Текст книги "Пугачев Победитель"

Автор книги: Михаил Первухин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

калеет, что недуг порожден накоплением вредных

ш оп в организме. Но это не ответ, ибо тогда возни-

mi г вопрос, какова причина вредных соков? Другой

I а /нот: сие есть воспаление крови. Но где же причина и.и паленного состояния крови?

Да что ты этим хочешь сказать, медикус? Только то, что вы, филозофы, беретесь за разрешите всех вопросов, не обладая потребными для этого шапилми.

Но мы говорили о народном движении, подня– | им Пугачевым. Причины его, кажется, могут быть пиределены достаточно точно.

Против этого утверждения заявляю протест. Mi и кое народное движение есть явление более слож– нежели заболевание одного человека. Во сколько

е раз сложнее организм государственный, состоящий н I многих миллионов существ, организма одного суще-

I на! Определению поддаются только немногие, броса-

ющиеся в глаза причины. И от определения ускользают тысячи других причин, может быть, куда более действенных. Вот ты же сам поминал о том, что Пугачев пьет, как губка. Русские люди, опьяняющие себя водкой, бывают весьма буйны. Русский народ испокон веков предан пьянству, а потребление спири– туса производит повреждения в здравии телесном и душевном. Вот ты теперь будешь говорить, что причиной этого движения является крепостное состояние крестьян, а я скажу, что причина в отравлении русского народа спиритусом. И оба мы будем правы... А хозяин дома этого скажет, что если бы после великого императора Петра Первого осталось не женское, а мужское потомство и не возникал бы вопрос о престолонаследии, то не было бы и мнимого «Петра Федорыча», то есть не было бы и движения или оно выставило бы другую цель.

Опять же многие еще говорят: причиной движения является то, что на престоле сидит не царь, а царица. Это тоже может быть принято во внимание, ибо народ русский на женщину привык смотреть, яко на существо, стоящее ниже мужчины. Глава дому – муж. Глава государству – царь... Вот тебе еще одна причина!

Но ты-то согласен, медикус, с моей мыслью, что самое движение бунтовщическое служит доказательством болезненного состояния государственного организма и может быть рассматриваемо как тяжкое заболевание.

С этим согласен. Но дальше?

Я бы сказал, что причиной заболеваний и отдельных людей, и общества является неправильное кровообращение-

Медик поморщился:

Сие есть фигуральное выражение, может быть, и весьма красноречивое, но не больше того. Объяснения же по существу всему происходящему сие фигуральное выражение не дает и дать не может. При– и in же его за аллегорию, я хочу сказать, как врач, что многими сведущими в медицинской науке людьми советуется для восстановления правильного кро-

вращения пускать больному кровь из жил. Через

н<> воспаление крови ослабляется. У тех больных, ппнание которых от жара затемнено, наступает проникшие-.

Н-ну, кровь и так уж льется в достаточном

ичестве!– угрюмо ответил натур-философ.– Вон

прибежавший сюда, в Казань, Анемподист, управляющим имением князя, говорит, что за четыре или пять дней пребывания в одном только селе какого-то и I многочисленных ныне Лже-Петров побито до смер– I н человек десять да человек двадцать на веки ип .1,лечены. А на прошлой неделе гусары Михельсо– iiii, говорят, разгромив где-то на берегу Волги одну Пош.шую шайку, перерубили человек пятьдесят да • сотню утопили... Какого же тебе еще «кровопусканию. нужно?!

Мне лично – никакого! – ответил, ставя на блю– м.11-0 допитый стакан, медик.– Но ведь это не от •мил зависит. Вон я и нашей милой больной кровь пускаю вовсе не для удовольствия...

В мто время в столовую вбежал раскрасневшийся II' i|> Иваныч Курганов и, небрежно швырнув на под-

ник свою обшитую серебряным позументом треу-

су, крикнул:

Новость! Только что прискакали гонцы от Фреймана. Пугачев сорвался со своего гнезда и идет i l l Фрейман пытался его сбить в степь, но ничего in мог поделать, так как его два батальона в самый решительный момент перешли на сторону мятежников.

А Михельсон?

