Текст книги "Дочь клана"

Автор книги: Морган Хауэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

21

Дар узнала о решении Мут-ят на следующее утро, но ей не было сказано об этом прямо. В комнату вошла Зор-ят, растянув губы в улыбке.

– Даргу, – сказала она, – твоя комната наконец готова! Позволь, я покажу ее тебе, – зор-ят привела Дар в ханмути, – теперь, когда у нас трое не благословленных матерей, мне пришлось кое-что переделать, – сказала она и провела Дар в большую красивую соседнюю комнату. Там их уже ждала еще одна мать, – это Тир-ят, – представила ее Зор-ят, – младшая сестра Нир-ят. Тир-ят, это Даргу, которая укусила шею твоего брата.

Тир-ят учтиво поклонилась. Дар ответила поклоном на поклон.

Пришли двое сыновей и принесли вещи из прежней комнаты Дар. Как только они поставили на пол сундучок, Зор-ят открыла его. В нем лежал только кинжал. Старую человеческую одежду Дар выбросила.

– Так не пойдет! – воскликнула Зор-ят удивленно, – тебе нужно больше одежды, – она присмотрелась к одежде Дар так, словно впервые заметила ее, – не так плохо, но теперь у нас шьют по-другому. Я знаю мать, которая прекрасно шьет. Я пошлю за ней. Сегодня вечером ты должна быть подобающе одета.

Зор-ят проворно вышла из комнаты. Вошла Нир-ят.

– Это для нас? Комната с окном?

– Хай, – с улыбкой ответила Нир-ят, – мутури сказала, что это из-за Даргу.

Нир-ят улыбнулась.

– Шашав, Даргу.

У Дар стало легче на сердце. Ее поселили в комнате, примыкающей к ханмути. Это означало, что ее включили в повседневную жизнь клана. Особенно ей понравилось то, что сделанным Зор-ят выбором комнаты довольны Тир-ят и Нир-ят. Зор-ят неплохо разыграла сцену, но Дар подозревала, что сцена была именно сыграна. Скорее всего, Зор-ят ждала решения Мут-ят, а не окончания подготовки комнаты. В который раз Дар стала свидетельницей того, как орки извращают правду, и от этого ей было не по себе.

– Вечером будет пиршество, – сообщила Тир-ят, – мы отпразднуем возвращение Зна-ята и почтим деяния Даргу.

Как раз в это мгновение в комнату вошла седовласая мать. Она поклонилась Дар.

– Мать, – сказала она, – меня зовут Торма-ят. Зор-ят попросила меня приготовить для тебя одежду, – Торма-ят нахмурилась, – у тебя странное тело. Будет трудно.

Торма-ят попросила Дар раздеться, после чего обмерила ее с помощью шнурков разного цвета, на которых после снятия мерки завязывала узелки. Потом она раскрыла мешок, где лежало много кусков ткани, и спросила:

– Какая ткань тебе больше нравится?

Дар впервые услышала подобный вопрос. Прежде ее желания никогда не имели значения. Глубоко тронутая, Дар начала перебирать разноцветные ткани. Нир-ят заметила ее состояние.

– У тебя слезы на глазах. Тебе больно?

– Тва. Это значит, что я счастлива, – сказала Дар, – эти ткани такие красивые и тонкие.

– Буду рада, когда ты выберешь ту, которая тебе понравится больше всех, – сказала Торма-ят, – мне предстоит большая работа, а времени у меня мало.

Дар выбрала темно-синюю ткань для невы и небесно-голубую для кефс. После того как Торма-ят торопливо удалилась, Нир-ят предложила Дар показать ей палату клана. Дар с радостью согласилась. Палата оказалась местом, где бурлила жизнь. Она напоминала скорее небольшой город, чем отдельное жилище. Дар увидела огороженные сады, святилища, стойла, мастерские, общие бани, многочисленные ханмути и просторную кухню, где готовили для всех обитателей палаты.

Потом Нир-ят показала Дар ступенчатые поля на горных склонах. На многих из этих полей росли растения с мелкими желтыми цветами, покачивающиеся на ветру. Дар гадала, где прежде трудился Зна-ят, на каком из полей, огороженных невысокой стенкой, сложенной Лама-током и Дут-током. Вспомнив о своих спутниках, Дар затосковала по ним, ей захотелось с ними повидаться.

«В пути было проще и легче», – подумала она.

