Текст книги "Любовь из капель дождя (ЛП)"
Автор книги: Мишель Бет
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)
Я так люблю тебя, Дилан.
– Эви? – Дениз легонько машет мне рукой, стоя в дверях.
Я убираю телефон в сумочку и толкаю Нору локтем, тем самым сообщая ей, что ухожу. Она бормочет пару бессвязных слов, и я улыбаюсь.
Общаясь с Дениз, я не чувствую того огромного кома в горле, как при встречах с терапевтом, которого посещала после гибели родителей. Может быть, это связано с тем, что Дениз выглядит более непринужденно.
И пускай она по-прежнему со своим вездесущим белым блокнотом и карандашом, готовым зафиксировать все детали моего существования, именно ее «не валяй дурака» стиль помогает мне расслабиться. Прямые черные волосы Дениз подстрижены в стиле «боб», она одета в потертые синие джинсы и футболку с надписью «Продолжай болтать, и я поставлю тебе диагноз» – такое ощущение, будто я разговариваю с подругой.
– Устраивайся поудобнее.
Дениз указывает на место напротив своего высокого коричневого кожаного кресла, и я разворачиваю колеса, поворачиваясь к ней лицом. Ее кабинет небольшой. В углу стоит простенький стол и еще одно кресло в дополнение к ее собственному. На стенах висят разные дипломы, а на столе расположилась парочка фотографий ее золотистого ретривера Рокки.
– Ну, как ты сегодня?
– Довольно неплохо. – Я осознаю необходимость чем-то себя занять, поэтому начинаю рассеянно барабанить пальцами по бедру. – Чувствую, что становлюсь сильнее. Физиотерапия явно помогает.
– Это радует, – улыбается она, белые зубы резко контрастируют с цветом ее черных волос. – По сравнению с прошлой неделей произошли заметные улучшения. Что-то изменилось, да? – Не получив от меня ответа, Дениз указывает пальцем на свою футболку и улыбается, как в рекламе по телевизору. – Я не смогу поставить диагноз, если ты ничего не скажешь.
– Вчера я получила сигнал к действию.
Дениз наклоняет голову в бок, и черные волосы падают на ее лицо, пока она рассматривает меня.
– Что ты имеешь в виду?
– Я встретила кое-кого особенного. И за одно мгновение она показала мне, как драгоценна жизнь и за что я должна быть благодарна. Такое ощущение, будто я ослепла после аварии. Полностью сосредоточилась на том, что потеряла, а не на том, на что я все еще способна. – Я смотрю в окно, выходящее во двор, и мысленно переношусь в прошлое. – Помню то время, когда папа научил меня ездить на велосипеде без страховочных колесиков… – начинаю говорить я, возвращаясь к Дениз, строчившей что-то в своем белом блокноте. – Я помню радость в его глазах. Он был терпелив, а я – жутко неуклюжей и все время падала. У меня всегда были проблемы со всем этим балансом. Вот почему бег так хорошо мне подходит, потому что обе ноги находятся на земле. – Я вздрагиваю, осознавая сказанное. – Вернее, подходил.
– Продолжай, Эви.
– Дилан наблюдал за мной из окна своего дома, хотя я просила его не делать этого. Но он все равно смотрел. И когда я, наконец, доехала до конца улицы, не упав с велосипеда, то услышала, как он кричит из своего окна. В тот момент, когда я посмотрела на него, он спрятал голову. – Я смеюсь, и при мыслях о нем мои щеки краснеют. – Будто бы я не узнала голос. Знаете, он всегда меня подбадривал. Всегда был рядом со мной.
Дениз постукивает карандашом по губам.
– А как сейчас обстоят дела? Он все еще рядом с тобой?
– Да. – Я тянусь к подлокотнику своего кресла. – Несмотря на то, что я продолжаю отталкивать его.
Дениз отодвигает кресло назад, ставя локти на стол.
– Думаешь, ты его проверяешь?
– Нет. Я... Я боюсь... – сглатываю я. – Очень многого боюсь. Удерживать его. Сейчас ему только и не хватает того, чтобы чувствовать ответственность за меня. Все потому, что он такой верный. Я хочу, чтобы он был счастлив и не жалел об этом.
– Вау! – она вздыхает, вздернув подбородок вверх. – Как много решений ты принимаешь за него. А он вообще имеет право голоса? Я говорю о том, что это ведь его жизнь, верно?
