Текст книги "Киреевы"
Автор книги: Михаил Водопьянов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)
– Я согласен оставить все при одном условии: вы обещаете никогда не напоминать мне, что я был вашим мужем, – уже совсем спокойно сказал Юрий Петрович.
Лидия Петровна поселилась вместе с братом в маленьком домике у подмосковного аэродрома. Теперь она уже настолько поправилась, что сама заботливо ухаживала за Юрием Петровичем, приступившим к испытаниям киреевского самолета.
Соколов перенес тяжелое испытание, и его рана была еще свежа. Но присутствие близкого человека и работа, волнующая, ответственная, давно жданная, оказались прекрасным лекарством.
Приемная комиссия уже дала предварительную оценку «К-2». Оценка была положительной. Комиссию возглавлял старый знакомый Киреева – профессор Стрельников. Он особенно отметил остроумное конструкторское решение сложной проблемы – взлета гигантской амфибии с земли. Тяжелой машине было дано для опоры девять точек – девять колес, убирающихся в воздухе. По четыре колеса под каждым из двух фюзеляжей, девятое колесо – впереди центроплана.
Стрельников приехал посмотреть пробный полет «К-2». Он стоял на аэродроме рядом с заместителем наркома.
На аэродроме распластала свои широкие крылья огромная серебристая птица. У ее моторов суетились механики, руководимые Морозовым. Бетонная взлетная дорожка серой лентой уходила к горизонту.
С чем сравнить чувства Киреева в тот момент, когда на старт вырулил его самолет? Разве с переживаниями скульптора в момент, когда на торжественном открытии памятника падает завеса, скрывавшая до этой минуты изваянную им статую, или восторгом композитора, услышавшего в сияющем огнями концертном зале первые такты своей симфонии…
«К-2» стоял в начале взлетной полосы. Моторы стали работать на малых оборотах. Хорошо была слышна их мощная отсечка.
– Почему самолет стоит на месте? – спросил Киреева профессор Стрельников. – Случилось что-нибудь?
Николай Николаевич не услышал вопроса. Он сейчас вообще ничего не слышал, кроме прерывистого ворчанья дизелей.
Наконец один за другим были опробованы все моторы.
– Сейчас пойдет! – волнуясь, сказал Киреев.
– На взлет? – спросил кто-то.
– Нет, пока будет делать подскок, проверять маневренность.
Как хотелось Николаю Николаевичу самому поднять в воздух свое детище. Но это было против правил. В первый испытательный полет шел только экипаж машины, состоявший из девяти человек.
Николай Николаевич и Андрей – конструктор самолета и создатель двигателей, воспитатель и воспитанник – стояли на земле и завидовали им – командиру корабля Соколову, второму пилоту Мартьянову, главному инженеру «К-2» Морозову, штурману, бортмеханикам, радисту. Андрей, сам того не замечая, крепко сжимал руку Киреева.
Вновь загудели моторы. Гигант вздрогнул и медленно пополз вперед. Его бег становился все быстрее и быстрее. Не успела машина пройти и пятьсот метров, как все девять колес отделились от земли. Но в то же мгновение упали обороты моторов и, грузно качнувшись, амфибия опять побежала по бетонной полосе.
– Андрюша! – радостно закричал Киреев. – Полетит! Обязательно полетит!
Тем временем самолет снова вырулил на старт. Моторы замерли. Из машины вышел внешне спокойный, сосредоточенный Соколов. Строевым шагом он подошел к Кирееву, взял руку под козырек, громко сказал:
– Товарищ конструктор! Машина ведет себя отлично. Разрешите идти на взлет!
– При какой скорости оторвались? – спросил Николай Николаевич.
– Сто тридцать, – ответил летчик, – она же пустая…
– Товарищ замнаркома! – обратился Киреев к Петру Владимировичу. – Разрешите идти на взлет?
– Желаю успеха! – ответил тот, пожимая руку Соколову.
Андрей все время порывался спросить летчика о том, как ведут себя моторы, но не успел. Соколов уже торопливо шел обратно к самолету.
