Текст книги "Между мирами: Хроники забытого мага (СИ)"

Автор книги: Митя Воронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц)

Митя Воронин
Между мирами: Хроники забытого мага

Глава 1

Без десяти одиннадцать. Пергамент пахнет подвалом, в котором пролежал лет шестьсот. Профессор Величко так и сказал? не меньше.

– Александр Дмитриевич, вы опять здесь? – Марина, библиотекарь, заглядывает в читальный зал. – Я уже закрываю.

– Еще пять минут, пожалуйста, – прошу я, не отрывая взгляда от манускрипта.

Она вздыхает, но уходит. Привыкла. Особенно в последние два месяца, когда я пропадаю здесь до поздней ночи.

Манускрипт попал в университет неделю назад. Старик-антиквар принес его лично, завернутым в выцветшую ткань. Сказал только, что нашел при сносе старого квартала в подвале дома. Профессор Величко хмыкнул скептически, таких «находок» в университет приносят десятками, и обычно это подделки или малоценные тексты.

Но этот манускрипт другой. Текст написан странной смесью латыни, старославянского и каких-то символов, которые не встречаются ни в одном знакомом мне алфавите. Восемь лет я изучал средневековые рукописи, защитил диссертацию по палеографии, читаю древнегреческий как газету. Но эти символы…

Расплываются перед глазами. Нет это просто усталость.

Потираю переносицу, чувствуя, как пульсирует боль за веками. В кармане остатки кофе из автомата, уже холодного. За неделю я расшифровал где-то треть текста. Манускрипт содержит описание каких-то ритуалов, и коллеги посмеялись, когда я показал им предварительный перевод. Величко сказал, что это очередная средневековая фантазия алхимика-шарлатана.

Но есть логика. Структура. Система.

Автор манускрипта не был шарлатаном, он знал, о чем пишет. Описания слишком подробные, слишком точные. Формулы повторяются с математической точностью. Это не бред сумасшедшего, это учебник. Учебник по чему-то невозможному.

Переворачиваю страницу, и древний пергамент шуршит под пальцами. Диаграмма круг с вписанными символами. Под ней текст на латыни, который я уже перевел вчера: «Врата между мирами открываются для того, кто знает истинные имена стихий».

Магия. Типично для Средневековья.

Люди тогда верили, что можно превратить свинец в золото или вызвать дождь заклинанием. Я историк, а не фантаст. Меня интересует не магия сама по себе, а то, как средневековые ученые пытались систематизировать свои представления о мире. И эта система впечатляет. Чёткая, продуманная, почти научная в своей последовательности.

Копирую диаграмму в блокнот. Символы выводятся легко, словно пальцы сами ведут линии, будто я не копирую эти знаки, а вспоминаю что-то давно забытое. Странное ощущение, но я списываю его на усталость.

– Александр Дмитриевич! – голос Марины звучит уже строже. – Мне правда нужно закрывать.

– Уже иду, – отвечаю я, собирая вещи.

Аккуратно укладываю манускрипт в специальный футляр. Завтра продолжу. Нужно расшифровать оставшиеся две трети, может, там найдется что-то ценное для следующей статьи. Что-то, что заставит Величко признать, что я был прав.

Октябрьская ночь встречает ветром, который пробирает насквозь. Холодно. Университетский городок почти пуст, студенты разошлись по общежитиям, преподаватели давно по домам. Горят только фонари и окна охранной будки.

До метро двадцать минут, но я иду пешком, ночной город другой, тише. Телефон вибрирует в кармане. Сообщение от Лены: «Заберу последние вещи в субботу. Не хочу тебя видеть, просто оставь ключи у соседки».

Не отвечаю. Смысла нет.

В квартире пусто, и эта пустота давит сильнее, чем я ожидал. Лена забрала почти всё, остались только книги, компьютер, минимум мебели. На столе рамка для фото, перевёрнутая лицом вниз. В холодильнике почти ничего, кроме просроченного йогурта.

Ложусь на диван с блокнотом, не включая свет. Диаграмма из манускрипта. Символы. Латинский текст. «Врата между мирами…»

Что автор имел в виду? Параллельные реальности? Средневековая философия допускала существование множественных миров, Николай Кузанский писал об этом еще в пятнадцатом веке. Концепция множественности вселенных была известна задолго до современной физики.

