Текст книги "Охота на либерею"

Автор книги: Михаил Фёдоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

Михаил Юрьевич Федоров

© Федоров М.Ю., 2023

© ООО «Издательство „Вече“, 2023

ОБ АВТОРЕ

Михаил Юрьевич Федоров родился в шахтёрском городе Коркино, на Урале, в 1969 году. В 1986 году поступил в высшее военное училище МВД в городе Орджоникидзе (ныне Владикавказ). В 1988–1989 гт. участвовал в ликвидации массовых беспорядков в республиках Средней Азии и Закавказья. После окончания училища в 1990 году получил распределение в наукоград Арзамас-16 (ныне Саров) Нижегородской области – город, где создана первая советская атомная бомба. После развала СССР уволился из войск, вернулся на малую родину.

Работал в милиции, а также в печатных и электронных средствах массовой информации Челябинской области в должностях от репортёра до редактора газеты. В 2010 году переехал в посёлок Серебряные Пруды Московской области.

Первая книга вышла в издательстве ЭКСМО в 2014 году. Повесть "Пиар по-старорусски" написана в жанре юмористического фэнтези. В 2016 году стал победителем Международного литературного конкурса имени С.В. Михалкова на лучшее произведение для детей и подростков. Повесть "Два всадника на одном коне" рассказывает о событиях, предшествующих Куликовской битве, а также о самой битве глазами 15-летнего мальчика, воспитанника рязанского князя Олега.

Выбор тематики объясняется давним, ещё с детства, увлечением историей. Повесть "Два всадника на одном коне", название которой делает явную отсылку к ордену тамплиеров, призвана связать европейскую и русскую историю XIII века. К сожалению, школьная программа составлена таким образом, что при изучении отечественной истории сложно сопоставить события, происходившие на Руси, с европейскими событиями. Повесть "Два всадника на одном коне" создаёт такую связь, хотя при её написании сделан ряд допущений, которые, впрочем, укладываются в общепризнанные исторические рамки.

Роман "Охота на либерею" рассказывает о событиях 1571–1572 гг., когда само существование Русского государства висело на волоске. Несмотря на то что битва при Молодях менее известна, чем Куликовское и Бородинское сражения, она превосходит их по значимости и стоит в одном ряду с битвой за Москву в декабре 1941 года.

Несмотря на некоторое количество допусков, сделанных автором исключительно ради придания повествованию динамизма и интриги, основные события изложены в соответствии с академической исторической наукой.

ПРОЛОГ

Рим, начало осени 1571 года

Молодой человек, одетый в бархатный вишнёвый берет с петушиными перьями, невзрачный коричневый плащ и низкие шнурованные сапоги зелёной кожи, споткнувшись о выбоину, пересёк мостовую и подошёл к небольшому двухэтажному дому на северной стороне улицы. Строение ничем не выделялось среди череды добротных каменных особняков. Таких в Риме, центре католического мира, много. Здесь вполне мог жить купец или промышленник средней руки. Но молодой человек знал, что это не так, хотя хозяином дома действительно числился купец Алессандро Инганнаморте.

Юноша остановился, собираясь с духом. Он знал: стоит переступить порог этого дома на окраине Рима, и обратного пути у него не будет. Инганнаморте! Хорошую же фамилию выбрал себе хозяин дома. Итальянский язык не был для посетителя родным, но он знал, что в переводе это означает "обманувший смерть".

Откуда взялась такая странная фамилия? Досталась она купцу от предков, или придумана самим Алессандро? Душа каждого добродетельного христианина и без того бессмертна. Впрочем, отцы Церкви утверждают, что бессмертна любая душа, разница лишь в сути её загробного существования. Но разве любой путь, кроме попадания в рай, можно считать бессмертием?

Может, Алессандро выбрал столь необычный номен в надежде стать бессмертным во плоти, или история семьи содержит некие сведения, объясняющие его появление? Или купец считает, что заслужил бессмертие, предоставив свой дом в распоряжение столь могущественной силы? Той силы, чья власть распространяется не только на Рим и на все области Италии, а на куда более обширные территории. Впрочем, решил молодой человек, довольно размышлять о вещах, не относящихся напрямую к его делу…

Да, власть ордена иезуитов велика не только в католических государствах, но и в тех, что отпали от истинной Церкви. Только там власть неявная, тайная. И даже те державы, которые никогда не знали католичества, вскоре окажутся подконтрольными Святому престолу. Иначе и быть не может, ведь этого хочет Бог.