Она вспоминала о том, как засыпала на руках у Ковока, и представила себе это так живо, что почти ощутила его прикосновения. Дар прогнала воспоминания и вдруг заметила, что за ней наблюдает Нир-ят.

– О чем ты думала? – спросила юная мать с обычной прямотой.

– Я думала о том, как красивы эти всходы.

Нир-ят недоуменно воззрилась на нее.

– Наверное, ты очень любишь цветы.

В дни пиршеств у орков не было дневной трапезы, поэтому к тому времени, как Дар выкупалась и облачилась в новые одежды, она успела сильно проголодаться. Кроме того, она очень волновалась. Пиршество должно было стать торжественным представлением Дар многочисленному семейству Зор-ят – трем поколениям орков, с которыми, по всей видимости, ей предстояло прожить до конца дней. Понимая, что от того, как ее примут, будет зависеть ее дальнейшая жизнь, Дар просто трепетала. Она начала ходить по комнате от стены к стене.

– Не бойся, Даргу, – успокоила ее Нир-ят, – мутури довольна тобой.

– И твоя одежда выглядит очень красиво, – добавила Тир-ят.

И вправду, Торма-ят за такое краткое время просто-таки совершила чудо. Новые кефс и нева превосходно сидели на Дар.

– Ты нрава, Тир-ят, – сказала Дар, – никогда еще у меня не было ничего настолько красивого.

Она взяла семя вашутхахи и стала жевать его, чтобы зубы успели подобающе почернеть.

Когда солнце начало клониться к закату, сыновья принесли еду из главной кухни. Они поставили котел на очаг и расставили вокруг него блюда с разными яствами. Ханмути наполнилась аппетитными ароматами. Сыновья и матери из семейства Зор-ят собрались на пир. Зор-ят села на табурет, все остальные уселись на подушки. Нир-ят, Тир-ят и Дар сели справа от старшей матери. Муж Зор-ят, Дна-ток, сел слева, рядом со Зна-ятом, единственным неблагословленным сыном. Три благословленные дочери Зор-ят со своими мужьями и детьми завершили круг около очага. Дар оказалась в обществе двадцати трех орков.

Зор-ят встала.

– Давным-давно в этом кругу пустовало одно место. Давным-давно я решила, что Зна-ят воссоединился с Мут ла. Но вот он, он сидит здесь, пройдя через многие испытания и беды. Он вернулся и принес рассказы о матери, спасшей его. Эта мать – Даргу, – зор-ят поклонилась Даргу, – шашав, Даргу, – поблагодарила она ее.

После того как Зор-ят ответила поклоном на ее поклон. Зор-ят продолжила:

– Все, кто живет на свете, – дети Мут ла. Не забывайте об этом, глядя на Даргу. Я вижу в ней ту, которую ведет Мут ла. Она заслуживает нашего почтения и дружбы. Поприветствуйте ее вместе со мной.

Все, кто собрался в ханмути, склонили головы перед Дар.

– Добро пожаловать, Даргу, – сказала Зор-ят.

Дар поклонилась.

– Шашав.

Зор-ят подошла к котлу и нараспев произнесла слова, которыми принято было благословлять любую трапезу:

– Пища – дар Мут ла.

– Шашав, Мут ла, – эхом отозвались все остальные.

Младшие сыновья быстро раздали всем металлические тарелки и небольшие деревянные чашки. Затем Зор-ят сама подала всем густую похлебку. За ней по кругу шли взрослые матери, подавая другие блюда и наливая в чашки травяной настой. Дар предложили присоединиться к этим матерям. После того как еда была подана всем, началось пиршество.

В комнате стало тихо. Все с аппетитом поглощали еду, которая, на взгляд Дар, была лучше той, что готовили для короля Креганта. Для каждого блюда большое значение имел запах, и вся пища была приготовлена с приправами. Ароматы были тонкими, но вряд ли они такими казались оркам с их обостренным обонянием. Дар была в восторге от вкуса и запаха блюд, ей нравились все угощения.

Когда все утолили голод и стали есть медленнее, Зна-ят стал рассказывать о своем спасении. Рассказчик он был умелый, и вскоре все замерли, слушая его. После того как Зна-ят завершил свой рассказ, Зор-ят внесла большой серебряный сосуд. Внутри его находился напиток, предназначенный только для взрослых орков. Передавая сосуд друг другу, орки отпивали сразу помногу. Когда сосуд передали Дар, она последовала общему примеру. Темная жидкость обладала пряной сладостью семян вашутхахи и согрела желудок Дар, как бренди.

