Текст книги "Надо помочь бабушке (СИ)"

Автор книги: Михаил Исхизов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 36 страниц)

   Плоскомордый заставил бегать с тяжелым копьем в руках, прыгать через канавы, ползать по грязным лужам, дружно рычать, громко визжать и выкрикивать страшные угрозы, чтобы напугать врага. Кроме того, они должны были кувыркаться, отжиматься и быстро прыгать на одной ноге. "Чтобы продолжать преследование врага, если другая нога ранена". Через каждый час капрал делал небольшой перерыв, во время которого воины могли лечь, отдышаться и вполголоса высказать друг другу свои мысли о том, что происходит, и конечно, о плоскомордом капрале: кто он такой, откуда родом его родители, куда он должен провалиться, что он там должен сделать и куда должен деваться после того, как сделает то, что должен сделать. Максим активно участвовал в этом хоре пожеланий. Чувства Максима, хотя он был из параллельной вселенной, нисколько не отличались от чувств кикивардов.

   В одну из таких непродолжительных передышек они увидели двух парящих в небе крокаданов.

   – Всем смотреть на крокаданов и слушать! – приказал плоскомордый. – Сейчас пойдет политическая агитинформация.

   – Это из птичника, что Верблюд построил, – определил один из воинов. – Опять станут молоть про победу. Брахата.

   – Прекратить разговорчики!.. – оборвал его плоскомордый. – Всем слушать!

   – Для вас, славные воины-освободители! – донесся с безоблачного неба звонкий голос крокадана. – Для вас, защитники правого дела, боевой выпуск "Правды на крыльях!"

   – Вечерний выпуск "Правды на крыльях!" – повторил другой крокадан. – Нет ничего правдивей "Правды на крыльях!" Вечерний выпуск!

   – "Путь к победе!" так назвал свой документальный очерк наш военный корреспондент, – сообщил первый.

   – С раннего утра, когда солнце своими лучами, еще золотит верхушки Граничных гор, – затянул военный корреспондент, – группами и в одиночку, стекаются кикиварды на плац. Для них плац, не просто большое поле, а стартовая площадка, залог победы на тернистом, но победоносном, пути к долгожданной свободе и заманчивой независимости. Здесь, на плацу, под руководством закаленных инструкторов, куют они железные несгибаемые строки "Науки побеждать", шлифуют свой путь к победе. Упорные и целеустремленные, чеканят кикиварды каждый шаг, готовые умереть с улыбками на устах, потому что им выпало счастье бороться за счастье грядущих поколений. И никакой враг не сможет остановить их победную поступь твердых шагов. А на то, как они маршируют, одновременно, всем строем, ставя на землю то левую ногу, то правую, с любовью и гордостью смотрит Почетный герой Счастливой Хавортии генерал Гроссерпферд, лучший военачальник всех времен и народов. В его стальном взоре, любовь к его солдатам и ненависть к его врагам. Каждый его жест говорит о приближении его победы над его подлыми врагами.

   – Приходилось ли вам когда-нибудь отступать? – спросил Почетного героя наш корреспондент.

   – Нет! – с кристальной генеральской прямотой ответил Гроссерпферд. – Я не знаю, что означает это слово. Зато я хорошо знаю прекрасное слово "Победа!"

Глава двадцать первая.

   Крокаданов трогать нельзя. От Верблюда баранины не дождешься. Максим ведет работу по разложению армии. Супер лейтенант Бумбер – козел. Делаем ноги. Наказание Бумбера.

   Ужинать Максим пристроился к десятке, с которой осваивал премудрости строя. Перезнакомился со всеми, но имена были непривычными, и запомнил он только три: Карбокар, Гударий и Дидитор. Гударий был самым разговорчивым, Карбокар самым большими и сильным а Дидитор самым молчаливым. Дидитор, вообще, почти ничего не говорил. Внимательно слушал других и иногда произносил: "Да, да, да..." При этом он озабоченно хмурился, недоверчиво улыбался или хитро подмигивал. Иногда он ничего не говорил, а только хмурился, улыбался или подмигивал.

