Текст книги "Золотая рыбка"

Автор книги: Мила Бояджиева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)

– Мы неплохо провели время. Ты загорела. Нос будет лупиться, – заметил Вилли, когда они направились к городу. Солнце уже садилось, наступали прозрачные долгие сумерки

Полина заглянула в зеркальце и улыбнулась своему отражению: покрасневшие скулы и нос напоминали детство. Вылазки на рыбалку с отцом и дядей Кирой.

– А ты и так черный, словно отдыхал на Гавайях.

– У меня смуглая кожа. Волосы седеют, пигмент выходит наружу. Не поверишь, – я был жгучим брюнетом. Иногда меня принимали за итальянца.

Полина посмотрела на профиль Вилли, испытывая желание погладить жесткую смуглую щеку, влажные въющиеся волосы.

– Ты чем-то похож на моего отца.

– Это комплимент?

– Более, чем комплимент. Почти признание в любви.

Глава 20

На следующий день они ужинали на террасе дорогого ресторана и даже ходили в зал танцевать вальс под дуэт скрипки и фортепьяно. Платье, взятое у Евы, висело на Полине мешком. Несмотря на это, она чувствовала себя обольстительной и грациозной, словно бабочка.

– Я пьяная... – сообщила она, вернувшись к столику. – Не теряй момент, выспрашивай, что тебе от меня надо, выдам любую государственную тайну.

– Ты хоть немножко доверяешь мне? – Вилли сжал её руку.

– Иначе бы не сидела здесь.

– А, допустим, вон тому джентльмену, что сидит слева и все время поглядывает в нашу сторону?

– Сволочь, – коротко охарактеризовала Полина. – Я его не вижу, но у меня пробегает мороз по спине. Мерзкий и опасный тип. Так что тебе надо, Вилли?

– Ты мне нравишься. Честное слово. Ты должна понять, что я говорю правду. И ещё ты правильно почувствовала: я нуждаюсь в тебе.

– Не понимаю... – Полина отстранилась от Вилли, к которому её тянуло, словно магнитом, и пристально взглянула на него. – Не понимаю!

Легкомысленная веселость прошла и стало вдруг жалко себя. Что за судьба для женщины – занимать некое посредническое место в мужских драках?!

– Я ничего не знаю, Вилли. Ничего важного, что могло бы пригодиться тебе, кем бы ты не являлся... Я побывала в крупной переделке у себя на родине. Но ни в чем не разобралась – меня водили за нос, держали в полном неведении и к тому же пытались убить.

– Давай не будем больше об этом, ладно? – Он посмотрел Полине в глаза с чувством, в котором нельзя было ошибиться. – Хочешь, я рассекречу свой незаурядный дар? Вчера мы говорили о ясновидении и я обманул тебя. Теперь признаюсь – главный пророк перед тобой. – Вилли поднял к увитому плющем потолку торжественное лицо и закрыл глаза. – У тебя в комнате на тумбочке лежит записка: "Уехала на уик-энд с Вашеком. Вернусь во вторник. Ева". Может, пригласишь выпить кофе?

Он точно процитировал послание Евы. Полина от неожиданности схватилась за голову, с минуту сидела молча, потом взъерошила ладонями волосы и резко поднялась:

– Пошли. – Всю дорогу она убеждала себя в том, что является обыкновенной, нормальной женщиной, которой очень нравится мужчина, сосредоточенно сопящий рядом.

Маленькая комната с лампами под зелеными пластиковыми абажурами над узкими кроватями не была похожа на приют сладострастия, скорее, – на общежитие. А их встреча – на воровское свидание студентов.

Полина достала растворимый кофе в пакетиках и предложила Вилли занять одно из скрипучих кресел.

– Эй, девочка, перестань дрожать. Я не стану на тебя накидываться с ласками... Хотя с другой не стал бы церемониться. – Вилли налил себе в чашку кипяток.

– Спасибо. Но я и не рассчитывала на ласки. Эстет и гурман, которым проявил себя мистер Уорк за эти два дня, не стал бы приглашать женщину в такие номера. Догадываюсь, что нужна тебе совсем в другом смысле.

