Текст книги "Надо помочь бабушке (СИ)"

Автор книги: Михаил Исхизов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 36 страниц)

   – Я плотника приведу, ты расскажи ему, как это без гвоздей, – попросил ран Клемент. – А то строить надо, а гвозди дорогие, не укупишь. Кузнец за каждый большой гвоздь по цыпленку требует. А где я ему цыплят возьму? У нас, в замке всего шесть куриц.

   – Расскажу, – не мог Максим признаться, что и сам не знает, как без гвоздей строить. Но рассчитывал, что долго они здесь не задержаться и рассказывать не придется. – А ты скажи мне, ран Клемент, чего это вы все: повесить, повесить?.. У вас что, всех, кто приходит на ваши земли вешают?

   – Ну, ты и скажешь, всех! Мы всех не вешаем. Тех, которые выкупаются, никто и не вешает. Чего их вешать, если от них польза происходит. А с другими, кто выкуп заплатить не может, что делать? У нас здесь личные владения барона. Нерушимая частная собственность. Кто границу нелегально нарушил, его что, в каземате держать? Так его там кормить надо, а нам самим еды не хватает. Наш барон добрый, не допустит, чтобы кого-нибудь голодом морили. Вот и вешаем.

   – Может быть, лучше, наказать как-нибудь, и отпустить, – посоветовал Агофен.

   – Нельзя, – дружинник с сожалением причмокнул. – Ослабление наказания не ведет к снижению преступности. Это же всем известно. Одного отпустишь, другого отпустишь, так нашего барона и вовсе бояться перестанут. Толпами сюда валить начнут.

   – Тяжело вам приходится...

   – Я и говорю, – ран Клемент принял слова Максима за чистую монету. – А все из-за нашей доброты. Добрей нашего барона, хоть двое суток скачи верхом, не найдешь. Он же, не просто так вешает. Наш барон этими повешениями, опять же, для народа старается.

   – Как это? – не понял Максим.

   – Места у нас тут глухие, развлечений никаких и скука такая, что поубивать друг друга хочется. Людям как-то развеяться надо. И от этих повешений большая для народа польза происходит. Все жители замка собираются, и поселяне семьями приходят. Смотрим, спорим, кто раньше дергаться перестанет, может сук обломиться, или веревка порвется, так что тотализатор во всю работает. Монет, конечно, ни у кого нет. Кто куриное яйцо ставит, кто тыкву или туес ягод, а кто просто на щелбаны. Такое вот развлечение. А потом самодеятельность: хор выступает и танцевальный кружок, гаер от соседнего барона приходит, этот шутит, иногда бродячий менестрель заглядывает. Ну, и всеобщие гуляние, танцы.

   – У вас что, и хор есть? – удивился Максим.

   – Как же, хор с запевалами, все, как положено. Народные песни исполняют, рыцарские баллады на три голоса, разбойничьи припевки, с присвистом и притопом, отходные для висельников. На конкурсе баронских хоров, нашему три раза Кубок Певчего Пеликана вручали, а ниже второго места наш ни разу не опускался.

   – Красиво живете, – похвалил Максим. – У нас, в герцогском замке, ни хора, ни танцевального коллектива нет.

   – Да уж, как можем, – поскромничал явно польщенный ран Клемент – А вот мы и на месте.

   Они вошли в арочный проем старой башни, спустились на два десятка каменных ступеней, по узкому коридору, в полумрак. Тяжелая, обитая железными листами дверь в камеру была гостеприимно распахнута.

   – Размещайтесь, – радушно предложил ран Клемент, – а свежей соломки и воды я сейчас пришлю.

   Темница оказалась такой, какой Максим ее и представлял себе. Небольшой каменный мешок с сырыми стенами и оконце у самого потолка, такое узкое, что через него едва пробивался скупой луч света. На полу старая трухлявая солома, в углу деревянная бадейка. Судя по всему, здесь и крысы водились, и другая живность, помельче. Средневековье в котором пребывало Счастливое Демократическое Королевство Хавортия нравилось Максиму все меньше.

   – Что-то мы вечно в истории какие-нибудь вляпываемся, – проворчал лепрекон, недовольно оглядывая помещение. – То с нас взятку требуют, то связывают так, что дохнуть нельзя, то копьем в живот тычут, а теперь еще и в темницу бросили. И делом заняться некогда... – он вынул из ранца башмак, бережно повел ладонью по мягкой коже. – Вам, конечно, ничего, а мне ведь работать надо. Может, и врут, но я слышал, что джинны, с чем хочешь управиться могут, – намекнул он Агофену. – Если захотят, конечно.

