Текст книги "Любовь из капель дождя (ЛП)"
Автор книги: Мишель Бет
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)
– Я буду скучать по тебе, ба. Мне нравится, когда ты здесь. Даже если это означает, что ты не позволишь мне пить сок из коробки и материться.
Она смеется и нежно сжимает меня в объятиях.
– Я тоже буду по тебе скучать. Но я скоро вернусь. Обещаю. – Бабушка отстраняется от меня и указывает на свои глаза. – Видишь, что творится? – По ее щеке стекает слеза, и она смахивает ее пальцем. – Мне пора идти. И не провожай меня.
– Хорошо, – соглашаюсь я, когда она открывает дверь. – Эй, бабуль?
– Да? – Она останавливается на крыльце и разворачивается.
– Спасибо за это. – Я поднимаю карманные часы деда, и мягкая улыбка касается ее губ.
– О, и еще, Дилан. Дай Джордану немного времени. Он одумается, вот увидишь.
Наблюдая за тем, как бабушка выходит на дорогу, я сразу чувствую изменения. Внезапно наш маленький дом становится слишком большим. В моей душе поселяется грусть, но я всячески отказываюсь принимать ее. Мне нужно сосредоточиться на том, что она еще вернется.
Она не поступит так, как поступили они.
* * *
В нос бьет запах выхлопного газа и бензина, когда я захожу в мастерскую Брейдена. На полу повсюду валяются инструменты, а из древнего радио орет AC/DC. Пара накачанных ног, одетых в джинсы, торчит из-под потрясающе выглядящего старенького «Корвета».
– Эй, Брейден! – кричу я, и он, покрытый масляными пятнами, выкатывается из-под машины.
– Привет, чувак. Что случилось?
Он поднимается на ноги, хватает со стойки тряпку и вытирает руки.
– Я никогда не обходился без своего пикапа, поэтому хотел узнать, найдется ли у тебя время на следующей неделе?
Он направляется в офис, и я следую за ним, присаживаясь в кресло, расположенное напротив его стола.
Кресло Брейдена издает скрип, когда он опускает в него свое огромное тело. Открыв нужное окно на своем компьютере, друг смотрит на меня.
– Просто скажи мне, когда тебе удобно оставить машину. Ты же знаешь, я найду время.
– Может, в следующую среду?
– Конечно, заметано. – Брейден начинает печатать на клавиатуре, но добавляет: – Я могу подбросить тебя до закусочной.
– Здорово. Ну, э-э… – Он поворачивается на стуле, и я киваю подбородком в сторону «Корвета»: – Какого года эта конфетка?
– Тысяча девятьсот семидесятого, LT-1, друг мой, – отмечает Брейден, показывая модель автомобиля на своем столе. – У этой малышки двигатель V8 на пять целых семь десятых литра и мощность триста семьдесят лошадиных сил.
– Святое дерьмо.
– Правильно. Друг привез ее. – Он коварно смеется. – Ему повезло, что я не угнал эту тачку. Я бы убил за такую машину, особенно этого года выпуска. Только представь, сколько цыпочек я мог бы подцепить на этой малышке. – Он устремляет взгляд на машину, затем снова смотрит на меня. – Ладно, перейдем к более важным вещам. – Брейден поднимает ноги на стол, его грязные рабочие ботинки указывают в мою сторону. – Выглядишь очень довольным. Если твое исчезновение накануне вечером является признаком того, что ты наконец-то повел себя как мужик, и тебе кое-что перепало, то вот что я тебе скажу: алли-блядь-луйя!
– Думаешь, я посвящу тебя в детали, если так и было?
– Блядь, да. – Он опускает ноги на пол, нависая своей огромной тушей над столом. – У тебя не было проблем, когда ты рассказывал мне о том, как оприходовал Тамару, или о том, как трахнул Эйприл в мужском туалете.
– Ладно, – прищурившись, я прошу его остановиться, махнув рукой. – Думаю, на этом мы и закончим. Это Эви, Брейден. Прости, но я не собираюсь ничего рассказывать.
– Почему-то ты стал таким скрытным, – уверенно заявляет он, и я смотрю на друга так, будто у него появился третий глаз. – Что?
– Скрытным? С каких пор ты используешь такие слова? – смеюсь я и успеваю отклонить голову в сторону, когда Брейден бросает мне в лицо скомканную бумажку.
