Текст книги "Золотая рыбка"

Автор книги: Мила Бояджиева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)

Свадьбу отложили до лета, надеясь на то, что все как-нибудь утрясется. А после того, как Полина отказалась поехать с Вадимом в стройотряд, стало ясно: пути молодых разошлись. Но до окончательного разрыва было ещё далеко. Они учились вместе и жили в одном подъезде. И, конечно же, несмотря на очевидную несовместимость характеров, их тянуло друг к другу. Первая любовь – привязчивая штука. Сколько было мучительных расставаний и бурных примирений, сколько клятв и обид! Пытаясь восстановить отношения, Вадим то сумрачно сидел дома, "привязанный к юбке", то пускался в загулы, стараясь нарочно попасть на глаза Ине с другими девушками, "топил горе в бутылке". Она же не проявляла никаких эмоций, глядя сквозь него своими странными глазами, преобретавшими оттенок ледникового холода.

На самом деле Полина глубоко страдала – её отчаянная попытка стать близким, необходимым, родным человеком, не удалась. Они были похожи на радиоприемники, работавшие на разной частоте. Все самое ценное, хранившееся в её душе, осталось невостребованным, а Вадим затаил глухую обиду, не сумев воспламенить любимую огнем своего жизнелюбия и обаяния... Ему не удалось сделать замкнутую, обидчивую девушку развеселой хохотушкой, то есть, попросту – нормальной. Полина думала по-другому: Вадим старался превратить её в заурядность, не захотев понять, какие потаенные способности таит в себе тихая молчунья.

Она перевелась на вечернее отделение, а в сентябре, не доучившись год, ушла из института. Способности к точным наукам у неё явно отсутствовали. Пропало и желание совершать научные подвиги. Иллюзии рассеялись, любовь, взаимопонимание, душевная близость, общность целей – все эти звучные формулировки оказались выдумкой.

В январе 1995 года, отмечая свой день рождения вдвоем с отцом, Полина выглядела несчастной. Позвонив в дверь, Вадим передал Андрею Дмитриевичу букет гвоздик, но зайти отказался.

– Вот, Полюшка. Вадим прорезался.. – Ласточкин протянул цветы. Позвони ему, пригласи... Ну, хотя бы поблагодари.

Полина гвоздики не взяла, отвернувшись к плите:

– Зря он это.

– Ну как же зря? Мужчина, все-таки... Уж не знаю, как насчет большой любви, а к тебе он относится хорошо. Парень добрый, душевный.

Полина обернулась и подняла на отца тяжелый взгляд:

– Добрый? Отлично... Но мне надо большего от человека, с которым я живу вместе. Мне нужен друг, единомышленник.

– Понимаю, – согласился Ласточкин. – В чем-то Вадим повел себя неверно. Но ведь он демонстрировал удаль, самостоятельность, надеялся вернуть тебя... Мальчишка еще, какой спрос...

Полина порезала на кусочки торт и поставила на плиту чайник.

– Понимаю, папка, со мной нелегко. Вероятно, я хочу слишком многого, но я не могу заставить себя смириться. Пока не могу. Наверно, жизнь обломает, научит уважать компромисс... Беллка грозит, что я ещё пожалею.

– Что ты решила делать? – Андрей Дмитриевич налил в чашки крепкую заварку.

– Хочу работать.

– Пойдешь ко мне? Все-таки ты почти инженер-электронщик. Как раз в лаборанты.

– Спасибо. Думаю попробовать себя совсем в другом деле, – Полина ковыряла на блюдце торт. – Двадцать три – это не слишком мало?

– Ну, декабристы...

– Ой, всем известно, что юные герои были почти мальчишками. Я не собираюсь спасать Отечество. Я хочу стать парапсихологом.

Ласточкину удалось не выронить чашку и даже не выразить удивления.

– Помощь нужна? – коротко осведомился он.

– Я сама.

Глава 4

Начала Полина с посещений всевозможных центров, лабораторий, институтов паранормальных явлений, которых развелось в последние годы великое множество. Под звучными названиями, как правило, находился немногочисленный коллектив странноватых людей, а за дипломами и титулами академиков, магистров, гуру скрывались сумасшедшие или шарлатаны. Иногда оба качества удачно совмещались. Наконец, Полина добилась встречи с самым известным экстрасенсом в стране. И тут её постигло полное разочарование. Главный экстрасенс оказался достаточно проницательным, чтобы не разыгрывать перед девушкой одну из своих коронных программ, рассчитанных на легко внушаемых, невежественных дам.

