Текст книги "Рыцари Гирты (СИ)"

Автор книги: Михаил Фиреон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 40 страниц)

– Две минуты! – продемонстрировала принцессе Веронике свои механические часы на руке рыжая Лиза и они все, повыскакивав в седла, развернув коней, прижавшись к гривам, обхватив руками могучие шеи скакунов, помчались прочь от башни, по склону вниз.

Снова качнулось время. Стало еще темней, что-то необратимо изменилось. Вертура думал, что будет ударная волна, вспышка или взрыв, но, развернувшись, увидел, что башня просто исчезла. Вернее, исчез только ее нижний кусок, а остальная часть упала как подрубленное дерево и теперь катится с вершины холма, с хрустом и грохотом переламываясь от ударов о камни, со вспышками и снопами искр подминая под себя козлоподобную саранчу и костры. Беглецы проехали еще две или три сотни метров, когда принцесса Вероника приказала остановиться. Было темно. Закатное зарево потухло. Наваждение исчезло. Над головами было чистое звездное небо. Ниже по дороге горели факелы в руках ожидающих возвращения отряда людей.

– Ращщитацца по порядку номеров! – хрипло гремел сержант Брокке на весь лес.

– Первый!

– Второй!

– Первый…

– Отставить расчет! – зарычал сержант и сам засмеялся, забил плеткой по голенищу.

Они ехали по каменной дороге в темноте. Только Элла держала на вытянутой руке матовый газовый фонарь на цепочке, который захватила его с собой, если придется гулять ночью по лесу в темноте.

– Он мертв – поводя рукой вокруг себя, констатировала Лиза – может при падении раздавило… но его больше нет.

– С вами тут, Вероника, не соскучишься! – весело и взволнованно кивнул принцессе, утирая грязный от копоти и пота лоб рукавом своей нарядной атласной рубашки, юный барон Визра.

– Это Гирта – устало и весело ответила ему герцогиня.

– Моя леди! – подъехал к ней маркиз Борис Дорс, приложил грязную от смолы и копоти руку к такой же грязной, рубахе на распахнутой, покрытой ссадинами и пылью груди. Он был все также растрепан и перемазан в смоле, с мантией повязанной рукавами под ребра и по-солдатски перекинутом через плечо под портупею плаще. Восхищенно глядя на герцогиню во все глаза, как будто бы первый раз видя ее так близко, любуясь ей, он улыбался, не зная, что и говорить. Минуту он ехал рядом с ней молча, но заметив, с каким выжидающим гордым недоумением она смотрит на него, растерял весь своей бравый боевой пыл, совсем смутился и представился – это я, ваш верный слуга, маркиз Борис Энтони Дорс. Мэтр Дезмонд мой дядя… Вы не помните меня? Простите что в таком виде. Мы тут лес валили…

– Ах, я еще должна вас не помнить! – с вызовом воскликнула, хлопнула ножнами с мечом по бедру принцесса Вероника и засмеялась в голос – а что еще я вам должна, маркиз? И нет, я не разрешаю вам быть сегодня в таком виде! Что вы себе позволяете? Немедленно переоденьтесь!

– Слушаюсь, моя леди! – Борис Дорс, бросил на нее стремительный пламенный взгляд, с досады с хрустом сжал зубы, забил ладонью по гриве своего рыжего коня, погнал вперед, чем вызвал у всех присутствующих, даже у графа Прицци и мрачного князя Мунзе, радостные усталые улыбки. Заулыбалась и принцесса. От дыма костров и езды по тайге ее волосы и одежда тоже растрепались, стали серыми и пыльными, как и у всех остальных, но в темноте было незаметно.

То там, то тут, со всех сторон загорались огни. Грозно ревели рога в темноте, призывая отстающих поторопиться. Люди графа Прицци, ветераны и добровольцы возвращались в лагерь с победой.

Вернулись к шатрам в станицу уже за полночь. Устало расходились спать.

– Лесная грязь и дорожная пыль! – горестно вздыхала Мариса, падая в бессилии на кровать, когда принцесса Вероника отпустила ее после того, как она помогла ей переодеться, причесться, умыться и застелила ее постель.

