истребил евреев. Я не истреблю сексизм. И никто не истребит. Гендер сильнее нации. И я на все 100 процентов уверена, что ты одна из тех лесбиянок, которые разочаровываются от каждого провала любого из мероприятий секс меньшинств. Но общество не готово вас слушать, и не хочет. Их всегда больше. Поэтому их реакция важнее.

– И это повод?

– Это даже не повод. Это безвыходность. Когда я говорю людям об андрогинности, они думают, что все должны уподобиться мне – эталону бесполости. Но на самом деле, это я такая. Больше никто не должен быть таким. Не нужно делать операцию на половых органах. Не нужно принимать гормоны, или еще что-то менять в себе. Это должно быть внутри. Это гармония. Андрогинность должна быть, прежде всего, в мышлении, в душе. Только тогда наступит гендерная идиллия человечества. Все думают о фантиках, когда я говорю им о конфетах. Понимаешь? – вдохновлено говорила Ева.

– Понимаю. – с восхищением в глазах сказала Изабелла, будучи под впечатлением ораторских способностей Евы.

– Надеюсь, ты не собираешься видоизменять свой половой орган?

– Ахах! Нет!

Ева и Изабелла выпили вместе и вовсе разговорились. За полчаса они стали как подруги. Они трепали своими языками о всякой ерунде, весело смеясь, и шутя друг с другом. Еве было интересно поддерживать разговор. Изабелла, будучи также пьяна, снова подняла вопрос:

– И все-таки, как тебе идея об актерской деятельности?

У Евы было мутно перед глазами. Но она пыталась думать.

– Ты все это время серьезно мне об этом говорила? – сказала она.

– А как же! Ева, я предлагаю тебе роль в кино! – сказала Изабелла вполне серьезным, но пьяным тоном.

– В каком кино?

– В полнометражном кино, Ева!

– Это понятно. О чем кино?

– Оно будет сниматься в Ницце, где я, собственно живу и работаю. Это будет история о двух подругах. Одна из них была наркоманкой, что становилось проблемой в их дружбе…

– Так ты актриса? – наконец-то спросила Ева, чего сама не хотела говорить Изабелла.

– Да. Ты только сейчас об этом подумала?

– Я как-то… я пьяна. – сказала Ева и ухмыльнулась.

– Я думала, ты отлично читаешь людей.

– Я же сказала, что пьяна. – сказала Ева, схватившись за свою сумочку, – Слушай, в туалет сходить не хочешь?

– Идем! – весело согласилась Изабелла.

Они пошагали в женский туалет. Ева закрылась в кабинке, а Изабелла стала перед зеркалом, решив припудрить носик.

– Вот знаешь, за что я не люблю общественные туалеты? – кричала из своей кабинки пьяным голосом Ева.

– За что? – спросила Изабелла, проводя губной помадой по своим тонким губам.

– За то, что на дверях каждого из них висят эти глупые таблички, которые разделяют их на мужские и женские. Какая разница? Канализация одна!

Изабелла улыбнулась, не докрасив губы. Лишь просмеявшись, она продолжила. Ева смыла воду и вышла из кабинки и подошла к умывальнику, также став перед зеркалом.

– Что-то размяться захотелось! – сказала она, ополаскивая руки.

– Ты предлагаешь потанцевать? – спросила Изабелла.

– А что? Ведь это же тусовка, а не похороны!

Рассмеявшись, Ева и Изабелла пошли танцевать.

Ева в своей любимой манере абсолютно безвкусно и беспардонно махала волосами, руками и всем чем только можно по сторонам. Будто она была здесь одна, без каких-либо комплексов. Изабелла на фоне разгулявшейся Евы выглядела намного скромнее. Она больше смеялась со всего происходящего.

Созрев передохнуть и выпить, новоиспеченные подружки упали за барную стойку и заказали себе по рюмке коньяка. Ева не хотела понижать, а уж тем более терять свой градус. Изабелла не хотела отставать от Евы и делала все то же самое, что и она.

– Так значит, ты актриса? – снова переспросила Ева, решив продолжить разговор, который сама же оборвала до этого.

