Текст книги "Разговорчики в строю № 3. Лучшее за 5 лет."

Автор книги: Михаил Крюков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 53 страниц)

Учебка

Para-foil     Конкурс художественной самодеятельности

Предисловие

Я долго сомневался, писать ли эту историю. Дело в том, что есть похожий сюжет у Довлатова, как две капли воды, забыл только, как рассказ называется. Ну да ладно, обвинение в плагиате – не самое страшное, с этим можно жить. Вот вам история.

До конца учебки оставалось немного. Нам предстояло сдать выпускные экзамены и разъехаться по частям. К началу экзаменов в часть должна была приехать комиссия из штаба округа с проверкой. Вероятно, к этой проверке и был приурочен конкурс художественной самодеятельности, который был объявлен в полку. Замполит нашей роты объявил, что в этом конкурсе могут принять участие все желающие. От желающих отбоя, естественно, не было – участие в самодеятельности предполагало освобождение на период подготовки к конкурсу от нудных занятий строевой, специальной и других видов боевой подготовки. Да и разнообразие некоторое было бы тоже кстати. Замполит объявил, что наша рота будет играть мини-спектакль, минут на 30. Сценарий был уже готов, действие происходило во время Великой Отечественной войны, а суть сводилась к тому, что несколько советских солдат сидят на привале и разговаривают о том, как именно они разобьют фашистскую нечисть, что готовы погибнуть за Родину, что не отдадут и пяди родной земли и так далее. Потом их окружают фашисты, и в неравном бою наши солдаты все гибнут. Над всем этим разносится голос диктора с микрофоном, который играет роль как бы «голоса за кадром», из серии «Штирлиц спал, но он знал, что через 5 минут проснётся». В общем, вариант беспроигрышный, по мнению замполита-режиссёра.

Неделю мы репетировали. По сюжету вместе с солдатами должна была находиться медсестра, на её роль пригласили местную школьницу-десятиклассницу. И её подружка должна была исполнять роль диктора. Теперь следует напомнить, что до конца учебки оставалось уже немного, и поэтому курсанты были уже довольно расслаблены. Сержанты нас уже особо не доставали, и на утренней зарядке, к примеру, вместо забега на три километра мы вместе курили за казармой. Настроение у всех было отличное, и мы даже позволяли себе шутить и смеяться. Суть задуманной каверзы была следующая. По ходу спектакля бойцам предстояло выпить за погибших товарищей. На репетициях мы с особым удовольствием репетировали этот момент, разливая по алюминиевым кружкам воду из фляги. Вот мы и решили немного разнообразить спектакль и устроить пьянку прямо на сцене, на глазах у всей части, и чтобы никто об этом, кроме нас, не догадался.

Купили литр водки, налили полную фляжку, а что не влезло во фляжку, употребили перед выходом на сцену, на троих. Это мы зря сделали, поскольку для организмов, отвыкших от алкоголя, это оказалось ударной дозой. В результате спектакль выглядел следующим образом.

Зрительный зал полкового клуба. Все места заняты солдатами. В переднем ряду сидит командование части и приезжий генерал, глава проверочной комиссии. Номера программы идут один за другим. Одни пляшут, другие поют песни… Доходит очередь и до спектакля. После объявления на сцену выходят двое бойцов в плащ-палатках, несущие носилки с «раненым». Их ведёт солдат в офицерской фуражке, играющий командира. Вместе с ними девушка с сумкой с красным крестом, медсестра. Голос диктора.

Диктор(с пафосом): Маленький отряд красноармейцев, неся тяжёлые потери, с боями отходил на восток. Комиссар Клычков был смертельно ранен, но пока оставалась хоть малейшая надежда, товарищи несли его на себе. Видя, как измучены бойцы, командир дал команду на привал.

Командир: Стоп, товарищи. Привал.

Бойцы располагаются на привал. Один из них немедленно достаёт из вещмешка флягу, алюминиевые кружки и разливает по ним содержимое фляги.

Командир:Выпьем же за товарищей, павших в неравных…

Медсестра(шёпотом): Мальчики, это что, правда водка?!

Командир: …боях за нашу советскую Родину!