– Со вчерашнего вечера, когда Нора использовала это слово. Я пришел домой и посмотрел его значение. Она умна до чертиков, эта девчонка... и к тому же милая.
– Да, но будь с ней осторожен. – Я откидываюсь в кресле. – Она как волк в овечьей шкуре. Забудешь об осторожности – и она в конечном итоге препарирует тебя, как лягушку на уроке биологии в девятом классе.
– Как бы там ни было, мне не о чем беспокоиться. Я просил ее потусоваться вместе, и она мне отказала.
Он грустно улыбается, отчего я задумываюсь.
– Вау, удивительное дело, – смеюсь я. – Не думал, что она такая привередливая.
– Заткнись нахер, мудак. – Он смотрит на меня с дьявольской усмешкой. – Я так легко не сдамся. Кому, как не тебе, это знать.
– Вот дерьмо. – Я смотрю на настенные часы. – Мне пора на работу.
Встаю с кресла, и Брейден выходит за мной на улицу.
– Может, позависаем сегодня вечером? В последнее время мы мало видимся, и я чувствую, что меня кинули.
В ответ я строю ему, как это называет бабуля, «щенячьи глазки», и он отталкивает меня.
– Тебе когда-нибудь говорили, что ты мудила? А теперь, когда у тебя появилась девушка, ты совсем обнаглел.
– Не просто девушка. А девушка моей охренительной мечты. – Я тычу в него большим и указательным пальцами. – Заскочу к тебе позже.
* * *
Я думаю об Эви, когда пробираюсь в закусочную и сталкиваюсь с чьим-то телом, обладающим копной черных волос. Я поднимаю взгляд и обнаруживаю, что передо мной стоит Ворона.
– О, привет, Дилан. – Девушка касается рукава моей рубашки. – Можно тебя на секунду?
В моей голове мигают предупреждающие лампочки, а все чувства вмиг обостряются. Если она собирается подкатить ко мне, то все плохо кончится.
– Конечно.
Покусывая губы, она произносит:
– Я просто хотела извиниться за то, что обидела тебя на вечеринке Джейми, и еще хотела сказать, что с Джорданом я не просто так. Он мне действительно очень нравится. – Она пожимает плечами. – Он меня веселит.
Я облегченно выдыхаю. В конце концов, мы говорим о моем брате, и я не хочу, чтобы она вытрахала ему весь мозг.
– Да, окей. Это хорошо, потому что ты ему нравишься.
Я отвечаю так, будто учусь в средней школе. Но если честно, то что изменилось? Да, мы повзрослели, обросли ответственностью, о которой никогда не просили, но наши чувства не изменились. Конечно, сейчас я говорю не о Джордане.
– Я рада. – Щеки Вороны становятся почти такими же красными, как ее помада, и она улыбается. – Ладно, увидимся, Дилан.
– Ага, увидимся.
На кухне шумно, и Джорди выкрикивает свои указания всем, кто может его услышать. Он замечает меня и машет ложкой в воздухе.
– Слава богу, он здесь. Так, Дилан, сегодня ты обслуживаешь столики. Двое официантов заболели. – Он извиняюще мне улыбается. – Спасибо.
Перед тем как выйти к толпе голодающих, отправляю Эви сообщение. Я не могу перестать думать о ней.
Я: В его голове о ней мысли кружат спиралью цветной, как желтого солнца лучами ослеплен он ее красотой.
Я не жду ее ответа. Направленных в мою сторону голодных взглядов посетителей вполне достаточно, чтобы я собрался и начал принимать заказы.
В неиссякаемом потоке людей утро проходит довольно быстро, и, должен признать, мне приятно ради разнообразия работать в зале, а не на кухне. Я делаю перерыв, который заканчивается сразу же, как только Ванда сообщает о том, что на обед пришла толпа людей. Причем «сообщает» не совсем подходящее слово.
– Вытаскивай в зал свою прекрасную маленькую попку, Дилан, – кричит она мне, и я спешу пробежать мимо, чтобы избежать уже нацелившейся на мою задницу руки.
– Я справлюсь. – И только хватаю кипу меню, как мой телефон издает сигнал о входящем сообщении. Я стою и улыбаюсь, как чертов идиот, когда вижу, что оно от Эви.
Эви: Мне захотелось улыбаться. Думаю о тебе. Очень занята сегодня.