Я грызу ноготь, думая о том, что они с Норой говорят мне об одном и том же.
– Да.
– Хорошо. – Перекинув ногу на ногу, Дениз крутит кольцо на своем пальце. – Тогда позволь ему самостоятельно сделать выбор касательно своей жизни, а сама сосредоточься на том, чего хочешь в своей. Подумай. Выясни свои желания, а потом иди и возьми это. Хочешь снова ходить? Сделай это. Хочешь, чтобы Дилан присутствовал в твоей жизни? Скажи ему об этом.
Накручивая на палец прядь волос, я обдумываю свой выбор.
– Когда вы говорите, это выглядит совсем просто.
– Так и есть.
* * *
– Итак, а я могу зайти и посмотреть на твою терапию? – Нора наносит блеск на губы и сжимает их. – Обещаю, буду вести себя тихо. Я просто взгляну одним глазком.
– Нет. Можешь смотреть на расстоянии. Мне нужно сосредоточиться на процессе, и я не хочу вместо этого кататься по слюням, которые ты оставишь. – Я хихикаю, наблюдая за тем, как она закручивает колпачок блеска и бросает его в свою сумочку.
– Я скучала по этому, – признается она, улыбаясь настолько заразительно, что я не могу не улыбнуться в ответ.
– По чему?
– По твоему смеху. А теперь уходи, пока я не разревелась. – Нора машет мне рукой. – Передай Трею привет от меня.
– Ты опоздала, солнце, – говорит Трей, когда я въезжаю в комнату. – Идем. Часики тикают.
– Прости за опоздание. Дениз задержала. Ну, чем я сегодня займусь?
Трей перемещается по комнате, настраивает веса и достает что-то похожее на огромные резиновые ленты.
– Сначала мы, как обычно, растянемся, а потом поработаем с утяжелителями и сделаем упражнения на сопротивление, чтобы увеличить силу верхней части тела. – Он смотрит на меня и кладет груз рядом с моим креслом. – Ты выглядишь иначе.
– Может, это все мои новые колеса? – улыбаюсь я, и он посмеивается, когда я разворачиваюсь и перебираюсь с кресла на коврик.
– Ого. Поверить не могу, сколького ты меня лишила. Ты просто красавица, когда по-настоящему улыбаешься.
Трей вытягивает мою левую ногу, затем сгибает ее в колене. Щеки моментально вспыхивают, но жар так же быстро исчезает.
– Ладно, притормози. Давай-ка кое-что проясним. Ты должен знать, что я безумно влюблена в парня, с которым ела червей, когда мне было шесть лет.
Мою кожу покалывает от осознания того, как легко это было произнести. Слова сами собой соединились и беспрепятственно сорвались с губ. Именно так я себя и чувствую на самом деле.
– Эй, – он переключается на правую ногу, но сначала поднимает руки вверх, как бы сдаваясь, – я просто сделал тебе комплимент, солнце. Итак, – неуверенно произносит Трей, – тогда, где же этот загадочный человек?
Я не отвечаю, потому что не хочу обсуждать с ним Дилана.
– Ай, и не говори, – произносит он, не выдержав моего молчания. – У меня тоже был такой человек.
– Что ты имеешь в виду? – Я опираюсь на локти, потому что мне стало любопытно.
– Ладно. Семь лет назад я был помолвлен, хотел жениться… на Хлое. – Улыбка исчезает с лица Трея, и он замолкает, положив руку на мое колено. – Я любил ее всем нутром. Так уж вышло. – Он снова начинает двигать рукой, но взгляд остается рассеянным и потеряным. – Я катался на лыжах с приятелями и неудачно слетел с горы. Около шести месяцев я пролежал в коме, а когда вышел из нее, то не мог ходить. – Взгляд Трея снова устремляется ко мне. – Не буду утомлять тебя подробностями, но она сказала, что любит меня и что ей все равно, могу я ходить или нет. А спустя три недели сказала, что не справится с тем, что я прикован к инвалидному креслу. – Он смеется, но его смех пропитан горечью. – Я сказал, что она, очевидно, не любит меня, на что получил ответ, что любовь не имеет к этому никакого отношения. Я возразил, что как раз таки любовь имеет к этому отношение. А потом она ушла от меня.
– Боже, Трей, мне жаль.
