Текст книги "Любовь из капель дождя (ЛП)"

Автор книги: Мишель Бет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

– Ха-ха. – А потом мой желудок мгновенно делает сальто, потому что именно так меня называет Диллс, и из чужих уст это звучит как-то неправильно. Несмотря ни на что, я игнорирую это и отвечаю Трею: – Чувствую себя так, будто я кукла Вуду, обколотая булавками.

– Ну, тогда заранее извиняюсь, – подмигивает он, и я смотрю на него, – потому что мы будем повторять это изо дня в день. Кроме того, упражнения, которые мы делаем на верхнюю часть тела, со временем помогут тебе научиться самостоятельно садиться в инвалидное кресло и вставать с него. Может, в будущем мы даже сможем заниматься на турнике, а еще посещать бассейн. Кто знает, если все пойдет хорошо, может быть, ты даже сможешь пользоваться беговой дорожкой?

Его энтузиазм вызывает у меня рвотные позывы.

– Ух ты, я бы сейчас же запрыгала от радости, но, блин, – жестом указываю на свои ноги. – Ну, ты понял.

Он берет меня за руки и подтягивает вверх, помогая принять сидячее положение.

– Кстати, не хочу быть гонцом, приносящим дурную весть, но доктор рассказывал тебе о пролежнях?

Трей отпускает мои руки, и я морщусь.

– Пролежнях?

– Из-за того, что подолгу сидишь в кресле. Конечно, не сейчас, но необходимо, чтобы кто-то осмотрел тебя, – он замолкает, – сзади. Если что, тебе предоставят пенные и гелевые подушки на сидение. Они помогут. Как бы там ни было, сейчас не об этом тебе нужно думать. Просто хотел предупредить.

– Да, спасибо большое. С нетерпением жду еще чего-нибудь, – бубню я себе под нос.

– Что такое? – Трей поднимает меня своими накачанными руками и усаживает в кресло.

– Ничего, – ворчу я, снимая тормоз с колес и направляясь к двери. Большая голова Зои заглядывает в комнату.

– Увидимся завтра, солнышко.

– Святое дерьмо. – Зои идет рядом со мной, и перед нами автоматически распахиваются двойные двери, когда мы приближаемся к ним. – Нужно каждый день приводить тебя сюда. Он горячий. Прости, – преувеличенно громко кашляет она. – Как все прошло?

– Хорошо. На самом деле утомительно. – Я зеваю, вдыхая прохладный вечерний воздух. – Просто хочу поехать домой и лечь в постель.

– Оу. – Кажется, я слышу разочарование в ее голосе. – Я думала, мы вместе где-нибудь перекусим. Сочный чизбургер?

– Как насчет того, чтобы отправиться за сочным чизбургером? – посылаю сестре вымученную улыбку, и она кивает, когда мы приближаемся к ее машине. Вспомнив о том, что мой мобильник отключен, я достаю его, но он выскальзывает из руки и падает на землю. Две девочки-подростка, проходящие мимо, шепчутся друг с другом, а затем одна из них поднимает мой телефон с асфальта.

– Вот, держи. – Она кладет его мне в руку, и я с благодарностью смотрю на нее.

– Спасибо.

– Да не вопрос, – сочувствующе улыбается она, отчего я хочу вырвать все ремешки на ее миленьких босоножках.

– Ненавижу то, как люди теперь на меня смотрят.

– И как они на тебя смотрят? – спрашивает Зои, а я даже не догадывалась, что произнесла эти слова вслух.

– Никак.

На самом деле в этом-то вся ирония. В детстве ребята смотрели на меня, потому что считали странной. Когда я повзрослела, они делали это, потому что считали красивой. Наверное. Я всегда чувствовала себя неуютно от подобного внимания. Но теперь я желала его из-за долгих, жалких взглядов, натянутых улыбок и тихого любопытного шепота за спиной. Сдерживаю слезы от нахлынувших воспоминаний.

– Я хотел, чтобы ты знала, что я всегда тебя замечал. Я ведь сказал не такие уж и плохие вещи, правда?

– Нет, Дилан. Это самые лучшие вещи.

Больше нет. Потому что теперь инвалидное кресло затмевает ту девушку.

– Эви, я…

– Не хочу говорить об этом. – По тону моего голосу понятно, что разговор окончен, и Зои вздыхает, посматривая в зеркало заднего вида, когда трогается с места и выезжает с парковки.