Юноша решительно постучал в дверь. Почти сразу послышались лёгкие шаги, заскрипели петли, и перед ним предстал неприметный человек лет сорока в чёрном трико и поношенном зелёном камзоле. И хотя роста привратник был небольшого, ширина плеч и величина кистей рук говорили о его огромной силе. Окинув гостя внимательным взглядом, он посторонился и произнёс:

– Проходите, вас ждут.

Кто ждёт и для чего, пояснять он не стал. И гость, и тот, кто его ожидает, прекрасно осведомлены о целях сегодняшней встречи.

Молодой человек поднялся на второй этаж и вошёл в скромно убранную комнату с плотными чёрными шторами на окнах. За столом, на котором не было ничего, кроме бронзового канделябра на три свечи, сидел старик. И хотя одет он был в обычную одежду, в какую одевается большинство римлян среднего достатка, искушённый человек легко узнал бы в нём священника. Манера держать себя, положение головы и особенно рук выдавали в сидевшем высокопоставленного служителя Святого престола.

Гость почтительно встал посередине комнаты, не решаясь сесть в присутствии старшего по возрасту и положению человека.

– Садись, Петер.

Молодой человек взял стоявший у стены стул и, поставив его у стола, опустился на мягкое сиденье. Священник вытер со лба пот – в комнате было жарко. Он встал и подошёл к окну. Молодой человек вскочил со стула.

– Садись, садись, – сделал жест рукой священник. – Я всего лишь открою окно. Оно выходит на двор, поэтому не будем опасаться, что нас подслушают.

Он усмехнулся:

– А если кто-то и решится на такое, я ему не позавидую.

Священник отодвинул штору и приоткрыл одну створку окна. Слабый ветерок прошелестел по комнате, коснувшись русых волос молодого человека, который снял свой роскошный берет и держал его в руках.

– Итак, начнём, – сказал священник, снова садясь за стол, – аббат Кератри рекомендовал тебя как ревностного католика, желающего вступить в орден. Так?

– Так, отец провинциал[1]1
  Земли, где действует орден иезуитов, разделены на части, которые называются провинциями. Во главе каждой провинции стоит провинциал, подотчётный генералу ордена.


[Закрыть]. Я являюсь терциарием[2]2
  Терциарий – в некоторых католических орденах – представитель так называемой третьей ветви. Первой и второй считались мужчины и женщины, ведущие монашеский образ жизни, а представители третьей ветви жили в миру, но подчинялись уставу ордена.


[Закрыть], но хотел бы стать полноправным членом ордена.

– Обычно молодые люди прежде, чем стать членами ордена, проходят обучение в новициате, но в некоторых случаях мы делаем исключение. – Речь отца провинциала лилась ровно и бесстрастно. – Для этого должны сложиться определённые условия, и сейчас они сложились.

Молодой человек сидел в напряжённой позе, внимательно слушая отца провинциала. Тот, по достоинству оценив внимательное ожидание юноши, доброжелательно улыбнулся, слегка приподняв уголки губ.

– Во-первых, ты ревностный католик. Во-вторых, страстно желаешь вступить в орден. В-третьих, ты, судя по отзывам, не по годам благоразумный человек, и в-четвёртых, хорошо знаешь язык московитов. Всё верно?

– Могу дополнить, отец провинциал, что язык московитов я знаю не просто хорошо, а отлично. Мои предки издавна жили в Мюнстере и много лет состояли в Ганзе[3]3
  Ганза – торговый союз северогерманских городов.


[Закрыть], торгуя с русскими землями. И хотя сейчас от той торговли остались только воспоминания, дед, который знал их язык, обучил ему и меня. И те немногочисленные московиты, с кем мне довелось разговаривать, нередко принимали меня за своего. Хотя не буду скрывать – чаще всего моё произношение было не настолько правильным, чтобы не возбуждать подозрение русских.

Молодой человек умолк. Молчал и провинциал, обдумывая сказанное. Наконец он произнёс:

– Это очень хорошо. Чтобы ты понял, насколько сложна и запутана история, в которой тебе предстоит принять самое деятельное участие, начну издалека. Доводилось ли тебе читать сочинения секретаря второй канцелярии Флоренции господина Макиавелли[4]4
  Никколо Макиавелли – секретарь Флоренции, ведавший внешними сношениями республики. Оставил после себя несколько теоретических трудов в сфере политологии и философии. В работе «Государь» он формулирует главные принципы управления государством. В качестве допустимых методов указывает террор в отношении жителей, а также убийство прежних правителей захваченных государств.


