Текст книги "Золотая рыбка"

Автор книги: Мила Бояджиева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)

– Как и любую другую в приделах средней привлекательности. Ты тоже очень мил.

Но я не люблю тебя. Я нужна тебе на одну ночь...

Рэй плюхнулся на диван:

– И что тут плохого? Не понимаю... Чего нам не хватает! Я, что, должен сделать

предложение руки и сердца, на коленях клясться в любви?

– Почему бы и нет? – Полина устало вздохнула. – Я безнадежно романтична. Глупо,

смешно... Понимаю... Можно размениваться и по мелочам. Но потом... потом уже

начинаешь сомневаться, что настоящее когда-нибудь явится к тебе... Если оно

вообще существует... – Завершив монолог, она гордо удалилась в спальню.

Рэй остался в гостиной, наедине с балконом и сигарами. Аккуратно отвернув половину покрывала, Полина легла на широкую супружескую кровать. Она предполагала, что не сможет уснуть до утра – слишком много впечатлений, слишком напряжены нервы и предстоящая встреча с Бенедиктом вызывает массу опасений. Она мгновенно уснула, а когда открыла глаза, сразу,словно от резкого окрика, за шторами в розовых букетах занимался рассвет.

Прислушалась. В комнатах тишина, далеко внизу начинает оживать большой город,

в кустах на балконе чирикают птицы. А что, если Рэй сбежал, рассчитывая самостоятельно изъять у профессора всю сумму? Зачем ему, собственно, делиться? – Она вскочила, пораженная этой мыслью. Шагнула в гостиную – на диване, кроме смятой простыни, ничего не было. Полина кинулась в холл, проверить, исчезли ли вещи Рэя. Споткнулась и, не удержавшись, упала прямо на лежащее на ковре у дивана тело.

– Брр!.. – Рэй приподнялся, тараща глаза на девушку. – Жуткая ночь... Крутился,

крутился, уснул. Свалился с дивана, теперь... В чем дело, детка? – Он потянул

атласное одеяло. – Я не совсем одет.

– Извини, мне стало страшно. – Приподняв одеяло, она нырнула к нему под бок и

свернулась калачиком...

... Уже совсем рассвело, на ковер упали яркие квадраты солнечных лучей, освещая

сладко спящую пару. Приоткрыв затуманенные сном глаза, Рэй тупо огляделся и

тут же в ужасе вскочил:

– Мы проспали! – Посмотрел на часы. – Слава Богу... в запасе целый час. – Он

улегся, обняв уткнувшуюся в стену Полину. – Может, ты все же скажешь мне, что было не так?

– Все было прекрасно. Ты нежный, сильный...Талантливый, находчивый... И вообще

копия Майкла Дугласа. Плевать, что не стоял на коленях и не клялся в любви...

Полина повернулась и протянула к Рею руки. – Возможно, это все враки... мы ведь чем-то связаны, правда? Я никогда не забуду наши приключения и то, как мы любили

друг друга.

– Нет, нет! Не любили, а любим. Мерзавец подождет... Мне трудно оторваться от тебя, детка... Идиоты, потеряли целых два дня!

– А спальня? Не оставлять же кровать нетронутой?! – Полина вскочила, вбежала в

спальню и со всего маха сбросилась поперек гигантского ложа.

– Переверну пуховики ко всем чертям! – Кинулся за ней Рэй. – Э, да тут водяной

матрац... Наверно, с "бурей" и "качкой". Ты не пробовала? – Он обнаружил в

изголовьях кнопки. – Держись, детка! Черный флаг! Черный флаг – это значит

шторм!

Покидать отель было очень грустно. Полину не покидало ощущение, что медовый

месяц едва начался, но каникулы кончились. Те же слуги вынесли к автомобилю

багаж. Радушно проводил гостей главный администратор, выразив надежду, что

супруги теперь зачастят в Лос-Анджелес. "Супруги" отказались от "линкольна" и

"ройса", предпочтя скромный "форд".

– Не грусти, детка. – Рэй сжал руку "жены". – У твоих ног будет валяться самый

лучший мужчина на свете. И он будет таким, как ты хочешь... – Рэй отвернулся к

окну, глядя на утренний океан. – У меня чего-то не хватает, правда?.. Ведь

знаю, что ничего не смыслю в любви, хоть и рассуждал как-то об этом в дамской

передаче.

