Текст книги "Между мирами: Хроники забытого мага (СИ)"
Автор книги: Митя Воронин
Жанры:
Боевая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)
Наконец я встаю:
– Мне пора. Уже поздно.
– Иди, – кивает Элайас. – Будь осторожен. Совет везде имеет глаза и уши. Не доверяй никому, кроме тех, о ком я тебе скажу.
Выхожу из кабинета. Коридор пуст и темен. Иду к лестнице. Чувствую прилив энергии. Все получилось. Я нашел союзника. Настоящего союзника.
Я не замечаю темной фигуры в конце коридора. Не замечаю, как она движется в тени. Кайран стоит за колонной и наблюдает. Он видел, как я входил в кабинет профессора Элайаса. Видел, как я вышел только через час.
*Слежка Кайрана*
Час разговора. О чем они говорили так долго? Кайран подходит ближе к двери кабинета. Она не полностью закрыта, осталась небоьшая щель. Он осторожно заглядывает внутрь.
Элайас сидит за столом. Перед ним раскрыты древние свитки. Он что-то пишет, бормочет себе под нос. Кайран слышит обрывки слов: «…истинная магия… гармония… обучать в тайне…» Кровь холодеет. Ересь. Запретные знания. Профессор Элайас еретик. А этот провинциал Александр его сообщник.
Кайран тихо отходит от двери. Идет по коридору быстрым шагом. На его лице холодная решимость. Он знает, что должен сделать. Его отец служит Совету. Его семья всегда была верна традициям. Ересь должна быть искоренена. Любая ересь.
Кайран спускается по лестнице, выходит из здания Академии. Идет через площадь к высокой башне, башне Совета магов. У входа стоит стража.
– Мне нужно срочно сообщить важную информацию, – говорит Кайран. – Это касается ереси в Академии.
Стражник смотрит на него внимательно, потом кивает:
– Проходи. Дежурный маг примет тебя.
Кайран входит в башню. Поднимается по винтовой лестнице. В дежурной комнате сидит маг средних лет в черной мантии Совета.
– Говори, – приказывает он сухо.
– Профессор Элайас распространяет еретические знания, – докладывает Кайран четко. – Я слышал, как он говорил о запретной магии. О гармонии со стихиями. Это противоречит учению Совета.
Маг смотрит на него долго, потом записывает что-то в журнал:
– Твое имя?
– Кайран. Сын Вэйлмонта, члена высшего Совета.
Маг кивает с уважением:
– Хорошо. Мы проверим эту информацию. Если она подтвердится, Совет примет меры. Ты можешь идти.
Кайран выходит из башни. Идет обратно к Академии. На душе спокойно. Он сделал правильное дело. Защитил традиции. Защитил порядок. Ересь будет искоренена.
*Возвращение Александра*
Я возвращаюсь в комнату довольный. Все прошло хорошо. Элайас настоящий союзник. Теперь у нас есть план. В комнате темно. Кайран, Мира и Даркен уже спят. Или притворяются спящими.
Тихо раздеваюсь, ложусь на кровать. Смотрю в темный потолок. Чувствую удовлетворение. Первый шаг сделан. Мы начали движение. Тайное общество, которое будет учить истинной магии. Медленно, но верно мы изменим этот мир. Закрываю глаза. Засыпаю с улыбкой на лице.
Сны приятные. Снится Элиана. Снится Морвен. Снится будущее, где магия снова стала безопасной. Я не знаю, что в эту самую минуту в башне Совета маги уже читают донос Кайрана. Не знаю, что завтра утром к кабинету Элайаса придут стражники. Не знаю, что это была последняя спокойная ночь перед бурей.
Глава 16
Я просыпаюсь от громких криков на площади. Рядом Даркен уже стоит у окна, его силуэт напряжен – плечи развернуты, руки сжаты в кулаки.
– Что происходит? – спрашиваю я, вскакивая с кровати. Холодный пол обжигает босые ступни, но я едва замечаю это.
– Кого-то арестовали, – мрачно отвечает он, не отрывая взгляда от площади. – Видишь эшафот? Готовят казнь.