– Спасибо, все в порядке. – Он расправляет плечи, сжимая губы. – Именно тогда я решил, что снова начну ходить, просто назло ей. А через три года я действительно пошел. И не просто пошел, а занялся физиотерапией, чтобы помочь другим сделать то же самое.
– Вау. Я действительно сожалею из-за Хлои, но так рада, что ты снова в порядке.
– Спасибо. – Он улыбается, но эта улыбка в каком-то смысле похожа на злобный оскал. – Я пропустил ту часть, где встретился с ней и убедился в том, чтобы она узнала о моей способности снова ходить. О, и о том, что замутил с одной из ее хороших подружек прямо у нее под носом.
– Ах, положительные моменты, – ухмыляюсь я, и он улыбается в ответ, а его иссиня-черные волосы падают ему на глаза.
– Точно. Так что, думаю, был смысл рассказать тебе мою историю, чтобы ты знала: есть надежда на то, что ты будешь ходить и что найдешь кого-то, кто будет рядом с тобой, несмотря ни на что. И неважно – сможешь ты снова ходить или нет. Хлоя просто оказалась не «той самой».
– Знаешь что, Трей? Этот загадочный человек и есть мой «тот самый».
Глава 47
Дилан
Он не хотел, чтобы кто-то касался его вещей
– И надолго ты уезжаешь, чувак? – спрашивает Брейден. Он ходит по моей комнате, подбирая по пути фотографии и рассматривая личные вещи.
– Хватит копаться в моем дерьме, – ухмыляюсь я, и он оглядывается на меня через плечо. – Не знаю. На неделю или две. Я же говорил тебе: закрывай мастерскую и поехали со мной.
Я дергаю вниз рюкзак с верхней полки гардероба и складываю в него туалетные принадлежности. Затем хватаю наше совместное фото с Эви и слишком долго смотрю на него, прежде чем с грустью кладу в карман, застегивающийся на молнию.
– Ну, мы, конечно, могли бы выбить из Нью-Йорка все дерьмо. Они бы даже опомниться не успели. Но у нас будет еще много шансов сделать это, особенно если ты планируешь там учиться. Я так часто буду приезжать, что рано или поздно ты устанешь видеть мою жалкую рожу. О-о-у. – Брейден замолкает, и, оглянувшись, я вижу, что он держит в руке фото, где мы с Эви сидим на наших великах, когда еще учились в четвертом классе. – Посмотри на Рыжую и ее косички. Какая прелесть.
– Эй, Брейден? Сделаешь кое-что для меня?
Я бросаю рюкзак на кровать и жду, пока друг повернется и полностью сосредоточит свое внимание на мне. Он ставит рамку с фото на комод и, прислонившись к нему, скрещивает руки на груди.
– Конечно, чувак. Все, что угодно.
– Приглядишь за Эви, пока меня нет? Просто убедись, что с ней все хорошо. Проследишь, чтобы она ни в чем не нуждалась?
– Будет сделано, – улыбается он, и я понимаю, что Брейден читает мои мысли. – Просто поезжай… и делай все, что планировал. – Он подходит ко мне с дерзкой усмешкой. – Я здесь обо всем позабочусь.
– Спасибо.
– Ладно. – Друг крепко обнимает меня и хлопает по спине. – Удачно добраться и позвони мне, когда приземлишься и увидишь горячих цыпочек, которые будут там на каждом шагу, если учесть, что это Нью-Йорк. До встречи.
– Пока.
Как только он выходит из комнаты, я продолжаю собираться в дорогу, забрасывая в рюкзак всякое дерьмо, которое, скорее всего, мне даже не понадобится.
– Уверен, что хочешь поехать, дорогой? – спрашивает бабушка, стоя у двери и наблюдая, как я беспорядочно собираю вещи.
Наверняка вы думаете, что я очень хочу уехать, и это не так уж далеко от истины.
– Да. Это ненадолго. Мне нужно уехать и прочистить голову. Я не могу здесь торчать. Теперь, когда мне больше не нужно беспокоиться о закусочной, я не нахожу себе места. Думаю, потрачу некоторое время на изучение города, посещение музеев. На что угодно.
– А как же Эви?
Услышав ее имя, снова чувствую боль в груди, а я больше не хочу испытывать это. Присаживаюсь на кровать, сжимая в руках футболку.
