Текст книги "Разговорчики в строю № 3. Лучшее за 5 лет."

Автор книги: Михаил Крюков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 53 страниц)

Самаль     Подруг

В израильской армии отношение к оружию чрезвычайно интересное. С одной стороны – трепетное, с другой пофигистическое…

«Оно мне как подруг, да!»

Курс молодого бойца в израильской армии – это тема для бесконечных историй. Чего стоит только КМБ длительностью два(!) дня для секретуток и писарей. Называется – «Тиранут 00». Говорящее название, не правда ли? Но в 1998г. минимальный КМБ составлял около одного месяца и назывался 02. Уровень подготовки не хочу обсуждать, скажу прямо – выходцы такого КМБ поступали в нестроевые части, и единственное, что требовалось от них, это не перепутать ствол автомата с прикладом. Но жизнь штука странная, и среди серой массы халявщиков, болезных, туповатых и т.д. попадались жертвы военного психолога (КАБАНа – кацин бриут нефеш – офицер здоровья души). Зачастую мнение его основывалось на двух предпосылках: в армии служить должны все. Но тот, кто хочет в боевые части – сумасшедший. Не хочу оспаривать мнение дипломированного специалиста, но встретить бы этого товарища на тёмной улице…

Одной из жертв такого специалиста был парень кавказского происхождения, отдававшийся службе всей душой. Не знаю, был ли в тот призыв на нестроевом КМБ более исполнительный и физически подготовленный солдат. Приказы командира воспринимал буквально, во время марш-бросков волок на себе 2-3 малохольных будущих писарей или программистов вместе со всем их снаряжением, на стрельбищах стрелять мог с закрытыми глазами. К винтовке (М-16-А1), старенькой, потёртой, измученной бесчисленными поколениями солдат, он относился предельно трепетно. Легче было найти посреди пустыни воду, чем нагар в казённике его винтовки. Он правдами и неправдами сменил у оружейника треснувшее цевье (мадпесим), купил за свои деньги хороший ремень, купил специальные чистящие средства и отдраил от ржавчины все детали… Перечислять можно долго, однако такое отношение к оружию ещё не выходит за рамки обычной любви к своему (пускай и временно) оружию. Всю глубину его любви к нему мы выяснили несколько позже.

На КМБ мы спали в стандартных, 20-местных палатках. Изголовья раскладушек стояли возле стенок, а так как автомат солдат во сне должен хранить под подушкой, зацепив ремнём за раскладушку, то наш сержант проверял правильность хранения очень просто – он просовывал руку в щель палатки (их оставляли для вентиляции) и касался ствола. Если есть ствол – есть солдат. Нет ствола – нет солдата. Или это не солдат… И в одну из ночей он таким образом попытался нащупать автомат кавказского (читай – горячего) еврея. Не нащупав его, он попробовал определить, на месте ли солдат, лёгким похлопыванием в окрестностях изголовья…

Мы проснулись от страшного рёва и шатания палатки. Парень, вообразив, что его любимый автомат хотят похитить, ринулся на обидчика прям сквозь стенку палатки. На наше счастье (всех тех, кто спал с ним в одной палатке), палатка оказалась существом разумным и пропустила кавказца сквозь стенку. Те, кто жил в таких палатках, должны понять, насколько это героический поступок – проломиться через её стенку. Мы же, проснувшиеся от страшных звуков, выскочили наружу спустя несколько секунд через выходы. Не совсем было понятно, где, кто и кого бьёт, но звуки были характерные. Наконец один из нас, видимо более проснувшийся, сообразил, что жестокая битва идёт между палаток, в тени. После этого он выволок из тени упирающегося и кричащего: «Я убью эту ****, этот террорист мой автомат украсть хотел!» На шум уже подбежал другой сержант, и после короткого разбирательства стало ясно, что не было террориста, не было похищения, а было неправильное хранение автомата в обнимку под одеялом. Результат: один сильно побитый сержант, один оставленный на выходные на базе солдат.

Правда, нам было не совсем понятно, для чего спать в обнимку с автоматом, и на прямой вопрос, типа зачем ты спишь с автоматом, он тебе что – друг?:) Мы получили не менее прямой ответ – «Оно мне как подруг, да!»