– В этом, детка, в этом. – Он положил руку на бедро Риты и провел ладонью вниз – медленно и задумчиво. – Но ты права – не здесь и не сейчас. Чувство стиля не помешает даже "копу", когда он имеет дело с такой женщиной. – Оставив нетронутый кофе, Вилли поднялся. – Гуд бай, детка.

Задержавшись в дверях, он грустно подмигнул сразу двумя глазами и выскользнул, бесшумно, но плотно закрыв за собой дверь.

Полина поняла, что больше никогда не увидит Вилли.

Он появился во вторник в "Аисте" и Полина не удивилась. Она лишь пугала и мучала себя тем, что потеряла единственно симпатичного ей здесь человека, а в глубине души не сомневалась – он непременно вернется. Такая вот двойная арифметика теперь путала её рассчеты.

– Как дела? – пригляделась к своему знакомому, Полина принеся ему пиво.

– Не присядешь?

– Нельзя.

– Так сейчас же никого нет.

– Русские всегда нарушают правила. Запиши в свой блокнот. Чем серьезней правило, тем больше соблазн преступить запретную черту. Национальный менталитет. – Она села рядом за столик. Тут же подошел Вашек с улыбкой и бутылкой пива:

– Я ж понимаю, дело серьезное: господин журналист берет интервью у нашей девушки. Это хорошо. Пиво для дамы. Черное бархатное. – Он чмокнул кончики пальцев, изображая удовольствие, и удалился грациозной походкой канатоходца.

– Послушай, мне нужна твоя помощь. Сегодня в одном весьма представительном доме соберутся разные люди. Среди них бцудет мой злейший враг. Вернее, я не знаю ни его лица, ни имени, а подозреваю сразу нескольких... Если не сумею правильно сориентироваться, могу здорово прогореть. Дойти до последней черты.

– Тебя хотят убить?!

– Тихо, детка... Не знаю. Но один из компании будет держать камень за пазухой. Помоги мне его вычислить. Ведь ты умеешь угадывать мерзавцев.

– Ты и сам мастер. Прочел через стены записку Евы.

– Если бы! Она сама любезно шепнула мне, что освобождает комнату до вторника. Сватает... Я не умею угадывать даже погоду. А в тебе скрывается ясновидящая.

– Перестань... – Полина налила себе пиво и попробовала. Вкус, действительно, великолепный. Как это до сих пор ей не пришло в голову продегустировать товар, с которым приходилось работать? – Не надо смеяться над этим, Вилли. Раньше для меня это было ерьезно. Знаешь, подростковая идея о собственной исключительности, выросшая на почве комплексов. Потом желание заглянуть за пределы возможного, наверно, превратилось бы в идею фикс. Но я повзрослела, избавилась от комплексов и с восторгом осознала свою обыкновенность. Обыкновенная женщина – это такое счастье... – Полина встрепенулась, отгоняя воспоминания.

– Тебе помешали стать нормальной – благополучной, любимой...

– Ты сам все знаешь, волшебник. – Грустно улыбнулась Полина. Помешали и здорово тряхнули. В душе и в голове полная каша.

– Так бывает – физическая или эмоциональная травма может обострить дар.

– Еще вчера я слышала от тебя довольно критические отзывы о всяких "экстра".

– Мне хотелось, что бы ты ввязалась в спор и доказала мою ошибку. Мне в самом деле нужна твоя помощь.

– Если это действительно серьезно, то я никак не могу согласиться. Я же подведу тебя, Вилли.

– Не думай об ответственности. У меня нет иного выхода. Выбор простейший: ожидать удара в спину от неизвестного противника или все же приглядеться к кому-то определенному и подстраховаться... И, наконец, последнее... – мне хочется провести с тобой вечер. Именно с тобой. С женщиной, которую можно обнимать, желать, а потом... Потом обсудить с ней всех присутствовавших, как с надежным и добрым другом.

– Мы знакомы только неделю... Не мало ли для дружбы?

– Иногда и один вечер в окопе под бомбами сближает людей на всю жизнь сильнее, чем удалые университетские годы.

– Ага, значит, тут, как в окопе?