Я подхожу к окну, и утреннее солнце бьет прямо в глаза, заставляя щуриться. Вглядываюсь в толпу на главной площади Академии. Стражники повсюду – их черные доспехи отсвечивают металлом, копья образуют ощетинившийся лес. На эшафоте, грубо сколоченном из темного дерева, стоит связанная фигура, чьи одежды развеваются на ветру.
Присматриваюсь ближе – и холод сковывает тело, начиная с кончиков пальцев и разливаясь по груди. Дыхание перехватывает. Во рту пересыхает.
Это профессор Элайас.
– Нет, – шепчу я, и голос звучит чужим, сорванным. – Не может быть…
– Кайран донес на него, – говорит Даркен глухо, каждое слово словно выдавлено через силу. – После того разговора в библиотеке. Совет действует быстро.
Элайас стоит связанный и избитый – на его лице темнеют синяки, губа рассечена, левый глаз заплыл. Но держится прямо, подбородок поднят. Даже перед лицом смерти он не сломлен, и в этой гордой осанке есть что-то невыносимо трагичное. Мои руки дрожат, когда я опираюсь о подоконник, и дерево твердое, шершавое под ладонями – единственная реальность в этом кошмаре.
Рядом с эшафотом поднимается на возвышение Тенераус в черных одеждах с алыми вышивками пламени. Каждое его движение размеренное, театральное. Он поднимает руку, требуя тишины, и его голос, усиленный магией, разносится по площади как удар колокола, отражаясь от каменных стен:
– Граждане Академии! Сегодня свершится справедливость! Перед вами стоит профессор Элайас, обвиненный в распространении запрещенных знаний! В подрыве устоев! В попытке вернуть опасную, древнюю магию, которая едва не уничтожила наш мир столетия назад!
Толпа начинает гудеть – одни голоса сливаются в рев одобрения, другие звучат неуверенно, возмущенно. Кто-то кричит в поддержку казни, кто-то пытается протестовать, но их голоса тонут в общем гуле. Площадь превратилась в кипящий котел человеческих эмоций, и это зрелище тошнотворно – как люди так легко готовы смотреть на смерть.
Внезапно из передних рядов выходит высокая фигура в сером плаще, расшитом серебряными рунами. Капюшон падает, открывая лицо пожилой женщины с седыми волосами, собранными в строгий узел, и резкими, волевыми чертами. Шрам пересекает ее левую бровь – след давней битвы.
– Магистр Селена, – шепчет Даркен, и в его голосе впервые за это утро звучит надежда. – Член Совета. Союзница Элайаса.
Селена поднимает руку, и из нее вырывается мощный поток воды – не агрессивный, а защитный, образующий прозрачную, переливающуюся стену между Тенераусом и осужденным. Капли воды искрятся в солнечном свете, создавая на мгновение иллюзию радуги. Но эта красота обманчива – за ней скрывается отчаянная попытка остановить неизбежное.
– Я требую остановить казнь! – властно звучит ее голос, наполненный магией, разносясь над притихшей площадью. – Где доказательства? Где свидетели? Где соблюдение процедуры? Это не правосудие – это расправа!
Тенераус медленно поворачивается к ней, и даже на расстоянии видно, как холодны его глаза – два осколка льда в бесстрастном лице. Губы кривятся в усмешке, в которой нет ни капли веселья.
– У нас есть свидетель, – произносит он, растягивая слова, словно наслаждаясь моментом. – Заслуживающий доверия. Студент, чья преданность Совету не вызывает сомнений.
Он делает жест – и из толпы выходит Кайран.
Мой сосед по комнате. Тот самый парень, с которым я делил комнату, обсуждал занятия, делился едой. Сейчас он нервно оглядывается, руки дергаются, но голос звучит достаточно громко, старательно твердо – голос человека, убедившего себя, что поступает правильно:
– Я видел все собственными глазами. Вчера вечером в библиотеке профессор Элайас разговаривал с новым студентом – Александром из Зеленого Долга. Они обсуждали древнюю магию, запрещенную Советом! Профессор объяснял ему принципы, которые могут привести к Искажению! К безумию! Он рисковал жизнями всех нас!
Холод пронизывает до костей, до самых внутренностей. Кожа покрывается мурашками, пальцы немеют. Значит, он запомнил каждое слово. Каждую фразу. И побежал доносить. Предательство оставляет во рту привкус желчи.