Я абстрагируюсь от мыслей, причиняющих слишком много боли, пока мы движемся по забитому в час пик шоссе.

После нескольких минут молчания, когда все машины останавливаются, Зои поворачивается ко мне:

– Ну как ты?

– Замечательно.

– Потому что, – вздыхает она, – потому что ты уже не ты.

– А кем бы ты хотела, чтобы я была?

Я смотрю вдаль на мигающие стоп-сигналы и длинные ряды автомобилей. Я знаю, кого она ищет. Но та девушка скрыта под обломками прошлого, и я понятия не имею, как ее оттуда вытащить.

– Я ненавижу это кресло и все, что с ним связано. Ненавижу все, что у меня отобрали. Ненавижу тот факт, что мои мышцы ослаблены и что я не могу бегать. Что ты должна поставить арахисовое масло на нижнюю полку, и только тогда я смогу достать его. Так вот, знаешь что? Если ты ищешь счастливую и беззаботную Эви, то она в отпуске.

– Не думаю, что я ищу эту Эви.

А спустя пару минут она добавляет:

– Может быть, я ищу Эви, которая борется. Эви, которая осталась жива.

– Ну, сестренка, я не знаю, что тебе сказать. Это единственная Эви, существующая на данный момент.

Глава 40

Дилан

Он не мог вкусить запах свободы

Телефон звонит на прикроватной тумбочке, напоминая, что сегодня мы встречаемся с отцом Брейдена, чтобы подписать все документы на продажу закусочной. Я думал, что буду взволнован предстоящим событием, но нет.

Я плохо спал. Голова раскалывается оттого, что всю ночь меня не покидали мысли об Эви. Черт возьми, кого я обманываю? Я не переставал думать о ней с тех пор, как она выставила меня за дверь на прошлой неделе. Более того, с того дня она едва позволяла мне находиться рядом, каждый раз придумывая оправдания, почему мы не можем проводить время вместе.

– Дилан! – кричит Джорди, стоя у подножия лестницы. – Не забудь, что сегодня в четыре мы встречаемся с отцом Брейдена, чтобы подписать бумаги.

Я со стоном встаю с кровати и направляюсь в коридор.

– Да, я понял.

– О, чувак, выглядишь дерьмово. Как ты? – спрашивает он, снимая с плеча ремешок сумки, которую никогда раньше не носил.

Я почесываю щетину.

– Именно так, как и выгляжу.

Кажется, ему неловко.

– Как Эви? – Голос звучит сочувствующе.

– Ничего хорошего, – признаюсь я. – Все так запутано, и я очень переживаю за нее.

В груди болит сердце. Это я еще не говорю о том, что очень переживаю за нас.

– Мне жаль, Дилан. Все и сразу не бывает, знаешь? Не представляю, как она с этим справляется. О! – Он щелкает пальцами. – Пока не забыл. Ванда заходила к Эви, хотела подарить ей цветы, но ее не было дома, поэтому она оставила их здесь. Если ты сможешь передать их, будет здорово.

– Конечно. – Я открываю бельевой шкаф и беру полотенце. – Увидимся.

– Эй, Дилан, – окликает меня Джорди, выглядывая из-за угла, когда я поднимаюсь по лестнице. – Выше нос! Все наладится. Вот увидишь.

– Спасибо.

Довольно простые слова. Несложные правила. Вот только я не уверен, что смогу их выполнить.

Как обычно, мозг не дает мне ни минуты покоя. Зациклившись на словах Джорди, я стою под обжигающим потоком воды, стекающей по ослабленным мышцам. Хотел бы я, чтобы она смыла все накопленное беспокойство. За все годы моего знакомства с Эви между нами никогда не было такого дискомфорта. Эта неловкость проникает под кожу и вызывает желание расцарапать ее, как при сильной сыпи. Черт, я не могу это вынести.

– Завтрак готов! – доносится из кухни бабушкин голос.

Меня манит запах бекона и блинов, хотя они не способны разжечь аппетит и поднять настроение.

Надеваю первую попавшуюся одежду, зная, что чуть позже мне придется переодеться во что-то приличное. Пусть мы и встречаемся лишь с отцом Брейдена, но, по крайней мере, выглядеть мне хочется презентабельно. Я смеюсь, но этот звук горечью отдает в груди. Мне бы хотелось отпраздновать это с Эви, но как только я стал свободным, она оказалась скована.