– Ну почти. "Чувство окопа" – это стиль жизни. Я мало рассказывал о себе. Не хочется врать, "лепить легенду". У тебя такие синие глаза... мощнее рентгена. Они поставили правильный диагноз: Вилли Уорк – сражается против зла. Если уточнять, то разговор получится очень длинный и в нем будет много вынужденной лжи. Поверь – мы союзники. Разве надо ещё что-то добавлять?

– Пожалуй, нет. – Полина встала, в пивную вошла группа шумных туристов. – Мне надо работать. Хорошо, что позвал меня. Я бы очень хотела оказаться полезной тебе.

– Тогда – до вечера! – Отсалютовав, Вилли поднялся, выскользнул за дверь и растворился в уличной толпе.

Он заехал за ней в девять вечера на роскошном автомобиле. Редкие прохожие засмотрелись на необычную для этих мест пару. Полина повела плечами под меховой накидкой. Великолепную экипировку для вечернего выхода они взяли напрокат. Правда, в очень хорошей фирме. Оказалось, что смокинги и фраки сидели на Вилли как влитые. Так что трудно было выбрать. А с нарядом Полины пришлось повозиться.

Вилли заставил её перемерить шесть платьев. Наконец, мученица взмолилась:

– Это же не мой стиль! Я никогда не носила блестки и перья!

– Господи! Да я же просто-напросто устроил себе потрясающий спектакль! Сразу клюнул на первое красное – оно было великолепно. А потом смотрю – ещё лучше! – Вилли сидел в кресле, внимательно осатривая выходившую из примерочной кабинки девушку.

Служащий фирмы, одетый с безукоризненной тщательностью лорда, согласно зхакивал:

– Уважаемой даме идут все эти туалеты. В сером платье, между прочим, он склонился к Вилли, – я готов выдать секрет, – посетила ужин в "Рице" сама Джейн Фонда. Она путешествовала налегке и... В общем, в нашем салоне бывают самые достойные клиенты.

– Отлично. Тогда возмем черное, к нему колье и что-нибудь на плечи. Думаю, лучше легкое и тоже черное. – Со знанием дела распорядился Вилли.

– Скунс, лиса, норка?.. Горжетка, палантин, манто?

– Палантин, – не задумываясь, выпалил Вилли. – Пушистый.

Когда они ехали в машине, тоже черной и взятой напрокат, Полина позволила себе удивиться:

– Впервые встречаю мужчину с такими познаниями в области дамской моды. Мой друг руководствовался принципом: "Если сомневаешься, что выбрать, бери самое дорогое". – Она осеклась, глянув на Вилли.

– Я полагаю наоборот. Самое главное – правильно выбрать женщину. Тогда все, что на ней надето, будет выглядеть лучшим и все, что будет происходить с тобой – станет самым интересным и необходимым ... А слово "палантин" мне просто понравилось. Что-то восточное, торжественное. Мы не ошиблись, верно? – Его легкая сильная кисть погладила мех, приобняв полинины плечи.

Полина вздохнула. Ее спутник, преображенный смокингом в светского щегаля, выглядел великолепно, а – происходящее было похоже на приятный сон. Увлекательное приключение, которому предстоит так скоро завершиться...

Вилли коротко проинструктировал Полину – она подруга английского журналиста, путешествующая с ним по Европе. Подруга, переводчица, а также секретарь. Пусть прячут сладенькие улыбки, девушке нечего стесняться – её спутник – блестящий кавалер и влиятельный профессионал.

Вскоре они попали в Грюнвальд – район шикарных вилл, скрывающихся в больших парках. Среди деревьев уже зажглись фонари, фронтоны домов искусно подсвечивались. То здесь, то там из летних сумерек выступали миражи земного великолепия – особняки в разных стилях соревновались между собой богатством и оригинальностью отделки. Кто-то предпочел старинные витражи, кому-то приглянулись круглоголовые деревца цветущего апельсина, высаженные в кашпо на обнесенной мраморными колоннами террасе. У одних – узкие окна, зашторенные шелком, у других – целые стеклянные стены, открывающие взгляду убранство великолепных салонов.

– Здесь обитают дипломаты, аристократы, государственные чины, не только местные, но и импортные. Вон там поселился нефтяной магнат из Саудовской Аравии, в домике с башенками и флюгерами живет голливудская знаменитость.

– А к кому приглашен ты?