– Смыслишь... Любовь – это то, что у нас было, плюс сострадание, ответственность...

И я думаю – сумасшедшая необходимость быть вместе. Мания половины,

понимаешь? Ну, когда ты абсолютно уверен, что заменить любимого никем нельзя,

хоть убей...

– Понимаю... выходит, нам ещё не обломилось такое счастье. Но, если честно, я

испытываю к тебе нежность, которую с другими как-то не замечал. Я думал, это

чувство присуще родне. А может... ты не знаешь своего отца, я тоже... – Рэй с ужасом

взглянул на девушку. – А вдруг ты – моя сестра?

– Еще этого не хватало... – Полина нахмурила брови. – Я тоже как-то сразу потянулась к тебе... Душевная симпатия... Нет... Не может быть. Твоя мать не была ни в России, ни

в Эстонии... Ерунда... Я тоже явно не дочь Марлона Брандо.

– Майкла Дугласа. Почему-то больше всего я рассчитывал в этом деле на него... ну

теперь все равно. Пора заводить своих детей. С такими-то деньгами! Рэй

мечтательно зажмурился.

– Ох, боюсь, как бы не сорвалась с крючка рыбка... – Полина с опаской смотрела на

здание банка, возле которого припарковался шофер. Рядом располагалось кафе

"Глория".

– Поднапрягись, Пол. Ты же экстрасенс... Вон, видишь типа под зонтиком? Лысый

с кейсом. Узнаешь?

– Ждет... – Прошепетала Полина и подала Рэю кассету. – Мне идти?

– Непременно. Хочешь, чтобы меня арестовали одного? Шутка. Ты не должна

пропустить мгновения триумфа.

"Супруги" де Дальма подсели к одинокому джентльмену. Почти все столики были

пусты, перед Бенедиктом стоял стакан с минеральной водой. Никто не

поздоровался. Дирк поставил на пластиковое кресло кейс.

– Проверьте. Только что взял в банке.

– Не захватил детектор. Хотя... Дорогая, что скажешь относительно "подарка"профессора? – Рэй приоткрыл кейс, наполненный пачками зеленых купюр, и пояснил. – Моя супруга ясновидящая.

– Нормально, – подержав ладонь над пачками, постановила Полина. Несмотря на

теплый воздух, поднимающийся от свежеполитых бетонных плит, её прохватил

озноб. Хотелось поскорее скрыться от лысого человека.

– Где кассета Глен? – Строго взглянула Полина в прячущиеся глаза Бенедикта.

– Она со мной. Но позвольте один вопрос: кто предоставил вам эксклюзивную

информацию о моих... экспериментах?

Рэй рассмеялся:

– Меня прислала за фильмом мисс ле Бланк. Но дама сильно огорчила меня своей

сексуальной ориентацией.

– Вот интересующий вас документ. – Доктор извлек пакет с кассетой. – А где ваша?

– Вот. – Рэй достал свою.

– Вы полагаете, что я возьму её, не проверив?

– Какой смысл? Все равно, передав вам подлинник, я могу оставить себе копию.

– И какие гарантии, что шантаж не повторится с возрастающим аппетитом?

– Никаких, – улыбнулся Рэй. – Вам остается полагаться на свое везение. Кроме того,

вы можете подстраховаться, состряпав какое-нибудь объяснение на тот случай, если

документ с насилием попадет в руки пресы или закона. Другого выхода просто нет.

– Фильм с мисс ле Бланк, надеюсь, получился совсем неплохой. Ухмыльнулся профессор. – Я не обижусь, если его увидят миллионы любящих её зрителей. Без указания источника, разумеется.

– Вот это я вам гарантирую. – Забрав кейс доктора и оставив ему кассету, Рэй

поднялся. – Желаю удачно подлечиться, доктор. Ваши причуды стали недешево

обходиться, не правда ли?

– А вашей супруге все же стоит подправить профиль...

Рэй чмокнул Полину в нос:

– Извините, но это моя любимая модель

.

– Неужели сошло? Не могу поверить... – Полина косилась в заднее стекло, ожидая

погони.

– Сейчас мы заедем в банк, который рядом с аэропортом, отправим переводы.

Путешествовать надо налегке.

Выйдя из автомобиля у сквера, Рэй поманил спутницу.

– Нам нужен укромный уголок. Предстоит волшебный миг дележки.

