Текст книги "Охота на либерею"

Автор книги: Михаил Фёдоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

Глава 19
ЗЛОДЕЯНИЕ

Июль 1572 года, западные пределы Русского царства

Когда Афанасий и Петер подошли к городским воротам, там уже собралось много народу. Даже удивительно, как быстро в ночное время разнеслась весть, что рядом с городом видели татар. Горожане и казаки явились вооружёнными, чтобы отразить нападение.

– Ну, ребятушки, – произнёс Афанасий, – докладывайте, кто и что видел.

Вперёд выступил среднего роста мужик с чёрной клочковатой бородой, одетый в штаны из дерюги, новые лапти и льняную рубаху. Несмотря на ночную прохладу, верхней одежды на нём не было.

– Я видел, Афанасий Никитич.

– Рассказывай, Васенька, рассказывай.

Васенька, смущаясь и запинаясь, заговорил. Оказывается, всадников видел только он один. Вышли из леса, близко к городу не подходили, покрутились недалеко от опушки и скрылись. Вот и всё.

– А не ошибаешься ли ты, Васенька? – ласково спросил Афанасий, который, как понял Петер, был не только купцом, но и городовым головой, или ещё каким-то начальником.

– Вот те крест, не ошибаюсь, Афанасий Никитич, – перекрестился мужик, – как всё было, так и рассказал.

– Ну хорошо, хорошо. Ступай на стену, смотрим во все глаза.

Чердынцев поискал глазами в толпе начальника городовых казаков:

– Дмитрий, ты что прячешься? А ну, иди сюда.

Тот подошёл и встал рядом, положив ладонь на рукоять сабли.

– Ты, родной, своих воинов отправь отдыхать, но только чтобы в случае опасности все сразу на стены лезли, без промедления.

Он молча кивнул головой и собрался уже идти выполнять приказ, но Чердынцев остановил его:

– Постой, куда ты спешишь? Спешить потом будешь, когда татары придут. Слушай ещё. Сегодня ночь такая – люди пусть спят, им завтра работы будет вдоволь, а вот нам глаз не сомкнуть. Ты человек начальный, вот и полезай на стену, а как только басурмане покажутся – сам беги своих казаков будить. И чтобы без промедления. Смотри, если что не так – передо мной ответишь. Теперь ступай.

Когда он ушёл, Чердынцев огляделся по сторонам и крикнул:

– Наум, ты где? Иди-ка сюда!

И когда сотник протиснулся сквозь толпу, сказал:

– Ты сейчас своих спать укладывай да и сам укладывайся. Вам с дороги хорошо отдохнуть надо. А в Москву потом пойдёте, как от татар отобьёмся.

Вокруг зашумели:

– А нам-то, нам что делать?

– Тихо! – прикрикнул Чердынцев. – Всем спать. Завтра отдохнувшие нужны будете. А если татары раньше времени подойдут, сторожа в било[129]129
  Било – металлический брусок, по которому бьют специальной колотушкой – клепалом в случае опасности или чрезвычайного происшествия, когда необходим сбор всех жителей.


[Закрыть] ударят. Оружие держите под рукой.

Толпа начала расходиться. Вскоре остались только некоторые горожане, которые полезли на стену – наблюдать.

– И мы пойдём, – сказал Чердынцев Петеру.

Они направились в сторону купеческого дома.

– Сейчас стрельцы улягутся, а мы с тобой кладкой займёмся. Сможешь камни таскать? А то ведь тоже с дороги.

– Смогу, – ответил Петер, – мои годы молодые.

– Это верно.

Наум, который ушёл от городских ворот раньше них, уже размещал своих стрельцов на ночлег. Уложить сотню человек во дворе дома – дело непростое, но Наум справился с этим легко, да и бойцы его привередливыми не были. Кто лёг на телеги, кто под них, а кто разошёлся по надворным постройкам. Некоторые же, натаскав сена, завалились спать прямо на земле, положив шапки под голову.

– Хорошо, – похвалил его Чердынцев, – теперь и сам ложись. Тебе завтра людей в бой вести, так лучше это делать отдохнувшим. А мы с Петром Ивановичем делом займёмся.

Они сменили прогоревшие факелы на новые и спустились в подвал. Чердынцев подошёл к груде камней, сваленных недалеко от входа, отобрал самые крупные.