– Вы хотите знать, как обнаружить в себе особые способности? Могу с полной уверенностью сказать, что данные у вас есть. Вы сами являетесь закрытым объектом, отторгающим постороннюю информацию – ни гипнозу, ни внушению не поддаетесь. Кроме того, имеете сильные личностные характеристики, то, что мы называем энергетическим полем и развитым воображением. Не удивляйтесь, мне не нужно производить исследования, – я вижу состояние вашей ауры. – Специалист отвел от пациентки прямой холодный взгляд. – Скажу откровенно, – экстраординарных способностей и перспектив обучения для самостоятельной практики я в вас не обнаруживаю. Вы слишком рациональны для самогипноза, слишком честны, чтобы убедить себя в том, чего нет, и не предрасположены к мистификации. Но после определенной тренировки вы можете проводить сеансы лечебного гипноза, внушения.

– Значит, передача мыслей, образов на расстоянии, приемы ясновидения все это не для меня?

– Видите ли, дорогая, – он зябко передернул плечами, столкнувшись с прямым взглядом девушки. – Если вы приведете ко мне человека, обладающего хотя бы одним из перечисленных качеств, я буду вам весьма благодарен. Экстрасенс улыбнулся уголками губ. – Таковые мастера, конечно, существуют, и как вам известно даже из реклам, – в неисчислимом количестве. Но дело в том, что ни один из них ко мне не придет... Вы не из легковерных. Советую из личной симпатии – сохраните это качество, если хотите чего-то добиться. Профессионализм в элементарных психотерапевтических навыках значительно честнее шарлатанства под звучными вывесками.

Полина поблагодарила за совет и удалилась. Она так и не поняла, чем является "откровение" экстрасенса – истинным порывом порядочного человека или желанием отпугнуть въедливую девчонку от "закрытых проблем", сохранить клановую неприкосновенность. Полина предвидела, что её поиски смысла собственного существования в этой области натолкнуться на преграды, и желала лишь одного – собственными глазами увидеть человека, умеющего нечто недоступное обыкновенным людям. Но визиты к магам, потомственным ясновидцам, колдуньям, дающим объявления в газетах, не оставляли ничего, кроме разочарования и злости. Полина не раз пыталась вытащить какую-нибудь информацию у отца – уж он-то должен был знать о секретных разработках в области парапсихологии у нас и за рубежом. Андрей Дмитриевич, однажды сформулировавший свою точку зрения по этому вопросу, лишь иронически улыбался, когда Полина приносила ему какую-нибудь новую газетную сенсацию.

– Мы уже говорили об этом, детка. Стремление человека проникнуть в тайны бытия неукротимо и настолько сильно, что изобретательный мозг подсказывает обходные пути, а чувства подыгрывают ему, создавая фантомы... Вовсе не обязательно, что все люди, заявляющие о своих паранормальных способностях – шарлатаны. Кое-кто из них верит в свои видения и целительские возможности и обладает способностями внушить эту веру другим. Но увы... На уровне науки никакие явления, противоречащие основным законам термодинамики, пока не зафиксированы. Хотя очень многие в последнее время говорят о торсионных полях, являющихся как бы материальном носителе духовных проявлений. Впрочем, я не ученый, я – руководящий работник. Бывший вояка, имевший дела с вещами жестокими и прозаическими. Ко многим вещам отношусь с излишним скептицизмом. Возможности человеческого организма очень велики, и естественно, не до конца исследованы. Если хочешь, я сведу тебя с серьезными людьми. Но все их теории после тщательной очистки от псевдонаучных построений сводятся к известным рубаям Омара Хайама:

Что там за ветхой занавесью тьмы

В гаданиях запутались умы.

Но скоро с треском рухнет занавеска

Узнают все, как ошибались мы.

Хорошо, если стена, скрывающая истину, и в самом деле обрушивается с треском. А если из неё потихоньку вышибать кирпичи и с надеждой заглядывать в образовавшуюся дырку? Можно обнаружить престранные вещи.

