Текст книги "Дочь клана"

Автор книги: Морган Хауэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

16

К тому времени, как Дар и Ми-па вернулись в палату, все было уже почти готово к дневной трапезе. В котле приготовили похлебку с тем же пряным ароматом, который исходил от блюда, сваренного Веласа-па. Единственная ханмути в жилище клана была невелика, и весь клан сразу не мог усесться там, поэтому первыми ели матери. Мут-па предварила трапезу, поблагодарив Мут ла. Это стало единственным проявлением ритуала. Матери подали еду себе и своим детям и, усевшись, стали весело болтать за едой.

Их обыденное поведение удивило Дар.

– Я всегда говорила: «Мут ла дает вам эту пищу» – перед тем, как подать еду, – сказала она Ми-па.

– Это потому, что ты служила сыновьям, – ответила Ми-па, – ведь это наша еда.

Дар решила воспользоваться возможностью спросить другую мать о том, что давно ее интересовало.

– Почему мы владеем пищей?

Ми-па посмотрела на Дар как на ребенка.

– Это всем известно.

– Мне – нет.

– Потому что Мут ла правит миром через матерей. От нас дети получают жизнь. Наши груди питают детей. Мы – глаза и руки Мут ла. Мы произносим ее слова. Наши дары – это ее дары.

– Это звучит разумно, – сказала Дар.

– Разве у вашавоки все не так?

– Тва. У вашавоки всем заправляют сыновья, потому что они сильны.

– Если бы это было мудро, то миром правили бы медведи, – хмыкнула Ми-па, – не стоит дивиться тому, что вашавоки так злы.

Кто-то позвал Ми-па. Она встала и подошла к нескольким матерям, собравшимся у стены. Дар осталась одна. Она была чужой посреди повседневной жизни клана. Она завидовала окружавшим ее матерям. Они выглядели гордо, живо, они чувствовали себя уверенно и удобно, имея такую власть. Ми-па сразу вступила в оживленный разговор. По взглядам, которые матери бросали в ее сторону, Дар догадалась, что они говорят о ней. К матерям подошла Мут-па, села и заговорила с Ми-па. Через некоторое время Мут-па встала и подошла к Дар.

– Тава. Даргу, – сказала она.

Дар почтительно склонила голову.

– Тава, Мать, – почтительно проговорила она.

– Тебе ведома учтивость, – отметила Мут-па, – и ты выкупалась. В этой палате живут многие. Тебе следует делать это часто.

– Я буду это делать, Мать, – отозвалась Дар, – хотя и не могу пробыть тут долго. Я обещала сыновьям отвести их домой.

– Ты знаешь дорогу?

– Тва. Я надеюсь, что ты подскажешь мне, куда идти.

– Путь до следующей палаты потаенный. Тебе понадобится сапаха.

– Кто-нибудь из вашего клана может сделать это?

– Поговорим после Ба Нити, – сказала Мут-па.

Дар постаралась скрыть разочарование. Луна сейчас была в последней четверти, и до наступления Ба Нити («Скрытого Ока») нужно было ждать пять дней.

– А что мне делать до тех пор?

– Приноси пользу. Говорят, каждая мать приносит с собой две руки, – ответила Мут-па, – твои сыновья уже несут дозор.

– Я могу работать в поле, – сказала Дар.

– Хорошо, – сказала Мут-па и поднялась, – мы еще поговорим.

Дар проводила Мут-па взглядом. Та пересекла комнату и, подойдя к другим матерям, что-то им сказала. Одна из них обернулась и посмотрела на Дар. Это была та самая, которая велела Так-готу убить ее. Сейчас взгляд у нее был заинтересованный.

Дар доедала похлебку одна. Она решила относиться к своему одиночеству спокойно.

«Я для них чужая, я не принадлежу ни к какому клану, но, несмотря на это, они называют меня матерью».

Дар не чувствовала враждебности по отношению к себе. Скорее ее угнетало то, что она не такая, как все.

«Ми-па назвала меня Мут Даргу – «Мать-Хорек»».

Дар вспомнила об этом, и ей стало не по себе.

«Ведь это так и будет до конца моей жизни, – с тоской подумала она, – доберусь до родины Ковока, а потом до конца дней своих не смогу оттуда уйти из-за моего клейма. Так и останусь одинокой диковинкой – Матерью-Хорьком».

