Текст книги "Любовь из капель дождя (ЛП)"

Автор книги: Мишель Бет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

– Что за хрень?

– Ну, ты сказала, что хочешь пить, а это неспроста. И я не хочу вызывать скорую. Если только в этом случае нам не будет гарантирован горячий медик в униформе, – подмигивает она и плюхается на диван рядом со мной.

Каким-то образом мне удается попить, не разбрызгав воду по всему дивану.

– Между прочим, я звонила тебе все утро.

– Ну, мобильник я тоже забыла. – Ставлю кувшин на колени, лениво вытирая пальцами со стекла конденсат. – Я зашла к Дилану, чтобы узнать, не хочет ли он пойти со мной и…

– А-а-а, – прерывает Нора с самодовольной усмешкой, – теперь все обретает смысл. – Она выпрямляется, расправляет плечи и соединяет руки на коленях. – Итак, поговорим о том, отчего ты стала такой забывчивой этим утром?

– Уф, давай не будем.

Я откидываю голову назад и закрываю глаза, пытаясь унять пульсацию в голове, которая мучает меня со вчерашнего дня.

– Эй. – Ее голос смягчается, и она приближается ко мне, кладя свою руку на мое плечо. – Что не так?

Из-за тревоги в голосе Норы я вздыхаю.

– Вот. – На столе лежит упаковка с оранжевыми драже. Она берет ее, открывает и бросает пару штук на ладонь. – Возьми «Тик Так».

Это еще одна вещь, которая остается неизменной в Норе. Она считает «Тик Так» решением всех жизненных проблем. Если бы все было так просто.

Бросаю пару штук в рот просто потому, что... Ну, это не повредит.

– Я в замешательстве. Почему все не может быть так просто, как раньше? Почему мое глупое сердце портит нашу великолепную дружбу? Почему Дилан не может быть девчонкой?

– Последнего вопроса даже касаться не стану, – Нора стреляет в меня коварной усмешкой. – Остальные вопросы риторические, или ты хочешь получить на них ответы? – давит она на меня, прекрасно зная, что мне нужен ответ, или я продолжу болтать. – Потому что Дилан – потрясающий парень, вот почему. Я удивлена, что тебе удавалось так долго притворяться. Признаю, ты проделала огромную работу, скрывая чувства, но рано или поздно твое сердце истечет кровью.

– Ха! – прикрываю лицо ладонью, надеясь исчезнуть. – Я не знаю, что делать.

– Напротив, мой милый друг.

Нора убирает мою руку от лица, и именно поэтому я люблю ее: она никогда не дает мне спуску.

– Ты прекрасно знаешь, что делать. Просто до смерти напугана, и на самом деле я не виню тебя за это. – Она подпирает рукой подбородок и громко вздыхает. – Знаешь, я была маленькой, когда мои мама и папа развелись, но я их очень любила и не переставала надеяться и верить в то, что они воссоединятся. Каждый раз, когда я видела, как они улыбаются друг другу или как мама целовала отца в щеку, во мне зарождалась надежда. Однажды – даже не помню, сколько мне было лет, – я проснулась и поняла, что то, чего я так хотела и на что надеялась, никогда не случится… Мы не станем настоящей семьей снова. И я была раздавлена. Так вот, – улыбается Нора, но ее улыбка пропитана грустью, – я поняла. И знаю, каково это – отчаянно чего-то желать и чувствовать себя опустошенной от осознания того, что этого никогда не произойдет.

Я дергаю ее за косу, и она смотрит на меня.

– Прости, Нора. Я даже не могу себе такого представить.

– Конечно, можешь.

Искренность в ее глазах будто парализует меня.

– Ты потеряла своих родителей и теперь до смерти напугана тем, что можешь потерять и Дилана тоже, – смеется Нора, но это больше похоже на хмыканье. – Ты же знаешь, я не эксперт в отношениях. У меня не лучший послужной список парней, но... Просто следуй зову своего сердца. Я всегда следую за своей вагиной, и, кажется, это не приводит ни к чему хорошему.

Нас накрывает хохот, от которого мне становится легче. Поигрывая темными бровями, Нора снова хватает «Тик Так», и я с улыбкой протягиваю руку.

– Видишь. Я же говорила, что они сработают.

– Знаешь, Нора, – я закидываю в рот сразу четыре штуки, – однажды ты станешь чертовски хорошим психологом.