Михельсона теснят мятежные казаки. Он, прав– mi пощипал хвост орде мятежников, когда они перепри нлллись через Багровку, но и сам поплатился. Ему пришлось уйти на Самару. Рассчитывает, оправившись, снова ударить на скопища, загородившие дорогу от Самары на Казань. Во всяком случае, сейчас передовые отряды Пугачева находятся уже на расстоянии не свыше полутораста верст от нас...

Хорошее дело,– откликнулся угрюмо старый князь Курганов.– Вот попомните мое слово: нам осады не миновать!

Ничего, батюшка! – отозвался Петр Иванович.– Нам осады бояться нечего. Наши силы растут. Только что почти все рабочие с фабрик Бахвалова записались в волонтеры. Триста пятьдесят человек. Горят желанием постоять за матушку-царицу.

Бахваловские рабочие? – переспросил с сомнением натур-философ.– С чего это они?

В столовую тихими шагами вошла Прасковья Николаевна и попросила врача зайти посмотреть на больную. Иванцов распрощался и побрел домой, постукивая по деревянным помосткам своей старой, вывезенной из Лиссабона, палкой черного дерева с набалдашником в виде шара из слоновой кости.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

П

о желанию старой княгини Прасковьи Николаевны, причт соседней Вознесенской церкви был приглашен на дом к Кургановым – отслужить м" юбствие о здравии болящей княжны Агафьи. После молебствия отец Илларион и дьякон отец Кирилл остались у Кургановых на обед. За обедом | и i n. Иван Александрович не утерпел и заговорил о юм, что занимало умы всех казанцев: о возможно– | in нападения Пугачева на город. Спросил мнение о т а Иллариона о пугачевском движении. Священник. человек уже пожилой, благообразный и славившийся в Казани благолепием своего служения, гру– | I но ответил:

Сие есть попущение господне! Иначе говоря, наказание, нам господом за наши прегрешения посылаемое! – вмешался молодой и речи– ■ гий дьякон.

Да, но это очень уж неопределенно! – протя– н v л князь.– Наконец, если даже принять вашу мысль, отец Илларион, то как же это так? Те самые прегрешения, которые творятся и сейчас, творились п раньше. Например, крепостное право и связанные ' оным злоупотребления или, скажем, всяческие непорядки по управлению, погрешности в отправлении правосудия, обременение населения налогами н прочее. Стоит вспомнить хотя бы времена Бирона. Медь тогда, действительно, ужас, что творилось. | нш стоял. Дышать не смели. И, однако, никто по– нпльнулся не посмел.

– Так-то оно так, но...

Постойте, отец Илларион! Я еще не договорил. Вспомните и последние годы царствования Елизаветы Петровны. Не буду осуждать покойную государыню, но ведь теперь всем, всем решительно в Российской Империи живется несравненно легче. Почему же движение подымается именно теперь, когда все заставляет верить в то, что русский народ ждет лучшее будущее? Границы государства весьма и весьма раздвинуты, безопасность от нападения извне упрочена. Промышленность и торговля развиваются, науки и искусства процветают, во главе государства стоит императрица, высокому уму и государственным талантам коей дивится весь свет.

Пути господа неисповедимы! – вздохнул отец Илларион.– Ум же человеческий весьма ограничен. Но я позволю себе привести для примера один всем в Казани известный случай...

О семье Оглоблиных! – вставил дьякон.– Отец Илларион сей казус любит цитировать в назидание..

Оглоблины? Это не те ли, у которых огромные лавки возле Кремля? – заинтересовался князь.

Те самые. Семья их состоит в моих прихожанах искони. Были они, Оглоблины, торговцами средней руки. Пользовались известным достатком, но в богачах не числились. Всем делом заправлял старый Осип Семенович, который в храме нашем был критором. И было у него четверо сыновей и три дочери. И всех он заставлял работать. Все шло хорошо, но пять лет тому назад, совершенно неожиданно, вследствие одного несчастного случая, в одночасье померла вся семья его родного дяди, тоже Оглоблина, торговавшего с Заволжьем, и наши, казанские, Оглоблины получили громаднейшее наследство от тех, саратовских: чугуно– и меднолитейный завод с колокольным отделением, несколько водяных мельниц, прииски на Урале, лавки в разных городах, канатную мастерскую, и прочая, и прочая. Пришлось на наших Оглоблиных до двух сотен тысяч рублей серебром..