– Да. – с улыбкой на лице сказала Изабелла.

– И в каких же фильмах ты снималась?

– Это было всего три малобюджетных фильма. И то, я играла в них не самые главные роли.

– Понятно. – сказала Ева, проглотив коньяк быстрым махом, не закусывая.

– А тебе нравится быть моделью? – вдруг спросила Изабелла.

Стало видно, как данный вопрос погрузил Еву в размышления. Она выдержала долгую паузу около минуты, после чего стала говорить:

– Знаешь, сказать честно – нет. По крайней мере, теперь. Надоело. Раньше я думала, это мое. Но однажды я перестала чувствовать удовлетворение. Стало появляться какое-то чувство манекена. И это убивает тебя. Именно поэтому я влезла во всю эту социологию. Я пыталась все переосмыслить и думала, так будет лучше…

– Но ты вернулась в моду.

– Да.

– Почему?

– Я соскучилась по ней. Я соскучилась по лицам, которые зрительно съедают тебя.

– И ты чувствуешь, что это твое?

– Нет.

– Тогда, почему ты здесь? Зачем тебе все это? Делай то, что тебе по-настоящему нравится!

– Дело в том, что я уже не знаю, что мне нравится. Тем более, это мой долг.

– Долг? Перед кем?

Изабелла выглядела сбитой с толку. Ева погрустнела во взгляде, который стала прятать и отдалять от Изабеллы. Она нагнула голову, будто размышляя над чем-то. Потом резко подняла ее и с улыбкой на лице сказала:

– Как-то это все уныло! Тебе не кажется? Пойдем, потанцуем! Я так давно не отрывалась!

Сквозь сон Ева стала ощущать реальность. Она стала понимать, что просыпается. Хотя, от этого ее веки не становились легче. Ей хотелось подержать их закрытыми еще немного, будто набираясь сил. Во рту у нее была невыносимая пустыня. Все было настолько сухо, что казалось, будто ее слюна перестала выделяться. Снова это невыносимое чувство – похмелье. И сначала Ева не понимала где она. Сквозь размытый взгляд она сказала:

– Что за черт?

Она стала наблюдать незнакомую комнату, где она лежала на одной кровати с девушкой, лицо которой казалось ей знакомым. От оживленности Евы эта девушка по имени Изабелла проснулась и первым делом глянула на Еву с одобрением. Ева, резко подорвавшись с кровати, будто забыв о своем похмелье, заявила с криком:

– Черт! Как можно было так напиться! У меня же самолет в 12 часов!

Настенные часы показывали без двух минут 11. Изабелла, пытаясь поймать суть, сказала тихим голосом:

– Ева, куда ты так торопишься? Побудь еще немного!

– Заткнись! У нас ничего не было! Понятно? – обеспокоенным голосом говорила Ева, пытаясь как можно быстрее натянуть на себя недостающие вещи и собрать свою сумочку, – Я асексуал! Я презираю секс! – говорила она.

Изабелла сделала иронично удивленную гримасу и сказала:

– Так это и дураку понятно, что у нас ничего не было. Ты вчера так напилась, что я тебя до порога еле донесла, не говоря уже о постели.

– Правда? – приостановившись, сказала Ева, – Я действительно так сильно напилась?

– А то! – со смехом сказала Изабелла, отперевшись чуть повыше на своей кровати, – Мне так и не удалось узнать, в какой гостинице ты остановилась. Вытянуть из тебя что-то вменяемое я была не в силах. Поэтому, у меня не оставалось выбора, как привезти тебя в свой номер.

Ева задержала свой взгляд на Изабелле и сказала:

– Ясно. Спасибо. Сколько времени займет дорога в аэропорт?

– Около 40-ка минут.

– От, черт! – сказала Ева, снова засуетившись.

Сквозь мысли об аэропорте и скоропостижные движения своих рук она вдруг вспомнила, как зовут ее подругу, с которой она провела столь буйный вечер. Осознав, что ей пора, она сказала:

– Что ж, спасибо, Изабелла! Мне надо бежать! – рванув к двери, чтобы закрыть их с той стороны.