 Самаль     Мерзкий тип

А вот обратный случай отношения к оружию. Спустя два с лишним года, стал я на одной базе сержантом караульного взвода. Солдат постоянных у меня в подчинении не было, но способом ротации ко мне попадали все служащие базы – офицеры (и приравнённые к ним прапорщики) как начальство, солдаты как подчинённые. База наша была хоть и небольшая, но не смогла избежать присосавшихся трутней. В израильской армии трутни называются «спортаи мицтайен» (отличившийся спортсмен). Эти солдаты службу не несут, она их с трудом выносит. Но если на крупной базе несколько таких трутней теряются в общей массе, то на небольшой даже парочка таких начинают разлагать коллектив. Пример – несение караульной повинности. Саша – механик-электрик башен танка «Меркава». Так как электрики в башнях много, а ломаться она любит по поводу и без повода, приходится ему кататься по разным базам, где расквартированы эти танки, и чинить их на месте. Но время поездки – вещь гибкая. И порой, только вернувшись с одной базы, ему приходилось заступать в караул (это после суток тяжёлой и грязной работы) вместо уехавшего на спортивные сборы спортсмена, а сразу после сдачи поста уезжать на другую базу. Но все-таки человек – не блоха, и сколько не прыгай, а приземляться нужно.

В армии государства Израиль увольнительные (пасы) выписывают на различные сроки. Максимальный – полгода. Но даже хотя бы раз в полгода тебе придётся явиться на базу для продления увольнительной. И в этот момент, пока старая увольнительная уже закончилась, а новая ещё не началась, можно хитрого огурца взять за жабры. Что и было проделано. Заявив прапору (расару), что кровь из носу нужны новые батареи для раций, я упросил его съездить на главную базу за ними именно в тот день, когда должен был вернуться спортсмен (назовём его Ицик – имя значения не имеет). Составил список караульных и подсунул его на подпись в тот момент, когда ему уже некогда было вчитываться в фамилии. И вписал в него Ицика! Правда, если бы я знал, чем это закончится…

Ицик явился на базу, как всегда в гражданском, на автомобиле, без оружия (его можно хранить дома под двумя замками, либо в полицейском участке) и сразу направился к кабинету расара за новым пасом. Его сопровождали ухмылками все ребята, которые были в курсе событий, то есть полбазы. Наткнувшись на запертую дверь, он совершил глупый поступок – зашёл в кабинет командира базы. А у того на столе лежал список караульных на те сутки. В результате Ицик вылетел через 15 минут, сопровождаемый матами командира (не в форме! без оружия! а тебе в караул!) и судорожно сжимая в руке увольнительную на полчасадля того, чтобы съездить домой за формой и оружием. Сразу за дверью Ицик заметил все русскоязычное население базы, которое лежало пластом от хохота, и понял все… Он пригрозил мне всеми карами небесными, в ответ я спокойно показал на часы. Оставалось двадцать минут. Ицик сообразив, что карать меня пока некому, а его вполне могут, и вместо очередных сборов он вполне может загреметь на губу, принял стратегически правильное решение и полетел на машине до дому…

Через два часа я вместе с командиром, довольно потирая руки, ждал его на КПП. Командир оказался свойским человеком и, когда я ему объяснил суть комбинации, сказал:

– Хорошо придумал! Может, этот футболист куев подаст рапорт о переводе, и нам наконец пришлют ещё одного механика взамен…

Мысленно прикидывая, какие статьи упомянуть в рапорте на этого опозданца, я ждал. Ицик не появился через час. И не появился через два. И только на исходе третьего часа из подъехавшего автобуса вывалился измятый Ицик в форме. Как оказалось, кошелёк с правами он забыл на столе комбазы и по закону подлости доблестные ДПСники тормознули его и мурыжили до выяснения обстоятельств. Пока он объяснял это комбазы, я пытался понять – чего же с ним нету… Вроде, и беретку прицепил на плечо… И ботинки военные… И автомат… А где автомат?!

–Ицик! Где оружие? Ты как в караул заступать собираешься?!