   Обед состоял из жиденькой кашицы, сдобренной вонючим жиром и куска жесткого мяса столетнего буйвола. Хотя, возможно, это было не мясо, а куски кожи почтенного животного. Максим попробовал кашу, но от первой же ложки его чуть не стошнило и он отдал миску соседу, который мигом расправился с этой странной едой. А то, что называлось мясом, Максим грыз, откусывал маленькие кусочки и глотал их. Разжевать "мясо" было невозможно.

   – С раннего утра... с раннего утра, – вспомнил Гударий крокаданов. – Уроды! С раннего утра кикиварду пожрать надо. Надоели они мне, брахатата! Поймаю завтра пару и перья из хвостов повыдергаю.

   – Супер сказал, что крокаданов калечить нельзя, – сообщил ему тощий кикивард, имени которого Максим не запомнил. – Они это... воспитывают в духе проданности и вредности.

   – Преданности и верности, – поправил его Карбокар.

   – Один хрен, – отмахнулся тощий. – Тому, кто покалечит крокадана – десять ударов палкой.

   – Да, да, да, – подтвердил Дидитор и нахмурился.

   – Они каждое утро здесь летают? – поинтересовался Максим.

   – Летают, падлы, и каркают: то про свободу, то про Верблюда, какой он у нас выдающий, – сообщил Гударий, разглядывая подозрительное месиво в своей миске. – А кормят бурдой. В могиле я видел эту бурду. Я так понимаю, что если Верблюд такой выдающий, так пусть он нам баранину выдает.

   – Да, да, да, – подтвердил Дидитор и недоверчиво улыбнулся.

   – Нам бы послушать других крокаданов, которые правду говорят, – задумался Карбокар.

   – Вражеские голоса слушать запрещено, – опять влез тощий. – Они это... клевещают и надрывают. Супер говорил: "тому, кто слушает вражеские голоса – десять ударов палкой".

   – Клевещут и подрывают, – опять поправил его Карбокар.

   – Твой супер-пупер только и знает, про десять ударов. Брахатата! – не нравился Гударию супер лейтенант. – Мордой его об телегу... десять раз! И пусть утирается.

   – Да, да, да, – подтвердил Дидитор и неодобрительно нахмурился. Непонятно кого он не одобрял: тех, кто слушает вражеские голоса, или супер-пупера.

   – Где ты видел крокаданов, которые говорят правду? – вступил в разговор, лопоухий (имени лопоухого Максим тоже не запомнил). – Крокадан, он и есть крокадан. Кто их кормит, за того они и врут.

   – Падлы они все! – Гударий через край отпил бурду из миски и отбросил ее. – Надо ноги делать. Брахатата!

   "Не верят они Верблюду, – убедился Максим. – И порядками, которые здесь наводят недовольны. В этих вооруженных силах начался процесс брожения и разложения. Надо помочь историческому процессу".

   – Королевских гвардейцев бараниной кормят, – сообщил он. – Три раза в день.

   – Три раза в день? – не поверил ушастый.

   – Сам видел, – заверил Максим. – А если кому мало, еще дают. Называется "добавка".

   – Ну, брахата! – возмутился Гударий. – Падлы позорные! А нам сливают пойло поганое, не проглотишь.

   – Может у нас баранов нет... – усомнился ушастый.

   – Ага, баранов у нас нет, – хохотнул Максим. – Серваторий, по-твоему, кожу буйвола грызет?!

   – Так ведь вождь, – попытался защитить Серватория ушастый. – Вождю положено...

   – А мне, значит, не положено! – продолжал возмущаться Гударий. – Брахатата! Серваторию положено, Верблюду положено... Суперу положено! А мне положено с копьем бегать! В строю! Мордой их всех об телегу! Брахатата!

   Дидитор нахмурился, но ничего не сказал.

   – Обещали мясо, а кормят пойлом, – поддержал товарищей тощий кикивард.

   – От супера барана не дождешься, – напомнил Максим.

   – Я молодой сыр люблю, – сообщил тощий. – Поселяне его в амбарах прячут, под крышей...

   Дидитор опять промолчал. Он сыр не любил.

   – И я сыр люблю, – сообщил Максим. – Только не видать нам сыра, ни молодого, ни старого. Погоняют нас еще несколько дней и пошлют воевать с гвардейцами короля. Строем. Чтобы кисть правой руки сгибалась в фалангах, – напомнил он.