Когда сосуд дошел до Дар во второй раз, она уже успела ощутить действие напитка. Все ее чувства приятно обострились, она расслабилась, у нее стало легко и радостно на сердце. Когда она в третий раз испила из серебряного сосуда, все вокруг нее словно бы закружилось, заплясало, голоса слились в беспорядочную музыку. В этом состоянии полного блаженства Дар не заметила, что на орков налиток такого сильного действия не оказывает. Улыбаясь, Нир-ят положила руку на плечо Дар.

– Даргу, – сказала она, слегка растягивая слова, – я должна что-то сказать тебе.

– Что?

– Даргу, я вела себя так же, как мой брат. Сначала ты мне не нравилась. Но теперь… Теперь я так рада, что ты здесь.

Тир-ят мелодично произнесла:

– Даргу, ты не… – она взорвалась в припадке оркского смеха – судорожно зашипела, – Даргу, ты не вашавоки. У тебя зубы красивые.

– Хай, – сказала Дар, обнажив зубы в усмешке, – и моя новая одежда тоже красивая. Жаль, что ее не видит Ковок-ма.

– Сын брата нашей мутури? – спросила Нир-ят.

– Хай, – подтвердила Дар, утратив осторожность, – он тоже говорил, что у меня красивые зубы, – она добавила: – И еще ему нравилось, как от меня пахнет.

– Это он научил тебя говорить по-нашему? – спросила Нир-ят.

– Хай, – ответила Дар, – я так по нему скучаю.

Нир-ят наклонилась близко к Дар и принюхалась.

– Верно, – сказала она, – я это чувствую.

22

На следующее утро Дар проснулась с сильной головной болью. Она не помнила о том, что проговорилась насчет Ковока, зато это хорошо помнила Нир-ят. Нир-ят молчала об этом, поскольку посчитала, что чувства Дар понятны, но ей сильно не повезло. Она не могла представить, что Ковок-ма мог бы ответить на страсть Дар. Дар простонала:

– О, моя голова…

– Вчера ты выпила слишком много фалфхисси, – объяснила Нир-ят.

Это слово означало «смеющаяся вода», хотя Дар было вовсе не до смеха. Она снова застонала.

– Тебе поможет холодная ванна, – сказала Нир-ят, – а потом пора работать.

Дар ожидала, что ей придется трудиться, но она не думала, что к работе ее привлекут так скоро. По пути в баню она узнала, что ее определили в поварихи. Все матери приобретали какие-то навыки, и Зор-ят решила, что Дар следует обучить приготовлению пищи. Дар подумала о том, что это не самый лучший выбор. Обоняние у Дар не такое острое, как у орков, а ведь именно обоняние чрезвычайно важно для приготовления еды с большим количеством специй. Тем не менее решения старшей матери в ханмути почти никогда не обсуждались, и Дар догадывалась, что для нее это вообще невозможно. Если Зор-ят пожелала сделать из нее повариху, значит, ей предстоит выучиться готовить.

Нир-ят оставила Дар на попечение пышнотелой матери по имени Гар-ят.

– Стало быть, Зор-ят хочет, чтобы ты готовила еду, – сказала Гар-ят, не скрывая своих сомнений, и принюхалась, – от тебя пахнет фалфхисси.

– Вчера вечером было пиршество.

– Знаю, – сказала Гар-ят, – я помогала готовить угощения, – она дала Дар несколько зерен вашутхахи, – это поможет от головной боли. Пока боль не пройдет, можешь заняться чисткой паши.

Гар-ят подвела Дар к ведру, наполненному клубнями паши. По пути она взяла со стола нож. На скамье рядом с ведром сидел сын. Он очищал клубни от кожицы и бросал их в большую миску.

– Татуг-хак, – сказала Гар-ят, – это Даргу, мать-вашавоки из ханмути Зор-ят. Сегодня она будет чистить паши.