– Иди сюда, – позвала она из-за кустов.

– Здесь какая-то статуя. Скучный мужик. Наверняка, представитель правосудия,

недовольно огляделся Рэй.

– Надо знать своих президентов. – Полина села на каменную скамью и раскрыла

сумочку. В неё полетели пачки.

– Пересчитай. Должен быть миллион. Отчитываюсь: сто десять тысяч потрачено на

подкуп, приобретение аппаратуры, имидж четы де Дальма. Остаток я переведу

Тимоти Бартону. Нам остается на нос по лимону. Идет? – Проследив, как Полина

засунула в сумочку деньги, Рэй предложил, – Я провожу тебя в банк, чтобы ты

была уверена в сохранности честно заработанных средств.

– Мне надо послать их в Кливленд.

– Все?! А сама летишь в Москву?

Полина усмехнулась. Они говорили о чем угодно, только не о том, что собираются

делать дальше.

– Не задавай глупых вопросов. У меня фальшивый паспорт и нет российской визы...

Пошли.

Они молча направились в здание банка, манившее прохладой и надежным

комфортом. Не сговариваясь, разошлись в разные концы зала, к самым дальним

окошечкам. И вскоре вновь встретились у входа, подмигнув друг другу: порядок!

Солнце уже вовсю разогрело мостовую. Они стояли у дверей банка, глядя на

оживленно двигавшихся в обе стороны людей. Сдвинув темные очки на лоб, Рэй с

мечтательной улыбкой крутил головой, словно человек, выпущенный из тюрьмы

после длительного заключения. Ноздри трепетали, втягивая запах улицы.

– Ты чувствуешь?

– Что? – Полина настороженно огляделась.

– Ты чувствуешь себя миллионершей? Я всегда задавал себе вопрос – как они видят

все вокруг, ну эти... с миллионами на личном счету?

– И как? – Полина подумала о своих деньгах, но ничего особенного не ощутила.

Рэй сделал кислую мину:

– Черт его знает! Наверно надо привыкнуть, вжиться в образ. Во всяком случае, я

чист и свободен. Завел солидный счет, погасил задолжность Бартону и ещё припас

кое-что. – Он хлопнул себя по нагрудному карману. – Пора отпустить таксиста.

багаж оставим в камере хранения и пойдем гулять. Я должен показать тебе город, на

звездном бульваре которого будет красоваться мое имя.

Полина сощурилась от яркого солнца:

– Давай в другой раз, а? У меня все ещё мандраж воришки, торопящегося удрать

подальше от места преступления. Самолет на Кливленд через час. Я могу успеть.

Рэй сник.

– Почему получается все наоборот? Кидаешься в загул, когда радоваться совсем

нечему. А если один раз в жизни привалило все сразу, должен проглотить на ходу

гамбургер и забыть о празднике?

– У тебя ещё будет праздник. – Полина пошла к ожидавшему их такси.

Через полчаса, зарегистрировав билет Марты Ламс и сдав чемоданы, они сидели в

зале ожидания.

– Не думал, что финал будет таким кислым... Рассчитывал на нечто феерическое...

Наверно, чего-то я в этой жизни не усек.

– У тебя здесь, наверняка, много знакомых... Твои подружки придут в восторг.

Закатишь банкет. Только держись подальше от правды, живописуя свои подвиги.

– Черта с два! Похоже, я поумнел... И разочаровался в женщинах.

– Ты уже заявлял мне это в начале нашего знакомства. Я думала, ты голубой.

– Был зол на Глен.

– А теперь на меня?

– На себя. Не умею удержать то, что мне нравится. Наверно, плохая

наследственность.

Полина прислушалась к голосу диктора, объявлявшему рейсы: – Мне пора. Приглашают на посадку.

– Постой! Ты долго будешь у Бартона? – остановил её за руку Рэй.

– Не знаю... Честное слово, не знаю... Но мне теперь позарез надо в Москву... А что

будешь делать ты?

– Крутану пленку с мисс ле Бланк по телеку. Потом... Черт знает! Прежде всего, мне

надо восстать из мертвых. Ведь Берри успели похоронить.Забавная, полагаю, будет

возня... – Рэя и Полину уже разделяла стойка. Она протянула руку, он сжал её ладонь.

– Удачи, человек со скалы. – Полина строго взглянула исподлобья. – Ты везучий, Рэй.

