Текст книги "Киреевы"
Автор книги: Михаил Водопьянов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)
Рано утром Родченко поехал в дивизию готовить «К-1» к тренировочному полету. Поехал один. Николай Николаевич остался в Москве. У него были срочные дела на заводе, и он договорился с Андреем встретиться завтра в штабе дивизии.
Было так же ясно и солнечно, как и накануне.
Проходившая мимо здания штаба молоденькая девушка задержалась около клумбы, любуясь равно-цветными гладиолусами. Заметив Андрея, она смутилась и быстро пошла дальше.
Поднимаясь по лестнице, Андрей думал:
«Война, смерть и… цветы. У этой девушки, вероятно, тоже есть кто-то близкий на фронте. Она дрожит за его жизнь и все же искренне радуется цветку, жадно вдыхает его аромат. Как все это и сложно и просто».
В оперативном отделе Лена Мартьянова заканчивала чертеж схемы боевых операций. Увидев Андрея, она приветливо поздоровалась с ним:
– Костя только что был здесь и уехал на аэродром.
– Не беда! Я сам еду на аэродром. Там его поймаю, – сказал Андрей.
– Нет, не поймаете… – Лена сделала выразительный жест рукой, означавший, что Костя ушел в полет, – но вечером он вернется. Вы обязательно приходите к нам, у нас и переночуете.
Андрей записал адрес:
– Постараюсь прийти.
Из штаба Андрей поспешил на аэродром. Там было сравнительно малолюдно и тихо. Ночные бомбардировщики уже вернулись, и их экипажи отдыхали, а старт для тренировочных полетов был дан около часа тому назад.
На летном поле стояли два четырехмоторных воздушных корабля, широко распластавших свои мощные крылья. Андрей узнал их издали. Скоро воздушные корабли «К-1» поднимутся в воздух и пойдут в глубокий тыл врага.
«Как будут работать дизели? Выдержат ли они решающий экзамен», – беспокойно подумал Андрей.
Вместе с борттехником и механиком он долго копался в моторах, еще раз тщательно проверяя все до последнего винтика.
В гарнизон вернулся поздно вечером, усталый, запыленный.
Сначала он решил: «Неудобно в таком виде и в такое время идти в гости, буду ночевать в общежитии». Но потом подумал: «А вдруг Костя завтра улетит, и надолго, а я его так и не успею повидать…»
Мартьяновы жили недалеко от штаба в белом четырехэтажном доме.
Когда Андрей позвонил, входную дверь открыл сам хозяин квартиры.
– Андрей! – Мартьянов крепко обнял друга.
– Осторожней, Костя! Я весь измазан. Ради всего святого, дай мне умыться! – попросил Родченко.
– Лена! – крикнул капитан.
Из соседней комнаты вышла Лена и проводила гостя в ванную:
– Мойтесь скорее! Сейчас будем ужинать. Андрей вошел в столовую свежий и повеселевший.
Лена и еще две девушки накрывали на стол.
– Знакомьтесь – сотрудницы штаба: Маргарита и Валя, – представила девушек Лена и усадила Андрея между ними.
У Маргариты были серые глаза с густыми темными ресницами. Пышные, слегка рыжеватые волосы она стригла коротко, и эта прическа придавала ее лицу мальчишески озорное выражение. И фигурой Маргарита больше походила на юношу: тонкая, с широкими плечами и совсем узкими бедрами. Тем более неожиданно звучал ее голос: нежный, певучий, с какими-то особенными мягкими грудными нотками. Его хотелось слушать, не вдумываясь в слова.
Валя рядом со своей подругой выглядела совсем маленькой. Смуглая, с густыми черными локонами, она напомнила Андрею Соню Маврикиеву.
«Славная девушка!» – тепло вспомнил он о Соне, о ее покорных и счастливых глазах на вечеринке у Киреевых. Такой же любящей Андрей увидел Соню через год в Москве. Это была случайная встреча на шумной улице. Вспыхнувшее радостным румянцем смуглое лицо ее поблекло, когда он сразу же, сославшись на занятость, поспешно простился с ней.
Ему тогда было больно и стыдно. Но он ничего не мог поделать с собой. Слишком свежа была рана, нанесенная Наташиным замужеством. Наташа все время стояла перед его глазами. К Киреевым он в тот период совсем не показывался.