–Автомат? Какой автомат? Ах, автомат… Аа-а-а-а!!! Водила! Мерзкий тип! Я же просил его напомнить мне, чтобы я забрал из багажника автобуса автомат!!!

То, что случилось дальше, это уже совсем другая история…

Maiki      Операция «Иракская свобода»

Как бесстрашные монголы спасли базу

(военные зарисовки)

Выбрался я в кои-то веки за холм. Как раньше было: едешь в Афган, за речку, а вот в Ирак – это за холм, – его кувейтяне нарыли после первой войны в 1991.

Пункт назначения – база Чарли, что в славном шиитском городке Хилла, неподалёку от Вавилона. База коалиционная, всех понемногу, но, в основном – поляки и монголы.

Жизнь не райская – миномётные обстрелы каждую неделю, но живут в казармах или в домиках, а не в палатках, да питаются не сухим пайком, а нормальной горячей едой. Проблем с душем у ребят тоже нет.

Все было путём, пока духи не решили подорвать базу к едрёне матери, использовав при этом камикадзе на грузовике. Время подобрали подходящее – раннее утро, когда личный состав завтракает перед патрулированием.

Идея была пробить дыру в заборе направленным взрывом, а потом пустить в неё грузовик. Идея, в общем-то, неплохая, особенно учитывая, что поляки, да и остальная коалиция, обычно бежит в убежище при звуках грома, не говоря уже о чем-то более серьёзном.

На этот раз на вышках были монголы. Честно скажу – с дисциплиной у мужиков все в порядке – я такой не видел даже в американской армии. И это при том, что получают они меньше всего из всей коалиции – около 300 баксов в месяц (офицеры), а солдаты ещё меньше.

В общем, направленный взрыв удался – дыру духи пробили. Монгольские солдаты единственные, кто остался на посту, и при прохождении грузовика просто расстреляли его за 100 метров до забора.

Дух взлетел на воздух, вся улица разрушена. Коалиция не потеряла ни одного солдата – только несколько раненых – в основном, шрапнелью и осколками стекла.

PS: По возвращении обязательно подниму тост за монголов – душевные они ребята. Да и в Россию верят безгранично!

Свободная тема

Волчок-серый бочок     Он

Когда грянула великая и бескровная, Он учился в кадетском корпусе; отец, оба дяди и старшие братья ушли на Дон, воевали в Марковском полку и нашли свою смерть кто в донских степях, кто в каменноугольном бассейне, кто в Крыму. Его же оставили, строго-настрого наказав присматривать за матерью и сёстрами. После окончательной победы красных, из Казани они перебрались в Москву, за Его спиной были десятки поколений русских офицеров, но в военное училище его не брали как классово чуждый элемент. Впрочем, на работу тоже не брали, и Он перебивался случайными заработками, не брезгуя никаким, даже самым тяжёлым, трудом. В двадцать восьмом мать арестовали, и менее чем через месяц она умерла на Лубянке. В тридцатом ему неожиданно удалось поступить в педагогическое училище, что само по себе странно: оказалось, что классово чуждый элемент не может быть офицером РККА, но зато может учить будущих офицеров и рядовых той же РККА. Окончив педагогический с отличием, Он работает в школе, но каждый год не оставляет попыток поступить в училище и стать офицером, и в тридцать восьмом Он так же неожиданно, как и все в его жизни, становится курсантом. Далее сведений о нем нет, но в ноябре сорок первого Он в звании старшего лейтенанта командует ротой под Москвой, и в той роте целых двадцать пять бойцов, из которых половина почти не призывных возрастов; но позицию рота занимает такую, какую должна занимать полнокровная рота. Одной из темных ночей из его роты немцы захватывают языка, пятидесяти пятилетнего татарина, который и по-русски то почти не понимает. Наказание – штрафной батальон. Полгода Он на самой что ни на есть передовой, ранен, смыл позор кровью.

Декабрь сорок второго: их батальон штурмует безымянную высотку, у которой и названия-то нет, а только порядковый номер «высота номер такая-то». В бинокль Он наблюдает, как кинжальный пулемётный огонь с высотки вначале выкашивает первую роту, потом таким же образом укладывает вторую. Его вызывают к комбату. Он уже знает, зачем и что ему сейчас прикажут; впрочем, должно быть, Ему было все равно, своё решение Он уже принял. Комбат поставил задачу старшему лейтенанту взять высоту такую-то.