Воспоминание об Эви, ползущей по полу, слишком ранит меня, и я закрываю глаза. Собственные ноги едва не подводят. Сердце практически перестает биться. Все это походит на злую шутку, и я жду развязки. Но она никак не наступит.

– Вот, пожалуйста, – говорит бабушка, когда я захожу на кухню. Она ставит на стол тарелку с беконом и небольшой стопкой блинов, а затем открывает холодильник. – Тебе нужно что-нибудь поесть, – говорит она, оглядываясь через плечо. – И не говори мне, что ты не голоден.

– Хорошо-хорошо, – смеюсь я, – уже ем.

Я откусываю бекон и поливаю блины кленовым сиропом. Бабушка наполняет свою тарелку и садится напротив меня, улыбаясь тому, как я жую.

– Мне нравится, когда ты ешь, – усмехается она, накалывая на вилку кусочек блина и отправляя его в рот. – Ты выглядишь уставшим. Не спал?

– Очень плохо. – Кручу пальцем около головы. – Здесь слишком много всего происходит.

– Что ж, скажи-ка мне, – произносит она, откусывая блин и опуская вилку, – чем ты сегодня займешься? Помимо важной встречи.

– Я наконец-то отвезу Эви на физиотерапию и надеюсь, что мы сможем провести немного времени вместе после встречи с отцом Брейдена. А помимо этого, – пожимаю плечами, разрезая кусок бекона пополам, – понятия не имею. Может быть, схожу в спортзал.

– Ладно.

Мы едим не спеша. Бабушка читает газету, а я смотрю в потолок, однако каждые несколько минут поглядываю на часы. Сейчас только десять тридцать, но я считаю секунды до двух часов дня, когда смогу увидеть Эви.

– В самый раз. – Бабушка снимает очки и потирает глаза, прежде чем нацепить их обратно на нос. – Я иду в магазин за продуктами. Тебе что-нибудь нужно?

– Нет, ба. Спасибо. – Вытираю рот салфеткой и бросаю ее на тарелку. – Я помою посуду.

– Спасибо, дорогой. – Отодвигая стул, она делает шаг вперед и целует меня в щеку. – Увидимся. Пожалуйста, передай Эви, что я постоянно думаю о ней.

– Передам.

Бабушка уходит, а я направляюсь к раковине и мою посуду. Я замираю с губкой в руке, когда в памяти всплывает образ танцующей Эви в мой день рождения. Ладонь свободной руки я прижимаю к груди, отчаянно пытаясь сделать хоть что-то, чтобы унять сокрушительную боль.

Расстроившись, я бросаю губку в раковину, убираю посуду на сушилку, затем направляюсь к эркерной двери, с которой открывается вид на дом Эви. Всматриваясь в окна ее комнаты, я чувствую что-то неладное и проверяю часы. Сейчас одиннадцать утра, а на подъездной дорожке нет ни одной машины. Зои на работе, но медсестра уже должна быть здесь. Мое беспокойство усиливается, эхом отдаваясь в груди. Быстро выхожу за дверь и бегу через улицу. Чтобы не тратить время впустую, я приподнимаю вазу, стоящую на крыльце, достаю запасной ключ и вставляю его в замок. Как только он щелкает, я открываю дверь и зову девушку:

– Эви?

В гостиной пусто, на кухне тоже.

– Эви! – на этот раз я кричу. Сердце грохочет в груди, но мне никто не отвечает.

Что-то заставляет меня обернуться, и я вижу инвалидное кресло, стоящее рядом с ванной. Медленно выдыхаю от облегчения, затем бегу по коридору.

– Эви?

Я заглядываю в дверной проем ванной, и увиденное разбивает мне сердце на миллионы кусочков. Как будто кто-то поднял меня и со всей силы бросил об стену. Неимоверно мучительная боль. Только боль отдает не в тело, а в грудь.

Эви лежит на полу на животе. Ее тело сотрясается от приглушенных рыданий. Ладони упираются в плитку, нижнее белье обвито вокруг ее колен. Катетер, выданный в больнице, валяется рядом, а сама девушка лежит в луже мочи, растекающейся по полу. Я открываю рот, собираясь произнести ее имя, но не могу издать ни единого звука. Пытаюсь сдвинуться с места, но ноги словно приросли к полу. Повторяю попытку.

– Эви, – шепчу я, надеясь, что она меня услышит, и бросаюсь к ней.

– Уходи.

Ее голос звучит напряженно из-за слез, и мой живот пронзает острая боль. Я медленно распадаюсь на части, кусок за кусочком.