• Однако.

Такое богачество, что и любому князю впору! – in I авил дьякон.

Ну, и вот,– продолжал отец Илларион,– что М(< бы вы думали? Богатство сей семьи возросло и десять или даже двадцать раз, но счастья им не принесло. Один из сыновей Оглоблина, отправившись в Макарьев на ярмарку, там загулял, пропил данные ему отцом для оборота деньги, а потом, придя в умоиступление и не смея показаться отцу ин глаза, наложил на себя руки. Другой слюбился I какой-то мещанского звания девицей и, похитив m бежал с ней неведомо куда. Третий обнару– IIил себя игроком. Одна из дочерей ни с того, ни • сего начала чахнуть. Другая ушла в монастырь. I ргтыо они, Оглоблины, выдали замуж, а она возьми пи и сбеги от мужа с каким-то поляком-католи– кнм, из тех, что жили здесь на положении как бы и ильных.

Что вы хотите сказать сим примером, отец H i :арион?– перебил его повествование князь.

Токмо то, ваше сиятельство, что вот покуда люди пользовались скромным достатком и жили себе, ми мудрствуя лукаво, все шло честь честью. А стоило им разбогатеть, вышло так, как будто они утратили ршиювесие душевное. Семья как бы заболела неким шйиым недутом.

– Отец Илларион и самое-то Емелькино движение приравнивает заболеванию! – вступился дьякон.– По •пи мысли так выходит, что русский народ подвергся |<щ бы некоему поветрию!

Внимательно прислушивавшийся к разговору нами философ Иванцов закивал одобрительно головой.

Мы с Шприхвортом придерживаемся той же «щрии,– сказал он.—Движение, поднятое Пугачевым, может быть уподоблено той болезни, которая в науке

икается гангреной, а в просторечии – «антоновым

"Швы».

«Антонов огонь»? Ну, хорошо. Согласимся смотреть на сие движение, яко на проявление «антонова огня». Но каковы причины?

А что мы знаем о причинах настоящего «антонова огня»?– живо отозвался натур-философ.– Вот давно ли в Москве была моровая язва, сиречь—чума? Пришла чума через южные степи, с Дуная, где находится действующая армия. А откуда она появилась там? Из Константинополя. Туда же пришла, говорят, с какими-то кораблями из Египта. Ну, а там еще откуда-то... Однако ясно одно: болезнь сия – я про чуму говорю – отменно заразительна. Он одного заболевшего передается другому, третьему и так далее. И захватывает не только отдельные города, и но и целые страны. А где причины этой болезни, в чем ее сущность,– сие никто не ведает.

Поднятое Пугачевым движение еще более заразительно, нежели моровая язва,– тихо вымолвил священник.

А по-моему, пугачевщина действует, как опьянение,– вставил дьякон.– Кто наслушается бредней, ими распускаемых, тот уподобляется горчайшему, который в умоисступлении или, скажем, в припадке белой горячки, и на людей, и на животных кидается и на стену лезет.

Ну, с занесенной из Турции чумой власти-та– ки сумели справиться,– сказал князь,– хоть и сидела она в самой Москве, а не в степях приволжских. А вот с пугачевщиной что-то до сих пор плохо справляются...

В это время в столовую влетел молодой князь Иван.

Выступаем! – выкрикнул он.

Что такое? – поднялся старый князь встрево– женно.

Павел Потемкин одержал верх над фон Бранд– том. Решено выступить навстречу Пугачу и разнести его полчища, не допуская их приближения к Казани. Я забежал только собрать кое-какие вещи. Через два

г «ш

мига сбор. Назначенные для выступления части уже собираются на Арском поле.

Гости поднялись и стали прощаться.