Лежа на боку, Мариса достала из сумки свой револьвер, вытряхнула из барабана на одеяло стреляные гильзы и несколько целых патронов, слабо фосфоресцирующих светлой бирюзой в темноте. Вертура лег рядом, обхватил ее руками, прижал к себе. Она поджала колени, уперлась холодными босыми ступнями в его лодыжки. Подложив руку под голову, лежала, устало улыбалась, ласкала пальцами запястье детектива. Тканевая занавеска была откинута. Газовая лампа над столом приглушена, шатер полнился мягким, калильным белым светом. По толстому темно-бордовому одеялу, валялись разбросанные без всякого порядка гребень, лента для волос, поясная сумка, трубка, кисет и жестяная коробочка с кремом. Рука Марисы лежала на мече Вертуры, ножны с которым детектив тоже положил на кровать, как будто для натюрморта, среди ее вещей.

Снаружи, на скамейке у стола рядом с шатром, тихо беседовали, пили, со смехом обсуждали сегодняшние происшествия Фарканто, барон Визра и рыжая Лиза. Где-то в другом конце шатра тревожно шептались, обсуждали, о чем-то неразборчиво спорили, какие-то девицы. Глухо бряцал броней, прохаживался по склону рядом с шатром, караульный. Ипсомобиль министра Динтры бесследно исчез, не осталось даже следов. Где-то далеко внизу кто-то попытался фальшиво заиграть на волынке, но ему хорошо поставленным командным голосом на весь лагерь гаркнули «Заткнись. Спят все уже!» и музыкант затих. Все разошлись по своим шатрам. Стало необычайно спокойно и тихо. Только у дальних столов сидели, в окружении свечей и лампад вели свои разговоры те, кто не устал и сегодня днем не участвовал в действе. Ветер все также шелестел в звездной ночной вышине, со скрипом раскачивал деревья.

* * *

Глава 24. Племянник епископа. (Понедельник, вторник)

Вертура настолько умаялся за день, намучался, таская по лесу копье и щит, что спал беспробудным сном всю ночь. Он даже не проснулся, когда принцесса Вероника пришла к ним, сказала что очень холодно, снова легла рядом с Марисой. Они снова о чем-то тихо говорили полночи в темноте, но детектива нисколько не беспокоило это. Он помнил только мрак и ветер. А, когда проснулся наутро, то понял, что ночной холод сменился жарой и он весь мокрый от испарины, как и вся его одежда и постель. Припекающее полуденное солнце нагрело шатер, и даже несмотря на открытые занавески и поднятый полог, внутри было душно, как будто сейчас стоял не конец августа, а жаркая середина лета. Где-то под потолком вилась оса, назойливо жужжала, пытаясь найти выход. Поводя ступнями босых ног, Мариса лежала поверх плащей и пледов рядом с детективом, держала на вытянутых руках над собой, читала какой-то глянцевый журнал с картинками. С улицы слышались веселые девичьи голоса. Со смехом обсуждали, что позавчера вечером кто-то анонимно прислал сыну магистра Роффе в подарок бутылку с дорогим столичным вином, выпив которую на вечерней прогулке по лесу, он слег, никуда вчера со всеми не ездил и до сих пор болен, пытается выяснить, кто так некрасиво над ним подшутил.

– Леди Тальпасто Младшая всех собрала, ходили узнать, как он там – весело сообщил кто-то малознакомый – а у него вестовой из шатра выходит с горшком. Развернулись, обратно пошли.

– Тяжело быть сыном мэра – рассудительно согласился князь Мунзе – большая ответственность.

– А кому там сэр Тинвег вчера ногу прострелил?

– Вилкету с Печатников – меланхолично ответил князь Мунзе – а слышали утром, скандал был? Поймали тут одного умника на воровстве. Говорят, не первый раз попадался уже. Сэр Марк ему руку на колоде топором отрубил и приказал бросить его в реку.

Он был в курсе всех происходящих в лагере дел.

К шатру поднялись Фарканто и рыжая Лиза.

– …Я из технической серии, сертифицированный инженер, а ты гуманитарий! – высказала она своему кавалеру неоспоримый аргумент.

– Зато у меня есть топор! – весело отвечал рыцарь.