[Закрыть]?

– Да, отец провинциал. Я знаком и с его трудом "Государь", и с "Историей Флоренции", и с…

– Хорошо, хорошо, – прервал его собеседник. Значит, ты знаешь, насколько сложно захватить, а особенно удержать, земли, населённые людьми с другим языком и другой религией?

– Да, я основательно изучил его труд. И… я согласен с ним.

На лице отца провинциала появилось удовлетворённое выражение: кажется, мальчик совсем не прост, к тому же очень грамотен. У него явно большое будущее!

– Я рад, что могу пропустить долгие объяснения и перейти к главному.

Петер по-прежнему сидел на стуле в напряжённой позе, внимательно слушая отца провинциала.

– Сейчас объединённый флот Католической лиги готовится к большому сражению с флотом Османской империи. Силы примерно равны[5]5
  Встреча отца провинциала и Петера состоялась незадолго до сражения при Лепанто, состоявшегося 7 октября 1571 года.


[Закрыть]. Далее. Нынешним летом вассал турецкого султана – крымский хан совершил набег на Московское царство, которое ведёт войну с католическим государством Речью Посполитой. Но если на море нам выгодно поражение турок, то на Руси нам выгоден их успех. Тебя это не удивляет?

– Нет, отец провинциал. Враг врага далеко не всегда является другом. Морально всё, что способствует славе и могуществу Святой католической церкви.

– Совершенно верно, – благосклонно кивнул иезуит, – политика – вещь сложная и хитрая, и в ней дважды два не всегда будет равняться четырём. Иногда это три, иногда пять, а порой – ноль или бесконечность. И искусство обращать врагов в друзей также было одним из талантов этого великого циника, господина Макиавелли. Если не в друзей, то хотя бы в союзников. Но сделать нашими союзниками турок сейчас невозможно – они сильны, фанатичны в вере, и, самое главное, их правители прекрасно понимают, что, безраздельно владея восточной оконечностью Средиземного моря, держат под своим контролем сухопутные пути в богатые Персию и Индию. И не потерпят торговых соперников. А вот в случае Московского царства всё иначе. Во-первых, русские – христиане, пусть и немного не такие, как мы. Во-вторых, они сильно страдают от набегов крымского хана.

Петер молчал, внимая словам отца провинциала. За окном мелькнула какая-то маленькая, незнакомая ему птичка, уселась, вцепившись коготками прямо в деревянную раму, и стала деловито долбить клювом – очевидно, разглядела там какую-то букашку. В комнате раздался громкий стук, многократно усиленный пустотой помещения. Отец провинциал недовольно поморщился, подошёл к окну и, распахнув створку, коротким жестом прогнал птицу. После чего продолжил рассказ, говоря всё так же размеренно и невозмутимо.

– Видишь ли, Петер, сейчас, когда пол-Европы поражено реформатской проказой, взор Святого престола обращается на Восток. Там сейчас сложилась любопытная ситуация. Московия, этот погрязший в ереси оплот восточного христианства, находится на грани краха. С запада на неё давят Польша и Литва, а с юга она недавно подвергалась опустошительному набегу вассала турецкого султана – крымского хана. Столица сожжена, а центральные области государства страшно разорены. Там уже несколько лет буйствует чума[6]6
  Эпидемия чумы бушевала на Руси с 1563 года. После случаи отмечены в конце 1571 года.


[Закрыть]. В связи с этим возникают большие возможности для Святой церкви. Ты меня понимаешь?

– Не совсем, отец провинциал.

Священник вздохнул:

– В том-то и дело, что мы пока не знаем, как вести себя в отношении Московии. Мы недостаточно хорошо знакомы с положением в этой стране. Несомненно одно: мы не можем быть простыми наблюдателями, мы обязаны действовать. Для этого ты и направляешься в те края с самыми широкими полномочиями. Но о твоей принадлежности к ордену не должен знать никто. Правитель Московии царь Иван – решительный и крайне жестокий человек.

– Что я должен там сделать?

– Тебе необходимо войти в доверие к царю Ивану, разведать общее состояние дел в государстве и принять решение о дальнейших действиях.

Петер замялся:

– Отец провинциал, смогу ли я? Один, в чужой стране.

– Ты будешь не один. В Московии действует наш брат, коадъютор[7]7
  Коадъютор – один из разрядов ордена иезуитов. Некоторые коадъюторы занимались воспитанием и обучением молодых иезуитов, другие – выполнением особых поручений генерала (главы) ордена, в том числе и шпионажем.