Поверь. И только не говори, что я сука.

Перемахнув через стойку под вопли служащей аэропорта, Рэй сгреб Полину в охапку и

запечатлел поцелуй, которым завершаются самые крутые голливудские мелодрамы.

Глава 33

Тимоти Бартон устроил себе праздник. Несколько раз в году он позволял себе

выкурить сигару, сидя за столиком в саду. Столик из японского бамбука, на нем

кружевная джутовая салфетка ручного плетения и бутылка гавайского рома. Много, очень много лет назад, он сидел с точно такой же сигарой, глядя на заходящее в море

солнце. Великолепный, бескрайний, полыхающий пожаром закат охватил горизонт

над Карибским морем. Тимоти отдыхал в саду белокаменной виллы в окрестностях

Монтего-Бея – чудесного города на западе Ямайки, и смотрел он в сторону острова

Куба, провозгласившего независимость. Можно было бы задуматься о будущем

республики и равновесии сил крупнейших военных держав, США и СССР, если бы

не размягчающая мозги радость. Миновал кризис, получивший название

"карибского", над миром пронеслась гибельная тень смертоносной войны.

Пронеслась и растаяла, как силуэты чаек на фоне заката, как гибкая женщина в

белом одеянии, сидящая у ног Тимоти.

– Мы живы, Синг. Люди, чайки, море... – сказал он, пропуская через легкие

ароматный дым сигары и гладя её жесткие, отливающие синевой волосы.

– Это сделал Тим? – проворковала женщина. – Мне известно, мой Тим помог миру

остаться живым. – И она запела.

Только здесь журчащая речь и протяжные напевы могли так просто сливаться

воедино. А нечто возвышенное, огромное и плотское, живое, соединяться в коктейле

непередаваемого блаженства. Бартон млел. Он нравился себе, ему нравилось все вокруг, о нем пела песню чудеснейшая женщина. Мгновение остановилось, ему не было конца...

С тех опр он возвращал себе тень минувшего, повторяя ритуал: бамбуковый столик,

ром, сигара. Синг давно умерла. Кубинские тюрьмы забиты политзаключенными.

Но радости нет конца. Пусть далек жаркий закат над Карибским морем, а в

кливлендском саду сладко пахнет скошенная соседом трава и толчется в покойном

прозрачном воздухе столбик мошкары. Пусть отсчитывают незримые часы

послдедние сроки – радости нет конца...

Бартон получил сообщение о поступившей на его счет сумме. Пустячок расстрогал

старика. Рэй Берри оказался именно таким малым, как вообразил Тимоти наивным,

отважным и честным. Полина вернулась, чтобы получить благословение на

главное свое дело. Тимоти придумает для девочки отличный бенефис, да и Рэя не

оставит без помощи. Нужен, кому-то очень нужен дряхлеющий "кливлендский

отшельник".

– Не помещаю? – Со стаканом молока появилась в дверях дома Полина. Хороший

вечер... Я просматривала московские новости, глаза устали.

– Садись. И не смотри так удивленно. Одна сигара в два месяца не испортит музыки.

– Такие же курил Берри.

– Мне хотелось подбодрить парня. Знаешь, иногда появляются странные мысли,

непонятно откуда. Решил почему-то, что мои сигары и мой одеколон передадут

парню удачливость Бартона. Нельзя же рассчитывать только на генетических

наследников. Старческие закидоны... Впрочем, я всегда был несколько...

своеобразен.

– А может, сигары и одеколон действительно помогли? Рэй провел дело великолепно.

Словно всю жизнь грабил и шантажировал.

– Странный лексикон. Ты читала политические детективы?

– Извини, Тимоти, я думаю, мы поступили справедливо с этим маньяком. На

редкость гнусный тип.

– Хорошо, что ты не видела пленку, которую прокрутила конкурирующая с мисс ле

Бланк программа... Вот уж мерзость! Теперь эта дама "закопана". Мексиканские

мафиози не удержатся, чтобы не воспользоваться ситуацией. Боюсь, ей придется

подрабатывать в стриптиз-клубе. Посудомойкой.

– Рада за Берри. Значит, он в порядке.

– Он вернул честь и свое имя. По сообщениям, появившимся в средствах массовой

информации, Рэй Берри выпущен из плена, где его держали как заложника. Он

почти национальный герой.

