Текст книги "Золотая рыбка"

Автор книги: Мила Бояджиева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)

– Прекрасная идея. Стоит попробовать.

Глеб свернул на окружную. Шеренги ярких фонарей освещали синие, уже совсем ночные сумерки. Кое-где возле спальных районов белели заснеженные перелески, насквозь просвеченные огнями домов.

– Что ты думаешь обо мне? – коротко спросил Глеб.

– Только хорошее, – кляня себя за уклончивость, ответила Полина. Вместо того, чтобы взахлеб живописать, как восхищает её работоспособность директора, в какой трепет приводит деловая хватка, как волнует близость и сколько несбывшихся надежд дарит каждая встреча, она снова предпочла отмалчиваться.

– Я зануда, фанатик, забитый, как мой компьютер всякой цифровой дребеденью. Только с виду хлыщ, а на самом деле – шпана. Хорошим манерам меня обучала девяностолетняя дворянка, выпускница Смольного. Два раза в неделю я ходил к ней на занятия. Потом я обнаружил свою глухую необразованность. Классическая музыка, литература, живопись для меня непаханная целина. Кое-что нахватался по верхам, память цепкая. А копни поглубже – темнота! Я стихов не знаю. В школе не учил, теперь нет времени. Я даже не смотрю видак и не в курсе, как сейчас принято объясняться с женщиной. Ну, если речь идет о серьезных чувствах, а женщина чрезвычайно воспитанная...

Полине надо было положить голову на его плечо или погладить затылок, но она сжалась, сдерживая участившееся дыхание.

– У тебя, вероятно, была большая любовь. Но этот парень оказался недостаточно сильным,чтобы удержать её. А ты не умеешь приспосабливаться, ненавидишь компромиссы. Скажи прямо: что во мне тебя не устраивает? – Глеб говорил медленно и строго, словно обсуждал пункты солидного контракта Полина почувствовала – настал самый ответственный момент. Она набрала полную грудь воздуха, затаилась, слыша, как колотится в висках сердце, и зажмурилась.

– Я давно люблю тебя, – с облегчением выдохнула девушка. И расплакалась от жалости к себе. Сейчас он начнет её успокаивать, а потом станет избегать. Дружбы уже не вернешь.

Глеб резко затормозил у обочины. Крепко сжав плечи Полины, развернул к себе и поцеловал. Не братским и не прощальным поцелуем. Они целовались долго, позабыв обо всем на свете, пока припаркованный сзади трайлер нервно не засигналил.

Глеб сказал:

– Я истосковался по тебе. Всякое перепробовал, но оказалось – нужна именно ты.

Полине хотелось возразить, что нельзя утверждать ничего подобного после первого поцелуя и довольно прохладных "разговорных" встреч. Но она почувствовала то, что нельзя изобразить – мужчину, обнимавшего её, охватила страсть.

Ни о чем не договариваясь, они понеслись по кольцу налево, к тому самому Чертаново, где снимал квартиру Глеб. Поплутав в переулках, вышли у двенадцатиэтажной блочной башни, поднялись в обшарпанном вонючем лифте. Звякнув ключами, Глеб резко распахнул дверь. Они прижались друг к другу прямо в тесной передней, торопливо освобождаясь от шарфов, перчаток, каких-то замков, пуговиц. С кружащейся головой Полина пятилась в комнату, подчиняясь напору стиснувшего её мужчины, и рухнула на широкую тахту...

Через час Глеб принес ей телефон:

– Звони отцу, предупреди, что Новый год будешь встречать со мной. Мы ведь не хотим идти в гости?

– Мы хотим остаться здесь. – Не отрывая от Глеба восхищенных глаз, Полина взяла трубку. Ее опасения оказались напрасными, их близость с Глебом совсем не была похожа на воровской флирт или случайное сближение сослуживцев. Он был нетерпелив и торжественно-нежен.

– Тебе не кажется, что мы неплохая пара, а? – После долгого молчания, вдумчивого осмотра стен, тарелочек, чашек, спросил Глеб. Они завтракали в последний день уходящего года. За окном сыпал снег, урчала кофеварка, распространяя аромат уютной семейной трапезы. Полина поминутно запахивала на груди махровый полосатый халат Глеба, он же восседал за пластиковым столиком в пестрых бермудах и синей футболке.