– Товарищ капитан, считаю необходимым провести артподготовку, иначе и людей положим, и высоту не возьмём.

– Товарищ старший лейтенант, приказываю взять высоту такую-то, выполняйте.

О чем он думал в этот момент? Ведь знал наверняка, что случится дальше, впрочем, этого «дальше» и оставалось-то минут на десять.

– Я людей на смерть не поведу, считаю необходимым провести артподготовку. (Наверное, в этот момент многие поколения предков-офицеров смотрели на последнего из Рода и одобрительно кивали головами.) Тройка собралась быстро, приговор – расстрел. Рота видела, как их командира вывели из землянки и повели в сторону ближайшего оврага, правда, не отвели и на двадцать шагов, вернули обратно.

Приказ вышестоящего командования гласил: комбата снять с занимаемой должности до особого разбирательства за неумелое руководство вверенным ему подразделением, а Ему за невыполнение приказа, учитывая, что в сложившейся обстановке…. и т.д., но между тем…, заменить расстрел штрафным батальоном. В сорок третьем Он принял свой последний бой; из их роты, в состоянии почти «двухсотом», в живых осталось два человека, Он и безымянный рядовой. В госпитале, чудом выжив, Он познакомился со своей будущей женой. После войны Он снова работал учителем математики в обычной средней школе, жил как все, только никогда ничего не рассказывал о той войне, да его и не расспрашивали, так как орденов и медалей Он так и не заработал.

Война настигла его в семидесятом – последствия ранения. Одним ярким весенним днём семьдесят второго, уже будучи тяжело больным, он позавтракал яйцом всмятку, погулял по цветущему яблоневому саду, в обед позволил себе сто пятьдесят и папиросу, что в последнее время позволял себе нечасто, и, как обычно после обеда, ушёл к себе. Когда Его пришли будить… Весну он забрал с собой.

Он – это мой дед.

О том, какой он был, мы узнали, когда его не стало, но это тема для отдельного рассказа. У меня на столе стоит Его фотография, и, глядя на него, я все время задаю себе вопрос: а как бы поступил я?

Тафарель     Розы

К любимцу всего техсостава старшему лейтенанту Игорю Пермякову приезжала на побывку жена. По рассказам Пермякова весь гарнизон знал, что она, Аллочка, очень любит розы. Ещё Аллочка очень любила маму. И жила на её попечении в Питере. Периодически Пермяков делал попытки вызвать жену к себе, на побывку. Так же периодически жена находила отмазки и не приезжала.

– Ждёт, пока генералом станешь – подкалывали лейтёху.

– Короче, последний раз её зову, не приедет – развожусь, – решительно заявлял Пермяков сослуживцам в минуты откровения.

Но Аллочка на этот раз согласилась.

– Чтобы стать женой генерала, надо выходить за лейтенанта, – объясняла она свой поступок подружкам. И хоть иногда приезжать к нему в гости, – добавляла, немного подумав. Подружки отвлекались от просмотра мыльной оперы, хлопали в ладоши, весело повизгивали и выражали уважение своей мудрой товарке.

А в общежитии полным ходом шли приготовления.

Сосед Пермякова по жилплощади, старший лейтенант Бура, за небольшую мзду в виде пары капель горькой согласился на недельку очистить помещение. Кровати были стянуты в центр комнаты и связаны (по совету старших товарищей). У прапорщика Ляшенко была одолжена клетка с канарейкой для уюта. В городе было закуплено шампанское и десяток свечей. После недолгих колебаний за день до приезда в оборот был снова взят старший лейтенант Бура, который за дополнительную мзду согласился достать розы, сотню роз. У Буры девчонка работала в местном дендрарии, где выращивали свежие цветы для нужд обкома партии. Из-за дефицита времени Буре была обещана ещё одна доза за транспортировку и разбрасывание роз по комнате (романтика!).