– Я бы отдал все, чтобы хотя бы вернуть нашу дружбу. Но... Все изменилось. Она не хочет, чтобы я был рядом, ба. Эви думает, я вижу в ней какое-то обязательство, но она очень сильно ошибается. Ей нужно пространство, и я тоже в нем нуждаюсь. Так что я просто увеличу расстояние между нами.
– Она одумается.
– Ага.
Но даже когда я произношу это слово вслух, мое тело противится ему. Думаю, я просто больше в это не верю.
Глава 48
Эви
Вся жизнь промелькнула перед ее глазами
Медсестра выходит из ванной, и я, сидя на стульчике для душа, заканчиваю натирать мочалкой верхнюю часть тела. На самом деле все не так уж и плохо. Единственное, что кажется мне все еще немного странным, – то, как она крутит моими конечностями в разные стороны, когда моет те области, до которых я не могу дотянуться.
После того инцидента с Диланом агентство предоставило мне новую медсестру – Шейлу. Она намного жестче предыдущей. Шейла не терпит никакого дерьма и относится ко мне не как к нежному цветочку. Я очень это ценю. Это ежедневно напоминает мне о том, что я не хрупкая и даже не сломанная веточка – просто слегка погнулась, но я могу с этим жить.
До аварии я бы просто действовала. Сейчас я должна сначала подумать о том, смогу ли на самом деле «сделать» задуманное, и если нет, то приспосабливаюсь к обстоятельствам. Например, к тому, что раньше я воспринимала как должное, будь то вход в здание или возможность вписаться в определенное пространство. Уверена, у меня возникнет еще много других проблем, но я готова встретиться с ними лицом к лицу.
Мысленно я возвращаюсь к Трею и его истории. Это и правда было вдохновляюще. Теперь он ходит и, пережив этот опыт, помогает другим. Интересно, смогу ли я сделать то же самое?
– Готова? – кричит Шейла и громко стучит в дверь, сообщая мне, что она собирается войти. Мне нравится ее понимание того, что у меня есть личные границы и то, что она их соблюдает.
– Да, я готова.
Она выключает душ и обтирает меня полотенцем, пока я сижу. Затем перебрасывает мою правую руку через свое плечо и поднимает меня со стула. Странно наблюдать за тем, как мои ноги волочатся по полу. Хоть и не утратила чувствительность, я все еще практически ничего не могу с ними сделать. Но я изо всех сил постараюсь изменить это. Когда-нибудь я надеюсь снова начать ходить, а может, и бегать. Я скучаю по этому.
Но есть кое-что, по чему я скучаю еще больше. Мурашки бегут по коже, живот скручивает от нервов. Я надеюсь, Дилан сможет меня простить. Знаю, что невероятно отдалилась от него, но хочу посмотреть, сможем ли мы начать все сначала. Я скучаю по своему лучшему другу.
Выбираю красивую одежду, и Шейла помогает мне одеться. Благодаря Трею я научилась очень хорошо управлять своим телом, поэтому могу позаботиться и о нижней его части. Когда-нибудь медсестры здесь не будет, и я останусь одна. Однако я знаю, что буду готова, когда настанет этот момент.
Высушивая волосы феном, я испытываю благодарность за возможность использовать свои руки и верхнюю часть тела. Смотрю на пачку «Тик Так», оставленную Норой на комоде, и, улыбаясь, запихиваю в рот дюжину драже. На удачу.
Так как я не могу подняться на крыльцо Дилана, то прошу Шейлу пойти со мной и выступить в роли дверного звонка. Я спускаюсь по пандусу рядом с Шейлой, идущей сбоку, и делаю большой вдох, набираясь мужества. Чем ближе я подъезжаю к дому Дилана, тем сильнее бьется сердце. Мысленно я пытаюсь понять, что собираюсь ему сказать, и это смешно. Прежде всего, Дилан – мой друг. Не нужно репетировать, будто я иду на прослушивание, а он будет решать, настоящая ли я нахожусь перед ним. Он уже сказал мне об этом. Просто я отказывалась верить.
Шейла стучит в дверь, и я благодарю ее, прежде чем она переходит через улицу.
В ожидании я поправляю свои волосы, чтобы они красиво лежали на моих плечах, и разглаживаю складки на юбке. Руки слегка дрожат, я переплетаю пальцы, чтобы успокоиться. Пару раз медленно вдыхаю, как при медитации, и улыбаюсь, вспомнив о Будде, стоящем в моей гостиной.