Татуг-хак учтиво поклонился, но ничего не сказал. Дар села рядом с ним и принялась за работу. Очищая паши, она стала размышлять над тем, какими словами ее представила Гар-ят. Слово «вашавоки» означало, что она здесь чужая. Слово «мать» означало, что ей выказывается должное уважение. Дар не совсем понимала, что значит «мать-вашавоки из ханмути Зор-ят», но она догадывалась, что эти слова означают что-то весьма определенное. Похоже, в палате все знали о Дар, и она подозревала, что это заслуга Зор-ят. Та выбрала для нее занятие, не предупредив ее об этом заранее.

«Она моя защитница или я ее пленница? Что у нее на уме для меня?» – гадала Дар.

Она вспоминала о том, как Зна-ят сказал ей, что матери из клана Ят необычайно мудры и прозорливы. Теперь она убедилась в том, что он прав. Дар уже чувствовала себя окутанной невидимой паутиной. Казалось, ее незаметно и ловко пленили ради какой-то неведомой цели.

Дар продолжала каждый день работать на кухне. Гар-ят усердно обучала ее. Это было не так просто, и, хотя слабое обоняние Дар делало ее не самой способной ученицей, Гар-ят не отступалась. Дар было интересно осваивать науку приготовления пищи, но слабые успехи ее удручали. Порой она готовила блюда, которые ей казались вкусными, но Гар-ят их называла несъедобными. Тем не менее Дар упорно трудилась и пыталась придумать, как использовать специи так, чтобы это зависело от их количества, а не от запаха и вкуса.

Она ела в ханмути, где на трапезу часто являлись гости. Неблагословленные сыновья и матери нередко отправлялись в другие палаты, исполняя ритуал ухаживания. Поскольку Дар ела вместе с Нир-ят и Тир-ят, она познакомилась со всеми сыновьями, делившими с ними трапезы. Через три недели после того, как Дар пришла в палату клана Ят, на дневной трапезе рядом с ней сел один из сыновей. Нир-ят представила его:

– Даргу, это Катог-ма.

После того как Дар ответила на его поклон, Катог-ма спросил:

– Ты та самая вашавоки, которая странствовала с моим двоюродным братом?

– А кто твой двоюродный брат? – спросила Дар, сделав вид, что не догадывается, о ком идет речь.

– Ковок-ма.

– Хай. Мы путешествовали вместе, – сказала Дар, стараясь говорить как можно более спокойно и равнодушно, – как он поживает?

– Он стал странным. Живет на козьем выпасе.

– Путешествие было нелегким, – сказала Дар, – быть может, из-за этого он и ведет себя странно.

– Даргу тоже стала странной, – заметила Нир-ят, бросив на Дар многозначительный взгляд.

Катог-ма смешливо зашипел.

– Но Даргу – вашавоки, а вашавоки все странные.

– А вот я не пожелала бы жить рядом с вонючими козами, – сказала Тир-ят и неприязненно поежилась.

– Ковок-ма говорит, что ему нравится, как они пахнут, – сказал Катог-ма.

Дар не поняла почему, но эти слова Катога вызвали у Нир-ят приступ шипящего хохота.

На следующий день после полудня Дар разыскала Зна-ята. Он пропалывал всходы на поле. Увидев Дар, он отложил мотыгу и поклонился ей.

– Тава, Даргу. Я удивлен, видя тебя.

– Ты знаешь, что Ковок-ма возвратился домой?

– Хай. Катог-ма сказал мне.

– Он все делает, как мы задумали, – сказала Дар, – он не живет в палате своей мутури.

– Я слышал, что так и есть.

– Зна-ят, я хочу повидаться с ним.

– Прошу, прости меня, Даргу, – сказал Зна-ят, – не дело мне говорить так, но сердце подсказывает, что сказать нужно. Слишком рано видеться с Ковоком.

– Ты не понимаешь! Мне нужно с ним повидаться!

– Я понимаю, но думаю, что тебе следует подождать.

– Я укусила твою шею!

Зна-ят низко поклонился.

– И я буду повиноваться тебе, – он вздохнул, – до палаты клана Ма два дня пути. Мы можем выйти завтра, если таково твое желание.

– Именно таково, – подтвердила Дар, уже взволнованная мыслями о предстоящем походе, – но что мне сказать Зор-ят?

– Что мы идем навестить Ковока.

Дар не хотелось этого делать, но она понимала, что лгать глупо. Ложь была присуща вашавоки. На миг у нее мелькнула мысль о том, что визит в клан Ма стоит отложить до лучших времен – или лучше признаться Зор-ят в том, какие чувства она питает к Ковоку, но Дар отказалась и от того и от другого.