   – Убил бы я этого супера, – завелся молчавший до сих пор, молодой, безбородый еще кикивард. – Нам свободу обещали! А заставляют строем ходить. Шага не сделаешь без команды! Брахата!

   – Они нас, кикивардов, не уважают, – подлил масла в огонь Максим. – Супер-пупер кружева нацепил и гоняет нас как зачуханных поселян. Да кто он такой, чтобы нас, свободных кикивардов, гонять как поселян?! – Максим вытаращил глаза, взмахнул кулаками и объявил: – козел он! Позорный, вонючий, безрогий козел! ^{17}И нутро у него козлиное!

   Кикиварды никого козлами не обзывали. Обзывали, падлами, долбозвонами, тупорылыми, задрыгами, придурками. А также собаками, ослами, ехиднами, гадюками, жабами... Много чем и много кем обзывали, но козлов не упоминали. Их культура находилась на родо-племенном уровне, и до козлов еще не дошло. Максим поступил как прогрессор: внес современное ему понятие в культуру, что стояла на более низкой ступени.

   – Почему козел? – спросил Карбокар.

   – Вы что, не знаете?! Так нет же никого паршивей козла. Блохастая, нахальная и вредная скотина. Эти козлы всю нашу вольную жизнь портят. Свободных кикивардов заставляют бегать строем, ударять о землю всей стопой и сгибать фаланги пальцев! Скоро землю пахать заставят, как глупых поселян. А кормят вонючей бурдой!

   – И верно козел, – согласился Гударий. – Мордой его об телегу! Брахата!

   – Да, да, да, – поддержал его Дидитор и утвердительно покивал головой – Да, да, да...

   – Строем ходить – это Верблюд придумал, чтобы над нами, свободными кикивардами, изгаляться, – продолжал разлагать вооруженные силы Максим. – А мы за нашу свободу всем глотки перегрызем! Брахатата! – Максим не знал, что такое "брахатата", спросить, естественно, не мог, но посчитал необходимым употребить.

   – Перегрызем! Брахатата! – поддержал его Гударий.

   – Мы хотим, чтобы равноправие везде и во всем. Мы не хотим есть бурду! Подавай нам баранину! – Максим вытащил из чехлов оба ножа и стал ими размахивать. – Мы хотим, чтобы у каждого кикиварда было три барана! Так, братья по классу!?

   -Так! Так! Три барана! – теперь его поддержали все. И Дидитар тоже выдал свое твердое: – Да! Да! Да!

   "Надо Верблюду еще и ересь припаять", – решил Максим.

   – Супер говорит: "Строй – святое место!" А у нас один святой, – Максим снова замахал ножами. – У нас один святой – Трехрогий Мухугук. Не дадим козлам и верблюдам сравнивать Всеслышащего, Всевидящего и Всезнающего с каким-то строем! – призвал он.

   – Не дадим! – поддержал его безбородый. – Пусть умоются, брахатата!

   – Да, да, да, – заявил Дидитар и нахмурился. – Да, да, да!

   – Как я сам не догадался, – удивился ушастый. – Сразу ведь видно было, что супер – козел, и Верблюд – козел.

   – У них кружева полморды закрывают, ты и не заметил, – подсказал безбородый.

   – Ха! Наш супер-пупер козел! – обрадовался Гударий. – Вот падла, брахатата! Мордой его об телегу! – и расхохотался.

   – Вонючий козел! – подхватил безбородый.

   Хохотали все, кроме Дидитара. Бумбер оказался козлом. А козел, он козел и есть, даже если он супер пупер.

   – Для меня козел не начальник, – объявил Максим. – Я свободный кикивард и драться я с королевскими гвардейцами не пойду. Баранины хочу. Вы как хотите, а я ночью делаю ноги.

   – И я никуда с козлом не пойду, брахатата! Пусть он, падла, сам в строю ходит, – объявил Гударий.

   Остальные тоже хотели баранины и не хотели ходить в строю.

   – Знаю я одно хорошее место, где бараны пасутся, – сообщил Гударий.