Переворачиваю страницу. Странные символы, те самые, которые не похожи ни на что известное. Они расположены по кругу, каждый напротив определенной стихии: огонь, вода, воздух, земля. И пятый символ в центре.

Веду пальцем по нарисованному кругу, повторяя последовательность. Огонь. Вода. Воздух. Земля. И центральный символ тот, который в манускрипте назван «Связующим».

Глаза слипаются, веки становятся свинцовыми. Откидываюсь на подушку. Нужно просто… Проваливаюсь в сон.

Символы горят, и больно смотреть на них, как будто они прожигают сетчатку. Они вращаются, создавая какой-то узор, пульсирующий в такт моему сердцебиению. Голос откуда-то из глубины низкий, резонирующий, заполняющий всё пространство. Произносит слова на языке, которого я не знаю, но почему-то понимаю каждое слово, каждый оттенок значения. «Связующий пришел. Врата откроются».

Тело не слушается, руки немеют, ноги отяжелели. Веки не открываются, несмотря на все усилия. Символы вращаются быстрее, и быстрее, и ещё быстрее. Свет становится нестерпимым, пронзает насквозь. Что-то тянет вниз, в бездну под светящимся кругом, и я не могу сопротивляться этой силе.

«Связующий пришел. Врата откроются. Время настало». Я кричу, но звука нет, только немой ужас. Всё исчезает.

Просыпаюсь резко, и сердце колотится в груди, как бешеное. Рубашка мокрая от пота, прилипла к телу. Пульс бьется в висках, как молот по наковальне. Блокнот на полу, уронил во сне. Часы показывают три утра.

– Чёрт, – шепчу я, пытаясь отдышаться, руки дрожат.

Поднимаю блокнот дрожащими руками. Замираю, и дыхание перехватывает.

Страница с диаграммой. Символы светятся слабо, едва заметно в темноте. Настоящим зеленоватым светом, который не может быть просто галлюцинацией или игрой воображения.

Провожу пальцем по бумаге, сердце готово выпрыгнуть из груди. Свет не стирается. Я писал обычной ручкой, не флуоресцентными чернилами. Блокнот дрожит в моих руках, пока сердце колотится где-то в горле. Символы пульсируют в такт сердцебиению, словно живые. В центре круга, там, где нарисован «связующий» символ, бумага начинает темнеть.

Нет, не темнеть. Прогорать.

Маленькая черная точка появляется в центре символа. Растёт. От страницы идёт жар, обжигающий пальцы, но я не могу оторвать взгляд, как заворожённый. Точка становится дырой. Дыра растет, поглощая символы вокруг себя, расширяясь с каждой секундой.

Сквозь дыру я вижу не пол квартиры. Там другое место. Темнота, абсолютная и бездонная. Звезды, которых не должно быть в моей гостиной. И чьи-то глаза, огромные и немигающие, смотрящие прямо на меня из этой темноты.

Глава 2

Мокрая земля под спиной, холодная и неприятная. Пахнет гнилью и прелыми листьями, резкий запах въедается в ноздри. Открываю глаза. Не белый потолок квартиры, а небо серое, затянутое облаками, какое-то неправильное, чужое.

Лежу на земле, покрытой толстым слоем мха. Вокруг деревья огромные, темные, с корявыми стволами, похожими на скрюченные пальцы великана. Ветви переплетены так плотно, что почти не пропускают свет, создавая вечный полумрак.

Поднимаюсь, и в глазах сразу темнеет, голова кружится. Лес. Я посреди какого-то леса.

– Что за… – голос срывается, и я слышу панику в собственном голосе.

Оглядываюсь, сердце колотится в груди всё быстрее и быстрее. Никого. Ни людей, ни дорог, ни даже тропинки. Только деревья, мох, папоротники по пояс. Воздух густой, влажный, пахнет гнилью и чем-то резким, почти металлическим – запахом, которого не должно быть в обычном лесу.

Сон. Это только сон, кошмар после безумного вечера. Щипаю руку изо всех сил. Больно. Очень больно, и боль не исчезает.