– Чего смотришь, Пётр Иванович? Помогай камни носить.

– А проём-то кто закладывать будет?

– Мастер на стене, скоро подойдёт. А ты таскай пока.

Петер схватил самый тяжёлый и потащил к комнате, в которой были составлены опечатанные орлёной печатью сундуки со старинными книгами и свитками – царская либерея!

Чердынцев положил камень в проём, ведущий в комнату, пододвинув его поближе к стене. Петер, пыхтя, опустил свою ношу рядом. Вскоре проём был перегорожен рядом камней. Хозяин дома почесал затылок и, не говоря ни слова, ушёл, оставив недоумевающего Петера одного. Через некоторое время он вернулся, но не один, а в сопровождении молодого парня с широкими мозолистыми ладонями.

– Давай, Степан, делай. Да смотри, делай так, чтобы чужому взгляду не за что было зацепиться.

– Не впервой, Афанасий Никитич, – ответил парень. – Не беспокойся, сделаю как надо.

Петер сделал вид, что не заметил оговорки каменщика. Не впервой! Интересно, сколько раз он уже прятал от чужих глаз тайные комнаты или проходы? А Чердынцев, выходит, не так-то и прост. Интересно, какие секреты скрывает этот старый каменный дом, сама постройка которого в этой почти безлюдной глуши – дело неслыханное? Ну, да бог даст – доведётся ещё тщательно простучать стены его слишком обширного подвала. Петер сделал зарубочку в памяти, чтобы потом, когда обстоятельства будут более благоприятны, основательно обследовать этот странный дом – кто знает, какие сокровища утаивает от сторонних глаз хитрый Афанасий Чердынцев? И Петер почему-то был почти уверен, что вряд ли эти сокровища представляют собой золото или драгоценности.

Каменщик подошёл к проёму, промерил пядями его высоту, ширину и глубину, потом резво убежал по лестнице наверх, через некоторое время вернулся с двумя вёдрами и снова убежал. Во второй раз он спустился в подвал, неся в одной руке ведро, во второй – лукошко с яйцами.

– А это зачем? – спросил Петер у Чердынцева.

– Для кладки. Известь гашёная, глина, яйца, ещё что-то. У каждого мастера свои секреты.

Степан, тщательно отмеряя горстями известь и глину, замешал раствор и, разбив пару десятков яиц, отделил желток и тоже бросил в ведро и старательно всё перемешал. Петер с интересом наблюдал за работой мастера. Степан между тем направился к куче камней и стал копаться в ней, отбирая одни по известному только ему признаку и откладывая в сторону другие. Набрав нужное количество, стал таскать их поближе к месту кладки. Чердынцев пихнул Петера локтем:

– Давай помогай.

А сам встал неподалёку и стал наблюдать за ними. Степан, увидев, сколько камней натаскал Петер, сказал:

– Довольно.

После чего хозяин и гость смотрели со стороны, как каменщик закладывает проём. Сначала кладка доходила до колена, потом до пояса. Иногда он молотком выбивал из стены камень и ставил на освободившееся место другой, чтобы новая кладка выглядела естественным продолжением прежней и проём не был виден даже при близком рассмотрении.

Работа была закончена далеко за полночь. Наконец Степан сказал:

– Всё, Афанасий Никитич, принимай работу.

Чердынцев и Петер подошли к нему и, высоко подняв факелы, осветили стену. Степан хорошо знал своё дело. Новая кладка выделялась только цветом ещё не высохшего раствора. Но по расположению камней никто не мог бы сказать, что совсем недавно здесь находился проход. Стена выглядела так, будто все её части были сложены в одно время.

– Ну как? – спросил Чердынцев.

Он явно гордился мастерством своего человека.

– Очень хорошо, – сказал Петер.

Незапланированное появление татар вблизи города и внезапно возникшая необходимость замуровать сундуки с книгами вызывали у него некоторое беспокойство. Предстоящий штурм мог сильно спутать все карты. Нет, судьба защитников города его совершенно не интересовала. Пусть хоть все они будут убиты или уведены на невольничьи базары. Но во время штурма мог погибнуть он сам – вот в чём дело. И какой же из этого выход? Петер задумался.

