Текст книги "Разговорчики в строю № 3. Лучшее за 5 лет."
Автор книги: Михаил Крюков
Жанр:
Юмористическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 53 страниц)
В конце зимы 1986 года борт №22 послали в командировку в город Белогорск. Вертолёт потребовался для парашютной сборной авиаторов Дальневосточного округа. У сборной на носу были всеармейские соревнования, но почему-то не оказалось воздушного транспорта для тренировок.
Командировка для лётчиков – тихая радость. Для холостых – удалённость от начальства, утренних зарядок на морозном стадионе, построений, словом – бесконтрольность. Для семейных – все то же самое плюс удалённость от дома и полная бесконтрольность. Один экипаж, трое единомышленников, глядящих в одном направлении – где бы отдохнуть, как следует.
На второй командировочный день с утра повалил снег. Прыжки, конечно же, отбили. Экипаж даже не выезжал на аэродром. Экипаж под предводительством командира вышел на прогулку, маршрут которой был протоптан многими поколениями командировочных лётчиков. Конечно же, тропа привела их на центральную улицу Белогорска, где находились рестораны «Томь» и «Восток». В один из них они и вошли…
Экипаж хорошо отдохнул, и наутро все его члены чувствовали себя очень плохо. Но закосить было невозможно – погода стояла прекрасная. Все необходимые условия – солнце, мороз и синее небо – были в наличии. Экипаж притащился на аэродром, и прыжки начались.
Прыгуны загрузились, вертолёт, разбежавшись, оторвался от полосы и пошёл в набор. Когда набрали необходимую высоту, командир, страдальчески морщась, сказал:
– Я бы сейчас без парашюта выбросился. Зря мы вчера погоду сломали. На землю хочу. Пусть вываливают, и мы сразу вниз.
Борттехник отстегнул парашют, развернулся лицом в грузовой салон. Выпускающий подкорректировал курс, вышли в заданную точку, прыгуны повалили из вертолёта. Выпускающий махнул борттехнику рукой и лёг грудью на поток.
В пустом салоне гулял морозный ветер трёх тысяч. Нужно было закрывать дверь. Борттехника тошнило. Поискал глазами свой страховочный пояс и нашёл его. Пояс болтался на тросе для вытяжных фалов там, куда его отодвинули парашютисты – в самом конце салона. «Скоты», – процедил борттехник и встал.
Он сразу понял, что до страховочного пояса ему сегодня не добраться. Если же нацепить парашют, то один случайный толчок висящего под слабыми коленями твёрдого ранца способен в настоящий момент свалить с ног. Выпадать ни с парашютом, ни без оного борттехник не хотел. Уцепившись правой рукой за проем входа в кабину, мелкими приставными шажками он начал двигаться к открытой двери, за которой трепетало бездонное небо.
Борттехник уже почти дотянулся до дверной ручки…
И тут вертолёт вошёл в левый разворот с хорошим креном – командир торопился вниз. Вектор силы тяжести, приложенный к наклонной плоскости, естественно, расщепился на компоненты – и самая горизонтальная из них схватила больного и слабого борттехника, как волк ягнёнка, и толкнула к открытой двери. Когти его правой руки, царапнув металл, сорвались, подледеневшие подошвы его унтов заскользили по металлическому полу. Борттехник успел схватиться левой рукой за ручку двери, поймал полусогнутой правой рукой обрез дверного проёма, и упёрся обеими руками, сопротивляясь выволакивающей его силе.
Его лицо уже высунулось в небо, щеки его трепал тугой воздух. Он увидел далеко внизу белую небритую землю, над которой скользила «этажерка» из разноцветных куполов. Борттехник направил всю вспыхнувшую волю к жизни в непослушные мышцы, и начал отжиматься, толкая спиной давящий призрачный груз.
Но тут вертолёт вышел из виража.
Вся нечеловеческая мощь, сосредоточенная в дрожащих руках борттехника, оставшись без противовеса, швырнула его назад, спиной на скамейку…
Когда борттехник вернулся в кабину, сил ругаться не было. Он глотнул воды, закурил и сказал тихим голосом:
– Вы чуть меня не потеряли.