Я: Здесь так же. Тоже думаю о тебе, малышка.
Сунув телефон в джинсы, я возвращаюсь к работе. Когда подхожу к одному из столов, то слышу знакомый голос:
– Дилан Рид?
Найдя взглядом обладателя голоса, я с удивлением обнаруживаю перед собой мистера Томсона, руководителя программы для трудных подростков. Прошло несколько лет, с тех пор как я виделся с ним. Его волосы еще больше поседели, а вокруг карих глаз залегли морщины. Только заметная ямочка на подбородке осталась неизменной.
– Это ты, – улыбается он, обнажая сколотый передний зуб. Кому-то это может показаться странным, но мистер Томсон почему-то считает, что этот зуб придает его внешности изюминку. – Все еще строишь ракеты, сынок?
– Да, сэр, это я, – постукивая карандашом по щеке, говорю с благодарной улыбкой на губах. – И я хочу поблагодарить вас за это.
– Ну, – хохочет он, надрывая живот, как я и помню, – прежде всего, Дилан, тебе больше не нужно обращаться ко мне «сэр». Полагаю, ты достаточно взрослый, чтобы называть меня Тимом. И, во-вторых, приятно, что ты мне благодарен. Теперь. – Он с усмешкой подчеркивает последнее слово. – Когда в подростковом центре я поставил ракету на стол, кое-кто не был так благодарен и швырнул коробку на пол. Если мне не изменяет память, ракета разлетелась повсюду на части, а ты отказался их собирать.
– Я был тем еще мелким засранцем, правда? – В моем голосе нет ни единого намека на гордость. Совсем наоборот.
– На самом деле нет. Обычный бунтарь, и на то были свои причины. Но это не столь важно. Важнее то, кем ты стал, – добавляет мистер Томсон, ободряюще кивая головой.
– Да, – отвечаю я, но голос выдает меня. Я до сих пор не понял, кем являюсь на самом деле. Иногда я не могу отделить свое собственное мнение от слов моего отца.
Звучит ужасно, но бывали моменты, когда я бы предпочел, чтобы он ударил меня. Потому что синяки становятся иссиня-черными, но в конце концов заживают. А вот слова, как мне кажется, ранят гораздо глубже. Они пробираются под кожу и оседают в костях. Они становятся основой для фундамента – потресканной дороги, состоящей из неуверенности в себе и заниженной самооценки.
– Дилан?
– Да, я здесь. А вы что-нибудь слышали от Люка? Мы нечасто болтали, но пару лет назад окончательно потеряли связь.
У Люка тоже была испоганенная семьей жизнь. Он страдал от жестокого обращения, главным образом от рук своего отца. Когда мы впервые встретились, то были похожи на масло и воду, взаимодействие которых не приводило ни к какому результату. Мы оба были так злы, что не могли наладить хоть какую-то связь. Но со временем все изменилось. Мы поняли, что у нас много общего. После того как выместили свою злость друг на друге.
Мистер Томсон морщится, выражение его лица меняется.
– Люк... – Он взволнованно вздыхает. – Люк скончался, Дилан.
Я слышу его слова, но не в силах их осознать.
– Что вы сказали? – Я должен был задать этот вопрос в надежде, что неправильно расслышал его слова. Молясь, что неправильно их расслышал.
– Он покончил с собой, сынок. В прошлом году, – мрачно говорит мистер Томсон с едва уловимым сожалением. – Слишком много на него навалилось. Отец, наркотики. Ему было так больно. Думаю, он просто хотел найти успокоение.
– Иисусе.
Я почувствовал, как цвет сошел с моего лица. Я едва был способен дышать. Ухватившись за стену кабинки, я отчаянно желал найти хоть какую-то опору, способную удержать меня на ногах.
– Дилан, ты в порядке?
Я провожу пальцем по рваному шраму на щеке. Голос мистера Томсона становится нечетким и отдаляется.
– Кто ты такой, черт возьми? – с просил Люк, когда я сел за стол.
Одной рукой он крутил пирсинг на губе, а другой ковырял ногти. За тем столом никто не сидел, поэтому я решил, что места хватит для нас обоих. Я глубоко заблуждался.
– Тебе ни к чему знать, кто я такой. Я просто посижу здесь.
– Хер тебе, – выплюнул о н. – Это мой стол. Найди себе другое место.