   Максим был доволен. "Мне бы здесь недельку пожить, я бы им всю армию разложил, – похвалил он сам себя. – Но надо уходить. Хорошо бы с супером повидаться. За ним должок числится. – Максим пощупал нос. Нос распух и болел. – Только где его искать? – а потом сообразил, что искать супера не надо. – Неужели в такой хорошей компании не найдется стукача? Быть такого не может. Как только разойдемся, стукач сразу к суперу нырнет и доложит, что я ему прилепил козла. А тот знает, где меня искать. Дождусь его на кухне, потом сделаю ноги".

   – Я с вами, – заявил Максим.

   – Тогда так, – Гударий охотно принял команду над десятком. – Сейчас расходимся. На рассвете собираемся возле старых развалин.

   Супер лейтенант Бумбер вошел в кухню решительными твердыми шагами. Глаза его смотрели пристально, губы были презрительно выпячены. Так в Демократической Хавортии ходят генералы. Бумбер был далек от этого заветного чина, но поскольку ни одного генерала поблизости не имелось, мог себе кое-что позволить.

   "Пришел! – обрадовался Максим. – Значит, насчет стукача я правильно сообразил".

   Супер лейтенант сделал пять твердых и решительных шагов (больше не позволяло пространство кухни) и стал пристально разглядывать Максима. Максим прижал руки к бедрам, скорчил преданную физиономию и ел начальство глазами.

   Игру в "гляделки" Бумбер выиграл. Когда Максим несколько раз моргнул, супер лейтенант удовлетворенно хмыкнул, затем заговорил. Но, на этот раз он начал не с того, что Максим безрогая скотина, нахальный идиот и лопоухий болван, место которого в стаде, а не в строю.

   – Значит я козел!? – спросил Бумбер, не повышая голоса.

   "Еще какой козел!" – должен был сказать Максим, но промолчал. Ему хотелось услышать, что еще скажет супер лейтенант.

   – Распространение слухов, наносящих моральный вред офицерам Счастливого Демократического Королевства Хавортия, наказывается двадцатью двумя ударами палки по спине распространителя, – с удовольствием сообщил супер лейтенант Максиму.

   – Осмелюсь доложить, – не растерялся Максим, – в нашем полку не может быть распространителей ложных слухов, наносящих вред офицерам Счастливого Демократического Королевства Хавортия.

   Супер лейтенант одарил рядового необученного взглядом по которому легко было понять, что тот все же безрогая скотина, нахальный идиот и лопоухий болван, место которого в стаде, а не в строю. Но и на этот раз сказал совершенно другое:

   – Это ты распространял среди рядового состава слух, что я козел!

   "Интересно, кто настучал? – прикинул Максим. – Наверно Дидитор... Слушает, молчит, а потом стучит... Или ушастый?" У Максима не хватило фантазии представить, что в его десятке было семь стукачей. Не стучали только Дидитор, Гударий он сам.

   – За козла будешь завтра утром наказан перед строем нашей непобедимой армии.

   С удовольствием сообщив Максиму эту новость, Бумбер подошел к огромному, в половину человеческого роста, котлу, заглянул в него и осторожно дотронулся кончиком указательного пальца до вонючего жира, в изобилии размазанного по стенке. Он с отвращением посмотрел на капельку прилипшую к коже, покачал головой, повернулся к Максиму, показал ему палец и спросил:

   – Это что такое?

   – Так что – указательный палец, ран супер лейтенант! – уверенно сообщил Максим. – Осмелюсь доложить, это самый главный палец на руке. Все остальные пальцы – ерунда. Этим пальцем можно не только указывать. Им очень удобно щекотать. А если захочется поковырять в носу, лучше указательного пальца не найти. Не поверите, ран супер лейтенант, но у одного моего знакомого охотника за сусликами, которого зовут Какурс на правой руке два указательных пальца...

   – Молчать! – не выдержал Бумбер. – Заткнись!

   Максим заткнулся, демонстративно сжав губы.

   Бумбер буравил рядового взглядом до тех пор, пока не убедился, что тот не только выполнил команду, но и прочувствовал, что перед ним, не кто-нибудь, а супер лейтенант.

   – Что я тебе приказал?! – ничего хорошего не предвещающим тихим голосом с нотками змеиного шипения спросил супер.

   – Молчать и заткнуться! – бодро доложил Максим и снова сжал губы.