Тенераус поворачивается и смотрит прямо на окна Академии. Его взгляд проникает сквозь стены, сквозь расстояние – словно он видит меня, стоящего у окна, замершего от ужаса. В этом взгляде торжество охотника, загнавшего добычу в угол.
– Александр из Зеленого Долга! – гремит его голос, отзываясь эхом от каменных фасадов. – Явись немедленно! Иначе профессор умрет прямо сейчас! Его кровь будет на твоих руках! У тебя есть одна минута!
Даркен хватает меня за руку с такой силой, что кости скрипят, а кожа краснеет под его пальцами. Больно. Но эта боль якорит меня в реальности.
– Не смей! – шипит он, развернув меня лицом к себе. Его глаза горят яростью и страхом. – Это ловушка! Выйдешь – и вас казнят обоих! Тенераус только этого и ждет!
– Но он умрет из-за меня… – голос срывается, комок стоит в горле. Вина давит на плечи непосильным грузом. – Я не могу… просто стоять и смотреть…
– Он умрет в любом случае, – жестко обрывает Даркен, впиваясь взглядом в мое лицо. – Посмотри на Элайаса! Посмотри внимательно!
Я смотрю на эшафот сквозь пелену слез, которые жгут глаза. Профессор медленно поднимает голову – это усилие дается ему с трудом, мышцы напряжены, но он делает это. Смотрит в сторону Академии, туда, где стоим мы.
Наши взгляды встречаются через расстояние.
И он едва заметно качает головой. Движение почти незаметное, но настойчивое.
Жестом связанной руки – насколько позволяют веревки – показывает: беги. Не приходи. Спасайся.
Это его последнее послание. Последний урок. Последний дар – моя жизнь в обмен на его.
Слезы текут по щекам горячими дорожками. Кулаки сжимаются так сильно, что ногти впиваются в ладони. Но я киваю. Еле заметно. Чтобы он видел: я понял. Я сделаю, как он хочет.
Селена отчаянно пытается создать новый водный барьер – её руки описывают сложные пассы, губы шепчут заклинание, пот блестит на лбу от усилия. Но Тенераус уже поднимает руку. Из его ладони вырывается яркое пламя – не обычный огонь, а магическое, раскаленное добела пламя, которое искажает воздух вокруг себя, заставляя его плавиться и дрожать. Смертоносное. Жадное.
– Тенераус, это убийство! – кричит Селена, и в её голосе отчаяние прорывается сквозь властность. – Это против всех законов! Против самих основ Совета! Ты превращаешь правосудие в фарс!
– Совет одобрил казнь, – холодно отвечает Тенераус, и в его голосе слышится торжество. – Голосование было законным. Вы были в меньшинстве, магистр. Примите поражение с достоинством.
Пламя рвется вперед – языки огня извиваются змеями, вытягиваются, набирают скорость.
Селена пытается остановить его водой, выбрасывая вперед обе руки – водный барьер становится толще, плотнее, но огонь слишком силен. Он пробивает защиту с шипением, превращая воду в пар, который окутывает эшафот белой пеленой. И затем обрушивается на Элайаса.
Раздается короткий крик – полный боли, но не страха. Не мольбы. Просто крик человека, принимающего свою судьбу.
Потом – тишина. Страшная, гнетущая тишина, в которой слышен только треск догорающего пламени.
Я резко отворачиваюсь, не в силах смотреть, но картина уже выжжена в памяти. Пламя. Дым. Силуэт, поглощенный огнем. Меня начинает трясти – крупная дрожь проходит по всему телу. Зубы стучат. Колени подгибаются, и я хватаюсь за край стола, чтобы не упасть. Желудок сжимается, во рту привкус меди – кусаю губу до крови, не замечая этого.
– Быстрее! – Даркен тащит меня от окна, почти волоком. – Они сейчас придут! Минуты, понимаешь?! У нас нет времени на горе!
Его голос как пощечина, возвращающая к реальности. Автоматически хватаю плащ, наспех набрасываю на плечи, засовываю ноги в сапоги, даже не зашнуровывая их. Руки не слушаются, пальцы не гнутся.
Мы выбегаем из комнаты. Коридор полон паники – студенты выглядывают из дверей, шепчутся, некоторые плачут. Сзади уже слышны тяжелые шаги – стражники поднимаются по лестнице, их доспехи лязгают с каждым шагом. Грубые голоса отдают команды.