– Чего кручинишься, Пётр Иванович? – весело спросил Чердынцев. – Пошли спать. Чаю, денёк у нас завтра будет серьёзный.

Они вышли из подвала. Степан сразу потащил куда-то свои вёдра, а Чердынцев закрыл дверь на замок и подёргал его, проверяя, всё ли ладно. Петер только усмехнулся про себя. Он часто замечал у русских подобную мнительность и в душе изрядно веселился при этом, хотя виду не показывал, чтобы не вызывать раздражения. Хозяин дома уложил гостя на сундук в светёлке, так что остаток ночи Петер провёл во вполне сносных условиях.

Проснулся он поздно. Во дворе стрельцы уже позавтракали и сейчас бездельничали, не зная, чем себя занять. Петер оделся и вышел из дома. Кажется, татары нападать и не думали. Может, просто решили, что городок не стоит того, чтобы тратить силы для его захвата?

Чердынцева Петер нашёл возле голубятни. Тот стоял, держа в руках сизого голубя, и что-то ему говорил. Петер расслышал:

– Молодец, молодец, иди отдохни. Хорошо потрудился.

Заметив, что подошёл гость, коротко бросил:

– Пошли в дом.

Отдохнувшие, сытые стрельцы затеяли возле самого крыльца игру в чехарду. Когда Чердынцев с Петером проходили мимо, маленький коренастый десятник, низко пригнувшись и пыхтя, вёз на себе кудрявого улыбающегося верзилу. Пола кафтана, трепыхаясь на ветру, всё время загораживали коротышке обзор, и он сердито вертел головой, стараясь выбрать положение, при котором ему было видно, куда идти. В конце концов, запнувшись за камень, он упал, и под смех товарищей был вынужден начать весь путь сначала.

Чердынцев выгнал дворню из дома и присел за стол.

– Голубь был. Они в пятнадцати верстах, к вечеру будут здесь.

Петер молчал. Купец в сердцах стукнул кулаком по столу:

– Эх, напрасно я татар побоялся. Отправили бы стрельцов сегодня обратно. А теперь? Сотня стрельцов с пищалями да полсотни городовых казаков, да обыватели. Чёрт дёрнул этих татар, припёрлись, все замыслы спутали!

– И что будем делать? – спросил Петер.

– Знаю одно: если будет приступ, то город вряд ли быстро возьмут. Их всего две сотни. И без пушек. Думали же, что стрельцы уйдут.

– Может, сказать, что татары ушли и опасности нет?

– Наум разведчиков отправил по окрестным лесам пошарить. Вернутся к ночи, а то и к утру. Потом ещё день, чтобы отдохнуть. Сразу не выгонишь – вдруг заподозрят что.

Он вздохнул:

– А те торопят. Наёмникам за этот поход деньги плачены, а расчёт идёт подённо.

– Я знаю, что делать, – вдруг сказал Петер, – к вечеру стрелецкой сотни в городе не будет.

Чердынцев посмотрел на него подозрительно:

– Ты что удумал?

Петер хлопнул его по плечу:

– То моя забота.

– Удумал-то, говорю, что?

Иезуит посмотрел на него в упор, голос его сделался твёрдым и неприятным:

– Тебе деньги плачены. Вот и делай, что велят.

Чердынцев усмехнулся:

– Деньги – ничто. Не брал я у вас ни гроша. У меня другое.

– Брал – не брал – не время рядиться. Обещал помочь – помогай. А всё знать тебе не следует. Вьшолняй!

Купец хотел что-то возразить Петеру, но сдержался, и это иезуиту не понравилось. Очевидно же, что у него свои соображения, о которых он не говорит. Чердынцев блеснул недовольно на Петера глазами и вышел из комнаты, чувствуя себя неуютно в своём же доме…

Настало время обеда. Стрельцы разбрелись по городку. Сотник не возражал: дальше городских стен всё равно не уйдут, а в случае опасности ударят в било – звон далеко слышно. Соберутся быстро. А бердыши, сабли, пищали да берендейки[130]130
  Берендейка – деталь амуниции. Представляла собой перевязь – широкий кожаный ремень, надеваемый через плечо. На ней крепились двенадцать заранее отмеренных зарядов пороха.