– Мой приятель – всего лишь крупный бизнесмен. Начинал как журналист, играл на бирже, удачно вложил капитал, пользуясь покровительством мудрых людей. Сегодня – прием в честь супруги Герхардта. У неё круглая дата... Ого, да тут собрался весь бомонд!

Лакеи в ливреях встречали подъезжавшие машины.

– Вперед, моя голубка. – Вилли вышел и распахнул перед Ритой дверцу. Служащий отпарковал их автомобиль, освобождая место для следующего. Дворецкий проводил гостей в салон, где уже собралось десятка два гостей.

Навстречу Вилли ринулся низенький, но весьма представительный господин, усами и бородой напоминавший портрет Чайковского. Рядом с ним улыбалась вошедшим высокая тонкая дама в гофрированной тунике из алого шифона. В её поднятых черных волосах мерцала алмазами и рубинами массивная диадема.

– Все фальшивое, – шепнул Вилли. – Улыбки, волосы, бриллианты. – И тут же представил хозяевам свою спутницу. Они заговорили по-английски, выражая удовльствие встречей с редким гостем. Полина удивилась, почему Вилли был так уверен, что не посадит свою "секретаршу" Монику в лужу. Или хорошее знание английского – обязательный минимум для девушки, приехавшей из России?

– А если б я могла произнести лишь хау ду ю ду? – Спросила Полина позже, склоня голову к его плечу. После фуршета и выступления известного квартета начались танцы. Они вышли в круг.

– Я никогда не танцую с дамами, о которых имею неполную информацию... Ты чудесная женщина, Полина... – слегка прижав её к себе, шепнул Вилли.

– Подозревала что-то подобное. – Полина не отстранилась.

– Ты совсем нелюбопытна.

– Ошибаешься. Но ведь даже если я задам один-единственный вопрос, ты не скажешь мне правду?

– Попробуй.

Уперевшись руками в плечи партнера, Полина посмотрела ему в лицо:

– Я действительно тебе нравлюсь?

– К несчастью. Было бы значительно проще обойтись без "фона" лишних эмоций. Сейчас мы работаем, и тебе надо сосредоточиться. Глупо говорить такие вещи потрясающе красивой и сногсшибательно светской даме.

Полина рассмеялась:

– Здорово умеешь морочить голову! А знаешь, первый коктейль на светской вечеринке я выпила меньше года назад... Это был удивительный вечер... Странный, страшный, счастливый.

– Ну совсем как сегодняшний.

– Мне тогда нравился мужчина, которому я... Молчу... – Полина крепко стиснула зубы и зажмурилась. Воспоминание об Глебе и вечере у Россо с неожиданным прибытием отца и Сони, обожгло острой болью. Все оказалось ложью.

– Он не сумел удержать тебя?

– Не знаю. В таких простых вопросах я плутаю, как гном в густой траве... Зато кое-что забавное могу тебе сообщить... Те два мужчины у рояля, что любезничают с блондинкой... Они не интересуют тебя?

– Познакомить?

– Пожалуй.

Когда кончился танец, блондинку увела хозяйка дома. Вилли подвел Полину к мужчинам. Джентльмены говорили по-немецки и ничем не выделялись из толпы приглашенных. Средний возраст, неопределенно-корректная внешность, манеры солидных чиновников. Подозвать лакея с напитками, не глядя поставить на поднос пустой фужер, поцеловать руку даме, сказав нечто незначительное и забавное о взаимосвязи погодного фактора, нефтяного кризиса и показа высокой моды – все это получалось у джентльменов с привычной, хорошо отработанной легкостью. После обмена любезностями следовало бы плавно перейти к другим гостям. Но зазвучала музыка, и один из мужчин попросил у Вилли разрешения пригласить на танец его даму.

Полина протянула руку господину, имени которого не запомнила, и шагнула в танцевальный круг. Да она сейчас не помнила даже того, каким именем представил её Вилли. Полине было плохо. Полумрак гостиной сгустился до черноты, во мраке разверзлись хищные пасти неведомого и в них гигантским штопором уходил воздух. Она задыхалась и едва держалась на ногах, но не могла воспользоваться рукой кавалера, чтобы сильнее облокотиться, словно прикасалась к щупальцу омерзительного спрута.