– Эй! Постой, Ева! А как же кино? – сказала вслед Изабелла, пытаясь успеть сказать Еве.

– Кино? – переспросила Ева, остановившись в дверном проходе.

– Да. Помнишь, мы с тобой обсуждали твою возможность сыграть в кино? – сказала Изабелла.

– Ах, да! Точно! – начиная копошиться в своей сумочке.

– Кастинг будет летом. Но я постараюсь договориться с режиссером…

– Кастинг? – переспросила Ева, достав из сумочки визитку и задержав ее в своей руке, – Я не принимаю участие в кастингах. Никогда. Вот, держи. – отдав визитку, – Если что, позвонишь мне.

Получив визитку и держа ее в своих руках, Изабелла чувствовала себя обескураженной. Ева была такой резкой с утра, что она не успела как следует подумать и поговорить с ней. Будто все, что говорила и делала Ева, было во сто раз важнее. И она действительно так думала. Время Евы было ценнее, и она не стала забирать его у нее. Она лишь смотрела на то, как она закрыла за собой дверь, сказав, совершенно твердо и тактично:

– Мне пора. Пока.

XXXIII Глава

Ева была занята как никогда. Будучи снова на Олимпе, она была вынуждена много работать. И это невероятно выматывало ее. Но она терпела, сквозь стиснутые зубы, как обычно.

Она снова стала одной из самых востребованных моделей мира. И второй пик славы ей казался более тяжелым, чем когда она достигла славы на заре.

Ева не уставала признавать в сотнях интервью, что с антисексизмом покончено. Она говорила, что все позади, и сейчас у нее свои дела; что никто не обязан наследовать ее. Напротив, остатки поклонников именно социологии Евы создавали свои неформальные кружки, якобы продолжая постулаты Евы Адамс, и завлекая в них других людей. Все это интересовало прессу. Но Ева выглядела невозмутимой. Даже когда ей говорили, что многие ее фанаты перекочевали в ЛГБТ, полностью отрицая ее, Ева улыбалась.

Невооруженным взглядом было видно, как она похудела более чем на 5 килограмм. Одна газета написала, что на 7. И многих беспокоил данный факт. Насколько стала ущербной работа и жесткий график Евы. Но никто не говорил этого ей самой.

Однажды, чтобы в очередной раз прокомментировать недоброжелательные фразы в свой адрес, Ева вспомнила один из своих самых любимых жизненных афоризмов. И она сказала:

– Ева Адамс не плачет. – отослав модных критиков на пару десятилетий обратно.

Многие видели в ней ту самую нарциссичную карьеристку, которая вела себя по-хамски со всеми и везде, была высокомерной, невыносимой, но гениальной по призванию. Она была тем «богочеловеком» на подиуме, коим ее окрестили еще несколько лет назад в СМИ. Она снова была везде. И она чертовски напоминала модель 70-х. Только в современном, присущем только Еве варианте.

Купаясь в лучах очередной славы и признания, Ева вдруг встретила Изабеллу на одном из сезонных показов в Париже.

– Ева! Это я – Изабелла! Помнишь меня? – с радостью выкрикнула та, увидев Еву.

– Ах, да! Изабелла! Конечно, помню! – не сразу признав, сказала Ева.

– Я тебе звонила! Почему ты не брала трубку?

– Ммм… Если ты о том номере… – задумчиво сказала Ева, после чего добавила с еле видной улыбкой, – Я кинула свой телефон об стену и он разбился в дребезги. Пришлось поменять номер.

Изабелла посмотрела на нее с юморной опаской.

– Понятно. – сдержанно произнесла она.

– А что? Появились какие-либо новости о фильме?

– Да. Именно поэтому я тебе и звонила! Я поговорила с режиссером нашего фильма. Он учел твой звездный статус и согласился пропустить кастинг, чтобы ты пришла сразу же на съемки. Но его волнует цена.

– Цена? – переспросила Ева.

– Да. За какую оплату ты согласишься сыграть в фильме?

– Напомни, пожалуйста, какая у меня роль?