Через минуту большие четырехлопастные винты, до того стоявшие неподвижно, исчезли в ослепительном блеске. Каждому из двигателей опять по очереди был дан полный газ. Их рев слился в оглушительный могучий гул. «К-2» пошел на взлет.
На этот раз машина бежала дольше. Казалось, еще мгновение – и все девять колес оторвутся от земли, а самолет все мчался по дорожке.
– Молодец! Молодец! – не обращаясь ни к кому, приговаривал конструктор. – Выдержи еще, еще…
Тридцать шесть тысяч лошадиных сил легко оторвали тяжелый корабль от земли. Амфибия пошла в воздух. Вот уже она на высоте сто метров, двести, триста… Соколов делает первый круг над аэродромом.
С головы Киреева слетела фуражка.
– Коля! – громко закричал, забыв о своем положении и возрасте Петр Владимирович, – поздравляю!
Он первый обнял Киреева и поцеловал: «– Спасибо за хороший подарок Родине!
Все поздравляли конструктора, а самолет, сверкая в голубом небе, делал уже второй круг. Потом на высоте в пятьсот метров он стремительно прошел по прямой, вдоль взлетной полосы.
– Что я вам говорил, батенька! – оживленно сказал Стрельников, поздравляя Киреева. – Помните? Советовал не торопиться, и вот результаты. Опыт – большое дело!
– Век я вас не забуду, товарищ профессор! – искренне ответил Киреев.
„К-2“ сделал еще один круг и пошел на посадку. Машина плавно коснулась земли, пробежала по дорожке и, замедляя ход, остановилась.
Все, кто был на аэродроме, бросились к самолету» окружили его.
Соколов снова отрапортовал:
– Товарищ конструктор! Самолет «К-2» в первом полете вел себя отлично.
Радостно улыбаясь, Юрий Петрович негромко добавил:
– Поздравляю тебя, Николай!..
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯШироко раскинулся Дубровский холм. Вершина его и пологие склоны густо поросли вековыми соснами. Вокруг холма на много километров тянулся дремучий, почти непроходимый лес. Дикое, глухое место… В старое время много ходило разных страшных рассказов про Дубровский холм. Редкий смельчак отваживался пойти туда.
В советское время Дубровский холм стал местом веселых молодежных прогулок. Девушки и юноши пробирались сквозь колючую лесную чащу, говором, смехом, пением разгоняя застоявшуюся лесную тишину.
Пришли гитлеровцы – и снова только птицы и звери нарушали молчание леса.
…Тася пробиралась по лесной тропинке, невдалеке от Дубровского холма. Она спешила в сторожку лесника, где лежал недавно раненный партизан. Надо было переменить ему повязку, дать лекарство.
Рассвело. Серые тучи медленно расползались прямо над головой девушки. В просветах появилось небо, голубое, чистое, словно только что умытое дождем. Наконец сквозь тяжелую хвою робко пробился солнечный луч. Вот он скользнул между деревьями и упал на росистую траву. Девушка остановилась словно завороженная: в каждой капельке искрилось и переливалось всеми цветами необыкновенной радуги крохотное солнце…
Темные крылья ресниц прикрыли глубокую синеву глаз молоденькой партизанки. На нежном лице, едва тронутом загаром, появилась мечтательная улыбка. Тася совсем оторвалась от действительности, вся перенеслась мыслями в прошлое… Совсем юная, в праздничном светлом платье, она вместе со школьными товарищами пришла сюда, к Дубровскому холму.
Ей весело, хорошо! Так приятно вдыхать нагретую солнцем смолу, слушать оживленные разговоры друзей.
Нечаянно она задевает ногой о сучок, царапает ее до крови; трещит, рвется чулок, а чулки новые.
«Что мать скалист?»
– Тася, что с тобой? Почему ты отстаешь? – Ее одноклассник Виктор Киреев с тревогой смотрит на кровь, на порванный чулок… – Чем помочь тебе?
В голосе Виктора столько искреннего желания действительно что-то сделать, что Тасе вдруг становится радостно и уже не страшит мысль, что мать рассердится.
С минуту они молча смотрят друг на друга. Бешено колотится сердце.
Тася вспыхивает, срывается с места, бежит догонять других, быстрая, легкая, словно летит на крыльях.