Все выпивают. Медсестра краснеет и начинает с непривычки кашлять.

Первый боец(протягивает ей шапку): Занюхай, родная.

Раненый: Пи-и-ть…

Командир: Комиссару налейте.

Медсестра бережно приподнимает голову раненого и поит его из кружки. По рядам зрителей проходит волнение: они начинают понимать, что происходит на сцене.

Второй боец: Вот разобьём немецких гадов, приезжайте ко мне на Полтавщину. У меня мама такие вареники с вишнями делает!…

Медсестра: А я вот в детдоме выросла. Маму свою и не знала…

Командир(Знаком приказывая налить ещё): Ничего, товарищи, кончится война, и мы все вернёмся к нашим мамам. За родителей!

Все выпивают. Раненый при этом садится в носилках, опрокидывает кружку и опять ложится. Зрители начинают потихоньку смеяться. Лицо командира полка мрачнее тучи. Приезжий генерал, наоборот, ухмыляется сквозь усы.

Медсестра: Мальчики, а давайте споем! «Катюшу»! Чтобы…

Командир(Давясь смехом): Нельзя, родная! Кругом враги!

Выкрик из зала: Медсестре не наливайте больше!

Все актёры на какое-то время отворачиваются от зрителей, чтобы скрыть рвущийся наружу хохот. Немая сцена в течение минуты. Командир полка порывается вскочить с кресла, приезжий генерал его удерживает, успокаивающе похлопывая по плечу. Замполит из-за сцены энергично жестикулирует актёрам, мол, хватит, прекратите этот беспредел. Но актёры, видя, что терять им уже нечего, продолжают игру.

Первый боец(извлекает пачку «Кэмела»): Закуривай, ребята!

Командир: Что же это за табачок у тебя такой?

Первый боец: Трофейные. «Верблюд» называются.

Командир: Пакость какая. Чего только фрицы не выдумают…

Все молча курят. Особенно колоритно смотрится раненый, курящий лёжа и пускающий в потолок кольца. Тем временем замполит решает повлиять на ход спектакля более действенными мерами и начинает диктовать диктору текст.

Замполит(диктору): Но тут в лесу послышался шум. Боец Остапенко закричал: «Немцы!»

Диктор(с пафосом): Но тут в лесу послышался шум. Боец Остапенко закричал: «Немцы!»

Второй боец: Немцы!

Командир: Спокойно, Остапенко. Это ветер шумит ветвями. Нервы у тебя не в порядке, шутка ли, трое суток без сна. Выпей для успокоения.

Замполит(злобно бормочет): Нервы, бля… (Чуть громче): Это уже белочка, товарищи…

Диктор(с пафосом): Это уже белочка, товарищи!

Громкий хохот зала. Приезжий генерал закрыл лицо руками и беззвучно трясётся.

Командир: Что, Остапенко, осталось там ещё?

Второй боец: Так точно, товарищ командир!

Первый боец: Надо допить, а то, неровен час, погибнем – врагам достанется.

Командир: Наливай.

Выкрик из зала: На утро оставьте лучше!

Командир берет кружку, подходит к краю сцены, нетвёрдо держась на ногах, и произносит речь, обращаясь к зрителям.

Командир: Товарищи! Я поднимаю этот тост за самое святое, что у нас есть, за то, чего каждый из нас с нетерпением ждёт и когда-нибудь непременно дождётся. И пусть даже мы погибнем, но он обязательно придёт, ибо он неизбежен, как разгром немецко-фашистских захватчиков под Сталинградом. За дембель, товарищи!

Восторженный рёв зрителей. Генерал уже смеётся в открытую. Первый и второй бойцы берут носилки с раненым и во главе с командиром строевым шагом уходят со сцены. Медсестра чуть задерживается, берет у ошалевшего диктора микрофон и нетрезвым голосом говорит: «И они пошли дальше!»

Занавес.

Генерал, отсмеявшись, прошёл за сцену и объявил всем участникам спектакля и режиссёру благодарность. После чего нас отправили спать в казарму, и концерт продолжился. В этот же вечер генерал поставил полку оценку «отлично» и уехал. А утром нас уже везли на губу, где мы и просидели до конца учебки. За все экзамены нам поставили задним числом «тройки», а когда мы вернулись с губы, нас уже ждал представитель части, где нам предстояло служить дальше. Так закончилась наша учебка.