[Закрыть], настоящее имя которого тебе знать пока не надо. В силу ряда причин он должен оставаться незаметным, но помощь окажет всегда. Запомни название города: Каргополь. Там он подойдёт к тебе под видом местного жителя и даст инструкции.

– Как я его узнаю?

– Никак. Это он тебя узнает. Аббат Кератри без твоего ведома показывал тебя ему. Так лучше для всех. А чтобы ты не сомневался, он незаметно для окружающих произнесёт первую строку нашей молитвы.

– Pater noster, qui esincaelis[8]8
  Pater noster, quiesin caelis (Отец наш, сущий на небесах) – первая строка основной христианской молитвы, произнесённая на латыни. В православии это «Отче наш».


[Закрыть], – сказал Петер, сразу догадавшийся, о какой молитве идёт речь.

– Верно, сын мой.

– Каким образом я попаду в Московию? Ведь на её западных границах война.

– Ты сейчас отправишься в Лондон. Там под видом купца взойдёшь на корабль и отплывёшь северным путём вокруг Скандинавии в московитские земли. Потом, продав свой товар, объявишь, что собираешься с торговыми целями совершить путешествие в столицу государства. После того как корабль уйдёт, ты останешься один, потому что до весны морская торговля замирает из-за невозможности пробиться сквозь льды. Направляясь от устья реки Двины, где разрешено торговать иностранным купцам, в столицу, ты остановишься в Каргополе. Там и получишь, как я уже сказал, инструкции. Затем продолжишь путь в Москву. Всё понятно?

– Какой товар я должен взять в Лондоне для продажи московитам, чтобы не вызвать подозрений у английских чиновников и таможенников?

– Это ты должен решить на месте. Думаю, оружие, ведь страна воюет. Русские нуждаются в оружии, и, если ты его привезёшь – это расположит их к тебе. Но если посчитаешь нужным выбрать что-то другое, я возражать не буду. В Лондоне тебе лучше выдавать себя за протестанта, ведь английская королева Елизавета[9]9
  Королева Англии в 1558–1603 годах. При ней произошло значительное усиление позиций протестантизма в Англии. Имела меньше прав на престол, чем её главный соперник – католичка Мария I Стюарт


[Закрыть], этот бастард в юбке… – Отец провинциал поморщился. – Очень не любит католиков.

– Мне это будет несложно, – вставил Петер, – я выдам себя за жителя Саксонии, где много протестантов.

Отец провинциал благосклонно кивнул:

– Хорошо. Да, кстати. Аббат Кератри рассказывал, что в Реймсе ты состоял при местном университете и неплохо знаешь книжное дело?

– Да, отец провинциал.

– Что ж, это хорошо. Знания лишними не бывают. В Московии живёт на удивление дикий народ, и даже многие аристократы лишены тяги к наукам и искусству. Однако либерея[10]10
  Либерея – от латинского liber (книга). Обычно так называют легендарную библиотеку, принадлежавшую Ивану Грозному.


[Закрыть] царя Ивана, по имеющимся у нас сведениям, состоит из чрезвычайно редких и ценных книг. В том числе из таких, в которых содержатся сакральные[11]11
  Сакральные – тайные, скрытые от непосвящённых.


[Закрыть] знания. Но не будем торопиться с выводами. По некоторым данным, твои приобретённые в Реймсе навыки работы с книгами вполне могут пригодиться.

Отец провинциал поднялся. Вслед за ним встал и Петер.

– Когда я должен отправляться?

– Завтра же. Деньги получишь сегодня у Джузеппе, который присматривает за этим домом. Желаю удачи, мой мальчик. И будь предельно осторожен. Очень осторожен. А после возвращения из Московии вопрос о твоём полноценном членстве в ордене будет решён положительно. Разумеется, при положительном исходе дела.

Петер кивнул и направился на выход. Внезапно отец провинциал остановил его:

– Ты запомнил название города, где должен получить инструкции?

Петер обернулся:

– Каргополь, отец провинциал.

– Ступай.

Петер вышел из комнаты.