После еды Дар задержалась, надеясь, что ей велят подать пищу Ковоку и остальным сыновьям. Но когда в ханмути вошли только старики и подростки, она догадалась, что ее спутники по-прежнему в дозоре. К ней подошла та мать, которая грозила ей смертью, вместе с Ми-па.

– Наша Мать говорит, что ты хочешь работать на иоле.

– Мне бы хотелось приносить пользу, – сказала Дар.

Мать обратилась к Ми-па:

– Ми, возьми два тива и ступай с Даргу на верхнее поле. Грен там сажает паши.

– Хай, Мать, – сказала Ми-па, – пойдем, Даргу.

Ми-па повела Дар в кладовую. Там она вручила Дар тив – плоскую железную лопатку с короткой рукояткой.

«Сажая паши, придется сильно наклоняться», – подумала Дар и следом за Ми-па вышла из кладовой.

Верхнее поле оказалось длинным и узким. Оно располагалось на вершине извилистого горного кряжа. Невысокая каменная стенка не давала дождям смывать почву. Дар догадалась, что орки принесли сюда землю по той самой крутой тропе, по которой поднялись они с Ми-па. Остальная часть кряжа была суровой, скалистой. Несколько матерей склонились к земле и орудовали тивами. Некоторые из них, скорее всего, были ровесницами Ми-па.

– Грен-па! – крикнула Ми-па, – мать-Хорек и я пришли помочь тебе.

Мать постарше, с полными руками и ногами и на голову выше Дар, подошла к ним. Она быстро показала Дар, как сажать паши, и дала мешок с нарезанными на куски клубнями. Дар присоединилась к матерям, выстроившимся в цепочку вдоль поля, и начала работу. Копать землю было не так уж трудно, но тив был тяжелым орудием, предназначенным для более сильных рук, и работать им приходилось, сильно нагнувшись. Вскоре у Дар заболела спина. Она молчала, поглядывала на других матерей и перенимала у них навыки. Даже самые младшие из матерей трудились, не жалуясь. Тяжкая работа продолжалась до заката. Только тогда Грен-па наконец велела заканчивать.

По пути к пруду Грен-па заговорила с Дар впервые с того мгновения, как показала ей, как нужно сажать паши.

– Ты выглядишь как ребенок, а работаешь тяжело.

Дар растянула губы в улыбке.

– Шашав, Грен-па.

Матери, все время работавшие молча, теперь стали переговариваться. Слушая их разговоры, Дар обратила внимание на то, что взрослые матери, обращаясь друг к другу, опускают в именах «па». Разговоры большей частью касались матери по имени Фре и ее недавнего странствия в поисках супруга.

– Я слыхала, что ее возжелал сын сестры Так-гота, – сказала одна из матерей.

– И она тоже возжелала его, – сказала вторая.

– Это не важно, – сказала Грен-па, – его мутури не даст благословения. Фре придется поискать себе другого мужа.

– Бедняжка Фре! – сказала первая мать.

– Это печально, – согласилась Грен-па, – любовь Фре не была мудрой.

Она бросила на Дар многозначительный взгляд.

После купания Дар вместе с остальными матерями возвратилась в палату на вечернюю трапезу. Обнаружив, что Ковок-ма и остальные ее спутники до сих пор не вернулись, она спросила у Грен-па, когда возвратятся дозорные.

– До Ба Нити не вернутся, – ответила Грен-па, – если только не изловят вашавоки.

– Ты стала первой, кого поймали за шесть зим, – добавила другая мать, – так что не жди своего велазула назад вскорости.

Дар покраснела. Слово «велазул», видимо, переводилось как «возлюбленный» или «любовник», хотя она точно не знала, что это означает у орков. Но спросить было неудобно, поэтому Дар так и не поняла, осуждала ее эта мать или выразила понимание и сочувствие.