– Пошел на хрен. Что-то я не вижу на нем твоего имени.
Отвернувшись от него, я уставился в стену, как делал каждый день до этого. Я отказался от баскетбола и подобных тупых игр, в которые играли остальные ребята. Я просто хотел побыть в одиночестве, чтобы погрязнуть в том факте, что обязан находиться здесь и что моя жизнь – полное дерьмо.
– Думаю, ты меня не расслышал, – сказал Люк снова. – Оставь, блядь, меня в покое.
– Я тебя не трогаю, мудила, – пробормотал я себе под нос, затем отвернулся от него и уставился в окно.
Внезапно я почувствовал себя заключенным. Если бы не мой папаша, меня бы здесь не было.
Секунду спустя парень уже стоял передо мной.
– Как ты только что меня назвал?
– Слушай…
Я выпрямил шею, чтобы рассмотреть его густые черные волосы и темные глаза. Он был высоким, но определенно не устрашающим... Уж точно не для меня. Мне доводилось иметь дело с главарем, так что разделаться с этим парнем было проще простого. Но я пообещал себе, что больше не пущу в ход кулаки. С этим покончено.
– Мне кажется, ты хочешь устроить драку. А меня это не интересует. Так что убирайся с глаз моих.
Я сложил руки перед собой и вернул взгляд к окну, чтобы увидеть в нем хоть что-то интересное. Все лучше, чем смотреть на его уродливую морду. Но прежде, чем я понял, что происходит, пацан скинул меня со скамьи и уложил на спину. Перед моим лицом мелькнул карманный нож, и я моргнул пару раз – скорее от неожиданности, чем от страха.
– Ну, теперь не такой крутой, мудак?
Он поднес нож к моему лицу, но я схватил его за руку и отвел ее от себя. Несколько минут мы, словно животные, катались по полу, пока я пытался вырвать у него нож. Свободной рукой мне удалось нанести Люку парочку хороших ударов, но, к сожалению, он меня подловил и порезал ножом челюсть как раз в тот момент, когда мистер Томсон бросился на меня.
– Ты, блядь, порезал меня, придурок! – крикнул я, зажимая пальцами челюсть, когда кровь начала стекать по моей рубашке.
Он ухмыльнулся так, будто ему доставляло огромное удовольствие видеть, как я истекаю кровью. Самый пиздец заключался в другом. Да, мне было больно, но чувствовал я себя хорошо. То был совсем другой вид боли, и мне это нравилось.
– Дилан. – Я настолько потерялся в воспоминаниях, что даже не осознавал, что мистер Томсон стоит рядом, положив руку на мое плечо. – Вот. Я принес тебе воды. Выпей, – произносит он, и я делаю, как он велит, а затем, наконец придя в себя, принимаю его заказ. – Мне очень жаль, Дилан.
Но искренность в его голосе не может устранить ощущение онемения, когда я ухожу на кухню.
Следующие полчаса я испытываю чувство, будто яд разъедает меня изнутри. Воздух. Мне нужен воздух. Пока все заняты делом, я незаметно выхожу через черный ход.
Пытаясь отдышаться, я наклоняюсь, упираюсь руками в колени и взвываю от боли, прожигающей мою грудь. Живот крутит от жесточайшего приступа тошноты, и следующее, что я понимаю, – меня выворачивает до тех пор, пока в желудке ничего не остается.
Даже несмотря на опустевший желудок, мучительная боль от осознания, что Люка больше нет на этой земле, ничуть не уменьшается. Еще один человек в списке мертвых.
Я вытираю рот и направляюсь в туалет, чтобы умыться. А затем пытаюсь пережить оставшуюся часть дня.
Джорди и Ванда продолжают спрашивать, все ли у меня в порядке. Я отвечаю им, что у меня все хорошо. Но я не в порядке. Закусочная – последнее место, где я хочу сейчас находиться. И, когда закончится рабочий день, я буду там, где должен быть.
Глава 28
Эви
Она поведала секреты в тишине
Мне нравится это время суток. В сумерки небо находится на грани ежедневного перевоплощения. Вихри серо-голубых облаков уже начали окрашиваться в нежно-розовые и глубокие оранжевые цвета.