– И так хреново, а тебе всё шуточки, – сказал командир, борясь с автопилотом. – Потеряешь такого, как же.
Кроме экипажа вертолёта, в четырёхместной гостиничной комнате живёт пехотный полковник. Он все время ходит в туалетную комнату – стирает носки, трусы, майку, чистит китель, ботинки; перед сном развешивает свои многочисленные одежды на плечики, на спинки стула и кровати. Очень аккуратен, всегда причёсан и выбрит.
За окном идёт снег. Послеобеденный отдых экипажа. Борттехник Ф. лежит на кровати и читает «Братьев Карамазовых». Полковник сидит на кровати и смотрит на читающего борттехника. Потом оглядывается на стол. На столе лежит тряпка. Полковник обращается к борттехнику.
– Лейтенант, все хочу спросить. Насколько я понимаю, работа в воздухе требует особенной внутренней и внешней дисциплины. Так?
Лейтенант кивает, не отрываясь от книги.
– Тогда объясните мне, как вот этот постоянный бардак, вас окружающий, может сочетаться с такой ответственной работой? Как вы можете спокойно читать Достоевского, когда на столе с утра валяется тряпка?
Лейтенант отводит книгу от лица, смотрит на полковника.
– Все дело в том, товарищ полковник, – говорит он, – что тряпка – вещь совершенно несущественная, а посему определённого места не имеющая. Тряпка – она на то и тряпка, чтобы валяться – именно это наинизшее состояние характеризует её как последнюю ступень в иерархии вещей. Она всегда на своём месте, куда бы её ни бросили. Но нам-то с вами не всё равно, верно? Одно дело – тряпка на столе, и совсем другое – под капотами двигателей вертолёта. В этом случае она может стать фактором лётного происшествия, – однако, называться она будет уже не тряпкой, а предпосылкой. Улавливаете разницу? – он строго поднял указательный палец. – Здесь-то и зарыта философия боевой авиации.
– Однако! – сказал полковник, вставая, – Однако, у вас подозрительно неармейский склад ума, товарищ лейтенант. И это сильно навредит вашей дальнейшей карьере.
Он взял бритву и полустроевым шагом покинул комнату. Когда дверь за ним закрылась, командир с праваком, притворявшиеся до этого спящими, зашлись в поросячьем визге.
Вечер того же дня. Пьяный командир экипажа только что потерпел поражение в попытке соблазнения дежурной по гостинице. «Вы пьяны, капитан, а у меня муж есть», – вполне обоснованно отказала она. Расстроенный командир поднимается на второй этаж и входит в свою комнату.
На кровати лежит пьяный борттехник Ф. и одним глазом читает «Релятивистскую теорию гравитации». Командир присаживается на краешек его кровати, смотрит на обложку, морщит лоб, шевелит губами, потом спрашивает:
– Что за херню ты читаешь?
– Очень полезная книга для всех лётчиков – про тяготение.
Командир долго и напряжённо думает, потом резким движением пытается выхватить книгу из рук борттехника. Некоторое время они тянут книгу в разные стороны. Наконец командир сдаётся. Он горбится, опускает голову, обхватывает её руками и говорит:
– Ну, как ещё с тобой по душам поговорить? Пойми, командир обязан проводить индивидуальную работу с подчинёнными…
– Ну что ты, командир, – говорит с досадой борттехник.
– Нет, ответь мне – почему ты, лейтенант, не уважаешь меня как командира, как старшего по званию, и, – командир всхлипывает, – не любишь просто как человека?
Растроганный борттехник откладывает книгу, садится рядом:
– Прости, командир… Вот как человека я тебя очень люблю…
Обнявшись, они молча плачут.
Входит трезвый правак с полотенцем через плечо, смотрит на них и говорит брезгливо:
– Опять нажрались, нелюди.
И снег лепит в тёмные окна.