[Закрыть] с зарядами у каждого при себе. Во дворе остались человек десять вместе с Наумом. Купеческие слуги разожгли костёр и уже тащили котёл: прокормить такую ораву здоровых мужиков – дело непростое, только успевай поворачиваться. Петер с хозяином дома сидели за столом в светёлке. Окна были закрыты – на этом настоял Афанасий, опасаясь, как бы их разговор кто-нибудь не подслушал.

– Больше голубя не было? – спросил Петер.

– Не было, – ответил Афанасий, – незачем им второго отправлять. И так уже времени совсем мало осталось. Эх, ума не приложу, что делать. Опасались татар, а тут вон как. Стрельцы в осаде могут долго просидеть. Поляки ведь не рассчитывают, что им придётся биться со стрелецкой сотней. Думали, только ополчение будет, да и полюбовно хотели всё решить – забрать, зачем пришли, да и обратно. Шляхтичи, конечно, воины отменные, но и стрельцы – бойцы матёрые, к сражениям привычные. Сядут в осаду – их и не выбить. Эх, ну как же не вовремя татары пришли!

– Не бойся, Афанасий, – успокоил его Петер, – всё сделаем как надо. Я тебе обещание дал – и я его сдержу. Ты, главное, меня во всём слушайся.

Афанасий внимательно поглядел на него:

– Ой, чую, что-то ты всё же неладное задумал. Признавайся, что делать собрался, ну?

Петер усмехнулся уголками губ. Лицо его стало жёстким и недобрым.

– Незачем тебе это знать. Ты обязался передать книги нужным людям – так выполняй. А я тебе помогу.

Он выглянул в окно. Слуги большой деревянной весёлкой мешали в котле варево. Петер распахнул створки, застеклённые дорогим привозным стеклом, и крикнул:

– Эй, вы там! Когда кушанье готово будет?

Один из слуг обернулся и, увидев царёва крестника, ответил:

– Да почитай готово уже. Пора стрельцов собирать.

– Наум, отправь людей, пусть соберут всех.

– Отправил уже, – ответил сотник.

Петер и Афанасий спустились по крыльцу и подошли к котлу Петер даже отобрал у одного из слуг весёлку и сам стал помешивать кашу, приговаривая:

– Варись, кашка, всем на объеденье, мне на радость.

И скользил глазами по округе, добродушно улыбаясь.

Вскоре стрельцы стали подходить во двор Афанасия по три, четыре человека. Весело переговаривались, пихая друг друга локтями.

– Десятники! – зычно произнёс Наум. – Проверьте, все ли собрались.

Во двор вбежали двое последних стрельцов. Кафтан у одного из них оттопыривался, а к носу прилипло рыжее куриное пёрышко. Вид у них был, словно у котов, застигнутых за поеданием хозяйской сметаны. Внезапно где-то рядом раздалось громкое возмущённое кудахтанье, и все прямо покатились со смеху, потому что оно доносилось не из купеческого курятника, а из-под стрелецкого кафтана. Афанасий нахмурился:

– Наум, никак твои стрельцы по дворам шарили?

Сотник потемнел лицом:

– Эй вы! Идите сюда.

Опоздавшие подошли, виновато опустив головы. Один из них запустил руку за пазуху и вытащил оттуда рыжую курицу. Та испуганно озиралась вокруг и хлопала крыльями, пытаясь вырваться.

– У кого живность награбили? – спросил Наум.

Стрельцы замялись.

– Да она сама отдала, – нагло глядя прямо ему в глаза, ответил один. – Нате, говорит, стрельцы, а то у вас служба тяжёлая. Полакомьтесь. Да, так и сказала.

– А не врёшь ли ты?

– Зачем мне врать? Да, сама отдала.

– А у кого взяли-то? – вмешался в разговор Афанасий.

– Да там, недалеко от стены. На воротах у них ещё подкова, а во дворе две липы растут.

– А-а-а-а, – протянул купец, – эти могут и отдать. У них старший сын в Смоленске, в городовых казаках. Они к служивым людям всегда расположены.

– Во! – обрадовался стрелец. – Говорю же, сама отдала.

– Я проверю, – пообещал Наум.

– А мне что? – ответил стрелец. – Проверяй. Не разбойник же я.

– Вот после обеда и проверим, – сказал Петер, – а сейчас давайте все к котлу.