Мне и самой кажется странным, что я хочу приезжать сюда в такое время. Даже при лучших обстоятельствах кладбище – место жуткое. Внутренне я смеюсь над иронией происходящего. Для меня не составляет труда в темное время суток отправиться на пробежку или прийти на кладбище, но спать без ночника я до сих пор не могу. Папа дал бы мне прозвище «мозгокрутка». Данный термин он использовал, когда разгадывал кроссворды по воскресеньям.
Думая об этом, я смеюсь, но тут же оглядываюсь по сторонам, чтобы убедиться, что никого не потревожила. Конечно, нет. Я представляю себе отца, водрузившего на переносицу овальные очки и почесывающего голову в попытке найти ответ и разгадать очередную головоломку. Он никогда не оставлял их незавершенными.
Запах свежескошенной травы наполняет мои легкие, когда я осторожно обхожу чужие надгробия, пока не приближаюсь к тем, которые принадлежат моим маме и папе.
Я сажусь перед ними и кладу розовые розы – любимые цветы мамы – рядом с ее надгробной плитой. Оглянувшись назад, подбираю с дороги камень и использую его для того, чтобы прижать принесенную для папы газетную страницу с кроссвордом за прошлое воскресенье. Я улыбаюсь, когда смотрю на надгробие матери.
«Делорес Эва Кармайкл, любящая мать, подруга и жена своей истинной любви – парня, что находится там».
И далее идет стрелка, указывающая на надгробие моего отца. Его надпись гласит:
«Даниэль Бенджамин Кармайкл, любящий отец, друг и муж единственной истинной любви – девушки, что находится там».
И тоже стрелка. В этом вся суть моих родителей.
– Привет, мам. Привет, пап. Это Эви. Я вернулась. Простите, что не пришла на прошлой неделе, она была довольно напряженной. Но я сильно скучала по вам. Сейчас со мной так много всего происходит, о чем я хочу вам рассказать. – Я задумываюсь, пытаясь понять, с чего начать. – Ну… Осенью я собираюсь продолжить учебу. Да, я подумала, что вам это будет приятно. Нора предложила местный колледж, так что, думаю, я погашу свои кредиты. Говоря о Норе... Она хорошая. Сумасшедшая, как обычно. Ой! Ее родители снова вместе, разве не здорово? Нора переживает из-за болезни своей мамы, но она такая сильная женщина, что у меня есть стойкое ощущение – с ней все будет в порядке. Так, что еще?
Я устремляю взгляд к небу, а затем с улыбкой смотрю на надгробия.
– Ну, Дилан хороший. Действительно хороший. – Я смотрю на своего отца. – Перестань улыбаться, пап, и закрой уши. Мне нужна минутка, чтобы поговорить с мамой. Все изменилось, мам, – шепчу я, как будто папа действительно меня слышит, – и это так удивительно. Он... замечательный, милый и говорит вещи, от которых все внутри меня делает сумасшедшее сальто. Вспомни рассказанные тобой душещипательные истории о любви. О том, что ты чувствовала к папе. Я чувствую это, мама. Я хочу быть рядом с ним каждую секунду. Хочу знать все, о чем он думает... Я скучаю по нему, когда мы не вместе. И я... Я почти уверена, что он будет со мной всегда. Может быть, я и раньше это знала, – хихикаю я. – Думаю, ты тоже на это надеялась. Правда, мам? Хоть я и боюсь. Мне страшно желать его так же сильно, как и... нуждаться в нем. Потому что я боюсь его потерять. Но думаю, я наконец-то поняла, что он стоит такого риска.
Провожу пальцами по мягкой траве.
– Знаю, что много болтаю. Я скучаю по тебе. Скучаю по нашим разговорам и слышу, как ты играешь на пианино. На днях я зашла за угол кухни и клянусь, что слышала, как вы с папой смеялись, когда он пытался поцеловать тебя. Я хочу, чтобы вы оба были здесь. То есть, знаю, ты со мной, я чувствую тебя. Но... Я бы хотела снова обнять тебя.
Я прижимаю ладонь к губам, целую ее и касаюсь каждого из их надгробий.
– Я люблю вас. Увидимся на следующей неделе.
Встаю, отряхивая траву с юбки.
– О, и постарайтесь здесь всех не разбудить своими… шалостями.
Улыбаясь, с легким сердцем я направляюсь к дороге.