– Сюда! – Даркен сворачивает в узкий боковой коридор, настолько тесный, что приходится идти боком.
Бежим через лабиринт проходов. Он знает Академию идеально – ведет через секретные повороты, за гобеленами скрывающие двери, потайные лестницы, спиральные проходы. Легкие горят от бега, в боку колет, но останавливаться нельзя. За спиной слышны крики стражников: «Обыските все комнаты! Никого не упускать!»
– Куда мы идем? – задыхаюсь, хватая воздух ртом.
– В безопасное место, – отвечает Даркен, даже не оборачиваясь. – Элайас показал мне давно. На такой случай. Он всегда знал, что может случиться.
Спускаемся все ниже, в подвалы. Воздух становится холоднее с каждой ступенькой. Темно – лишь редкие факелы едва освещают путь, отбрасывая прыгающие тени на влажные стены. Сыро, каждый вдох наполнен запахом плесени и старого камня, затхлости столетий. Где-то капает вода – монотонный звук, отсчитывающий секунды нашего бегства.
Даркен останавливается у обычной с виду стены, покрытой трещинами и мхом. Проводит рукой по камням, нащупывает что-то, нажимает. Стена с тихим скрежетом движется, открывая узкий проход – настолько узкий, что взрослому человеку пришлось бы протискиваться.
– Входи.
Протискиваюсь в темный коридор. Холодный камень царапает плечи сквозь ткань плаща. Идем долго, спотыкаясь о неровности пола, вытянув руки вперед, чтобы не врезаться в стены. Темнота абсолютная, давящая. Единственный звук – наше тяжелое дыхание и шарканье ног по камню. Наконец впереди показывается слабый свет – сначала как тусклое пятно, потом все ярче.
Выходим в просторную подземную комнату со сводчатым потолком, поддерживаемым массивными колоннами. По стенам горят факелы в кованых держателях, их пламя ровное, устойчивое – не обычный огонь. В центре – большой деревянный стол, изрезанный, потертый от времени, с картой на поверхности, прижатой камнями по углам. Вокруг стоят пустые стулья разного вида – собранные откуда придется. На полках вдоль стен книги, свитки, какие-то артефакты. Место жилое, обжитое.
– Что это? – спрашиваю, оглядываясь.
– Убежище, – отвечает Даркен, тяжело дыша, опираясь о стол. Пот блестит на его лбу, грудь вздымается. – Элайас создал его давно. Немногие знают. Здесь он встречался с теми, кто думал иначе. С теми, кто сомневался.
Опускается на стул с тяжелым вздохом. Я делаю то же самое, и только сейчас понимаю, как устал – все тело гудит, мышцы налиты свинцом.
Сидим в тишине, прерываемой только треском факелов и нашим дыханием. Я все еще слышу тот последний крик. Вижу пламя, пробивающее защиту. Вижу силуэт Элайаса, стоящего прямо до конца. Снова и снова, как проклятую пластинку, которую невозможно остановить. Руки дрожат. Закрываю глаза, но картина не исчезает – выжжена на внутренней стороне век.
– Это моя вина, – шепчу я, и голос ломается. – Если бы не тот разговор… если бы я не задавал вопросов… он был бы жив. Жив!
– Нет, – жестко обрывает Даркен, ударяя кулаком по столу. Звук гулкий, резкий. – Вина Кайрана. Который предал доверие. И Тенерауса. Который убивает за правду. И системы, которая поощряет доносы и казнит за знания. Это не на тебе. Не смей брать эту вину.
Он встает резко, стул скрипит и откатывается назад. Начинает ходить по комнате, руки сжаты в кулаки, каждое движение резкое, сдерживаемая ярость в каждом шаге.
– Элайас знал риск. Понимал, что может случиться. И все равно выбрал этот путь. Не из глупости. Не из гордости. Потому что верил – можно изменить мир. Потому что не мог молчать, видя, как система калечит и убивает.
Останавливается у окна – узкой щели в стене, через которую едва проникает свет. Смотрит в эту щель долго, молча. Потом поворачивается:
– И что теперь? – спрашиваю я тихо.
– Теперь прячемся здесь несколько часов. Пока стражники обыскивают Академию. Они придут в ярость, будут рвать все на части. Вечером я приведу других.