   – Безмозглый идиот! – заорал супер во весь голос. В пустой кухне, это прозвучало, как раскат грома. Кажется даже стекла задрожали и дверь скрипнула. Солидные, неторопливые тараканы Демократического Королевства, которые выползли из щелей, чтобы послушать как супер снимает стружку с рядового, мгновенно исчезли. – Я приказал вымыть котел!

   – Это, осмелюсь доложить, было днем, – преданно глядя на лейтенанта, сообщил Максим. – Сейчас мне было приказано молчать и заткнуться. Выполняю последнее приказание! – он замолчал и снова демонстративно выпятил губы.

   – О великий Мухугук, забодай этого придурка! – взмолился Бумбер. – Растопчи его и заставь молчать!

   Супер лейтенант, вероятно, надеялся, что на этот раз Всемогущий Мухугук выполнит его просьбу и не обратил внимания на то, что рядовой необученный Швейкс вдруг изменился. Он перестал тянуться, не держал руки "по швам", не ел глазами начальство и с лица его исчезла печать послушания.

   – Как ты мне надоел... – сказал Максим и вплотную подошел к командиру.

   – Супер лейтенанту послышалось, будто рядовой Швейкс сказал: "Как ты мне надоел...". Но такого не могло быть. Не мог рядовой необученный Швейкс сказать ничего подобного ему, супер лейтенанту.

   – Что ты сказал, тупая образина? – решил уточнить Бумбер.

   Максим не стал повторяться. Он ткнул пальцем в пуговицу на груди супера и спросил:

   – Это что такое?

   – Где? – супер опустил голову и в это мгновение Максим ухватил его двумя пальцами за нос. Этот прием был хорошо отработан еще в пятом классе.

   – Супер лейтенант попытался закричать. Но крик не получился. То что ему удалось из себя выдавить походило на визг свиньи, которой наступили на хвост. – О-о-ей-ей... О-от-пу-ус-с-и!.. – все же удалось выдавить Бумберу и он попытался вырваться, но пальцы мучителя сжались сильней и супер застыл в неудобной позе. Из глаз потекли слезы а визг стал тихим, но непрерывным.

   – Молчать! – рявкнул командным голосом Максим.

   Кто привык командовать, тот привык и подчиняться команде. Бумбер замолчал и в кухне сразу стало уютней. Любознательные демократические тараканы снова выбрались из подполья чтобы посмотреть, что делает рядовой необученный со своим супер лейтенантом. Но ничего особенного не происходило. На какое-то время действующие лица застыли. Получилось что-то вроде живой скульптуры: "Подчиненный держит за нос своего начальника". Композиция, по сути своей, вредная и, даже, недопустимая. Особенно в Демократическом Королевстве.

   Но ни один из ее персонажей не знал, что делать дальше. Максим действовал без всякого плана, интуитивно. Ему хотелось проучить супера и тот свое получил. А что дальше? Не брать же его с собой. А если отпустить, тот станет орать, набежит толпа... Такое Максиму нужно было меньше всего. Бумбер же вообще не мог понять, что произошло. Думать он тоже не мог, потому что было очень больно. И стоял Бумбер в позе, в которой думать невозможно.

   Максим первым решил, что следует делать.

   – Ты, супер пупер, и есть самый натуральный козел! – напомнил он Бумберу. – Вонючий, позорный козел. Если ты и дальше будешь придираться к нам, кикивардам, я тебе все рога обломаю. Понял?

   Супер лейтенант ничего не понял. Даже не пытался понять. Нос болел, стоять согнувшись было тяжело и непривычно. И Кикивард говорил ему, супер лейтенанту, такое, чего ни один кикивард ни одному супер лейтенанту говорить не мог. Тем не менее спорить с этим неправильным кикивардом было сейчас невозможно.

   – По-он-ял... – выдавил супер настолько внятно, насколько позволял сжатый пальцами Максима нос. – Бо-оль-но... От-пу-сси...

   – Потерпи, – посоветовал Максим. – Мухугук терпел, и нам велел. Передай своему генералу Гроссерпферду, чтобы перестал воровать сельхозинвентарь и затевать перевороты. А то он плохо кончит. Скажи ему, что мы, кикиварды, за мир во всем мире, и еще за демократию и независимость. Строем мы ходить не станем. Так и передай, слово в слово. И еще скажи своему Верблюду, что он не только верблюд, но тоже козел. Старый облезлый козел. Понял?