Генерал Ласточкин, превыше всего ставивший воинскую честь и ценивший в людях преданность родине, однажды обнаружил, что был не совсем прав. Перестройка потрясла военно-промышленный комплекс. Посыпались кирпичи из мощного монолита. Кто-то погиб под развалинами, кто-то зализывал раны, переживая кризис. В вышестоящих инстанциях сдвинулись рычаги. Андрей Дмитриевич оказался лицом, не угодным для нового руководства. Он попытался отстоять свою позицию, но вскоре отказался от борьбы и вышел на пенсию. Очевидно, с большим скандалом, поскольку остаться в своей структуре не захотел. Пенсия у генерала совсем не нищенская, но так уж сложилось, что Андрей Дмитриевич, осиротевший ещё в детстве, помогал своей тетке и её обширному семейству, отчислял средства в фонд детского дома, в котором вырос.

– Придется свернуть благотворительность и самим перейти на более экономичный режим, – сказал он дочери. – Работу я найду и мы ещё с тобой пошикуем. Есть желание сводить Золотую рыбку в ресторан "Максим".

– Работу найду я. Займусь приворотами и гаданием или буду петь под гитару в московском метро. – Полина вздохнула с облегчением – вместо необходимости во что бы то ни стало самоутвердиться и прославиться на её плечи легла забота об отце. Она хорошо понимала, что шестидесятилетнему инвалиду без одной почки и на костылях устроиться в новой ситуации не просто. Правда, существовали связи, знакомства, причем весьма солидные. Но Ласточкин был не из тех, кто умел просить за себя.

"Хочу отдохнуть, порыбачить, почитать книги. В конце концов, в деревню выбраться. огород покопать", – говорил он доброжелателям, предлагавшим "приличную работу".

– Вот только странно, – Степан Еременко меня стороной обходит. Как-то увидел во дворе и за гараж спрятался. Не ожидал от него, – огорчился Ласточкин после встречи с отцом Вадима.

– Ничего удивительного. Я с Беллой Казаковой разговор имела – она теперь с Вадимом в дружбе. Вернее, с его маман. Так вот, Мария Федоровна всем рассказывает, что у меня стервозный характер, неустойчивая психика и повышенные амбиции. Оказывается, это из-за меня Вадим пить начал и лишь теперь, познакомившись с порядочной женщиной, вернулся в полную силу к научной работе, – отчиталась Полина.

– Это Белла порядочная?

– У Вадима роман с докторшей из ведомственной поликлиники. Скоро свадьба. – Полина убирала тарелки со стола. Ни в её голосе, ни в руках ничего не дрогнуло. Андрей Дмитриевич сообразил, что этой темы больше касаться не стоит. Уж если дочь внутри себя такую мощную "блокировку" выставила, значит рана ещё болит, но тема окончательно закрыта: Вадим не вернется в её жизнь.

Необходимость заботиться об отце, как ни странно, подняла жизненный тонус Полины. Борьба за место под солнцем – прекрасный стимул и вполне достижимая цель, не то что Нобелевка или статус всемирной прорицательницы. Ознакомившись с предложениями работы, даваемыми в газетах, Полина решила, что вполне может рассчитывать на высокооплачиваемую, если, допустим, окончит курсы менеджмента или бухгалтерского учета. Два языка – немецкий и английский – на вполне приличном уровне, три курса технического института, блестящее знание компьютера, доставшееся от Вадима, и прочие деловые способности: память, ответственность, аккуратность, усидчивость.

Однако, на деле все оказалось не так просто. С Ритой беседовали, оставляли у себя её данные и обещали сообщить о принятом решении. Проходили недели, месяцы, однако предложения поступили смехотворно неинтересные, сводящиеся, в сущности, то ли к деятельности курьера, то ли уборщицы.

Фирма, в которую Полина дозвонилась в конце августа, называлась очень солидно – "Атлант". В объявленном конкурсе на секретаря дирекции были перечислены требования, которым Ласточкина вполне соответствовала. Она договорилась по телефону о визите и была несколько удивлена, что получила приглашение на собеседование в конце рабочего дня.