Когда Родченко снова появился у Киреевых, Катерина начала над ним охать, а Мария Михайловна, внимательно вглядываясь в его лицо, ласково укоряла:
– Ты словно перенес тяжелую болезнь. Нельзя же, Андрюша, так чрезмерно увлекаться работой, надо себя поберечь.
Острая боль не утихала. Тысячу раз Андрей мысленно спрашивал себя: как мог он без борьбы отказаться от настоящего счастья? Временами у него появлялись припадки такой безысходной тоски, что даже любимая работа не спасала.
Стараясь скрыть свои переживания от окружающих, Андрей выработал у себя защитный шутливый тон. Этим тоном, обычным для многих авиаторов, но совсем не гармонировавшим с его характером, Андрей разговаривал и здесь, у Мартьяновых.
Валя оказалась похожей на Соню только внешне. Бойкая, жизнерадостная, она сразу же начала расспрашивать Родченко, где он работает, давно и надолго ли в гарнизоне? Узнав, что он москвич, тихонько вздохнула.
– Мама моя в Москве, одна. Скучает без меня. Мы же с ней раньше никогда не расставались. А сейчас я на военном положении. Хоть и близко, но видимся мы редко.
Валя неожиданно извлекла из сумочки запечатанный конверт и протянула его инженеру:
– Передайте, пожалуйста, письмо маме, а если времени не будет, опустите в почтовый ящик.
– Валя в своем репертуаре, – улыбнулась Маргарита. – Всех просит письма маме отвезти. И когда она их успевает писать?
– А вы? Не пишете писем? – спросил Андрей, чтобы еще раз услышать ее голос.
– У меня переписка огромная, – ответила Маргарита, и трудно было угадать, шутит она или говорит серьезно.
– Простите, если мой вопрос покажется нескромным, с кем же вы так усердно переписываетесь?
Маргарита равнодушно посмотрела на Родченко:
– Мои родные сейчас по всей советской земле разбросаны, это – во-первых. А во-вторых…
– А во-вторых, – со смехом перебила Валя, – у Маргариты столько поклонников, что, не печатай она на машинке так быстро, половина нежных излияний оставалась бы без ответа.
– Брось, Валя, глупости говорить! – лениво отмахнулась Маргарита.
– Какие там глупости! – Покосившись на Лену, наливавшую чай, Валя торжественно заявила:
– Истинная правда, товарищ военный инженер! Первая примета: кто с Маргаритой познакомится, начинает вздыхать: «Один я одинешенек на свете белом, пожалейте меня, Маргарита Александровна».
Валя так комично изобразила «страдающего» летчика, что Андрей не выдержал и расхохотался.
– А как ваше сердце – на месте, товарищ военный инженер? – засверкала улыбкой Валя.
– Увы! Мое сердце разбомбили, – шутливо подхватил Андрей.
– Плохо забронировано, – певуче сказала Маргарита.
– Есть бомбы – никакая броня не устоит, – отпарировал Родченко.
Когда ужин окончился, Мартьянов встал и с угрожающим видом вплотную подошел к Андрею:
– Ты сюда, собственно говоря, зачем явился: старого друга проведать или нашим девушкам головы кружить?
– Ничего не поделаешь, подчиняюсь грубой силе, – шутливо вздохнул Родченко.
Костя увел его в дальний угол на диван и засыпал вопросами:
– Мы живем здесь на отшибе, ничего не знаем. А тут еще пустили слух, что расформируют нашу часть. Будто бы не оправдывает она своего назначения. Конечно, это чепуха! Вражьи выдумки или просто бабья болтовня, но народ все-таки нервничает.
Андрей рассказал все, что слышал о перспективах тяжелой бомбардировочной авиации.
– Если это так, – я готов горы ворочать, а то стыдно называться летчиком дальнего действия. Каждый день летаю в «дальние тылы», но… советские. Вожу не бомбы, а всякую рухлядь в Красноярск да Ташкент. Вчера в Читу груз доставил… Что хуже других летаю? Почему меня в тыловика превратили? – чуть не плачущим голосом, совсем неподходящим к его крупной массивной фигуре, сказал Мартьянов.