   – По-он-ял... От-пу-сси...

   – Сейчас отпущу, – сообщил Максим. Он уже сообразил, что надо делать. – А ты застынь и не шевелись. Шаг вправо, шаг влево – прибью, как таракана.

   Он отпустил супера, подошел к большому котлу, прикинул еще раз и решил, что этот котел вполне подойдет.

   – Мне надо идти, будем прощаться, – сказал он и вдруг вспомнил Оглоблю. В пятом классе они тоже увлекались щелбанами. – Я тебе пару щелбанов оставлю на память. Ты уж потерпи.

   Максим с удовольствием врубил пару горячих щелбанов в лоб Бумбера.

   – А теперь ложись! – приказал он. – Не бойся, бить не стану. Согнись и подбери ноги.

   Бумбер послушно лег, согнулся и подтянул колени к подбородку.

   – Правильно, – похвалил его Максим. Он легко поднял громадный котел и накрыл им супер лейтенанта. Теперь все выглядело хорошо и аккуратно...

   – Как ты там? – спросил Максим.

   Супер молчал.

   Максим постучал кулаком по котлу и снова спросил:

   – Как тебе там, не жмет?

   – Отпусти... – едва слышно донеслось из под котла.

   – Значит не жмет. Ты там не особенно вертись, – посоветовал Максим. – Потерпи. Утром придут повара и освободят.

   Котел молчал.

   – Отдыхает... Вот и хорошо, – Максим еще раз осмотрел свою работу. Все было в норме: края котла плотно прижаты к земляному полу, Бумберу оттуда не выбраться. И все же, что-то мешало Максиму уйти... Что-то было не так...

   – Сам он оттуда не выберется... Сам он оттуда не выберется... – повторил Максим, пошел к выходу из кухни и вдруг сообразил: – Он там задохнется!

   Максим вернулся, приподнял край котла, подсунул под него полено, подумал, подсунул для верности еще одно, и осторожно опустил котел. Образовалась большая щель.

   – Вот так будет хорошо. Полежишь, отдохнешь. Жалко, конечно, кружева испачкаются, но тут ничего не поделаешь. Постираешь. А мне пора делать ноги. У тебя свои заботы, у меня свои.

   Глава двадцать вторая.

   Король не поверит. Агофен в доме генерала. Встреча с мудрой черной кошкой. Полезный совет Кохинора Сокрушителя Муравейников. Пожар – всегда пожар. Планы генерала Гроссерпферда.

   Максим спал почти до полудня, и мог бы, наверняка, спать еще несколько часов, но ему не дали. К этому времени вернулся хмурый Дороша. А Агофен в самом прекрасном настроении явился еще на рассвете. Поскольку команда была в сборе, Эмилий решил, что не следует терять времени, надо опять собраться и пусть каждый расскажет все, что узнал.

   Первым стал докладывать Максим. Он рассказал про лагерь, в котором военные готовят кикивардов к сражению с гвардейцами короля Пифия Седьмого и к захвату власти в Счастливой Хавортии. О том, что по слухам, руководит все этим генерал Гроссерпферд, по кличке Верблюд. В лагере проходят подготовку более шестисот воинов и лагерь этот не единственный. Где находятся другие и сколько их, Максиму выяснить не удалось.

   – Сила собирается немалая, – мрачно отметил Эмилий. – Королевским гвардейцам не устоять.

   – У короля маленькая гвардия? – удивился Максим.

   – В мирное время при короле больше сотни-другой гвардейцев не бывает, – объяснил Эмилий. – Но Пифий может собрать ополчение баронов, тогда от кикивардов мокрое место останется. План мятежа рассчитан на внезапность. Когда они намерены выступить?

   – Этого рядовые воины не знают, а с начальством, мне пообщаться на эту тему не удалось. Но, судя по разговорам, в ближайшее время.

   – Надо срочно сообщить королю, – предложила Франческа.

   – Сообщить об измене генерала и кикивардов... – Эмилий задумался... – – Но у нас нет никаких доказательств. Король не поверить.