– Ты будешь играть Монику. Подруга-наркоманка.

– А твоя, разумеется, подруга-святоша?

– Да. – поняв шутку Евы, сказала Изабелла с улыбкой на лице.

–Хм… А что? Мне нравится! Могу я обсудить все вопросы лично с режиссером?

– Разумеется!

– Только у меня так мало времени! Я даже не знаю, получится ли у меня совмещать все это: кино и моду.

– Ева, что может быть прекраснее киноискусства!? Режиссер, можно сказать, уже утвердил тебя на роль. Без всяких кастингов! Это уже немало значит! Вдруг ты станешь гениальной актрисой!

– Нет! Моду я не брошу! Я не стану более известной, если снимусь в вашем малобюджетном фильме. А вот фильм станет более популярным благодаря мне. Так что, не для меня это важнее. По жизни, я и так актриса.

Изабеллу сбил с толку такой хамский, нетактичный тон Евы относительно их потенциального дела. Ей было обидно слышать такое от Евы. Осознавать ее инфантильность по данному вопросу. Ее печалила истинная самовлюбленность Евы, которую она только что рассмотрела. И ей было больно смотреть на ее худобу.

– Ты так похудела. – сказала она, не тая правды.

– Это комплимент? – сказала Ева.

– Нет. Скорее наблюдение действительного.

– Молодец. А то я бы могла посчитать твои слова грубой лестью. Спасибо за правду. – сказала Ева.

После данных слов настало неуютное молчание. Изабелла больше не знала, что можно сказать Еве. К ее счастью, Ева сегодня была разговорчивее, чем обычно.

– Так, когда же мне приезжать в Ниццу? – спросила она.

– Можешь через неделю?

– Замечательно! А ты приехала в Париж ради меня что ли?

– Да. – с дискомфортом сказала Изабелла, – Я же должна была сказать тебе все это! – после чего улыбнулась.

– А я ни разу не была в Ницце! Представляешь? Теперь есть повод.

Изабелла чувствовала себя рядом с Евой напряженно в этот раз. Но не смотря на это, она с радостью согласилась выпить пару стаканчиков с Евой и обсудить разные поверхностные темы. Для Евы это был момент перерыва и небольшого расслабления. Показы, съемки, фотосессии. Она должна была выделить себе хотя бы полчаса свободного времени. И она была не против угостить Изабеллу, приехавшей к ней в Париж.

Прилетев в Ниццу, Ева наконец-то скинула с себя весь этот карьерный багаж мыслей. Ей так хотелось очутиться здесь. И предупредив Оливье о своих ближайших планах, Ева смогла добиться гибкого графика для себя в ближайший сезон моды. Теперь она могла наслаждаться Ниццей.

Так как Ева не любила пляжи по понятной причине, она наслаждалась отелем и сервисом, предоставляющемся в нем. Она имела свой личный балкон и бассейн с замечательной панорамой на центральную Ниццу и побережье города. Она лежала под осенним Солнцем и пила разные коктейли, просто отдыхая и получая удовольствие от этого. Она знала, что это ее единственный спокойный день перед очередной суетой работы. На следующий день ей предстояло встретиться с режиссером фильма.

Его звали Франциск. Он был молодым, вполне посредственным мужчиной, с волнистыми черными волосами и густой трехнедельной щетиной на лице, уже больше напоминающей бороду. Он всегда ходил с красной шапочкой на голове, что якобы было частью его малоизвестного образа. Он любил свое дело и не был чрезмерно хвастлив, что показывало его как человека трепетно относящегося к своему делу. Он со всей благородностью и вдохновением описывал свой фильм, не выходя за рамки приличия и скромности.

Увидев часть персонала, Ева присматривалась ко всей их деятельности, к декорациям, ко всему происходящему вокруг. Все кого она видела, были никому не известные актеры, которые вряд ли купили бы себе машину дороже Mercedes за свои роли. Операторы, постановщики, гримеры – все те, кто не произвел ни малейшего впечатления на Еву. Они казались ей серыми. В свою очередь вся толпа смотрела на нее как на рассвет. В глазах каждого из них можно было прочитать: «Бедный Франциск! Он до конца жизни не расплатится с этой стервой!»