Даже несмотря на то, что фраза «Следуй зову своего сердца» звучит довольно-таки ужасающе.

Глава 17

Дилан

Она была его опорой

Вчерашний и сегодняшний дни будто стерлись из памяти, но, похоже, такова моя реальная жизнь. Переполненная донельзя закусочная не давала мне ни минуты для раздумий. По возвращении домой я уже чувствую смертельную усталость, и все, чего с нетерпением жду, – это горячий душ и постель. К сожалению, у бабушки Молли другие планы.

– Дилан. – Ее взгляд устремлен на часы, висящие на стене. – Десять вечера.

Она закрывает книгу, которую читала, и кладет на стол. Я сажусь в кресло напротив нее, снимая обувь.

– Знаю. – Потираю ладонью лоб, и на кончиках пальцев остается жирный след. – Извини, что нас не было весь день, ба. Сегодня он был довольно напряженный.

– Все в порядке, дорогой. Мне удалось найти себе занятие.

Бабушка приподнимает губы в озорной улыбке, и только я собираюсь задать вопрос, как, оглядевшись вокруг, понимаю, что гостиная безупречно чиста. Она выглядит чище, чем была все эти месяцы. Фоторамки на стене висят ровно, пыль исчезла, а ковер недавно пропылесосили.

– Тебе не стоило этого делать, – машу рукой, указывая на комнату, – но спасибо.

– Пф-ф. Конечно, стоило. Хотя, честно говоря, я закрыла глаза, когда вошла в твою комнату, и лишь застелила там постель. И, возможно, зажала рукой нос, пока вычищала холодильник.

У меня даже нет сил смеяться.

– Все так плохо, да?

Она складывает пальцы в замок, и на ее губах появляется легкая улыбка.

– Самую малость. Ну, я могу приготовить тебе что-нибудь поесть? Холодильник полностью укомплектован. И шкафчики тоже.

– Ба...

– Помолчи, Дилан, – говорит она тоном, не терпящим возражений. К тому же, я ценю ее труд. – Всегда пожалуйста. Теперь я могу что-нибудь приготовить?

– Нет, спасибо. Я не голоден, просто устал. Думаю, что приму душ и отправлюсь спать. – Соскальзываю с кресла, подняв с ковра кроссовки. – Увидимся утром.

– Хорошо, дорогой. Отдыхай.

Я почти поднимаюсь наверх, когда снова слышу голос бабушки:

– Дилан, что обычно делают двадцатилетние в субботу вечером?

Ее вопрос останавливает меня, в груди распространяется холодная тревога.

– Честно говоря, понятия не имею.

Эти слова еще долго буравят мой мозг. Даже после того, как я принял душ и запрыгнул в кровать. Я не типичный двадцатилетний парень. Не учусь в колледже и не хожу на вечеринки. Мои родители умерли, и я сохну по своей лучшей подруге. Да, как-то так.

От мыслей об Эви мое нутро сжимается. Едва ли найдется день, когда я не вижу ее и не говорю с ней. Но сегодня был один из таких. И я соскучился. Безумно.

Она – мой якорь. Моя надежда. Мое сердце. Она для меня все.

Дерьмо.

Телефон в моей руке ощущается неимоверно тяжелым. Я веду спор с самим собой до тех пор, пока не утихает тоска, стиснувшая грудь. Только тогда я разблокировал экран, чтобы написать Эви сообщение. Может, она уже легла спать, но я сомневаюсь в этом. Правда, перед тем как набрать тест, делаю выдох и напоминаю себе, что сначала мне нужно научиться ходить, а затем уже бегать.

Я: Привет, Хоппер. Не спишь?

Эви: Не-а. Только вернулась с пробежки и приняла душ. Собиралась почитать.

Я: Я скучал по тебе сегодня. Не видел тебя.

Начинаю жевать губу в ожидании ее ответа. Он приходит через секунду.

Эви: Я тоже.

Мое сердце подпрыгивает в груди, хоть я и не знаю, на какую часть моего сообщения она ответила. Думаю, это не имеет значения.

Я: Я хочу.

Эви: Что хочешь?

Я: Увидеть тебя.

Эви: О, лол :)

Я: Можно мне зайти?

Эви: Сейчас?

Я: Ну, дорога дальняя и может занять несколько минут.