   – Пифий и с доказательствами не поверит, – заявил Дороша.

   – Почему так думаешь? – спросил Максим.

   – Я не думаю, я знаю.

   – Ты так убежденно говоришь, будто знаком с Пифием Седьмым, – не удержался от ехидного замечания Максим.

   – Знаком, чего тут такого.

   Все уставились на Дорошу. Шутит лепрекон или не шутит? А если шутит, то к чему такие шутки? Прервала молчание Франческа:

   – Ты правда знаком с королем? – спросила она осторожно, чтобы не обидеть лепрекона.

   – Встречаемся иногда, – пробурчал тот. – Я, ведь, вообще-то делом занят, сами знаете. А когда свободное время выдается, чего бы к нему и не зайти?

   – Какой он? – спросила Франческа. Она не сводила с лепрекона глаз, как будто на нем осталось что-то от общения с королем.

   – Король как король, – Дороша пожал плечами, утверждая этим, что рассказать ему нечего. – Цветы любит. А к чаю – непременно требует вишневое варенье. Без вишневого за стол не сядет. Издал Указ, чтобы в дворце каждый понедельник окна мыли... Пиф, сам по себе, человек хороший, но беспомощный. Делать ничего не умеет: ни башмаки себе сшить, ни стол сколотить, ни обед сварить. Все за него другие делают. А он то на троне сидит, послов принимает, то Указы в канцелярии подписывает. Два раза в месяц общается с представителями народа. Охоты у него еще всякие, тоже по расписанию: по вторникам – на зайцев, по четвергам – на кабанов, По праздникам – пиры.

   – Почему ты считаешь, что он нам не поверит? – спросил Агофен, которого не интересовало, чем занимается король.

   – Так Пиф уверен, что все его обожают, любят и, вообще, без него обойтись не могут. Каждое утро, он только глаза продирает, а камергеры уже рассказывают, как народ его любит. И когда засыпает – опять об этом. С детства Пифу подобное мнение создают. У него, от таких постоянных убеждений, в голове места ни для каких других мыслей не остается. Ни в какие другие доказательства он поверить не сможет.

   – Что же нам делать? – растерялась Франческа. – Гроссерпферд такое может натворить... Надо спасать королевство.

   – Бароны нам поверят, – подсказал Дороша. – Да и Гроссерпферда они не любят.

   – Надо сообщить баронам, – поддержала его Франческа.

   – Не знаю как другие бароны, а Брамина-Стародубский точно поверит. Он нас попросил разобраться и сообщить, – напомнил Агофен. Ему все и надо рассказать.

   – Нам бы какие-нибудь доказательства...

   – Фирма "Абаландур энд Халамбала", мир с ними обоими, веников не вяжет, – джинн довольно улыбнулся. – Она обладает самыми достоверными доказательствами того, что генерал Гроссерпферд, известный в широких народных кругах по кличке "Верблюд", а также, в некоторых узких кругах, по кличке "Коняга", окончательно зазнался, возомнил о себе, и решил потрясти Хавортию, государственным переворотом. Если ему это удастся, Хавортия, из Демократического Королевства, превратится в Демократическую Диктатуру.

   – Рассказывай, что узнал, – попросил Максим.

   Джинн уселся поудобней, и с удовольствием стал рассказывать:

   – Как вам известно, мои добрые и любознательные друзья, – неторопливо начал он, – мой путь лежал к имению отставного генерала Гроссерпферда, чистота помыслов которого вызывала в наших сердцах законное подозрение. Знайте же, что этот генерал оказался человеком весьма состоятельным. Я увидел большой двухэтажный дом, у входа которого, словно часовые-ифриты, застыли высокие колонны, а над крышей из красной черепицы без устали вертелся флюгер из чистого серебра. Рядом с домом разместился большой пруд от которого исходила приятная прохлада. А за прудом раскинулись земли принадлежащие генералу. На этих землях паслись многочисленные козы, бараны, а также другой рогатый и безрогий скот. Все это хозяйство охраняли солдаты и крупные злые собаки. В вестибюле же дома играли в карты откормленные адъютанты, на лицах которых я не увидел даже следов благородных стремлений.

   – Давай о деле, – попросил Максим.