– Осторожнее! Разобьешься! – кричит Виктор. В его озорном голосе Тася ясно чувствует ласку.
– Тася! Виктор! Ау! Идите скорее! – слышны голоса товарищей.
Это было не так давно, но как все изменилось с тех пор. И она, Тася, стала другая. А Виктор? Страшно даже подумать…
Хрустнувшая под чьей-то ногой ветка заставила Тасю очнуться. Навстречу ей шел широкоплечий молодой человек в темнозеленой футболке и в защитного цвета кепке, низко надвинутой на лоб…
Кровь отхлынула от лица девушки – она узнала Виктора Киреева.
– До чего же хорошо здесь! – воскликнул Виктор… Прямо сказка из «Тысяча и одной ночи»!
Он сразу охватил взглядом и блестящие росинки на траве, и солнечные отсветы на деревьях. Именно в такое прекрасное утро, когда сказочным жарцветом переливается земля, и должна была произойти его встреча с Тасей.
– Здравствуй, Тася! – Виктор сделал шаг по направлению к девушке.
«Он наверняка не один, – молнией мелькнуло в Тасиной голове. – Надо скорее предупредить наших… надо стрелять…»
Дрожащей рукой она старалась вытащить из кобуры браунинг.
Подоспевший Кузьмич встал между ними.
– А ты, товарищ командир, еще хотел один идти, враз бы тебя тогда прикончили. Как видишь, с партизанами отряда Елены Цветаевой шутки плохи!
И, добродушно усмехаясь, добавил, обращаясь к Тасе:
– Знакомься с командиром!
Недоумение, растерянность и счастье, которому так хотелось верить, появились в больших Тасиных глазах.
Она продолжала крепко сжимать револьвер. На ее узкой полудетской руке Виктор увидел еще незаживший шрам. Нежность и жалость охватили его. Не будь тут Кузьмича, он бросился бы к Тасе, сказал, как любит ее.
– Я рад, Тася, что теперь мне уже можно не играть роль подлеца.
Девушка рванулась к Виктору…
– Здравствуй, Тася, мое солнышко! – он крепко обнял ее. – Я тебе все, все расскажу потом… – Он с трудом оторвал взгляд от залитого краской волнения девичьего лица и быстро ушел вслед за Кузьмичом.
…В свежевырытой землянке, несмотря на жаркие летние дни, стоял запах сырости.
Молодой, румяный, как девушка, партизан принес большую охапку еловых веток и аккуратно разложил их на земляном полу.
В землянку заглянул Егоров.
– Не жалей веток! В лесу их много. Дух лучше!
– Сейчас еще наломаю! – охотно откликнулся паренек.
– Поторопись! Командира с минуты на минуту ждем, – крикнул ему вдогонку Егоров.
Еще раз он придирчивым взглядом оглядел землянку и вышел наружу. Вокруг, под раскидистыми соснами и в тени густых кустов, сидели и стояли партизаны.
Все их внимание, и тех, кто отдыхал, и тех, кто был занят работой, было поглощено предстоящей первой встречей с командиром.
Рано утром комиссар собрал партизан и сообщил: сегодня к ним прибудет командир отряда.
Когда Кузьмич назвал настоящее имя командира, а потом коротко рассказал о деятельности Виктора Киреева в городе, воодушевлению партизан не было предела.
– Виктор Киреев, – рассказывал Кузьмич, – выполнял ответственные задания в самом логове врага. Данные, которые Киреев передавал нам, помогали пускать под откос вражеские поезда, взрывать фашистские склады с оружием. С помощью Киреева немало советских людей было спасено от фашистских застенков. Из-под самого носа гитлеровцев мы увезли наших больных вместе с доктором и сестрой…
– С таким командиром куда хочешь, в огонь и воду не страшно идти! – громко заявил молодой плечистый боец с открытым лицом. Его слова потонули в гуле одобрения.
– А у меня руки чесались его убить! – признался тот самый паренек, который сейчас так старательно заботился об уюте командирской землянки.
В этот день в отряде Елены Цветаевой был настоящий праздник.