– Вам плохо, мисс? – крепко поддерживая партнершу за талию, кавалер тихонько повел её к выходу на балкон.

– Мне не следовало пить... Где Вилли? – едва прошептала Полина.

– Я здесь, дорогая... – Вилли подхватил её. Благодарю, Рендол. Девочке противопоказано спиртное. – Он вывел её на балкон, окутывая плечи палантином.

– Что у меня с руками? – Полина смотрела на свои дрожащие пальцы. Меня обожгло, словно крапивой... Он ядовит, этот человек! Уедем отсюда.

– Успокойся, за Рендолом Хански водится множество грешков, но он не вампир и не болен чесоткой.

– Вилли, это он ! Тот, кого ты искал. Я точно знаю.

– Обними меня. – Вилли прижал к себе Полину. Стой спокойно, спокойно. Еще спокойней... Ты слышишь, как ровно бьется мое сердце? Но я не ледяная статуя. – Губы Вилли коснулись её шеи.

Полина замерла, пораженная ощущением – она хотела, чтобы этот мужчина овладел ею. Прямо здесь, на чужой террасе у распахнутых в зал дверей. Ему приходилось проделывать такие штучки. Полина представила все так отчетливо, словно это происходило с ней. Темные кусты лавров, белеющая каменная скамья, задранная юбка и летящие прочь кружевные трусики... Чей-то смех совсем рядом, его требовательнывй натиск и кружащаяся от наслаждения голова...

Осторожно отстранив Полину, Вилли шепнул:

– Теперь мы можем удалиться по-английски. Я же англичанин, в самом деле. – Вилли повел её в дальний конец огибающей дом террасы. – Я знаю здесь один симпатичный выход...

Вскоре они оказались в машине, припаркованной среди десятков других. Вилли тихонько тронул автомобиль и, точно крадучись, нырнул в узкий переулок среди темных садов. Вдали туманным куполом поднималось свечение большого города. Полине стало жаль, что вечер, на который она возлагала какие-то смутные надежды, завершился так быстро и печально. Психоз навалившегося страха, жар небывалого желания на террасе, его молетный поцелуй... Вилли, странный Вилли... И ничего, в сущности, не произошло. Они не стали ближе.

– Маскарад завершен. Ты должен скрыться?

– Думаю так. – Вилли с отрешенным видом смотрел на шоссе – утомленный светскими условностями человек, обремененный солидностью смокинга, крахмальной сорочки и белой "бабочки". Да к тому же слегка пресытившийся обществом своей "секретарши".

– Мне сейчас показалось, что мы похожи на супругов, возвращающихся с очередной вечеринки в свой благополучный дом и думающих о том, что жизнь пресна, скучна, бессмысленна, – проговорила Полина, глядя в окно.

– Могу порадовать: нам явно не грозит пресыщение однообразием. Как там у русского поэта: "И вечный бой, покой нам только снится".

– Называй меня Полина, раз уж давно рассекретил мои хитрости... Знаешь, я даже рада – ты не из тех, от кого я прячусь. А если ты знаешь обо мне все, то должен понять – как источник информации гражданка Ласточкина не представляет никакой ценности.

– Зато твой отец представлял... Но меня сейчас интересует твой друг. У тебя к нему, естественно, глубокое, единственное, трагическое чувство. Русские женщины, уж если они в самом деле воплощают лучшие черты нации, обожают этот душераздирающий букет.

– Наверно, я не лучшая. Или не русская... – Полина сделала паузу, ожидая, что Вилли проявит осведомленность в её происхождении.

– Собственно, "русский" – это коктейль кровей, но существует некий национальный менталитет, независимо от того, какая кровь намешана... Я побывал в разных странах, поверь мне, ты – типично русская женщина. Относишься очень серьезно ко всему "внутреннему, духовному" и пренебрегаешь житейским. Хозяин платит тебе слишком мало, ты даже не попыталась взять в банке кредит, а мне помогаешь совершенно бескорыстно.

– Ошибаешься. Мне нравится быть с тобой.

– Еще один наворот русской психологии! Тебе нравится быть с другим мужчиной, в то время как ты тоскуешь по своему единственному возлюбленному! С ума сойти можно!