Стрельцы зашумели и стали толпиться вокруг слуг, которые, щедро черпая кашу, накладывали её в котелки. Вскоре все сидели и по двое-трое из одного котелка уплетали толокно, обильно сдобренное салом.

Афанасий тоже подошёл к костру, возле которого трое слуг ели кашу, черпая её ложками прямо из большого котла:

– А ну-ка, мне тоже давайте. Попробую, чем вы стрельцов кормите.

Петер, который стоял неподалёку, тут же подошёл и хлопнул его по плечу:

– Не сейчас, Афанасий Никитич. Дело есть до тебя. Пойдём-ка в дом.

Купец удивлённо взглянул на него: какое может быть сейчас внезапное дело? Неоткуда ему взяться. Новые голуби с известиями не прилетали, а даже если бы и прилетели, немец и не знает, как с ними обращаться, чтобы те сами пошли в руки. Но спрашивать ни о чём не стал. Что ж – дело так дело. Они вошли в дом и снова уселись в светёлке, не забыв запереть окно.

– Ну и что за дело? – спросил купец.

– Большое дело, – ответил Петер, – ты, Афанасий Никитич, просто посиди здесь какое-то время, и всё.

– Ты что учудил? – тревожно спросил Афанасий.

– Учудил? – удивился Петер. – Это русское слово я слышу впервые. Надо будет запомнить.

– Ты что натворил? – уже почти кричал купец. – Ты что натворил? Отвечай!

– Я обязан выполнить поручение, данное мне Святым престолом, – жёстко произнёс Петер. – А что я сделаю для того, чтобы его выполнить, – это касается только меня. Не стоит обременять своих наставников ненужными подробностями.

Купец смотрел на него глазами, расширенными от ужаса: он наконец понял, почему немец был так спокоен всё утро. Он заранее знал, что стрельцы не будут оборонять город.

– Что смотришь? – усмехнулся Петер. – Я ведь тебя, дурака, от смерти спас. Лежал бы сейчас вместе с этими.

И он махнул рукой в сторону окна. Афанасий быстрым шагом подошёл и распахнул створки. Перед ним предстала ужасная картина. Стрельцы лежали по всему двору, и некоторые уже не шевелились. Многие распахивали кафтаны, рвали вороты рубах, как будто им было нечем дышать. Трое слуг у большого котла оседали на землю, держась друг за друга. Наум, который начал есть позже других, шатаясь и хватая ртом воздух, нетвёрдой походкой шёл прямо к окну, из которого глядели на двор Афанасий Никитич и Петер. Его ладонь легла на рукоять сабли, и быстрым движением сотник вынул смертоносное оружие.

– Сомневался я в тебе, немец, сомневался, – прохрипел он. – Эх, стрельцы!

Он сделал ещё несколько шагов и, широко размахнувшись из последних сил, опустил саблю на то место, где только что стояли, облокотившись и высунувшись в оконный проём, купец с Петером. Тяжёлый клинок легко разрубил оконную раму и лязгнул по каменной кладке. Но силы уже оставили Наума, и он, сжимая в руке саблю, опустился на землю под окном. Через несколько мгновений он затих.

Боммм! Боммм! Издалека доносился звон, заполняя всё вокруг ощущением тревоги и безнадёжности.

– Рано ещё полякам, – с сомнением пробормотал Петер, – или всё-таки они?

Афанасий смотрел на него глазами, расширенными от ужаса:

– Сотня стрельцов. Сотня!

Петер брезгливо посмотрел на него:

– Готовься гостей встречать. Напрасно книги замуровали.

В облике купца появилась какая-то опасность. Какая именно – Петер сказать не мог, но опасность он давно научился чувствовать ещё до того, как она появлялась. Вот и сейчас. Рука его почти против воли скользнула за пазуху и вытащила плоскую шкатулку, подарок брата Гийома при их последней встрече на берегу Москвы-реки. Теперь он готов встретить любую опасность. Краем глаза он заметил, что Афанасий, весь напряжённый, медленно вытягивает из сапога нож. Привычка русских носить нож в сапоге поначалу здорово забавляла Петера, но теперь он видел, что это действительно опасно. Нож из сапога можно достать куда быстрее, а главное – незаметней, чем из ножен с пояса. И если бы не его чуйка на опасность, Афанасий застал бы его врасплох. Но не тут-то было!