Пульс частит, руки дрожат так сильно, что я едва могу их контролировать. Пытаюсь вспомнить, что было последним. Квартира. Блокнот. Символы, которые светились невозможным светом. Дыра в бумаге, расширяющаяся и поглощающая. Глаза, смотрящие на меня сквозь неё из бездны. А потом… ничего. Провал, пустота, забвение.

– Спокойно, – говорю я вслух, и мой голос хоть как-то успокаивает, даёт опору в этом безумии.

Галлюцинация, должно быть. Или я упал, ударился головой о что-то тяжёлое. Побочный эффект от недосыпа и переработки. Проверяю карманы дрожащими пальцами: телефон, ключи. Телефон включается экран разбит паутиной трещин, которых вчера не было. Нет сети. Ноль делений. Часы показывают 3:47. Та же ночь? Батарея на двадцати процентах.

Включаю фонарик, и луч света дрожит в такт моему дыханию. Осматриваюсь, и лес становится ещё мрачнее в свете телефона. Тени дрожат, движутся. Или мне кажется? Поворачиваюсь резко, никого. Только деревья и тишина.

– Нужно найти людей, – бормочу я, стараясь сосредоточиться. – Дорогу. Деревню. Что угодно цивилизованное.

Иду наугад, потому что все направления одинаковые. Деревья растут хаотично, приходится обходить массивные стволы, пробираться сквозь заросли, которые цепляются за одежду, словно пытаются удержать. Ботинки промокают за первые пять минут, хлюпают при каждом шаге.

Деревья странные, неправильные. Кора слишком темная, почти черная, с прожилками какого-то неестественного красного цвета. Листья широкие, мясистые, с красноватыми прожилками, пульсирующими в свете фонарика. Таких я не видел даже в справочниках по ботанике, а я видел немало за годы работы в университете.

Иду и иду, теряя счёт времени. Тишина давит на уши, почти физическая. Ни птиц, ни насекомых, ни шороха мелких животных. Ничего. Только мои шаги и дыхание, становящееся всё тяжелее от страха. Неправильно. В лесу должны быть звуки – всегда есть звуки живой природы. Рык разрывает тишину, как нож. Низкий, утробный, первобытный. Откуда-то сбоку. Или с обеих сторон сразу?

Замираю на месте, и пульс бьёт в висках так сильно, что я слышу свою кровь, бурлящую в венах. Тишина длится несколько секунд, которые кажутся вечностью. Потом рык снова, и он определённо ближе, чем раньше. Оборачиваюсь медленно, и сердце замирает, а потом начинает колотиться ещё быстрее.

Между деревьями, метрах в десяти, стоит… что-то. Размером с крупного волка, но это точно не волк, и не собака, и не что-то из земной фауны. Шерсть слишком длинная, волочится по земле грязными клоками. Глаза светятся красным не отражают свет фонарика, а именно светятся изнутри, как угли. Морда вытянутая, похожая на что-то среднее между волком и рептилией, зубы торчат из пасти, даже когда она закрыта.

Существо смотрит на меня, и я вижу в этом взгляде голод, чистый и неприкрытый.

– Хороший… песик? – выдавливаю я дрожащим голосом, понимая всю идиотичность этих слов.

Существо рычит глубоко, гортанно. Делает шаг вперед, приседая на задние лапы, готовясь к прыжку. Я бегу, не думая.

Не думаю, просто несусь сквозь лес, как безумный. Ветки хлещут по лицу, оставляя жгучие царапины. Корни пытаются подставить подножку на каждом шагу. За спиной топот – тяжёлый, быстрый, неумолимо приближающийся.

Оглядываюсь через плечо оно в пяти метрах, не больше. Красные глаза горят ярче в темноте. Пасть раскрыта, показывая ряды острых зубов, слюна капает на землю.

Спотыкаюсь о торчащий корень. Падаю, больно ударяясь плечом о твёрдую землю. Воздух выбит из легких, не могу вдохнуть. Существо замедляется, явно довольное, и рычание становится почти мурлыканьем, как будто оно уже представляет вкус добычи. Подходит ближе, когти скребут по земле с омерзительным звуком. Закрываю глаза, инстинктивно поднимая руки перед лицом.