Во время командировки на борту №22 появилась так называемая «вилка» – обороты левого и правого двигателей различались на 4 процента (при максимально допускаемых инструкцией по эксплуатации двух процентах). Командир спросил у борттехника:
– Что будем делать? Имеем полное право вернуться на базу. И командировке конец.
– Зачем? Летать можно. Бывало, я и при шести процентах летал – соврал борттехник.
Правак, лейтенант С., злобно хмыкнул:
– Да ты и без двигателей летать можешь, а мы жить хотим. Понабрали студентов в армию, а они кадры губят.
Началась привычная перебранка двух лейтенантов – двухгодичника и кадрового.
– Если я – студент, то ты – курсант.
– Да, я горжусь, что был курсантом. Пока ты в институте штаны просиживал, я в казарме портянки нюхал!
– Пока ты портянки нюхал, я учился. И теперь я – дипломированный инженер!
– А я лётчик!
– Какой ты, к черту, лётчик?! Пока ты – правак, единственная деревянная деталь на вертолёте.
– Командир, он лётчиков ни во что не ставит! Вставь ему дыню!
– Ну, все! – сказал командир. – Заткнулись оба. Я решил – командировка продолжается. Хрен с ней, с «вилкой». Тем более что сегодня вечером мы приглашены в гости.
– Куда? – хором спросили лейтенанты.
– На голубцы к одной милой официантке из лётной столовой. Ваш командир обо всем договорился.
Вечером экипаж отправился в гости. Обычный барак с общим коридором, в который выходят дверцы печек из маленьких квартир. Голубцов не было. Ели и пили то, что принесли с собой жаждущие общения офицеры. Официантка позвала подругу, медсестру из аэродромного медпункта.
Дело близилось к ночи. Командир всё чаще уединялся с официанткой в соседней комнате. Медсестра выразила надежду, что мальчики её проводят. Уже хорошо поддавшие мальчики выпили на посошок, и, пока медсестра одевалась, вышли в коридор. Курили у печки.
– Какая же я гадюка! – сказал правак, сидя на корточках и мутно глядя в огонь. – Гадина я! Дома меня ждёт молодая жена, моя птичка, а я, пёс шелудивый, собираюсь изменить ей в этом грязном вертепе.
– Да, нехорошо, – покачиваясь, и стряхивая пепел на плечо праваку, сказал борттехник. – Наверное, тебе прямо сейчас нужно свалить в гостиницу. А я тебя прикрою, скажу, что тебе стало не по себе. Ведь тебе и вправду не по себе – и физически и морально.
– Нет, я не могу, – сказал лейтенант С., икая. – Я не могу обидеть эту милую, одинокую женщину, она так надеется на мою помощь.
«Вот сволочь», – подумал борттехник, и от предстоящей борьбы за обладание ему сразу захотелось спать. Он даже зевнул.
Вышла медсестра в дублёнке, улыбнулась:
– Ваш командир вернётся к исполнению воинского долга чуть позже. Вперёд, товарищи офицеры!
Миновав тёмный коридор, они вышли в морозную лунную ночь. Женщина остановилась и сказала, обращаясь к лейтенанту С.
– Милый Шура! Вам, как молодожёну, направо – ваша гостиница там. А меня проводит холостой лейтенант Ф. Только проводит, и сразу вернётся в гостиницу. До встречи, Шура! – И она поцеловала оторопевшего лейтенанта С. в щеку.
– Ах, вот как? Ну, л-ладно, – злобно сказал лейтенант С., развернулся и ринулся по сугробам к темнеющим сараям. Увяз, остановился, повернул назад. Выбравшись, он долго отряхивал брюки от снега, потом выпрямился и сказал:
– Я ухожу! Но учтите, он – ненадёжный человек! Если хотите знать, у него вилка, – тут лейтенант С. показал руками достаточно крупную рыбину, – целых десять процентов!
И, крутнувшись через левое плечо, он побежал по тропинке вдоль жёлтых окон барака.
– Я ничего не поняла, но этот размер меня заинтриговал, – засмеялась женщина и взяла лейтенанта Ф. под руку.