– Осторожней! – Полина зажмурилась: автомобиль едва не врезался в вынырнувший из-за поворота трайлер. – Не считай себя таким уж проницательным, господин шпион. Я ведь тоже догадалась, что ты не журналист и не социолог. Вернее, не в первую очередь. Но я так и не поняла, зачем нужна тебе. Бестолковость – моя индивидуальная черта. Я даже теперь не совсем понимаю, какие чувства испытываю к моему российскому другу... Мы собирались пожениться... Я была фантастически счастлива. Но потом... Потом со мной случились страшные вещи, я чуть не сошла с ума, волнуясь о нем. И теперь, вот уже два месяца, этот человек не нашел способ связаться со мной. Ведь у меня есть все основания возненавидеть его и он не может не знать этого. Ты полагаешь, жертвенная любовь – конек русской женщины... Нет, я не могу любить вопреки. Вопреки пренебрежению к себе, вопреки отсутствию ответных чувств... Нет... я не русская... Уж слишком велика гордыня.

– О'кей. Будем считать, что с тобой мы внесли ясность: москвич сильно подпортил свою репутацию и подвергнут забвению. Ты тихо страдаешь и стараешься убедить себя, что тебе хорошо со мной. Ладно, пусть так. Теперь моя очередь раскрыть карты. – Вилли испытующе взглянул на Полину и сделал тяжелую паузу. – Я всю дорогу ломаю голову, как мне затащить тебя в постель. Выражаясь языком высокой поэзии, "Но быть бы вдвоем нам в местечке укромном, два бьющихся сердца – рядом!" Джон Китс. Я с университетских лет запасся необходимыми цитатами. Боюсь, с тобой эти штучки не сработают. Я волнуюсь.

Полина рассмеялась:

– Ты не выглядишь неопытным юнцом или скромником, едва оставившим сан священником. Какие трудности?

– Не хочется разрушать очарование, – насмешливо улыбнувшись, взглянул на неё Вилли. Но все же попробую выкрутиться. Смотри... – Он притормозил у стены темного особняка. – Как тебе здесь нравится?

– Мы снова в гостях?

– Мы – на необитаемом острове. – Металлическая гармошка ворот поползла вверх. Вилли въехал в осветившееся помещение гаража, выключил мотор, помог Полине выйти и распахнул дверь в углу. Миновав маленький коридор, они оказались на кухне. Свет в низко висящей над столом лампе вспыхнул автоматически.

Полина огляделась:

– Очень уютно. Рекламное гнездышко для счастливой пары.

– Загляни в холодильник. Нет... Отойди. Пошли наверх. Я уверен, что в спальне полно свежих цветов...

... Через час они спустились на кухню и, отталкивая друг друга, рванулись к холодильнику. Полина – в белой сорочке Вилли, наброшенной на голое тело. Он – в черном полотняном кимоно, перехваченном поясом. На столе мгновенно появилась гора вовсе не диетических продуктов – паштеты, сыры, мясные изыски разной формы, степени остроты и копчености.

– Ненавижу фуршеты. Не умею есть стоя, одновременно общаться с дюжиной болтунов и строить глазки женщинам. – Вилли до отказа загрузил крупную ярко-зеленую керамическую тарелку. В тон салфетке, покрывающей массивный деревянный стол.

– А не вредно ли на ночь столько помидор? – Покосилась Полина на щедрый натюрморт. – Не вдумывайся, это русская шутка, цитата из юмористического произведения.

– У нас, у английских интеллектуалов, другое правило. Вот уже тысячу лет. – Вилли назидательно поднял указательный палец и продекламировал по-английски:

"Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало,

Два важных правила запомни для начала:

Ты лучше голодай, чем что попало есть,

И лучше будь один, чем вместе с кем попало".

– Это же Омар Хайям... Боже, как странно!.. Мы запомнили одно и то же на разных языках, в разных концах большого мира... Я не знаю персидского подлинника, но по-русски это звучит тоже впечатляюще.

– Подчеркиваю, в прозаической и поэтической форме, что мне хорошо с тобой, детка. И есть, и болтать, и заниматься любовью... У вас не принято обсуждать интимные проблемы за ужином.

– У тебя устаревшая информация! Сейчас всякие сдвинутые на сексуальной почве так и лезут на телеэкран, чтобы посмаковать особенности своей интимной жизни. Кто-то делает себе популярность на больных людях.