Звук разрывает воздух высокий, звенящий, как колокольчик. Существо взвизгивает пронзительно, резко отскакивает на несколько метров. Открываю глаза и вижу, что между мной и зверем появляется свет, материализуясь из воздуха.

Маленький светящийся шар парит в воздухе неподвижно. Пульсирует ровно. С каждым пульсом издает тот самый звенящий звук, который, очевидно, режет слух зверю. Существо рычит, но не приближается, лапы нервно скребут землю в нерешительности. Ещё один звук резкий, пронзительный, на грани слышимости и зверь разворачивается, убегая в чащу с протяжным воем, который медленно затихает вдали.

Лежу на земле, тяжело дыша, не в силах пошевелиться. Смотрю на светящийся шар, который медленно опускается ниже, приближаясь ко мне. Внутри него что-то движется. Кто-то.

Фигурка размером с ладонь. Человекообразная, с крошечным телом, с крыльями, которые трепещут так быстро, что видны только как размытый ореол. Светится изнутри зеленоватым светом, мягким и тёплым. Крылья полупрозрачные, переливаются всеми цветами радуги, как мыльный пузырь.

Существо смотрит на меня огромными черными глазами, занимающими половину крошечного лица. Тянется рукой, не больше спички. Щёлкает пальцами, и звук резонирует в моей голове странным образом, превращаясь в… слова? Нет. Ощущения. Образы. Картинка вспыхивает в сознании: я иду за ним. Оно ведёт меня куда-то безопасное.

– Ты… настоящая? – спрашиваю я, понимая абсурдность вопроса, но не в силах сдержаться.

Существо снова щёлкает пальцами, более настойчиво, и в голове вспыхивает нетерпение, раздражение. Оно хочет, чтобы я шёл, и хочет этого немедленно, потому что здесь опасно.

Поднимаюсь на дрожащих ногах, колени едва держат. Существо летит вперёд быстро, оставляя слабый светящийся след, который медленно гаснет. Я иду за ним, спотыкаясь, потому что другого выбора нет, потому что это единственная надежда в этом безумном месте.

Идём минут десять, может, больше я перестал следить за временем. Лес светлеет постепенно. Деревья становятся реже, стволы тоньше, появляются просветы между ветвями. Слышу звуки: шум листвы на ветру, треск веток, далёкие птичьи крики. Нормальные звуки живого леса.

Существо останавливается на краю поляны резко. Показывает вперёд маленькой ручкой, настойчиво. Выхожу из леса медленно и замираю, словно в меня ударила молния.

Долина расстилается передо мной. Широкая, покрытая зелёной травой и редкими рощами. На горизонте, километрах в пяти или около того, город. Но не просто город нечто совершенно невероятное, невозможное.

Башни поднимаются в небо, тонкие и высокие, как иглы, устремленные в серые облака. Сделаны из чего-то, что отражает и преломляет свет стекло? Хрусталь? Какой-то неведомый материал. Между башнями натянуты мосты, похожие на паутину, тонкие и изящные. По ним движутся крошечные фигурки, люди или что-то ещё. Вокруг города высокие стены, массивные, а над ними развеваются флаги, слишком далёкие, чтобы разглядеть детали.

Стою на краю поляны, не в силах пошевелиться, не в силах отвести взгляд. Смотрю на город, и единственная мысль пульсирует в голове, что это не мой мир.

Невозможно. Такого не существует на Земле. Но я вижу его. Башни, стены, флаги, движение жизни. Светящееся существо рядом щёлкает пальцами последний раз, прощаясь. Исчезает, растворяясь в воздухе, словно его никогда и не было, оставляя только слабое мерцание.

Я один на краю поляны. Позади темный лес с его тварями и опасностями, впереди долина и город, которого не должно существовать.

– Допустим, это реально, – говорю я вслух, и мой голос звучит странно в тишине, слишком громко и слишком тихо одновременно. – Что теперь делать?

Ответа нет. Только ветер шелестит в траве.