От Зареченска до Москвы сорок пять минут на электричке плюс полчаса на метро и ещё почти столько же на всякие непредвиденные задержки. Полина, не выносившая пустые ожидания, сама старалась не опаздывать. На дорогу к "Атланту" она выделила полтора часа. Выйдя на пенсию, Андрей Дмитриевич служебной машины лишился, а о приобретении собственной вопрос и раньше, при более удачном материальном положении, не стоял.

К встрече Полина готовилась тщательно – отгладила "везучий" костюм из бежевого хлопка, вдумчиво подошла к выбору обуви и сумки. К мелочам в своем туалете она проявляла особое внимание, придавая гармонии деталей некое тайное значение. Бусы прозрачно-медового янтаря и такой же браслет не раз одаривали Риту солнечным теплом, то ли в память о чудесном дне, подаренном ей отцом в Риге, то ли и в самом деле впитали в себя жизненную энергию моря и солнца.

С прической Полина из принципа не мудрила. Пройдя через эксперимент завивок, челок, стрижек в первые годы "супружества" с Вадимом, она убедилась, что гладкий блеск пепельных, зачесанных назад в пучок волос идеальный выход из положения. Минимум забот – максимум эффекта. Она не понимала, почему так мучаются с прической другие, покупая горы косметики и меняя стрижки.

Женщина, остро ощущающая собственные недостатки, редко умеет замечать свои достоинства. Высокий выпуклый лоб – разве это что-нибудь значит? А "красивые виски" – что это вообще такое? Редкие счастливицы, с успехом носящие гладкую прическу, зачастую не осознают, что обязаны не столько собственному чувству стиля и стремлению к простоте, сколько удачной форме височных и лобных костей. Вот если нос толстоват и между передними зубами заметный промежуток – это беда. Поворачиваться к собеседнику лучше профилем, а рот вообще не открывать, тем более. в дурацкой улыбке. Ведь губы-то – почти до ушей. – Такие правила вывела для себя девочка ещё в школе.

Двадцатичетырехлетняя Полина уже не относилась к своей внешности настолько придирчиво, чтобы считать себя дурнушкой. Вадику удалось сделать ей хороший подарок – Ина научилась нравиться себе, хотя бы иногда, находясь в просветленном расположении духа. Не могла она и не заметить, что направленные на неё взгляды незнакомых мужчин полны отнюдь не отвращения.

В электричке девуша приступила к привычным упражнениям. Когда-то она прочла статью про грузинского экстрасенса, который впервые ощутил в себе неординарные возможности, угадывая настроение пассажиров автобуса по дороге в школу. Сев у окна, Полина расслабилась, положила руки на колени и слегка опустила веки, словно собиралась вздремнуть. На самом деле, пробежав по лицам людей, сидящих напротив, она выбрала женщину и попыталась представить её семью, дом, работу, ну хоть что-то, являющееся "ключиком" к её состоянию. Вначале "увидела" переднюю в двухкомнатной "распашонке" хрущевских времен с календарем, изображающем котят в корзинке, книжную полку под овальным, в металлической раме, зеркалом, шпильки, щетку для волос, флакон с дезодорантом. Воображение работало, подсовывая "картинки" соседних комнат, образ старухи в цветастом халате у телевизора... Полина два раза глубоко вздохнула и открыла глаза – она уже несколько раз проверяла такие мгновенные "видеопортреты". Оказывалось, что поработало усердное воображение, а не ленивое, все ещё не разбуженное ясновидение. Вот и сейчас избранной для опыта женщины на месте вообще не оказалось, она вышла в тамбур, ожидая станцию.

Полина поставила себе простейшую задачу – вообразить офис, в котором окажется через сорок минут. Ей удалось многое "рассмотреть" и занести данные в "компьютер" своей памяти. Подходя к нужному дому, она чуть не рассмеялась – вместо ожидаемой "стекляшки" под номером 10а выступало типовое здание школы или техникума послевоенных лет, отреставрированное с претензией на европейский деловой стиль. А вот дальше в "компьютере" случился сбой: воображаемое и реальное совпало! Позже Полине так и не удалось докопаться до первоистоков ярко запечатлевшегося образа: брюнетка в красном платье на фоне огромной цветной фотографии собора Василия Блаженного. Она сидела на вращающемся стуле, обтянутом белой кожей, и покачивала туфелькой, держащейся на большом пальце высоко закинутой ноги. Ноги отличные, колготки высококачественные, с упругим блеском лайкры, подол платья на уровне середины бедра. У женщины были иссиня-черные волосы и яркое лицо молодой Роксаны Бабаян. На столе перед ней лежало и стояло все то, что должно находиться под рукой квалифицированной секретарши.