– У меня скверный характер. Я слишком серьезно ко всему отношусь. Не умею забывать, прощать... И при этом очень гордая. – Полина косо взглянула на мужчину, с которым хотела душа в душу прожить всю свою жизнь. Об этом, наверно, и следовало бы сказать. Но она улыбнулась, – Мне кажется, вы здорово придумали, разделив фирмы и сделав меня полноправным акционером. В качестве секретарши я бы не смогла так распоясаться.

– А у меня – жадность. Не могу упустить редкую вещь. – Глеб хмыкнул. И страсть делать сюрпризы распоясавшимся акционеркам.

Перекусив, они отправились в путь – Глеб привез Полину в ту самую новую квартиру, о которой рассказывала Алла.

В ванной комнате рабочие заканчивали монтировать зеркальный потолок, в кухне, уже полностью оборудованной, нарядно белела мебель с цветными витражами, стекло с таким же рисунком голубых лилий на изумрудно-оливковом поле закрывало верхнюю часть оконного стекла. Кафельная плитка на полу блестела чистотой.

– Вот... – Глеб провел по комнатам. – Все уже готово... Интерьер оформлял хороший дизайнер, мебель, занавесочки, всяческие прибамбасы. Спешил, чтобы к Новому году успеть. – Он гордо взглянул на девушку. – Не сомневайся, здесь все самое лучшее. Но осталось много для женских рук. Хотел предложить тебе похозяйничать.

– Ущипни меня... – попросила Полина.

Глеб с улыбкой потрепал её по щеке:

– Успею еще.

Полина сделала пару глубоких вдохов, сосчитала до двадцати пяти и подняла на Глеба сияющие радостью глаза. Осторожно, словно боясь, что он исчезнет, дотронулась до колкого от пробившейся щетины подбородка. Настоящий... Все настоящее.

– Можешь не сомневаться. – Глеб крепко прижал её к себе.

– Наконец-то! Поздравляю, мужик умеет делать сюрпризы, – хмыкнула Алла. Она зашла в "Оникс" по делам в первый рабочий день нового года и тут же попала на конфиденциальные переговоры с Полиной в пустом кабинете с фырчащей кофеваркой.

– Он утверждает, что это я подарила ему счастье.

– Прямо так и сформулировал?! – Алла расхохоталась. – Честно говоря, я думала, ты его упустишь. – Устроившись в вертящемся кресле, она вскинула ногу на ногу, демонстрируя потрясающие сапоги и с новым любопытством окинула взглядом Риту. – Вообще-то в тебе есть изюминка... Подразумеваются глубины духовности и богатая индивидуальность. Товар на знатока... Глебушка наш совсем не дурак... – Она взяла чашку с кофе.

– Что ж мне теперь делать? – в полной растерянности развела руками Полина. – Как себя вести?.. Ведь он, наверно, во мне разочаровался... Я ж далеко не секс-бомба.

– Оно и к лучшему. Чему надо, он сам обучит. А главное, будет знать, что ты к нему присохла со всем пылом и девической неопытностью. Ты ж его уважаешь?

– Люблю...

– Вот и люби. Только не надоедай. Держи дистанцию.

– Это как же теперь? Я же без него сама изведусь...

– Пусть все время сомневается. Никаких прав собственности. Только мужик с облегчением вздохнет, – мол, порядок, эта штучка у меня в кармане и по сторонам начнем зыркать, а ты прояви независимость. На голубом глазу. Путевочку куда-нибудь приобрети, в бассейн свой регулярно шастай. Промелькни при случае с кем-нибудь другим.

– Не могу... – окончательно растерялась Полина, вспомнив, как страдала от подобных выходок Вадима.

– Ну скажи, что твой старый дружок снова достает, утерянную любовь вернуть намерен.

– Господи, и не знаю, где он...

– Без разницы. Ты девушка молчаливая, вид у тебя загадочный, будто что-то не договариваешь.

– А разве бывает, чтобы до конца выложиться? Душу наизнанку вывернуть? – Полина задумалась. – Это только на мгновение случается – соприкоснешься с кем-нибудь близко-близко и снова отлетаешь на расстояние... А мне хочется все время...