Как только после матерей поели сыновья, в доме стали готовиться ко сну. Семьи собрались в своих спальнях, Дар удалилась в свою пустую комнату. Когда огонь в очаге догорел и в ханмути стало темно, до Дар донеслись звуки, свидетельствующие о близости между матерями и их супругами. Дар стало неловко, и она повернулась на другой бок, спиной к арочной двери. Без Ковока Дар была вынуждена улечься на полу. Пол был жесткий, так что спина у Дар разболелась еще сильнее, и вдобавок ей было очень тоскливо от одиночества. Дар скучала по Ковоку. Дар думала о том, насколько он стал ей небезразличен. Из-за этого разговор матерей около пруда еще более встревожил ее.

«Если они решили, что любовь Фре лишена мудрости, что же они скажут обо мне?»

17

На следующий день, после целого дня работы на поле, Дар купалась с матерями, трудившимися вместе с ней. Трое из них были взрослыми – Грен, Тву и Дри, а две девочки – подростки Жи и Вра. Жи, у которой появились груди, с нетерпением ждала дня, когда она получит дар Мут ла.

– Мутури думает, что к осени мне сделают татуировку, – сказала она, – надеюсь, она права.

– Ты быстро выросла, – сказала Тву-па, – мне исполнилось пятнадцать зим, и только потом меня пометили.

– Но на следующее же лето ты получила благословение, – заметила Жи-па.

– Мне повезло, – ответила Тву-па, – много ли сыновей приходит сюда? Погляди на Фре.

– Тридцать зим, она все еще не благословлена, – сказала Грен-па.

– Мы слишком далеко живем от других палат, – сказала Тву-па, – мутури не хотят, чтобы их сыновья уходили жить сюда, вот и не дают им благословения.

– Тот сын по имени Зна-ят назвал наш клан затерянным, – проговорила Грен-па, – но ведь это его клан затерянный, а не наш. Мы сохранили истинность.

– И что это нам дало? – спросила Дри-па, – все остальные палаты – на востоке. Зна-ят живет так далеко, что мы и вправду для него как затерянные.

Тву-па принюхалась и усмехнулась.

– Пахнет атуром?

Дри-па плеснула на нее водой.

– Возьми побольше депиаты, Дри, – посоветовала Тву-па, – может, смоешь.

– Неудивительно, что Мут-па послала этих сыновей в дозор, – сказала Грен-па, – скоро они уйдут, а кому нужно, чтобы в палате кто-то из матерей ходил с тяжелым сердцем?

– Не только я источаю атур, – проворчала Дри-па, – Даргу тоже.

– И Ковок-ма, – добавила Тву-па, – почему он тебя любит, Даргу?

Дар покраснела.

– Я думала, что о таком говорить невежливо.

– Среди сыновей – да, – сказала Грен-па, – но тут только матери.

– Ну, так почему он любит тебя? – спросила Тву-па еще раз.

– Я не знаю, – сказала Дар.

– Потому что у него мало ума, – заявила Грен-па.

– Я так не думаю, – возразила Дри-па, – Даргу укусила Зна-ята за шею. Он говорит, что силу ей дала Мут ла. Такая сила влечет к себе мужчин.

– И неприятности тоже влечет, – добавила Грен-па.

Разговор матерей усилил впечатление Дар о том, что жизнь в этом поселении не так проста. Сыновья, которые должны были бы участвовать в повседневной жизни клана, тратили время на охрану своих сородичей от несуществующих врагов. Даже будучи посторонней, Дар понимала, что отсутствие сыновей плохо сказывается на жизни клана. Нужно было построить более просторную палату, посадка на полях шла слишком медленно, матери с трудом находили себе супругов. «Гоблинские войны» давно кончились, но их тень все еще лежала на жизни этих орков.

Занимаясь обычными делами, Дар ждала возвращения орков из дозора. Она работала на поле, купалась вместе с матерями, ела с ними, а спала одна. Она участвовала в жизни клана, но кое от чего ее отстраняли. Стоило ей приблизиться – и прекращались разговоры. Матери были вежливы, но говорили с ней осторожно. Дар чувствовала, что должно произойти что-то важное и что это было связано с ней.

Орки из дозора должны были возвратиться к наступлению Ба Нити, и все готовились к пиршеству. В этот день матери не работали на полях. Многие из них, включая Дар, собирали хворост для нескольких праздничных костров. Другие занимались приготовлением особой трапезы. Весь день Дар чувствовала растущее волнение – особенно у тех матерей, чьи супруги должны были возвратиться. Дневной трапезы не было, все трудились до самого вечера. Потом матери отправились купаться. Дар мылась, и ей показалось, что она чувствует распространившийся в воздухе атур.