Полина назвала свою фамилию, брюнетка приветливо кивнула и предложила: "Присядьте". Затем соединилась с шефом по внутренней связи и, грациозно поднявшись, распахнула перед посетительницей тяжелую дверь, очевидно, изготовленную в Финляндии из ценных пород дерева. И снова ободряюще кивнула, словно они все разыгрывали заранее отрепетированную сцену: она, Полина и молодой мужчина, сидящий в шикарном кабинете по образцу офисов миллионеров из американским телесериалов.

Сам он, несмотря на абсолютно фирменный прикид и оформление, смотрелся человеком исконно российским. Осмысливая свое впечатление после беседы, Полина поняла, почему сразу прозвала сидящего за столом мужчину "Добрыня Никитич". Ни курносости, ни богатырской бородки, ни русых есенинских кудрей у него не было. Напротив, в коротко подстриженных темных волосах более чем отчетливо обозначилась идущая ото лба залысина, а мягкое, круглое лицо с чистой кожей было чисто выбрито.

– Глеб Борисович, – представился он, поднимаясь навстречу Рите.

Она протянула руку:

– Полина Андреевна. – И сообразила, что Глеб Борисович всего лет на десять старше её, но человек весьма деловой и очень опытный.

В его глазах едва заметно плясала веселая искорка. Словно они с Полиной ходили в один детский сад, а теперь дурачатся, называя друг друга по имени-отчеству. Все это совершенно не соответствовало уже приобретенному Ласточкиной опыту устройства на работу. Оттенок легкого превосходства и мучительной скуки в глазах работодателей Полина научилась различать быстро. У Глеба Борисовича преобладали симпатия и выражение заинтересованности. Однако разговаривал он с ней долго и въедливо. Девушка в красном принесла кофе и оказалась Аллочкой. На подносе стояли три чашки. Алла присела к кофейному столику.

– Ну, что, Алла Ларионовна, закрываем конкурс? Мне показалось, что госпожа Ласточкина сумеет заменить тебя на время отпуска.

– Отпуска?! – Полина не смогла скрыть разочарования. Речь шла о временной работе.

– Довольно солидного, как я понимаю. – Шеф с укоризной глянул на секретаршу. – Завтра же оформляй документы и введи Полину Андреевну в курс дела. Условия мы обговорили.

Полине показалось, что спектакль продолжается, и она даже может предсказать следующую реплику.

– Дождь не на шутку, – сказал шеф, глянув в окно. – У меня визит в "Балчуг". Можешь быть свободна, Аллочка. – Глеб Борисович поднялся. – Так, значит, до завтра? – О Он посмотрел на Полину. – Если меня не будет, Алла во всех бумажных нюансах с оформлением на должность разберется сама. Приступайте к своим обязанностям.

У лифта новую сотрудницу догнала Алла:

– Ты на колесах? Я в Центр. Подвезти?

Полина уже после сообразила, что не отличалась в тот вечер красноречием, словно из её роли вычеркнули весь текст.

Она кивнула, глянув на сногсшибательную кожаную куртку Аллы – тоже красную, и сразу видно, что не с распродажи. В автомобиле секретарши и вовсе пахло роскошью – новенькая иномарка со всеми прибамбасами.

– Тачка мужа. Он сейчас в командировке, – объяснила Алла. – Мой "жигуленок" в ремонте. Какая-то сволочь весь левый бок свезла.

Обаятельная секретарша протянула Рите сигареты. Та отрицательно мотнула головой и с трудом выдавила:

– Мне к метро. К любому, что ближе.

– "Профсоюзная" подойдет?

– Мне на "Комсомольскую". К трем вокзалам, – пояснила Полина.