– Но мы здоровые. У нас даже нет СПИДа. Я бы стал предохраняться, опасаясь за тебя.

– Сегодня безопасные дни. К тому же, я не думаю, что сейчас могу залететь.

– От меня можешь. Господу не угодно оставить род Уорков без наследников, и только ему известно, сколько отпрысков оставил я на разных континентах, несмотря на применение контрацептивов. Правда, годы берут свое, я стал очень осторожен. С женщинами, которых хочу беречь.

– Я думала, ты скажешь "немножко люблю".

– Могу сказать, "безумно люблю". Если, конечно, так полагается по ритуалу. Только ведь я подозреваю, что любовь – нечто иное. Один раз со мной это случилось. Тридцать пять лет назад... Кстати, мне уже пятьдесят шесть.

– Жуть! – искренне удивилась Полина. – Никогда не подумала о тебе так плохо. Если б не седина, то и сорок тебе многовато.

– Спорт, наследственная комплекция юного атлета, энергетика... Самое важное – батарейки, дающие силу. Они пока не подают признаков истощения. О, как мне хотелось тебя все эти дни! Можно было бы запросто снять проблему здесь полно платных, весьма квалифицированных услуг. Но в этом я постарел не тянет на суррогаты. Только раритет и строгий эксклюзив. К несчастью, разборчивость не единственный признак возраста. Прибежал на кухню, вместо того, чтобы проваляться с тобой в постели сутки напролет. – Вилли жевал холодный бекон с юным энтузиазмом.

– Ты чудесный – мужественный и нежный. – Полина копалась, разделывая крупные тигровые креветки. – Убеждена, годы лишь украсили тебя.

– Это с тобой, детка... Я могу быть разным... – Вилли нахмурился. – Но сексуальные выверты – следствие нервного напряжения. Сегодня я почти спокоен.

– Спокоен?

– Ну, ты же не держала под подушкой пистолет, за окном, в ночной тиши, не подкрадывались к нашим окнам люди в черных масках и тапочке не затаился подсаженный врагом тарантул. Помнишь, какие штуки случались с Бондом, стоило ему лишь разнежиться.

– Жуть.

– Правда, ему без них было бы скучно. А я, похоже, испытываю склонность к обывательскому покою – к тому, за что сражаюсь всю жизнь. Но для других, увы.

– Значит и для меня. Сейчас мне с тобой так спокойно...

– Спасибо. Я-то тешил себя надеждой, что сумел взволновать тебя.

– Сумел. Ты здорово умеешь распалять страсти. Ты загадочный, Вилли, опытный. Ты точно предугадываешь, что я хочу, даже если я сама думаю совсем по-другому.

– Ты не научилась раскрепощаться, запирать на замок рассудок и давать волю телу. Оно мудрее и всегда дает подсказку. Я не пренебрегал подсказками твоего тела. Мне нравилось "приоткрыть перед тобой дверь в неведомое". Это снова поэтическая цитата. Смешная. Я лишь хотел доказать, что твое упорно сражающееся с собственной привлекательностью и чувственностью тело переполнено страстью. Ведь ты не считаешь себя страстной женщиной?

– Я считала себя любящей, не очень опытной, но поддающейся обучению. Секс для меня не отделим от конкретного мужчины. Я не хочу вообще заниматься любовью, а хочу быть вместе с определенным человеком, и отдаваться ему, поскольку это и есть высшее проявление общности. Тебе понятно?

– Было бы неплохо провести с тобой недельку где-нибудь в Гонконге или другом экзотическом местечке с культом изощренного секса.

– Одной бы шлюхой стало больше.

– Не обязательно преображаться в Эммануэль. Но уж если чем-то занимаешься и считаешь это важным не только для себя, но и для человека, которому собираешься подарить блаженство, то надо постараться стать виртуозом.

– Значит, я ошиблась. – Полина вздохнула. – Тебе было скучно со мной.

– Что ты! Аромат лесного цветка, почти девственная неискушенность... Это ценный подарок, нежная моя... – Вилли в упор посмотрел на нее, и Полина впервые поняла – самое сексуальное в мужчине – это его взгляд. Внешность и интеллект могут быть какими угодно.