– Асе, настоящий асе! – засмеялся Андрей. – Кроме шуток, летчик ты отличный. Помню, какие ты показывал нам фигуры высшего пилотажа в аэроклубе. Но ты, Костя, не горячись, не один ты в таком положении – все хотят летать бомбить вражьи тылы. Погоди и до тебя дойдет очередь.
– Слушай, друг, – попросил Костя, – если сможешь, помоги, чтобы эта очередь поскорее до меня дошла. Сил нет больше терпеть!
Костя и Андрей еще долго сидели вдвоем. Девушки давно ушли. Лена уже, вероятно, видела второй сон, а они все не могли наговориться.
Первым спохватился Мартьянов.
– Эх, и липовый же я хозяин! Давно пора на боковую!
* * *
Николай Николаевич приехал в штаб рано утром, когда уборщицы еще чистили ковровые дорожки, разостланные на лестнице. Но штабные работники с воспаленными от бессонных ночей глазами и летчики, возвратившиеся с боевых заданий, уже наполнили здание сдержанным гулом голосов.
Андрей ждал Николая Николаевича, чтобы вместе ехать на аэродром. После неспокойно проведенной ночи чувствовалась усталость, но на душе было хорошо.
«Интересно живут здесь, в гарнизоне. Люди едва не валятся с ног от усталости, работают с колоссальным напряжением всех своих сил и в то же время смеются, танцуют… За счет сна устраивают „диспуты“ на специальные темы. Все успевают». И он по дороге на аэродром подробно рассказал Кирееву о вечере, проведенном у капитана Мартьянова.
Два самолета стояли на выжженной солнцем траве. От яркого света болели глаза. Но Николай Николаевич ясно представил в ночном небе эти громоздкие на земле и такие легкие и стремительные в полете машины. Мысленно он был уже в полете. Впереди цель, к которой он стремится с первых дней войны. Ему казалось, он уже у этой цели: дрогнула бронированная махина, бомбы летят вниз, взрывы… пламя…
К Кирееву подошли трое летчиков. Они были неуловимо схожи, несмотря на разницу в возрасте и во внешности. Сходство им придавали не летные комбинезоны и даже не обветренные лица, а внутренний подъем, зажегший их глаза, сквозивший в каждом движении, в интонациях голоса.
Один из них, старший лейтенант, вышел вперед и отрапортовал:
– Прибыли в ваше распоряжение для прохождения тренировки на тяжелом бомбардировщике.
Эти молодые летчики уже имели по нескольку боевых вылетов на легких бомбардировщиках. С материальной частью «К-1» они уже успели познакомиться и чувствовали себя в самолете не гостями, а хозяевами. На все вопросы Киреева отвечали кратко и точно.
«Хороших ребят подобрал комдив! Таких долго вывозить не придется. Можно доверить машину», – решил Киреев.
Широко шагая по летному полю, спешил еще один летчик.
– Капитан Мартьянов! – представился он запыхавшись.
«А, боксер!» – вспомнил Николай Николаевич. Ему понравилось открытое энергичное лицо капитана, о котором рассказывал сегодня утром Андрей.
Перед взлетом Николай Николаевич вместе с Родченко еще раз по-хозяйски придирчиво осмотрел самолеты, но придраться было не к чему.
– Первым полетите со мной вы, – сказал Николай Николаевич старшему лейтенанту.
Тренировка началась. И очень тщательная. Тренировку людей Киреев совмещал с новой и новой проверкой «К-1» в воздухе. По военным объектам в далеком вражьем тылу готовился сильный бомбовый удар. Успех предстоящей операции во многом зависел от того, как будут вести себя во время полета экипажи боевых машин.
ГЛАВА ПЯТАЯАнна Семеновна постепенно забрала в свои умелые руки все холостяцкое хозяйство Николая Николаевича и Андрея. Трогательна была ее по-родстзенному теплая заботливость.
В этот вечер Николай Николаевич и Андрей вернулись сравнительно рано. Опустевшая квартира казалась особенно большой и неуютной. Медленно наступали сумерки.
Киреев задернул на окнах тяжелые шторы и включил электричество. Анна Семеновна принесла ужин. Не успела она поздороваться, завыла сирена.
– Опять тревога, – равнодушно сказала Анна Семеновна.