Но к удивлению каждого из исполнителей данного дела, после разговора с Евой, Франциск сказал с воодушевленным лицом:

– Так, сейчас попробуем снять одну сцену! – громко хлопая в ладоши, чтобы все обратили на него внимание.

Все собрались воедино.

– Так, Эмиль! Иди сюда! Сейчас будем снимать вторую сцену. Дайте Еве ее реплики. Из второй сцены. Быстро!

Помощница засуетилась в сотнях страниц сценария.

– Их легко запомнить! – сказал Франциск, получив их и передав Еве.

Ева взяла в руки пару листов офсетной бумаги и пронеслась по ее строкам своими быстрыми глазами. Сцена не предвещала грима, декораций и прочей ерунды. Это была больше репетиционная версия, в которой Франциск пожелал установить контакт с Евой, и ее контакт с камерой. Увидеть в объективе камеры характер героини, который должна была прочувствовать и сыграть Ева. И подогнав Еву на съемочную площадку, Франциск желал как можно быстрее очутиться в процессе. Ева пыталась успеть хотя бы прочитать написанное.

– Рад познакомиться, Ева! – сказал неловким голосом Эмиль, смотря на Еву, как на непокорную вершину, до которой ему стоило бы преодолеть сантиметров 15 роста.

– Угу. – молча произнесла Ева, пытаясь дочитать сцену, которую Франциск начал, как только у нее забрали ее слова.

– Мотор. Начали. – нетерпеливо сказал он, направив объектив главной камеры.

Ева сию секунду смогла сориентироваться и войти в образ, подойдя к Эмилю, как ни в чем не бывало.

– Кое-кто забыл про мое зелье. – сконцентрировав свой взгляд на нем.

Эмиль пытался создать вид уверенности во внешнем виде, но в его взгляде прочитывался страх.

– Зелье? Разве? – спросил он с недопониманием в голосе.

– Да, гадкий змееныш! Мне нужно зелье! Быстро! – достав раскладной нож.

Эмиль сделал испуганный вид, почувствовав, что его прижали, после чего Франциск сказал:

– Стоп. Снято. Хорошо.

Ему хватило части сцены, чтобы уже быть довольным. Ему понравилась игра Евы и, всучив ей в руки сценарий, он сказал:

– По рукам! – пожав руку.

– По рукам! – ответила Ева, крепко сжав руку Франциска в ответ.

Никто так и не знал, сколько полагается Еве за эту роль. Франциск выглядел подозрительно довольным. Ева вела себя со свойственной ей инфантильностью. Все были счастливы. Но все опасались этой звезды в этом скромном павильоне. Все были наслышаны о поведении Евы в свете. Но за начальный этап съемок Ева ни разу не подтвердила их опасения, что удивило многих.

Ее выматывали съемки. За две недели плодотворной работы на камеру Франциск успел наснять около 35-ти часов материала, при том, что Ева дважды отлетала в Париж по мелким модным делам, по которым ее и так пытался не дергать Оливье.

После всенародной огласки о том, что Ева принимает участие в съемках полнометражного фильма, стало бытовать такое мнение, что уже нет места, в котором не побывала Ева Адамс. Она покорила мир и его индустрию: мода, реклама, телевидение, теперь кино. Тот образ «богочеловека», который привился к Еве на заре ее карьеры, лишь усилился и подтверждал свою недостижимость в плане постижения. Многие поражались тому, как вообще можно так много работать и с таким успехом. Все большая худощавость Евы больше никого не удивляла. Ее истощение компенсировалось славой гения.

Одним утром она проснулась от все того же сна, который преследовал ее, напоминая о себе уже раз 10. Это был тот самый сон о первом доме и о Синди, которая не уставала говорить перед самым пробуждением Евы: «Зачем тебе меня видеть? Что же ты делаешь?»

И как всегда Ева пробуждалась именно после этих слов. Ее охватывал страх, тревога, чувство ответственности или вины за что-то. И это беспокоило ее, ровно как то, что она никогда не досматривала этот сон до конца. Она и сама не знала, хочет ли этого.