С нашего знакомства Эви ни разу не была беспомощна. Я видел уверенную девушку, которая могла о себе позаботиться. Лишившийся воли человек передо мной – это не Эви, а кто-то другой. Раненый зверь. Сломленный дух. И я не могу видеть ее такой.

– Давай я тебе помогу.

Я тяну ее за руку, но она вырывает ее, словно мое прикосновение обжигает кожу. Раньше она никогда не отстранялась от меня. Осознание этого сокрушает, как взорвавшаяся бомба, и почти уничтожает меня.

– Уходи! – на этот раз Эви практически кричит, но, черт возьми, ее упрямство не сработает, потому что я не буду ее слушать. Не в этот раз.

– Я не оставлю тебя в таком состоянии. Я не могу.

Только я собираюсь поднять ее, как сквозь суматоху до меня доносится женский голос:

– Привет?

– Мы здесь! – рявкаю я сдавленным от гнева голосом и жду, пока она появится. Клянусь, я убью ее голыми руками. – Где ты была, твою мать? – выплевываю я, и Эви что-то бормочет, но я игнорирую ее. – Моя девушка лежала здесь одна на этом гребаном полу! Можешь ей помочь, пожалуйста? Побыстрее!

Глаза медсестры округляются от страха, как у испуганной маленькой мыши. Она и должна бояться. Я позвоню в агентство, в котором она работает, чтобы убедиться, что подобного больше не случится.

Мне требуется немало усилий, чтобы выйти из ванной и позволить медсестре сделать свою работу. Голова пульсирует, и я впиваюсь пальцами в ладони, пока пытаюсь обрести хоть какое-то самообладание. Но его и след простыл.

Пошатываясь, прохожу через входную дверь и иду вдоль стены дома, но ноги подкашиваются, и я падаю на траву. Мою грудь пронзают осколки боли, и ощущение, будто у меня случился сердечный приступ. Попытка сделать вдох почти бесполезна. Силы медленно покидают меня. Вся моя жизнь сейчас лежит на полу в ванной, ее душа умирает, а вместе с ней умираю и я.

Солнце зашло за угол дома, но это не помогает. Моя рубашка пропитана потом. Я задыхаюсь от боли и эмоций. Мне нужно отвлечение. Выпивка.

Нет, я не буду уподобляться отцу.

Трясущейся рукой вытаскиваю из заднего кармана мобильник и снимаю блокировку с экрана. Я набираю номер Брейдена, и, к счастью, он отвечает.

– Йоу, Большой Ди. Как дела?

– Слушай, у меня к тебе просьба, – говорю я, пытаясь сохранить спокойствие в голосе, но выходит не очень.

– Что за хрень? Тебя не слышно. Подожди. – Он щелкает чем-то на заднем плане, после чего возвращается к телефону. – Хорошо, я здесь. В чем дело?

– Нужно, чтобы ты забрал меня. Я у дома Эви.

– Сделаю. Буду там через десять минут. – Линия обрывается, и я опускаю голову на землю.

Спустя пару минут Брейден с визгом подъезжает на черном «Файрберд» 1976 года. Он сразу замечает меня, и его голос доносится из открытого окна:

– Эй, мужик, тачка ждет, – объявляет друг, переворачивая козырек бейсболки с эмблемой «Калифорнийские ангелы».

– Сегодня вечеринка? – спрашиваю я, забираясь на раскаленное черное кожаное сидение.

– Отвали, мне просто захотелось сегодня надеть свою счастливую кепку. – Он бегло осматривает меня. – Все так же дерьмово выглядишь. Так ты расскажешь, что случилось?

– Да. – Я оглядываюсь на входную дверь Эви. – Только давай сначала уедем отсюда.

Мы оказываемся в небольшой забегаловке на другом конце города, которая, скорее всего, принадлежит одному из старых приятелей Брейдена. Удивительно, но я и правда не знаю этот бар. Небольшого пространства здесь хватает только на то, чтобы расположить барную стойку и пару столов. По большей части выглядит все отстойно, но для моих расшатанных нервов в самый раз.

Брейден садится за стол, и официантка приносит две газировки. Я делаю глоток, пока он наблюдает за мной из-за края стакана.

– Ну, рассказывай.