Эви: Хорошо :)

Бросаю телефон на кровать и натягиваю на себя шорты и футболку. Мое тело тяжелеет от усталости. Даже усилие, требуемое для того, чтобы одеться, кажется сейчас трудным.

Я беру с комода ключи и куртку, собираясь броситься вниз по лестнице, когда замечаю бабулю, уснувшую на диване. Книга лежит на ее животе, а очки все еще висят на носу. Я тихонько подкрадываюсь к креслу, стягиваю с него одеяло и, встряхнув, укрываю им бабушку. Поцеловав ее в лоб, на цыпочках иду к двери.

– Передай от меня привет своему ангелу.

– Ба! – Резко поворачиваюсь, теряя равновесие, и чуть не опрокидываю столик возле двери. – Ты до усрачки меня напугала!

– Следи за языком, – ругается она, улыбаясь. – Повеселись.

– Повеселюсь. После того как отойду от сердечного приступа. Пока, бабуль.

Недолгая прогулка через улицу нисколько не успокаивает мои расшатанные нервы. Внезапно мои руки и ноги наливаются свинцом, а на плечи давит непосильный груз. Не знаю, что тому виной: закусочная, вернувшаяся домой бабушка, или все это из-за Эви. Но меня будто медленно подталкивают к утесу, и теперь я должен решить, хочу с него спрыгнуть или нет.

Когда Эви открывает дверь, мне кажется, что я стою на пороге целую вечность. Просто пялюсь. Ничто другое не имеет значения, и на секунду все предметы вокруг размываются. Все дерьмо сегодняшнего дня смывает волной, на душе остается лужица спокойствия. Эви действует на меня успокаивающе.

– Дилан? – Она машет рукой перед моим лицом, выводя из оцепенения. – Ты в порядке?

Вздохнув, опускаю плечи.

– Не знаю, – честно отвечаю я, потому что с ней по-другому не бывает. – Мы можем немного погулять?

Она наклоняет голову в попытке отыскать на моем лице какой-нибудь ответ.

– Конечно. Только захвачу босоножки.

Мысленно ругая себя, качаю головой, когда девушка забегает в дом. Я нахожусь не в том состоянии, чтобы оценить, насколько Эви очаровательна в шортах и в майке для сна. Слава богам, она в лифчике. Даже в самые трудные времена я не смогу сопротивляться... ей.

– Ладно, я готова.

Мы немного прогуливаемся в тишине. Прохладный ночной воздух нисколько не помогает снять напряжение, появившееся внутри. К счастью, Эви не требует объяснений. Она знает – когда буду готов, я заговорю.

– Хочу, чтобы ты мне кое-что пообещала, – наконец произношу я. Смотрю прямо перед собой, но чувствую, как ее горячий взгляд обжигает мое лицо.

– Хм-м. Зависит от того, что это, – дразнит она, но я не в том настроении.

– Хочу, чтобы ты пообещала, что не будешь бегать одна по вечерам. Если хочешь побегать, звони мне. Я поеду на велосипеде рядом с тобой.

– Дилан. Я могу позаботиться...

– Черт возьми, Эви! – Сжимаю рукой бедро и стискиваю зубы. – Я знаю, что ты можешь о себе позаботиться. Знаю, что тебе никто не нужен. Но, пожалуйста, хотя бы раз не спорь со мной! – Сжимаю переносицу, смягчив тон голоса. – Мне нужно знать, что ты в безопасности... Я... Я не могу тебя потерять. – Сосредотачиваю взгляд на тротуаре, я пытаюсь выглядеть собранным, но в то же время внутри меня все рушится. – Я просто не могу.

– Эй. – Эви нежно и обнадеживающе касается моей руки. Я поднимаю голову, наблюдая за ее искренней улыбкой. – Хорошо, я обещаю.

– Хорошо.

После того как я вычеркнул один пункт, из-за которого стоило волноваться, мое беспокойство должно было поутихнуть. Но это не так. Эви касается пальцами моей ладони, будто чувствует приближающийся взрыв. Это больше похоже на извержение мыслей. Мой разум перескакивает с одной мысли на другую, туда-сюда, кружит и кружит. Моя личная стиральная машина.

– Знаешь, мне чертовы двадцать лет, а такое ощущение, будто сорок. Я работаю, прихожу домой, а потом просыпаюсь и снова иду на работу. Я не учусь в колледже, не хожу на вечеринки и не занимаюсь тем, что должен делать парень в моем возрасте.