– Каких других?
– Тех, кто думал так же, как Элайас. Кто сомневается в Совете. Они узнали о его смерти. И захотят знать правду. Захотят понять, за что он умер. И стоило ли это того.
Сидим долгие часы в этой подземной тишине. Время тянется мучительно – каждая минута как час, каждый час как вечность. Даркен периодически выходит через потайной ход проверить обстановку, возвращается с новостями. Лицо у него каменное, но глаза выдают напряжение.
– Обыскивают всю Академию, – докладывает он после очередного похода. – Комната за комнатой. Допрашивают студентов. Некоторые плачут, некоторые кричат, что ничего не знают. Но до подвалов пока не дошли. Слишком много помещений наверху.
Когда за узкой щелью окна начинает темнеть, когда свет становится серым, а потом угасает совсем, Даркен говорит:
– Пойду за первым. Жди здесь. Не выходи ни при каких обстоятельствах.
Уходит в темный коридор, и я остаюсь один.
Время тянется мучительно. Сижу, вглядываясь в темноту прохода, прислушиваюсь к каждому звуку. Сердце бьется тяжело, неровно. Мысли путаются, возвращаются к утру, к эшафоту, к последнему взгляду Элайаса. Что, если Даркена схватили? Что, если он привел за собой стражу? Что, если это конец?
Наконец раздаются шаги – осторожные, крадущиеся. Вскакиваю, готовясь призвать огонь. Входит Даркен. За ним – знакомая фигура.
Лира.
Девушка с темными волосами, заплетенными в косу, смотрит с удивлением. Её глаза красные, опухшие – плакала. Губы поджаты. Руки дрожат.
– Александр? Ты здесь? – голос тихий, надломленный.
– Тенераус искал меня после… после казни, – объясняю, пытаясь сохранить голос ровным.
Лира бледнеет еще больше, если это возможно. Лицо становится белым как мел.
– Я видела, – шепчет она, и голос срывается. – Видела, как Элайаса… как пламя… – не договаривает, закрывает лицо руками. Плечи вздрагивают.
– Садись, – предлагает Даркен мягче, чем обычно. Подводит её к стулу. – Сейчас придут еще. Нужно подождать.
Лира опускается на стул, обхватив себя руками, словно пытаясь согреться в этом холодном подземелье.
Ждем. Один за другим Даркен приводит студентов. Каждого отдельно, с разницей в полчаса – осторожно, методично, чтобы никто не заметил закономерности.
Приходит Рован – высокий парень лет двадцати с короткими темными волосами и сильными руками ремесленника. На лице старые ожоги – следы неудачных попыток призвать огонь. Челюсть сжата, глаза полны едва сдерживаемой ярости.
Приходит Мира – соседка Лиры, с каштановыми волосами, собранными в хвост. Хрупкая на вид, но спина прямая. На руках шрамы – множество мелких ожогов, белеющих на смуглой коже.
Приходят другие. Всего собирается около десяти человек. Молодые, от восемнадцати до двадцати пяти. Настороженные, потрясенные казнью, но в глазах у каждого горит что-то – не просто страх, но и решимость. Жажда понять.
Комната наполняется шепотом, приглушенными голосами. Кто-то плачет тихо, кто-то сжимает кулаки. Все избегают смотреть друг другу в глаза – как будто присутствие здесь уже делает их соучастниками чего-то запретного.
– Зачем ты привел нас? – спрашивает Рован, первым нарушая молчание. Голос хриплый – Зачем этот риск?
– Потому что все вы сомневались в Совете, – отвечает Даркен, оглядывая собравшихся. – Задавали вопросы. Чувствовали, что что-то не так. И Элайас хотел, чтобы вы узнали правду. Перед смертью он просил… если что-то случится… показать вам.
– Какую правду? – недоверчиво спрашивает рыжеволосый парень, поджарый, с нервным тиком в углу глаза.
– Правду о магии, – вмешиваюсь я, вставая. Все взгляды обращаются ко мне. – О том, что вас учат неправильно. Что стихии не нужно принуждать. Что все ваши шрамы, вся боль, весь страх перед Искажением – результат ложной системы.
Молчание. Недоверие в глазах, смешанное с надеждой – опасной, отчаянной надеждой.