– Мы придем туда ненадолго, – сказала она, – к тому же неблагословленные матери часто путешествуют.

– Хай. Чтобы навестить родню или найти мужа.

– Зор-ят знает, что я странствовала вместе с Ковоком. Ей не покажется странным то, что я хочу повидать его.

– Возможно, – сказал Зна-ят.

– Я поговорю с ней нынче вечером, – сказала Дар.

Еще немного поговорив со Зна-ятом, Дар ушла, охваченная радостным волнением. Вернувшись в кухню, она встретила там Гар-ят.

– Верховная мать хочет видеть тебя, – сказала повариха, – она ждет тебя в Большом зале.

Дар отправилась в Большой зал. Мут-ят сидела на табурете у подножия трона. Дар не успела поклониться ей, а Мут-ят уже встала.

– Даргу, пройдемся со мной, – сказала Мут-ят.

Дар молча пошла за Мут-ят по многочисленным комнатам и коридорам. Наконец они вышли в заброшенный внутренний двор. Посереди двора возвышался невысокий каменный купол. Таких древних камней Дар еще не видела нигде в палате. Мут-ят пробралась к куполу через заросли высоких сорняков и открыла рассохшуюся, потрескавшуюся дверь. Она велела Дар спуститься по короткой лестнице, затем закрыла дверь и последовала за девушкой. Дар обвела взглядом комнату, свет в которую проникал только через отверстие в сводчатом потолке. Пол был усыпан сухими листьями, посередине лежал большой круглый камень. Мут-ят уселась на него.

– Сядь рядом со мной, – сказала она.

Дар повиновалась.

– Это священное место, – сказала Мут-ят, – здесь к уркзиммути вернулся дух Фатма.

– Я не слышала такого предания, – призналась Дар.

– И теперь не услышишь. Я не затем тебя сюда привела. Тут велика сила Мут ла. Ты чувствуешь ее присутствие?

– Думаю, да.

– Мы с тобой похожи. Мы обе матери. У нас обеих бывают видения, – Мут-ят помедлила, – у меня было видение, касающееся тебя.

Дар испугалась, что открылись ее чувства к Ковоку. Она взволнованно спросила:

– Ты расскажешь о нем?

– Ты явилась передо мной и спросила: «Почему я не рождена?» Смысл этого видения я познала, сверившись с древними писаниями.

– Ты скажешь мне, в чем смысл этого видения?

– Когда ваш род впервые возник перед нами, мы называли их уркзимди – «вторые сыновья» – и приветствовали, как младших братьев и сестер. Некоторые жили вместе с нами, и у них дух был отчасти как у уркзимди, а отчасти – как у уркзиммути. Одним из них был Веласа-па. Даргу, я думаю, что у тебя, как и у него, смешанный дух.

– В сердце у меня все перемешалось, – призналась Дар.

– Тебе по нраву та часть, которая принадлежит вашавоки? – спросила Мут-ят.

– Тва.

– В этом ты тоже похожа на Веласа-па. Вот почему он переродился.

– Я не понимаю, как может случиться перерождение, – проговорила Дар.

– Когда ты была младенцем, твое тело было иным, но все же ты была Даргу. Если ты потеряешь руку или ногу, твое тело станет иным, но ты останешься Даргу. Когда ты умрешь, твой дух покинет тело. Тело на вид не изменится, но оно уже не будет Даргу. Дух, а не тело служит вместилищем твоей сути. С помощью волшебства Веласа-па изгнал из себя дух вашавоки, чтобы остался только дух уркзиммути. Другие тоже проходили через этот ритуал. Я познала это древнее волшебство. Вашавоки со смешанным духом может переродиться.

От этой неожиданной новости у Дар замерло сердце.

– Значит, я могу стать уркзиммути?

– Хай, – ответила Мут-ят, – если подвергнешься этому волшебству.

– И я стану выглядеть как уркзиммути?

– Ты останешься уродливой, но ты получишь татуировку клана Ят, чтобы все знали о том, что ты перерожденная.

– Если так, то я очень хочу переродиться.

– Я должна тебя предупредить. Это волшебство очень тяжело пережить. Родиться – это всегда нелегко.

– Я привыкла к трудностям.

– Кроме того, это опасно, – сказала Мут-ят, – не все младенцы выживают.

– Если бы Мут ла хотела, чтобы я умерла, я бы уже была мертва.