Первое время, услышав звук сирены, она срывалась со стула, бежала к себе и, захватив заранее приготовленный чемоданчик с ценностями, спешила в бомбоубежище.
Тревоги повторялись ежедневно, иногда и по два раза в день, но ни одному вражескому бомбардировщику не удалось еще прорваться в московское небо. Наши зенитки и истребители перехватывали фашистских стервятников далеко от города, сбивали их, гнали обратно. И все же женщины с детьми, услышав вой сирены, уходили в бомбоубежище. На этот раз тоже захлопали двери, донеслись возбужденные голоса. На лестнице заплакал ребенок.
– Жаль детишек. К чему их каждый раз тащат в бомбоубежище? Спали бы в своих кроватках, – сказала Анна Семеновна.
Вдалеке глухо застучали зенитки. С каждым мгновением стрельба становилась все явственней.
Анна Семеновна растерянно посмотрела на Киреева. И словно в ответ на ее немой вопрос, раздался взрыв. Жалобно зазвенели стекла.
– Вам бы лучше пойти в убежище, – посоветовал ей Андрей.
Анна Семеновна молча встала и, с трудом передвигая сразу отяжелевшие ноги, направилась к выходу.
Николай Николаевич выскочил на балкон. Андрей последовал за ним. Несколько минут они оба не сводили глаз с вечернего неба, тревожного, как океан в час шторма.
Вверху медленно плыли гирлянды осветительных ракет, сброшенные фашистскими летчиками. На западной окраине Москвы разгорался пожар.
– У Белорусского горит, – сквозь зубы произнес Николай Николаевич. – Знаешь, Андрюша, никогда в жизни не испытывал я такой злобы. Смотреть, как двуногие звери убивают, калечат, разрушают… Надо сократить срок подготовки машин к вылету. А сейчас идем к коменданту дома, постараемся хоть чем-нибудь быть полезными.
До рассвета гудели моторы фашистских самолетов. И до рассвета Николай Николаевич и Андрей дежурили на крыше. Только они вернулись к себе, пришла Анна Семеновна, бледная, измученная. Она с трудом сдерживала нервную дрожь, пыталась казаться спокойной.
Николай Николаевич мягко предложил:
– Хотите, помогу вам уехать? Анна Семеновна ничего не ответила. Вмешался Андрей:
– Дорогая соседка, мы очень ценим вашу помощь, ко я тоже советую вам уехать как можно скорее. В тылу вы будете спокойно работать, приносить пользу.
– Куда… и как? – с трудом выговорила Анна Семеновна.
– Не падайте духом, выход найдем, и быстро найдем, – пообещал Николай Николаевич, – а пока, извините, торопимся. Машина уже ждет нас.
До заставы дважды сворачивали в сторону посмотреть следы разрушений. Обуглившийся остов дома и неубранные разбитые стекла на мостовой свидетельствовали о ночном налете воздушных бандитов.
Николай Николаевич хмуро молчал. Молчал и Андрей. Так и доехали до штаба, не обменявшись ни одним словом.
В штабе и на аэродроме только и говорили о налете фашистских самолетов на Москву.
– Летим с ответным визитом, товарищ полковник, – сообщил Кирееву коренастый задорный капитан.
– Счастливого пути, – сказал Николай Николаевич, – скоро туда полетим и мы. А пока передайте там «привет» да покрепче!
– Будет выполнено, товарищ полковник! И скажу, чтобы вас в гости поджидали.
Солнце уже село, когда, возвращаясь домой, Николай Николаевич и Андрей доехали до Московской заставы.
Шофер погнал машину. На тротуарах мелькали люди, спешившие в бомбоубежище.
Женщины несли на руках маленьких детей. Шум, глухой и тревожный, словно повис в воздухе.
Еще не затихла сирена, как разорвавшаяся бомба оглушила тех, кто оказался в близкой к разрыву зоне. Растерявшийся шофер резко затормозил машину. И сразу раздался второй взрыв, но уже менее сильный. Неуспевшие укрыться в убежище жались к стенкам домов.
Киреев пересел за руль и повел машину пустеющими улицами и переулками.
– Смотрите! Смотрите! – закричал Андрей.