– Ну нельзя так-таки целиком прилипать! Перегрузки для мужика большие. Они этого не терпят. Думаешь, я знаю, что у моего Гешки в башке делается? Муж и жена – единая плоть. А когда плоть единая, кажется, что и все остальное слилось – и мечты, и помыслы, и страхи... – Алла вздохнула и закурила. – Неуловимая прелесть бытия... Только не очень-то разговорам в койке доверяй. Когда мужик без штанов и близок к осуществлению, так сказать, плотского идеала, он что хочешь тебе пообещает. – Алла с сомнением взглянула на подругу. – Жениться собирается?

– Разговору не было.

– Ты эту тему не поднимай. Придерживайся намеченной мною тактики и постарайся подзалететь. Возраст у тебя немалый. Рожать все равно надо. Генетика у Борисовича, видать, неплохая. И материальные возможности тоже. Слышала, ваша фирма такими делами ворочает... – В глазах Аллы промелькнул настороженный интерес.

– Я не в курсе. Меня не допускают. Собираю досье на разные объекты, как раньше говорили, – на "поставщиков" и "смежников", составляю про нас отчеты. Все по форме и представленным бумагам. Сама не вникаю... Честно говоря, не моя это стихия, Алла... Вот если, допустим, и мне, как пайщику, обломится какая-нибудь сумма, открою свое дело. Приглашу хороших специалистов.

– А... – иронически протянула Алла и поднялась. – По магическим делам. Деваться от этих чудотворцев некуда. И вот ведь, находятся идиотки "приворот, отворот, удача в бизнесе..." Ладно... Когда будешь специалистов подбирать, не забудь Вовика Мальцева. Ну, того психа, что под колеса бросился а потом стишки читал. Недавно случайно столкнулись... такого наговорил...

– И про меня? – почему-то испугалась Полина.

– Про судьбу государства, детка. – Подхватив сумку, Алла эффектно остановилась в дверях. – Жду отчетность о развитии дальнейших событий.

8Глава 8

Полина вдруг поняла, что обожает встречать. То есть, готовиться к встрече, думать о ней заранее, сочинять меню, приводить в парадный блеск квартиру, добавить нечто неожиданное в собственный имидж. Несясь по Ленинградскому шоссе по направлению к Шереметьево, она с удовольствием поглядывала на себя в зеркальце. Стрижка оказалась на редкость удачной. Блестящие прямые волосы казались очень густыми и шелковистыми. Они едва достигали мочки уха и имели совершенно естественную форму – словно росли так сами по себе, куда ни мотни головой, под каким ветром ни стой, пышная шапка лишь приобретала дополнительное очарование – динамику живого движения.

Чайный цвет дубленки, маслянистый блеск меха на широком воротнике-капюшоне, отворотах рукавов, тоненькие кожаные ремешки, носившие утилитарно-украшательский характер, – все создавало удачное обрамление для молодой, благополучной дамы, лучащейся счастьем. Мартовский день выдался переменно-облачным, с капризным, взвинченным настроением – полосы зловещих туч, исторгавших снежные заряды, сменялись синевой небес и необыкновенно улыбчивым ярким солнцем. И каждый раз, прорываясь сквозь вьюжный мрак к весенней, обласканной теплыми лучами благодати, Полина ощущала себя частью происходящего – с ней случилось то же самое, она неслась прямо к солнцу.

Советы Аллы в поведении с Глебом оказались совершенно ненужными. Ей не пришлось прибегать к хитроумной жесткой тактике – совместная жизнь складывалась легко, без притирок, надрывов, нажимов. Глеб был слишком поглощен работой, чтобы копаться в нюансах настроений возлюбленной, а она умела подключаться на его "волну" и не навязывать собственные проблемы.

А какие, собственно, проблемы? Исключительно приятные. Заполнять новую квартиру очаровательными хозяйственными мелочами, объезжать "ниссан", подаренный отцом, старательно подбирать новый гардероб, не жмотничая и не пересчитывая остаток бюджета. Глеб выделил крупную сумму "на дизайн" и преподнес Полине пластиковую карту.

– У меня одна просьба, девочка. Приобретая что-либо для нас и для нашего дома, руководствуйся правилом: "если сомневаешься, что выбрать, выбирай самое дорогое". Это я из уроков смолянки железно запомнил.