Ветер по-прежнему шелестел ветвями деревьев. Мелко тряслись листы осины, что стояла недалеко от шатра. Вертура повернулся на бок, убрал с себя все одеяла, которыми укрывался ночью, обхватил руками Марису, прижал ее к себе. Никто не будил, не звал. Все устали после вчерашнего дня и отдыхали по утренней жаре. Только скрипело перо за занавеской: принцесса Вероника сидела, откинувшись на спинку низкого складного кресла, положив босые ноги на соседний стул, рассеянно глядела через открытый полог на пронзительное летнее небо, задумчиво курила. Аудитор что склонился над записями над столом, закончил текст, продемонстрировал, предоставил ей выписку, она быстро сверилась с ней, указала чубуком трубки.

– Ага, еще вот этого и этого.

Юрист кивнул, занес что-то в свой блокнот и снова углубился в чтение.

Явился граф Прицци. Без мантии, в мокрой лиловой рубахе, держа под мышкой куполообразный шлем с кожаной защитой шеи. Поклонился, спросил, не желает ли леди-герцогиня посмотреть на состязания и военные игры. Но та ответила отказом, сказала, что он очень признательна его любезности, но все же нет. Граф сказал, что оповестит ее, когда солнце опустится, станет свежее и начнутся поединки.

Из событий дня, Вертуре запомнилось еще несколько.

К шатру пришли дети. В основном мальчишки от восьми до тринадцати лет. Принесли герцогине нанизанных на веревку жирных куропаток, рябчиков и голубей, которых набили в лесу сегодня утром специально для ее обеда. Принцесса Вероника благосклонно приняла подарок, обняла и поцеловала в лоб каждого из них. Отобрала двух самых крепких юношей и двух самых красивых девочек. Юношей отправила вместе с лейтенантом Манко к графу Прицци, девочек поручила Регине Тинвег прислуживать за трапезой, помогать в шатре.

Детектив вышел на улицу и огляделся. Тяжелыми, бодрящими порывами задувал теплый сильный ветер. Шелестели листья, назойливо стрекотали кузнечики. Неподалеку своим отдельным кругом сидели огромные сторожевые кошки, недоверчиво и надменно щурились на яркое солнце и проходящих мимо людей. Одна, с забинтованными лапой и плечом, лежала отдельно от всех, под внешним пологом шатра на чьем-то свернутом, наверное, специально подложенном ей, плаще.

Наверху на вершине скалы, под соснами сидели Майя Гранне и юный барон Визра. Держа в руках блокноты, рисовали в них.

* * *

В лагерь возвращались охотники, что уезжали утром, добыть самим в лесу оставшейся после вчерашнего происшествия у башни черной козлоподобной саранчи. Таща за храпящими, недовольными таким соседством лошадьми на длинных веревках по земле, волокли свои омерзительные трофеи. Пока эти тела лежали на солнце, на траве, подметили, что они непонятным образом истаивают, отекают как снег, обращаясь зловонной зеленовато-желтой, как гной, жижей. От этого смрада за много десятков метров вокруг выли собаки, храпели лошади, таращили глаза, брезгливо трясли лапами кошки. Кто-то сказал, что после того, как из этих омерзительных туш пытались извлечь стрелы, на руках остаются ожоги. Граф Прицци вышел к охотникам, строго приказал отвезти тела убитой козлоподобной саранчи подальше в лес, а к башне выслать разъезд, чтобы сказали тем, кто еще охотился в окрестностях, чтобы не тащили в лагерь эту опасную добычу. Все, кто обжегся, касаясь этих демонических порождений, были направлены к герцогскому лейб-медику доктору Фонту, который осмотрел раны через специальные очки, промыл, перевязал их и выдал йодистую воду и таблетки.

– Пока они были живы, если их можно назвать живыми в принципе, структуру их тел поддерживали замкнутые калибровочные поля, подобные тем, которые стабилизируют организм животных и человека, позволяя ему функционировать правильно даже в областях с высоким коэффициентом искажения пространства-времени. Но со «смертью», эти флюиды потеряли свою интенсивность и, в следствии нарушения слабых взаимодействий в субатомарных структурах их тел, тяжелые элементы, которые в больших количествах образуются в их тканях при переходе из волнового в корпускулярное состояние, подвергаются альфа и бета распаду – сообщил свой вердикт доктор – разрушаясь, они становятся радиоактивными.