Глава 29
Дилан
Он ждал свое спасение
Расположив локти на коленях и опустив голову на руки, я сижу на крыльце Эви. Жду. Все, что я делаю в своей жизни, – это жду. Жду, когда начну новую жизнь. Жду, когда разрушится мой мир. Но именно сейчас я жду свое спасение в лице единственного человека, которому могу открыться. Человека, который видел все несовершенство моей жизни... и который до сих пор остается рядом.
Моя единственная константа.
Эви хлопает дверью своей машины, и мне кажется, я начинаю дышать впервые за последний час, проведенный на ее крыльце.
– Дилан?
Я поднимаю голову и, не говоря ни слова, направляюсь к ней. Обнимаю ее, возможно, слишком сильно сжимая, а затем утыкаюсь лицом в ее волосы.
– Эй, похоже, ты рад меня видеть, – поддразнивает она. Но когда отступает, то видит, что я не смеюсь. – Что такое? Что случилось?
– Все.
Несколько секунд девушка всматривается в мое лицо, а потом берет мою руку в свою.
– Давай войдем в дом.
Эви включает свет, затем бросает свою сумочку на стул.
– Хочешь воды или, может, кока-колы?
Я качаю головой и падаю на диван. Все мое тело стало расслабленным, и ощущение такое, будто я подцепил простуду. Хотелось бы, чтобы я вовсе ничего не знал.
Эви садится рядом со мной, скрестив ноги и повернувшись ко мне лицом, полностью сосредоточив на мне внимание. Она опускает ладонь на мою руку, и мои мышцы расслабляются.
– Скажи мне, что произошло.
Я вздыхаю, но это не помогает избавиться от всепоглощающего опустошения, которое каким-то образом охватило меня и не желает покидать. Повернув голову, я встречаюсь взглядом с ее голубыми глазами, в которых читается беспокойство.
– Люк Бейн умер.
От удивления она складывает губы в букву «О», сначала расширяет глаза, а затем прищуривается.
– О Боже, Дилан. Мне очень жаль.
Эви тут же приближается, кладет голову на мое плечо и снова берет меня за руку.
Тот факт, что она не спрашивает, как это произошло, имеет для меня большое значение. Единственное, что ее беспокоит, – это я, и как я со всем справляюсь. Именно поэтому я каждый раз изливаю ей свою душу, черт побери.
– Когда я впервые встретил Люка в центре, он... Он строил из себя крутого парня. Но я видел его нутро насквозь. Может, потому что чувствовал то же самое. Под всей этой крутизной он был сломлен. Гораздо больше, чем я. – Я тупо пялюсь на картины, висящие на стене. – Я думал, что он оправился. Мы иногда тусовались вместе, и казалось, что у него все хорошо. – Свободной рукой я тянусь к голове, сжимая виски, чтобы унять боль. – Похоже, это была игра. Сегодня в закусочной я встретил мистера Томсона. Люк... Он покончил с собой в прошлом году. Должно быть, он испытывал нестерпимую боль. Такое ощущение, что у моей мамы было так же.
Эви забирается ко мне на колени и обнимает за шею. В течение долгого времени я молчу, погрязнув в круговороте мыслей, пока меня одолевают воспоминания.
Когда я, наконец, говорю, мой голос тих, пропитан болью и сожалением:
– Я был так зол. Постоянно срывался. Оглядываясь назад, я удивляюсь тому, кто, черт возьми, это был… Пьянки, драки, даже наркотики употреблял. Тогда я ничего не понимал, – признаю я, – но сейчас до меня дошло. Особенно касаемо драк. Я будто жаждал все контролировать. Мне было плевать, насколько будет больно, потому что это заглушало другую боль, над которой я не имел контроля. Господи, Эви, не понимаю, как ты терпела меня?
Подняв голову, она немного отстраняется и убирает волосы, закрывающие мои глаза.
– А я и не терпела. Я поставила тебя на место, помнишь?
И я вспоминаю.
– Так и знала, что найду тебя здесь, – сказала Эви, приближаясь ко мне в парке так, словно я дикое животное.
Разумеется, я вел себя соответственно, но ничего не мог с этим поделать.
– Что ты здесь забыла, Эви? – спросил я, не глядя на нее.
Я не хотел видеть разочарование в ее глазах, которое также было во взглядах окружающих. Вместо этого я злился и пинал камни, лежащие на тротуаре. Так было проще.