   – С чем хочешь, и джинны не могут, мой предприимчивый друг, – Агофен брезгливо дотронулся носком красивой туфли до потемневшей соломы. – Довольно могущественный для своего времени джинн Кондей-ревматик просидел восемьсот лет на дне моря, в маленькой бутылочке, из-под капель от насморка. В темноте, сырости, без кальяна, без развлечений и без свежей соломы. Но сам выбраться не смог.

   – Я и при свежей соломе не хочу здесь сидеть, – набычился лепрекон. – Мы, лепреконы, работать должны, а не по темницам сидеть. А о джиннах я думал лучше, считал, что они любой замок разрушить могут.

   – Ты правильно считал, мой сердитый друг. Я могу разрушить этот замок за неполный рабочий день, – сообщил Агофен. – Мы эту тему проходили в третьем семестре. Экзамен, по разрушению замков и других больших строений, я сдал на отлично. Но для этого я должен быть снаружи строения, а не внутри него. Разрушить замок из этой вонючей коморки при помощи волшебства я не могу. И даже мой почтенный шеф-учитель Муслим-Задэ Глиняная башка, да продляться дни его радостной жизни до бесконечности, не смог бы это сделать.

   – Меня такой мастер, как твой Муслим-Задэ не учил, и на курсы повышения квалификации нас, лепреконов, никто не посылает, – пробурчал Дороша. – Приходится до всего самому додумываться, – он положил башмак в ранец, вынул из кармана небольшую изогнутую железку, из другого кармана еще одну, тоже причудливо изогнутую, затем, из маленького кармашка на чулке – третью, которой скрепил первые две. – Тут замок пустяшный, мне его открыть? – спросил он.

   – Нет, – возразил Эмилий. – Зачем обострять отношения? Пока подождем. Лучше уйти из этого замка тихо. Мы свою силу должны проявлять только в самых крайних случаях.

   – А если вешать станут? – спросил Дороша. – Если вешать станут, мы тоже будем ждать, не порвется ли веревка? Или сук обломиться?

   – Если вешать станут, тогда другое дело. Тогда придется... – Эмилий не сказал что "придется сделать", когда станут вешать, но все его поняли.

   Потом пришел ран Клемент а с ним двое слуг. Слуги принесли несколько охапок свежей пшеничной соломы и два больших глиняных кувшина с водой.

   – У меня забрали сумку с монетами, – обратился Эмилий к рану. – Прикажи, чтобы мне ее вернули.

   – Понимаю, терять сумку монет жалко, – посочувствовал ран Клемент. – Но вернуть никак нельзя. Закон не разрешает.

   – Это какой же Закон не разрешает вернуть хозяину его личное имущество?! – удивился Эмилий. – Нет такого Закона! ^{5}Я Законы знаю! – заявил он с полным на то основанием.

   – А вот и есть, – поправил дракона Клемент. – Еще дед нашего барона такой закон издал. По этому закону, без разрешения барона, никто не имеет права идти через наши земли и нести с собой монеты. Если кто-то это сделает, монеты считаются контрабандой и немедленно конфискуются в пользу владельца замка. Хоть у тебя одна монета, хоть целый мешок, все равно конфискуются.

   – Почему?! – возмутился Эмилий.

   – Потому, что есть такой Закон, – исчерпывающе объяснил ран Клемент.

   – Но этот местный закон противоречит Своду Законов Счастливого Демократического Королевства Хавортии, принятым советом рыцарей, и утвержденным еще королем Пифистратом Четвертым, – настаивал дракон.

   – В Своде Законов о монетах ничего не сказано, – напомнил Эмилию ран Клемент. – В Своде сказано "имущество". Если бы ты нес с собой стол, или, скажем, кровать, их конфисковать нельзя. Это твое, законное имущество. Можешь носить с собой сколько хочешь. А монеты не имущество, за ними не едят, на них не спят. Они только звенят в кармане. Наш Закон просто уточняет, что надо делать с монетами. По этому уточнению мы все монеты и конфискуем.

   Эмилий онемел от такого толкования Закона.

   – Бывший вор в законе, а ныне глава юридический службы фирмы "Абаландур энд Халамбала", мир с ними обоими, Магдуг Законник, утверждает, что идеальных Законов нет и быть не может. Все Законы составляются так, чтобы при желании, можно было найти уточнение, выворачивающее этот Закон на изнанку, и позволяющее нарушить его, – вмешался Агофен.