Вопрос о необходимости преградить скопищам Пугачева дорогу к Казани поднимался и раньше. Это пила любимая мысль молодого и честолюбивого гене– |шла Павла Сергеевича Потемкина, недавно прибывшего в Казань из столицы. Павел Сергеевич, двоюродный брат уже обласканного государыней Григория Л моксандровича Потемкина, попал в генералы, как • оиорится, фокусом: если бы не то, что его сродник Григорий стал фаворитом императрицы, уже давно охладевшей к своим прежним любимцам Орловым, II шлу пришлось бы долгонько добиваться хотя бы

совничьего чина. Но Григорий «вытащил» и Павла,

и тог в один год из майоров проскочил в полковники, it и I полковников в генералы. И вот теперь он уже в ими ральском чине прибыл с особыми полномочиями в К и iaiib, которой угрожал Пугачев. С его приездом начали подходить и подкрепления. И Павел Сергеевич решил, что сидеть у моря и ждать погоды не прихоти ел: надо идти и насесть на разбушевавшегося мгцнедя в его же берлоге.

На последнем совещании в губернаторском доме по и ому поводу вышел жестокий спор между стариком фон Прандтом, военным губернатором Казани и моло– лмм генералом.

Государь мой,– заявил Потемкин, кусая губы,– и почитаю позорным то обстоятельство, что местные им нети не задавили до сих пор все движение. Слава российского оружия омрачается успехами мятежни-

Доблестные войска императрицы Екатерины про-

I нами ли себя в сражениях с таким неприятелем, как | урки, коих янычарская пехота до сих пор почиталась

бедимой. Тактика Петра Первого, которую приме-

in и после него наши славные полководцы Миних,

Румянцев и другие, состоит не в обороне от неприятеля, а в нападении на такового. Русский штык делает чудеса!

Но фон Брандт не сдавался.

Я сам в молодости имел счастье служить под начальством графа Миниха,– заявил он,– и участвовал в его походе на Крым. Но война с врагом внешним отнюдь не сходна с действиями против мятежников.

Чем это?

А тем, что действующие части определенно знают, кто есть противник. Здесь же им приходится действовать, так сказать, слепо. Вчера село Никитов– ка было полно людьми, законам повинующимися и приказы начальства выполняющими, а сегодня то же самое село перешло на сторону Пугачева. А как вы, ваше превосходительство, полагаете отличить верных граждан от бунтовщиков?

По их действиям!

Это не так-то легко. Кроме того, для действий против мятежников требуется почти исключительно кавалерия, поддерживаемая легкой артиллерией. В столице это обстоятельство упускается из виду. Пехотные же части не могут сделать многого, ибо не в состоянии угнаться за мятежниками, вся орда кото-j рых обладает конями.

Ну, положим, ваше превосходительство! По последним сведениям, у Пугачева сейчас имеется до тридцати тысяч пеших.

Которые, ваше превосходительство, не составляют ядро сил мятежников. Это – хвост. И действующие против мятежников офицеры: полковник Михельсон, генерал Меллин, генерал Муффель, генерал князь Голицын – многократно этот хвост громили, но положительных последствий от этого не было, ибо всегда Пугачев и его ближайшие соратники успевали уйти куда-либо. А вместо разгромленного хвоста незамедлительно отрастал новый, еще больший.

Так в чем же состоит способ борьбы, ваше превосходительство?—сухо осведомился Потемкин.– М< прикажете ли ждать, покуда Пугачеву будет угодно самому сунуться в ловушку.

На сие, ваше превосходительство, не уповаю! Но и полагаю, что покуда не будет применена в более широких размерах та самая тактика, которую уже ■ успехом применяет Михельсон, то есть покуда не Пудут двинуты против мятежников большие кавалерийские части, которые изловят самого зачинщики, нам надлежит воздержаться от рискованных опе-

|ШЦИЙ.

Потемкин презрительно посмотрел на старого ми– н их овца.

Вы считаете рискованной операцией выступление против сброда всякой сволочи, вооруженного толь– кп дубинами да вилами, такого сильного отряда, как дна пехотных полка, два эскадрона Бахмутских гусар мн I ри сотни казаков, не считая моей конной артиллерии?

Считаю рискованным! – стоял на своем фон Нрнидт.—Томский полк весь состоит из новобранцев, in райский на три четверти из новобранцев!