P.S. Предвижу вопрос. Ваш покорный слуга исполнял в том спектакле роль первого бойца.

Артиллерист     Так красивше

Жаркое лето 198… года. Мулинский учебный артиллерийский полк. Мы только что приняли присягу и нас распихали по батареям – «учить военному делу настоящим образом». В нашей батарее настоящим образом ваяли командиров орудий М46. Итак, первый поход в парк. Задача проста, как пустой ящик от выстрела: снять пушки с хранения. Если по-простому, то убрать с них вощёную бумагу и смыть соляркой «пушечное сало», которым их в изобилии измазали предыдущие воины перед «микродембелем». Небольшое пояснение: в учебке были у нас восьмиорудийные батареи, как в царской армии. В отличие от неё, у нас к такой батарее прилагался замполит. Как проклятие к египетским пирамидам.

И вот, пошли мы, восемь «военизированных крестьян», под предводительством военного в чине младшего сержанта выполнять поставленную задачу. Быстренько выделив каждому по пушке и порции ценных указаний, наш предводитель завалился в тенёк медитировать и размышлять о тяготах и лишениях военной службы. Мы же с энтузиазмом принялись воплощать в жизнь решения отцов-командиров. Были мы молоды, глупы и неосторожны, поэтому не заметили приближающейся опасности, не оценили её и не предприняли мер, чтобы её избежать. Материализовалась она в виде нашего замполита. Какого хрена он делал возле орудий, мне до сих пор непонятно: парки с техникой в ареал обитания замполитов обычно не входят. Он шёл по проезду между боксами, направляясь в нашу сторону. Его красные петлицы выглядели несколько неуместно, но что поделаешь: он только что прибыл из какого-то богом забытого забайкальского гарнизона, где по долгу службы пудрил мозги пехотинцам, вот и не успел поменять войсковую принадлежность. Хотя, по моему глубокому убеждению, олигофрения в стадии дебильности сменой петлиц не лечится. В глазах у него билась мысль: «Я оправдаю оказанное мне высокое доверие! Я осчастливлю человечество, ну или хотя бы одну батарею!». Отсветы этой мысли, как солнечные зайчики, бликовали по стенкам боксов и орудиям, пока не упали на нас. Цель для осчастливливания была выбрана – мы.

Были бы мы поопытней, прослужи чуть побольше, то от такого дикого сочетания (красные петлицы и мысль, да ещё у замполита) мы бы разбежались и попрятались, побросав ведра, ветошь и младшего сержанта. Но, повторюсь, мы не оценили опасности, и, просто выведя нашего вождя из состояния нирваны, построились и стали ждать, что же будет дальше. А дальше начался цирк с дрессированными индийскими слонами. Знаете, такие большие, умные (в отличие от нас) и брёвна таскают. В роли слонов выступали мы, а в роли брёвен – пушки. Руководящая и направляющая в лице нашего духовного гуру в старлеевских погонах решила, что орудия у нас стоят неправильно. Нет лихости. На парад не похоже, и на боевой листок тоже. Посему их надо развернуть стволами в обратную сторону, к проезду. Кто пробовал катать по щебёнке 130-мм дуру весом больше 8 тонн, тот согласится, что удовольствие это ниже среднего. Мы потели, матерились и выпучивали глаза. Замполит носился вокруг, делал замечания о недопустимости использования ненормативной лексики (а как же – новое мЫшление, как говорил наш пятнистый верховный правитель) и норовил угодить под колёса. Бедный, он ещё не слышал нашего комбата (ну или на худой конец СОБа [97]97
   СОБ – старший офицер батареи.


[Закрыть]) в гневе – вот это была лексика, а мы, ну какая у нас лексика на первом месяце службы, так, детский сад на даче.

Наконец, мы все-таки развернули пушки, даже ничего особо не поломав и никого сильно не покалечив (несколько ударов сорвавшимися гандшпугами [98]98
   Гандшпуг – деревянный или металлический рычаг для подъёма и передвижения тяжестей.