К старому штабу делали пристройку. Руководил строительством лётчик майор П. Он сам летал за стройматериалами по всей Амурской области. Однажды лётчик-строитель запряг 22-й борт и повёл его в посёлок N*, что лежал у самой китайской границы. Там майору должны были подвезти груду фанерных обрезков.
Сели на пыльном стадионе, разогнав гонявшую мяч ребятню. Выключились. Майор послал правака и борттехника по адресу, где их ждали стройматериалы. Они вернулись на машине, груженной обрезками фанеры. Когда борттехник выскочил из кабины, он увидел следующую картину.
Вертолёт как изнутри, так и снаружи кишел мальчишками. Майор П. лежал в салоне на лавке, натянув на нос фуражку, и его охранная деятельность заключалась в том, что он придерживал рукой закрытую дверь кабины, не подозревая, что борттехник оставил открытым верхний люк, и кабина была полна мальчишек. «Бонифаций херов», – подумал борттехник. Он разогнал мальчишек и, осмотрев вертолёт, увидел, что из гнёзд на левой створке исчезли обе ракетницы с шестью сигнальными ракетами. Их крепёжные винты (по одному на обойму) можно было вывинтить монетой. И вывинтили.
Узнав от злого борттехника о пропаже, майор П. сказал: «Ай-яй-яй!», и развёл руками. Уже взбешённый борттехник (ответственность огребёт он один!) поймал за шиворот первого попавшегося пацана и прошипел:
– Если через пять минут ракетницы не вернутся на место, ты полетишь со мной в военную тюрьму.
– Все скажу, все покажу, – залепетал испуганный парнишка. – Я знаю – кто, нужно ехать в школу.
Услужливые пацаны подкатили невесть откуда взявшийся раздолбанный мотоцикл «Восход». Оттолкнув всех, борттехник прыгнул на тарахтящий мотоцикл, показал заложнику на заднее сиденье, и отпустил сцепление.
С грохотом они пронеслись по посёлку, въехали во двор школы. Шёл третий день сентября. Борттехник открыл дверь в указанный класс, вошёл, и, не здороваясь с ошарашенной учительницей, сказал:
– Дети! Вы все знаете, что враг рядом, – он показал рукой в окно, – за рекой. Именно поэтому любая деталь боевого вертолёта сконструирована таким образом, что при её попадании в руки врага включается механизм самоуничтожения. Через двадцать минут после её снятия происходит взрыв, уничтожающий все живое в радиусе ста метров.
Он демонстративно посмотрел на часы:
– Осталось пять минут!
В гробовой тишине стукнула крышка парты, к борттехнику подбежал мальчишка и дрожащими руками протянул две обоймы с ракетами.
– Скорее, – умоляюще сказал он, – разминируйте их!
– Не бойся, пионер! – сказал, принимая обоймы, повеселевший борттехник. – Разве ж ты враг?
И, погладив мальчика по голове, вышел.
Часть вторая. Демократическая республика Афганистан12 февраля 1987 года. Пара прилетела из Турагундей, привезла почту. Борттехник Ф. заправил вертолёт и собирался идти на обед. Уже закрывая дверь, он увидел несущегося от дежурного домика инженера эскадрильи. Он махал борттехнику рукой и что-то кричал. Борттехник, матерясь, пошёл навстречу инженеру.
– Командира эскадрильи сняли! – подбегая, прохрипел запыхавшийся инженер.
– За что? – удивился борттехник, перебирая в уме возможные причины такого события.
– Ты дурака-то выключи, – возмутился инженер. – «За что»! За хер собачий! Сбили его! В районе Диларама колонна в засаду попала. Командир, пока ты почту возил, полетел на помощь. Отработал по духам, стал заходить на посадку, раненых забрать, тут ему днище и пропороли. Перебили топливный кран, тягу рулевого винта. Брякнулся возле духов. Ведомый подсел, чтобы их забрать, тут из-за горушки духи полезли, правак через блистер отстреливался. А командир смог все-таки взлететь, и на одном расходном баке дотянул до фарахрудской точки. Теперь, оседлав ведомый борт, он крутится на пяти тысячах, чтобы координировать действия! Не меньше, чем на «Знамя» замахнулся, а то и на «Героя», если ещё раз собьют (тьфу-тьфу-тьфу)! Только что попросил пару прислать, огнём помочь и раненых забрать. Ты борт заправил? – закончил инженер.