В той стороне, где только что упала фугаска, пляшущим огненным комком падал из облаков подбитый зениткой фашистский бомбовоз. Вскоре стало совсем темно и сравнительно тихо. Только отдаленные глухие взрывы и вспышки огня говорили о продолжающейся смертельной борьбе.
В свободные вечера Николай Николаевич и Андрей, несмотря на участившиеся налеты, работали дома над проектом самолета «К-2». Не раз за наглухо завешанными окнами раздавались взрывы, дом дрожал мелкой дрожью, в книжном шкафу и в буфете с шумом раскрывались дверцы.
Анна Семеновна пыталась играть роль прежней радушной хозяйки, но это ей уже не удавалось. Страх сковывал ее движения, ее язык.
Уехать из Москвы она все еще не решалась, хотя Николай Николаевич с разрешения генерала Головина предлагал ей место на транспортном самолете. Анне Семеновне жаль было оставить квартиру, текинский ковер, обитую шелком тахту, мебель. Все это накапливалось годами. Материальное благополучие казалось незыблемым. И вдруг все разлеталось, как дым.
После нескольких бессонных и тревожных ночей в убежище Анна Семеновна возненавидела все эти дорогие ее сердцу вещи.
– До чего довели меня! Не жалей я квартиру и вещи, давно эвакуировалась бы в тыл, и жила бы спокойно, как все.
Вечером после короткой тревоги Анна Семеновна прямо из бомбоубежища, не заходя к себе, поспешила к соседям. Николай Николаевич и Андрей работали, ко, как всегда, встретили ее приветливо.
– Я вас прошу, – срывающимся голосом сказала Анна Семеновна, – дайте мне возможность уехать куда-нибудь, только поскорее! Больше не могу!
– Послезавтра летит в Куйбышев один из наших транспортных самолетов, – успокаивающе ответил Николай Николаевич. – Разрешение для вас я получил. Только предупреждаю: вещи оставьте на хранение коменданту. С собой возьмите самое необходимое.
Робкий звонок в дверь помешал Анне Семеновне высказать горячие слова благодарности. Андрей впустил двух молоденьких девушек, лет шестнадцати – семнадцати.
– Извините, пожалуйста, нет ли у вас Анны Семеновны Волобуевой? – спросили они открывшего им дверь Родченко.
Андрей проводил их в кабинет. Девушки отрекомендовались членами добровольной подсобной пожарной дружины.
– Мы дежурим во время тревоги у подъездов, на крыше, на чердаках. Помогаем тушить зажигалки. Сегодня трое мальчиков из нашей команды уехали на трудовой фронт, и нам не хватает людей. Не согласитесь ли вы, товарищ Волобуева, подежурить сегодня у своего подъезда?
– Дежурить? В чем же будут заключаться мои обязанности? – растерянно спросила Анна Семеновна.
Плотная, загорелая, со светлыми стрижеными волосами девушка серьезно ответила:
– От вас требуется очень немногое. Вы вместе с Зиной Колесниковой, – она указала глазами на подругу, – сначала проверите, не забыл ли кто-нибудь замаскировать окна, а когда начнется бомбежка, будете смотреть, где упала зажигалка, и тушить ее, если успеете. Вот и все.
Зина, маленькая, черноволосая, хрупкая на вид, кивнула головой.
Николай Николаевич и Андрей переглянулись.
– Я совсем больна, еле держусь на ногах, – с трудом выговорила Анна Семеновна.
Девушки посмотрели было на нее недоверчиво, но, разглядев измученное лицо, воспаленные глаза, искренне пожалели ее. Извинившись, они ушли.
– Счастливицы! – тихонько вздохнула Анна Семеновна, – молодые, смелые, сильные…
– Хорошие девчата! – согласился Андрей. Прощаясь, Анна Семеновна горячо поблагодарила Киреева:
– Я ваша должница!
– Ну, вот и хорошо! – добродушно согласился Николай Николаевич. – Мы с Андреем тоже вам задолжали. Значит, в расчете будем! Жаль, не смогу проводить вас, сам улетаю, тоже послезавтра.