Граф Прицци молча кивнул и вышел из лазарета.

* * *

Когда детектив с Марисой гуляли по скалам и отошли достаточно далеко вниз по течению реки, чтобы никто посторонний не смог услышать их, Мариса внезапно схватила Вертуру за руку, развернула его к себе, заглянула в лицо и заявила.

– Возьми ее! – с горящими ненавистью и безумием глазами потребовала она, вцепилась в его одежду – сделай так, чтобы зачать ей сына, и он будет править Гиртой! Все будут шептаться за ее спиной, а она будет жить с этим до самой смерти. Я ненавижу ее, я помогу тебе!

– Тут все сложнее – постелил плащ на мох и хвою, сел на камень и уставился на бегущую воду внизу под отвесным каменным обрывом, детектив. Солнце стояло высоко, но длинные тени уже ползли по реке. Резко контрастировали с ветреным, пронзительно-синим небом.

– Что сложнее?! – возмутилась его спокойному тону Мариса. Но тут же сникла. Села рядом с ним, положила голову ему на плечо, сложила руки на коленях. Лицо ее было мрачным, злым и торжественным одновременно.

Журчание воды, тихий скрип деревьев и шум ветра навевали спокойные умиротворяющие мысли о теплой осени и уходящем лете. Вертура достал трубку и хотел закурить, но, сколько он не чиркал, спичка так и не загорелась.

– После нее я чувствую себя некчемной выпитой бутылкой – скорбно нажаловалась Мариса.

– Это еще что – ответил детектив – меня позавчера она опустошила одним мысленным прикосновением. Похоже, тоже самое происходит и с остальными. Она выжигает окружающих как спички, подавляет волю, подламывает людей. Даже сэр Прицци не противоречит ей, признает ее герцогиней. Хотя, может я и неправ насчет него, он расчетливый и сильный человек… А она постоянно пишет свои бумаги, постоянно работает, разговаривает с людьми. Помнишь, она рассказывала, что ее позвали в Гирту как маленькую принцессу, чтобы посадить на трон и говорить, что ей делать, но маленькая принцесса внезапно оказалась не безвольной наивной девочкой, а специально обученным администратором. Привезла с собой контактора с каким-то Центром, который указывает, как работать Станциям и какие заряжать боеприпасы в противовоздушные системы. Пригласила столичных советников и юристов. Начала давить местных царьков одного за другим и выросла в кровавого дракона, который не успокоится, пока не переломает всех и не станет единолично править Гиртой. Сколько было смертей за то время, пока я здесь? Солько, Друлль… Быть может она бы и сама не хотела, но она обычный человек, по каким-то причинам поставленный на должность герцогини. Быть может, даже самим мастером Динтрой. Я думаю, что она даже без каких бы то ни было специализированных возможностей, как у той же Лизы, такой же обычный человек как я и все остальные. Здесь ей все чуждо и враждебно, и она как живым щитом окружает себя людьми, которых при случае поодиночке может переломить одним мановением руки. Такими, рядом с которыми она может чувствовать себя уверенно. Мне кажется, она очень боится, но стареется не выказывать этого. Вернее у нее, как и у нас, просто нет выбора и здесь ей нужна наша поддержка. Ей было нужно, чтобы я коснулся ее, чтобы ты обняла ее, приласкала, прижала к себе, чтобы кто-то сделал это. Это неправильно, не по-христиански. Она очень сильная, но иначе и она не выдержит. Леди Вероника из тех, кто никогда не подпустит близко равного или того, кто сильней. Поэтому сэр Прицци никогда не будет ее приближенным, только вассалом и союзником, не более чем. Регина, Вальтер, Оливия, леди Эмилия, мэтр Вритте, Кристоф, Готфред, Дитрих – это все люди сэра Августа, она не выбирала их. Зато она позвала нас, сэра Визру, Гармазона, Эллу… Рядом с такими женщинами как она часто оказываются серые ничтожества и подкаблучники. Она обречена на одиночество…

– Она нравится тебе?