– Сегодня я ходил к Эви. Медсестра еще не появилась, и дома она была одна. Я нашел ее полуголой и рыдающей на полу в ванной комнате. – Делаю еще один большой глоток напитка, надеясь стереть это воспоминание. – Это самая ужасная вещь, которую я когда-либо видел. – По щеке скатывается слеза, и я вытираю ее. – Мое сердце разбилось части. – Все тело напрягается, я закрываю глаза. – Не понимаю, почему она не позвонила мне. Больно оттого, что она не захотела это сделать.

– Боже, чувак. Мне жаль. – Брейден ставит напиток на стол, задумчиво покручивая стакан. – Знаешь, даже представить боюсь, что она сейчас переживает. Эви всегда была самостоятельной, а теперь вот это. Плюс, – добавляет он, – подумай, как она себя чувствует, зная, что ты видишь ее такой. Наверное, поэтому она и не позвонила.

– Да. – Допиваю газировку и с хлопком опускаю стакан на стол. – Какая-то гребаная хрень. Я не знаю, что говорить и как действовать рядом с ней. Между нами такое напряжение. – Я пялюсь на пустой стакан, не видя вокруг ничего, кроме собственной боли. – Только я решил, что мы обрели друг друга, как все пошло наперекосяк.

– Просто… дай ей немного времени, чувак. Будь рядом, когда она этого захочет. Все наладится, и она вернется. Рыжая любит тебя, везучий ты засранец, – Брейден кивает в сторону двери. – Если тебе станет легче, то можем выйти на улицу на пару раундов. Может быть, я даже позволю тебе дать мне в морду разок-другой.

– Очень смешно.

На его губах появляется самодовольная улыбка.

– Я так и думал.

Мы болтаем еще час или около того. Большую часть времени Брейден безуспешно пытается отвлечь меня от мыслей об Эви. Когда мы выходим на улицу, я толкаю его в плечо. Так как у него много мышц, он едва сдвигается.

– Спасибо, что всегда поддерживаешь меня.

– Эй, – он собирается надеть солнцезащитные очки, но замирает, – я же ни хрена не делал, просто выслушал твою жалкую задницу. – Брейден подмигивает, а затем опускает очки на нос. – Но пожалуйста. Мне жаль, что я ничего не могу исправить, понимаешь?

Возможно, Брейден прав. Может быть, время – это все, что нам нужно.

Глава 41

Эви

Она сделала все возможное

Я сижу у окна и смотрю на солнце. Его лучи просачиваются сквозь кроны деревьев, и мне хочется протянуть руку, чтобы прикоснуться к их теплу. Хочу чувствовать, как они касаются моего лица и спины, когда я перебираю ногами по асфальту, пока мое дыхание не участится настолько, что я буду падать от усталости. Но больше всего мне хочется отыскать Дилана. Я хочу зарыться в его объятия и умолять никогда меня не отпускать. Но он не заслуживает меня. Не эту меня. Не такую, какой я стала.

– Не хочешь рассказать мне, что случилось этим утром? – Зои уже в третий раз выпытывает это, потому что я до сих пор отказывалась отвечать. – Дилан по телефону мне чуть голову не оторвал. И, если судить по рассказу медсестры, ей он тоже устроил взбучку.

– Не вини его. – Я смотрю на дом Дилана и спрашиваю себя, все ли с ним в порядке. – Он был расстроен.

Сестра встает перед окном, закрывая мне обзор, поэтому мне не остается ничего другого, кроме как посмотреть на нее.

– Почему ты не попросила о помощи? Ты могла причинить себе вред.

Сердце сжимается. Я знаю, кому навредила этим утром, и уж точно это была не я.

– Я пыталась сама со всем разобраться, – признаюсь Зои, встречаясь со взглядом карих глаз, под которыми тенью залегли темные круги.

– Да? И как, получилось? – Она возится с именным бейджем на своей форме, затем смотрит на меня. – А?

Снова тишина.

– Точно. – Зои опускает руки на бедра и раздраженно вздыхает. – Знаю, ты не хочешь говорить об этом. Так скажи мне, Эви, что нам сейчас обсудить? О чем можно разговаривать, а что под запретом? Может быть, тебе лучше составить для меня список?

– Йоу! – веселый голос Норы снимает напряжение, повисшее в комнате. – Я здесь. Можем начинать вечеринку.

– Отлично. – Зои отталкивается от подоконника и всплескивает руками. – Возможно, у тебя получится ее разговорить. Я ухожу.

Чувствую, как воздух наполняется разочарованием, когда сестра проходит мимо меня. Нора следит за ней, затем смотрит на меня.