Он не боялся говорить "наш", "наше", не избегал разговоров о будущем, и вообще вел себя так, словно с минуты на минуту сформулирует предложение руки и сердца. Их связь по существу стала гражданским браком, не являющимся ни для кого секретом. Вот только сам факт...

– Не понимаю, чего твой благоверный уперся? – Алла задумалась. Считай, январь, февраль, март... Достаточно для раздумий... Живете вместе, в достатке и в радости. Тебя не узнать. Это мне не очень заметно, поскольку часто видимся. А другие говорят: у генерала дочка – красавица... Не насмешничай. В субботу Зинка звонит, докладывает: Глеб Борисович засветился в "Клубе Т" с высокой эффектной девкой. Ужинали, мол, вдвоем, при свечах и ручку в ручке держали. Я говорю, враки. А она мне девицу с энтузиазмом описывает: "глазищи лиловые, потрясающие волосы, платье от Валентино синий шифон". Тут только я сообразила! Представляешь? Со стороны ты у нас, оказывается, классно смотришься, да и вообще изменилась. Да... деньги и хороший мужик способны украсить любую женщину.

– Хватит издеваться. Я, действительно, совсем другая. Словно из норы выбралась на солнечный лужок. – Полина с сомнением заглянула в подведенные по-восточному глаза. – Не поймешь ты, Алка... Вообрази, я знаю теперь, что такое счастье! Я его всей кожей, всеми потрохами ощущаю... Только порой страшновато.

– Еще бы! Есть что терять... – невесело поддержала Писецкая, глянув на свою руку с искрящимися перстнями...

Полина стала осторожной, когда переходила улицу, не лихачила в автомобиле, а если случалось войти в подъезд одной, пугливо озиралась, словно слышала шаги за спиной.

– Пап, мне Соня нравится. И ты. И как у нас всех теперь жизнь складывается. Мне радостно, словно только сейчас начала жить по-настоящему. Но ведь страшно! – Призналась она неожиданно, интуитивно прижав ладонь к животу. До встречи в Шереметьево осталось три часа. Полина заскочила в кабинет отца и задержалась.

– Так это ж общий закон, – успокоил дочь Ласточкин. – Стоит урвать что-нибудь путевое, и тут же по сторонам зыркаешь, как бы твое сокровище не перехватили. Я вот за Соню теперь боюсь. Да нет, не в смысле измен... Андрей Дмитриевич усмехнулся, покачав головой. – Нелепой случайности, болезней боюсь. Думаю, Глеб за тебя тоже своим ангелам молится. А ещё пуще будет дрожать, когда о ребенке узнает. – Он строго посмотрел на приодевшуюся к встрече Риту – белый пуловер, белые джинсы, посветлевшее лицо в ореоле серебристых волос, и не сумел сдержать вздох, – ты и впрямь, детка, не зли Фортуну, поаккуратней, поосмотрительней веди себя. Не гони по дороге и помни: ПД!

– "Пропусти Дурака". – Полина улыбнулась. – Я в обгонялки не играю, темперамент не тот. Но знак "чайник", уж извини, сняла. Сегодня я ас.

Она и впрямь ощущала особую приподнятость с самого утра и в глубине души не сомневалась – небесные светила благоприятствуют ей. Редко случается, когда действительность превосходит самые розовые мечты. Но, кажется, это был именно такой случай. Самолет не опоздал, Глеб появился тут же, в самом радужном настроении. Подхватив Ину, он оторвал её от пола и слегка подбросил в воздухе. В машине, вопреки обыкновению, не делал замечаний по вождению и даже приставал с поцелуями. Они не тараторили, перебивая друг друга рассказами, а в основном помалкивали. Но чувства выплескивались через край.

– Здорово, правда? – Сказала Полина, суммируя свои ощущения уже на подъезде к дому.

– Потрясающе, – честно согласился Глеб.

– Будет ещё лучше... – интригующе пообещала Полина.

Она сообщила свою главную новость, когда они сели за празднично накрытый стол и Глеб откупорил шампанское.

– Есть тост... – Полина подняла бокал и заглянула в его глаза. – У нас будет малыш!