«Наверное, пахнет очень сильно, если даже я чувствую», – подумала Дар.

Она догадывалась, что сама тоже источает этот аромат, потому что она жаждала поскорее встретиться с Ковоком.

В сумерках в горную долину вошли сыновья, уставшие после долгого дозора. Дар поборола искушение броситься навстречу Ковоку. Она стала наблюдать за другими матерями – смотреть, как они себя поведут. Они собрались у выхода из палаты и ничего не говорили о своем волнении. Это сначала озадачило Дар, но потом она поняла, что все чувства матерей доносит до возвращающихся сыновей ветер.

Как только подошли дозорные, матери поприветствовали их. Дар заметила, что многие матери прижимают к своей груди руки супругов и возлюбленных. Казалось, этим они более откровенно говорили сыновьям о своем желании, чем если бы дали волю словам. После этого и сыновья, и матери вели себя сдержанно. Когда подошел Ковок-ма, Дар повела себя как остальные матери. Прежде она всегда носила блузу и была не готова к вспышке желания, которую пробудило его прикосновение. Воздух наполнился дурманящим ароматом, все чувства Дар обострились. После того как Ковок-ма отнял руку, она утратила дар речи.

Ковок-ма улыбнулся.

– Даргу, приятно видеть тебя одетой как другие матери, – он протянул руку и нежно провел кончиками пальцев по щеке Дар, – ты все время была у меня в сердце.

Дар прижалась губами к руке Ковока и поцеловала ее.

– Пойдем туда, где мы сможем побыть одни, – сказала она.

И тут Дар услышала голос Мут-па:

– Сегодня Даргу войдет во тьму.

Ковок сразу отдернул руку и склонил голову.

– Прости, Мать. Я не знал.

Мут-па ушла, и Дар не успела спросить, что она имела в виду. Она спросила об этом у Ковока:

– Почему ты попросил прощения? Что еще за тьма?

Она хотела взять Ковока за руку, но он отстранился.

– Прости, Даргу, но мы должны держаться дальше друг от друга.

– Почему? Что случилось?

– Только матери могут входить во тьму. Эта тайна скрыта от сыновей. Этой ночью ты твада.

– Твада? – переспросила Дар, – что это значит?

– Неприкасаемая, – ответил Ковок-ма, отступая назад от Дар, – опасная.

И вновь Дар осталась одна, но на этот раз она решила, что должна что-то делать. Она разыскала Мут-па, почтительно поклонилась ей и дала волю своему отчаянию.

– Что ты сказала Ковоку? Почему я – твада?

Мут-па держалась непреклонно.

– Завтра сможешь быть со своим велазулом. Сегодня ночью – нет.

– Почему?

– Ты войдешь во тьму. Тебе нельзя есть и быть с сыном до возвращения.

Поведение Мут-па встревожило Дар, но она поняла, что у нее нет выбора, что она должна повиноваться.

– Что за тьма?

– Место, где приходят видения, – ответила Мут-па, – мы пойдем туда вместе. Сегодня ты будешь прислуживать на пиршестве. Позднее ты все поймешь.

В день Ба Нити никто ничего не ел до самого пиршества, а пиршество должно было начаться не раньше, чем тогда, когда последний свет дня покинет безлунное небо. Дар и так уже была голодна – и расстроилась из-за того, что нельзя будет поесть. Из-за голода она стала раздраженной и еще сильнее огорчилась, когда стало ясно, что сыновья нарочито избегают ее. Все знали, что она – твада, и даже матери держались от нее подальше. Единственное, что утешало Дар, так это то, что Мут-па тоже была твада.

Пиршество устроили под открытым небом. «Объятия Мут ла» обозначили кучами хвороста, которые позже должны были превратиться в кольцо костров. Весь клан собрался внутри кольца, все стали ждать наступления темноты. Внутри круга горел одинокий костер. Матери помешивали похлебку в большом котле, подвешенном над огнем. Когда ветер донес до Дар аромат готовящегося блюда, у нее побежали слюнки. Она села рядом с Мут-па, и они уподобились островку грусти посреди праздника. Дар поражалась тому, насколько открыто пары выказывали свою страсть. Дар было тяжело смотреть на это: она начинала думать о Ковоке.