– Послушай, я знаю, что посещать внешкольную программу – это отстой, но…
– Нет, ты не знаешь, Эви. Потому что ты хорошая, добрая, идеальная. И ты никогда не сделаешь ничего плохого. В отличие от меня. – Я схватил камень и бросил его в ближайшее дерево. – Посмотри правде в глаза. Я – неудачник. Именно так отец всегда меня называл. – Я засмеялся, но смех получился неестественным. – Теперь у меня есть задания по дому. Выполняю дерьмо, которое не хочу делать. Даже начищаю долбанные туалеты. Я сказал Джорди, что не буду этого делать, и он может проваливать ко всем чертям.
– Дилан.
Что-то в ее голосе заставило меня повернуться, и я удивился, не обнаружив в ее взгляде разочарования. Только сострадание и решимость. Уперев руки в бедра, она посмотрела на меня своими красивыми глазами.
– Ты не неудачник. Бабушка Молли и Джорди лишь пытаются помочь тебе, а ты... Ну... Ты ведешь себя как...
– Выкладывай, Эви.
Она так тяжело вздохнула, и, клянусь, воздух хлестнул меня по лицу.
– Они любят тебя, а ты ведешь себя, как колоссальный придурок! – закричала она. – Возьми себя в руки!
– Колоссальный придурок?
– Да, самый колоссальный, – произнесла Эви, выпрямляясь и пытаясь казаться выше меня ростом.
– Нет такого слова, Хоппер. И я знаю, что ты хотела сказать «мудак». Ничего страшного, можешь выругаться.
– Нет.
С минуту я стоял, уставившись в землю, ожидая, пока гнев частично отступит. Затем я снова посмотрел на Эви.
– Колоссальный, да? – Я ничего не мог с собой поделать и разразился смехом.
– Ага. – Вскоре она тоже засмеялась. – А теперь давай пойдем в 7-Eleven и закажем голубой слаши. (Примеч. «Слаши» – разновидность освежающих напитков, изготовленных из фруктового сиропа с кубиками льда и кусочками ягод или фруктов).
– Я знала, что ты переживаешь ад, Дилан. – Голос Эви возвращает меня в реальность. – Ты был ребенком, и ни один из детей никогда не должен переживать подобное. У всего, что может вытерпеть один человек, есть предел. Кроме того, друзья не бросают друг друга. Не забывай, что даже после всего случившегося, когда умерли мои родители, ты каждую минуту был рядом со мной. Я бы не справилась с этим без тебя.
Она проводит пальцами по шраму на моей челюсти, и я накрываю ее руку своей ладонью.
– Теперь этот шрам еще больше напоминает обо всем плохом... И о том, что мне от этого не скрыться.
– Можешь смотреть на это так, если хочешь, – предлагает она. – Но, возможно, есть и другой смысл. Может, это напоминание о жизни. О том, что нужно ценить каждый день. Кто знает, может быть, таким образом Люк стучит тебе по плечу и просит сделать что-то стоящее в твоей жизни.
Я перекидываю прядь волос через ее плечо, в очередной раз поражаясь ее способности видеть только хорошее в любой ситуации.
– Ты всегда мыслишь позитивно, да?
– Я выбрала это, – пожимает она плечами, слегка скривив губы. – Возможно, мне просто не нравится альтернатива.
– Даже не знаю. Я был в таком шоке, когда мистер Томсон сообщил мне об этом. Я вдруг понял, что мог бы закончить так же, если бы не Джорди. Так что это лишний раз напоминает о том, насколько я ему обязан.
Вздохнув, Эви опускает руку. Я буквально чувствую ее разочарование. То самое, которое чувствовал всю свою жизнь. И, когда она возвращает взгляд ко мне, глаза выглядят темными, даже сердитыми.
– Полная хрень, Дилан. Я устала от того, что ты так говоришь. Это неправда.
– Ты только что выругалась, Хоппер? – Я пытаюсь сгладить ситуацию, но девушка не ведется на это.
– Сейчас не время для веселья, Дилан. Я не шучу. Ты ничего не должен Джордану. Он спас тебя, потому что любит. Так поступает каждый ради любимых людей. Он твой брат. Ты сделал бы то же самое для него. И, естественно, он вытащил тебя из всего этого не для того, чтобы ты застрял в закусочной до конца своих дней. Единственное, что ты ему должен, – это уйти, жить своей жизнью и быть счастливым. – Но на этом она не останавливается. Ее глаза становятся немного ярче. – Я имею в виду, посмотри на себя. В одном ты прав. Ты мог быть в совершенно другом месте, но это не так. И все это не благодаря Джорди. А благодаря тебе. Твоей силе духа, твоей самоотверженности, твоему состраданию. В тебе так много хорошего, Дилан. Мне бы хотелось, чтобы ты это увидел.