Расправив плечи, он шумно вздохнул и покачал головой:

– Ай да молодец, Инка! – Метнулся, чтобы обнять её, но остановился, взял бокал и объявил, – Мы устраиваем грандиозную свадьбу и едем отдыхать на Болеарские острова. В общем, куда захочешь. Хочешь в круиз?

– Хочу! Круиз, острова, свадьбу, – все хочу! Обнять тебя, пить, есть тоже хочу! Господи, я же теперь все ужасно, ужасно, ну просто до смерти хочу... – Сев, Полина подперла щеки руками и сладко расплакалась.

... Через неделю Полине позвонила школьная подружка Изабелла Казакова, давно пропавшая с горизонта:

– Еле тебя нашла. Вы как уехали, так словно провалились. Мне телефон Ласточкина Вадькин папаша дал, он бывшего шефа из поля зрения не выпускает.

– Ой Беллка! С трудом твой голос узнала. Давно не виделись. Это отец тебе мои координаты выдал?

– Естественно. А что прячешься?

– Не от кого. Школьные знакомые не надоедают. Молодец, что разыскала, – без особого энтузиазма заверила Полина, удивляясь тому, как далеко уплыл в прошлое неказистый островок зареченской жизни.

– Короче. Мне на днях четвертак стукнет. Собираю своих, намерена мужем похвастать и парнем. Сашке третий год пошел. А мужик теперь на "вольво" разъезжает – предприниматель. Дачу недалеко от Залыгино строим. С финской баней. И вообще, потянуло, как говорят, "подвести итоги".

– Здорово, – коротко отреагировала Полина. Ей тоже приходила в голову шальная мысль явиться в один прекрасный момент перед давними знакомыми в полном блеске.

– Первого апреля у меня традиционный сбор. Ксюша с бойфрендом пожалует. Знаешь, кто он? – Певец! Ну, я фамилию забыла. У него диск есть. Она как позвонит, так сорок минут о своем милом рассказывает... А о тебе никаких сведений. Ужасно хочется повидаться. Подъезжай, не будь свиньей.

– Белка, я постараюсь. Может, тоже приятеля приведу. – Полина представила как войдет в Беллкин коридорчик под руку с Глебом.

– Вот уж ни к чему! – всполошилась Белла. – Не хотела тебе говорить, думала – сюрприз. Да теперь ладно: Вадька развелся. О тебе выспрашивает. Не сомневаюсь, он все по тебе сохнет.

– Исключено, – отрезала Полина. – У меня другие интересы. Мне с ним совсем встречаться не хочется. Может, я к тебе в другой раз заскочу?

– Зря дергаешься. Не собираюсь вас мирить. Посидим по-дружески. Ну чего тебе бояться? Надо все же, как приличные люди, интеллигентные отношения сохранять в любой ситуации.

– Ситуация нормальная. Обыкновенно встретились, обыкновенно разошлись.

– Тогда вообще трепетать нечего. Заедешь, блеснешь, поболтаешь – и к своему принцу. Пусть Еременко от тоски сохнет. – Белла что-то лихорадочно прикидывала. – А вообще, даже лучше, приезжай со своим любимым. Небось, ученый?

– Да нет... – Полина засомневалась, как назвать род деятельности Глеба. – Предприниматель.

– Отлично! Может, с моим Никитой общее дельце состряпают. Сообразительные мужики всегда договорятся.

– Ладно. Я постараюсь, – пообещала Полина, уже твердо решив, что в Зареченск она не поедет.

Глеб пришел домой поздно вечером, уставший и молчаливый. Полина знала – в такие моменты приставать с вопросами не имеет смысла. Сделав вид, что не замечает слабого запаха алкоголя, свидетельствовавшего о прошедшей в ресторане деловой встрече, она на всякий случай поинтересовалась:

– Ужинать будешь?

– Пожалуй, – неожиданно согласился Глеб. – Что-нибудь мясное, лучше с кровью.

Недоумевая, Полина быстро поджарила кусок слегка отбитой вырезки – в микроволновке, естественно, без масла. Поставила на стол острый соус чили и бородинский хлеб. Овощи и мучные гарниры Глеб не употреблял.