   – Закон – как дышло, ^{6}куда повернул, туда и вышло, – вспомнил подходящую народную мудрость Максим.

   – Очень точно замечено, – подтвердил народную мудрость джинн. – Все водители колесниц могут поклясться, что дышло, как и Закон, можно поворачивать. Можешь попрощаться, Эмилий, со своим кошельком. Благородные бароны это тебе не разбойники. Здесь все будет по закону.

   – Кормить нас когда будут? – сварливо поинтересовался Дороша. – Если мы арестованные, то нас положено кормить.

   – Обедам не обеспечиваем, – дружелюбно объяснил ран Клемент. – Вода чистая, хорошая, пейте на здоровье, а обеда не положено.

   – Тогда наши сумки верните! – потребовал лепрекон.

   – Вы что, порядков не знаете? – удивился ран Клемент. – У вас в сумках целый поросенок зажаренный и пять жирных уток. Где вы слышали, чтобы в темницах узников жаренными поросятами и жирными утками кормили?! В темнице еда должна быть постной, способствующей глубокому размышлениям. Хлеб и вода. Два раза в день. Утром хлеб и вода, вечером вода и хлеб. Так везде принято.

   – Нарушить этот порядок нельзя? – поинтересовался Максим.

   – Зачем хороший порядок нарушать? Вы же не разбойники какие-нибудь. Их светлость барон к вам с полным уважением отнесся.

   – Вы сами и нарушаете, – продолжал бухтеть Дороша. – Не вижу, ни хлеба ни воды.

   – А вот и не нарушаем. У нас как раз на прошлой неделе объявили месячник борьбы с нарушениями, – сообщил ран Клемент, и объяснил: – Утро давно прошло а вечер еще не наступил. Наступит вечер, хлеб вам и выдадут. А вода у вас и сейчас есть. Да вы такого, чтобы вода весь день была, ни у какого другого барона не встретите. А вода какая! Лучшая вода в округе.

   – Значит хлеба нам до вечера ждать?!

   – Да не беспокойся ты, может вам и не надо будет до вечера дожидаться, – постарался успокоить лепрекона добрейший ран Клемент. – Может, вас к этому времени уже и повесят.

   – А если не повесят?

   – Если не повесят, то может и вернут вам уточку, – поросенка, как-то неуверенно сообщил ран Клемент. – Это, если ее к тому времени не потеряют, – тут же добавил он.

   Ран Клемент еще раз оглядел темницу и узников, убедился, что все в порядке, запер замок и удалился.

   Дороша подошел к двери, оглядел ее, окованную железом, большую, высокую, в три его роста, плюнул на нее и пробормотал что-то сердитое о поганой железяке, о том, кто ее делал, и о том, кто ее запирает.

   – Ты, Дороша, зря нервы расходуешь, – сказал Максим. – Мы здесь долго задерживаться не станем. Пойдем дальше.

   – Ага... То туда идем, то сюда идем. А работать когда? Я двое суток до своего башмака не дотронулся. Где это видано, чтобы лепрекон за два дня ни разу башмак в руки не взял?

   – Можешь сейчас поработать, – посоветовал Агофен. – До того, как нас начнут вешать, у тебя есть свободное время, мой трудолюбивый друг.

   – Поработать... Поработать, – продолжал бухтеть Дороша. – Все у вас просто... А хороший башмак сшить, это вам не телегу сделать. Там деревягу к деревяге прибил, колеса пристроил, гужи затянул и езжай. А башмак – это изделие. Над каждым стежком думать надо, над каждым гвоздиком... Чтобы красота ощущалась и необходимое удобство присутствовало.

   Дороша, кажется, решил последовать совету Агофена. Он отошел от двери, сел на ворох свежей соломы вынул башмак из ранца и стал его рассматривать, будто видел впервые. Рассматривал, рассматривал и, явно, остался чем-то недоволен. Потом вынул из нагрудного кармана небольшую, узкую медную пластинку и стал так же тщательно рассматривать ее.

   – Что-то не получается? – поинтересовался Максим.

   – Получается, не получается... Легко сказать... – Дороша показал пластину Максиму. – Вот эта цынага в точности к моему башмаку подходит. С медью кожа веселей смотрится. А на какое место ее поместить?

   – Не знаю, – поопасался дать непрофессиональный совет Максим.

   – Вот... И я не знаю, – признался лепрекон. – То ли ее на носке загнуть, то ли над каблуком пристроить, то ли над верхним срезом? И, опять же, слева или справа?