– Знаешь, что я вижу? – Подношу руку к ее лицу, касаясь щеки. Взгляд Эви смягчается, и она наклоняется к моей ладони. – Я вижу единственного человека, рядом с которым знаю, кем я являюсь на самом деле. Никакого притворства, никаких ограничений, только я. И этому человеку я хочу открыться. Я такой, какой есть, когда рядом с тобой.
– Помнишь, – говорит Эви с озорным блеском в глазах, – те времена, когда мы вместе смотрели на звезды, и ты заходил в дом, а я задерживалась подольше на улице? Тебе всегда было интересно, что я там делала. – Девушка поджимает губы, словно старается не выдать секрет. – Ну, я хотела найти самую яркую звезду и загадать, чтобы все было по-другому. Чтобы ты не был таким грустным и злым. Но, став старше, я поняла, что если бы все изменилось, то ты тоже стал бы другим. А я бы не хотела, чтобы ты был не таким, как сейчас. Ты всегда говорил, какая я сильная, несмотря на все обстоятельства. Но разве ты не видишь? – шепчет она, скользя пальцами по моей щеке. – Посмотри, каким ты был и кем стал. На самом деле это так прекрасно. – Эви не отрывает взгляд голубых глаз от моих карих и добавляет: – Возможно, красота появилась из тьмы. Так что вполне вероятно, что именно тьма привела тебя к свету. Значит, будь таким, Дилан, – убеждает она меня. – Не бойся показывать свой свет миру.
И затем, будто читая мои мысли, девушка произносит те слова, которые я так долго хотел услышать от двух людей, никогда не удосуживающихся их сказать:
– Ты достаточно хорош, Дилан. Более чем достаточно. Пожалуйста, поверь в это.
Я провожу руками по гладкому изгибу ее шеи и притягиваю к себе, отчаянно нуждаясь в существующей между нами связи.
– Что я такого сделал, чтобы заслужить тебя? – шепчу ей в губы, и улыбка, появившаяся на ее губах, согревает мою кожу.
– Наверное, те же сумасшедшие поступки, которые совершила я, чтобы заслужить тебя. Это делает нас... идеальными друг для друга, не так ли?
– Абсолютно идеальными.
Я погружаю пальцы в ее волосы и подношу губы к мягкой коже ее шеи, медленно смакуя, пробуя на вкус, вдыхая ее запах. Мое сердце яростно стучит в груди. Понятия не имею, что, черт возьми, происходит в моей жизни, но точно знаю одно – девушка, которую я любил и желал, теперь прямо передо мной. И я больше не стану тратить впустую ни единой минуты.
Я нежно целую ее в губы, затем откидываюсь назад, рассматривая черты ее лица.
– Я хочу заняться с тобой любовью, Эви...
Мои слова повисают в воздухе, и я жду, затаив дыхание.
Она ближе прижимается ко мне, сидя на моих коленях, обхватывает мое лицо руками и целует. Вздохнув, Эви шепчет ответ:
– Да.
Я усмехаюсь, затем поднимаюсь с дивана, придерживая ее за задницу, а Эви в этот момент обхватывает мою талию ногами. Не прекращая целовать ее, я иду вверх по лестнице. Я схожу с ума от того, как ее пальцы тянут меня за волосы, как сталкиваются наши языки во всепоглощающем поцелуе. Руками гуляю по ее телу: забираюсь под рубашку, скольжу по бедрам, ребрам, груди.
Когда мы, спотыкаясь, пересекаем порог ее спальни, наши языки, руки и губы полностью переплетены. Мы отчаянно нуждаемся друг в друге. Эви хватается за подол моей рубашки, стягивает ее через голову, пока я разбираюсь с пуговицами на ее блузке. Закончив с рубашкой, она расстегивает молнию на моих джинсах, стаскивая их вниз, а я стягиваю с нее юбку и трусики. Пока одежда летает по всей комнате, наши поцелуи становятся все неистовей.