Кажется, что проходит вечность, прежде чем бабушка Молли открывает дверь. Она в ярко-желтом фартуке, пальцами сжимает ручку метлы. Крошечные пылинки покрывают ее волосы и брюки.
– Привет, Эви, – произносит она с теплой улыбкой, которая мгновенно успокаивает мои нервы. Она спускается по ступенькам крыльца и целует меня в щеку. – Рада тебя видеть. Очень хорошо выглядишь.
– Спасибо, бабушка Молли. Я работаю над этим. – Я прикусываю губу, а затем отпускаю ее. – Вы бы не могли позвать Дилана?
Женщина моргает, переминаясь с ноги на ногу, а затем смотрит на меня.
– Дилана здесь нет, дорогая. Он уехал в Нью-Йорк.
– Ох…
Я отвожу взгляд и смотрю на свои ноги. Рука автоматически тянется к животу в попытке унять внезапную боль, и одновременно с этим меня охватывает очень странное ощущение, будто я тону в зыбучих песках. Но я напоминаю себе, что не имею права на подобные чувства. Я ни разу не протянула Дилану руку, чтобы он мог помочь мне. Вместо этого я заставила его наблюдать за тем, как погружаюсь все глубже. Естественно, я не могу винить его за то, что он бросил меня.
– Когда он вернется? – выдавливаю из себя слова, и на лице бабушки появляется настолько жалостливое выражение, что я едва сдерживаю слезы.
Положив ладонь на мою руку, она произносит:
– Через неделю, а может, через две. Я точно не знаю.
– Хорошо, спасибо.
Развернув инвалидное кресло, я изо всех сил стараюсь не расплакаться на месте. Сама виновата.
– Эви, дорогая, подожди. – Каблуки бабушкиных туфель стучат по асфальту, и она оказывается рядом со мной. – Знаешь, я стараюсь не быть одной из тех старушек, которые во все вмешиваются, но когда дело касается моих мальчиков, я ничего не могу с собой поделать. – Кажется, она что-то обдумывает, а спустя мгновение решительно кивает и выдыхает. – Пойдем со мной.
Охваченная любопытством, я следую за ней по неровной дорожке, ведущей вокруг дома. Мы поворачиваем за угол, и, оторвав руки от колес кресла, я закрываю ими рот. Слезы катятся по щекам, затуманивая зрение. Я моргаю, чувствуя успокаивающую руку бабушки Молли на своем плече.
– Дилан знает, что для тебя пандус – это как бельмо на глазу. Но он построил один во внутреннем дворике, чтобы ты могла войти в дом. И, – добавляет она переполненным от эмоций голосом, – он сказал, что все еще хочет, чтобы ты поднялась на веранду и смотрела с ним на звезды.
Дилан.
Я не могу связно мыслить. Охватившие меня чувства волнами бушуют в груди, вызывая головокружение.
– Пойдем, – говорит бабуля Молли, становится за мной и подталкивает кресло вверх по пандусу.
Когда мы оказываемся внутри дома, я ощущаю, как мою кожу пронзает боль. В последний раз я была здесь в ту ночь, когда меня сбила машина. Я до сих пор могу почувствовать, как подбородок Дилана касается моей ключицы. Запах его мыла. Как я стояла в коконе его рук, когда мы рассматривали фотографии, висящие на стене. Тихий голос бабушки возвращает меня в реальность.
– Я бы хотела тебе кое-что показать.
Она везет меня к двери в конце коридора. К комнате, где Дилан прятался, когда мы были детьми. За все эти годы я была здесь всего пару раз, но знаю, что здесь хранятся вещи его матери.
Когда бабушка Молли поворачивает ручку двери, я слышу, как она бормочет имя Дилана и что-то о прощении, а затем открывает ее и щелкает выключателем на стене.
Я открываю рот от громкого вздоха, который эхом разносится по тихой комнате. Рисунки. Они повсюду. Приклеены к стенам. Висят на мольбертах. Некоторые даже в рамках. И что прекраснее всего, я узнаю каждый из них.