– Она целеустремленная, деятельная…

– Малолетка. А я старая кляча.

– Ну я тоже не молодой амбициозный змей с алмазной горы – он ласково взял ее ладонь в свои руки. Мариса улыбнулась и прижалась виском к его щеке. Так они сидели некоторое время, слушали шелест листьев, смотрели, на бегущие по серо-зеленой воде тени. Разглядывали кривые рыжие сосны, что торчали из вершины стоящей на противоположном берегу Керны гранитной горы.

– Мы всего лишь литья на штормовом ветру – кладя руку поверх ее ладоней, тихо сказал Марисе детектив – бесполезные сучья, что срубают и которые, отдавая жар в ледяную мглу ночи, сгорают в огне.

Она вздрогнула, словно слова, еще недавно беззвучно произнесенные ей самой и теперь повторенные им, поразили ее в самое сердце. Она положила руку поверх его руки и молча кивнула в ответ.

* * *

Возвращаясь обратно по берегу реки, среди других прогуливающихся по лесу вокруг станицы, Вертура и Мариса видели у спуска к воде барона Марка Тинвега и еще одного малознакомого детективу рыцаря с женами и детьми. Усадив перед собой в седло сынишку, майор жандармерии показывал ему, как перезаряжать короткоствольный огнестрельный карабин.

– Не стреляй зверей без надобности. Господь Бог не любит этого – помогая взвести тугую пружину затвора, глядя своими страшными кровожадными глазами, при этом как можно более мягко, но настойчиво, объяснял он сыну – стреляй людей. Но только если они того сами заслужили.

Кони осторожно переступали копытами по камням, склоняли головы к холодной воде. Жена майора, что по-мужски сидела в седле, аккуратно придерживала перед собой руками дочку четырех лет, чуть улыбалась, внимательно смотрела на реку и мужчин. Ветер трепал ее длинные волосы и широкие рукава легкой шелковой, темно синей, украшенной розовыми камелиями, накидки. Остроухая, длинноносая, аккуратно расчесанная собачка размахивала хвостом, весело гоняла бабочек, скакала под копытами лошадей. Юноша, в закатанных по колено штанах и повязанной на плечи мантии, наверное оруженосец, или сын малознакомого Вертуре рыцаря, аккуратно ходил по мелководью неподалеку с копьем в руке. Приметив рыбу, ткнул в воду, но промахнулся, пошел дальше, стараясь держаться по солнцу так, чтобы не спугнуть добычу своей тенью.

– У сэра Тинвега была жена, мать Регины. Он убил ее. Достала его вконец, наверное, не сумела, не сладила с ним – когда они отошли на некоторое расстояние и за шумом качающейся на ветру листвы их не могли услышать, кивнула в сторону барона и его семьи, поделилась мыслями с Вертурой Мариса – а эту, Астру, еще малолеткой подсунули ему Прицци. Она была безродной девкой, которую отобрали у отца с матерью за долги, а теперь ближайшая наперсница и ученица леди Марии – прибавила с какой-то задумчивой тоской в голосе – никто ей слова поперек сказать не смеет, сэр Тинвег ее бережет. Сколько людей он убил и покалечил, пальцем ее не тронул ни разу в жизни. Она прилежная, тихая, верная, ласковая с ним, раны любые заживлять, править спину, детей лечить лучше многих докторов умеет. И я могла бы также. Была бы женой какого-нибудь названного племянника или крестника сэра Августа. Училась бы у леди Марии, раны бы мужу зашивала, микстуры варила, цветами и листьями флаги, занавески и одежду расписывала, кошек породистых и ящериц цветных разводила, как все их женщины умеют. Все девки бы моего мнения спрашивали, за умным советом ко мне ходили, подарки дарили… Ага, если бы дурой не была по малолетству, слушала, что старшие говорят. А леди Хельга так и не научила, все книжки мне давала, спрашивала, заставляла зубрить, читать вслух, буквы рисовать красиво… Зачем мне все эти книжки тогда были? Что ума прибавилось? Если бы. Лучше бы она замуж меня нормально выдала, да хотя бы за того же сэра Тинвега. Лупила бы по юности почаще, как люди живут по-христиански, так, чтобы не было в жизни всякой дряни, научила. Были бы у меня дети, я бы на них живого места не оставила, только чтобы справедливыми и сильными выросли, по заповедям жили. А не получилось бы, стали бы тварями и безбожниками, сама бы таких и прирезала. Но леди Хельга же не знает ничего об этом, живет совсем другим, как Борис твой, как Ева, как леди Вероника, долг, книги, служение… Люди оторванные от реальной жизни. Вот я у нее и выросла идиоткой, которой только пить и веселиться, замуж за пьянь и бестолочь с красивыми глазками выскочила…