А вот вы, ваше превосходительство, посмотрите, и in эти «новобранцы» расчешут орду Пугачева!

Генерал Павел Сергеевич Потемкин настоял на | ипгм: для охраны Казани был оставлен ее прежний гарнизон, а только что пришедшие полки – • «райский и Томский в составе около трех тысяч мм i t ков – были двинуты навстречу приближающемуся к Казани Пугачеву. Кавалерия Потемки– м п состояла из двух неполных эскадронов Бахмут– РКпго гусарского полка и трех казачьих сотен,

и.шей частью из стариков или юнцов, тоже

и. и.ко что пришедших с Дона. Артиллерия состоя– «I» из четырех шестипушечных конных батарей. It н ряду Потемкина присоединилась и местная дво– ринская конная дружина в полтораста человек, которая находилась под начальством выбранного господами дворянами оставного гвардии капитана Бор– Раменского. Петр Курганов и почти все его знакомые молодые дворяне из местностей, уже разоренных пугачевцами, входили в состав этой конной дружины.

Вся Казань вышла провожать отряд Потемкина. Местный архиепископ Некрарий отслужил напутственный молебен и поднес молодому генералу образ Казанской божьей матери в дорогой золотой ризе. Купечество, собрав значительные суммы по подписке, пожертвовало большое количество съестных припасов, шейных платков и кисетов, а кроме того, вручило Потемкину полторы тысячи рублей серебром для раздачи тем из рядовых, которые особенно отличатся в действиях против пугачевцев. Магистратские чиновники поднесли витиевато написанный адрес, в котором говорилось, что доблестному генералу Потемкину предстоит возродить славу русских богатырей, некогда побеждавших прилетавшего на Русь из азиатских степей Змея Горыныча.

Когда собравшиеся на Арском поле войска по сигналу трубачей тронулись в поход, из провожавшей их толпы горожан понесся гул криков:

Постойте за Русь, родимые! Накажите злодеев!

Офицеры салютовали дамам шпагами. Солдаты,

отбивая темп под дробь барабанов, улыбались и кричали:

Постоим до последнего!

Песенники! – скомандовал Потемкин.

И запевала зарайцев, красивый тощий парень, высоким голосом затянул:

Русский царь собрал дружины..

Хор строго откликнулся:

И велел своим орлам..

Запевала подхватил:

Плыть по морю, на чужбину...

Хор прогремел:

– К иностранным берегам!

Дворянская конная дружина шла в хвосте выступавшей колонны. Множество родственников, друзей, шнкомых и просто любопытных провожало эту дру– | н ну. В числе провожавших были штадт-медикус Шприхворт и натур-философ Михаил Михайлович Иманцов. Они приехали вместе на пролетке Шприх– и( | рта, запряженной старой, откормленной, ленивой о.'пой в яблоках кобылой, которую старый медик называл «фрау Амалия». Лошадью правил такой же, как и седоки, древний кучер Родивон, единственный | рг постной Шприхворта.

Молодцом держатся наши! – похвалил Иван– м"И, глядя на проходивших по четыре в ряд дружинников.

А вот и князек наш! – откликнулся Шприхворт, • ни мая треуголку и размахивая ею в знак приветст– |ш а гарцевавшему на гнедом аргамаке князю Петру Ивановичу Курганову.– А моя милая больная меня не радует, нет, не радует. Перелом болезни должен был Пи давно наступить, а между тем положение остается и<*п.ма неопределенным.

Всего хорошего, Петруша! – крикнул свойски Инанцов молодому князю.– Постарайтесь, голубчики...

Тот, салютуя неумело саблей, откликнулся:

[Ляжем костьми, но не посрамим земли русской!

Ну, нет! Костьми ложиться зачем же? – засме– «ж а Иванцов. – Лучше вы, голубчики, загоните в мать сыру землю проклятого Змея Горыныча!

Мы Емельку живьем сюда притащим, как соструненного волка! – похвалился скакавший с Кургановым рядом его приятель, совсем молоденький Во– /юдл Осколков.