   – Я о деле и говорю,– добродушно огрызнулся джинн. – Хочу, чтобы вы мысленно представили себе обстановку, в которой пребывает неутомимый генерал Гроссерпферд и составили себе его психологический портрет. Нам, я уверен, еще придется иметь с ним дело. Экономические возможности врага и круг его приближенных следует знать.

   – Мальчики, не надо ссориться, – попросила Франческа. – Агофен очень красиво рассказывает, давайте послушаем.

   Джинн благодарно поклонился Франческе и продолжил:

   – Я проник в имение генерала накрывшись плащом темной ночи. Бдительных собак и дремлющих часовых я усмирил волшебными чарами, а для играющих в карты адъютантов превратился в собственную тень. И стал внимать их разговорам, надеясь услышать что-нибудь важное для нас. Но речи их были пусты, как сума дервиша, преодолевшего пустыню, и грязны, как его ноги после этого нелегкого перехода. Слова, которые произносили эти откормленные за казенный счет адъютанты, не были словами благовоспитанных людей, и я не посмею их повторить в присутствии дамы.

   Сам генерал в это время отсутствовал. Я неслышно поднялся на второй этаж, проник в генеральский кабинет и стал его обыскивать. Знайте же, друзья мои, что я потратил на тщательный обыск более часа, но не обнаружил никакого компромата: ни протокола заседания заговорщиков, ни плана государственного переворота, ни листовок с обращением к народу. И вынужден был сделать два равнозначных предположения. Или этот генерал невинен как агнец еще не успевший познать превратности мира, и мы напрасно подозреваем его в черных помыслах, или он чрезвычайно опытный конспиратор и хранит все документы в тайнике, который джинн моей квалификации не может обнаружить. Дайте мне попить чего-нибудь, – попросил Агофен, – ибо рассказ мой еще далеко еще не закончен, впереди вас ждет самое важное, а в горле моем пересохло.

   – Молока, – предложила Франческа, слушавшая джинна с большим интересом.

   – Их твоих рук, уважаемая Франческа, – Агофен встал и отвесил низкий поклон, – молоко станет для меня божественным нектаром.

   Франческа принесла кувшин и несколько стаканов, на тот случай, если еще кто-то захочет молока. Агофен налил себе полный стакан, неторопливо осушил его и продолжил рассказ:

   – Признаюсь вам, друзья мои, что сомнения в виновности генерала Гроссерпферда тяжелым грузом стали ложиться на мое сердце и я уже собирался удалиться из кабинета, когда услышал у себя за спиной осторожные шаги. Я мгновенно обернулся, готовый сразиться с выследившим меня врагом, и увидел, что это всего лишь большая черная кошка.

   И тогда я вспомнил нашего куратора, мудрого джинна Кохинора Сокрушителя Муравейников, да продляться счастливые дни его жизни до бесконечности. Вручая нашей группе удостоверения о том, что мы закончили изучение темы: "Человеческие слабости и хитрости: как их использовать?" он сказал:

   – Вы два семестра общались с джиннами самой высокой квалификации, которые съели не одну собаку на человеческих слабостях и хитростях. Но на их лекциях вы играли в балду, морской бой и крестики-нолики, а вместо того чтобы готовиться к семинарам, предавались низменным страстям в самых занюханных тавернах, тусовались и балдели в игротеках. Поэтому все вы глупы, как мохнатые овцебыки проживающие возле снежных шапок Граничных гор и невежественны как обезьяны, выросшие на необитаемом острове, где еще не изобрели алфавит, и не приступили к книгопечатанью. Ваши головы пусты, как мыльные пузыри, а мысли сыры, как кувшины только что изготовленные в мастерской нерадивого гончара. Если хоть один из вас пожелает заполнить свой кувшин крохами знаний, доступных тараканам и другим скудоумным насекомым, пусть он запомнит волшебные слова, которые ему смогут в этом помочь. Это слова: Где? Когда? Что? Почему? Зачем? Пусть он задаст эти вопросы каждому встречному, пусть он задаст эти вопросы стремительному, непоседливому ветру и вросшему в землю придорожному камню, парящему в небе старому сердитому старому ворону и мудрой черной кошке, познавшим многие стороны жизни. Услышав их ответы, он возможно, станет хоть немного умней...