– Что ж, если ты готова подвергнуться этому волшебству, я помогу тебе. И Зор-ят тоже.

– Веласа-па сказал, чтобы я слушала свое сердце, – сказала Дар, – я так и сделаю. Я готова переродиться.

– Значит, так тому и быть, – сказала Мут-ят, – ни с кем не говори об этом. Ничего не ешь. Приходи сюда ночью, как только взойдет луна. Ничего не надевай на себя. И тогда это начнется.

– Это все? – спросила Дар.

– Это все, что тебе пока можно знать. А теперь ты должна уйти.

Мут-ят осталась сидеть на камне. Дар ушла и отправилась к Зна-яту, чтобы сказать ему о том, что она передумала и не пойдет к Ковоку. Дар не стала объяснять почему, а Зна-ят не стал спрашивать. Потом она бродила между ступенчатыми полями, охваченная сильнейшим волнением. Мир был полон обещаний. Дар казалось, что она наконец поняла, в чем состоит смысл всего выпавшего на ее долю. Впервые за все время цели, преследуемые Мут ла, и собственная цель Дар гармонично слились воедино.

23

Дар не вернулась в ханмути. Когда начало смеркаться, она возвратилась в заросший двор, чтобы там дождаться ночи и восхода луны. Двор напомнил ей о Таратанке. Его, как и покинутый город, постепенно завоевывала природа. Цветы пышных растений наполняли воздух благоуханием. Дар показалось, что в какое-то мгновение с этим ароматом слился ее атур.

Небо потемнело. Появились звезды. Дар ждала. Наконец над горизонтом поднялась луна. Дар пробралась к двери, ведущей внутрь каменного купола, разделась и спустилась вниз по ступеням. В круглой комнате царил почти непроницаемый мрак, но после того, как глаза Дар привыкли к темноте, она смогла видеть. После того как она побывала здесь с Мут-ят, в комнате кое-что изменилось. С пола исчезли опавшие листья, круглый камень был отодвинут в сторону. Оказалось, что он закрывал круглое отверстие в полу – достаточно широкое, чтобы Дар могла туда провалиться, и до краев заполненное водой. В темноте Дар не могла понять – то ли это неглубокая впадина, то ли целый колодец.

Дверь захлопнулась. Комната погрузилась почти в полную тьму. Дар услышала звук задвигаемого засова.

– Тава! – крикнула она, – кто здесь?

Безмолвие. Дар ждала, что кто-то объяснит ей, что происходит. Сверху донесся едва слышимый шелест. Дар запрокинула голову. Сквозь отверстие в куполе был виден клочок сине-черного неба. На глазах у Дар этот клочок исчез. Она осталась одна в непроницаемом мраке.

Дар старалась сохранять спокойствие, но положение, в котором она оказалась, пугало ее. Она понимала, что перерождение будет мучительным, но ожидала, что ей расскажут, что именно с ней произойдет, с чем предстоит столкнуться. Загадочность грядущего пугала ее сильнее, чем темнота. Она не могла удержаться от безумных объяснений происходящего.

«Знает ли хоть кто-нибудь, что я здесь, кроме Мут-ят?» – в страхе гадала Дар.

Насколько она понимала, ее заперли, замуровали под каменным куполом.

– Тва, – произнесла она вслух, – это волшебство, а не убийство.

И все же у нее остались сомнения.

Дар легла на каменный пол и попыталась расслабиться, но не смогла, потому что лежать на камнях было неудобно. Она села и стала думать о Ковоке. Она представляла себе, как он себя поведет, узнав о ее перерождении, и погрузилась в приятные мечтания. Ее мысли начали блуждать. Дар заново переживала свое прошлое и воображала будущее. Ее голова упала на грудь, она сама не заметила, как заснула. Потом проснулась и стала ждать, когда же хоть что-нибудь произойдет. Но ничего не происходило.

Дар захотелось справить нужду, но она думала о том, что заниматься подобным в священном месте негоже.

– Надо подождать, – сказала она вслух, гадая: «Но сколько мне придется ждать?»

Она и так уже не знала, сколько времени провела здесь, в полной темноте. Через некоторое время терпеть уже не было сил. Дар стала на четвереньках передвигаться по каменному полу и ощупывать его. Вскоре она обнаружила дырочку в полу около стены, размером с ладонь с расставленными пальцами. Ощупав отверстие, Дар решила, что оно сгодится в качестве уборной. Потом она стала гадать, для этого ли на самом деле предназначено отверстие. Если так, то это могло означать, что в темной комнате ее могли продержать сколь угодно долго.