Начинаю спускаться к долине медленно. Иду осторожно, озираюсь на каждом шагу, готовый бежать. Трава доходит до колен, мягкая и влажная от росы. Цветы растут повсюду: синие, жёлтые, красные, фиолетовые. Незнакомые формы, незнакомые запахи. Небо по-прежнему серое, но облака расходятся медленно. Сквозь них пробиваются лучи солнца. Или того, что здесь заменяет солнце.

Иду час, может больше время потеряло всякое значение. Город приближается с каждым шагом, и я начинаю различать детали: резьбу на стенах, блеск башен, отражающих свет, движение на улицах, похожее на муравейник. Слышу звуки, доносящиеся издалека: гул множества голосов, стук копыт, лязг металла.

Подхожу к воротам наконец, и они открыты настежь. Через них движется поток людей: крестьяне с телегами, гружёными сеном и овощами, торговцы с товарами, путники с дорожными сумками. Останавливаюсь в стороне, в тени стены, наблюдая.

Люди. Обычные люди. Две ноги, две руки, голова на плечах. Одежда странная: длинные плащи, кожаные куртки с заклёпками, пояса с непонятными украшениями, какие-то амулеты. Но люди, определённо люди.

Делаю глубокий вдох, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Иду к воротам, стараясь выглядеть уверенно.

У входа стоят стражники. Двое в металлических доспехах, потёртых и поцарапанных, с копьями. Смотрят на проходящих мимо, но никого не останавливают.

Прохожу мимо, стараясь не привлекать внимания, опустив глаза. Один поворачивает голову, смотрит на меня. Взгляд задерживается на одежде: джинсы, рубашка, ботинки. Слишком отличается от местной, слишком чужеродно. Хмурится, сдвигая брови. Делает шаг вперёд, перегораживая путь копьем. Замираю, руки снова дрожат предательски.

Стражник смотрит мне в глаза внимательно, изучающе. Говорит что-то на непонятном языке: резкие, рубленые звуки, похожие на германские языки, но совсем другие. Не понимаю ни единого слова, но тон предельно ясен: откуда ты и что тебе нужно здесь?

Глава 3

Стражник ждёт ответа, и я чувствую, как холодный пот выступает на лбу, стекает по спине. Открываю рот. Молчу. Не знаю их языка, не могу объяснить ничего.

Второй стражник подходит ближе, копье наперевес, движения настороженные. Они переговариваются короткими фразами, резкими. Один указывает на мою одежду джинсы и рубашку, явно чужеродные. Другой качает головой, что-то возражает, показывая на ворота.

Поднимаю руки ладонями вперед медленно, стараясь показать, что не представляю угрозы, что я безоружен.

– Хочу войти, – выдавливаю я, понимая абсурдность ситуации, но не зная, что ещё делать. – Просто войти в город.

Стражники переглядываются, обмениваются ещё парой фраз. Один хмыкает, явно раздраженный, небрежно машет рукой в сторону ворот проходи, мол. Видимо, решили, что я странный путник из каких-то дальних, экзотических краев. Или просто не хотят возиться с ещё одним бродягой, у которых и без того забот полно.

Прохожу быстро, почти бегом, пока не передумали. Внутри шумно, невероятно шумно после тишины леса. Людно. Жизнь кипит, бурлит. Торговцы зазывают покупателей громкими голосами, перекрикивая друг друга. Где-то неподалёку стучит кузнец ритмичные удары молота о металл, звонкие и четкие.

Детский смех разносится откуда-то справа. Скрип телег. Улица широкая, вымощена серым камнем, отполированным тысячами и тысячами ног. По краям ряды домов здания двух– и трехэтажные, прижатые друг к другу, с узкими окнами и покатыми крышами. Стены из светлого камня, местами украшены резьбой, которая завораживает взгляд своей сложностью.

Иду медленно, не переставая оглядываться, впитывая каждую деталь. Люди проходят мимо, поглощенные своими делами, не обращая на меня внимания. Женщина несёт тяжёлую корзину с овощами, нагружена так, что удивительно, как она идёт. Мужчина тащит огромный мешок на плече, пошатываясь. Дети носятся между взрослыми, играя в какую-то догонялку, смеются заливисто.