– Ну и что, Дилан? Дело не в том, что, как ты думаешь, тебе следует делать. У каждого свой путь. Речь о твоих желаниях. Чего ты хочешь?

Такой простой вопрос, и помимо очевидного – что, похоже, очевидно для всех, кроме Эви, – я понятия не имею, чего хочу.

– Неужели ты не понимаешь? В том-то и дело. Тебе двадцать. Ты можешь ходить и делать все, что захочешь. Ты не застрял во времени. Единственный, кто ограничивает тебя, – ты сам. Даже не знаю... Иногда мне кажется, что ты считаешь себя эгоистом. Но ты молод, Дилан. Ты должен быть эгоистом. Если когда-нибудь и наступит время подумать о себе, то сейчас тот момент. Так что, если ты хочешь пойти в художественную школу, профессионально заняться бейсболом или даже полететь на Луну – просто сделай это.

Впервые за сегодняшний вечер я искренне смеюсь.

– Ты мой личный рекламный ролик Nike, знаешь это? Уверена, что хочешь изучать английскую литературу, а не психологию? (Примеч. слоган Nike «Just do it», что переводится как «Просто сделай это»).

– Уф, нет, – посмеивается она, – оставлю это экспертам.

– Хотя, знаешь, это же смешно, – размышляю я, пытаясь осознать иронию всего происходящего. – Отец сильно меня изводил, и можно было предположить, что я стану преуспевающим человеком, но на самом деле все вышло иначе. Интересно, на подсознательном уровне я умышленно сделал это? Держу пари, Нора пришла бы от этого в восторг.

– Уверена, так и есть. – Улыбка Эви теплая и успокаивающая. – Говоря о Норе, я видела ее на днях.

– Как поживает сумасшедшая Нора?

Я выдыхаю, радуясь, что хотя бы ненадолго отвлекаюсь от собственных мыслей. Эви гораздо интереснее.

– Прекрасно. – В ее голосе столько восхищения, отчего я улыбаюсь. – Я так горжусь ей, понимаешь? Она живет своей мечтой. Нора с детства хотела стать психологом и уже через два года получит диплом.

Все сто семьдесят три сантиметра ее роста сосредоточены на мне. Эви фыркает:

– Помнишь, как однажды ты зашел к нам, а она усадила меня за мамин стол, когда сама расположилась в большом кожаном кресле с блокнотом в руках. Боже мой, – смеется девушка, и этот звук отражается в моем сердце, – она задавала вопросы, снова и снова. Как прошел мой день, есть ли что-то, что беспокоит меня и что мы должны обсудить? Когда спустя час сработал таймер, Нора вывела меня из моего же дома, пожала руку и вручила упаковку «Тик Так».

Пока мы смеемся над этим, мой разум отдыхает, но затем непрошенные мысли снова закрадываются в голову.

– Бабушка сказала, что моя мама хотела стать танцовщицей. Похоже, она даже поступила в Джулиард.

– Что? – визжит Эви от удивления. Точная копия моего собственного ответа. – Давай-ка поподробнее об этом. Не представляю твою маму танцовщицей. Она была такой сдержанной. Даже не знала, что она наслаждалась музыкой. Очевидно, я многого о ней не знала.

Мое горло раздирает от тоски, но я прочищаю его, надеясь протолкнуть образовавшийся ком.

– Иногда я видел, как она, казалось, часами сидела в кресле у окна, уставившись на что-то. Мне всегда было интересно, на что она смотрит. Когда я звал ее, и мама поворачивалась ко мне, было такое чувство, словно она даже не видела меня. Как будто была где-то еще.

Эви успокаивающе сжимает мою руку, когда прохладный ветерок начинает хлестать мою кожу, отряхивая частички прошлого, которое я хотел бы забыть.

Когда мы достигаем конца улицы и в центре внимания оказывается Хиллдейл-Парк, все уже забыто. Я украдкой смотрю на Эви. Уголки ее губ приподнимаются в улыбке, и я понимаю, что она заметила это.

Глава 18

Эви

Он знает о ней все

Я вижу качели, и меня тут же накрывают воспоминания. Один за другим на меня волной накатывает поток ощущений. Я вижу маму. Ее карамельные волосы, развевающиеся на ветру, прикрывают улыбку. Она раскачивает меня на качелях, и я хихикаю. Мои длинные ноги свисают с края металлического сиденья. Маленькие ручки скользят по веревкам, теперь обветшавшим из-за погоды и из-за времени. И мама всегда рассказывала истории, каждая из которых отличалась от предыдущей.