Наши качели в парке. Я, сидящая на них. Рисунок углем, изображающий нас на велосипедах. Под звездами. Под дождем. На пляже. Моменты. Один за другим. История нашей дружбы, нашей жизни. Но мое внимание притягивают именно три рисунка в дальней части комнаты. На первом я изображена в инвалидном кресле со слегка наклоненной головой, смотрю вдаль грустным взглядом. На втором рисунке, расположенном рядом с первым, я в том же инвалидном кресле, но мои глаза сияют, а скулы приподняты в великолепной улыбке.
Слезы так быстро льются из моих глаз, что я не успеваю их вытирать, но от третьего рисунка мое сердце сжимается, легкие отказываются работать. Опять я в инвалидном кресле. Дилан сидит рядом со мной, его голова лежит на моем плече, а рука – на моей. Мы, счастливые, смотрим на небо, полное звезд. Я вижу любовь. Так много любви, что наполняет меня изнутри. И от этого я чувствую себя непобедимой, словно могу делать все, что угодно, быть кем угодно, пока у меня есть эта любовь.
Я едва слышу скрип, когда бабушка Молли ставит на маленький деревянный столик коробку. Она нежно сжимает мое плечо, а затем покидает комнату, тихо прикрыв за собой дверь.
Подъехав к столу, я вытираю с лица слезы. Сверху стоит круглая черная коробка. Она напоминает мне одну из тех старомодных коробок, в которых хранили шляпы. Дрожащей рукой я тянусь к ней, боясь увидеть содержимое, особенно после этих рисунков. Делаю глубокий вдох, снимаю крышку и обнаруживаю листочки с текстом. Я достаю их и кладу себе на колени. Это не письма. Это стихи. Перелистывая их, я вижу свое имя снова и снова.
Моя дорогая Эви,
С тобой рядом я вижу цвета.
Мазки ярко-желтой краски,
Брызги розового в облаках.
Ослепляет. Ошеломляет.
Пока не лишен всего.
Пока переполняет
Это чувство мое нутро.
Затем читаю следующее:
Она всего лишь улыбнулась…
В его венах проснулась жизнь,
И вмиг сердце встрепенулось,
А любовь обрела пристань.
Перебирая стихи, страница за страницей, я читала слова Дилана. Последним оказался листок, который выглядел так, словно его порвали надвое, но кусочек скотча вернул его к жизни. На нем детским почерком Дилана было написано:
Словно солнце твоя улыбка,
Будто море твои глаза.
Сердце твое – моя тихая гавань.
Глаза обжигают слезы, которые защищают меня от слов, разрывающих мою грудь. Здесь повсюду разбросаны чувства Дилана: ими разрисованы стены и кровоточит бумага. Их слишком много. Я наклоняюсь, обхватываю себя руками и тихо плачу. Я даже не осознаю, как бабушка Молли входит в комнату, пока ее голос не нарушает тишину, а ладонь не накрывает мою руку.
– Дилан любит тебя, Эви. Но это не любовь, что зарождается от обязательств, а любовь, которая появляется со временем и основывается на дружбе. Ее связывает гораздо большее. Это не та любовь, которую ты отталкиваешь. А та, которую ты принимаешь.
Глава 49
Дилан
Он сидел на краю пропасти
Три дня, проведенные в Нью-Йорке, легко дали представление о том, почему этот город считают таким замечательным. Здесь чувствуется своеобразная энергия, и я понял, почему люди называют его «Городом, который никогда не спит». Независимо от времени суток в Нью-Йорке стоит постоянный гул.
Я уже посетил музей искусств Метрополитен, побывал на вершине Эмпайр-Стейт-Билдинг и в одном из крупнейших магазинов игрушек, которые я когда-либо видел в своей жизни. Даже купил себе парочку ракет.
Но я не могу выкинуть Эви из головы. Я так сильно скучаю по ней. Скучаю по нашей дружбе. В моем сердце не существует ни единого уголка, который бы не был заполнен тоской по ней. Без Эви все это не имеет смысла. Мы собирались сделать это вместе. А теперь мне кажется, будто кто-то продырявил мои паруса.
Часть меня хочет собрать все свои пожитки и убраться отсюда. Но что с того? Сейчас Эви не желает меня видеть. Может быть, она никогда и не захочет.