Когда ночное небо наполнилось звездами, зажгли костры по кругу. Тогда Мут-па и Дар стали подавать еду. Когда они закончили работу, верховная мать увела Дар в сторону от круга света. Дар пошла за ней в темноту, не понимая, что делает и что ее ожидает. Они с Мут-па шли, пока не добрались до складки в скальной стене горного хребта. Свет звезд не проникал сюда, и здесь царила бы непроницаемая чернота, если бы не тусклый свет угольев догоревшего костра. Мут-па остановилась на краю тьмы и начала раздеваться.

– Сними одежду, – приказала она.

Когда Дар обнажилась, Мут-па взяла ее за руку и повела в темноту. Сначала Дар не видела ничего, кроме красноватого света угольев, и полагалась на Мут-па. Чем дальше она уходила во мрак, тем больше ее глаза к нему привыкали. Она видела, что свет угольев отражается от стен разлома в скале. То ли это было сделано руками орков, то ли так распорядилась природа, но вход в разлом напоминал по форме отверстие материнской утробы. У входа стояли два небольших медных котелка и маленькая деревянная миска. Мут-па подала Дар миску.

– Выпей это, – сказала она.

Дар пригубила напиток. Он оказался густым и горьковатым.

– Выпей все, – распорядилась Мут-па. Она проследила за тем, чтобы Дар выпила жидкость до конца, а потом взяла один из медных сосудов, – теперь ты должна очиститься, – сказала она и облила Дар с головы до ног водой, настоянной на травах, после чего Дар облила водой Мут-па.

Потом Мут-па велела Дар идти вперед. Разлом оказался входом в узкую пещеру с низким потолком. Красный свет угольев, оставшихся от нескольких костров, помогал найти дорогу. Мут-па велела Дар идти вдоль линии кострищ. Как только Дар проходила мимо очередного кострища, Мут-па запивала его водой. Мало-помалу позади Дар сгущался мрак. Горячий воздух пропитывался дымом и паром.

Вскоре туннель резко повернул, и Дар очутилась в круглом помещении с таким низким потолком, что попасть в него Дар смогла, только пригнувшись. В углублении на каменном полу тоже тлели угли.

– Сядь, – распорядилась Мут-па.

Дар села, скрестив ноги. Мут-па тоже села и вылила на угли остатки воды. Послышалось громкое шипение – и наступила полная темнота.

– У меня голова кружится, – призналась Дар.

– Дух покидает твое тело, – объяснила Мут-па.

Дар потрогала себя, но у нее онемели пальцы. Ей показалось, что пол под ней растворяется, что она вот-вот упадет, провалится в бездну. Дар попыталась побороть это ощущение и обратилась к Мут-па:

– Скажи мне, зачем я здесь. Что я должна сделать?

– Ты сказала, что говорила с Веласа-па. Быть может, поговоришь с ним еще раз.

– Но он же мертв.

– Да. Вот почему ты здесь. Только духи могут говорить с духами.

– И я тоже стану мертвой?

– Ты можешь вернуться, – сказала Мут-па, – если того пожелает Мут ла.

– Тва, – проговорила Дар, – я не могу этого сделать.

Она попыталась подняться, но тело не слушалось ее. Все так онемело, что о наличии тела напоминала только боль ниже груди. Боль была жаркая и холодная одновременно, она растекалась все шире, и перед мысленным взором Дар представала дыра в груди. В эту дыру словно бы устремилась вся ее сущность. Дар исчезала, чувствуя, что внутри ее есть что-то еще. Она не знала, что это, но понимала, что это нечто драгоценное.

– Должна спасти, – пробормотала она, и ее охватила пустота.

18

Кто-то поливал Дар водой. Это было приятно, но холодно. Дар открыла глаза. Она лежала около входа в пещеру под рассветным небом. Мут-па наклонилась к ней с медным сосудом.

– Тава, Даргу, – сказала она, – ты вернулась.

Дар в смятении огляделась по сторонам.

– Что случилось? Я ничего не помню, кроме, – Дар ощупала себя в поисках раны, но ее грудь была невредима, – я думала, я умерла.