Иногда она рассказывала о ветре и о деревьях, небе или солнце. Главной героиней всех историй всегда была маленькая девочка. Крошка с ярко-рыжими косичками, в штанишках, которые были малы для ее вытянувшейся фигуры. Но она всегда улыбалась и любила смеяться.

Я моргаю, и образ моей матери исчезает, оставив вместо себя мальчика. Растрепанные темные волосы прикрывают его большие карие глаза. День ото дня он стоял там, раскачивая меня на тех самых качелях; слушая мои истошные крики, когда я рыдала после потери мамы и папы; подставляя свое плечо, когда я была не в силах держать голову от горя. Мой взгляд затуманен, сердце разрывается, но одновременно наполняется теплом. Дилан просто был подростком. Мальчишкой, который и сам переживал нелегкие времена. Но все же он понимал меня, потому что тоже пережил потерю.

– Садись.

Его спокойный голос вырывает меня из воспоминаний, и я обнаруживаю, что мы уже стоим рядом с качелями. Ноги несут меня вперед, оставив мысли далеко позади.

Качели выглядят точно так же, какими я их запомнила.

– Они не сильно изменились, да, Диллс?

– Да. – Он легко раскачивает меня, и я знаю, что в этот момент он улыбается. – Но нам бы этого и не хотелось, верно?

Я замираю, рассматривая красивый дуб, каждая ветвь которого тянется к другой, как будто они отчаянно нуждаются друг в друге.

– Мне нравились те истории, рассказанные мамой. Особенно про ветер. Как он щекотал деревья, и небо улыбалось, когда они смеялись.

Улыбаюсь сквозь слезы, потому что теперь она один на один с небом, ветром и деревьями. Как бы ни скучала по маме, я знаю, что они хорошо о ней заботятся.

– Мне тоже нравится, – признается Дилан. – И я знаю, ты так любишь читать, потому что все эти истории твоя мама придумала для тебя.

Я смотрю на него через плечо сквозь завесу волос.

– О, ты знаешь, да?

– Я знаю все о тебе, Хоппер.

– Да? И что же ты знаешь? – поддразниваю его, наслаждаясь нашей болтовней, и сижу в предвкушении того, что он скажет дальше.

– Многое, – уверенно произносит Дилан. – Например, то, как ты всегда отмеряешь нужную порцию арахисового масла и следишь за тем, чтобы не съесть больше двух столовых ложек за раз, – посмеивается он. – Калории, конечно. И как ты не можешь жить без музыки. Первые шесть песен на твоем iPod принадлежат Эду Ширану, и, если он когда-нибудь появится на твоем пороге, ты упадешь к его ногам.

Последнее вызывает у меня смех, потому что Дилан в курсе этого.

– Твой любимый цвет – фиолетовый, – добавляет он, – и ты любишь фиалки. Ненавидишь походы, но никогда не жаловалась на это, потому что твоим родителям нравилось вывозить тебя и Зои на природу.

Понемногу, кусочек за кусочком, Дилан продолжает раскрываться передо мной с каждым вздохом.

– Когда мы учились в средней школе, ты каждый день на протяжении трех недель приносила по два обеда в сумке и отдавала один бездомному, сидящему на скамейке в квартале от школы. И ты любишь хранить вещи, не складируя, а с чувством. Точно так же делала твоя мама. Как тот потертый счастливый пенни, который ты нашла, когда нам было по восемь лет.

Слезы наворачиваются на глаза и проливаются после его дальнейших слов:

– Ты все еще хранишь старый дневник в своем ящике с носками, потому что не хочешь забывать о том, как ты изменилась. И ты любишь танцевать под дождем, потому что во время летнего шторма мама брала тебя с собой прыгать по лужам.

Слезы текут по моим щекам, пульс бьется где-то в горле.

– И я с абсолютной уверенностью знаю, что ты самый бескорыстный человек, которого я когда-либо встречал. Ты отдашь нуждающемуся последнюю рубашку, даже если будешь знать, что замерзнешь. И знаешь, что еще я знаю?