Глава 1
ДВА ИЕЗУИТА

Недалеко от Каргополя, поздняя осень 1571 года

– Стреляй! Стреляй! – кричал седок, бросая пустую аркебузу с дымящимся стволом в розвальни, где под грубой льняной дерюгой скрывалась большая куча какой-то поклажи. Возница сноровисто вытащил из-под мешка с сеном, который служил ему облучком, два заряженных пистолета и прицелился в ближайших разбойников, один из которых, схватив лошадь под уздцы, резко осадил её, не давая проезду. Ба-бах! Выстрелы прозвучали одновременно. Один из нападавших навзничь упал на снег, а второй, хватаясь за ногу, завопил и тоже повалился в сугроб. Чуть поодаль лежал без движенья третий, сражённый метким выстрелом из аркебузы.

Трое оставшихся нерешительно топтались в стороне. Возница достал из-за пазухи кистень[12]12
  Кистень – холодное оружие, представляющее собой ударную часть (било) из камня, кости или металла, соединённую с рукоятью с помощью цепи, ремня или крепкой верёвки.


[Закрыть] и пихнул локтем седока. Тот, опомнившись, извлёк откуда-то длинный кинжал и легко соскочил с саней на дорогу.

– Ну что, разбойнички, – насмешливо прищурясь, произнёс возница, – теперь вас трое против двоих. Что думаете-то?

Он сделал шаг в их сторону. Те, не ожидая, что выглядевшая лёгкой добыча внезапно окажется такой зубастой, непроизвольно подались назад. Возница вновь понимающе усмехнулся.

– Может, вы нас и одолеете. Да только и мы в вас дырок понаделаем. Добычу возьмёте, а выживете потом – зимнем в лесу-то, да израненные?

– Пожрать бы чего, – хмуро сказал один из разбойников.

Одет он был в драный армяк с полуоторванным правым рукавом и видавшую виды войлочную шапку. Глаза его внимательно, с прищуром смотрели на возницу, словно оценивая, в какой момент удобнее нанести внезапный удар. Похоже, именно он был предводителем разбойничьей ватаги. В руках он держал длинную пику, которую так и не успел применить.

– Попросили бы – может, я вам и так дал бы?

Разбойники угрюмо молчали. Возница, внимательно кося на них взглядом, подошёл к розвальням, гружённым какими-то мешками, и достал из котомки начатую ковригу.

– Вот, берите. И не разбойничайте больше. А то долго не проживёте.

С этими словами он кинул хлеб старшему. Тот бросил пику и обеими руками схватил ковригу.

– Бывайте, разбойнички.

Оглядываясь, возница и седок заняли свои места и тронулись дальше. Остановились, отъехав от места схватки не меньше, чем на версту.

– Теперь можно и игрушку наладить. Как считаешь, а?

– Не знаю, – ответил седок. Он не понял, о чём спросил его возница.

– Ещё вёрст пятнадцать ехать. Мало ли что.

Возница достал из-за пазухи небольшой непромокаемый кисет с порохом, из мешка с сеном – второй кисет, с пулями, и принялся привычно и сноровисто заряжать пистолеты. Потом засунул их под мешок и снова взял вожжи.

Дорога была укатанной, бойкой. Лошадь шла по плотному снегу рысцой.

– Зачем ты дал им хлеб? – спросил седок, недовольно хмурясь.

Возница взглянул на него сочувственно:

– Так понимать же надо.

– Что?

– Какие же это разбойнички? Мужики беглые, вот кто. В Ливонии война, на южных рубежах – война. Крымцы вон – Москву сожгли. Стольный град! Какие сёла татары или поляки с литвой не пограбили, с тех бояре три шкуры дерут. Всё на войну! Да чума ещё. Ну а человек – не каменный же. Каждому от Бога своя мера терпения отпущена. Одному хоть спину в клочья измочаль кнутом, он отлежится и снова за работу. А другой долго терпеть не станет. Боярину – вилы в живот, а сам – в лес разбойничать. Или на Дон. Как его за это винить?

Седок не отвечал. Возница покосился на него и продолжил:

– Ты их разглядел? Худющие, в рваньё одеты. Вряд ли зиму переживут. Озоруют, конечно, но не от хорошей же жизни. Я им хлебушка дал – и душа моя перед Богом чиста. А что там дальше будет – я им не пастух. Помог как умел – авось образумятся.

Он помолчал немного и, не видя поддержки, произнёс:

– Хотя если бы ты их первым не заметил и из пищали не пальнул, лежать бы нам с тобой сейчас в лесу под кусточком, снегом припорошенными. Весны дожидаться. Если, конечно, волки раньше не найдут. Благодарствую.

Было уже далеко за полдень. Северный день зимой короток. Ещё немного – и начнут сгущаться сумерки.