Игорь уехал в город и должен был вернуться часам к шести вечера. Но как назло, питерский поезд опаздывал, опаздывал жутко. Игорь выкурил все сигареты, обследовал вокзал, познакомился со всеми патрулями и ментами, успел заметить, что в ресторане есть армянский коньяк, и потихонечку начал расстраиваться, когда долгожданный поезд наконец появился из тумана. Аллочки не было. Ни в её вагоне, ни в других вагонах, ни на перроне, ни под перроном, ни в багажном отделении, ни под ним – нигде.

Встревоженный лейтенант пометался по вокзалу, нашёл переговорный пункт и позвонил в Питер. Ответил заспанный голос Аллочки.

– Алё, Алла, ты дома? Я же тебя здесь жду!

– Ой, Игорёк, такое случилось, такое случилось! Я уже собиралась ехать на вокзал, ждала такси, а тут Наташка позвонила, Ты не представляешь, какое несчастье. У неё Тошка померла.

– Аллочка, милая, кто такая Наташка, кто такая Тошка? Чего ты плачешь? Я тебя жду!

– Ты, Игорёк, никогда мною не интересовался, и даже не знаешь, что Наташка – это моя лучшая подружка, а Тошка – это её болонка. Смышлёная такая, забавная! Ой, жалко, что ты её не знаешь.

– Кого, Наташку?

– Да нет же, нет, Тошку.

Лейтенант начал терять интерес к беседе, посматривая на манящие витрины вокзального ресторана. Призвав чувство такта на помощь, Игорь продолжал беседу.

– Так Тошка ж сдохла.

– Вот, я и говорю, я так плакала, так плакала, мне мама давала валерьянку и мы её похоронили.

– Кого, маму?

– Бестолковый ты, Игорь, собачку похоронили.

На всякий случай Игорь спросил:

– Ну хоть отпели?

На втором конце провода бросили трубку. Странно, но Пермяков почувствовал облегчение. Идёт она в…

В ресторане, сытно поев и опустошив бутылку коньяка, принялся думать, разводиться или не разводиться. Потом вышел, неизвестно каким макаром миновал патрули, неизвестно как добрался до части к полуночи, но известно, что всё это время он смотрел на свою руку в новой перчатке (вторая куда-то исчезла на вокзале), переворачивал её ладонью вниз, а потом вверх, вниз, потом вверх.

– Разводиться – не разводиться, разводиться – не разводиться, – бурчал себе под нос лейтенант в такт движениям кисти руки. Подвыпивший мозг забыл, что сосед, Бура, изгнан из квартиры, потому Пермяков очень тихо и аккуратно попытался проникнуть в помещение. Не зажигая света, скинул обувь и приставным шагом направился к кровати.

Офицерское общежитие проснулось от тяжёлого стука, мата и завываний. Из-за двери квартиры старших лейтенантов Пермякова и Бура доносились звуки побоища. Кто-то падал, переворачивал мебель, кричал и кого-то проклинал. Офицеры повыскакивали из своих комнат и столпились около двери. Капитан Кротов в сапогах и семейных трусах в клубничку стоял около косяка с табельным пистолетом в руках. На правах старшего по званию дал команду – ломаем. Лейтенант Чуприн, взяв короткий разгон, пнул по двери и выставил её вместе с косяком. Включили свет. Посреди квартиры, посреди благоухающих свежих роз на четвереньках стоял старший лейтенант Пермяков. Отыскав мутным глазом пятачок пола, свободный от шипов, попытался встать, но потерял равновесие и снова грохнулся на проклятые цветы. Упорный Игорёк матерился и не оставлял попыток встать, снова падал всем телом на колючки и матерился, пока товарищи не отволокли его, окровавленного и расцарапанного, под стенку.

– Ну её на хер с её розами. Это она мне напоследок, гадюка. Я вам точно говорю. Я её знаю.

Взял один цветок, посмотрел на него как Ленин на буржуазию, бросил в стенку, посмотрел на незажжённые свечи, на окно, за которым поджидало холодное шампанское, на пару бокалов, примостившихся на тумбочке.

– Красиво, чёрт побери. Красиво!! Развожусь красиво! Шампанского! Всем шампанского!