В ответ лишь качаю головой, потому что по голосу он сразу поймет, что я плачу. Дилан обходит качели и становится передо мной на колени. От его искреннего взгляда у меня перехватывает дыхание.

– Я знаю, что твоя мама была права. Тебе суждено сиять, как Сириусу, самой яркой звезде на небе. – Он смахивает мою слезу большим пальцем. – Я не хотел, чтобы ты плакала. Думаю, я... – Его взгляд полон неуверенности, – хотел, чтобы ты знала, что я всегда тебя замечал. Я ведь сказал не такие уж и плохие вещи, правда?

– Нет, Дилан. – Заключаю его лицо в тепло своих ладоней и шепчу: – Это самые лучшие вещи.

Его дыхание учащается, а взгляд устремляется на мои губы, затем снова возвращается к глазам. Я отрывисто дышу и сглатываю. На долю секунды мне кажется, что он меня поцелует. На самом деле меня удивляет, насколько сильно я хочу его. Представляю, как его полная нижняя губа будет чувствоваться на моих. От этих мыслей я облизываю губы. Но Дилан поднимается с колен, разрушив момент.

Он берет меня за руку, и в животе тут же взрывается и искрится фейерверк. Эту руку я держала всего несколько минут назад, но сейчас она ощущается как-то иначе. Разум снова играет со мной, и я отчаянно желаю на что-нибудь отвлечься. Сейчас.

– Подумай о том, сколько моих слез пролито на этом месте? – выпаливаю я, снова почувствовав на себе взгляд Дилана. – И как это мы перешли от разговора о тебе к разговору обо мне?

– Э-э. На самом деле я даже не заметил. Кроме того, – подмигивает он, – ты куда интереснее.

– Умоляю, позволь с тобой не согласиться, – возражаю я, поднимая в ответ голову.

– Умоляй, – Дилан поднимает брови, – вот на это мне интересно посмотреть.

У меня отвисает челюсть. И я имею в виду то, что мой рот широко раскрыт. Вероятно, настолько, что в него свободно залетит бейсбольный мяч.

– Язык проглотила, Хоппер?

Я понимаю, что мое лицо залилось краской. Прикусываю губу, пытаясь развеять образы, приходящие на ум: умоляющая, на коленях, с высунутым языком. К тому же, перед глазами мелькают еще кое-какие картинки, от которых сложно отделаться.

– Ты всегда так мило выглядишь, когда краснеешь, Эви. Идем, пора возвращаться.

Обратная дорога проходит спокойно. Из-за холодного воздуха кожа на руках покрывается крошечными мурашками. Я слегка дрожу, но чувствую себя хорошо.

Ночное небо усеяно звездами, освещающими наш путь. Мы мало говорим, но Дилан не отпускает мою руку, и я все время улыбаюсь. Теперь, когда напряжение исчезло, он тоже кажется более расслабленным.

– Замерзла? – спрашивает Дилан и, не дожидаясь ответа, отпускает мою руку и снимает куртку. Накинув ее мне на плечи, он снова обхватывает мои пальцы своими. Я опять улыбаюсь. Кажется, я могу улыбаться вечно.

Спустя несколько минут его голос эхом разносится по тихой улице:

– Я кое-что забыл.

– А?

– Чтение. Ты перечитывала «Гордость и предубеждение» четыре раза. И если бы ты оказалась на необитаемом острове и тебя поставили перед выбором: вода и еда или вода и книги, – то ты бы выбрала книги.

У меня нет слов. Мне нечего сказать, потому что он прав... во всем. И он все еще думает обо мне. Череда мурашек вновь пробегает по моей коже. Но теперь это никак не связано с температурой воздуха.

Когда мы добираемся до дома, Дилан доблестно пытается подавить зевок, а мои ноги наконец-то чувствуют последствия от пробежки. Он ведет меня к входной двери, остановившись прямо под лампой на крыльце.

– Чувствую себя намного лучше, – улыбается Дилан, его глаза блестят под длинными темными ресницами. – Спасибо.

Я киваю и продолжаю изучать выражение его лица, но затем взгляд Дилана опускается на наши переплетенные пальцы, и он вздыхает.

– Знаешь… Когда ты держишь меня за руку, шум в голове… все… просто прекращается. – Следующие слова он произносит едва различимым шепотом: – Я не хочу отпускать твою руку.

Сердцебиение учащается, и правда слетает с губ, будто сорванная легким ветерком:

– Так не отпускай.