[Закрыть]не в счёт). Получился полный крейсер «Варяг» – «готовые к бою орудия в ряд на солнце зловеще сверкают». Боевой дух и лихость так и пёрли от орудийной площадки нашей батареи. Ура, мы лучшие! Этот мутант от лица Родины поблагодарил нас за службу и с чувством исполненного долга удалился на заслуженный отдых.

Мы стали собираться на ужин. Между тем, опасность развернулась и выполнила ещё один боевой заход. На этот раз она появилась в виде нашего комбата. Он сменился с наряда и шёл домой, к жене, детям и холодному пиву. А через парк этой цели можно было достичь быстрее. Комбат был спокоен и умиротворён, дежурство прошло без особых залётов, и он расслабился. А зря.

Органы чувств зафиксировали нарушение гармонии мира, но мозг, занятый мыслью о пиве, не сразу отреагировал на это. И тут до него дошло, где эта гармония нарушилась. Быстрым шагом подойдя к нам и выслушав доклад, он задал нашему предводителю резонный вопрос: «А какого, собственно говоря, полового хрена на орудийной площадке произошли столь радикальные изменения, и кто приказал?»

Услышав ответ, он заговорил. Наш комбат явно был тайным генетиком. Все эти вавиловы-сеченовы ему в подмётки не годились: настолько ярко и живо он описывал различные способы половых контактов (и, как следствие, генетических мутаций) между семействами замполита и младшего сержанта, начиная с каменного века. И вот результат: пик слабоумия в последнем поколении наконец-то достигнут. Также выходило, что комбат у нас очень старый человек, ибо на протяжении как минимум семи последних поколений он боролся с нарастающей деградацией этих двух семейств, пытаясь разбавить их вырождающийся генофонд. По-моему, это ему не удалось по одной простой причине: уж больно извращённы и экзотичны были способы разбавления.

От заданного военным специалистом в чине младшего сержанта вопроса: «А чё, так же красивше?» нашего батарейного Наполеона чуть не обнял кондратий:

– А если сейчас тревогу объявят, вы с замполитом тягачи к передкам будете через стенку соседского бокса подгонять?!

Processor     Капитан Карташов

Братьям Кличко не посвящается

Стоило один раз попасть в наряд по кухне нашей учебки, как старая солдатская мудрость «держись подальше от начальства и поближе к кухне» уже не казалась непреложной истиной. Во всяком случае, вторая её часть, «поближе к кухне».

Вам повезло, если дежурным по кухне заступит ваш замкомвзвода. Конечно, он тоже может не пропустить ваше незнание принципа действия и правил эксплуатации картофелечистки, вначале принятой вами за уменьшенную копию Бессемеровского конвертера, но даст вам шанс и десять минут времени на изучение матчасти. Но это ваш замкомвзвода; он, грубо говоря, спит с вами.

Вам относительно повезло, если дежурным по кухне заступит замкомвзвода соседнего взвода или старшина с вашей батареи. Он тоже был курсантом этой батареи всего год тому. В своё время они, так же, как и вы сейчас, в перерывах между строевой подготовкой, нарядами и политзанятиями, усваивали различия между триггером и ждущим мультивибратором. А это тоже сближает.

Вам почти повезло, если дежурным по кухне заступит кто-нибудь из соседней батареи или УТП. [99]99
   УТП – учебно-тренировочный полигон.


[Закрыть]Если только это не старшина УТП Несмеянов. Несмеянов-младший.

Вот тут вам точно не повезло. И очень.

Старший Несмеянов, как гласила легенда, служил в этой же учебке, тоже был старшиной УТП. За многочисленные проявления человечности по отношению к своим сослуживцам, в том числе своего призыва, судьба, скорее всего в лице особо благодарного сослуживца, уронила его декабрьской ночью из тамбура дембельского эшелона прямо на заснеженную дальневосточную землю. На полном ходу. Пережить такого коварства судьбы старший не смог, а младший, которому вскоре подоспела пора идти служить, писал во все инстанции с просьбой послать служить его в ту же часть, где служил брат. И он попал в эту часть, и вся часть попала.