После того как Кузьмич официально представил Виктора Киреева, партизаны плотной стеной окружили своего командира. Сторицей был вознагражден он за мучительно тяжелые часы, проведенные в роли лейтенанта гитлеровской армии. Но тем острее почувствовал огромную ответственность и за этих, с таким доверием смотревших на него людей, и за успех крупной боевой операции, которую им предстояло совершить.
Он получил общие указания, а детали должен был разработать сам, вместе со своими ближайшими помощниками.
…Виктор, Кузьмич и Егоров остались одни в землянке. Перед ними лежала подробная карта района.
– В первую очередь мы должны спасти аэродромы от разрушения и захватить самолеты, – говорил Киреев. – Фашистское командование, – продолжал он, – издало секретный приказ: в случае отступления немецких войск из района нашего города привести в негодность аэродромы, взорвать все их сооружения. Такая же судьба должна постигнуть склады с оружием, продовольствием, завод, крупные предприятия и лучшие здания города. Работа по минированию идет полным ходом. Это мне хорошо известно. Все провода подведены к общему рубильнику. На разминирование придется послать лучших людей нашего отряда, мы несем полную ответственность за сохранность ценных объектов. Сто – сто двадцать человек переоденем в форму немецких солдат и офицеров. Они займут аэродромы. Пропуска у меня с собой. В город я больше не вернусь. Пусть фашисты остаются в уверенности, что обезображенное тело, найденное в моей спальне, – мой труп.
– Виктор Николаевич! А не послать ли нам двадцать пять – тридцать человек в село Лыськово. Там народ проверенный, крепко за нас стоит. Если кое-кому дать оружие, они нашим помогут с тыла гитлеровцам жару дать. Пусть фашисты думают: в окружение попали, – предложил Кузьмич.
– Хорошо, – согласился Виктор. – Только надо проверить наличие оружия, чтобы хватило на всех людей.
– Хватит, – широко улыбаясь, заявил Егоров. – Вчера самолетом еще прислали. Спасибо командующему фронтом, не поскупился.
Виктор поднялся:
– Ну, а теперь за дело! Завтра к нам приедет секретарь подпольного обкома партии товарищ Доронин.
До позднего вечера молодой командир проверял боеспособность своего отряда. Он разговаривал с людьми и чувствовал: спокойная, уверенная сила, как свежая кровь, струится по жилам.
Усталый, но довольный, полный ярких впечатлений, возвращался Виктор в свою землянку. Его тревожило и радовало ожидание встречи с Тасей. И Виктор нисколько не удивился, когда легкая тень скользнула ему навстречу.
– Я ждала тебя, – просто сказала Тася. – Ждала и все время думала: какое же счастье бывает на свете, конца и края ему нет, в душу не вместишь. И горько мне, Витенька: Наташа ведь не знает… Она сейчас уже в Москве. Как бы ей весточку послать. Сколько она за тебя пережила, бедная!
– Не мог я, Тася, – дрогнувшим голосом сказал Виктор.
– Да разве я тебя в чем-нибудь виню! – с необычной для нее страстностью прервала Тася. – Все поняла. За это и не такую муку можно вытерпеть.
Несколько минут они стояли молча. И вдруг Тася, скромная, застенчивая Тася шагнула к Виктору, обвила его шею руками…
– Люблю тебя, Тася! – торжественно, тихо, как клятву, произнес Виктор вслух те слова, которые мысленно повторял уже тысячу раз.
Ему казалось: нет в мире тяжести, которой не выдержали бы теперь его молодые плечи. Завтра в бой за родной город!
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯГигантский самолет-амфибия покачивался на якорях. Он готовился оторваться от зеркальной поверхности Московского моря. Семнадцать автомашин доставили на берег мешки с песком. К самолету их подвозили на катерах и по трапу поднимали на борт. На погрузку ушло немало времени.
– Прямо океанский пароход грузим! – засмеялся один из грузчиков.
После того как последний мешок с песком очутился на борту, подошел катер-цистерна. Специальным краном моторист катера подал бортмеханику конец широкого шланга. Заработал насос, защелкал счетчик, и очищенный керосин, на котором работают дизели, полился в объемистые баки самолета…
Утро было ясное и совсем тихое. Взлет предстояло совершить при полном безветрии. В огромном водяном зеркале отражались редкие кучевые облака, медленно скользившие в бездонном небе.