Придя домой, он всегда тщательно мыл руки, приводил себя в порядок, переодевался в удобный трикотажный костюм и спортивные тапочки на шерстяной носок. Полы в ванной и на кухне были покрыты мраморными плитами, а подогрев Глеб не сделал, о чем все время теперь жалел – ноги зябли да и спину прихватывал сквознячок – две лоджии. Рамы хоть и со стеклопакетами, но постоянно приоткрыты – Полина любительница прохлады, а теперь её порой и мутило от всяких запахов, даже приятно-парфюмерных.

Они молча сидели за столом друг против друга. Полина, сложив на столе руки, следила, как ходят желваки на щеках Глеба. Щеки мягкие, кругловатые, с нежной кожей, а челюсти работают с такой ожесточенностью, словно он жует не сочное мясо, а расправляется с заклятым врагом.

– Устал сегодня. – Справившись с лангетом, Глеб откинулся на спинку стула. – Мерзкие люди в нашем деле шуруют. У-у... сволота...

– Не связывайся с ними, Олежка.

– А с кем тогда? С кем? – Он моментально вспыхнул и даже двинул кулаком по столу. – Добрые дяденьки только в благотворительных комиссиях заседают. – Глеб ухмыльнулся уголком рта. – И те сильно верченые.

– Тебе осталось продержаться две недели до отпуска. У меня будет всего три месяца. Говорят, живота почти не видно, можно загорать в бикини. Полина не переставала думать о ждущих своего часа путевках на Мальдивы. Бог мой! Пляж и теплая волна, никаких проблем! Глеб в "бермудах" и бейсболке бродит с ней по разогретым улочкам уютных городков, сидит в ресторанчиках, подныривает под корявые валуны в прозрачной воде... А ночью за окном шелестит прибой и стрекочут какие-нибудь цикады... И, самое главное, он будет принадлежать только ей – этот вечно замотанный, перегруженный деловыми проблемами человек.

– Долго. – Он помолчал и протянул через стол руку. Полина положила в неё свою и обмерла, глядя в его глаза. Господи, как же ей хотелось не замечать таящихся в их глубине тревоги и страха. Как хотелось раствориться в легкомысленно-блаженной любви, думать о ласках, поцелуях под пальмами, о будущем ребенке, домике под Москвой, где на лужайках будет бегать малыш, играя с добрым улыбчивым псом, которого они обязательно приобретут не в клубе, а на "Птичке". Самого жалкого.

– Инка, у меня предложение. Давай прямо сейчас оформим брак, но пока никому не скажем. Только самым близким. А когда вернемся из поездки, отдохнувшие, легкомысленные, устроим свадьбу.

– Зачем торопиться? – Засияв от радости, сказала Полина.

– На всякий случай. И тянуть не будем. Я подготовлю почву, ты возьмешь справку о беременности у Лиды, я ей позвоню... Думаю, в следующую пятницу. Да. Как раз все успею.

– Отцу можно сказать?

– Конечно... Только вот... Алле, я думаю, пока не надо знать. У неё язык длинный. Вернемся из поездки и обрадуем.

Полина бросилась к Глебу, пристроилась на коленях, прижалась.

– Жених... – шепнула в ухо и рассмеялась.

Обхватив её плечи сильными руками, он сурово дышал в шею и молчал, о чем-то усиленно думая. Даже напрягся, как для решительного броска. Прямо комдив перед атакой. Такие энергетические всплески у близких людей Полина научилась угадывать, несмотря на мизерность экстрасенсорных данных. Вот только воображение присочиняло свои версии. Сейчас, например, ей казалось, что Глеб встревожен, напуган, что изо всех сил старается отторгнуть от себя нечто темное, страшное, прилипчивое, грозящее катастрофой. Отогнав навязчивые видения, Полина неожиданно для себя сообщила:

– Послезавтра, первого апреля, у нас по традиции школьная компания собирается в Зареченске. Моей подружке из соседнего подъезда четвертак стукнет. Приглашала нас очень усиленно. Может, съездим? Отвлечешься. Я давно из школьной компании никого не видела.

– Соскучилась! – усмехнулся Глеб, вставая. И ушел в комнату. Полина направилась следом, пытаясь понять реакцию Глеба. Может, он что-то узнал о Вадиме, о том, что тот будет на вечеринке?

– Нет, дорогой... Я и не собиралась... Так, к слову пришлось. Показалось, что ты устал.