– Я прихвачу наверх вино и фрукты. Брось эту рубашку и поднимайся первая. Там такая крутая винтовая лестница, мой рот как раз на уровне твоего зада... – Вилли лязгнул зубами. – Ты ещё не знаешь, как я умею кусаться...

В полдень они быстро собрались и покинули уютный дом.

– Жаль, – проводила Полина взглядом скрывающийся за поворотом особняк. – Мы больше не вернемся сюда. Мне кажется, я стала немного другой. И такое ощущение, словно жадную девчонку за уши вытащили из пещеры Али-Бабы. Там осталось столько сокровищ.

– Не грусти, детка. У тебя впереди большая, разнообразная жизнь. Теперь ты знаешь, где можно найти интереснейшие штучки. Адрес известен.

– Но магазин закрывается. Ты уезжаешь, Вилли.

– Звучит, как приговор, моя бесценная ясновидящая. Ты уже вображаешь, как я поднимаюсь по трапу самолета?

– Я вижу твою спину. – Полина закрыла глаза, но слезы выскользнули из-под опущенных век. – Ты уходишь. Торопливо, чуть ссутулившись. Обернулся, отбросил сигарету и махнул мне рукой. А улыбка ободряющая и в то же время – виноватая.

– Кто-то из спецов, занимавшихся мистическими проблемами, признался: "Самое страшное – иметь слишком богатое воображение".

– А вчера на приеме – это тоже плод моего воображения? Неприметный Рендол, пригласивший меня танцевать, показался мне ядовитым, липким спрутом... Я ведь никогда не знала его... Откуда это ощушение?

– Хорошо. – Одной рукой Вилли порылся в кармане пиджака и положил на колени Риты несколько фотографий. – Я специально прихватил для тебя тест. Здесь изображен человек, характеристики которого мне хорошо известны. Его снимали скрытой камерой в разных ситуациях, в разных ракурсах, чтобы не подталкивать испытуемого к определенным выводам. Видишь: он загорает, произносит речь, играет в теннис, обнимается с женщиной... Кто он, и что, по-твоему, представляет из себя?

Полина быстро перебрала стопку фотографий, затем стала медленно разглядывать каждую. Закончив, она подняла на Вилли растерянный взгляд. Н-не знаю... Ничего не понимаю.

– В чем дело, дорогая? Ты знакома с этим типом?

– Да нет же, Вилли! Здесь изображены разные люди!

– Близнецы?

– Никакие не близнецы! Чужие люди. Четыре разных человека. – Она растасовала фотографии на стопки. – Хотя внешне очень похожи. Может, грим?

– Допустим, для эксперимента загримировали нескольких типов и попросили их заняться схожими делами. Это старый тест. Смысл состоит в том, что один из них преступник, другие, кажется, нормальные люди. Кто из четырех тебе больше всего не понравился?

Полина протянула стопку, повернутую оборотной стороной вверх.

– Я не могу даже смотреть на этого человека... Другие тоже не совсем в норме. Но этот... Вилли, он хуже вчерашнего "спрута". Даже от фотографий исходит отупляющий ужас... Разве ты не чувствуешь себя кроликом перед удавом, когда смотришь в эти глаза?

– Увы, дорогая. Я не смог бы рассортировать карточки. Для меня они лишь фотобумага с обыкновенным изображением среднестатистической особи мужского пола.

– Но ведь ты как-то пометил снимки? Скажи, я права?

Вилли помолчал, пряча фотографии в конверт.

– Ты очень удивила меня, девочка.

Глава 21

Рэй Берри сидел в студии Арона Джефри под прицелом трех камер. Передачи Арона, идущие ночью в прямом эфире, пользовались большой популярностью. Он умел находить собеседников из числа ещё не "захватанных" журналистами лиц и представить встречу с ними как неординарное явление. Быстрота реакции, своеобразный юмор, окрашенный вульгарной злинкой, в контрасте с нарочито аристократическими манерами благообразного джентльмена создавали забавный эффект. Арон умел сделать из своего собеседника лакомый кусочек и тут же превратить его в котлету, приправленную острыми специями. Многим амриканцам,остававшимся ночью у телеэкрана это блюдо приходилось по вкусу.