– Смерть попробовала тебя на вкус, – сказала Мут-па, – но не проглотила. Ты прошла испытание.

– Какое испытание?

– Говорят, что вашавоки часто произносят слова без всякого смысла.

– Такие слова называются ложь. Ты думаешь, я произносила такие слова?

– Когда ты говорила о Веласа-па… Мне нужно было узнать, была ли то «ложь». Я должна была узнать, вправду ли он послал тебя сюда.

– Он меня не посылал, – возразила Дар.

– Он велел тебе слушать свое сердце. Вот почему ты пришла.

Дар не могла припомнить, чтобы делилась с Мут-па советом Веласа-па.

– Так вот почему ты меня пощадила, – сказала Дар, – чтобы допросить меня во тьме.

– Когда-то клан Па был кланом королевы. Когда королева не прислушалась к предупреждениям Веласа-па, судьба клана была предрешена. Вот почему мы живем здесь, всеми забытые. Наше предназначение – нести дозор, выслеживая вашавоки, и ждать.

– Чего ждать?

Мут-па задумчиво посмотрела на Дар. Видимо, она размышляла, о чем сказать. Через некоторое время она проговорила:

– Мут ла дает мудрость, но она редко щедра. Я узнала меньше, чем надеялась, а из того, что узнала, понимаю не все. Но вот что я знаю: мир изменился, – мут-па взяла Дар за руку и поклонилась ей, – шашав, Даргу.

– Я не помню, чтобы я что-то говорила. Я помню только боль.

– Если ты ее помнишь, значит, это было видение, посланное Мут ла, – сказала верховная мать, – сохрани его смысл.

Дар промолчала. Все ее видения были пугающими и загадочными, но это – особенно. Она словно увидела собственное растворение. Дар встала, оделась и пошла следом за Мут-па к палате. Там она поняла, как важно было ее странствие во тьму. Весь клан собрался и ждал, когда они с Мут-па вернутся. Их окружил взволнованный ропот. Наконец верховная мать заговорила:

– Мир изменился. Так говорит Веласа-па.

Толпа загомонила, но тут же притихла вновь.

– Сыновья больше не будут сеять смерть. Сегодня мы устроим ритуал сожжения черепов и обратим наши взоры к востоку.

Дар вдруг пришло в голову, что Веласа-па послал ее, чтобы она сказала этому клану о том, что гоблинским войнам пришел конец.

«Наверное, эти знания и могли быть чем-то драгоценным внутри меня, – подумала она, – эта весть и могла быть тем, что вытекало из моей груди».

Дар порадовалась найденному объяснению того, что ей довелось пережить. Словно бы в подтверждение ее догадки, все члены клана с восторгом встретили слова Мут-па. И матери, и сыновья были рады тому, что мучительному и бесполезному дозору пришел конец.

Дар смотрела, как члены клана постепенно расходятся по своим комнатам. Она очень устала и была слаба. Через некоторое время она заметила Ковока, который ждал ее, как подобает учтивому сыну. С трудом держась на ногах, Дар подошла к нему, взяла его руку и прижала к своей груди.

– Я очень устала, – сказала она, – но все же хочу побыть наедине с тобой.

Четыре дня спустя Дар и ее спутники покинули поселение клана Па. За короткое время слова Мут-па все переменили. Сыновья стали работать на полях с таким рвением, что посадку очень быстро закончили. Рабочих рук стало больше, и все дела пошли скорее. Начали расширять палату. Все разговоры во время трапез были полны новых надежд. Жизнь стала настолько лучше, что Так-гот подумал: его сестра сможет изменить свое решение и благословит союз ее сына и Фре-па. Он вызвался проводить Дар и ее спутников к поселению клана Гот.

Фре-па вела себя так, словно непременно получит благословение, и ее настроение передалось всем. У Дар тоже было легко на сердце. Она перестала чувствовать себя потерянной оборванкой. Впервые за очень долгое время у нее появилась обувь. Сандалии и оркская одежда стали прощальным подарком Мут-па. Дар облачилась в новую неву – кусок шерстяной ткани, обернутой вокруг талии и бедер наподобие юбки, и кефс – пару коротких накидок с капюшонами. В теплую погоду одна накидка надевалась поверх другой. Когда было холодно, одна из накидок прикрывала грудь. В такой одежде Дар больше чувствовала себя матерью уркзиммути.