– Тогда лучше я на Вернадского сверну. Чего тебе по пересадкам в самый "пик" мотаться. И обувь у тебя не для дождя.

– С утра было сухо. А днем моросило чуть-чуть. Ой... – Полина отпрянула от окна – прямо под колеса ринулся какой-то мужчина.

Машина только тронулась у перекрестка, а он так ладонями по стеклу и проехался, будто остановить хотел. Алла ударила по тормозам, выскочила. Полина видела, как она бросилась к пьяному дебилу, но, вместо того, чтобы нанести ему физическое увечье в виде пощечины, распахнула объятия. Мужчина оказался не совсем пьяным, но очень веселым и, как выяснилось, давним знакомым Аллы. Многозначительно подмигнув Полине, Алла усадила его на заднее сидение.

– Не возражаешь, если мы Вовочку на Вишняковскую подбросим? – И познакомила, – Полина, Владимир. Попутчики по жизни Аллы Ларионовны Писецкой. Бывший и будущая.

Владимир затараторил, рассказывая о каких-то общих знакомых, о своем сыне и ремонте в квартире тещи, которую тот поджег. Полина слушала краем уха, Алла периодически отпускала через плечо дежурную реплику "Да что ты..." впопад и не впопад. Но Володя оказался на редкость нечутким собеседником, продолжая гнуть свое, несмотря на пренебрежение спутниц. Наконец, Алла затормозила:

– Этот гастроном? Вот видишь, у меня память, как у девочки. Там налево, за стеной, был винный отдел. А в нем "Киндзмараули" по рубль восемьдесят пять... Эх, есть что вспомнить... Ну ладно, Вовик, передавай привет нашим, кого увидишь. Звони.

Володя взялся за ручку, приоткрыл дверцу, но остановился, задумался...

– Слушай, плюнь ты на эту Мексику. Отдохни в Москве. Не ложится путь.

Алла вдруг бурно расхохоталась и пояснила Полине:

– Вовик у нас ясновидящий. От него без советов не отделаешься... Значит, мне с мужем в Мексику не лететь?

– Ни с мужем, ни с кем другим. – Он скривился. – Эх, Аллка, зря ты многое в этой жизни игнорируешь... Вот вы, девушка... – Обратился он к Полине, сидевшей впереди, – в чтение мыслей на расстоянии верите?

Полина пожала плечами, ей, во всяком случае, не удавалось прочесть даже мысли любимого человека, который посапывал рядом, на одной софе.

– А вы кулачки сожмите. Сожмите покрепче, мысль короткую загадайте и ко мне повернитесь. И ты, Алла, сделай, пожалуйста, то же самое, не повредит.

– Ну... – Развернувшись, она в упор уставилась на Вову миндалевидными черными глазами. – В эту игру мы уже играли – кто кого переглядит... Если помнишь, я не моргнула ни разу. А сейчас точно скажу... Тебе, Вовка, пи-пи пора. Пивка перехватил и теперь о санузле своем совмещенном мечтаешь.

– Цинизм прекрасной даме не идет. Ты нежная. А вы – строгая, – без выражения, скороговоркой произнес Вова, обратившись к Полине. Он явно сосредотачивался. – Задумайте что-нибудь. Повторяйте мысленно. – Вова улыбнулся. Лицо у него оказалось совсем не молодое и почему-то трезвое. Полина смотрела прямо в переносицу крупного мясистого носа, на которой поблескивала серебряная дужка очков, и повторяла про себя первое, что пришло на ум, вернее, что крутилось в голове с утра.

– Алла в своем репертуаре. А с вами сложнее. Можно? – Вова сомкнул пальцы на Полинином запястье и закрыл глаза. Лицо его вдруг просветлело. Ну конечно! Я так и думал – Омар Хайям:

Никому не могу свою тайну открыть.

И ни с кем не могу я о ней говорить.

Я в таком состояньи, что суть моей тайны

Никогда никому не могу разъяснить,

прочел он нараспев. – Я уловил только первую строчку, остальное знал. Кстати, вы поняли, о чем это? Мне, вроде, иногда понятно. А иногда – нет... Ну, счастливо, милые дамы.

Он вышел, помахав женщинам.