– Каргополь, вон! – внезапно сказал возница, улыбаясь и указывая кнутом на появившиеся вдали купола церквей. – Проскочили, слава Богу. Скоро в тепле будем.

– Хорошо. Езжай быстрее, голуупчик.

Теперь в речи седока слышался едва заметный акцент. Говоривший немного приглушал звонкие звуки и растягивал слова, как большинство жителей северогерманских земель. Но если бы не иноземная одежда, видневшаяся под тёплым тулупом, его легко можно было принять за русского. И в самом деле: мало ли кто как слова произносит. Может, у него просто зуб болит или язык от рождения такой – корявый?

Вскоре сани въезжали в городские ворота. Уже темнело, и стражники торопились запереть их на два толстенных лиственничных бруса. Возница направился к ближайшему постоялому двору, что находился совсем неподалёку от городской стены, и, оставив лошадь с санями у входа, коротко бросил:

– Посиди пока. Я пойду узнаю.

Немец согласно кивнул. За долгий путь от устья Двины он уже привык, что жители северных окраин Московии особой приветливостью не отличаются. Но и грубыми их назвать было бы неправильно. Скорее, суровый северный быт воспитал людей особого склада – немногословных и скупых на выражение чувств.

Через некоторое время возница появился вместе с хозяином постоялого двора. Слуги уже открывали ворота, и вскоре сани стояли в ограде, а распряжённую лошадь отвели в стойло и насыпали в ясли отборного овса.

– Пойдём, что ли, в избу, – произнёс возница, – ужинать будем.

– А твой товар? Его не надо охранять?

– Нет.

Возница не стал ничего объяснять и первым пошёл в дом. Немец, повесив через плечо дорожную котомку и оставив аркебузу в санях, последовал за ним. Хозяин почтительно открыл дверь и придерживал её, пока приезжие входили в избу.

В помещении было чисто. В центре стояла большая русская печь с кирпичной трубой. Вдоль стен расставлены пять столов с лавками. Немец ожидал увидеть вместо привычных на родине окон прорубленные в толстенных сосновых брёвнах отверстия, затянутые бычьим пузырём или промасленной бумагой, но ошибся. Окна были, хоть и небольшие. С рамами и даже со стеклом вместо обычных промасленной бумаги или бычьего пузыря. Это говорило о том, что постоялый двор считается богатым, и останавливаются здесь люди состоятельные.

На столе, что находился в углу, под божницей, стоял деревянный подсвечник с восковой свечой и сидели четверо мужиков. По виду – торговцы средней руки, одетые в добротные штаны, льняные рубахи и короткие войлочные боты, в каких ходят в жилище. На печке сушились валенные сапоги. Когда гости вошли в помещение, один из них оглянулся и воскликнул:

– Эвона как! Иван Никитич, здравствуй, родной! А я думаю – кого это на ночь глядя принесло? Кто это с тобой?

Иван опустился на лавку, махнув рукой немцу, приглашая присесть рядом.

– Привет всей честной братии. А это басурманин, Петером кличут. Немчин, по делам купеческим к нам прибыл. В Москву направляется. Я подрядился его до Каргополя доставить.

Расторопные слуги принесли залитое горячей водой толокно, мясную закуску и бутылку вина. Иван поднял глаза на иконы, перекрестился и принялся за еду. Петер сидел, что-то бормоча про себя. Потом тоже взял ложку и начал есть.

Купцы, давая Ивану с Петером время насытиться, расспросами им не докучали, а принялись обсуждать свои дела. Речь шла о поставке в устье Двины строевого леса, пеньки да воска. Вот уже лет пятнадцать, как приходили туда корабли аглицких да галанских немцев[13]13
  Так на Руси называли англичан и голландцев.


[Закрыть], привозя изделия своих мастеров и забирая русский товар. В месте торга возле Михайло-Архангельского монастыря уже стоял острог и начал расти городок[14]14
  Будущий Архангельск.


[Закрыть], пока безымянный.

– Так вот, – произнёс высокого роста дородный купец средних лет, – продал я голландцам восемьдесят пудов воска.

– Почём платили? – перебил его сосед, тщедушный старичок с жидкой бородкой и живым, цепким взглядом.

– Двести денег[15]15
  Речь идёт о восьмидесятилетней войне (1568–1648 гг.) Голландии за независимость от Испании.


[Закрыть] за пуд. Заплатили всё сразу. Да ещё мёд, по сто пятьдесят за пуд. И вижу по глазам – рады-радёхоньки басурмане, что сделка такая у них удачная получилась. Ну, думаю, кажется, продешевил я. А как проверить? Это надо в их земли ехать, чтобы узнать, почём они мёд да воск торгуют.