Включив телевизор без звука, Глеб сел на диван и долго смотрел на дуэт "Академию", что-то изображавший под неслышную музыку. Потом пальцем поманил Полину и обнял за плечи.

– Не бери в голову. У меня свои проблемы. В Зареченск надо скатать. Нехорошо нарушать традиции. Купи клевый подарок... – Он умолк, уставившись на экран. Там в прозрачной голубизне горного ландшафта на свисающем с отвесной стены канате висело нечто яркое.

Приблизившись, раскачивающаяся камера взяла крупный план: на веревке скрючился человек в альпинистской куртке. Его окаменевшее лицо с надеждой поднято вверх, в глазах смесь несказанной радости и предсмертной муки...

Полина включила звук: "... обнаружив неполадки в креплении троса, он всю ночь провисел над бездной, зная, что каждая минута может оказаться последней", – сообщил коментатор. – "Смельчака подобрал вертолет, случайно пролетавший над Брюхом слона. Любопытно, отважится ли альпинист когда-нибудь вновь подняться в горы?".

– Совсем как я, – невесело усмехнулся Глеб. – Могу поспорить, полезет! Отсидится, очухается, потом расхвастается, станет воспринимать свою неудачу как подвиг, как особую пруху – и полезет! – Он хмуро взглянул на встревоженную девушку. – Ладно, детка, проехали. Завязываем с философией. Давай, в самом деле, скатаем в твой город детства. Часам к семи, идет?

– Спасибо! Я рада. Принести сок или чай?

– Лучше, по водяре. В смысле, выпьем чего-нибудь крепенького.

Полина поставила на кофейный столик печенье для себя, бокалы и две бутылки – "Швепс" и виски для Глеба. Глеб составил коктейли в обычной пропорции – Рите два глотка спиртного, остальное вода. Себе наоборот. Выпил, задумался и спохватился:

– Черт! Только сейчас сообразил, первого у меня встреча с американцами, потом, если подпишем контракт, – в ресторан... Что называется, ночная смена.

– А-а... – разочарованно вздохнула Полина.

– Но ты поезжай, обязательно поезжай. Если задержишься... Блин, я же не смогу за тобой заехать!

– Сама доберусь. Дорога знакомая, пить я не стану.

– Глупости... Вот что, ты гуляй с друзьями, я позвоню. Если смогу заберу, если нет – заночуй там. Мне спокойней будет. Не люблю, когда здесь одна сидишь, а ещё хуже, если ночью на машине рулишь. Нам лишние приключения сейчас не нужны. Я прав, детка? – Глеб потрепал Полину по щеке, да так сильно, что она потерла стиснутую кожу. Сомнений нет, Глеб Борисович перегружен негативной энергией, спорить с ним не стоит. Полина согласно кивнула.

На следующее утро она не могла понять, отчего это вдруг собралась ехать одна к Беллке? Ни малейшей потребности в общении с зареченскими знакомыми Полина не испытывала, Вадима и вовсе видеть не рвалась. Хотя... Любопытно, все же, как он своей жизнью распорядился.

Алла поддержала идею поездки. Голос по телефону у неё был кислый. Как Полина поняла, дома что-то не клеилось. А в такой ситуации Алла была совершенно не в состоянии врубиться в чужие проблемы.

– Что тебе весь вечер одной перед "ящиком" торчать? У твоего "делового" совещание на высшем уровне до полночи затянется. Языком почешешь, попляшешь – тебе полезно. А то скоро с пеленками засядешь, забудешь, что такое одеться прилично, маникюр сделать.

Полина поморщилась, жалея, что поторопилась сообщить Алке о своей беременности. Радостная для Риты весть не произвела на Писецкую светлого впечатления.

– Молодец! – одобрила она. – Теперь Сарычеву не отвертеться. Но особых радостей первые четыре года не жди. Одни крики и болезни. Во всяком случае, я это время как страшный сон вспоминаю. – При каждом удобном случае Алла не упускала возможность напомнить Полине о грядущих трудностях материнства.

– Да плясать меня вовсе не тянет! – усмехнулась Полина, которой перспектива пеленок казалась куда более привлекательной, чем танцы в душной комнате с подвыпившими одноклассниками. – Дело совсем в другом. – Она задумалась. – Глеб какой-то мрачный... Не дождусь отпуска. Все представляю: садимся в самолет и гуд бай! Я же ещё вообще за границей не была. Дура провинциальная.