Солнце уже стояло высоко, когда подняли якоря.
Раздался звук сирены, трапы втянулись в машину. Морозов передал осторожно приблизившемуся буксирному катеру конец троса. Другой его конец был подан пилотом Мартьяновым через носовое отверстие.
Катер медленно забуксировал воздушный корабль.
Стоявшие на берегу люди наблюдали, как крошечный, по сравнению с огромным самолетом, катер с натугой тянул его.
– Ну, точь-в-точь – слон и моська, – сострил кто-то.
В кабине самолета у большого окна, сделанного из чистого, словно хрусталь, прозрачного плексигласса, стояли Киреев, Родченко, Соколов, Мартьянов, Морозов.
Катер не спеша поворачивался в сторону, повертывая одновременно и самолет. Вот уже нос амфибии направлен на запад. Именно в эту сторону простирается длинная ось акватория.
С шумом упали в воду тросы, и герметически задраились люки воздушного корабля. Катер отошел в сторону и быстро побежал к пристани.
Соколов еще раз осмотрел поверхность воды и подал команду:
– Запускать дизели!
Морозов слегка передвинул рычаги, и все находившиеся в кабине начали ощущать слабую дрожь самолета.
Командир воздушного корабля смотрел почти одновременно на гладкую поверхность воды и на приборы, контролирующие работу моторов. То и дело он давал приказания бортмеханику:
– Прибавить обороты правой группы! Левой – убавить!
Самолет остановился точно на линии взлета. И Соколов скомандовал:
– Старт!
Морозов одновременно перевел рычаги, и летающая лодка помчалась, раскидывая по сторонам пласты воды.
Когда тяжело груженный воздушный корабль оторвался, наконец, от поверхности моря, все облегченно вздохнули. Еще один экзамен был сдан и сдан блестяще.
Набрав высоту, воздушный гигант описывал круги над Московским морем. Потом, сбросив в воду балласт, Соколов мастерски посадил облегченную машину на гидродром и подрулил к месту стоянки.
* * *
Загорелые, посвежевшие от длительного пребывания на воздухе, Николай Николаевич и Андрей появились в московской квартире.
Первой их встретила Мария Михайловна.
– Ну, как? – и тут же радостно улыбнулась, – вижу, сама вижу… Поздравляю, дорогие мои!
После семейного обеда Николай Николаевич уехал с Марией Михайловной в гости к Головину.
Вечером Андрей и Наташа, как много лет тому назад, сидели на диване и дружески беседовали.
– Впереди еще немалые трудности. Поднять в воздух «К-2» с нагруженными планерами, то есть целый воздушный поезд, – дело серьезное, – сказал Андрей.
– Ну, а когда эти трудности тоже останутся позади?
– Буду работать над совсем новыми моторами. Профессор Тихонов подбирает группу, приглашает и меня.
– Счастливый ты, Аядрюша, – тихонько вздохнула Наташа. – Только что закончил одно и уже стремишься к новому, неизведанному. Уверена, замечательные дела ждут тебя. Рада я за тебя, Андрюша.
– Знаешь, Наташа, – с неожиданной откровенностью заговорил Андрей. – Ты права – огромное, ни с чем не сравнимое счастье, когда достигаешь того, к чему стремился. Но, если б ты знала, какие страшные провалы бывают – ведь дорога не гладкая… Помнишь мои первые дизели, с которых я начинал еще задолго до войны. Они были проверены, испытаны, пошли в серию. В войну с этими моторами полетели бомбить вражеские военные заводы в глубокий тыл. Полетели, и один самолет из-за неисправности мотора не вернулся. Понимаешь, Наташа, не вернулся, а ведь на самолете люди… твой отец тоже был там.
Воспоминания нахлынули на Андрея.
Наташа без слов поняла его и тихонько сжала большую сильную руку Андрея.
Андрей замер, боясь спугнуть мимолетную ласку. А Наташа в этот момент почему-то вспомнила Соню Маврикиеву. Она не знала, что «цыганочка» погибла еще тогда, когда ее, Наташу, оглушенную взрывом бомбы, добрые люди принесли в станционный барак. С материнской заботой уже простившейся с молодостью женщины она подумала:
«Хорошо, если бы Андрей женился на любящей его Соне».
Она сказала ему об этом с обычной для нее женственной мягкостью.
– Не выйдет, Наташа! Очевидно, мне суждено прожить жизнь одиноким! – с горечью сорвалось у Андрея.
Его тон на миг озадачил Наташу, но вдруг ей стало хорошо… особенно хорошо, совсем как в тот вечер, когда они возвращались из консерватории.
Стараясь говорить прежним спокойно-доверительным тоном, Андрей продолжил свой рассказ:
– В то время я уже заканчивал работу над мощными авиадизелями. Все шло удачно. Но я решил отказаться совсем от дизельных моторов, слишком много принесли они несчастья. Николай Николаевич, когда вернулся и узнал об этом, сказал мне шутливо, но весомо, как только он умеет сказать: «Дезертировать собрался, Андрюша? Не выйдет! Не позволю!» – Поддержал он меня тогда… крепко поддержал…
– Ты же родной для всех нас, Андрюша! Отец тебя любит как сына, а я… Ведь, кроме тебя, из братьев только Юрик у меня остался, – запинаясь произнесла Наташа.
Они еще ни разу не говорили о Викторе, словно он никогда и не существовал – Андрей оберегал Наташу от потрясений, опасных для ослабленного организма. Но тут он не выдержал:
– Виктор по-прежнему мой брат, Наташа! Все, что происходит с ним, мне еще не совсем ясно. Твердо знаю одно: не мог он стать ни дезертиром, ни предателем!
– Но что же?! Что же тогда?! – с надеждой и мольбой воскликнула Наташа.
Андрей высказал ей те же предположения о роли Виктора, что и Чернышев.
– Если б это было так, Андрюша! Подтверждение пришло довольно быстро и совсем просто. Однажды утром Юрик вынул из почтового ящика газету и, как всегда, прочел сообщение Совинформбюро.
– Наташа, знаешь, наш город освободили. Ура! – бросился он к сестре.
– Давай сюда скорее! – Наташа жадно перечитывала строки, извещавшие об изгнании оккупантов из города, где она росла и училась. Сколько радости и сколько горя пришлось пережить там…
Через несколько дней, просматривая новую газету, Наташа вскрикнула от неожиданности. Газета упала сначала на колени, а потом сползла на пол.
На крик прибежала испуганная Мария Михайловна. Наташа бросилась к ней:
– Мамочка! Смотри, смотри, скорее!
В списках награжденных орденами и медалями за участие в освобождении города Мария Михайловна нашла несколько знакомых фамилий. Здесь же был напечатан Указ о присвоении Виктору Николаевичу Кирееву звания Героя Советского Союза.
* * *
Соколов летал без устали, поднимаясь в воздух по нескольку раз в день. В полете гигантский грузовик вел себя отлично. Особенно удачны были взлеты и посадки с полной нагрузкой. Огромная машина пробегала всего тысячу четыреста метров – и двести четыре тонны полетного веса легко поднимались в воздух. Над землей самолет шел со скоростью пятьсот километров в час, а на высоте шесть тысяч метров – шестьсот двадцать километров.
«К-2» прошел все испытания значительно быстрее, чем в мирное время.
Начались пробные полеты с планерами.
Алехинские планеры были легки, надежны и обладали отличной маневренностью. Как и самолет-амфибия, они могли подниматься и с суши и с воды. «Воздушный поезд» с тремя пустыми планерами легко оторвался от взлетной дорожки. Но для «поезда» с гружеными планерами не хватило аэродрома.
Николай Николаевич возлагал большие надежды на реактивные трубы Родченко. Моторы вместе с этими трубами досрочно доставили с завода. Теперь мощность воздушного корабля увеличилась на шестьсот лошадиных сил. Но и этого оказалось недостаточно.
Пришлось временно прекратить испытания. В Наркомате Кирееву настоятельно советовали забыть о воздушном поезде. Даже заместитель наркома уговаривал:
– Построил ты, Николай, отличную грузовую машину, очень нужную нашей широко раскинувшейся стране с ее огромными расстояниями. Скоро пустим «К-2» в серию, ну и будь ты доволен, хорошее дело сделал. Не мучайся с планерами.
– Но ведь будет лучше, если «К-2» за каждый рейс перебросит не пятьдесят, а сто тонн полезного груза?
– Конечно, лучше, но и Балтийского моря не хватит для взлета.
– Хватит, да еще и останется! – рассмеялся Николай Николаевич.
Он не сдавался, упорно думая о том, как сократить разбег воздушного поезда. Конструктора поддерживал лишь один профессор Стрельников, они часто консультировались. И вот однажды Николай Николаевич спросил обескураженного неудачами Алехина:
– Скажите, выдержит ли носовая часть ваших планеров нагрузку килограммов в семьсот – восемьсот? Что если мы поставим на них моторы воздушного охлаждения по тысяче восемьсот сил, ну хотя бы «М-82»!
– Запас прочности достаточный, но зачем же ставить моторы на планер? – недоумевал Алехин.
– Для взлета, только для взлета, – отвечал Киреев. – Будут у нас не планеры, а планерлеты…
Он все же сумел заразить своей идеей Алехина, бывшего до этого энтузиастом безмоторного летания. Идея Киреева была очень проста – обыкновенные винтовые моторы на планерах с самым минимальным запасом горючего, несомненно, облегчат взлет. Кроме того, они дадут возможность летчикам-планеристам, после того как планеры будут отцеплены, в случае необходимости включать мотор и приземляться точно в указанном месте.
Не сразу удалось убедить Алехина, но еще труднее было добиться разрешения на установку моторов. На техническом совете Наркомата предложение Киреева встретили в штыки. Особенно резко возражал известный конструктор Шведов.
– Самолет есть самолет, а планер есть планер, – говорил он. – В авиации гибриды не нужны… Воздух не мичуринский сад…
Пришлось Кирееву обратиться в Центральный Комитет партии. Задуманный эксперимент был разрешен. И вновь закипела работа – на планеры ставили моторы.
Предварительно воздушный поезд несколько раз поднимался порожняком. Когда был назначен полет полностью загруженного воздушного поезда, на заводском аэродроме снова собрались многочисленные зрители. Приехали члены коллегии Наркомата авиационной промышленности и, конечно, профессор Стрельников, многие конструкторы, в том числе и Шведов.
Николай Николаевич волновался, как школьник перед решающим экзаменом.
Воздушный поезд вытянулся в начале взлетной полосы. Соколов, члены экипажа «К-2» и летчики планерлетов заняли свои места. Все было готово к взлету.
Стартер взмахнул флажком. Одновременно включились мощные дизели ведущего самолета и сравнительно легкие моторы планерлетов.
Воздушный гигант медленно тронулся с места. Вот уже натянулись капроновые канаты, и планерлеты поползли по аэродрому. Постепенно один за другим они начали отрываться, следуя на разных высотах за бегущим по дорожке самолетом. Еще миг, и отделится от земли и корабль. Секунды кажутся часами. Катастрофически уменьшается расстояние между самолетом и концом бетонной полосы.
– Форсаж! Дай форсаж!!! – вне себя закричал Киреев.
Соколова не надо было учить, он во-время дал предельный газ двигателям. Еще громче заревели моторы, и все увидели, как появился и стал увеличиваться просвет между колесами и землей.
Громкое «ура!» раздалось над аэродромом.
Первый воздушный поезд в двести девяносто восемь тонн полетного веса уходил под облака.
Это была победа!
Теперь оставалось поднять этот воздушный поезд с гидродрома. Вода не бетон, трудно сказать еще, какой понадобится разбег летающей лодке с тремя планерами. Но уже никто не сомневался в конечном успехе.
…Была мечта, яркая, сияющая. Годами вынашивал ее сначала увлеченный юноша, потом зрелый, сильный человек.
С каждым годом эта мечта становилась все более осязаемой, реальной. И вот наступает день, когда она превращается в действительность. Летчик-конструктор Киреев сядет за штурвал своего воздушного гиганта и поведет его по новой воздушной трассе.
Полковник Киреев мечтал не о перевозке десантов, не о колоссальном бомбовом грузе в люках своего «К-2». Другие мысли, иные надежды волновали его… В районе вечной мерзлоты невозможно построить железную дорогу. Но когда воздушные поезда заменят железнодорожное сообщение, далеко за Полярным кругом вырастут новые социалистические города. Сколько всевозможных грузов доставит «К-2» с планерами в необитаемые прежде места: и сборные жилые дома, и обыкновенные футбольные мячи, и специально выведенные морозоустойчивые семена для посевов «в стране холода».
…Шла война, и когда она окончится, еще было неизвестно. Но уже наши войска гнали врага, очищали советскую землю от оккупантов, и не только один Киреев моментами мысленно переключался на мирное строительство. Несколько дней тому назад Николай Николаевич случайно услышал разговоры солдат о послевоенной жизни. Один из них, совсем еще молодой, собирался учиться и все беспокоился, что отстал от какого-то Мишки, другие тоже с увлечением обсуждали жизненные и хозяйственные планы.
«Эта тяга к мирной жизни, мирному труду характерна для советских людей, – думал Николай Николаевич. – В этом проявляется их вера в завтрашний день, в свою победу».
* * *
Наташа встречала друзей отца и Андрея оживленная, улыбаясь снова заблестевшими глазами. Последние дни принесли столько радости.
Брат, которого в дни оккупации она, перестрадав, заставила себя ненавидеть, оказался не только прежним любимым Виктором, но и героем. Сколько в нем силы, мужества! А он еще так молод. Ей, старшей сестре, хочется научиться у Виктора нести тяжесть так же мужественно, как он. Разве забудешь, кто отец ее ребенка… Свое горе она должна спрятать далеко, чтобы самой изжить его. Она не может, не имеет права омрачать жизнь дорогих ей людей.
Ее пальцы с нежностью перебирали осенние цветы. Целый ворох ярких душистых цветов лежал на ломберном столике. Наташа сделала несколько букетов и поставила их в вазы. Комната сразу стала нарядной.
Эти цветы принес накануне Андрей.
– И где только ты достал, Андрюша, такую роскошь? – спросила Наташа. – Мне кажется, сейчас уже остались одни желтые листья и те в лужах плавают.
– Что ты, Наташа, цветов… много, – смущенно ответил Родченко. Ему не хотелось, чтобы Наташа догадалась, сколько трудов стоило ему достать цветы… Война, да еще такое время года.
Наташа нюхала цветы, пряча в букет разгоряченное лицо.
«Вот Андрюша и снова в Москве», – думала она. Эти два дня без него были какие-то скучные…
Сейчас ей хорошо, хотелось видеть всех счастливыми.
Первым пришел Морозов и следом за ним – Костя Мартьянов с женой и Маргаритой. У Киреевых Маргарита была впервые. Она не сразу решилась идти на этот семейный вечер, – Лена уговорила ее:
– Не надо обижать Андрея, он очень просил.
Наташе новая знакомая понравилась: Маргарита совсем не похожа на Лену, но они обе такие милые, остроумные, с ними интересно дружить.
– Спасибо, что пришли, – искренне сказала она. Сразу же завязался непринужденный разговор.
Только майор Мартьянов нетерпеливо посматривал на входную дверь. Он даже с места вскочил, услышав звонок с улицы.
Мартьянов не ошибся – из передней донеслись голоса Соколова и Николая Николаевича. Наташа поспешила обнять Лидию Петровну.
– Это мой первый выход в свет! – весело сказала Соколова здороваясь.
– Нехорошо запаздывать, – укоризненно покачала головой Наташа. – Особенно вам, дорогие гости, – она смотрела смеющимися глазами то на Николая Николаевича, то на Андрея.
– Ты скажи мне спасибо, Наташа, – возразил Андрей. – Если бы не я, Николай Николаевич и Юрий Петрович до утра просидели бы за расчетами различных усовершенствований к амфибии. Еле их вытащил.