– Ну и правильно! – отозвался кто-то из толпы.

Processor     Синдром

Проснулся Сеня оттого, что какой-то вражина набросил ему куртку на голову и начал душить. Сеня резко рубанул правой рукой над головой, но рука, разрубив пустоту, больно врезалась в пол. От боли Сеня проснулся ещё больше. Схватив левой рукой куртку, он сорвал её с головы. Никого. Над головой потолок, обитый свежей фанерой и комариный рой. Во рту ночевал кавалерийский отряд с лошадьми. Спина затекла от лежания на полу. Сеня с трудом сел, отбросив куртку. Скорее всего, во сне он натянул её на голову, спасаясь от комаров. Да, хорошо погудели. Голова и сейчас гулом гудит. Весь организм вибрирует. Бригада строила балки [146]146
   Балок – домик для строителей.


[Закрыть]на перевалке, потом прилетала «шестёрка» – вертолёт Ми-6, цепляла балок на подвеску и уносила в голубую бесконечность. Уже несколько штук скопилось, а вертушки все нет. Вот и отметили сдачу очередного объекта. А потом все ушли, а Сеню забыли на объекте. Алконавты. Насосы! Дверь прикрыли и свинтили!

Сеня попытался рывком встать, но с первого раза не получилось. Земля плавно покачивалась, равновесие осталось грамм шестьсот тому. Сеня встал на колени, кряхтя, приподнялся. Ох и качает! Надо меньше пить… Подошёл к двери, потянул на себя…

Интересно, сколько в критических ситуациях организм может выработать адреналина в долю секунды? Или он где-то в организме хранится, а потом сразу впрыскивается?

Под Сеней, метрах в трёхстах ниже носков его сапог, медленно проплывал Золотой хребет. На северных склонах, по распадкам лежали белые снежники, извивалась причудливо какая-то речка, вдали, между хребтом и морем, поблёскивали зеркальца озёр. Балок висел на внешней подвеске под брюхом «шестёрки». Вот почему так качает землю, вот что за гул.

Сеня едва успел расставить руки и не вывалиться из балка. К счастью, на Севере двери всегда делают открывающимися внутрь. Иначе после пурги, когда балок занесёт снегом, можно из него и не выбраться. Сеня захлопнул дверь и, встав на четвереньки, как-то боком отбежал к противоположной стене. Балок от этих перемещений раскачало ещё сильней, и Сеня вспомнил, как пару недель тому с перевалки на подвеске у «восьмёрки» отправляли погрузчик. Не успела «восьмёрка» набрать и полсотни метров высоты, как подвеску сильно раскачало и погрузчик камнем полетел вниз. Там, в вертушке, нажали на кнопочку пальчиком в белой перчатке и сбросили груз.

Сеня плашмя распластался на полу и замер. Теперь вся надежда на летунов. Если не сбросят, напою весь экипаж. Неделю поить буду. Нет! Сам пить брошу. Все, завязал! Гад буду, завязал. Только не бросайте! Даже пива в рот не возьму!

Но экипаж попался опытный, на «шестёрках» Полярнинского отряда летали асы, раскачивание утихло. Сене очень хотелось пить, в трёх шагах в углу стояло ведро с грязноватой водой, из которого торчало два топорища. Несколько минут Сеня боролся с боязнью опять раскачать подвеску, потом медленно пополз к ведру. Пронесло, не раскачивает. Постукивая зубами о край ведра напился. Потихоньку сползал к куртке, трясущимися руками достал «Беломор», закурил, ломая спички. После первой затяжки слегка закружилась голова, после третьей унялась дрожь в пальцах.

Пилоты Полярнинского отряда были не только асами. Они к тому же были трудягами и аристократами себя не считали. Поэтому, прилетев на перевалку и не найдя там никого, зацепили сами крайний балок и пошли выполнять полётное задание. А, положив балок в точке назначения, подсели рядом. Вытащить стропы. И обомлели, увидев, как открывается дверь балка и на землю вываливается мужик с «Беломориной» в зубах, ведром с водой и двумя топорами в одной руке и курткой в другой.

Не знаю, поил ли Сеня экипаж. Сам он не просыхал дней десять.