Когда его глаза встречаются с моими, я вижу, что они расширены от шока. Изучая мое лицо, Дилан словно удерживает меня в заточении своим ласковым взглядом. Будто хочет убедиться, что это реально. И в этот момент на его губах появляется самая прекрасная улыбка. Она великолепна. И второй раз за сегодняшний вечер Дилану удается лишить меня воздуха. Он подходит ближе и смотрит на мой рот. Сердце реагирует на это громким стуком в ушах. Моих губ касается его теплое дыхание, когда он наклоняется и целует меня в кончик носа.

– Спокойной ночи, Эви, – бормочет Дилан, а затем уходит, оставляя меня в раздумьях: а не сон ли это?

Потому что если так и есть, то это – мой лучший сон.

Глава 19

Дилан

Ему нравилось пить сок из коробки

Я просыпаюсь от голоса Джорди, раздающегося из коридора, где он разговаривает с бабушкой. Похоже, сегодня бабуля хочет помочь в закусочной, а Джордан усложняет ей жизнь. Но ему не выиграть спор, так что с тем же успехом он мог бы просто сдаться.

Конечно, я сразу думаю об Эви. И ничто, даже тот факт, что мне сегодня нужно работать, не может стереть улыбку с лица из-за трех слов, все время звучащих в моей голове, как самая прекрасная песня.

«Так не отпускай».

Что-то было в ее глазах, и те слова имели какой-то смысл. Мне это не померещилось. По крайней мере, не думаю, что это так. Неважно. Я больше не намерен впустую тратить свое время. Также я прислушаюсь к словам человека, который меня никогда не любил и вообще не имел никакого значения в моей жизни. Я буду добиваться того, чего хочу. А я хочу Эви.

Боже, этот рот. Губы в форме полумесяца. Когда она высунула язык, чтобы облизать их, я думал, что потеряю к чертям все свое самообладание. Делаю вдох и медленно выдыхаю. Мало того, я еще и проснулся с утренним стояком. Что только ухудшает ситуацию.

– Эй, ты не спишь?

Джорди открывает дверь, и я пытаюсь скрыть свою растущую эрекцию. Может, он и мой брат, но все же существуют такие вещи, свидетелем которых ему лучше не быть.

– Нет. – Сажусь, запустив руку в волосы. – Что случилось?

– Может быть, я должен спросить у тебя то же самое? – посмеивается он, подходя к кровати.

– Очень смешно. Споришь с бабушкой?

– Не-а. Она решила остаться еще на несколько дней и хочет помочь в закусочной, чтобы хотя бы немного побыть с нами. Пусть даже на работе. – Джордан взволнованно выдыхает. – Она такая упрямая.

– Да, я знаю об этом все. Меня окружают упрямые женщины. – Потираю глаза, а он в это время наклоняется для лучшего обзора.

– Чувак. Дилан, у тебя черные круги под глазами. Выглядишь измотанным. Поздно лег?

– Нет, не совсем. – Я царапаю щетину на подбородке и киваю в сторону кровати. – Присядь на секунду.

– Что?

Темно-каштановые волосы брата торчат во все стороны, как будто он взъерошил их, а под глазами такие же темные круги, как и у меня.

– Слушай, – щелкаю костяшками пальцев, пытаясь правильно сформулировать мысль, – я думал кое о чем... Не знаю... Может быть... нам стоит подумать о продаже закусочной?

– Нет.

Похоже, вот так просто шутки между нами закончились. Твердость его голоса практически обрезает все попытки обсудить это, и моя грудь сжимается.

– Вот как? Ты даже не поговоришь об этом.

– Послушай, Дилан. Если хочешь уйти, то просто скажи, и я найму кого-нибудь другого. Но продавать семейный бизнес? Ответ – нет. И это окончательно.

Джордан даже глазом не моргнул и не колебался. Не понимаю этого. Он мечтает о большем. Хочет стать инженером-механиком. В его комнате годами пылится стол для черчения, и это, словно яд, разъедает меня изнутри – потому что он настолько хорош. Джорди заслуживает гораздо большего. Черт, может, мы оба заслуживаем.

– А как же твоя степень инженера?

В его глазах мелькает что-то похожее на сожаление. Он кривит губы, но быстро справляется с собой.