Лучше было повстречать комбата, шествуя ему навстречу по аллеям военгородка непринуждённым прогулочным шагом (от казармы без спросу можно отойти на 10 метров в курилку), перебросив через плечо снятую гимнастёрку (одна расстёгнутая пуговица на воротничке – один наряд вне очереди) и надев пилотку по-наполеоновски, чем одетым по полной форме войти в курилку, где сидит Несмеянов. А уж попасть в наряд вне очереди на кухню, когда он там дежурит, смерти подобно.

Свой авторитет Несмеянов укреплял при помощи рапортов. Командирам взводов он стучал на сержантов, командиру УТП он стучал на командиров взводов, замполиту части – на командира УТП. Где заканчивалась эта цепочка, кто был покровителем этого докладчика, не знал никто.

Ваня Киселёв как-то нарвался на Несмеянова. Вообще Ваня был нормальным парнем, без закидонов, только слегка медлительным. Какая-то замедленная реакция. Но при всей своей флегматичности умудрился он заработать наряд вне очереди. Выдраил все полтора гектара кафельного пола. Пошёл сдавать работу. Несмеянов посмотрел, процедил сквозь зубы «перемыть все». Ваня перемыл. Несмеянов провёл носком сапога по полу, оставляя чёрный резиновый след от подошвы кирзача, пнул, опрокинув, тазик и сказал: «Ты видишь, какая грязь? Перемыть асидольной щёткой!». Ваня вернулся из наряда перед подъёмом, уходил на кухню с одним нарядом, вернулся с тремя. И плевать, что по Уставу положено ему было спать 4 часа.

Как-то неугомонный начальник Физо, капитан Карташов, затеял чемпионат части по боксу. К нашему удивлению, наш флегматик записался в участники. Мы предлагали набить ему морду тут же, по-свойски, не так больно будет. Но Ваня наши предложения высмеял, заявив, что морды он нам и сам набьёт, если выпросим, а мечтает встретиться в рыцарском турнирном поединке с Несмеяновым, который оказался не только ударником художественного стука, но и носителем какого-то разряда по боксу. Мы подумали-подумали и решили, что выбьют нашего Ваню ещё в начале турнира. А в том, что одним из финалистов будет Несмеянов, никто и не сомневался. И, в конце концов, капитан Карташов, строгий, но весёлый и справедливый, взявший на себя функции рефери, не даст свершиться смертоубийству. Но Фортуна, усовестившись, повернулась к Ване лицом. Это он так думал. Мы решили, что Фортуна над ним издевается. Первый же бой Ване выпал с Несмеяновым.

Бой был назначен на воскресенье. Спортзал набит, как рожок Калашникова. Судья один. Капитан Карташов. Гонга нет. Гонг заменял свисток капитана Карташова. Карташов перед началом боя принялся сгонять зрителей с брусьев и коней, но, в конце концов, махнул на все рукой. Что делать, если в армию брали, начиная с роста 1.51? Видеть хотели все. А смотреть было на что.

Несмеянов сразу решил показать, кто такой настоящий боксёр против простого сельского драчуна. После свистка он, пружиняще преодолев три четверти ринга, сделал ложный выпад левой. Ваня ушёл ему точно под правый, но правая перчатка Несмеянова пронеслась, как Тунгусский метеорит, мощно и никого не задев. И тут же Несмеянов получил в левый глаз. Пока толпа ревела от восхищения и обменивалась впечатлениями, Несмеянов успел заработать в другой глаз, и теперь приплясывал вокруг нашего Вани, пытаясь сообразить, что случилось. Ваня, прикрывшись, отслеживал его перемещения, а потом и вовсе опустил руки. Несмеянов ринулся вперёд, получил по корпусу, и обхватил Ваню, как после долгой разлуки. Карташов растащил голубков, но вскоре дал свисток и раунд закончился.

Во втором раунде мордобой продолжился, но Несмеянов явно вёл себя уже не так напористо, теперь Ваня в свою очередь начал перемещаться по рингу, прижимая Несмеянова к канатам и загоняя его в углы. Он тоже пропустил пару ударов, но обниматься не лез. И видно было, что такие удары Ване не в диковинку.