– Я даже не собираюсь спрашивать, о чем речь. – Подруга бросает на ковер свою сумочку вместе с какой-то коробкой и плюхается в кресло. – Так как ты игнорировала меня, я решила взять зáмок штурмом.

Только Нора может рассмешить меня, несмотря на мои мучения.

– Хотела бы я на это посмотреть. – Бросаю взгляд на коробку, лежащую на полу. – Что там?

Она вытягивает ноги, складывая руки за голову.

– Пожизненный запас «Тик Так» и куча фильмов с Джонни Деппом.

– То, что нужно.

– Эви?

От голоса Дилана мой пульс мгновенно учащается. Когда он входит в гостиную с улыбкой, от которой на его щеках появляются ямочки, сердце едва не выпрыгивает из груди. Но эта улыбка не скрывает его покрасневших глаз. Дилан выглядит таким уставшим, и от этого в моем горле растет ком. Я с трудом сглатываю.

– Готова ехать на физиотерапию? – он замечает Нору, развалившуюся в кресле. – Ой, Нора. Привет.

«Да» уже готово сорваться с губ, но горло сжимается, и я говорю совсем другое. Это уже становится привычкой, я не могу себя остановить.

– На самом деле… Я давно не виделась с Норой, и она предложила отвезти меня.

Смотрю на подругу, умоляя подтвердить мою ложь. Улыбка Дилана меркнет, однако он кивает головой.

– Ладно, – соглашается Дилан, и в одном этом слове я слышу разочарование вселенского масштаба. Убрав руки в карманы, он смотрит куда угодно, только не на меня. – Тогда… Надеюсь, все пройдет хорошо, – кивнув Норе, он добавляет: – Спасибо, что согласилась подвезти ее. Что ж, позже поговорим, Эви.

Под пристальным взглядом Норы мои щеки начинают гореть.

– Дилан, подожди. – Он оборачивается, и я вижу в его глазах слабый проблеск надежды. – Я хотела извиниться за это утро. – Прикусив губу, я тяну время, чтобы прояснить мысли. – Просто я пытаюсь самостоятельно со всем разобраться, понимаешь?

Он подходит ближе, окружая меня своим теплом.

– Понимаю. – Цвет его карих глаз становится насыщеннее. – И я буду рядом, когда ты все уладишь. – Дилан прикасается губами к моим, и по телу пробегает дрожь. – Я люблю тебя, – шепчет он, и я закрываю глаза, вдыхая его запах. Хочется схватить Дилана за рубашку и забыться в его руках.

Только когда он выходит за дверь, я снова открываю глаза. Нора разворачивает кресло так, чтобы видеть мое лицо. Губы подруги сжаты в тоненькую линию, взгляд пылает гневом.

– О нет, ты не можешь так поступить. Я не хочу принимать участие в твоей паутине лжи. Да что с тобой такое? – она глубоко вдыхает и продолжает меня отчитывать. – Послушай, я твоя подруга и люблю тебя, но мне не нравится, когда ты ведешь себя как капризный ребенок. Посмотри правде в глаза: ты не можешь ходить, и я понимаю, что это хреново. Но ты здесь, ты жива, хотя некоторые из нас уже думали, что больше не увидят тебя. Так что проснись и оглянись вокруг. – Нора подвозит меня к дивану и садится на него. – Дилан любит тебя. Он хочет заботиться о тебе. Все так поступают ради любимых. Почему ты не позволяешь ему сделать это?

Мне хочется как можно скорее прекратить этот разговор. В глубине души я понимаю, чего хочу и как все должно быть, но это – две совершенно разные вещи. И я застряла. В этом кресле. В своих мыслях.

– Все не так просто.

Нора так хорошо понимает меня, что даже смешно, и ее следующие слова подтверждают это:

– Да, так и есть. Выкинь все из головы. Перестань об этом думать.

Я накручиваю на палец кончики волос, желая чем-то себя занять.

– Ты не понимаешь.

Подруга кладет руки на колени и смотрит на меня.

– Так просвети меня.

– Я не могу быть той девушкой, которая ему сейчас нужна.

Наклонив голову, Нора внимательно изучает выражение моего лица.

– Какой глупый ответ. Почему не можешь?

Я пожимаю плечами, отнекиваясь от разговора:

– Просто не могу.