Она остановилась на большом, поросшем редкой травой и мхом, плоском камне, подошла к одиноко растущей на краю обрыва сосне, положила на нее ладонь. Задумчиво уставилась на противоположный берег реки, на высокие серые скалы и светло-зеленые, выгоревшие на жарком летнем солнце, деревья.

– А когда все спохватились, было уже поздно – обняла сосну, прильнула к ней, печально заключила Мариса – никому я такая стала не нужна.

– Теперь ты нужна мне – подошел, упрямо склонил голову, коснулся ее руки детектив.

Мариса замерла, тяжело выдохнула через нос, проморгала глазами.

– Все из-за тебя! Как теперь это отстирывать? – внезапно спохватившись, резко отошла от дерева, отдернула плечо, начала отирать смолу с рукава своей черной мантии, с вызовом предъявила, начала ругаться – ты что, не видишь, мы в лесу, и деревья пачкаются? Зубы мне тут еще заговаривает, стоит!

* * *

Днем по реке прибыла гребная ладья с мачтой. Пришла из Гирты, чтобы привезти припасы и завтра забрать в город герцогиню и ее свиту. Явился помощник магистра Роффе, с поклоном извинился, сообщил, что в виду важных дел и обязанностей, возложенных на него сэром Вильмонтом Булле, к огромному сожалению, мэр не сможет навестить охоту и отдать дань уважения ее высочеству, леди-герцогине, лично.

– Действительно, к большому сожалению – выслушав его, как будто с пониманием кивнула принцесса Вероника, но в ее глазах читались совсем другие мысли.

Проходил день. Девицы принесли венки и гирлянды из листьев, украсили шатер герцогини. Майя Гранне набрала желтых цветов, сплела венок для юного барона Визры. Тот надолго уехал далеко в лес, нашел клен, собрал с него самые красивые листья и сплел венок ей в ответ. Набрала цветов, голубых и красных и Мариса, сплела из них, прибавив ароматных сосновых ветвей, подвеску, прикрепила ее к центральному столбу в шатре. Оруженосцы принесли к столу принцессы стреляных зайцев, речных окуней и набранные в лесу женщинами дикую землянику и крепкие, с нарядными рыжими шляпками и белыми ножками грибы.

Когда детективу разрешили отойти от шатра принцессы, он тут же направился в лагерь Бориса Дорса, где и нашел своего знакомого за изготовлением самодельных лука и стрел.

– А Марк, Христос Воскрес! – откладывая острый кованый нож, приветствовал его, сурово прищурился маркиз. Его мрачное лицо переменилось. Радушная улыбка прогнала обычное напряженное и хмурое выражение. Они с детективом сцепились локтями и крепко обнялись – я как раз собираюсь на прогулку. Пойдете со мной, постреляем, посплетничаем о нашей светлейшей леди-герцогине! Вижу вы с Анной с ней на короткой ноге.

– Моей заслуги тут нет – печально ответил ему детектив. Ему стало неприятно и неловко перед другом за все то, что случилось. Он чувствовал вину и испытывал жгучее желание помочь маркизу, как-то исправить сложившееся положение. Но Борис Дорс похоже не заметил его терзаний, накинул через плечо свой плащ, внимательно пригляделся к детективу так, как будто знал что-то очень важное, забрал со стола свои меч, лук и стрелы, повлек Вертуру в сторону леса. Детективу стало страшно – ему показалось, что сейчас маркиз отведет его в сторону и заколет, как только они отойдут достаточно далеко от лагеря, но этого не случилось. Перекидываясь короткими скупыми репликами, они быстро шли по узкой тропинке по высокому глинистому склону в сторону бетонной полосы.