– И совсем не беден. Ты здорово все устроил, учитель..

– У него все будет о'кей. Если снова не влипнет в дурацкую историю, несмотря на мои сигары и одеколон. Есть такая порода людей – "влипалы". На них судьба словно отыгрывается за то, что дарит другим, – проворчал Тимоти.

– Я думала, что доктора мы облапошили очень ловко.

– С точностью до одного доллара! Ты парализовала старого развратника своими

флюидами. У тебя сильное поле, детка... Я очень рассчитывал на это, но сильно

волновался. – Тимоти плеснул себе ещё немного рома. – Все висело на волоске. Вы

оба – непрофессионалы. Появись в неподхдящий момент кто-либо из охраны или

вызови доктор с перепугу полицию, могла бы завариться такая каша! Конечто, всем

бы не поздоровилось, а ты бы ещё долго мечтала о возвращении в Москву. – Тимоти

хитро взглянул на Риту. Она радостно взвизгнула.

– Все готово?!

– Вариант номер один. Увидев тебя, я сразу понял, что вариант номер два не пройдет.

И даже обрадовался. Не стоило портить такую симпатичную мордашку.

– Ты рассчитывал, что я измению лицо?

– Не исключал такой возможности. Женщины обожают всяческие перевоплощения.

А поскольку даже самые прекрасные из них периодически не довольны своей

внешностью, то не упускают случая что-нибудь усовершенствовать.

– Возможно, я когда-нибудь займусь этим. Но не в клинике "Феникс". Подперев

щеки ладонями, Полина преданно смотрела на Тимоти. Она видела его старые

фотографии и могла представить, какой неотразимой привлекательностью обладал

агент Бартон несколько десятилетий назад. Что осталось? Покрасневшие, чуть

слезящиеся глаза, морщины, избороздившие лицо со злобной резкостью,

ежик пегих волос. Почему так беспощадна природа к своим лучшим творениям?

– Похоже, я тебе нравлюсь?

– Полина кивнула. – Но ты ещё не решилась влюбиться.

– Кажется, нет... Я поняла, что тебе интересно, Тимоти. Прощупываешь московские

связи? Я хотела стать женой Глеба Сарычева и думала, что не может быть на свете

другого счастья, другого мужчины... Но потом произошло многое...

– Ты все ещё надеешься вернуть его?

– Не знаю... Порой прошлое уносится далеко, словно было не со мной... А иногда

воспоминания так ярки, будто я рассталась с ним только вчера...

– Понятно, это очень понятно... Пойдем в дом. Уже падает роса. Прихвати-ка

салфетку и бокал, а я позабочусь об остальном.

На экране компьютера светилась эмблема бабочки. Никто не нажимал на кнопки.

Тимоти и Полина молча сидели в полутемной комнате.

– Сформулируй, детка, что ты рассчитываешь получить в результате своих "московских гастролей"? Не хотелось бы разойтись в целях.

Полина задумалась.

– Наверно, слишком многого... Россия живет трудно. Я не политолог, не экономист,

чтобы сделать разумные выводы. Но знаю определенно: таким хищникам, как

свора Писецкого и Красновского, не место в любой стране. Это зараза, высасывающая силы. Особенно стремительно она плодится на слабом, изможденном невзгодами организме.

– Но группа людей не вершит историю. На освободившееся место придут другие, не

менее жадные, зубастые, жестокие.

– Ты предлагаешь искоренить причины, порождающие зло?

– О, нет... Я не настолько впал в детство, чтобы рассчитывать на всобщую

справедливость. Хотел лишь предупредить тебя, детка. Расправа с личными, пусть

чрезвычайно непрятными и социально вредными объектами – месть и только.

Приятная, полезная месть. Не заблуждайся относительно ожидаемого эффекта.

Сменятся действующие лица, но спектакль будет продолжаться по тому же

сюжету... Тимоти Бартон сорок лет сражался с пренеприятнейшими "заразами",

одолевающими общество... Он ушел со сцены. И мало что изменилось.

– Неправда! Я знаю, тебе удалось предотвратить кое-какие серьезные конфликты,

чреватые катастрофами. А Вилли? Вилли убрал Крафта!

– Безымянные "санитары цивилизации".