Годи вон придержал старую кобылку в сторону от Пороги и сказал:

А пора бы и вертаться. Не то как бы нас К о I дом не захватило. Вон, туча кака наползает.

Иванцов посмотрел на небо: с севера надвигалась зловещая туча стального цвета.

Домой – так домой!—согласился Шприхворт.– Поворачивай, Родивон. А солдат помочит!

Ништо им! Привышные! – равнодушно заметил Родивон.

Пролетка мягко покатилась по пыльной дороге обратно в город-

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

О

тряд генерала Павла Сергеевича Потемкина отошел от Казани на девять или десять верст, когда

из закрывавших все небо свинцово-серых туч по– • мнились первые, казавшиеся странно большими кап-

ми дождя.

Хорошее предзнаменование! – сказал, подъез– | ал к Петру Ивановичу Курганову, молодой Осколкам.—Дождь на дорогу—к счастью!

Курганов посмотрел на потемневшее небо, потом откликнулся угрюмо:

Ну, радоваться-то, признаться, решительно нечему! Вымокнем, как крысы... Еще простудишься, чего доброго!

– Мама навязывала мне плащ, да я отказался. С..идат не может бояться дождя!—весело улыбаясь, отмстил Осколков.– Посмотри, Петя, какими молодцами идут наши ребята. И в ус не дуют, что дождь идет!

В самом деле, солдаты были даже как будто рады «|' исдю: день был жаркий, идти приходилось по разъ– ■ I .конному большаку, и вся колонна подвигалась в об– UUKO едкой пыли. Пойдет дождь—прибьет пыль, осве-

кит воздух.

А бахмутцы каковы! – продолжал Осколков.– Нот лихие ребята! Нет, пусть мама говорит, что хочет, а л настою на своем: поступлю в гусары. Мундиры у них чудесные, все девицы млеют, завидев гусарами иодца. А, кстати, их офицеры только что выучи– |и меня одной песенке, вывезенной ими из Пруссии, не щ, бахмутский гусарский полк участвовал в Семилетней войне. Как же, как же! Только простая случайность помешала эстандарт-юнкеру Зарубину захватить живьем старого Фрица под Куннерсдорфом Жалко! Тот-то шуму было бы на весь мир! Зарубин и теперь себе пальцы грызет, как вспомнит о неудаче. В самый важный момент, когда он уже прорубился к прусскому королю и готов был его схватить, его конь споткнулся, упал и придавил Зарубина. Такая досада! Теперь Зарубин был бы уже генералом, а он только эскадроном командует. Но надежды не теряет, поклялся честью, что захватит Емельку. Однако у него имеется опасный риваль: сотник Опонько, усатый такой, тоже лихой молодец. Казаки – славные вояки! Опонько собирается Емельку арканом изловить!

Не хвались, идучи на рать! – засмеялся Курганов.– Но что наши – молодцы, то кто же посмеет это отрицать? Одно лишь обстоятельство меня достаточно смущает: как это мы дозволили Емельке такую кашу заварить?

Володя Осколков, полушутя, вымолвил:

Наши дворовые говорят, что он, Пугач, заговоренный. Его, мол, и пуля не берет!

Глупости! А дождь все сильнее и сильнее, действительно, промокнешь до костей. Вот не было напасти!

В самом деле, дождь лил, как из ведра. Сначала истомленная долгим зноем земля жадно выпивала воду, но уже через час на дороге, по которой проходили зарайцы и томцы, стали образовываться лужи. Люди, прежде весело шутившие по поводу неожиданного купания, примолкли. К ногам прилипали комья грязи. Идти делалось все труднее. Напрасно офицеры и сержанты подгоняли рядовых криком «не отставать!» Движение все замедлялось, ряды давно потеряли свою стройность. Рыскавшие по флангам маршевой колонны iycapbi и казаки все ближе и ближе жались к пехоте. Колеса полевых орудий глубоко врезались и раскисший грунт, и здоровые артиллерийские кони иыбивались из сил, таща пушки.