ГЛАВА ШЕСТАЯЧетырнадцать самолетов «К-1» вылетели с аэродрома, находящегося за несколько десятков километров от гарнизона. Им предстояло выполнить важное задание Верховного Главнокомандования: сбросить бомбы на военные объекты в фашистской столице. Летчики из авиадивизии дальнего действия уже совершили по нескольку тренировочных полетов и вполне овладели искусством вождения четырехмоторных воздушных кораблей. Особенно отличился капитан Мартьянов, его назначили заместителем командира отряда.
К полету все экипажи тщательно готовились. Большое внимание было уделено разработке маршрута. Он тянулся на карте изрилистой линией, иначе воздушные корабли могли попасть под обстрел мощных зениток в районе больших городов, оккупированных фашистами.
Августовская ночь коротка, всего семь с половиной часов. График полета составили с таким расчетом, чтобы линию фронта пересечь при заходе солнца, идти над вражеской территорией в темноте и вернуться в свое воздушное пространство до рассвета.
Провожать воздушных воинов приехали генерал Головин, комиссар и начальник штаба.
На аэродроме находилось много разных машин, готовых к взлету. Здесь и тяжелые бомбовозы дальнего действия и легкие бомбардировщики для ближних целей.
Невдалеке от самолетов стояли летчики, уже одетые в комбинезоны и унты. Среди них находился и Николай Николаевич. Пилот легкого бомбардировщика лейтенант Чулков огорченно сказал ему:
– Досадно, что мы не с вами, товарищ полковник. – Эх, чего бы я не дал, только бы слетать в далекий вражеский тыл!
Капитан Осипов сердито махнул рукой в ту сторону, где стоял его двухмоторный самолет:
– Гайка слаба! До Берлина долетим, а обратно как?
Николай Николаевич в душе сочувствовал искренним порывам своих молодых товарищей.
Вместе с Андреем подошел Юрий Петрович Соколов. Он летит на самолете Киреева вторым пилотом. Пока не известно было разрешат ли полет, Юрий Петрович заметно волновался. Зато сейчас сиял: его открытое мужественное лицо даже помолодело от блеска глаз.
Раздалась – команда:
– По самолетам!
Один за другим с интервалом в пять минут поднимались тяжелые корабли… Они исчезли в вечернем небе, в той стороне, где садилось солнце.
Андрей еще долго стоял и смотрел на потухающий закат. В руках он вертел ключ от квартиры Киреевых. Николай Николаевич чуть не увез этот ключ с собой. Вспомнил о нем на аэродроме в последний момент.
К Родченко подошел майор Тарасов.
– Андрей Павлович, вы сейчас поедете в Москву?
И, получив утвердительный ответ, попросил:
– Отвезите в гарнизон нашу машинистку, – она свою работу уже закончила, а мы еще здесь задержимся.
– Пожалуйста, – охотно согласился Родченко.
Он был доволен, что ему не сразу придется остаться один на один со своими неспокойными мыслями. Самолеты вернутся с задания не раньше чем на рассвете. Впереди бессонная, трудная ночь. Нет ничего хуже пассивного ожидания.
Подошла Маргарита. Прощальный отблеск заката окрасил ее ничем не прикрытые рыжеватые волосы в причудливый малиновый цвет.
Она крепко, по-мужски, пожала руку инженера, сдержанно поблагодарила и села в машину.
Сосны и ели стройными рядами стояли по обе стороны бегущего навстречу шоссе. Темнота сгущалась, и Андрею трудно было разглядеть выражение лица своей спутницы.
Маргарита первая прервала довольно долгое молчание:
– Как странно думать: еду домой. Гарнизон уже стал для меня домом. А еще совсем недавно мне даже комната, в которой я теперь живу, казалась чужой.
Снова Андрея поразил ее голос.
– Вы поете, Маргарита Александровна? – спросил он свою спутницу.
– Такой вопрос мне обычно задают при первом знакомстве, – Маргарита насмешливо растягивала слова.
– К сожалению, мне он раньше не приходил в голову, – сухо сказал Родченко. Ему захотелось дать понять этой избалованной вниманием девушке, что она ему мало интересна.
Больше он с Маргаритой не заговаривал и все свое внимание сосредоточил на управлении машиной. Маргарита молча сидела рядом с ним, не то обиженная, не то просто затихшая. Посвежевший воздух врывался в машину, ночь уже усыпала звездами черный купол неба. Изредка пробегал голубой луч прожектора.