– Эх, мне бы ваши годы, – снова вмешался старый купец, – я бы на месте не сидел. Следующим летом был бы в их Амстердаме. Или у аглицких немцев в Лондоне.

– Сказывают, у голландцев сейчас большая война идёт[16]16
  Речь идёт о восьмидесятилетней войне (1568–1648 гг.) Голландии за независимость от Испании.


[Закрыть], – вступил в разговор самый молодой из собравшихся, – испанцы хотят их под руку своего короля привести, а те артачатся.

– Боязно так-то, – вставил своё купец, до сих пор внимательно слушавший собеседников, – они-то у себя там всё знают. Кому товар сдать, у кого взаймы взять. А мы припрёмся со своей мордой да в их калашный ряд – только потратимся да опозоримся. У нас там ни лавок, ни складов. Так и будем в порту стоять, что ли? Так ведь там и за постой судов деньги берут.

Старичок презрительно рассмеялся:

– А вот голландцы, да и другие басурмане не боятся в новые места ходить. Вон, к нам же путь по морю нашли. И выходит, что снимают пенку с нашего варенья, а мы только сидим и жалуемся, что они за наш товар настоящей цены не дают.

– Так что ж, получается, надо всё-таки за моря идти? – спросил нерешительный купец.

– А вот давай у басурманина узнаем.

Петер к тому времени съел толокно и мясо и держал в руке медный стакан, который был уже наполовину пуст.

– Слышь, Петер, как думаешь, надо нам за моря с нашим товаром ходить или нет?

Иноземец задумчиво глядел в стакан, как бы размыш-ляя – допить вино сразу или немного подождать?

– Купец, оглох, что ли?

Петер перевёл взгляд на собравшихся:

– Товар при перемещении увеличивает стоимость. Поэтому тот, кто товар перемещает, и имеет с его продажи много денег. Очень много.

– Вот и я об этом говорю! – воскликнул старый купец. – И мы, покуда не станем сами торговать за границей, настоящей прибыли и не увидим!

Тут в разговор вмешался Иван, который уже поужинал и тоже допивал своё вино:

– Пока война не закончится, никто торговать за границей не сможет. Кораблей торговых у нас нету, и построить их не на что. Какую прибыль с торговли имеем, всё царские мытари на войну забирают…

– Ну, не всю, – вставил нерешительный купец.

– Цыц! То, что нам остаётся, – смех один. Голландцы небось за такие барыши и с места не сдвинулись бы.

– Голландия – страна морская и богатеет с морской торговли, – сказал Петер, – голландцы открывают новые пути в дальние страны, и оттого их негоцианты становятся самыми богатыми и самыми уважаемыми среди купцов разных стран.

– Складно чешет басурманин! – произнёс старик. – Мы так не можем. Эх, мне бы годков сорок скинуть, я бы тряхнул мошной по заморским базарам!

– Хватит про дела заморские говорить, – перебил его Иван, – давай лучше про наш интерес.

– И впрямь, – согласился старик, – поболтали, и хватит.

– Привёз я рыбий зуб[17]17
  Рыбий зуб – так на Руси издавна называли моржовый клык.


[Закрыть]. Двенадцать пудов. А ты, я слышал, обоз на Москву собираешь?

– Верно. В какую цену отдашь?

– Как и в прошлом году.

– Несподручно. Москва сгорела, денег у людей мало, всё на стройку да на войну идёт.

– Так рыбий зуб – то же золото, только морское. Долго не залежится. И в цене всегда будет.

– Так-то оно так, да если б спрос большой был, ты б его иноземцам там, у моря, продал, а не вёз в Каргополь. Скинуть бы надо.

Пока они торговались, за окном захрустел снег, дверь едва приоткрылась и в образовавшуюся щель протиснулся маленький щуплый человек, одетый в какое-то рваньё и стоптанные валяные сапоги. Оглядевшись, он заканючил прямо от дверей:

– Люди добрые, подайте божьему страннику на пропитание. Век буду Бога за вас молить.

Он подошёл к столу, за которым сидели купцы и стал нагло толкать каждого левой рукой, протягивая правую для подаяния.

– Это ещё кто такой? – спросил удивлённо Иван. – Что-то я его раньше здесь не видел.

– Человек божий. Бродит меж дворов, просит на пропитание. Всё обещается уйти на Соловки на богомолье, да, видно, никак не соберётся.