– Эй, сэр Нострадамус, а мне подарите стишок? Я предпочитаю Сергея Михалкова. – Открыла окно Алла.

– Вот бы и предпочитала. А ты жадничаешь, хотя все уже, что хочешь, по карманам рассовано. – Мерси, мон шер.

– О чем это он? – спросила Полина, когда они, снова влились в поток автомобилей. – Похоже, очень против Мексики настроен.

– Да не лечу я ни в какую Мексику! Шефу соврала, чтобы месяц на даче отсидеться. Дела есть, личные.

– А... Значит, Владимир тоже у вас на фирме работает?

– Никогда. Мы в одной конторе после института вместе пахали. Вовку все жалели, – сразу видно, шизанутый. Но по началу хоть вундеркиндом был биномы Ньютона с трех лет доказывал или что-то там ещё грандиозное. А потом НИИ заурядный. Настроения какие-то эзотерические. Крыша, полагаю, на гормональной почве поехала... С женщинами у него была напряженка. Где-то с трудом Жаннку раздобыл. Такую-же подвинутую, естественно, – сын весь в родителей. Таким людям рожать нельзя.

– Откуда же он про Мексику узнал? – допытывалась Полина, скрывая охватившее её волнение.

– Да ничего он не узнал. Наобум ляпнул. У него словесный понос. Из тысячи слов какое-то в яблочко и попадет. Я загадала: хочу быть счастливой и богатой. Любая барышня то же самое в уме держит. Вот он про жадность и ляпнул, на всякий случай. А на тебя глянул, видит – смурная. У шизиков чутье исключительное. Ну и сразу – смутные пророчества. У всякого задумчивого человека, даже если он курс валюты в башке прокручивает, какая-нибудь философская идейка на периферии отсвечивает. Они на это рассчитывают, "парапсихологи".

– Наверно, ты права... Мы на ты?

– Естественно. Мы ведь теперь с тобой "един в двух лицах". Завтра подтягивайся к девяти, я тебя живо на службу оформлю и всем премудростям обучу. А если поладим, ты, Инка, не дрейфь, место в нашем "Атланте" для способного человека отыщется. Считай, началась пруха. Ведь, небось, к нам не к первым пришла работу искать? Уже и в людях и в своей везухе разочаровалась.

– У тебя с ясновидением не хуже, чем у Володи получается. Все точно.

– Логика. На свежую, здоровую голову. – Алла постучала пальцем по виску с черным завитком. – Эх, если б не этот "чайник", Аллочка сидела бы сейчас в глубокой ж...

Глава 5

Много раз Полина потом вспоминала дождливый день, и все в нем казалось странным. И "пруха", неожиданно подбросившая ей выигрышный билетик, и симпатия Аллы, относящейся к типу женщин, Полину в упор не видящих, поскольку ни опасности ни добычи эти "курицы" для "хищниц" не представляют.

Но главное – неотвязное чувство осуществляющегося сна или видения брюнетка в красном платье на фоне пестроглавого собора, человек в кабинете с простым, добрым лицом. Алла с лету сократила её имя именно так, как сделала она когда-то в своем тайном дневнике и как называл её Вадим. А Вова, – он угадал не просто одну строку, а все, крутившееся в голове Полины четверостишие. Правда, оно и так мелькало весь день без всякого смысла, а во время теста Володи наверняка переплелось с другими вариантами "задумок". Но такое попадание... Это же не просто "хочу быть счастливой и богатой"...

Полина с успехом проработала месяц в отсутствии Аллы. Та вернулась в приподнятом настроении и в упор посмотрела на заместительницу:

– Ну, теперь просекла, что это за "Мексика"?

– Н-нет... – пригляделась Полина. – В горах загорала?

– Балда! Ты бы развивала в себе наблюдательность, красивая. Глеб Борисович в дамах слабость и рассеянность не уважает. Фирма у нас не та. Передовой фронт финансовых баталий.

– Если честно, я и тут ещё не очень разобралась, – призналась Полина.

– А так задумано. Осознавай важность своего дела и не вникай. Кстати, я перехожу в отдел маркетинга. Белое кресло оставляю тебе. И шефа. Он, между прочим, холост.