– Не иронизируй, Тимоти... Мне тоже порой кажется, что результаты не так заметны,

как хотелось бы. Что зло невероятно живуче. – Полина задумалась. Скажи, почему

все боялись Крафта? Ему удалось стать символом силы, умеющей подчинить

всякого непокорного. Почему нельзя сделать силой добро?

– Пугать добром? Хм-м... – Страх, а не умиление добродетелью движут

человечеством. Деньги, власть, страх... Впрочем, не станем углубляться в дискуссии

о смысле бытия. Этим уже занимаются не одно тысячелетие профессионалы...

Бартон встряхнулся. – Такой соблазн стать брюзгой и занудой. Отложу это на потом.

А сейчас, перейдем к делу. Вывод первый, основной: выбираем задачу по силам.

Сводим счеты, восстанавливаем доброе имя твоего отца. Даем понять, что не все

подлости сходят с рук, отбираем награбленное. Урок. Назидательный урок. Не так

уж плохо.

– Совсем не плохо. Я буду жить среди людей, которым смогу открыто смотреть в

лицо.

– Утопия, дорогая, утопия... Ты будешь ходить по лезвию ножа, потому что станешь

олицетворять опасность. Для всех кому предназначен урок.

– Ты отговариваешь меня, Тимоти?

– Пытаюсь уберечь от разочарований... Мы не боги, Полина... И мне не хочется

рисковать тобой... Афера в Лос-Анджелесе в худшем случае могла завершиться

скандалом, последствия которого я постарался бы приглушить. В Москве за тобой

по пятам будет ходить смерть...

– Разве я не доказала, что могу преодолеть страх?

– Ты многое можешь, девочка... Ты даже не понимаешь, какой силой наделена.

Положи ладони на мой лоб... Сосредоточься на чем-нибудь нежном... А я попробую

угадать...Свечи, Шопен, тебя манит, притягивает взгляд человека, сидящего

напротив... – пробормотал Тимоти.

Полина убрала руки.

– Верно... А сегодня, на закате, в саду... Когда ты сидел с сигарой... Не знаю... Я

никогда там не была, даже плохо представляю, где это... Белый дом, море, пушистые

пальмы. Ямайка...

– Милая, я не отрываюсь от экрана уже четверть часа. – Голос Арона гремел в

отключенном телефонном аппарате. – Я знаю, что ты дома.

Глен отбросила сценарий передачи, над которой работала. Ее опять перебили. Она

сняла трубку.

– В чем дело? Ты знаешь, что в это время я подхожу к телефону только в случае

крайней необходимости.

– Необходимость чрезвычайно крайняя. Уже три канала прокрутили ролик: "Тайные страсти мисс Добродетель".

– Что ты несешь? Я не смотрю порнуху. – Глен включила телевизор, почувствовав

неладное.

– Сейчас пойдет по восьмому. Желаю приятных впечатлений! – Арон отключил

связь, исчез в пространстве, оставив звучать в ушах Глен дьявольский хохот.

Вначале она увидела то, о чем предпочитала никогда не вспоминать. Мерзкий

извращенец не просто заснял лесбийские игры – он снял жуткую, смердящую

нечистотами пародию... Трудно представить что-либо гаже, чем её грубо

размалеванное лицо и те позы, которые в экстазе придавал ей Дирк совместно с

черной мерзавкой, ловко скрывавшей свое лицо.

– Шид! – Глен запустила в экран пепельницу. Грохот взорвавшегося кинескопа и

звон стекла привели её в чувство. Немедленно звонить в полицию и к адвокату...

Немедленно прекратить...

На экране появилось удрученное лицо диктора:

– Уважаемые зрители, мы приносим извинения за технические неполадки.

Пиратская телестудия прервала наши передачи, подключив порнографический

фильм. Будет проведено соответствующее расследование.

Глен зарычала. Снова зазвонил телефон.

– Вы можете объяснить, что произошло, мисс ле Бланк? Меня предупредили

анонимно... такая мерзость.

– Мистер Стифенс, вы мой адвокат, а не телевизионный критик. Вам предстоит

серьезно поработать над этим выпадом. Я буду настаивать на самом серьезном

расследовании... Я могу дать соответствующие показания...

– Но студии "Картечь" и "Лира" показали этот материал вполне официально. Они

специализируются на разоблачениях частной жизни звезд, занимающихся

порнобизнесом. – Голос адвоката звучал кисло.

– Они сядут в тюрьму за сфабрикованные оскорбления...