Через пять минут пара (у каждого – по шесть полных блоков нурсов) уже неслась на юго-восток, к Дилараму. Перепрыгнули один хребет, прошли, не снижаясь над Даулатабадом («Какого черта безномерные со спецназом там сидят, не помогут? Две минуты лету…» – зло сказал командир), миновали ещё хребет, вышли на развилку дорог с мостиками через разветвившийся Фарахруд. Между этими взорванными мостиками и была зажата колонна, которая сейчас отстреливалась от наседавших духов. Сразу увидели место боя по чёрному дыму горящих машин. Снизились до трёхсот, связались с колонной, выяснили обстановку – духи и наши сидят по разные стороны дороги.
– Пока я на боевой захожу, работай по правой стороне, чтобы морды не поднимали! – сказал командир.
Борттехник, преодолевая сопротивление пулемёта на вираже, открыл огонь по правой обочине дороги, где, размытые дымом и пылью, копошились враги. Трассы кривыми дугами уходили вниз, терялись в дымах, и стрелок не видел, попадают ли они по назначению.
– Воздух, по вам пуск! – сообщила колонна.
– Пуск подтверждаю! – упало сверху слово командира. – Маневрируйте!
– Правый, АСО! [75]75
АСО – автомат сброса отражателей (тепловых шашек для обмана ракет с головками теплонаведения.
[Закрыть]– сказал командир и ввинтил машину в небо, заворачивая на солнце.
Обе машины, из которых, как из простреленных бочек, лились огненные струи тепловых ловушек, ушли на солнце с набором, развернулись, и, сваливаясь в пике, по очереди отработали по духовским позициям залпами по два блока. Справа от дороги все покрылось черными тюльпанами взрывов. Борттехник палил в клубы дыма, пока не кончилась лента.
– …Твою мать! – вдруг сказал командир, ёрзая коленями. – Педали заело! Подстрелили все-таки. И что за гиблое место попалось!
Борттехник, возившийся над ствольной коробкой с новой лентой, скосил глаза и увидел, что мешок для гильз под тяжестью последних двухсот сполз с выходного раструба, и крайние штук пятьдесят при стрельбе летели прямо в кабину. Большинство их завалилось за парашюты, уложенные в носовом остеклении под ногами борттехника, но несколько штук попало под ноги командира – и одна гильза сейчас застряла под правой педалью, заклинив её.
– Погоди, командир, – сказал борттехник и, согнувшись, потянулся рукой к торчащей из-под педали гильзе. Попытался вытянуть пальцами, но её зажало намертво.
– Да убери ты ногу, – борттехник ткнул кулаком в командирскую голень. Командир вынул ботинок из стремени, борттехник выдернул гильзу, смел с пола ещё несколько и выпрямился. – Все, педалируй!
– Ну, слава богу! – вздохнул командир. – Пошла, родимая!
Снизились, зашли на левую сторону, сели за горушкой. За холмом гремело и ахало. Загрузили убитых и раненых. Борттехник таскал, укладывал. Когда погрузка была закончена, солдат, помогавший борттехнику таскать тела, сел на скамейку и вцепился в неё грязными окровавленными пальцами.
– Ты ранен, брат? – спросил борттехник, заглядывая в лицо солдата. Но солдат молчал, бессмысленно глядя перед собой. Заскочил потный старлей, потряс солдата за плечо, сказал:
– Что с тобой, Серёжа?
И коротко ударил солдата кулаком по лицу.
– Беги к нашим, – сказал он.
Солдат, словно проснувшись, вскочил и выбежал.
– Спасибо вам! – сказал старлей, пожимая руку борттехнику.