Извилистая потаенная тропа до владений клана Гот пролегала через паутину долин. Зачастую идти было тяжело. Путники проходили мимо покинутых палат и иногда останавливались в них на ночлег, но только через девять дней они встретили орков. Это были трое матерей из клана Гот, собиравшие травы. Они знали Фре-па и ее мутури, но Дар их изумила.

– Даргу подобна Веласа-па, – сказал Так-гот, – Мут ла ведет ее.

Потом матери обращались с Дар уважительно, но с любопытством.

Позднее, ближе к вечеру, Дар заметила ступенчатые поля и несколько каменных палат. Так-гот подвел их к одному из жилищ, где находилась ханмути его сестры – одна из нескольких в палате ее мутури. Помня о своей первой встрече с Мут-па, Дар немного волновалась, приближаясь к палате, но Фре-па волновалась намного сильнее. Приближалось время разговора с мутури ее велазула, и веселье покинуло ее.

Мутури Так-гота Тхо-гот была старшей матерью в этой палате, поэтому именно она приветствовала гостей. Она сидела на табурете в самой дальней ханмути. Поскольку торжественно приветствовать полагалось только незнакомцев, Тхо-гот кивнула двоим матерям из клана Па, после чего обратилась к Дар:

– Я получила вести о тебе. Говорят, ты умеешь разговаривать по-нашему, но я не знаю, как тебя приветствовать.

Тара-па, мутури Фре-па, сказала:

– Эту мать благословила Мут-па.

– Я не знаю, что более странно, – сказала Тхо-гот, – то, что вы называете вашавоки матерью, или то, что Мут-па благословила вашавоки, – но тут любопытство возобладало над всем остальным, и Тхо-гот поднялась, чтобы лучше рассмотреть Дар, – я никогда прежде не видела вашавоки, – она принюхалась к Дар и, похоже, удивилась.

И снова заговорила Тара-па:

– Эта мать провела этих сыновей через многие испытания. Она входила во тьму и принесла весть для нашего клана. С тех пор как она пришла к нам, многое изменилось. Сыновья сложили оружие, чтобы трудиться вместе с матерями.

– Я удивлена, – сказала Тхо-гот, – это приятная новость, – она склонила голову перед Дар, – приветствую тебя, мать. Меня зовут Тхо-гот.

Дар поклонилась и назвала свое имя. Затем Тхо-гот приветствовала ее спутников, а потом началась трапеза. Первым делом поговорили об орках из клана Гот, которые жили в палате клана Па, а закончили рассказом о приключениях Дар и ее спутников. Этот рассказ потряс Тхо-гот.

– Даргу, – сказала она, – завтра я должна буду отвести тебя к Мут-гот. Ей будет очень интересно, и я уверена – она найдет сапаху для тебя и этих сыновей.

Тара-па дождалась окончания трапезы и только потом заговорила о благословении Фре-па. Она предложила вновь подумать об этом из-за тех откровений, которые принесла Дар, и из-за случившихся перемен в клане Па.

– У мужей матерей из клана Па была тяжелая жизнь, – сказала она под конец, – но будущее станет иным.

Тхо-гот задумалась и нахмурилась.

– Ты говоришь мудро, но я сомневаюсь, что моя дочь согласится. Так-гот не понимает свою сестру. Она хочет, чтобы ее сын был рядом – счастливый или нет. Но мы можем поговорить с ней. Быть может, она передумает.

Дар увидела, как угасла надежда во взоре Фре-па, и ей стало жаль ее. Ночью, когда Дар, лежа на груди у Ковока, пыталась заснуть, она услышала незнакомый звук из соседней комнаты. Звук был негромкий, он все время повторялся и напоминал приглушенное всхлипывание.

– Что я слышу? – прошептала Дар.

– Фре-па грустна, – прошептал Ковок и чуть крепче обнял Дар, – ее не благословят.

– Что она будет делать?

– Возвратится домой и больше никогда не увидит своего велазула.