– Просто не могу. И это все, что ты можешь сказать? Прости, но мой внутренний психолог твердит, что на этот вопрос отвечает десятилетняя девочка, а не взрослая женщина. – Нора прищуривает зеленые глаза в улыбке. – Ладно, давай начистоту. Ты собираешься решать, что сейчас нужно Дилану? То есть ты не позволишь ему самостоятельно сделать выбор? Уверена, он большой мальчик. Наверное, он сам решит, что ему нужно.

– Думаю, тема закрыта.

– А я уверена, что ты мне чего-то недоговариваешь. – Довольная собой, она взмахивает фиолетовыми волосами. – Но, к счастью для тебя, я очень терпелива, и у меня есть свои способы, чтобы все выяснить. Помни, это мое призвание.

Интересно, каково сейчас мое призвание?

* * *

– Приятно было познакомиться, Трей, – флиртует Нора, перекидывая через плечо свой хвостик. – С каких это пор физиотерапевты стали такими горячими? Я уже презираю его, потому хочу заняться с ним сексом, – шепчет она, когда парень оказывается вне зоны слышимости.

Подруга смеется, изо всех сил пытаясь отвести взгляд, когда мы выходим из здания. Ветер выбивает пару фиолетовых прядей из ее хвостика, и она оборачивается, чтобы вернуть их назад.

– У Зои была такая же реакция. Может, у одной из вас получится застолбить его.

– Зои? – усмехается она. – Какая Зои? Он на меня запал. Я поймала его за подглядыванием, пока перекидывала волосы. – Нора дважды щелкает брелком от машины, чтобы открыть дверь. – Давай, мы едем в кафе за горячим шоколадом.

– Я хочу просто поехать домой, – хныкаю я, ерзая на переднем сидении и отбрасывая руки Норы, когда она пытается помочь.

– Ты стала сильнее. Это хорошо, – говорит она, хлопая дверью и убирая инвалидное кресло в багажник, а затем садится в машину. – Я не повезу тебя домой. Утром я столкнулась с одной из твоих коллег. Она сказала, что ты не отвечаешь на ее звонки. Все, что ты делаешь, – сидишь в этом доме, с головой погружаясь в депрессию. Со мной такой номер не прокатит.

– Кто сказал, что у меня депрессия? – Я смотрю в окно, когда Нора заводит двигатель. Мой психолог тоже так сказал, но много ли она знает.

– Ты в незавидном положении, когда у тебя есть будущий психолог в лице лучшей подруги, – говорит она, нажимая кнопку, чтобы приоткрыть окно. – Я знаю твои мысли еще до того, как ты озвучиваешь их вслух.

– Это называется экстрасенс, а не психолог, – сообщаю ей, когда мы приближаемся к светофору.

Нора включает радио и начинает качать головой в такт музыке. Моя же голова будто приклеилась к окну, через которое я рассматриваю случайных прохожих. К моему удивлению, я вижу кое-кого до боли знакомого. Тело начинает покалывать, я выпрямляюсь, чтобы получше его разглядеть.

Из кафе, расположенного неподалеку, выходит Дилан с незнакомой мне девушкой. Дилан, который обычно неприхотлив в выборе одежды, сейчас одет в темные брюки и белую рубашку. Живот крутит. Я расширяю глаза, когда вижу завитые локоны блондинки, ее большую грудь и длинные ноги, которые отлично подчеркивает облегающее красное платье. Но не из-за ее груди волоски на коже встают дыбом. У меня тоже отличная грудь. Меня задевает тот факт, что она в состоянии ходить. Она может идти с ним по улице, взявшись за руки, и бегать в парке, обхватывать его ногами в любое время, когда захочет. Она может то, чего больше не могу я.

Вонзаю ногти в кожу над коленом, чтобы почувствовать ту же боль, которая сейчас сдавливает мою грудь. Я пытаюсь почувствовать хоть что-то. Но этого недостаточно. По щекам текут слезы, я дышу через раз.

– Эви, что случилось?

Светофор горит зеленым, но Нора направляется на ближайшую парковку – туда, где Дилан стоит с блондинкой возле своего грузовика.

Я тычу пальцем в их направлении, и Нора снимает солнцезащитные очки, затем, прищурившись, всматривается в окно.

И смеется.

Я всхлипываю, вытирая рукой нос.

– Что смешного?

– Эви. Разве ты не знаешь, кто это? – Она снова смеется, и я готова взорваться.

– Нора, тебе лучше поторопиться и рассказать мне, иначе я выбью из тебя ответ.