– Давно ли появился?

– А кто его знает? Месяц или два, не больше. Да, наверно, в начале нынешней осени и появился.

– Поосторожнее бы с этими божьими людьми. Наболтают какой-нибудь крамолы, а ты потом отвечай перед воеводой, что государева воровства[18]18
  Государево воровство – государственное преступление.


[Закрыть] не помышлял.

– Не, он тихий. Ходит, бормочет что-то. То по-русски, то не пойми что. Одно слово – блаженный.

Иван полез за пазуху и, достав одну московскую деньгу, протянул нищему. Петер тоже, достав из мошны малую монетку, протянул попрошайке, при этом взглянув на него как-то странно. Тот задержался у немца чуть дольше, чем возле русских купцов, губы его шевельнулись, но произнёс ли нищий при этом какие-то слова, неизвестно. Никто ничего не расслышал. Потом он, кланяясь и крестясь, попятился к выходу и скрылся за дверью.

– Где ночует-то бедолага? – спросил Иван.

– Да кто знает? Ночует где-то. Никто и не узнавал, у всех своих забот хватает.

– Хозяин, – вдруг сказал Петер, – где тут можно по малой нужде сходить?

– Да вон, за дверь выйдешь и направо. Дальше сам увидишь.

Немец вышел из избы, плотно прикрыв за собой дверь.

– Как по нашему-то хорошо говорит, – сказал хозяин постоялого двора, – почти не отличить от русского.

– Да, – согласился Иван, – я и сам поначалу удивлялся. Так он ещё и боевой. Мы верстах в пятнадцати отсюда разбойничков встретили. Вёл себя отважно.

– Чем встреча закончилась? – сразу заинтересовались купцы.

– Двое на том свете, один, может, и выживет. Немец первым из пищали своей стрельнул, не растерялся. Потом уж и я из пистолетов пальнул.

– Выходит, не зря серебром за заморские игрушки платил?

– Выходит, так. Вот и помогли.

– Как пальнул-то? – спросил старый купец. – Неужто фитиль на пищали всю дорогу зажжённым держал?

– Не. Пищаль-то заряжена была, а фитиль запалил прямо перед встречей с разбойничками. Чуйка у него, что ли?

– Без чуйки ни купцу, ни путешествующему не прожить, – согласился здоровяк. – А ты-то пистолеты тоже заряженными держал, что ли?

Иван достал из-за пояса оружие:

– Во, глянь. Колесцовый замок[19]19
  Колесцовый замок – устройство для воспламенения порохового заряда. Изобретён Леонардо да Винчи.


[Закрыть]. Если пистолет заряжен – можно в любой миг палить. В дороге незаменимая вещь.

Здоровяк взял один пистолет и стал с интересом его рассматривать, изучая устройство…

…Петер, выйдя из избы, огляделся по сторонам. Вокруг было темно, только из окон постоялого двора падал неяркий свет.

– Эй! – послышалось откуда-то сбоку, из темноты.

Петер пошёл на голос.

– Приветствую тебя, брат терциарий, – произнёс давешний блаженный на латыни, – как добрался?

– Приветствую тебя, брат коадъютор. Всё прошло хорошо.

– Зови меня просто – брат Гийом. Времени у нас мало, поэтому буду краток. Запоминай, что я скажу. Тебе надлежит по прибытии в Москву войти в доверие к царю Ивану. Главная задача – найти, где хранится его библиотека, также именуемая либереей, и сделать так, чтобы она попала в руки наших польских друзей.

– Либерея? – переспросил Петер. – Мне хорошо известно книжное дело, ведь в университете города Реймса я состоял при хранилище древних рукописей. Брат Гийом, неужели это собрание книг настолько важно?

– Очень важно. Её основу составляют книги, вывезенные бабкой царя Ивана больше века назад из Византии. Там могут быть не только неизвестные нам работы древних писателей и историков, но и труды по медицине, алхимии и магии. Многие в Риме сильно заинтересованы в их приобретении. Кроме того, царь Иван при взятии магометанских столиц Казани и Астрахани вывез оттуда несколько возов свитков и книг, написанных в глубинах Азии. Эти документы были туда доставлены ещё монгольскими завоевателями, и какая мудрость там хранится – мы можем только гадать. Одно несомненно – никчёмные книги не станут перевозить за много тысяч лиг[20]20
  Лига – старинная европейская мера длины, немного меньше 5 километров.


[Закрыть].