Потом Дар захотелось пить. Она снова стала ощупывать пол и наконец нашла колодец посередине комнаты. Дар наклонилась, и ее губы коснулись воды. Вода припахивала землей. Дар сделала только один глоток и больше пить не стала. Колодец напугал ее. Он был невидим. Кроме того, он мог быть глубоким. Дар представила себе, как падает в этот колодец и тонет.

– Но как это может случиться? – проговорила она, и разум с готовностью подсказал ей ответ: «Потеряю рассудок и споткнусь в темноте».

Это показалось ей не таким уж невозможным. Дар поползла на четвереньках подальше от колодца. Наконец она наткнулась на стену, села и судорожно прижалась к ней.

Время шло. Дар засыпала и просыпалась, пила из колодца и пользовалась отверстием у стены. Она проголодалась. Вскоре голод стал поистине мучительным. Очень долго – быть может, несколько дней – она не могла думать ни о чем, кроме еды. Потом голод отступил – и Дар стала забывать о своем опустошенном теле. Оно стало невидимым.

В непроницаемой тьме время утратило свое значение. Сны и мысли при пробуждении стали неотличимы друг от друга. Дар уже верила в то, что ступила на Темную тропу, что ее дух возвращается к Карм или к Мут ла – к кому из них двоих, она не могла понять. Потом она то дрожала от холода, то пылала от жара. Наконец Дар без сил опустилась на каменный пол и слилась воедино с кромешным мраком.

Огонек был совсем крошечный, но Дар он показался невероятно ярким. Она смотрела на него, не испытывая никаких чувств, в том числе и страха. Огонек просто был. Звучали какие-то голоса, но слов Дар не разбирала. Чьи-то руки приподняли ее, и она встала на колени. Кто-то поднес чашу к ее губам и наклонил так, что в ее рот полилась белая сладковатая жидкость. Дар сделала несколько глотков. Остальное пролилось на подбородок и грудь. Дар отпила еще. В голове немного просветлело, но если бы ее отпустили, она бы рухнула на пол.

Крошечный огонек переместился в сторону, появилось еще несколько огоньков. Тьма еще более развеялась, и Дар увидела, что комната наполнилась матерями. Они что-то говорили нараспев, но Дар была слишком сонная, слов песнопения она не понимала. Одна из матерей шагнула к отверстию в полу, подняла подол невы и села на корточки. Вторая мать провела лезвием ножа по бедрам присевшей матери. Появились темные линии выступившей крови. В полутьме они казались черными. В воду полилась кровь.

Дар подняли на ноги. Ее ступни прикоснулись к окровавленной воде. Затем ее медленно опустили в эту воду. Дар не шевелилась и молчала. Она безвольно смотрела на то, как вода поднялась и растеклась по каменному полу. Когда вода оказалась на уровне талии Дар, она встретилась взглядом с матерью, сидевшей на корточках. Ее лицо показалось Дар знакомым. Но вот руки той матери, что поддерживала Дар, разжались, и она погрузилась в воду.

Вода была теплой, как кровь. Слишком слабая для того, чтобы сопротивляться, Дар начала тонуть – бесконечно, непрерывно. Она запрокинула голову, посмотрела вверх. Маленькие огоньки удалялись. Кровь окрасила их в алый цвет. Стало больно в груди. Дар сделала вдох. Вода заполнила ее и растворила.

Дар почувствовала, что ее кто-то держит. Она открыла глаза и увидела Зор-ят. Место крошечных огоньков заняли факелы, комната ярко осветилась. Дар и Зор-ят окружили матери, они стирали с тела Дар розоватую жидкость, а Зор-ят нежно покачивала ее, как малого ребенка.

– Ее глаза открыты, – сообщила Зор-ят остальным матерям, – Даргу-ят, – проворковала она, – я – твоя мутури.

Принесли большой кусок белого полотна. Зор-ят обернула Дар этой тканью и встала, без усилий держа Дар на руках.

– Это мое дитя, – громко возвестила Зор-ят, – скажите всему клану о том, что родилась новая мать. Ее имя – Даргу-ят.