Афанасий бросился на немца беззвучно и ударил ножом без замаха, тычком. Петер вовремя отскочил в сторону, и купец, не удержавшись на ногах, полетел в угол. Когда он вскочил, Петер держал трубку у губ и смотрел ему прямо в лицо. Больше Афанасий сделать ничего не успел. Ядовитый шарик попал ему в глаз. Охнув, он сделал два шага, потом ноги его подломились, и он мягко опустился на пол из хорошо подогнанных толстых дубовых досок.

Петер перевёл дух:

– Во славу божью.

Он спрятал шкатулку за пазуху и вышел во двор. Надо было встречать поляков и с их помощью ломать возведённую ночью в подвале стену. Интересно, крепко ли схватилась кладка за прошедшее время? Скорее всего, не очень. Он подошёл к Науму и с трудом вырвал из крепко сжатой руки саблю. Отличный клинок! Это будет его трофеем.

За воротами дома меж тем раздавались крики. Где-то невдалеке над крышей взметнулось пламя. Что они делают? Сейчас же полыхнёт весь город, а им ещё стену ломать. Неужели их не предупредили?

В ворота въехали два всадника, и Петер понял, что пропал. Это были татары. Тот дозор, замеченный накануне, всё-таки привёл весь отряд прежде, чем подошли поляки. Татарские воины, увидев, что двор буквально выстлан телами мёртвых стрельцов, остановились в нерешительности. Один стал делать рукой какие-то знаки – наверное, отгонял злых духов. Второй шептал про себя молитву. Петера, который неподвижно стоял возле окна, они пока не замечали.

Всадники, обмениваясь короткими фразами, пустили коней медленным шагом, с ужасом оглядывая груды тел мёртвых стрельцов. Насколько хорошо те умеют воевать, было им прекрасно известно. И почему стрельцы не встретили их на стенах, обороняя город? Что за ужасное злодеяние здесь свершилось?

Внезапно один из всадников заметил Петера. Единственного живого среди сотни мертвецов.

– Шайтан! – закричал татарин, поднимая лук.

Петер, сжимая саблю Наума, отпрыгнул в сторону, и стрела просвистела мимо, ударившись о каменную стену дома. Только бы подойти поближе, чтобы дотянуться до него саблей. Но в этот момент второй всадник, которого Петер упустил из виду, натянул лук, и стрела вонзилась в грудь рядом с сердцем. Петер остановился, как будто внезапно ударившись о стену. Эх, как же его подвела на этот раз чуйка на опасность! Всего лишь один раз, но это всё, конец. И даже подарок брата Гийома он достать не успеет. Вторая стрела попала ему в горло. Петер захрипел и повалился на землю. Вокруг растекалась кровь. "Инганнаморте, Инганнаморте, – мелькнула последняя мысль, – не довелось обмануть…" Глаза Петера быстро стекленеющим взглядом смотрели в яркое летнее небо.

Всадники подъехали и посмотрели на него сверху вниз. Третьей стрелы не требовалось. Они были опытными воинами и знали, что после таких ран не выживают. Оставив Петера умирать, они направились в дом. Через некоторое время вышли, таща на спинах тюки с награбленным добром. Они были разочарованы: против ожидания, в этом на первый взгляд богатом доме оказалось совсем немного вещей, достойных того, чтобы тащить их с собою сначала под Москву, а потом, после разгрома урусов, обратно в Крым.

Когда они выезжали со двора, из окон дома уже показалось пламя: там разгорался пожар. Вскоре огонь бушевал вовсю, пожирая на своём пути всё, кроме каменной кладки, которая от огня становилась лишь крепче. А когда пять сотен татарских воинов покидали разорённый город, пламя уже начало стихать, похоронив тайну старого дома под грудами головешек.

Вечером к городу подошли поляки. Они обнаружили только догорающие развалины и несколько сотен мёртвых тел. Делать здесь было нечего. Перед тем как отдать приказ возвращаться, предводитель поляков в последний раз окинул взглядом дымящиеся руины. Среди груд пепла и обгорелых головешек в самом центре города стояло выгоревшее изнутри единственное каменное здание с мощными стенами. Отряд, так и не вьшолнив возложенную на него задачу, повернул назад.