Вокруг стоял пронизанный солнечным светом бор. Было жарко. В длинной, пожелтевший траве стрекотали кузнечики, гудели шмели. Пахло смолой, деревом и раскаленным сухим гранитом. Вдали от лагеря, рядом с бетонной дорогой, на каменистом склоне маркиз нашел примеченные им еще с прошлого утра кусты диких синих люпинов и, достав из ножен свой меч, нарубил с них огромный, ароматный, отдающий горькой сырой травой, букет. Критически оглядев его, Вертура посоветовал добавить еще каких-нибудь цветов, что в обилии росли по склонам бетонной полосы.

– Нет, пусть будут только люпины! – нахмурился, резко ответил маркиз и тут же стал печален и хмур, бросил внимательный взгляд на детектива – знаете, Марк. А может ну ее к черту, раз она такая бешеная озверевшая стерва? – и прибавил с жгучей, неподдельной, обидой – пусть ее Август по лужам катает на своем драндулете! В клаксон ей под окном дудит. Бант купит ей в Столице от Козловского с розовой бижутерией и пластмассовые черные очки.

Он решительно протянул цветы Вертуре и заявил.

– А лучше отдайте Анне, скажите, что сами собрали, принесли ей. Не выбрасывать же. Ничего же вроде, симпатичные, лесные. Все дарят женщинам розы. Ненавижу розы. Нет, не из-за Эртвига. Просто терпеть их не могу. Омерзительные, тепличные, жеманные цветы. Ну же, не стойте, берите, иначе я их выброшу, вернетесь к Анне ни с чем.

Детектив покачал головой, не пожелал принять букет, а Борис Дорс был уже готов бросить на землю и растоптать его, но Вертура удержал его руку и сказал.

– Если вы отдадите их мне, я отнесу их леди Веронике и скажу, что это от вас. А если выбросите, я наберу новых. Как она на вас будет смотреть.

Маркиз внимательно и дико глянул на детектива, словно размышляя, ударить его или нет. Секунду думал, но потом улыбнулся и заявил.

– Да, это глупо. Мы сдаемся даже не попробовав… – рассудил он. Глаза его вспыхнули страшным непреклонным блеском – Боже, Марк, я старею, я боюсь эту женщину. Нет, не ее саму, ее отказа, ее насмешки, ее пренебрежения. Это непозволительная слабость, это отвратительно, но я ничего не могу с собой поделать, а если сделаю, все будет глупо, как вчера, шиворот на выворот. Я жалкий неудачник, которому просто повезло, что не проломили голову тогда, во время Смуты, и вот теперь… Она такая, что к ней не подойти, а если я и подойду, я буду нести ахинею, наделаю ерунды, а она сама даже не посмотрит в мою сторону. Это просто невыносимо.

– Она красивая, молодая женщина, со сложным характером конечно – ответил ему детектив – но она обязана быть герцогиней, которая правит железной рукой и вести себя соответственно.

– Я знаю – кивнул, развел руками маркиз – но…

– Просто принесите ей эти цветы. Быть может она и посмеется для протокола, но ей будет приятно. Уверен. В крайнем случае, она прикажет вас казнить.

Маркиз улыбнулся, похоже, сказанное Вертурой его развеселило.

– Ладно, пойдемте – сказал он, улыбнувшись и, поудобнее перехватив свой огромный, больше похожий на сноп сена, чем на подарок герцогине букет, зашагал к опушке леса.

До лагеря от бетонной полосы было не меньше двух километров и, идя так, чтобы не попадаться на глаза постоянно курсирующим между обозами и лагерем пешими и верховыми, свернув не на ту тропинку, детектив и маркиз заблудились на каменных склонах, вышли к реке намного ниже станицы. Оглядываясь с высокой, поднимающейся над лесом и рекой плоской, поросшей мхом и ароматным вереском вершины горы, далеко ли они промахнулись от лагеря, приметили белую фигуру, на камне между сосен, на высоком берегу реки.