Встаю и протягиваю руку. Закрываю глаза на мгновение, чувствую тепло внутри, в центре груди. Тихо зову огонь – не приказываю, не принуждаю, а прошу. Как просят друга о помощи. Мысленно обещаю уважение, предлагаю партнерство.
Над ладонью вспыхивает пламя. Яркое, устойчивое. Танцующее, но не причиняющее боли – кожа едва чувствует тепло, комфортное, приятное.
– Как… – шепчет Лира, вытирая слезы. – У меня всегда… всегда жгло…
– Прошу его прийти, – объясняю, позволяя пламени танцевать над пальцами. – Не заставляю. Огонь приходит добровольно. Потому что я предлагаю уважение. Сотрудничество. Не рабство.
Показываю – пламя послушно описывает круги, вытягивается вверх, опускается, разделяется на две части и снова сливается. Дружелюбное. Игривое, почти. Как живое существо, которое доверяет мне.
– А теперь смотрите.
Мысленно приказываю огню остаться, используя технику Совета – жесткое принуждение, навязывание воли. Пламя сразу становится агрессивным – вспыхивает ярче, жарче, жжет ладонь, пытается вырваться, кусается. Кожа краснеет, появляется боль – знакомая, привычная всем студентам боль.
Отпускаю. Огонь гаснет с злым шипением.
– Видите? – спрашиваю, показывая покрасневшую ладонь. – Принуждение причиняет боль. Не только вам – но и стихии. Просьба дает гармонию. Обоим.
Мира медленно смотрит на свои руки, покрытые старыми ожогами – белые шрамы покрывают пальцы, ладони, поднимаются по запястьям. Прикасается к ним дрожащими пальцами.
– Значит, все эти годы… – голос ломается. – Все эти шрамы… вся эта боль… были ненужными? Мы могли… могли избежать этого?
– Да, – говорю жестко, встречая её взгляд. – Древняя магия была безопасной. Основанной на согласии. Совет уничтожил эти знания. Намеренно. Систематически.
– Зачем? – недоумевает Рован, сжимая кулаки. – Зачем обрекать нас на страдания?
– Чтобы контролировать магов, – отвечаю. – Если маг страдает от своей силы и боится Искажения – он послушен. Он зависим от Совета, от их «правильных» методов, от их «защиты». А кто знает правду… кто может использовать магию без боли и страха…
Не договариваю. Все понимают.
Казнят. Как Элайаса. Быстро. Публично. В назидание другим.
– Он пытался изменить систему, – тихо говорит Даркен, глядя на факельное пламя. – Показать правду. Научить студентов. Погиб за это. Но дело не должно умереть вместе с ним.
– Что предлагаешь? – спрашивает Лира, вытирая последние слезы. В её голосе появляется сталь.
– Продолжить, – отвечает Даркен. – Учить студентов истинной магии. Тайно. Здесь. Показывать им то, что Совет скрывает. Готовить почву для перемен.
– Опасно, – медленно говорит Рован, но в глазах нет сомнения – только расчет. – Если Тенераус узнает…
– Убьет всех, – заканчивает Мира тихо, но твердо. – Без суда. Без вопросов. Как Элайаса. Может, даже хуже. Публично. Медленно.
Тишина тяжелая, давящая. Каждый взвешивает риск. Собственную жизнь против возможности изменений. Страх против надежды.
– Я готов рискнуть, – говорит Рован первым, и голос звучит твердо. – Моя семья пострадала от Искажения. Отец потерял рассудок после того, как пытался призвать воду для засохших полей. Теперь он не узнает собственных детей. Если есть безопасный способ… если можно было избежать этого… – стискивает зубы. – Я должен знать. Должен попробовать.
– И я, – добавляет Лира, поднимая подбородок. – Смотреть, как система убивает хороших людей, и ничего не делать – это тоже смерть. Только медленная. Смерть совести.
Один за другим студенты соглашаются. Не все сразу. Некоторые молчат долго, борясь с собой. Но в конце концов все кивают. Кто-то решительно, кто-то неуверенно, но кивают.
– Хорошо, – говорю я, чувствуя, как напряжение в груди сменяется чем-то другим. Не облегчением – но целью. Направлением. – Начнем. Первый урок – как призывать огонь без боли.