Меня пнул в бок Толян и показал на часы. Он, оказывается, засек время начала раунда, и теперь заканчивалась четвертая минута! «Да ты ошибся!» – проорал я Толяну. Говорить в этом рёве было просто невозможно.

Последний раунд описать невозможно. Только профессиональный комментатор мог бы это сделать, а нам, любителям, очевидцам того мордобоя Несмеянова это не под силу. Но вот что интересно: я засек время начала третьего раунда. Карташов дал финальный свисток через четыре минуты пятнадцать секунд. Плюс-минус одна секунда. Ваня тяжело дышал, на Несмеянова было больно смотреть. Мне даже на одну секунду плюс-минус пять миллисекунд стало его жаль.

Мы праздновали весь остаток дня. Несмеянов неделю ходил в темных очках. Карташов…

Душевный человек, капитан Карташов!

Граф     Коля

Нашего ротного пса звали Колей. Однажды кто-то из наших мужиков притащил его из увольнения. Роста он был небольшого, чуть больше крупного кота. Сам чёрный, грудь и нижняя часть лап белые, уши торчком, хвост колесом. Явно относясь к породе двортерьеров, пёс при этом вызывал неподдельную симпатию. Красавйц, – вынесла вердикт вся рота. После выполнения необходимых формальностей – купания и кормления – в ротной сушилке под батареями вырезали лаз, из старых одеял соорудили подстилку и по команде «Место!» он тут же шмыгнул в свою новую конуру и затих до утра.

Через пару дней выяснилось, что новый член нашего дружного курсантского коллектива оказался на редкость нрава весёлого и беззлобного, с ярко выраженными признаками высокого собачьего интеллекта. Пару дней он крутился возле дежурной службы, а на третью ночь вылез из своей конуры и уселся возле тумбочки дневального. Рота наша располагалась на втором этаже, и дневальные, чтобы не проморгать бесчисленных дежурных, обеспечивающих и проверяющих, обычно открывали дверь на лестничную площадку и через окно на лестнице наблюдали за входом в здание. Вот эту позицию и облюбовал наш найденыш.

Какой же на утро был восторг, когда дежурная служба рассказала, что за всю ночь пёс не пропустил ни одного проверяющего. Заметив офицера, он негромко тявкал и тут же убегал в свою «шхеру». Особую неприязнь у него вызывала повязка дежурных, так называемые «рцы». На неё он сначала рычал, потом тявкал и уже после этого шхерился. Но он совершенно не реагировал на курсантов, которые возвращались из увольнения или просто из «самохода», и даже доза принятого на грудь его не смущала.

Такие способности тут же были по достоинству оценены. Пса зачислили на штат «ночного помощника дневального» и поставили на котловое довольствие. А за то, что первым, кого он засек в ту ночь, оказался зам начальника второго факультета, известный своей подлючестью и привычкой втихаря прокрадываться в ротные помещения и заставать дневальных врасплох, пёс получил кличку «Коля», потому что этого «лазутчика» звали Николай Иванович.

Такой помощник в ночное время давал возможность дневальным до предела обнаглеть: почитать конспект, отойти покурить или подавить харю о тумбочку, не опасаясь быть прихваченным. Коля бдительно стоял на стрёме.

Скрывать от командира факт проживания Коли во вверенном ему подразделении не имело смысла. Все равно, рано или поздно, обнаружил бы. Поэтому решили сами ему доложить.

– Леший с вами, – резюмировал командир. – Пусть живёт. До первого замечания.

Надо отдать должное, командир довольно терпимо переносил Колино присутствие, тем более что днём на людях он почти не появлялся – отсыпался после ночной вахты. Кэп иногда даже позволял себе почесать у него за ухом, приговаривая: «Как жизнь, ушастый?». Коля с достоинством принимал ненавязчивые командирские знаки внимания, но подхалимских замашек при этом не проявлял, строго соблюдая приличествующую в таких случаях субординацию. Но подспудная мысль – тронуть, в конце концов, и командирское сердце его, видимо, не покидала. Когда командир утром заходил в роту, и дежурный командовал «Смирно!», после чего следовал доклад, Коля стал вылетать из своей конуры, мчаться к командирскому кабинету и усаживаться возле двери. Так повторялось несколько раз. Наконец командир обратил на это внимание:

– Дежурный!