– Глупышка, это Линдси, сестра Брейдена.

– Серьезно? – Еще раз выглядываю в окно. – Она выглядит иначе с нашей последней встречи.

– Ну, она выросла. – Нора нежно поглаживает мою руку, а затем хватает пару салфеток с центральной консоли. – Ты можешь доверять Дилану, поняла? Кроме того, Джорди говорил о том, что сегодня они собираются подписать документы для продажи закусочной.

Я такая идиотка. Совершенно забыла про это. У Дилана такой важный день. День, когда он, наконец, обретет свободу.

И я не стану той, кто ее отнимет.

Глава 42

Дилан

Он все время слышал его голос

Четыре недели. Двадцать восемь дней. Шестьсот семьдесят два часа.

Вот сколько это длится. Именно столько мне приходится наблюдать за Эви, сидящей у этого гребаного окна и смотрящей вдаль. Так же изо дня в день делала моя мама.

Я на грани срыва. Она не хочет ничего делать и никуда не выходит. Каждый день одно и то же. Мы немного разговариваем, иногда смотрим фильм, потом она говорит, что устала – это своеобразный сигнал о том, что мне пора уходить.

А еще я не вожу ее на сеансы терапии. Это делают либо Зои, либо Нора, либо медсестра, которая приходит к ней. И это убивает меня. Все это убивает меня. Я медленно умираю.

Выглядываю в окно своей спальни и качаю головой. Вот она, как по расписанию. Ее отражение за оконным стеклом словно насмехается надо мной. Все это похоже на важный тест, который я с треском провалил.

В моей груди что-то вспыхивает, подобно извержению вулкана, и я понимаю, что нахожусь на грани взрыва. Утопая ногами в ворсе ковра, смотрю на совместное с Эви фото. Осознав, что нужно делать, я целенаправленно спускаюсь по лестнице и выхожу за дверь, не обращая внимания на бабушку, зовущую меня из кухни.

Решительно пересекаю улицу. Ту самую, где произошла авария. Но что сделано, то сделано. Теперь с этим покончено. А жизнь продолжается. Однако Эви не живет, и я больше не могу видеть ее такой.

Сжимаю кулак и громко стучу в дверь. Она и так уже знает, что я здесь, потому что наблюдает за мной из этого проклятого окна. Сердце хаотично бьется, разгоняя адреналин по венам, и, когда дверь открывается, я прохожу мимо девушки прямиком в гостиную.

– Привет. В чем дело? Что-то не так?

Положив руки на бедра, я глубоко вдыхаю, чтобы набраться смелости:

– Да, Эви. Не так. Я скучаю по своему лучшему другу. Что с нами происходит? Каждый день ты все больше отдаляешься от меня, и я не понимаю почему? – я тычу пальцем себе в грудь. – Я – тот, с кем ты можешь говорить обо всем на свете. Я – тот, с кем ты смеешься. Я – тот, кто изо дня в день сидел у твоей постели, держа тебя за руку, и молился, чтобы ты открыла глаза, – сила моего голоса возрастает на несколько октав, отчено девушка вжимается в свое кресло. – Я – тот, кто, блять, любит тебя.

На секунду мне показалось, что ее упрямство ослабевает. Выражение ее лица смягчилось, а на глаза навернулись слезы. Но я моргаю, и все испаряется. Ее взгляд становится остекленевшим, она прочищает горло:

– Отстойно находиться в этом кресле…

– Верно, – соглашаюсь я, – так и есть. Но знаешь, что не отстойно?

– Нет, однако я знаю, что ты скажешь.

Я снова вижу проблеск улыбки на ее губах. И на мгновение в этом саркастическом замечании слышу прежнюю Эви. В груди крепнет надежда. Но она умирает, когда девушка со злостью сжимает губы, пронзая меня ледяным взглядом.

– Жизнь не отстой. Ты жива. – Я беспорядочно машу руками в воздухе. – Когда ты лежала в палате, я не знал, проснешься ли ты когда-нибудь снова. Я не знал, как бы жил без тебя. Теперь ты здесь. Но ты так отдалилась, что я не знаю, как вернуть тебя обратно, – со вздохом опускаю голову и смотрю на нее. – Черт возьми, Эви. Ты получила травму. Но не позволяй боли определить то, кем ты являешься на самом деле. Ты все еще можешь смотреть на звезды. Слышать шум океана. Чувствовать капли дождя на своем лице. Можешь делать все, что ты любишь.