Провожу несколько часов, обучая базовым принципам. Показываю, как чувствовать стихию – не как инструмент, а как живое присутствие. Как обращаться с уважением – находить правильные слова, мысли, эмоции. Как просить вместо принуждения – предлагая партнерство, а не рабство.
У Лиры получается лучше всех – через час она призывает устойчивое пламя, которое танцует над её ладонью, не оставляя следов. Слезы текут по её лицу, но теперь это слезы облегчения, почти радости.
– Невероятно, – шепчет она, не отрывая взгляда от огня. – Впервые магия не болит. Впервые я не боюсь.
Другие тоже прогрессируют. Медленно, спотыкаясь, делая ошибки. Рован слишком напрягается поначалу, по привычке пытаясь контролировать. Мира боится доверять стихии, ожидая удара. Но постепенно, шаг за шагом, они начинают чувствовать разницу. Начинают понимать.
Занимаемся до поздней ночи, пока усталость не становится физически ощутимой – веки тяжелеют, руки дрожат от напряжения, голоса хрипнут.
– Возвращайтесь по очереди, – инструктирует Даркен, снова становясь жестким, организованным. – С разницей в минуты. Разными путями. Никто не должен заметить, что собирались вместе. Ведите себя естественно. Завтра притворяйтесь шокированными казнью, но не больше, чем другие.
Студенты начинают расходиться. Один за другим, через тайные проходы, которые показывает Даркен. Каждый уходит в темноту, и каждый уносит с собой искру – знание, которое может изменить всё.
Наконец остаемся только мы с Даркеном. Тишина в убежище звенит в ушах после часов разговоров.
– Хорошо поработал, – говорит он, и впервые за весь день в его голосе слышится что-то похожее на одобрение. – Быстро поняли основы. У некоторых талант.
– Только начало, – отвечаю устало, опускаясь на стул. Каждая мышца ноет. – Впереди долгий путь. Месяцы. Может, годы.
Собираемся уходить, гасим факелы, когда внезапно раздаются шаги в дальнем коридоре – не там, откуда приходили студенты. Другой вход.
Даркен мгновенно напрягается, выставляя руку защитно. Огонь вспыхивает над его ладонью – готовый к атаке.
Из темноты появляется фигура в сером плаще, двигающаяся медленно, без агрессии. Руки открыты, показывая, что нет оружия.
Селена.
– Не бойтесь, – говорит она, снимая капюшон. Лицо усталое, постаревшее за один день. Шрам на брови кажется глубже. – Не враг. Никогда не была.
– Магистр Селена, – Даркен медленно опускает руку, но настороженность не исчезает. – Как нашли это место?
– Элайас показал давно, – отвечает она, входя в круг света. – Много лет назад. На случай, если с ним что-то случится. Он всегда был готов к худшему. Он знал, что система его убьет. Рано или поздно.
Входит в комнату и садится за стол с тяжелым вздохом. Устало проводит рукой по лицу, и в этом жесте столько горя, что комок подступает к горлу.
– Пыталась его спасти, – говорит тихо, глядя в пустоту. – Остановить казнь. Призвала весь авторитет. Все связи. Но Тенераус слишком силен. Слишком много сторонников в Совете. Они проголосовали за казнь. Я была в меньшинстве.
– Мы видели, – тихо говорю я. – С окна. Вы сделали все возможное. Больше, чем кто-либо.
– Недостаточно, – горько усмехается, и в этой улыбке нет радости – только боль. – Элайас был моим другом. Тридцать лет дружбы. Тридцать лет борьбы за перемены. Теперь он мертв. А я осталась. Один свидетель того, каким может быть Совет.
Поднимает взгляд – острый, проницательный, несмотря на усталость.
– Но его дело не должно умереть. Ты Связующий? Элайас рассказывал о тебе. Говорил, что ты владеешь древней магией. Что ты можешь показать правду.
Колеблюсь, потом киваю. Нет смысла скрывать.
– Да. Владею древней магией. Знаю, как призывать стихии без боли.
– Тогда у нас шанс, – говорит Селена, и в её голосе появляется решимость. – Предлагаю союз. Ты обучаешь студентов здесь, тайно. Я прикрываю в Совете – отвожу подозрения, выигрываю время, создаю отвлекающие маневры. Вместе мы можем подготовить почву для настоящих перемен.