Резко встав с кровати, она рванула в ванную, дабы засунуть свое лицо под струю холодной воды из крана над умывальником. Тут же ее мысли и эмоции остужались до привычного для нее состояния. Когда она почувствовала успокоение, она подняла голову, вытирая свое лицо руками, и взглянула в зеркало, рассматривая себя. Она сказала:

– Все хорошо. Это ты. Это и была ты. Ты знаешь, что ты делаешь.

После сказанного она неспешно вернулась в свою комнату в номере, и, улегшись на кровать, обняла себя за колени, думая о том, что завтра наступит новый день, в котором все станет на свои места. Она приступит к своей привычной деятельности, и ей не будут мешать мысли об этом глупом сне.

– Знаешь, мне кажется, ты никогда не изменишься!

– С чего ты взяла?

– Я знаю!

– Стоп. Снято. – завершил Франциск, – Ева, ты сегодня неплохо играешь, но почему-то твое лицо не показывает тех эмоций, которые должны быть в фильме. Понимаешь? Ты какая-то скованная сегодня. – говорил он.

– Хорошо. Я поняла. – невозмутимо произнесла Ева, находясь на съемочной площадке во всеготовности начать заново.

– Такое ощущение, что ты не выспалась. – надоедал Франциск.

– Вроде этого. – устало произнесла Ева.

Франциск взял паузу, чтобы подумать, после чего сказал:

– Ммм… Хорошо. Давай снимем твою сцену завтра. После обеда. Я не могу смотреть на тебя без слез. Проспись хорошенько. Ладно?

Ева кивнула головой и молча устремилась отсюда.

– Вот и отлично. – произнес Франциск, после чего громко захлопал в ладоши и сказал громким голосом, – Все по местам. Снимаем 32-ую сцену. Сегодня будем работать без Евы. Мы должны добить пару сцен сегодня.

В голове у Евы варилась каша. Она хотела работать и в тоже время она не находила сил и сосредоточенности на все это. Она была чересчур вялой и инфантильной ко всему вокруг. Вроде чувство удовлетворения согревало ее. Но ее сердце щемило от недостаточной близости к той планке, которую она сама себе завысила. Которую видела, но не могла дотянуться рукой. Которую заранее ставила еще выше, чем поставила до этого. В области диафрагмы ей досаждал дискомфорт.

От всего происходящего с ней, она подумала, что давно не напивалась. Может быть, это все из-за этого? Следует напиться? Ева не знала. Но она думала, что так будет правильней. Что ей не хватает нужной дозы алкоголя в ее крови. Позвонив Изабелле вечером, она спросила:

– Ты не знаешь, где можно хорошенько выпить?

– Приходи ко мне домой…

– Нет-нет! Мне не нужен твой дом! – напрочь отрицала Ева, – Я хочу сесть по-человечески за какую-нибудь барную стойку и напиться. Так как я хочу.

– Хорошо. Я знаю одно место… – сказала Изабелла, грамотно напросившись с Евой, так как та не знала Ниццы.

В 8 часов вечера Изабелла встретилась с Евой в месте встречи и повела ее в один престижный бар, в который сама наведывалась. Внутри было все именно так, как любила Ева: с музыкой в полутемном освещении. Ассортимент алкоголя позволял ей изощряться в меру собственного извращения. Ей понравился бар с первой же минуты нахождения.

С нетерпением усевшись за барную стойку, Ева заказала привычный для нее коньяк. Изабелла весьма сдержанно и тихо села рядом. Посмотрев по сторонам, она сказала:

– Слушай, Ева! Только не напивайся так, чтобы я тебя потом на себе тащила. Хорошо?

– Расслабься, милая! Я не буду жрать, как лошадь! – сказала Ева с саркастической улыбкой на лице, после чего взяла рюмку и махом проглотила коньяк, исчезнувший в ней.

На несколько секунд ее внимание привлекла веселая компашка, состоящая из нескольких человек, сидевших неподалеку за столом. Отведя от них свой взгляд, Ева сказала Изабелле:

– Может быть, возьмем фисташек?