– Я!

– Почему пёс торчит возле моей двери?

– Так он того… Вас встречает, товарищ командир.

– Да? Ну, заходи, Коля, расскажи, что у нас тут ночью творилось. Чувствую, мне не все доложили, – хитро улыбнулся командир.

Это стало ритуалом. Но высший пилотаж Коля показал, когда вдруг полюбил вечерние поверки. Он регулярно пристраивался на правом фланге и замирал на все время переклички. Однажды старшина роты, заметив Колю в строю, в конце неожиданно выкрикнул: «Дублёр Коля!» Тут же со шкентеля [100]100
   Шкентель – короткий корабельный трос, здесь – фланг строя.


[Закрыть]отозвалось: «Тяв!». Мы были в истерике.

Но, как говорится, «В России все секрет, и ничего не тайна». Про уникальность нашего пса по училищу поползли слухи. На него началась настоящая охота. Беднягу несколько раз воровали, но он упорно возвращался в свою роту. После очередного покушения командир не выдержал и приказал дежурным по роте лично выгуливать Колю, и не как-нибудь, а на поводке. Тут же из курсантской кассы была выделена необходимая сумма на собачью амуницию. На ошейнике ротный художник сделал несмываемую надпись: «ВВМУРЭ им. Попова. 44 рота».

Наши соседи-одногодки, но с другого факультета, рассуждая примитивно, как положено связистам: «Подумаешь! У нас тоже усы растут!», приволокли к себе в роту какого-то помоечного придурка. После отбоя пёс взвыл, и выл, не переставая, до самого утра. Семьдесят рыл всю ночь таращились в потолок и через два дня пса выгнали.

А потом началось.: Всяк из увольнения идущий считал своим святым долгом притащить с собой какого-нибудь пса. Иногда со скандалом. Какие-то идиоты увидели старика, дремавшего на скамейке у английского пруда. Рядом на поводке тихо лежал пёс. Его дёшево купили за конфету, поводок пристегнули деду за петлю тужурки и смылись. Дед очухался, удивился, тут же нашлись очевидцы, и старик рванул с жалобой к дежурному по училищу.

Вот таким незатейливым способом наше училище радиоэлектроники постепенно превращалось в собачий приют. Бездомных собак к радости коммунальных служб города становилось всё меньше, а у нас уже вовсю игрались собачьи свадьбы. Сытое существование собачьей стаи обеспечивала камбузная бочка для отходов. Три раза в день камбузный наряд вываливал в неё огромные лагуны. [101]101
   Лагун – на флоте так называют бачок.


[Закрыть]Половину, естественно, мимо, к великой собачьей радости. Вокруг бочки вылизывалось всё, до зеркального блеска, так что приборку вокруг бочки уже забыли, когда делали.

Но, в один прекрасный день идиллия кончилась. Однажды дежурная служба КПП училища прикормила с вечера какого-то пса. За кусок мичманской колбасы тот «веселил» их всю ночь, резонно решив, что КПП отныне его законная территория. Утром народ потянулся на службу. Дневальный на «вертушке» проверял пропуска, мичман, с глазами как у окуня от недосыпа, сидел за столом в своём аквариуме, а пёс дремал здесь же у его ног. И тут на КПП входит зам начальника училища контр-адмирал Токарь. Мичман срывается с места и бросается ему навстречу.

– Смирно! – орёт мичман. – Товарищ контр-адмирал…

Пёс вскочил, как ужаленный. Или он спросонья вопль «Смирно!» с командой «Фас!» перепутал, то ли патологически не любил начальство, как и наш Коля, а может, расценил адмиральское вторжение, как посягательство на свою территорию, только шерсть на загривке встала дыбом, клыки наружу и… Прыжок – и пёс мёртвой хваткой вцепился в адмиральскую штанину и надолго на ней повис. Адмирал окаменел. На весь КПП шум, крики, рычание, треск материи и отборный флотский мат. Когда, наконец, пса оторвали от начальственных штанов, оттащили и пинками выгнали на улицу, адмирал, само собой разумеется, снял весь наряд КПП во главе с мичманом. Злой как пёс цепной, он, пока добирался до своего кабинета, снял со службы дежурного по гаражу, помощника дежурного второго факультета и вздрючил трёх случайно попавшихся курсантов. Собачья проблема, сама того и не желая, неожиданно вышла на высокий адмиральский уровень.