– А где Кристоф? – прикладывая руку ко лбу, злорадно прищурился, оскалил зубы, скривил лицо маркиз, у которого глаза, по всей видимости, были лучше чем у детектива – похоже, она заблудилась. Пойдемте, Марк, вернем женщину ее мужчине, раз он такой балбес, и не уследил за ней.

И они начали спускаться к реке, где на скальном обрыве, в тени сосен, они обнаружили Эмилию Прицци. Без движения сидя на камне, сложив руки на коленях, она отрешенно смотрела перед собой на темную, журчащую под отвесными скалами внизу стремнину. Неподалеку пасся ее серый конь. Тыкался мордой в расселины между камней, бряцал оголовьем, гулко стучал копытами, осторожно переступая по неровному граниту. Словно почувствовав приближение маркиза и детектива, Эмилия Прицци вздрогнула и обернулась. Ее большие, выпуклые, светло-карие глаза, со страхом смотрели на Бориса Дорса, пальцы сжались, уголки губ печально и испуганно опустились, словно в мольбе, обращенной к палачу приговоренным к смерти. Как и позавчера на званом ужине, на ней были все те же длинное белое льняное платье и короткая, светло-коричневая, с бежевыми треугольниками вязаная распашная жилетка. Ветер трепал торчащую хохолком челку графини. Часть волос над правым виском была красиво заплетена в тонкую длинную косу, заботливо украшенную на конце большим нарядным зеленым бантом и перевитую тонкой черно-красной лентой. Вертура опустил глаза и смутился: настолько печальным, потусторонним и нездешним показался ему одновременно величественный и при этом трогательно-сломленный облик этой женщины.

Борис Дорс отдал букет детективу, положил руку на эфес меча, смело подошел к ней. Видя его жест, графиня опустила плечи и испуганно подалась в сторону, но маркиз чинно поклонился ей и жестом представил своего спутника.

– Это мой друг и наперсник леди Вероники. Гранд Марк Вертура, детектив.

И, видя ее недоверие, продолжил тем же спокойным рассудительным тоном, каким разговаривал с ее отцом.

– Вы заблудились, моя леди? Мы можем проводить вас в лагерь это недалеко здесь.

– Нет… – ответила она печально поджав плечи, словно кошмар какого-то давно пережитого ужаса снова проснулся в ее сердце – просто сделайте то, чего не сделали раньше. То, ради чего вы пришли.

Ее испуганный взгляд упал на меч маркиза в ножнах на его перевязи.

– Вы же шли за мной – сказала она печальным, глубоким голосом – вы пришли убить меня, как убили Андреса, Хольгера и других. Вчера вы убили Панзонга, он был одним из последних, и теперь больше некому меня защитить от таких как вы… Все кончено. Я приняла не ту сторону, мы проиграли. Я ждала, все это время я думала, что все изменится, они найдут вас и ваших подельников и убьют самой страшной смертью, но вы обманом сгубили их всех, и теперь пришел и мой черед. Сделайте то зачем вы пришли и будьте вы прокляты, маркиз.

Над рекой поднялся ветер. Тяжелый порыв ударил по верхушкам сосен, звонким шелестом заглушил шум реки и бряцание упряжи как ни в чем не бывало жующей траву лошади невдалеке. Борис Дорс подошел к графине, присел перед ней на корточки, все также держась за меч, но скорее для того, чтобы не мешал, чем от опасности, внимательно пригляделся к ней. Эмилия Прицци гордо отстранилась, но не побежала, не ударила, не подняла руки, чтобы хоть как-то оттолкнуть его или защититься.

– Это в прошлом – веско рассудил Борис Дорс – и я пришел не по вашу душу. Мне показалось, что вы заблудились. Пойдемте, мы отведем вас к Кристофу. Женщине не стоит ходить одной в глуши.

– Это вы-то пришли помочь мне? – только и спросила она, презрительно прищурившись, внимательно глядя на маркиза. Ее глаза вспыхнули. Обычная вялость и отрешенность сменилась агрессивной, нескрываемой издевкой, взгляд стал насмешливым и оскорбительным. Гордо вскинув голову, графиня скривила рот, так что ямка на ее щеке снова отлилась темной глубокой полосой, предав ее чертам сходство с грубо вырезанным из дерева нечестивым языческим идолищем.