Фре-па, ее мутури и Так-гот отправились домой рано утром на следующий день. Дар осталась и чуть позже днем была представлена верховной матери клана Гот. Мут гот была самой старой из всех орков, которых довелось видеть Дар, и единственная из всех была хрупкой. Кожа Мут гот была дряблая, висела складками, ее лицо, покрытое паутиной морщин, обрамляли редкие седые волосы. После ритуала приветствия Мут-гот с трудом поднялась с табурета и слабой походкой приблизилась к Дар. На расстоянии вытянутой руки она остановилась и, прищурившись, с искренним любопытством уставилась на девушку.

– Я уже много слышала о тебе, – сказала Мут-гот и растянула губы в улыбке, – ты не вашавоки! У тебя черные зубы.

– Я жую семена вашутхахи, Мать, – ответила Дар.

– Это помогает, – сказала Мут-гот, продолжая разглядывать Дар, – но не так уж сильно. Однако лучше быть мудрой, чем красивой. Ты мудра?

– Сомневаюсь, – ответила Дар.

Мут-гот снова улыбнулась.

– Мудрый ответ, – она обратилась к другим оркам: – Я хочу остаться наедине с Даргу.

Как только все вышли, Мут-гот села на табурет и предложила Дар сесть у ее ног.

– Мут ла говорит с матерями уркзиммути, – сказала Мут-гот, – но с очень немногими. Разве у матерей вашавоки часто бывают видения?

– Тва, – сказала Дар, – я никогда о таком не слышала.

– Некоторые говорят, что видения – это дары. Другие утверждают, что это тяжкая ноша. Как бы то ни было, видения случаются редко. Когда-то у меня были видения. Расскажи мне о своих.

Дар рассказала обо всем, и Мут-гот слушала молча от начала до конца. Ее взгляд стал встревоженным.

– Стало быть, ты встречалась с Веласа-па. Вот новость так новость.

– Кто он такой, Мать? В клане Па о нем говорили мало – даже после того, как я возвратилась из тьмы.

– Они хранят это предание в глубине сердца, потому что его судьба и их судьбы соединены между собой. Думаю, и твоя судьба тоже.

– Как?

Мут-гот просто улыбнулась в ответ.

– Ну, Даргу, как ты думаешь, почему Мут ла даровала тебе эти видения?

Несмотря на то что Дар не получила ответа на свой вопрос, она ответила на вопрос верховной матери.

– Я не уверена, что знаю, – сказала она, – некоторые видения я понимаю, но большинство из них мне непонятны.

– Те видения, смысл которых остается скрытым, и есть самые важные, – сказала Мут-гот, – они показывают то, что еще только должно произойти.

– Но как они могут направлять меня, если я их не понимаю?

– Разве видение, в котором перед тобой предстал костер, не направило тебя, когда ты увидела Зна-ята, привязанного к дереву?

– Тва, – покачала головой Дар, – я все делала по велению сердца.

– Так и велит поступать Мут ла, – сказала Мут-гот, – она показывает, где дорога разветвляется, но ты должна выбрать, каким путем идти дальше.

– Тогда какой прок от видений? Для чего они нужны?

Мут-гот засмеялась по-оркски – зашипела.

– Ты думаешь, я знаю, что на уме у Мут ла? Я стара и многое повидала, но в сравнении с Матерью мира я дитя. Я знаю только одно: Мут ла посылает видения, чтобы они служили ей, а не тебе.

Дар вздохнула.

– Я так и думала.

– И все же, если ты будешь вести себя мудро, от видений будет польза.

Дар склонила голову.

– Хай, Мать.

Однако она не могла удержаться от мысли: «Польза для кого?»

На следующий день Дар и ее спутники ушли из поселения в сопровождении сапахи, приставленного к ним Мут-гот. Ближе к концу пути Дар стала с волнением думать о том, как ее примут в палате клана, к которому принадлежал Ковок.

«Какая мутури захочет, чтобы ее сын женился на вашавоки?»

Когда Дар представляла себе, какой извращенной может выглядеть ее страсть, ей казалось, что положение безнадежно. Дар размышляла об этом, пока ей вдруг не пришло в голову, что мутури Ковока – тетка Зна-ята.

«Быть может, он сумеет сказать, чего мне ожидать», – подумала Дар, и, когда они остановились на привал, она отвела Зна-ята в сторонку для разговора наедине.

– Зна-ят, – сказала она, – мне нужен совет.

– Ты мать. Мне не пристало давать тебе советы.