– Начальника строевого отдела ко мне! – рявкнул адмирал адъютанту, влетая в приёмную. Когда капитан 3 ранга Порохов на ватных ногах вошёл в его кабинет, диалог состоялся короткий.

– Где твоё представление на 2 ранга? – прошипел адмирал.

– У вас… на подписи…

– Так вот, если в 14-00 ты мне не доложишь, что ни одной собачьей твари в училище нет, считай, что я эту бумагу не видел.

Через полчаса в училище началась карательная операция. Несколько мичманов, вооружившись спортивными винтовками, учинили кровавую бойню. Плац, в центре которого был разбит фруктовый сад, наполнился лаем, рычанием, визгами и ружейной стрельбой. «Охотники» по всем правилам военной тактики согнали в сад огромную стаю, окружили и, даже не предлагая капитуляции, с ней расправились.

Какие там занятия? Курсанты вместе с преподавателями торчали в окнах, наблюдая и комментируя «боевые действия». Такое не каждый день увидишь! В ближайший перерыв мы кинулись звонить в роту.

– Где Коля?

– А где ему быть? – отвечает дежурный по роте, – забился в конуре в самый дальний угол и дышит через раз, чтобы не обнаружили.

В 15 часов по училищу объявили большой сбор. Тридцать курсантских рот, построенных в «коробки», вывели на плац. Из адмиральского корпуса вышел начальник училища. Уже тогда, в начале 70-х, у него был радиомикрофон, изготовленный местными умельцами. Училище радиоэлектроники, все-таки. Он мог находиться в любом месте огромного плаца, а мощные громкоговорители добросовестно озвучивали на всю округу даже вполголоса сказанную фразу. После положенных в таких случаях докладов началась адмиральская проповедь:

– Товарищи курсанты! Вы же будущие офицеры. Вы уже взрослые люди, а не понимаете, что нельзя в училище из города тащить всякую заразу… От этого болезни, эпидемии и, как результат, подрыв боевой готовности и так далее в таком же духе.

Он бы ещё долго говорил, но вдруг между стройными курсантскими рядами на плац вываливается огромный пёс. Самого отпетого бандитского вида. Одно ухо полу висит, другого наполовину нет; откусили, видимо, в жарких собачьих баталиях. Подшёрсток торчит клочьями – линять, бедняга, начал. На задней ляжке шерсть вообще отсутствует. Видимо, спал где-нибудь в кочегарке, да подгорел малость. Короче, вид – ужас тихий. Но самое главное – на шее, как у партизана, висит фанерная крышка от посылочного ящика, а на ней крупно выведена надпись: «Всех, гад, не перестреляешь!!!» И вот это безобразие чинно шлёпает перед оцепеневшим строем в сторону адмирала.

Шок сменился взрывом. Несколько сотен курсантских глоток одновременно выдохнули:

– Га! Ха-а!!!

Пёс от неожиданности метнулся в сторону, туда, где стоял адмирал. Вслед ему нёсся нарастающий курсантский рёв. Тем, кто стоял далеко от этого места, по цепочке передавалось содержание «транспаранта» на собачьей холке. Через несколько секунд ревели уже и фланги. Пёс, тем временем, в три прыжка домчав до адмирала, прижался к его ногам, облизал ботинки и жалобно заскулил. Тоже мне, нашёл, у кого защиты искать. Адмирал пытался от него увернуться, шаркал ножками и злобно шипел:

– Пш-ш-шел! Фу! Пш-ш-шел! Фу!

А радиомикрофон в союзе с мощными усилителями и динамиками добросовестно и беспристрастно транслировал эти возгласы вождя курсантского племени на всю близлежащую городскую округу.