– Как хочешь! – смиренным голосом сказала Изабелла.

Ева заказала фисташек, после чего выпила парочку рюмок коньяка. Изабелла, примачиваясь слабеньким коктейлем, стала замечать, как Еву что-то отвлекает. Она как параноик, поворачивала голову куда-то. Словно, кто-то беспокоил ее, или привлекал к себе ее внимание. И она сказала Еве:

– Что такое?

– А? Ничего! Просто тот мужик за столиком показался мне весьма знакомым. – сказала Ева, показывая на ту самую компашку, а именно на мужчину с заметной лысиной на голове.

Изабелла, посмотрев на него, мысленно дала бы ему 45 лет, или что-то около. Видимо он сидел в кругу друзей или коллег, раз выглядел таким солидным, но раскрепощенным. Словно душа компании. Отведя глаза, у нее вдруг пробежала мысль, и она снова посмотрела на него, с более задумчивым лицом и сказала:

– Хм… Я его, по-моему, где-то видела. В этом баре, кажись. Да, точно. Я знаю его. – ее лицо заблистало в осенении, – Я видела, как он здесь отвисает. Это один из совладельцев местной обувной компании. Дилан, по-моему, его фамилия.

У Евы оживились глаза. Она поставила рюмку и повернула свою голову все туда же, на тот столик. Она начала всматриваться в это веселое лицо, в эти эмоциональные взмахи рук, которые казались ей все более знакомыми. Перед ее глазами стали возникать картинки. В ее голове стало крутиться это имя. И она все больше стала находить ту связь между мнимым и видимым пред ней. И ощутив прозрение, она сказала с неистовой бурей внутри:

– Точно. Ах, ты сукин сын! Боб Дилан, мать твою! Это ты, чертов подонок!

– Что? – сказала Изабелла.

– Это Боб Дилан! – сказала Ева с невероятной живостью в лице.

– Да. Точно. Боб Дилан. А ты что его знаешь? – спросила Изабелла с удивлением в глазах.

Ева смотрела на него и узнавала того самого Боба, которого она знала когда-то давно. Все соответствовало ему: взгляд, улыбка, жестикуляция, манерность. Разве что, он больше не носил синие рубашки, из которых не вылизал всю свою молодость. Теперь он был в дорогом костюме, словно президент респектабельной компании.

Перед глазами Евы стали возникать картинки из прошлого. В них были все: Синди, Софи и Боб. Ее охватила ностальгия. Как же Софи любила своего маленького Натаниэля. Как же Ева ненавидела Боба сейчас.

– Знала. – сказала она Изабелле, чувствуя что-то непонятное внутри.

– То есть? Это твой знакомый? – пыталась понять Изабелла, – Так пойди, поговори с ним! Ты чего? – глядя на погруженную в себя Еву, продолжала она.

– Я бы очень хотела поговорить с этим ублюдком! Ты даже не представляешь насколько! – сказала Ева, взяв рюмку коньяка и выпив со злостным видом.

Изабелла просматривала в ней негативные эмоции. Она не могла понять их причину. Но наблюдая Еву, она не осмелилась докапываться дальше. Она решила помолчать.

На самом деле, Еву рвало изнутри. В ее голове была уйма воспоминаний, сентиментов и обид. Она поймала себя на мысли, что когда-то давно, она хотела встретить Боба. Но она и представить себе не могла, что в действительности встретит его совершенно спонтанно. Она до сих пор не знала, как понимать и как действовать сейчас. Боб сидел в 10-ти метрах от нее. В ее разум стал вселяться Натаниэль. Он стал думать за нее. И он не хотел упускать шанса. И Ева колебалась между двумя мыслями, как поступить. Как действовать ей в столь сложный момент.

– Я должна ему все высказать! – наконец-то сказала она, хоть и сама не до конца была уверена в своих словах.

– Ева?.. – настороженно произнесла Изабелла, смотря на яростные глаза своей подруги.

– Нет. Это будет неправильно. – бурча себе под нос, сомневалась Ева.