Высунулся из кабины командир:
– Держитесь, мужики, «свистки» сейчас здесь будут, перепашут все к едрёне фене. Уходите от дороги, чтобы вам не досталось. Мы скоро вернёмся…
Взлетели и, прикрываясь горушкой, ушли на север. Перепрыгнули хребет, сели на точке под Даулатабадом, забрали ещё двоих раненых, которых привезла первая пара, ушли домой.
Сверху навстречу промчались «свистки», крикнули: «Привет «вертикальным»! «Летите, голуби», – ответил приветливо командир. Через несколько минут в эфире уже слышалось растянутое перегрузками рычание:
– Сбр-р-ро-ос!.. – и успокаивающее: – Вы-ы-во-од!
И голос командира эскадрильи сверху:
– Вроде, хорошо положили…
И голос колонны:
– Лучше не бывает. Нас тоже чуть не стёрли…
Долетели, подсели к госпиталю, разгрузились, перелетели на стоянку.
Борттехник Ф. вышел из вертолёта и увидел, что уже вечереет. Стоянка и машины были красными от закатного солнца. Длинные-длинные тени…
Его встречал лейтенант М. с автоматом и защитным шлемом в руках. На вопрос борттехника Ф., что он здесь делает в такое позднее время, борттехник М. ответил, что инженер приказал ему сменить борттехника Ф. Сейчас обратно полетит другой экипаж.
– Да ладно, – сказал борттехник Ф. – Я в хорошей форме. Я бодр, как никогда…
Он чувствовал непонятное возбуждение – ему хотелось назад. Он нервно расхаживал по стоянке, курил и рассказывал лейтенанту М. подробности полёта.
– Надо бы в этот раз ниже пройтись, если там кто остался. Далековато для пулемёта было, ни черта не понятно. Как метлой метёшь – так и своих недолго зацепить!– размышлял вслух борттехник Ф.
Тут прибежал инженер, сказал:
– Дырок нет? Хорошо. Все, другая пара пойдёт. Заправляйте борт по полной, чехлите, идите на ужин.
И убежал.
Отлегло. Залили по полной – с двумя дополнительными баками. Но не успел борттехник Ф. вынуть пистолет из горловины, как к вертолёту подошли командир звена майор Б. и его правак лейтенант Ш.
– Сколько заправил?
– Полный, как инженер приказал. Он сказал – другие борта пойдут…
– Да нет других бортов!– сказал Б. – Темнеет, надо высоту набирать, как теперь с такой заправкой? Да ещё раненых грузить. Ну, ладно, машина у тебя мощная, авось вытянем. Давай к запуску!
Тут борттехник Ф., который успел расслабиться после визита инженера, вдруг почувствовал, что ноги его стали ватными. Слабость стремительно расползалась по всему телу. В голове борттехника Ф. быстро прокрутился только что завершившийся полет, и борттехник понял, что второй раз будет явно лишним.
– Знаешь, Феликс, – сказал он, – оказывается, я действительно устал. Давай теперь ты, раз уж приготовился.
– Чтоб твою медь! – сказал (тоже успевший расслабиться) лейтенант М., и пошёл на запуск.
Солнце уже скрылось, быстро темнело. Пара улетела, предварительно набрав безопасные 3500 над аэродромом. Борттехник Ф. сходил на ужин, пришёл в модуль, выпил предложенные полстакана водки, сделал товарищам короткий отчёт о проделанной работе и упал в кровать со словами: «Разбудите, когда прилетят».
Ночью его разбудили. Он спросил: «Всё в порядке?», и, получив утвердительный ответ, снова уронил голову на подушку.
Утром вся комната ушла на построение, и только борттехники Ф. и М. продолжали спать. Через пять минут в комнату ворвался инженер:
– Чего дремлем, воины? Живо на построение!
– Я ночью летал, – пробормотал лейтенант М.
– Ладно, лежи, а ты давай поднимайся.
– Почему это? – возмутился лейтенант Ф. – Мы оба вчера бороздили!
– Не надо мне сказки рассказывать! – сказал инженер. – Ты на закате прилетел, в световой день уложился.
– Да я потом всю ночь не спал, товарищ майор! – вскричал борттехник Ф. – Я за товарища переживал!