Вывески над магазинами без знакомых букв, без привычного алфавита. Вместо них символы, которые мне ничего не говорят, красивые, но непонятные. Железный молот над кузницей понятно. Деревянная кружка таверна, очевидно. Сапог обувная мастерская, логично.

Останавливаюсь у фонтана в центре небольшой площади. Вода бьёт из центра ровной, идеально ровной струёй, поднимаясь в воздух метра на два. Слишком правильной траекторией, слишком ровной. Подхожу ближе, осматриваю основание внимательно. Никакого видимого механизма или насоса. Вода просто поднимается в воздух сама, повинуясь какой-то невидимой силе, магической. Магия. Они используют её здесь как мы электричество, как обыденность.

Дальше по улице торговец раскладывает товары на деревянном прилавке, потертом от использования. Протягивает руку над прилавком ладонью вниз, губами шепчет что-то быстро, почти неразборчиво. Все вещи начинают подниматься одновременно, медленно вращаться в воздухе, словно в невесомости. Покупатели подходят спокойно, рассматривают парящие предметы, словно это самая обычная витрина, какую видят каждый день.

Останавливаюсь в стороне, прислонившись к стене дома. Наблюдаю, не веря своим глазам, хотя уже видел невозможное сегодня.

Торговец широко улыбается, демонстрируя товар очередному покупателю, расхваливает что-то. Через минуту лицо его резко бледнеет, улыбка тает, как воск. Он убирает руку резко, и вещи падают на прилавок с глухим стуком, несколько предметов скатываются на землю. Торговец хватается за край стола дрожащими руками, тяжело дышит, словно только что пробежал марафон.

Вижу его руки, когда он опирается на прилавок, пытаясь не упасть. Вздрагиваю невольно. На запястьях тёмные, почти чёрные пятна, похожие на ожоги. Не обычные синяки, не грязь. Кожа выглядит так, словно обуглилась, потрескалась, покрылась сетью темных вен, расползающихся по рукам.

Торговец поднимает голову и замечает мой взгляд, мой ужас. Быстро натягивает рукава, скрывая руки, бросает недовольный, почти враждебный взгляд в мою сторону. Отхожу быстро, ускоряя шаг, опустив глаза.

Иду дальше по улице, но теперь смотрю внимательнее, замечая детали. Начинаю видеть закономерность, которую раньше не замечал: многие, кто использует магию открыто, выглядят больными, измотанными.

У мужчины, поднимающего тяжелые ящики заклинанием, на шее темные прожилки, похожие на корни мёртвого дерева, ползущие к лицу. У пожилой женщины, зажигающей огонь простым щелчком пальцев, руки трясутся так сильно, что она едва держит факел, чуть не роняет его.

Магия требует цену. Высокую цену. Цену жизни. Выхожу на центральную площадь и замираю, запрокинув голову, остановившись посреди потока людей.

В центре возвышается башня: огромная, невероятно высокая, тонкая, изящная. Устремлена в серое небо, словно игла, пронзающая облака, достигающая самих небес. Вся из прозрачного материала, может хрусталь или какое-то магическое стекло. Солнечный свет проходит сквозь неё, преломляется под невероятными углами, рассыпается сотнями радуг, которые танцуют на мостовой, играют на стенах окружающих зданий.

Башня светится изнутри мягким синим сиянием, которое медленно, ритмично пульсирует. Создаётся впечатление, что сооружение живое, дышащее, что у него есть сердце.

Вокруг башни много людей, настоящая толпа. Торговцы с лавками, покупатели, рассматривающие товары, уличные артисты. Кто-то играет на инструментах, похожих на лютни, мелодия странная, но красивая. Кто-то жонглирует горящими шарами, которые не обжигают руки. Я стою с открытым ртом, как деревенский простак, впервые попавший в столицу.

Поднимаю голову ещё выше и вижу их: каменные платформы, парящие в воздухе метрах в двадцати над площадью, медленно движущиеся. На них люди, повозки, какие-то грузы. Платформы медленно движутся по невидимым путям, безопасно, словно по рельсам в воздухе. Воздушный транспорт на магии. Общественный транспорт.