На душе у Андрея по-прежнему было смутно и тревожно. Он понимал суровые законы войны, да и Николай Николаевич был не из тех, за кого следует бояться. Но все же… Мысли Родченко унеслись далеко в темный воздушный океан. Как тяжело, что ему не разрешили принять участие в полете.
Андрей, занятый думами, совсем забыл о своей спутнице. Они ехали уже между слепыми силуэтами зданий, когда Маргарита неожиданно предложила:
– Сейчас еще не так поздно. Идемте к нам чай пить. Валя на гитаре сыграет, а я вам спою.
Андрей хорошо знал – все равно он не уснет. Костя улетел. Лена, вероятно, в штабе. Вернуться сейчас в Москву, в пустую квартиру? Одиночество его пугало, и он согласился.
Он подъехал к тому же дому, где жили Мартьяновы, но к другому подъезду.
Маргарита вынула из кармана жакетки электрический фонарь и осветила лестницу, ведущую на второй этаж.
Андрей, войдя в комнату, огляделся. По обстановке трудно было судить о характере ее обитательниц. Обстановка казенная: две кровати, две тумбочки и стол. На стене над одной из кроватей висела гитара. Стол приблизительно на одну треть был занят книгами. Что здесь живут девушки, можно было догадаться только по красиво вышитой занавеске на окне и цветной скатерти. Одеяла были такие же, как и в общежитии: серые, колючие не только на ощупь, но даже на вид.
– Неуютно у нас? Чувствую, вам не нравится, – сказала Маргарита.
Андрею стало неловко.
– Занавеска у вас замечательная, – похвалил он. – А вот… – он показал глазами на одеяла.
– Какой же вы несообразительный! – рассмеялась Маргарита. – Занавеска тоненькая, я ее в портфеле увезу. Но не могу же я кочевать с домашним скарбом.
Андрей хотел возразить, что уют создается и без «скарба», но раздумал. Ради чего он будет пикироваться, портить хозяйке настроение.
– Я вас ненадолго оставлю, – извинилась Маргарита, – пойду поищу Валю и принесу кипяток. Через несколько минут она вернулась с чайником.
– Какая досада! Оказывается, Валю час тому назад вызвали в штаб, вероятно, она вернется поздно и усталая. Ей будет не до игры на гитаре.
Маргарита была искренне огорчена.
– Надеюсь, вы сами сыграете, а может быть, и споете? – спросил Андрей.
– Попробую. Но это будет не то. Валя так хорошо аккомпанирует.
И она запела. Голос был сильный, бархатный.
Пусть больше никогда не повторится встреча,
Но как мне хочется сказать вам, дорогой,
Я вас любила в этот странный вечер
За вашу яркую любовь к другой.
Андрей наслаждался мелодией, не отдавая себе отчета в словах.
У него было какое-то двойственное настроение. Тянуло остаться в этой по-мужски неуютной комнате, слушать певучий голос, печальный искренний рассказ. В то же время вспыхивало острое, ничем не вызванное раздражение.
Еще раз поблагодарив Маргариту, он простился и ушел.
В московской квартире было пусто и тоскливо. Андрей зажег свет в кабинете, вынул папку с расчетами деталей дизеля. Но не мог по-настоящему включиться в работу и несколько раз ловил себя, что путается в простых вычислениях.
Так он и промучился до пяти часов. В открытое окно кабинета вместе с шумом первого трамвая ворвался еще не отравленный городскими запахами воздух.
«Пожалуй, пора звонить в штаб!»
Дежуривший в оперативном отделе капитан Гайворонский приветствовал Родченко.
На вопрос Андрея он ответил не сразу:
– Вернулись все, кроме одной…
Андрей мог не спрашивать. Он уже знал ответ, прозвучавший в его сердце раньше, чем достиг слуха:
– …машины полковника Киреева!
– Есть подробности? – Андрей сам удивился своему спокойствию: не может быть, чтобы он потерял Николая Николаевича.
– Есть, – ответил Гайворонский. – Приезжайте в штаб, товарищ Родченко.
– Еду сейчас же! – крикнул Андрей в трубку так громко, что сам вздрогнул.
Гайворонский уже сдал свое дежурство, но остался в отделе, ожидая Родченко.