Так прошло время до четырех часов. Проползши <чцс две-три версты, отряд был вынужден остано– ми гься. Для остановки было избрано небольшое село ('нипьино. Потемкин, его штаб и большинство офицеров нашли приют в обширном, оставленном уехавшими в Москву владельцами помещичьем доме, солдатам же пришлось частью разместиться по крестьянским избам и овинам, а частью остаться под откры– пjм небом и мокнуть под холодным, пронизывающим по костей, словно осенним дождем. Артиллерия расположилась под обширными навесами старого кирпичного завода. Конные разъезды из гусар и каза– | он были высланы вперед для разведки. В полувер– . re от сельца были расставлены звеньями часовые пехотинцы.

Прошел час, прошел другой, а дождь продолжал лить. Почва превратилась в подобие киселя, а боль– шик казался не столько проезжей дорогой, сколько можем потока.

Дворянская конная дружина сторожевой службы иг несла. Ей Потемкин поручил охрану одного из • гратегических пунктов на самом краю сельца, где начиналась старая липовая роща, граничившая с убоги м деревенским кладбищем. Дружинники, по большей части зеленая молодежь, расположились в роще, разни мшись на отдельные маленькие группы. У несколь– | их, запасливых, оказались войлочные полости и хол– цр'ные полотнища, из которых можно было соорудить под развесистыми липами небольшие навесы, позво– пжшие укрыться от дождя. Кое-кто попытался разве– ■ hi в роще костры, чтобы обсушиться, но собранные тут же в роще гнилые сучья не столько горели, сколько тлели, неимоверно чадя.

– Ну, как тебе это все нравится?—обратился Hi-гр Иванович Курганов у своему приятелю Володе Осколкову.

Оба сидели под столетнею липой на ворохе мокрых листьев, стараясь укрыться от дождя.

Хорошо, да не очень! – признался Осколков с недовольной миной.– Право же, я начинаю бояться, что все-таки простужусь. Бедная мама! Воображаю, как она сейчас за меня беспокоится!

Первый блин – комом,– угрюмо вымолвил Курганов.– И надо же было пойти этому дурацкому дождю! Две недели подряд держалась чудеснейшая погода, а стоило нам выступить в поход – извольте радоваться!

Подошедший к разговаривавшим дружинник – уже не первой молодости мелкий помещик Коптев, хрипло засмеялся и сказал:

Для хлебов хорошо. Засуха губила урожай. Для нас же – маленькая неприятность. Но надо полагать, все кончится хорошо. Дождь ведь не может идти долго, не осень, слава богу. Пойдет еще часок-другой, а там и перестанет. Ну, и пойдем вперед.

Земля раскисла.

Так это ненадолго, князюшка! Земля, как губка, она влагу вот как впитывает. Завтра утром сами посмотрите: ни одной лужицы не будет.

Значит, заночуем здесь? – спросил Осколков.

Отчего бы нет? Разве место плохое?

Место как место. Да ведь мы же отошли от Казани не больше, как на двадцать верст.

И двадцати не будет, князюшка!

А рассчитывали без передышки отмахать верст сорок, переночевать да и опять.»

Молода, в Саксонии не была!—засмеялся снисходительно Коптев.– Война—такое дело. Тут больше, чем где-либо, человек предполагает, а бог располагает. От погоды многое зависит, батюшка мой. Сам король прусский, вояка не из последних, как изволите знать, не раз небу кулак со злости показывал в дни войны: он, Фридрих, составит план действий, а дождь или трот нмсшаются, и вся его диспозиция прахом идет. • in уж так!

Но ведь драться-то можно и в проливной до кдь!– заявил задорно Осколков.

На кулачках, сударь мой, отлично можно и и и» |.дь, хотя бы и проливной,– заметил Коптев на– | I шштельно,– и даже лучше, не так упаришься, еже– ш тебя сверху дождичком поливает. Но маршировать

у дождем – иное дело. Сами изволили видеть. По

I" | I а менту покойного императора нашего Петра А жчссеевича в походе полагается пешему проходить и мае от пяти до шести верст, а кавалерии от десяти и до двенадцати на легкой рыси. А вы сами изволили пи деть, как мы плелись последние два часа. Еле-еле Моги от земли отрывали.

Курганов и Осколков! Вас командир требует! – крикнул какой-то дружинник издали.