Полина не знала, что умеет так предательски бурно краснеть. Алла читала её мысли, словно они были написаны на лбу. За промелькнувший месяц шеф наезжал в офис не более десяти раз, оставляя секретарше точные инструкции по поводу поведения с клиентами. Данные на каждое интересующее Глеба лицо были внесены в компьютер. Там же находились и особые пометки, означающие тактику Полины – от эмоциональных: холодно-тепло-горячо, до конкретных деловых указаний – кому куда, когда позвонить, какие бумаги прислать и что взять.

Глеб был сосредоточен, лаконичен, деловит. Но этот человек не мог не увлечь юную особу, живущую воображением – его окружал ореол тайны и значительности.

Алла взяла шефство над Полиной – приглашала её пить чай в свой кабинет, и скоро между двумя столь непохожими женщинами завязалась дружба. Прежде всего, Ину изумило, что Алла намного старше её и растит десятилетнего сына. Правда, с помощью бывшей свекрови, живущей в Москве. Сама же Алла предпочитала проводить время в загородном коттедже, принадлежащем второму мужу – человеку, делающему карьеру по "спортивной части".

Вниманием мужа Алла, очевидно, сильно дорожила и не жалела ни сил, ни денег на поддержание своего имиджа сексапильной южанки.

– Мне тридцатник забыла когда стукнул. Может и вчера. Только фейс я ещё в институте надорвала – ночные посиделки, – я ведь в общаге жила, – дым столбом, портвейн "Три семерки" и так далее. Между прочим, аборты тоже на внешнем виде отражаются. Особенно, ранние и в условиях советской медицины... В общем, трудная комсомольская юность. Пришлось золотые нити вшивать. Личико, шейка, декольте, – Алла продемонстрировала профиль и анфас. – Только такая независтливая фефела, как ты, могла не заметить. Я как после "отпуска" вернулась вся гладенькая, словно Алла Пугачева, наши бабы языки проглотили. А то охали, жалели: "Аллка такая красивая, но увядающая. Кавказки быстро стареют. А её Генка – мужчина в самом расцвете. К тому же – спортсмен."

– Теперь понятно про Мексику, – согласилась Полина. – Но ты мне с первого взгляда жутко эффектной и молодой показалась.

– Ты мне тоже понравилась. Духовный мир вовсе не под лупой рассматривать надо. От человека духовно насыщенного неординарностью за версту прет. И не говори, что не голубых кровей. Никто не знает, кто из наших прабабок-графинь с каким конюхом загулял. Или наоборот.

– Не отрицаю. У каждого из нас своя тайна, которую мы и сами-то понять не в силах. Закрытая информация, выражается в каких-то косвенных признаках... Но твой Вова усек... Я тогда именно это задумала.

– Мнительность – тяжкое заболевание, запомни. Это разновидность мании преследования. Если в каждый пустяк вдумываться, да всему придавать важное значение – никакие золотые нитки не помогут, даже канаты из нержавейки. Я долго мучилась, пока не усекла – на каждый чих не наздравствуешься. Создай себе продуманную систему ценностей, вот над ней и трудись, по ней баллы и выставляй. А остальное по фигу. Я вот ни завидовать, ни злиться не умею. Только ревновать.

– Я тоже, – призналась Полина и выложила все про свой роман с Вадиком.

Алла одобрила:

– Молодец, ловко выкрутилась. На кой он тебе сдался, пьющий, бесперспективный? Детей заводить надо "клубных". Кошек на помойках видела? А потомков совковых "гегемонов"? Отбросы цывилизации. Плодят и плодят нищету, вырожденцев. Уж лучше из пробирки, но чтобы генетика была качественная. У моего Павлуши три поколения музыкантов в "древе". Интеллигентные, талантливые "еврейцы". Свекровь сама учительница в музшколе, вундеркинда растит, Паганини. А вот от своего спортивного лапушки я бы ещё рожать подумала. Интеллект – как у калькулятора, мышечная масса как у Терминатора. Но бабки вертеть умеет. Уважаю: если б он на этом деле, на размышлении то есть, зациклился, пришлось бы напрягаться: ребенок сильнейшее оружие в наших руках. Но у Геночки уже двое от предыдущих жен произрастают. Одна в Штатах, пацан в Орле. Успел подсуетиться.