Стою посреди площади, и город кажется невероятным, фантастическим, вырванным из сказки. Но я чувствую холод камня под ногами, запах свежеиспеченного хлеба из соседней лавки, слышу голоса людей, их смех, споры. Реально. Всё это реально, осязаемо.

Желудок сводит резкой болью, напоминая о себе, о том, что я не ел со вчерашнего вечера. Или позавчера? Я уже не помню точно, время смешалось.

Иду к лавке, где продают еду, притягиваемый запахом, как магнитом. Запах свежего хлеба кружит голову, вызывает слюноотделение. На прилавке булки разных размеров, пироги с чем-то, хлебцы. Рядом корзины с фруктами: красными, жёлтыми, каких-то немыслимых форм, похожими на груши, но не груши. Незнакомые, но выглядят аппетитно.

Торговец смотрит на меня оценивающе, полный, бородатый, в запачканном мукой фартуке. Говорит что-то вопросительно, поднимая густую бровь. Показываю на булку, самую большую, потом на себя, пытаясь изобразить жестами, что хочу купить.

Торговец кивает понимающе, явно сталкивался с иностранцами. Протягивает руку и трет большим пальцем по остальным универсальный жест торговли. Плати. Нет денег. Ни местных монет, ни каких-либо других, что могли бы подойти. Показываю пустые карманы, выворачиваю их наизнанку, развожу руками в извиняющемся жесте.

Торговец хмурится сразу, сдвигая густые брови, и лицо становится недружелюбным. Качает головой решительно. Машет рукой грубо уходи, не мешай работать.

– Может, обменять что-то? – бормочу я, зная, что он не поймёт, но надеясь на чудо.

Достаю телефон из кармана. Протягиваю ему, надеясь, что диковинная вещь заинтересует, что он захочет её. Торговец берёт осторожно, вертит в мясистых руках с любопытством, разглядывает со всех сторон.

Нажимает кнопку сбоку экран не включается. Батарея села окончательно. Отдаёт обратно с презрительной гримасой, фыркает. Машет уходи, не морочь голову. Забираю телефон, теперь уже бесполезный, отхожу с опущенной головой.

Следующий торговец. Овощи, разложенные аккуратными горками морковь, что-то похожее на капусту. Показываю на них, на пустые карманы, на себя. Качает головой, даже не слушая дальнейших объяснений.

Третий торговец. Четвертый. Пятый. Результат один и тот же никто не хочет иметь дела с бродягой без денег, никто не верит обещаниям.

Солнце садится за горизонт медленно, окрашивая небо в красноватые тона, потом в фиолетовые. Я бродил по городу несколько часов, и усталость навалилась свинцовой тяжестью. Голоден так, что голова кружится. Измотан до предела. Холодно легкая рубашка не спасает от вечернего ветра, который становится всё сильнее.

Еда. Ночлег. У меня ничего нет, совершенно ничего. Возвращаюсь на центральную площадь медленно, потому что не знаю, куда ещё идти, куда деться. Торговцы сворачивают лавки, складывая товар в ящики и повозки, готовясь к ночи. Площадь постепенно пустеет, люди расходятся по домам.

Сижу у фонтана, обхватив себя руками, пытаясь согреться. Смотрю на воду, которая продолжает бить вверх магической струей, неутомимо. В отражении вижу своё лицо: небритое, усталое, грязное, со следами засохшей крови от царапин. Выгляжу как бродяга, как нищий. Я и есть бродяга теперь.

Желудок сводит очередной острый спазм, и я сжимаюсь, пытаясь унять боль, но это не помогает. Хуже не было никогда в жизни. Даже в студенчестве, когда денег не было совсем, когда питался лапшой быстрого приготовления, я мог хотя бы сварить эту проклятую лапшу на последние копейки.

Здесь у меня ничего нет. Совсем ничего. Поднимаю голову с трудом, и взгляд останавливается на прилавке рядом. Рядом с фонтаном остался один торговец женщина средних лет складывает товары в деревянные ящики методично. На прилавке ещё лежит несколько булок, забытых или специально отложенных на завтра.