Князь и Осколков отправились на опушку, где mi | ду двух лип под косо натянутым войлоком пребы– идл командовавший дворянской дружиной Бор-Рамен– II кий.

Ну-ка, вы, адьютанты! – обратился Бор-Ра– мпнекий к салютовавшим ему по-военному молодым июлям.'—Слетайте-ка вы, молодцы лихие, к генера– IV. доложите, что у нас тут тишь, да гладь, да

благодать. Мертвецы из могил на кладбище

■ |ц> не вылазят, боясь, должно быть, простудиться. И* приятеля, сиречь, емелькиной сволочи,– и духом м< пахнет. Значит, все обстоит благополучно, но иегьма скучно.

Слушаюсь!—ответил Курганов.

А затем, друг вы мой любезный, извольте щросить у генерала, каковы будут его намерения по отношению к моему храброму ополчению? Неуж– |о же придется нам, в самом деле, ночевать в сей роще?

Сопровождавший Курганова его любимый дворовый 'Килька подал барину коня. Курганов и Осколков поехали ленивой рысцой из рощи через село к барскому дому, чуть видневшемуся сквозь мглу рано пришедших сумерек.

Генерал Потемкин занимал в помещичьем доме большой и угрюмый кабинет хозяина, где на стенах висели в дубовых рамках, сработанных руками домашнего столяра, английские гравюры с изображением сцен из охотничьей жизни. В этом кабинете генерал радушно принял посланцев Бор-Рамен– ского.

Промокли, господа?—осведомился он.– Ну, ничего! Бог вымочил – бог и высушит. А с чем пожаловали?

Курганов, как старший, сделал доклад, не преминув повторить и слова Бор-Раменского о мертвецах, которые, боясь простудиться, не вылезают из своих могил.

Узнаю моего милейшего Павла Петровича! – засмеялся генерал.—Довольно и одного покойничка, который совсем уж некстати вылез из своей могилы.

На розовом юношеском лице Осколкова появилось выражение полного недоумения.

Не поняли, юноша? – улыбнулся Потемкин.– А кто же сей «маркиз де Пугачефф», как его называет друг нашей государыни, французский филозоф и острослов, господин Аруэт, именующий себя Вольтером? Кто же, как не гнилой труп покойного императора Петра III, чьим-то злым колдовством на горе русскому народу вызванный из могилы и бродящий по России, сея кругом умственную заразу, которая хуже всякой восточной чумы.

Осколков, вспоминая речи Бор-Раменского и других членов дворянской дружины, поторопился сказать:

Доблестные и непобедимые войска нашей великой государыни не замедлят загнать сей живой труп снова в могилу. А вы, ваше превосходительство, наш любимый вождь, загоните в спину сего зловредного упыря осиновый кол, дабы больше не имел он возмож-

МП! Ill выходить из могилы и тревожить покой госу– | 11 п-тна российского, на вечные времена.

С божьей помощью! – отозвался учтиво Потем– | им. Постараемся честно исполнить наш долг перед | м ударыней и нашим отечеством!

Мы все горим нетерпением сразиться с ордой м i м исника!– вставил Курганов.

Надеемся, что сия оказия представится верным • м и дм отечества не позже, как через два дня. К со– | I лснию, из-за дурной погоды наше наступление н«'1 только замедляется...

Что же прикажете сказать нашему командиру?– ■ просил Курганов.

Вашему командиру? Ах, да! Скажите ему... Впрочем, нет! Я пошлю к нему кого-нибудь из моих офицеров. Вам же, господа, предлагаю на эту ночь

пользоваться моим гостеприимством. Думаю, в этом

дпмс вы найдете некоторые удобства, которых нет в шпоной роще. А перед Бор-Раменским я уж сам и шпнюсь за то, что осмелился отнять вас у него. И Hi re, обсушитесь, а через час покорнейше прошу ко мне выпьем по стаканчику пунша-

И кабинет вошел высокий плечистый офицер в пол– Кпмничьем мундире. Это был Архаров, родственник Потемкина.

Новости? – небрежно спросил Потемкин.

Никаких. Дождь усиливается. Единственная но-