– Опасно для вас, – замечаю. – Тенераус не простит, если узнает.
– Опасно для всех нас, – отвечает она просто. – Но выбора нет. Система прогнила до основания. Если не изменим сейчас – потом будет поздно. Совет становится все жестче. Скоро они начнут казнить не только за знания, но за вопросы. За сомнения. За несогласие.
Смотрю на Даркена. Тот смотрит на меня. Молчаливое общение – весь риск, вся ответственность в одном взгляде. Потом он кивает.
– Хорошо, – говорю я. – Принимаем предложение.
– Отлично, – Селена достает из-под плаща свиток, завязанный черной лентой, и разворачивает на столе. Пергамент старый, пожелтевший. – Здесь список студентов и профессоров, которые сомневаются в Совете. Двадцать три имени. Потенциальные союзники. Люди, которых можно убедить. Которые готовы слушать.
Всматриваюсь в список. Узнаю некоторые имена – видел на занятиях, в коридорах. Обычные люди. Которые могут стать чем-то большим.
– Связывайтесь осторожно, – продолжает Селена, водя пальцем по именам. – По одному. Никогда группами. Никаких массовых встреч, пока не наберете критическую массу. Обучайте. Показывайте правду. Когда наберем достаточно сторонников – выступим открыто. С доказательствами. С демонстрацией.
– Сколько времени? – спрашивает Даркен.
– Месяцы. Может, год. Зависит от того, насколько быстро люди учатся. Насколько готовы рисковать.
– А Тенераус? – спрашиваю я, и имя жжет язык. – Он ищет меня. Публично объявил. Не отступится.
– Скажу, что ты сбежал из города, – обещает Селена. – Что ушел в Забытые земли, испугавшись казни. Это выиграет время. Тенераус пошлет охотников туда – потратит ресурсы, силы. Пока они ищут тебя в пустыне, ты будешь учить здесь, под их носом.
Сворачивает свиток аккуратно, завязывает ленту и протягивает Даркену.
– Храните надежно. Показывайте только проверенным людям. Один донос – и все мы мертвы.
Даркен прячет свиток под плащ, кивает молча.
Селена встает, натягивает капюшон, направляется к выходу. У порога останавливается и оборачивается, и в неверном свете факелов её лицо кажется мертвенно-бледным.
– Будьте осторожны, – говорит тихо, но каждое слово весомо. – Тенераус беспощаден. Если узнает об обществе – убьет всех. Медленно. Публично. Как Элайаса. Или хуже. Он изобретателен в жестокости.
– Будем осторожны, – заверяет Даркен.
Селена кивает и исчезает в темноте коридора, её шаги затихают постепенно, пока не воцаряется полная тишина.
Сидим, не двигаясь, обрабатывая все, что произошло за этот невозможно долгий день.
– Это наш шанс, – говорит Даркен наконец, разрывая тишину. – Изменить систему. Продолжить дело Элайаса.
– Да, – соглашаюсь. – Но цена может быть высокой. Очень высокой.
– Любая цена лучше, чем смотреть, как система убивает всех хороших людей, – отвечает он жестко. – Элайас мертв. Но его смерть не должна быть напрасной.
Возвращаемся через тайные проходы. Поздняя ночь – Академия спит, коридоры пусты и темны. Где-то стучат сапоги патруля, но Даркен ведет обходными путями, избегая их.
Комната темна и тиха. Кайран спит на кровати, раскинувшись, лицо расслаблено. Мира тоже дремлет в углу, свернувшись клубком.
Тихо ложусь на постель, стараясь не скрипнуть пружинами. Смотрю в темный потолок. Не сплю. Не могу. Мысли роятся, переплетаются.
Элайас мертв. Добрый, мудрый человек, который хотел изменить мир. Который верил в лучшее. Теперь его нет. Сгорел на площади на глазах сотен людей. Из-за Кайрана. Из-за доноса. Из-за страха и слепой веры в систему.
Смотрю на спящего соседа. Он не выглядит виноватым во сне. Просто спит спокойно, ровно дыша, уверенный, что поступил правильно. Что служил Совету. Что защищал порядок. Не понимает, что убил человека. Или понимает, но оправдывает.