– Мой тоже, бревно-бревном. В самое ухо ору – ничего не слышит. В телевизор уставится, а глаза, как у слепого. Вовнутрь повернуты. – Алла вздохнула и Полина представила, как она делает затяжку, – томно, с отлетом кисти, искосо поглядывая на стоящее за её компьютером зеркальце. – Нелегко им бабки даются. Потом глядишь, в сорок пять инфаркт. Если раньше не стрельнут.

– Да сплюнь ты! Не узнаю тебя, Алка, съела что-нибудь?

– Хну передержала. Рыжая, как Пугачева. Нос откуда-то вдруг выпер... Пора подстричь. А что? Лисинович скорректировала внешность в смысле шнобеля – ничего, жива.

– Лучше она не стала... Не дури, Алла... Давай, я за тобой заеду, по магазинам пройдемся, мне подарок надо приобрести. Беллке четверть века стукнуло.

– Не могу. Я в трансе... Да ты себе голову не морочь, купи подсвечник или бокалы. В любом случае сгодятся. И не сиди букой, хвост-то распусти. Пусть твои заречинцы пышным расцветом замарашки-золушки полюбуются... Скажи, что замужем, и не вздумай все про фирму выкладывать.

– Будет сделано, товарищ начальник... – невесело пообещала Полина. Ей очень хотелось рассказать, что через неделю она и в самом деле станет мужней женой. Но своих обещаний Ина не нарушила. Молчок значит молчок.

Глава 9

Первого апреля, несмотря на нерабочий день, Глеб ушел из дома с утра, чмокнув в лоб ещё дремлющую в голубоватом полумраке невесту.

– Позвоню... – прошептала она и, приподнявшись на локте, открыла глаза. – Глебушка...

Он подошел, нагнулся. Полина прижалась к его губам.

– Если бы ты знал, как я люблю тебя... – Уткнувшись в подушку, Полина слышала, как бряцали в прихожей тщательно запираемые Глебом замки.

... Только в машине, выезжая на окружную, Полина сумела избавиться от сумрачного настроения. Включила радио, сунула за щеку грейпфрутовый леденец и постаралась провести сеанс аутотренинга. Повторила про себя "программу", все ещё казавшуюся плодом разыгравшегося воображения: "Я самая счастливая женщина на свете. У меня есть любовь, покой, радость. У меня есть вот этот шустрый симпатяга "ниссан", свой дом, работа. У меня будет чудесный муж и малыш... Мой отец никогда не останется одиноким, беспомощным стариком"...

На радиоволне завис, перемежаемый рекламой, концерт по заявкам отнюдь не юных дам. Полина прослушала "Надежду" Пахмутовой, "Любовь, как радуга над полем – отгорела и погасла" в исполнении Толкуновой, "Москва – златые купола" Газманова, и на ворвавшейся рекламе турагентства вырубила звук. Ее охватило радостное умиление, даже пустячные впечатления вызывали сильный эмоциональный всплеск. Эти песни, сто раз слышанные, пролетавшие мимо уха, сейчас, подобно рентгеновским лучам, пронзили насквозь, высвечивая картину полного счастья: жизнь приветствовала Риту безупречной тридцатидвухзубовой улыбкой, переполняя душу благодарностью, состраданием ко всему, что вращалось вокруг.

"Каждому здесь кобелю на шею я готов надеть свой лучший галстук", признавался в своей любви к животным С. Есенин. Полинино благорасположение достигло глобальных масштабов, распространяясь на самые разнообразные явления типа идущих повсеместно дорожных работ, неуклюже нарушающих правила движения пешеходов. Его хватало на неодушевленные предметы, такие как рекламные щиты, смердящие черным дымом задрипанные трудяги-грузовики и прочую, раздражавшую каждого человека чепуху. Полине даже нравился день, серый, ветреный, бросающий в стекло тяжелые дождевые капли, нравились уже набухающие весенним соком голые, зябкие деревья. Среди общей климатической промозглости ярче разгоралось тепло внутри, солнечный кайф физического и душевного комфорта.