Затем Зор-ят понесла Дар дальше по коридору, а остальные матери последовали за ней, вознося хвалу Мут ла. Дар плаката, как ребенок, но плакала она от радости.

Дар провела три дня в спальне Зор-ят. Постепенно к ней возвращались силы. Ее мутури кормила ее молоком и одела в новые одежды. В эти первые дни сюда заходили только самые близкие родственники. Они приветствовали Дар как новорожденную, произносили свои имена, а Дар называли «младшей сестрой». Потом весь клан выразил ей свое почтение. Каждый посетитель подробно описывал родственную связь между ними. Зачастую звучали слова, каких Дар прежде не слышала. После того как посетители уходили, Зор-ят объясняла Дар значение незнакомых слов, но Дар сомневалась, что когда-нибудь поймет их точный смысл.

Волшебство не изменило тела Дар. Она не стала выглядеть иначе. Ее зрение и обоняние не стали острее. Однако она была уверена в том, что превратилась в уркзиммути, потому что обращались с ней именно так. В этом смысле сила волшебства все переменила. Когда Дар вернулась в свою комнату, Нир-ят и Тир-ят стали ее старшими сестрами. Они теперь говорили с ней нес таким почтением, но с большей любовью, и никакие разговоры уже не казались слишком личными.

– Ничего себе новорожденная, – с улыбкой сказала Тир-ят, – с такими грудями у тебя крови начнутся еще до следующей луны.

– Повезло тебе, – блаженно вздохнула Тир-ят, – мне было четырнадцать зим, и только тогда я получила дар Мут ла.

Дар, которая никогда не считала месячные даром, была озадачена.

– Почему мне повезло?

– Ты станешь взрослой, – ответила Нир-ят.

– И получишь татуировку.

– Это будет больно? – спросила Дар.

– Мутури говорит, что не больнее родов, – ответила Нир-ят.

– Но и не лучше, – сказала Тир-ят, – о-о-о-й! Каку меня лицо распухло!

Нир-ят весело зашипела.

– Она была похожа на большую ягоду.

– Зато теперь я сладкая и сочная, – сказала Тир-ят.

– Только в своих мечтах, – фыркнула Нир-ят, – ни один из сыновей пока не дарил тебе любовь.

– Это ты так думаешь, – дерзко проговорила Тир-ят, – а ты помнишь, как мы весной ходили в гости к брату мутури?

– Хай, – ответила Нир-ят, – и я видела, как ты удалилась с тем сыном. Но потом я совсем не чуяла атура.

– Он мне не понравился, – буркнула Тир-ят.

– Значит, никакого дарения любви не было, – заключила Нир-ят и посмотрела на Дар, – не бойся, Даргу. Этот сын был не Ковок-ма.

– Почему ты говоришь о нашем двоюродном брате? – осведомилась Тир-ят.

– Расскажите мне побольше о татуировках, – поспешно сменила тему Дар, протянула руку и прикоснулась к подбородку Нир-ят.

Черные линии орнамента на ощупь были слегка выпуклыми. Каждый клан имел свою, особенную татуировку, которую сыновья и матери получали, достигнув зрелости.

– После того как ты получишь дар, мутури отведет тебя к лататх, – сказала Нир-ят, – лататх нанесет тебе знак клана. Это занимает целый день. Ты должна показать свою крепость и терпение. Лежи тихо и не кричи.

– Лататх зовут Жвар-ят, – добавила Тир-ят, – она очень умелая.

Дар стала более внимательно разглядывать орнамент на подбородках своих сестер и залюбовалась искусством Жвар-ят. Татуировки представляли собой сочетание завитков, уходящих вниз от прямой линии, идущей вдоль нижней губы. Орнамент напоминал водопад. Несмотря на сложность рисунка, обе татуировки выглядели совершенно одинаково.

Дар получила клановую татуировку через неделю после своего перерождения. Отчасти это являлось ритуалом, в котором приняли участие Мут-ят, Зор-ят и члены ее семейства. Они распевали молитвы, прося Мут ла о долгой и счастливой жизни для Дар. Дар лежала под открытым небом на деревянной скамье, а Жвар-ят наносила символ клана Ят на ее подбородок с помощью шипов какого-то колючего растения. Шипы она окунала в густую черную краску. Она нанесла не меньше тысячи уколов в нижнюю губу и подбородок Дар, и каждый раз было очень больно. К закату нижнюю часть лица у Дар словно бы жгли огнем.