Тяжело вздохнув, пытаюсь понять, куда приведет этот разговор и какого черта я собираюсь делать со своей жизнью. Эви была права. Чувствую себя эгоистом из-за того, что хочу чего-то другого и смею думать о себе. Родители умерли, и Джордан удерживает все это для нас. Он всегда так делал, и я в долгу перед ним. Нравится мне это или нет.

– Слушай, – он глядит в окно, не в силах посмотреть мне в глаза, – это была мечта мамы и папы, а я… не могу так поступить. Я не стану.

– Нет, – поправляю я, – это была папина мечта. Видимо, у мамы была другая.

Его жесткий взгляд, полный растерянности, возвращается ко мне.

– О чем ты говоришь?

– Ты знал, что мама хотела стать танцовщицей? Что она поступила в Джулиард?

– Кто тебе сказал такое? – не веря, спрашивает Джордан.

– Бабушка. – Потираю руку, тщательно подбирая следующие слова. – Не знаю, Джорди. Хоть я и был мелким, ну... Мама никогда не казалась мне счастливой. Разве ты не замечал?

Брат ничего не отвечает, только пожимает плечами, глядя куда-то на мое плечо.

– Ну, может быть, одна из причин, по которой она была несчастна, заключалась в том, что она отказалась от своей мечты… ради папы. Мама любила тебя, Джорди. Как думаешь, что бы она чувствовала, если бы знала, что ты делаешь то же самое?

Он встает, повернувшись ко мне спиной, и недовольно выдыхает.

– Разговор окончен, Дилан. Увидимся в закусочной.

Брат закрывает дверь, и я остаюсь сидеть в полнейшем шоке.

Я видел выражение его глаз. Это не конец. Отнюдь нет.

Кто знает, может быть, таким образом ― напомнив, что у него есть мечта, и никогда не позволять отказаться от нее, ― я отплачу ему за все, что он для меня сделал.

Мой перегруженный разум отвлекается на запах бекона, доносящийся из кухни. Живот урчит так, что я больше не в силах игнорировать это. Так как еще довольно рано, я решаю сначала поесть, а потом принять душ. Свесив ноги с края кровати, цепляю пальцем футболку, висящую на стуле, а затем достаю спортивные штаны из ящика.

Когда я подхожу к кухне, то слышу посвистывание бабушки Молли. Звук становится все громче, и вместе с ним нарастает чувство голода. Она слушает старинную радиостанцию, нацепив на себя фартук с надписью «Бабуля – бомба», который мы с Джорди подарили ей на день рождения пару лет назад.

– Милый фартук, ба.

– Доброе утро! – Она ставит на стол две тарелки. – Надеюсь, ты голоден, потому что я приготовила свое фирменное блюдо.

– Яйца Бенедикт, верно? – поддразниваю я, открывая холодильник, и копаюсь в нем, пытаясь отыскать коробку с апельсиновым соком. Теперь его трудно найти, потому что бабушка забила холодильник едой до отказа. Но я не жалуюсь.

Вытаскиваю сок из-за пакета с лимонами и уже собираюсь его выпить, когда бабушка выхватывает коробку из моей руки, покачивая пальцем перед носом.

– Дилан, – она надевает очки на нос, – существует причина, по которой были изобретены стаканы. И пока я здесь, ты будешь ими пользоваться.

Посмеиваясь, открываю шкафчик и достаю два стакана. Ставлю их на стол, чтобы бабушка наполнила их соком. Она выкладывает на тарелки яйца Бенедикт и добавляет к ним пару ломтиков бекона.

– Выглядит вкусно. Спасибо, бабуль.

– Всегда пожалуйста. – Бабушка встряхивает салфетку и кладет ее на свои колени. – А как прошел вечер с твоим ангелом?

Уверен, из-за моей улыбки ответ очевиден.

– Было… хорошо. – Кладу в рот кусочек яиц, и маслянистый вкус распространяется на языке. – Если честно, у меня был непростой вечер, а она сделала его намного лучше. – Со вздохом опускаю вилку. – Эви успокаивает меня, бабуль.

– Знаю. И я рада, что она у тебя есть. – Бабушка откусывает бекон, одобрительно улыбаясь. – Кстати, я упомянула об этом Джордану. Завтра вечером я готовлю ужин для вас двоих и хочу, чтобы ты пригласил Эви. Даже Брейдена, если хочешь. Думаю, Джордан тоже собирается кого-то пригласить.