– Я приеду через час. – Он вздохнул. – Боюсь, мы мало что сможем поправить.

... Два последующих дня превратились для Глен ле Бланк в сплошной кошмар.

Загримированная до неузнаваемости, в парике и костюме почтовой служащей она

миновала толпы журналистов и через хозяйственный выход покинула виллу

"Сирень". Уже в самолете, вылетевшем в Монтеррей, где находилось одно из ее

мексиканских имений, она узнала, что у американцев появился новый кумир – из

плена террористов освобожден Рэй Берри, отважно боровшийся с подпольным

производителем секретного оружия, известным под кличкой Крафт.

– У меня были кое-какие долги. Но я их успешно роздал. – Рэй улыбнулся в камеру

и подмигнул.

Глен отвернулась от висящего в салоне самолета телеэкрана и трясущимися руками

открыла пакет, предназначенный для особо чувствительных к переадам давления особ. Рвотные спазмы сотрясали её. Сидевшие рядом пассажиры спешно покинули свои места.

Глава 34

Август в Москве считается теплым летним месяцем. Его лучше провести дома,

особенно, если дом стоит среди елок, а в ближайшем леске прорва опят. Вот только

кому они и на кой черт сдались?

Алла Писецкая и её соседка по коттеджу сидят на нижней веранде котежда, выходящей прямо к газону и большому надувному бассейну. От зонта падает на одетых в купальники дам разноцветная тень, журчит среди кустов вращающаяся поливалка, на столе возвышается гора вываленных из корзины грибов – переросших, на длинных жилистых ножках, вперемешку с древесной корой, мхом и каким-то мусором, очевидно, с раздавленными сыроежками. Добычу таскают из ближнего леса мужья подруг и требует иногда грибного супа, что не позваляет тут же отправить её на помойку.

Катя Растегина – крупная, белотелая сорокалетняя блондинка в соломенной шляпе

и черных очках, поглядывает на свои выставленные под солнце ноги.

– Ну и что? Уже час пекусь, весь флакон масла на себя вылила никакого эффекта.

Не верю я рекламе. Где "лоснящаяся бронзовым загаром здоровая кожа"?

– Завтра облезешь, – успокоила её Алла. – Ты на меня не равняйся, я от природы

цыганистая. Весь год могу хвастаться, что только с Канар вернулась. Она

отбросила нож, которым чистила грибы. – Руки черные. Слушай, давай все на фиг

выкинем? Скажем – червивые. Да они и не спросят. Таскают, таскают каждый день.

что попадется. И возвращаются поддатые. Словно нельз дома, как полагается, за

столом выпить.

– Романтика, мужское братство. Им обязательно что-нибудь втихаря урвать надо. Три

дня свободных выкроили, да так и глядят, куда бы смыться. То авторынок, то

рыбалка, теперь вот по грибы зачастили. Думаю, суп лучше из шампиньонов сварить, а эти отварим и замаринуем. Сами есть не станете друзьям скормите. Дачный промысел, экзотика. – Катя потянулась. – Благодать такая, патриархальная... Скажи, Алка, почему я всегда Лесковскую "леди Макбет" вспоминаю? Да не жуть там всякую, а как она с Сергеем своим роман крутила. Под яблонями, да с самоваром, да в жарком саду... Благодать...

– Ну, это ясно. Образование у тебя литературное. Отсюда неспортивность,

умственность, ассоциации дурацкие. – Алла ссыпала грибы в пластиковое ведро.

Закопаю или в компостную кучу выкину. – Она посмотрела на подругу с

сомнением. – Какая же тут благодать и причем, честное слово, Макбет? Неудовлетворенность, тоска. С нашими мужиками только о молоденьком кобельке и мечтать. Лесков там или, как его? Ди Каприо.

– Не все ж в одни руки! Это только в кино: состояние утроил, в Японию на совет

директоров слетал, по дороге устранил несимпатичных компаньонов, конкурента

фейсом об тейбл размазал, а потом теннис, душ – и к жене под бок. "Все ради тебя,

любовь моя. Ты одна способна дать мне силы и волю к борьбе". А сам старый хрыч,

не чета нашим спортсменам, сплошной фак-символ, значит.