Тяжело вздохнув, я заваливаюсь на кровать. Этим утром в «Старбаксе» одна девушка увидела мою брошюру, полученную из Парсонса. Она завязала со мной разговор. Она была милой? Конечно. Симпатичной? Внешне – да. Впрочем, это не имело значения. За ее улыбкой я больше ничего не разглядел. Потому что, оглянувшись назад, я увидел Эви. Словно призрак.
Я достаю мобильник из джинсов, а это нелегко в положении лежа. Разблокировав экран, открываю сообщения, и мои пальцы зависают над клавиатурой. Я уже написал ей сообщений сто и тут же удалял их. Интересно, что она делает? Скучает ли по мне?
И тут меня осеняет.
Моя мать.
Необходимость идти против себя, должно быть, стала для нее разрушительной. Я даже не представляю себе боль, которую она пережила, и опустошение, заставившее ее пожелать покинуть эту землю. Теперь мое сердце плачет по ней и даже прощает ее за то, как она ко мне относилась. Несмотря на то, что это до сих пор причиняет мне боль, я понимаю свою мать. Но я бы никогда не покончил с собой, хотя сейчас, определенно, чувствую себя опустошенным. Безжизненным. Потому что человек, с которым я делился всем на свете, тот, который сидел на краю пропасти рядом со мной, прыгнул вниз.
Стены гостиничного номера начинают сужаться. Грудь переполняют чувства, голову – мысли, и от всего этого я хочу избавиться. Я знаю, как это сделать. Но я обещал самому себе и бабушке, что не буду пить.
Дерьмо.
Поднимаюсь с кровати и хватаю кожаную куртку, висящую на спинке стула. Может, свежий воздух пойдет мне на пользу. Наверное, стоит посмотреть фильм и поужинать. Все лучше, чем сидеть здесь.
Когда я собираюсь выйти из номера, мой телефон издает звуковой сигнал. На экране отображается номер Брейдена, и я посмеиваюсь.
Брейден: Как там дела с горячей цыпочкой?
Я: Ты все проворонил, чувак. Надо было ехать со мной.
Брейден: Пиздец.
Я: Кто не успел, тот опоздал.
Брейден: Все хорошо?
Я: Да. Город великолепен. Мы обязаны сюда вернуться. Как там все?
Я слишком пристально смотрю на экран, ожидая его ответа.
Брейден: Все по-старому. Заехал повидать Эви, но она ушла с Норой. Буду держать тебя в курсе, не волнуйся.
Я: Спасибо. Выдвигаюсь. Спишемся позже.
Брейден: Не делай ничего такого, чего бы не сделал я. До скорого, мужик.
Закрываю дверь и иду по коридору, запуская Google Карты, чтобы найти близлежащие театры. Лифт долго не едет, и я уже подумываю спуститься по лестнице, когда кто-то стучит по моему плечу. Я оборачиваюсь и вижу позади себя улыбающуюся женщину с волосами карамельного цвета и ярко-розовой помадой на губах. Того количества парфюма, что она на себя вылила, достаточно, чтобы вырубить половину этого города.
– Это не Вы обронили? – спрашивает она глубоким томным голосом, который полностью противоречит ее внешности. Голос сбивает меня с толку, поэтому я не сразу смотрю на ее протянутую руку. И когда делаю это, то по позвоночнику ползут мурашки и мне приходится моргнуть несколько раз.
Женщина держит в ладони маленькую пластиковую звезду, очень похожую на те, что висят на потолке моей спальни.
– Н-нет, – заикаюсь я, – это не мое.
– Это мое, – слышу другой голос, от которого мое сердце выпрыгивает из груди, и я поворачиваю голову. Впервые за несколько недель на моих губах появляется искренняя улыбка. Мы неотрывно смотрим друг на друга. Через какое-то время я понимаю, что женщина, стоявшая рядом со мной, исчезла. Интересно, была ли она вообще?
– Эви.
– Кажется, я сбилась с пути, – признается она с таким извиняющимся видом, что это ранит мое сердце. – Но… звезды помогли мне найти дорогу назад. – Она улыбается сквозь слезы, и я подхожу к ней, падаю на колени и кладу руки на ее бедра. – Я соскучилась по своему лучшему другу и… хотела сказать ему, как сожалею о том, что я такая идиотка. Надеюсь, он сможет простить меня.
– Ох, Эви. – Касаюсь ладонью нежной щеки, вытирая ее слезы большим пальцем. – Мне не за что тебя прощать. – Воздух покидает легкие. – Не могу поверить, что ты здесь. Идем. Поговорим в моем номере.