– Колесников и Шуховцев, – сообщил Гайворонский, – видели, как горящий самолет Киреева рухнул в лес на территории врага. Пламя и дым помешали рассмотреть, спрыгнул ли экипаж. Но мало вероятно, чтобы люди уцелели при таких обстоятельствах. Я не считаю себя вправе скрывать от вас истину, Андрей Павлович.
То, что он впервые назвал Родченко по имени и отчеству, резануло еще сильнее.
«Не подвели ли мои моторы?» – Эта внезапно вспыхнувшая мысль болью отдалась в сердце и больше не уходила из головы Андрея.
В этот день не только капитан Гайворонский, но и другие летчики и штабные работники, с которыми сталкивался Родченко, относились к нему особенно участливо.
– Совсем как с больным, – невесело усмехнулся Андрей.
Ему захотелось поскорее уехать из гарнизона. Лена Мартьянова догнала Андрея на лестнице:
– Костя просил обязательно ночевать у нас сегодня. Он вернется к вечеру.
– Передайте Косте мою благодарность. Но я не обещаю. Сейчас возвращаюсь в город и не знаю, когда освобожусь; Вероятнее всего – очень поздно.
– Андрей Павлович! – Лена просительным жестом положила свою руку на руку Родченко. – Хотя бы очень поздно, мы вас все равно будем ждать.
Андрей так резко отодвинулся, что ее рука на мгновение беспомощно повисла в воздухе.
– Леночка, – спохватившись, попросил он, – не обижайтесь на меня, пожалуйста! Я люблю Костю и вас, но сегодня мне лучше быть одному.
Лена печально покачала головой и ничего не сказала. Родченко поторопился сесть в машину.
Ясная, солнечная погода стояла в эти тяжёлые дни. Если бы шел дождь и хмурые тучи низко нависли над землей, было бы легче продолжать ходить, говорить, думать. Так, во всяком случае, казалось Андрею. Но он старательно работал, даже выступал на совещании в Наркомате, посвященном дизельным моторам, правда, настолько вяло, что поразил всех присутствующих. Молодой конструктор был известен упорством в защите своих проектов. Сторонники авиадизелей восприняли его выступление как дезертирство. Но не мог Андрей защищать свое детище – одна мысль жгла мозг:
«Что, если мой мотор причина гибели Николая Николаевича?»
В тот же день вечером у входа в штаб Андрей столкнулся с Головиным. Тот, внимательно посмотрев на инженера, пригласил его зайти к себе в кабинет. Необычно тепло звучал голос комдива:
– Понимаю, тяжело… Очень тяжело… Но мы – солдаты. Ваша энергия и опыт конструктора нужны сейчас же, необходимы немедленно. Идите готовьте машины.
Уходя, Андрей с благодарностью подумал о генерале. Головин отнесся к его горю чутко и тактично. Но встречаться с кем-либо ему по-прежнему не хотелось. Проситься на фронт? Не отпустят.
Все последующие дни Родченко работал много, но без присущего ему жара, почти механически. Людей он продолжал избегать и аккуратно ездил ночевать в Москву, словно его кто-то ждал в пустой квартире Киреевых. Спал он в кабинете, но ни разу не открывал папку с бумагами. Утром кипятил чай на газовой плите и завтракал привезенными из гарнизонной столовой бутербродами. Здесь он был спокоен, что никто не подойдет к нему с невысказанным сочувствием. Во всем большом доме у Андрея не оставалось ни одного знакомого.
Единственный человек, с которым Андрей искал встреч, был старший лейтенант Золин, командир воздушных разведчиков.
По заданию Головина Золин несколько раз летал на поиски экипажа Киреева к месту катастрофы и в близлежащие районы. Результаты разведок были малоутешительны: вся местность густо насыщена немецкими частями. Но Андрей каждый раз с негаснущей надеждой расспрашивал Золина о всех мельчайших деталях.
Сегодня Золин встретил его по обыкновению дружелюбно.
– Новые данные есть? – спросил Родченко здороваясь.
– К сожалению, нет, – смущенно ответил Золин. – Комдив приказал прекратить разведку.
Собственно говоря, в сообщении Золина не было ничего неожиданного, и все же Андрей воспринял его как удар.