– Так то ж в Америке... – Алла сосредоточилась. – Я, знаешь, как рассчитываю?.. Вот

смотри: домик на Ривьере подберу. В трех конторах целый список выдали, в сентябре

еду смотреть. Но проживание там недешевое. Советуют поступить разумно

прикупить недвижимость в приличном районе Парижа, гдем сейчас стоимость

жилплощади почти как в Москве. Удобная квартирка, рядом школа вполне

достойная. Забираю я Павла у свекрухи и осваиваю Париж. На зиму домик на Ривьере сдаю в аренду и на эти бабки проживаю в столице. Летом наоборот. Главное, все время при деле и в Москву ну совершенно наведаться некогда. Выкрою разве что недельку, что бы мужа единоутробного приласкать, потом на пару дней он ко мне в рабочем порядке подскочит. Вот тебе и "полноценная семейная жизнь".

– Неплохо, многие так устраиваются. Если, конечно, возможности позволяют. Мой то

ли жмется, то ли прибедняется, не пойму... Зарплату ведь у них не проверишь.

Говорит, радуйся, что коттедж отгрохали, за матерью и дочкой приглядывай. И не

очень-то, вроде, пасть разевай. Он, естественно, деликатно выражается: необходимо

соизмерять желаемое в возможным... Крохобор!

– Зря ты, Кэт. Твой Петька только второй год в этой структуре задействован. Забыла,

как в блочном доме в Бескудниках сидела? А теперь – царские хоромы. Ты его не

торопи – дорожка скользкая. Петя отличный специалист, как юриста его ценят.

Идеальное дело с "Ониксом" провел.

– Так ведь связи. Опыт и... – Катя пошелестела пальцами. – Есть чем подмазать... Я

вообще частенько не понимаю, о чем речь идет. Все темнит и темнит...

– Не надо понимать. Нам же лучше. Какую версию предлагают, такой и придерживайся. Не выходя за рамки.

– Так ведь любопытно. И страшновато, Ал. Вокруг такие кошмарики. Иной раз ночью

кручусь-кручусь, пойду по спальням, на Таню взгляну, на Анну Федоровну... А у

Петра лицо во сне строгое-строгое, словно в Колонном зале лежит...

– Да сплюнь ты! Прекрати мрак нагонять. Подумай, как люди живут. В деревнях

голодают, шахтеры все время у себя там гибнут, черномазые воюют... Старухи

нищие... А, хватит! Живем здесь, как в раю, и ещё атмосферу нытьем отравляем.

надо заряжать окружающее положительной энергией. В этом наша задача.

Катя сняла очки, обнаружив бледно-голубые, совсем невеселые глаза.

– Скажи, Ал, что это у них в мае случилось? Я ж молчать буду, хоть пытай. Сама

заинтересованная.

– Ты, Катерина, меня зря напрягаешь, в мужских делах я несведущая. Только и

мечтаю отсюда подальше слинять. Но версия... Версия у меня, конечно, как у

человека думающего, имеется.

– У меня тоже. И не очень-то обнадеживающая.

– Это как посмотреть. Рассуждаем логически: в каждом деле есть своя иерархия, а

следовательно – и свой генсек. Весь муравейник на него пашет, но и о себе не

забывает. Придумали они, значит, некоего Крафта. Мы им разве что детей не

пугали: он, де, все насквозь видит, все под контролем держит и находится на пути к

высшей власти. Не знаю – то ли в президенты России, то ли в СССР, а скорее, всех

вместе – и нас, и американцев, и европейцев. Такой вот супер-пупер... – Алла

откинула спинку шезлонга, подставив солнцу лицо и шею. – И получается, что

здесь ни творится – на все воля Крафта. Ему ведь бабки фантастические нужны.

Слышишь только – то тут, то там – грабеж, растраты, хищения, денежки у

правительства и прочих структур куда-то сквозь пальцы утекают... Алла звонко

шлепнула комара. – В землю, что ли? Нет... В его, значит, карман. Удобно? Всем

очень удобно... Создали "Оникс", провернули быстренько по его линии миллионные

сделки по военке, что ли. А потом слопали. Сарычев Глеб – продувная бестия, ловко

вывернулся. Имел наверняка запасной шиш в кармане, на случай если прижмут. Но

для этого у них имелся Ласточкин. Ты в курсе. Уж не знаю, как они это дело

устроили, но генерал как от расстройства впал в кому, так в сознание и не пришел.

Зря следователь из госпрокуратуры под дверью дежурил, чтобы показания снять.