Я улыбаюсь, несмотря клубок нервов, сдавивших грудь, и выражение ее лица смягчается.
Переплетя наши пальцы, я не выпускаю ее руку всю дорогу до моей комнаты, которая находится всего в пяти дверях дальше по коридору. Я не хочу отпускать ее, так как боюсь, что она может раствориться в воздухе. Вставив ключ-карту в дверь, я открываю ее и только после этого отпускаю руку Эви.
– Красивая комната, – произносит она, и я, быстро осмотревшись, тут же перевожу взгляд на нее.
– Раньше я этого не замечал. Но теперь вижу, что так и есть. – Опустившись перед девушкой на колени, кладу голову на ее ноги. – Я так по тебе скучал, – шепчу я, и она проводит пальцами по моим волосам, отчего мое сердце снова расправляет крылья.
– Мне очень жаль, Дилан, – говорит Эви дрожащим голосом, я поднимаю голову. – Я просто...
– Т-с-с...
– Нет, – перебивает меня Эви, – дай мне высказаться. – Она убирает несколько прядей волос, упавших мне на лоб, а затем ласково проводит рукой по моей щеке. – Мне потребовались неимоверные усилия, чтобы разглядеть прежнюю себя, – начинает она и, когда я хмурюсь, поясняет: – Храбрая маленькая девочка, любопытный физиотерапевт, заботливая бабуля, чрезмерно опекающая сестра и сумасшедшая подруга, которая ест слишком много «Тик Так» для привлечения удачи. – Эви улыбается, и в этот раз ее глаза сияют. – Но больше всех остальных сделал ты, Дилан. Ты не позволил мне забыть, кем я являюсь на самом деле, – девушка тяжело вздыхает. – Всю жизнь ты поддерживал меня. Даже когда в твоей собственной жизни происходил абсолютный бардак, ты был рядом со мной, держал меня за руку и говорил, что все будет хорошо. Я всегда знала, чего хочу, но после аварии начала думать, что больше не могу быть той, кого ты хочешь видеть рядом и в ком будешь нуждаться. Я не понимала того, что для тебя я была важнее отказавшей пары ног. Я не представляла, что мы можем быть вместе, и то, что у нас есть, кем мы являлись, – она наклоняет голову, пристально глядя на меня своими голубыми глазами, – было намного большим, – Эви стучит по подлокотнику своего инвалидного кресла, – чем это. А после всего, через что ты прошел, у тебя наконец-то появился шанс, и… – она кривит губы, – я не хотела, чтобы девушка в кресле тормозила тебя.
– Открою тебе маленький секрет, но ты должна приблизиться, – шепчу я, и Эви наклоняется вперед, касаясь лбом моего. – Я никогда не замечал этого кресла. Я всегда видел только девушку.
А потом она целует меня.
С языком. С душой. Все, чего она не могла сказать раньше, я теперь чувствую по тому, как она руками обхватывает мое лицо, как ее губы касаются моих губ. Эви дразнит меня кончиком языка, и мы снова и снова впиваемся друг в друга, пока я не начинаю желать гораздо большего, отчего мне приходится от нее оторваться.
– Я скучала по тебе, – выдыхает она. Ее грудь вздымается. – Но важнее всего... я люблю тебя.
– А я тебя.
Я встаю, снимаю куртку и пинаю ботинки так, что они летят через всю комнату. Эви прикусывает нижнюю губу, ее глаза блестят.
– Хорошая кровать, – комментирует она, рассматривая позади меня чудовище королевского размера. – В номере, который я делю с Норой, две обычные двуспальные кровати.
И, несмотря на то, сколько дерьма я доставил Норе, было здорово, что она приехала с Эви. Я знаю, ради нее она сделает все на свете.
– Очень скоро ты узнаешь, насколько она хороша. – Я вытаскиваю ее из инвалидного кресла и аккуратно усаживаю на кровать.
– Незачем так бережно обращаться со мной. Я не сломаюсь, – говорит Эви, пожирая меня взглядом и облизывая губы, пока я раздеваюсь до нижнего белья.
– О, поверь мне, я знаю, Хоппер. Сейчас я больше склоняюсь к «жестко и грубо». Я столько времени не получал удовлетворения, так что заранее извиняюсь.