Женщина отворачивается, идет к повозке, что-то там ищет, роется в ящиках. Смотрю на булки. На женщину. Снова на булки. Медленно встаю на негнущихся ногах. Делаю шаг к прилавку, сердце колотится в груди так громко, что кажется, весь город слышит. Тянусь к булке дрожащей рукой, руки предательски трясутся. Останавливаюсь в нескольких сантиметрах от тёплой корки.

Воровство. Если поймают то тюрьма, или хуже. Желудок сводит так сильно, что я едва не сгибаюсь пополам от боли, острой и нестерпимой. Не ел больше суток, может, двое. Не выживу без еды это уже не просто голод, а реальная опасность для жизни.

Женщина роется в повозке, спиной ко мне, увлечённая поиском. Не видит меня, не замечает. Протягиваю руку к булке, пальцы почти касаются. Ещё немного…

– Стой! – кричит кто-то сзади громко, и голос ударяет, как плеть, как удар грома.

Резко оборачиваюсь, и душа уходит в пятки, сердце замирает. Стражник. Тот самый, что видел меня у ворот, узнаю лицо. Стоит метрах в десяти, копьё направлено прямо в мою сторону, угрожающе. Указывает на меня свободной рукой.

Торговка выскакивает из-за повозки на шум. Видит меня у прилавка, мою протянутую руку над булками, понимает ситуацию мгновенно. Понимает. Начинает кричать пронзительно, размахивая руками, призывая на помощь, голос становится всё пронзительнее и истеричнее.

Стражник идёт ко мне быстрыми шагами. Лицо суровое, непреклонное, без тени сочувствия. Отступаю на автомате, поднимая руки в примиряющем, умоляющем жесте.

– Не хотел, – бормочу я, зная, что слова бесполезны, но не в силах остановиться. – Просто очень голоден. Очень.

Стражник не останавливается, не замедляется. Хватает меня за руку грубо, и хватка железная, болезненная, пальцы впиваются в запястье так, что больно. Говорит что-то резко, рублеными фразами, в которых слышится гнев. Даже без перевода понятно: ты арестован, вор.

Торговка продолжает кричать, показывает на меня трясущимся пальцем, на прилавок, призывая свидетелей своего «ограбления». Другие торговцы оборачиваются, останавливаются, смотрят, некоторые кивают с явным осуждением на лицах.

Стражник дёргает меня за руку больно, и я спотыкаюсь, едва удерживая равновесие. Он тащит меня через площадь силой, не обращая внимания на мои попытки объяснить, оправдаться.

– Отпустите, пожалуйста, – начинаю я, и голос срывается жалко. – Я не украл… даже не взял ничего…

Слова бесполезны, пустой звук. Он не понимает, да и не хочет понимать. Стражник ведёт меня прочь с площади решительно. Идём по улице, которая становится всё уже и темнее. Прохожие смотрят, некоторые останавливаются, шепчутся. Никто не вмешивается, конечно. Один пожилой мужчина качает головой с явным, демонстративным осуждением.

Пытаюсь вырваться слабо, упираюсь ногами, но хватка слишком сильна, железная. Я не боец, чёрт возьми. Я историк, который проводил дни за пыльными книгами в библиотеке, а не на тренировках по единоборствам.

Поворачиваем на узкую улицу, почти переулок. Меньше людей, дома стоят плотнее друг к другу, нависают, окна закрыты ставнями. Становится темнее с каждым шагом.

Впереди здание из темного камня, которое выглядит угрожающе даже издалека. Приземистое, массивное, без единого украшения. Маленькие окна с толстыми железными решетками. Над тяжёлой дверью символ, высеченный глубоко в камне – весы, но неровные, перекошенные. Тюрьма. Это определённо тюрьма.

– Нет, послушайте, это недоразумение… – пытаюсь я ещё раз отчаянно, и голос срывается на жалкий хрип. – Я просто… я не хотел…

Стражник не слушает, даже не оборачивается. Открывает тяжелую дверь одной рукой, металл скрипит. Второй рукой толкает меня внутрь грубо.

Влетаю в темноту, теряя равновесие на скользком камне. Спотыкаюсь, падаю на холодный, влажный каменный пол. Дверь захлопывается за спиной с глухим ударом, окончательным. Снаружи ключ поворачивается в замке. Окончательный, безжалостный, страшный звук.