   – Красивая пластинка, она и вправду украсит башмак. Куда ты ее ни поставишь, везде хорошо будет смотреться, – подсказал Эмилий.

   – Нет, не все равно, – не согласился Дороша. – Каждый предмет должен на своем месте находиться. Иначе ерунда какая-нибудь получиться может. У телеги колеса должны быть внизу, а не сверху. Поставь колеса вверху, так телега не поедет. А рога, у быка, спереди, на голове. Если, скажем, быку рога на спину приспособить, как он ими бодаться станет? И уши должны быть на голове, а не на плечах, и не на ногах. Эта украшательная пластинка должна свое место иметь. А как это место найти?

   – Не знаю как это место найти, – снова вмешался Максим. – Но у кузнечика уши, как раз, на ногах.

   – Чего? – Дороше показалось, что он ослышался. Не мог умный Максим сказать такую ерунду: уши и на ногах!

   – Уши, говорю, у кузнечика, как раз на ногах, – повторил Максим.

   – Не может такого быть... – лепрекон, впервые с тех пор как Максим узнал его, выглядел растерянным.

   – Может, – подтвердил Эмилий. – Природа дает нам примеры удивительного многообразия. Кузнечики являются надсемейством прямокрылых насекомых, подотрядом длинноусых. Лапки четырехчленистые. В отличие от других длинноусых, слуховой аппарат у кузнечиков находится на голенях передних ног.

   Не поверить Эмилию Дороша не мог. Эмилий был Заслуженным библиотекарем Гезерского герцогства и прочел столько книг, сколько Дороша в жизни не видел.

   – Значит на ногах... – по-прежнему с растерянностью протянул Дороша. – Интересно... Уши и на ногах... Что же у них тогда на голове? – Он прижал медную пластинку к носку башмака, недовольно покачал головой, переместил к каблуку и снова задумался.

   – То, что ты знаешь все о таком мелком и незаметном существе, как кузнечик, это хорошо, – обратился Агофен к Эмилию. – Но скажи, когда, по твоему мнению, мой терпеливый друг, мы попрощаемся с бароном Брамина-Стародубским и обрадуем бабушку Франческу?

   – Я думаю, что нам лучше двинуться в путь когда стемнеет. До вечера побудем здесь, отдохнем, а когда наступят сумерки, отправимся в путь, – предложил Эмилий.

   – Если нас не станут вешать раньше, – заметил Максим. – Вы обратили внимание, как в этом замке скучно. Всем хочется развлечений. Я думаю, их народный хор уже репетирует. И танцевальный кружок готовится.

   – Хор хотелось бы послушать, – признался Эмилий. – Интересно, кто им руководит, специалист или любитель?

   – Боюсь, что не удастся, мой музыкальный друг, – разочаровал его Агофен. – Здесь вначале вешают, затем поют.

   – А нельзя ли попросить, чтобы сделали наоборот? – спросил Эмилий. – Чтобы вначале пели, а вешали уже потом, – какие-то мамочкины гены тянули Баха к музыке.

   – Попросим барона, – предложил Максим. – Барон добрый, возможно и не откажет.

   – Чего это он добрый? – не согласился Дороша. – Был бы добрым, не держал бы нас в этом повале с гнилой соломой и отдал бы нам жаренного поросенка. Это бароны разбойники, еще похлеще самих разбойников.

   – Ну, Дороша, ты прямо Америку открыл, ^{7}– рассмеялся Максим.

   – Я ее даже в руки не брал (В параллельном мире, да еще в средние века, представления не имели, что есть какая-то Америка и, кажется, вообще не собирались ее открывать. А может ее там и не было. Мир, хоть и параллельный, но копировать наш не обязан), это я баночку с клеем открыл, чтоб пластинку приклеить. От клея и запах такой. Я все-таки думаю, пристроить цаныгу над каблуком, справа.

Глава четырнадцатая.

   Барону хочется получить выкуп. Гарпогарию дают пендаля. Согласно традициям предков. А нам это надо?! Перед штурмом.

   Ждать нашим путешественникам пришлось недолго. Часа через два командир дружинников вернулся.

   – Барон отобедал, а отдыхать не стал, решил на вас посмотреть, – сообщил ран Клемент. – Будет с вами разговаривать. Вы не гневайте его. Кто к нему с уважением, он перед тем как повесить, разрешает высказать последнее желание и приказывает накормить. Вот вы и поесть сумеете. Перед тем как повесят, очень полезно. Все-таки, последний раз.

   – