Текст книги "Пугачев Победитель"

Автор книги: Михаил Первухин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)

Сам генерал Михельсон в упомянутом выше письме Румянцеву говорит: «Завладев Пермью, я мог тогда же напасть и на Екатеринбург, но по многим соображениям предпочел воздержаться, отложив на несколько месяцев. Моей первой заботой было завладеть Шишма– pi неким и другими заводами Шуваловых, запастись новой, более пригодной для партизанских действий артиллерией в виде «шуваловок». Моей целью было не столько захватить сам Екатеринбург, сколько то, что он должен был дать Москве».

417

В записках заводского мастера Хольмстрема шиш– миревский эпизод излагается так: «Богатейший шишмаревский завод дважды подвергся нападению мятежников еще до падения Казани и пришел в плаченное положение. Большинство рабочих разбежались, многие присоединились к мятежникам. Мастера были рсребиты, прогнаны или смещены в простые рабочие назначенным от самозванца управляющим из вотяков Насилием Крещеных, человеком совершенно невежественным и диким. За неимением подлинных заводских рабочих Васька-вотяк, над коим смеялись даже его сотоварищи, поставил на работы несколько сот содер– )i дншихся в цепях дворян обоего пола и настоящие рабочие учинились не только надсмотрщиками и начальниками над несчастными, но их крепостными пи подами и предавались сущему тиранству. На всех

I I Пугячгв-победительпопавших в руки пугачевцев заводах шло беспробудное пьянство. Вместо того, чтобы выполнять данные от казны заказы, особенно на предметы вооружения: штыки, сабли, лядунки, ядра, оболочки для гранат, картечь и прочее, ставшие господами рабочие выделывали сковородки, кастрюли, котелки и другие предметы домашнего обихода. На приписанном к Шишмарев– скому заводу казенном Свят-Ивановском литейном заводе другой вотяк, Гунька, с товарищами употребили двенадцать тысяч пудов красной меди на выделку медной монеты и присвоили ее. Кукляевский оружейный завод, завладев многими тысячами пудов ржаной и пшеничной муки, занялся одной только работой – выгонкой водки и сбывал ее в Сибирь.

На эти заводы налетел бурей славный воитель Михельсон раньше, чем туда дошла весть о разгроме Лодыжкина и взятии Перми. Сопротивление было оказано только на Кукляевском, где пьяные рабочие, отстреливаясь, легко ранили полковника Обернибесо– ва и убили двух его драгун. На Миславском заводе пугачевский управляющий из варнаков Семенихин с товарищами заперся в конторском помещении, откуда стреляли из ружей, однако бежали, едва только был в них выпущен снаряд из полевой пушки. На Шаболовской заводе освободившиеся при нападении на него михельсонова отряда пленники перебили своих тиранов. В четыре дня Шишмаревский и все окрестные заводы были очищены от мятежников. Многие злодеи были без промедления казнены, прочие же подверглись суровому наказанию и под угрозой смерти поставлены на работы. Однако весьма долго наши заводы не могли достигнуть прежнего благосостояния, столь велико было разрушение, причиненное за короткое время мятежниками».

Главное дело было сделано: генерал Михельсон завладел хранившимися в заводских складах бронзовыми «шуваловками» и другими предметами, полезными для вооружения его армии.

Положение дел на Урале тревожило Пугачева и его трлтников. На оружейных тульских заводах, тоже ) и и.ко пострадавших от хищничества рабочих и хо– ш(| кичания управляющих из варнаков, истопников и гому подобного люда, испытывалась нужда в железе, ivi по, стали и меди и все надежды возлагались на ноцио! сырья с Урала.

1С л к мы знаем, сам Хлопуша, который в молодости он I рабочим на Урале и кое-что понимал в заводском до 'И', рассчитывал после рождественских святок «сле– III па Урал и там, во-первых, наладить производст– I". i но вторых, собрать войска и прогнать Михельсо– и,| ti t Перми. .

lb смотря на все предосторожности, принятые Ми– |и/и.соком, слух о его намерении применить к делу принс I авшие больше пятнадцати лет в складах «шу– ии/юпки», проник и в Москву, но там он произвел • i hi , нпечатление. Из близких к «анпиратору» лиц "Hiи только Минеев имел смутное представление " «in ун.чловках» и иной раз думал, не идет ли речь об

pi юнных Шуваловым гаубицах какого-то особого

нищ Кто-то донес Пугачеву, что «шуваловки» «малость ill' п.ше солдатского ружья».

Ну, ежели так, то с эдаким много не сделаешь! —

«анпиратор».– И настоящая пушка не столь

m i ш о палит, а ежели такая махонька, то будет она, |i и | "М, пукать и только всего! Дурак Михельсонов мш! И'П' Голицын-князек – тот мозговатый, что прав– II, I" правда!. На всякие выдумки парень горазд! I |' | ■• и на лыжах бегать лихо обучил. Из снегу валы Нтроит да еще какие?! У казаков многое перенял.

М пат, мозговат, говорю.. А Михельсонов – все по

мини I ам. Немец!

Г | о равшийся в Москве на святках погром, повлек– |"|"> I собой беспорядки и в других городах и больно Ц | ч ншний по созданным Пугачевым плохо дисципли– |"1 'ипоным войскам, выдвинул в первую очередь воп– 1*111 необходимости восстановить порядок и принять такие меры, которые обеспечили бы столицу от новых осложнений. Переживший злую тревогу в дни бунта «анпиратор» крепко засел в Кремле и уже не решался оставить столицу хотя бы на несколько часов. Не решался он отпускать от себя и Хлопушу, заявляя прямо:

Только на твое, Хлопка, варначье пока что и можно положиться! Крупа глупая того и гляди шкандалист примется. А татарчат моих верных напугали, да и где они теперя? Случись что, не дозовешься! Нет, уж посиди-ка ты лучше, Хлопка!

И Хлопуша отложил до лета предполагаемую поездку на Урал.

Но доходившие с Урала и из Оренбурга вести продолжали его тревожить, и он снова и снова возбуждал вопрос о необходимости послать кого-нибудь на восток. Об этом и шла речь в тот день, когда молодой князь Семен Мышкин-Мышецкий рассказал отцу то, что случилось с ним в Раздольном

На заводы можно послать Ильюшку,– нерешительно вымолвил Хлопуша.

Трубецкого князя, то есть Творогова?—невесело засмеялся Пугачев.—Нашел кого! Не знаешь ты его, пса!

Девок дюже любит!

Это что! Пущай! Я сам к бабьятине пристрастен. А только Ильюшка – лукавый черт! Он давно уж подговаривается, чтобы я его в Пал Петровичи, цесаревичи, нашего престолу наследнички, назначил! Вот ты и рассуди: пошлешь его, пса, власть ему дашь да деньги, да все такое, а ему заедет вожжа под хвост, он и почнет на дыбки становиться! Возьмет да и объявит, где ни есть, себя «анпиратором»! Оченно просто!

Не посмеет!

Чего побоится? Первое дело, он не верит, что наша масленица затянется. Мошну набил, погулял, покатался. Сыт по горло. Опять же в Москве скушно ему, его в степь тянет. Вот все это время про Стеньку поминает. Хорошо, мол, Стенька пожил, на персюков

•• шл, княжну, писану красавицу, в полюбовницы »in л. А Москва, мол, кислая...

Пошли кого из Голобородек! Пошлешь их! Так они, стервецы, и оторвутся от Моего тела белого! – сердито вымолвил Пугачев.– Пишись в меня, как пиявки, кровь мою пьют, разду– ниг1., а отпасть не хотят! Помолчав, он продолжал;

Подумывал я было: не послать ли Сеньку Мыш– кинд? А он возьми да и скисни. Помирает. Чахотка и I рудях открылась. Кровью харкает. I! уж совсем глухо добавил:

– – Да оно, может, и к лутчему! Все одно пришлось «.и «то, Сеньку, приказать прирезать альбо удавить. Мимо юлил он мне глаза. Дюже схож с одним парень-

русявым, которого мы с Прокопием охладили. Так

пи и ничего парнишка, Сенька-то, а смотреть на него н« приятно... Напоминает... Ну его!

юпуша предложил еще несколько человек, но 1н|Пиратор» отверг их всех, высказал горькую мысль: Пароду у нас – видимо-невидимо, а полагаться mi п i кого. Людей настоящих нету! Сгоряча, когда лр 11 i.i-я приходилось, этого не было заметно. Драться-

и поди, каждый дурак может, были бы кулаки щороимс. А вот как править пришлось, тут тебе

–и а выходит! Тот дурак стоеросовый, этот—прямо

Ном анный, а тот людей без толку, как хорек кур,

Иушпт. а этот разум пропил, а вот этот в лес смотрит! I но и смотреть на сволоту, что округ нас с тобой

lottpa мась! А еще уменья нету. Ты его спрашиваешь,

• лько глазами моргает.

По-твоему выходит, окромя дворянов и людей

нету?—угрюмо осведомился Хлопуша.

Ие то, Хлопка! Людей-то и промежду, скажем, | н'и.л черного набрать можно, да к какому делу §•<< приставишь? На что он годен? Кабы его подучить,

tf, А в сыром виде—ни к чему. А как его учить,

|'м и 'ю сейчас делать надо? А доверять уцелевшим

дворянам – тоже опасная штука. Вон я на старого Мышкина смотрю. Кажись, и свой человек, а можно ему до конца верить? Ой, не знаю...

А все же на заводы кого ни есть да надо послать! Баклуши там бьют, черти! Дорвались до казенного добра и рады!

А ты сам, Хлопка, найди да пошли! – отмахнулся «анпиратор».– Все одно толку большого не будет. Ну, да авось кривая вывезет!

В конце недели на Урал был отправлен из Москвы бывший писец канцелярии нижегородского губернатора Зиновий Мельников с двумя десятками набранных с борку да с сосенки писарей и мастеров и с личным конвоем в пятьдесят человек хорошо вооруженных людей. Они доехали только до Уфы.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

^ олотой караван из Екатеринбурга, прибытие ко– v горого с таким нетерпением ожидалось в обездене– к евшей Москве, два раза выступал из Екатеринбурга и два раза поспешно возвращался в город под щщиту тамошнего гарнизона.

П первый раз, едва огромный обоз отошел верст на

I и Екатеринбурга, пришла весть, что в окрестно-

х Уфы начался большой бунт тамошних башкир и м н п и * тысячные толпы степняков захватили весь край mi I цу Уфой, Казанью и Самарой.

• лук этот в известной степени соответствовал дей– •нмитольности: восстание, и восстание кровавое, имело

Поводом послужило появление среди суеверных

Пиим пр сгинувшего впоследствии без вести казанского «ширина Мусы, фанатика и, по всем признакам, MiiMtiuiiiHHoro. Муса, в молодости пробравшийся из Ка-

и Астрахань, оттуда – в Самарканд, вернулся

и Рпсгию за год до начала пугачевского движения и • ••"I риобрел известность святого, обладающего дарим и.-целять больных и пророчествовать. Почти накали сстания Пугачева Муса выступил в одной из

Шииш icих мечетей с пророчеством о близком падении |tviii >ro владычества и о восстановлении славного И* щи. кого царства под властью одного из прямых ими.mi hi Чингис-хана. Из-за проповеди Мусы татары Йй ' мно!1.1лись. Казанские власти проведали об этом, ■ vi i n и схвачен и предан суду. Покуда шло следствие, В >' I I идол в местном остроге, а его слава пророка уси– ■м i t. I ливой страдающего от гяуров за святое и правое П.. видимому, богатые казанские татары подку-

пили тюремную стражу, и Муса бежал. Где он после этого скитался, что делал—история не знает, но вслед за падением Казани Муса вынырнул и еще настойчивее повел пропаганду в пользу восстановления Казанского царства и объединения всех мусульман под властью династии Чингис-хана. В него уверовал башкирский князек Нафтулла Юсуфов и дал ему приют у себя, когда «анпираторский воевода» Казани хотел учинить с новоявленным пророком короткую расправу. Трудно сказать, что вышло бы из проповеди Мусы, если бы ему не помогло одно обстоятельство. Поставленный править огромным уфимским краем человек неведомого происхождения, называвший себя Яковом Безродным, буян, злой пьяница и хищник, задумал поживиться у башкир и распустил слух, что им получен из Москвы приказ окрестить всех башкир. Хитрец Яшка, правда, соглашался дать башкирам отсрочку, но с условием уплаты ему порядочной мзды «с кибитки». Башкиры, выдав Яшке «гостинец», тайком отправили в Москву депутацию с жалобой. Яшка изловил депутатов, выпорол до полусмерти и прогнал по домам с предписанием внести немедленно «за непредание смертной казни» новый большой побор. Из-за этого и сыр-бор загорелся. Башкиры поднялись, как один человек, и начался короткий, но кровавый башкирский бунт. Сам Яшка, отправившийся усмирять башкир с несколькими сотнями казаков, был разбит, попал в руки башкир, и по приказанию Мусы башкиры содрали с него кожу. Но потом сами поддались беспричинной панике, кинулись в степи по направлению к Оренбургу.

Вот на этот-то башкирский бунт и наткнулся было екатеринбургский «золотой караван», после чего вернулся в Екатеринбург. Когда башкиры ушли в степи и дорога очистилась, караван снова отправился в путь, но попал в жестокую метель, чуть не погубившую его, и вернулся в тот же Екатеринбург. Два дня спустя из Москвы в Екатеринбург прибыл маленький отряд из недавно сформированного Белгородского казачьего по-

я 1( л. Старшими в отряде были два офицера: хорунжий Миськов и войсковой старшина Матюхов. Белгородцы предъявили коменданту Екатеринбурга, старому та– 0» ному волку Пороховщикову, строжайший приказ от «генералиссимуса» графа Панина, то есть Хлопуши, ни перед чем не останавливаясь, немедленно отправить полотой караван» на Уфу под конвоем в четыреста НйЛ'ЖНЫХ человек с соответствующим количеством liymeic. Пороховщиков не осмелился задерживать ка– |1й1'лн и, отобрав у местного гарнизона почти всех коней и <-и ни, отправил огромный обоз, тем более разросший– ги, что к нему присоединились и многие обитатели Ккйк ринбурга, стремившиеся в Уфу или в заволжские Щюиинции. Между прочим, с тем же обозом пошел н недавно прибывший из сибирских областей ясак И 101ДС песцовых, лисьих, бобровых и собольих мехов, мнимостью свыше миллиона рублей золотом. Опасаясь митр ггь в снегах и порезать коней, на каждые сани Hi I н допущен груз не выше двадцати пяти пудоа lU'iii п.ником обоза был ехавший в Москву новый ■ н|н111 шющий екатеринбургского монетного двора 9|»оп Ипатьев, из рабочих местной гранильной фабри– Вн л конвоем командовал старый пугачевский соратник И1елудяков, теперь называвший себя «князем» и I.... неведомо почему—«адмиралом». Саней, везших 1нип и казенный груз, числилось в обозе 417, кроме Нош 2(Ю саней принадлежали простым обывателям да Hon I hi воем шло сто двадцать саней. Считая возчиков, (ншион и присоединившихся к каравану разных лиц, Пннш Которых было много женщин, людской состав Вн|11.ц< шлея без малого в полторы тысячи человек. Шянешл ий отряд белгородских казаков всего в пят– ■•HH.. II человек с тремя взятыми под багаж и продо– ^Ни. пин' почтовыми тройками сопровождал обоз. Все Нн"1"<лп.ь1 были отлично вымуштрованы, а сивоусый

Врр подхорунжий, хорунжий и войсковой стар-

Hiihi и|юизводили впечатление лихих рубак. Было Ннын. несколько странно видеть среди рядовых двух

совсем белогубых подростков, из которых один больше смахивал на красивую девку, переряженную казаком. Белгородцы, люди общительные, охочие поболтать, посмеяться, пошутить, очень быстро задружили со своими товарищами по путешествию. Как выходцев с юга, их занимало все в незнакомой им обстановке, и они обо всем расспрашивали. Особенно их внимание привлекала партия человек в двадцать, в сопровождении конвоя. Это были арестованные Пороховщиковым в Екатеринбурге дворяне и бывшие чиновники магистрата и берг-коллегии, среди которых находился бывший директор екатеринбургской гранильной фабрики Иоганн Ульрих, саксонец, воспитанник фрейбургского горного училища.

Так, задарма, тащим кабана немецкого с собой! – пренебрежительно скашивая глаза в сторону саксонца, говорил Фрол Ипатьев.– Самой что ни есть вредной человек! Одно слово – немчура! Он за Катьку всегда горой стоял. Его бы давно пришить надо было, да, вишь, заступники нашлись! А он и храбрится, перец: ты ему слово, а он тебе—десять! И все каркает и каркает. Ваша, грит, собачья свадьба скоро капут, потому что, грит, у вас на чердаках заместо мозгов– глина! И ругается здорово! Так и чешет, так и кроет! Почище любого русского, пес!

А вы бы в ответ его матерщиной обложили!– посоветовал, смеясь, Матюхов.

Да у нас никто по-немецкому не может,– сокрушенно признался Ипатьев.– Только то и знаем, что, мол, «дыр тафилы» да «фирфлюхтырь». Рази его, толстокожего, проймешь?

Да неужто никто по-немецки так и не понимает?– полюбопытствовал Матюхов.– Что же вы за народец такой?

А нюжли в вашей дыре, в Белгороде, лутче? – оскорбился Фрол.

Лучше не лучше, а многие по-немецкому здорово чешут. А я так любого немца запарить Moiy! Побывав-

– ==============^=================

hi и в ихней Саксонии в плену навострился... Вот л нашего борова немецкого сейчас разделаю под орех!

Хохоча, он подъехал к саням, в которых лежали пинанные арестанты и с грозным видом принялся и и т ри кивать что-то по-немецки. Окружающие улавли– иа |и только знакомые им слова «тейфель» да «ферфлюх– ггр», но были довольны впечатлением, какое производи– 'III грозные выкрики Матюхова на немца. При первых ■I е словах Матюхова Ульрих сначала побледнел, потом Побагровел, глаза его выпучились, губы затряслись.

Так его! Шпарь! – подзадоривал Матюхова Им гьев.– Ишь, корежит его, катькиного прихвостня! II три, подопри ему бока! Ха-ха-ха!

Громко хохотали И другие, особенно когда немец на очередное ругательство Матюхова стал, задыхаясь, отве– п. ио-немецки и два или три раза тоже упомянул и фель» и «ферфлюхтен». Матюхов два раза замахи– сл на Ульриха нагайкой, но потом отъехал, заявив:

Не стоит руки марать! Л немец после обмена ругательствами с дошлым бел– »дцем лег, закрылся с головой, долго плакал и по– v го шептал:

– Gott sei dank! Aber... aber, das ist wunderbar! Иремя от времени Матюхов слезал с коня и, приса– ипалсь к ехавшему в удобных санях Ипатьеву, уго– .1 'I того хорошей водкой из походной фляжки. Порой •• ним присоединялся и Шелудяков, который, нажив ■I питых хлебах толстое брюхо, норовил как можно

им оставаться в седле. Как-то сам собой разговор

аа сворачивал на общий ход дел. Шелудяков • | алея бодро, уверял, что все идет к лучшему, вот лысо бы зиму пережить, а там и совсем хорошо el Ипатьев довольно осторожно возражал ему, оиался на беспорядки, на разруху, указывал на

I крестьян, упоминал, кстати, и о волную-

н • население слухах, что в самой Москве не все Нолучно и что «анпиратору» никак не удается н крепкую и послушную армию. Впрочем, он про-

шедшей переменой был в общем доволен и указывал причину своего довольства:

Я кто был?—говорил он.– Не только что рабочий, значит, раб, и все такое, но и из рабочих-то чуть не распоследний! До седых волос дожил, а иначе как Фролкой никто не называл. А теперя я кто? Из истопников да отходников в дилехтуры попал! То, бывало, чтобы косушку раздобыть, последнее хоботье в кабак прешь, гол, как сокол, по морозу пляшешь, а теперя на мне шуба медвежья да с енотовым воротником! Да! Прислуги и себе десять человек взял! Так и выходит, что из последних да попал в первые и безо всякой науки. Как был неграмотный, так и остался. А которые пановали, так самыми распоследними изде– лались. А благодаря кого? Анпиратор изделал! Да я за него кажному горло перервать готов!

То-то ты, Фролка, своего же брата, рабочего, теперь в бараний рог гнешь! – поддразнивал Ипатьева Шелудяков.– На смерть засекаешь, чуть что.

А чего им в зубы глядеть? Стоют того,– и деру! На то они рабочие, одно слово – рабы... Я, брат, такой! Я никому потачки не дам! А наши рабочие – они каки таки люди есть? Одно слово, проломлены головы! Опять же вор на воре сидит да вором погоняет. Только не догляди, так они у тебя подметки срежут!

А на тебе шуба-то медвежья чья?—осведомился насмешливо Шелудяков.

Пал Прохорыча... Счетовода нашего!

Дорого дал?

Шесть аршин веревки да кусочек мыльца!—захохотал Ипатьев.—За супротивность анпиратору взял да и повесил А шубу себе взял. Мертвому разе шуба нужна?

А люди бают, всей-то его супротивности и было, что он шубы тебе даром отдавать не хотел!

А хоша бы так, рази грех? Ну, поносил он шубу, попользовался и будет с него. Теперя мой черед!

Ой, смотри, Фролка! – шутливо предостерег его Шелудяков.– Изловит тебя Михельсонов, так он не только что тебя из шубы вытряхнет, да еще душу тою из тела вышибет!

– Очень я их боюсь?! – огрызнулся Ипатьев.– Ми– ««льсонов примерз в Перми, а Голицин в Оренбурге мсгрял. Да они на нас и напасть не посмеют! У наших йозчиков кулаки – пуд не пуд, сорок фунтов тут! А их чуть не тыща. Да твое варначье... Да твои пушки! Пущай кто сунется – сам не рад будет.

– Пушки-то есть, да велика ль с них честь?– гмоллся Шелудяков.—Тяжелы, проклятущие! По такому глубокому снегу их бы на полозьях волоком i и шить, а не на колесном ходу. А мы из-за них как проклятые ползем. А случись что, как-то еще из них налить будем? Пушкари-то наши в белый свет, как в

сйку, жарят. Воронье пугать здоровы. Еще в городе

шкурили, да должно быть на всю дорогу угару «идтит. Два раза я их обыскивал – ничего нету, а отошел – пьют.

Хитер наш брат, мастеровой!—обрадовался Ипа– 1МЧ1. Ежели водки касаемо, так они самого черта нкилпачут!

Мерные четыре дня путешествия не было никаких щишествий Обоз, растянувшийся на огромное рас-

мииие, медленно, туго, но все же двигался. Данный W/iii его охраны конвой держался Шелудяковым в по– |МЛн< и все время, покуда обоз полз по сугробам,

мимики рыскали по сторонам, заезжали вперед, воз– мрщц.члись, а по ночам держали караул. По дороге Иоиндались проезжие, опрос которых удостоверял, что Hpyh'M все обстоит благополучно. Некоторые из проез– Н*и« оповестили, что видели три отдельных отряда

и hi ков, направлявшихся на юг. По описанию это

1мми белгородские казаки. Старшина Матюхов под– Ннермнл предположение, заявив, что часть Белгород– Пни <, казачьего полка выслана из Уфы на поиски 1«|нкир из-за слухов о появлении Мусы и его сторонником В самом деле, утром пятого дня прискакал Вм н.е |д из пяти белгородцев, и командовавший этим патрулем молодой человек с красивыми усиками доложил Матюхову, что вся ближайшая местность обшаривается белгородцами в надежде изловить Мусу. Тот же патруль сообщил, что всего в нескольких верстах белгородцы вынуждены были оставить в овражке у переправы через степную речку Шагалку отбитый ими у шайки грабивших население башкир обоз с несколькими десятками бочонков спирта.

Дюже жалко было!—расписывал докладчик, разводя руками.– То есть такой спирт, ну, чистый огонь!

Пробовали пить, что ли? – засмеялся Матюхов.

Оченно просто! Разбили нечаянно один бочонок, а от него дух... Ну, только тем и попользовались, командир погнал за башкирятами. Пришлось оставить. Не надеемся, что подобрать сумеем добро. А уж и крепок, а уж и духовит! Такая жалость!

Матюхов обратился к Шелудякову с вопросом: нельзя ли что сделать? Ведь и впрямь, добро пропадет. Лучше бы подобрать бочки да представить начальству. Можно награду получить.

Какая там награда?!—вмешался Фрол Ипатьев.– Приказные уворуют, вот и все. Ежели, скажем, самим попользоваться, то дело верное. У начальства водки и без того хватает.

Я бы забрал, да... Да как бы наша сволота не перепилась!—заколебался Шелудяков.

Ну, сволоте можно дать бочонок-другой да и будет с нее. А для охраны остального стражу выставим.

Посмотрим, там видно будет,– ответил уклончиво Шелудяков, что-то соображая.

Уже начинало смеркаться, когда огромный обоз дополз, наконец, до берегов извилистой Шагалки. Выскочившие вперед конники легко нашли склад спирта в десятиведерных бочонках-пузанках. Склад охранялся тремя белгородскими казаками.

До ближайшего поселка, почти совершенно разрушенного при недавнем башкирском восстании, оставалось еще добрых двенадцать верст. Поэтому Ипатьев

|| Шелудяков решили остановиться на ночлег тут же,

травив часть конников за фуражом в ближайшие «угора по Шагалке. Как всегда, из саней был составим круг, внутри которого разместились люди и кони. И собранного по берегу сухого камыша развели много

■ и I |юв. Шелудяков великодушно уступил белгородцам | ццл бочонка, пять отдал возчикам, а остальные забрал

м |>, и отдал под охрану своих казаков и пушкарей.

Ночники мгновенно расхватали водку из пяти бо– I 'пинов, и это только раззадорило жадность сильно м< I" зябших людей. Белгородцы оказались сущими ро-

' ими и допустили, что шустрые пушкари у них на

[ Рли ах скрали два бочонка. Тут же в стане зашушукались:

Белгородцы думали схитрить да зарыли в cHeiy I «ню ■ то ли десять, то ли двадцать бочонков, а кто-то | и * них возьми да и проболтайся Прошке Штанкову, пушкарю, да Мишке Любавчику, казаку. А Прошка да Мишка других оповестили.

.М к Жители выпить на даровщинку потянулись к о1 крытому Прошкой и Мишкой месту. Так как нести гиирт с собой в лагерь грозило встречей с Шелудяко– иым то пили на месте, сколько могли, и старались им пить, как можно больше. Когда Шелудяков, тоже | ни холившийся в сильном подпитии, обратил внимание [нм подозрительное шатание из стана в стан и нагря– I и v и гуда, где лежали припрятанные опростоволосившимися белгородцами бочонки, от их содержимого i щтлиалось уже очень мало. Скорый на расправу Шнлудяков собственноручно избил в кровь двух замш нутых на месте пушкарей, как раз опоздавших Щи дележу неожиданной добычи. А покуда он шумел и щ мри юл, кто-то спрятал несколько бочонков и из охра– I млпинтося стражей запаса. Шелудяков растерялся К и мнхпул рукой.

О том, что произошло дальше, довольно подробно 1|мгсназывает в напечатанных в 1789 году в Риге •Напоминаниях» бергмейстер Иоганн Ульрих.

«Когда нас вывезли из Екатеринбурга, все мы были в глубоком отчаянии. Единственный человек, который не терял бодрости и надежды, был наш уважаемый пастор, господин Карл Винтергальтер, почтенный старец и ученый теолог. Он всю дорогу утешал нас своими речами, в которых советовал верить в милость божью, и подавал нам пример своим презрением к тя гостям зимнего пути.

Мятежники обращались с нами чрезвычайно грубо, проявляя невероятное жестокосердие. Многие из них забавлялись тем, что подходили к нашим саням, вытаскивали из-за голенищ кривые ножи и делали вид, что собираются нас резать. Злодей Шелудяков много раз грозил нас расстрелять, и когда мы ему говорили, что он за сие подвергнется ответственности, он смеялся и говорил; «Донесу, что вы подняли бунт и пытались бежать, почему мне и пришлось с вами покончить! Еще награду получу!»

Другой злодей, рабочий Фрол Ипатьев, руки которого были обагрены кровью многих невинных жертв, без всякого повода бил плетью семидесятилетнюю вдову екатеринбургского протопопа Анфису Успенскую, бил кулаками по лицу больного Арсеньева, человека достойного и всеми уважаемого, грозил всех перевешать и несколько раз изливал неудобоназываемую жидкость собственной фабрикации на сирот бывшего екатеринбургского вальдмейстера Шишкина.

Я персонально был так измучен всем пережитым за сии ужасные месяцы господства подлой черни, что мечтал о смерти как об избавлении, и посему проявлял дерзновение к нашим палачам, полагая, что грубостями своими выведу их из себя и они покончат со мной. Однако бог судил иначе. Случай сей весьма достопримечателен и поучителен, и я хочу сохранить память о нем для потомства.

Из Екатеринбурга с нами шли белгородские казаки. Их начальник, именовавший себя старшиной Карпом Матюховым, на одном из перегонов подъехал к саням,

на коих лежали мы с почтенным пастором, сделал шерское лицо, заскрежетал зубами, замахал нагайкой, а потом, к нашему несказанному удивлению, пересыпая свои слова грязной русской бранью, а также и скверными немецкими словами, прокричал ним на правильном немецком языке: «Сделайте испу– | чнные лица и отвечайте мне ругательствами. Я не гот, за кого вы меня считаете. Ругайтесь же, черт бы нас побрал, а то меня заподозрят. Мужайтесь, час "сиобождения близок!» Он еще раз замахнулся на меня нагайкой и отъехал. Глядя на сие, злодеи смеялись и благодарили его за то, что он якобы нас

шарил». Мы же воистину были в крайнем смуще-

н и и Мы желали верить его обещанию, но верить было и< ьма трудно! Даже полагая, что он и его товарищи (•«лгородцы почему-либо хотели нам помочь, разве имелась для того возможность? Рядом были полторы Тысячи мятежников. Белгородцев же, как мы сосчита– <111, едва набралось пятнадцать человек. Все случивше– ei I представлялось нам неким сном, и мы много раз переспрашивали друг друга, не почудилось ли нам сие. Так, переходя от надежды к отчаянию, мы прожили несколько дней. Лишь один раз упомянутый выше •к ювок снова подъезжал к нашим саням и опять, будто im иная нас проклятьями, подтвердил, что спасет нас.

433

Когда мы расположились станом на берегу реки III и галки, мятежники обнаружили в камышах и в снегу много бочонков с водкой и предались пьянству. Наша | ipiuica из бывших рабочих подавала пример другим. | пфшииа Матюхов вел себя нарочито странно. Так, он избил нагайкой двух наших сторожей за недоста– |' ню бдительный присмотр за нами, а потом притащи и самого Шелудякова к нашим саням и настоял на yen en ни надзора за нами, на что Шелудяков ответил • н|»'иеликим раздражением: «Эти скоты все перепи– III | Не мне же самому сторожить арестантов! Небось, 111 у(ичут!» – «Я пришлю своих людей сторожить их»,– и и" гил Матюхов. И в самом деле, к нам были при-

• • Н ..1-ми победительставлены новые часовые из белгородских казаков, в том числе один женоподобный юноша. Нам казалось, что они обманывали доверие своего строгого начальника: раздобыв неведомо откуда водки, они щедро угощали наших едва державшихся на ногах сторожей. Женоподобный юноша, видимо, лишь притворявшийся пьяным, присел возле меня и шепнул: «Будьте спокойны. Не спите. Готовьтесь». По звуку голоса я понял, что это молодая женщина в мужской одежде.

После полуночи, когда весь захмелевший стан спал крепким сном, та же женщина и с ней казачок разрезали наши веревки, дали нам надеть тулупы и треухи и вывели из стана. Часовые не задержали: они были тоже белгородцы и участвовали в заговоре. Нас провели по глубокому cHeiy на другой берег реки и указали убежище в густых камышах. Там уже были несколько человек, освобожденных белгородцами раньше нас, и среди них до крайности испуганные бедные сиротки вальдмейстера Шишкина. Здесь же мы увидели пожилого офицера в полковничьем мундире, который сказал нам: «Я полковник, а ныне генерал Обернибесоа Мы пришли из Перми, и сейчас начнется расправа с мятежниками. Вам же бояться нечего: мы их собьем и погоним в другую сторону».

Глубоко взволнованные, мы пали на колени и стали молиться всевышнему, еще не веря в свое спасение В это время раздался ужасный крик, подобный вою стаи голодных волков, загремели пушечные выстрелы и по льду мимо нас, подобно черным демонам с пиками наперевес, пробежали люди на лыжах. Через несколько мгновений в стане мятежников грянул взрыв. Как мы узнали после, был взорван зарядный ящик, стоявший у кибитки начальника нашего конвоя, злодея Шелудякова. Памятуя, что в лагере мятежников имеется значительная артиллерия, мы со страхом и трепетом ждали, когда она вступит в действие. Но когда пушки действительно заговорили, один из оставшихся при нас воинов Обернибесова сказал: «Кончено дело!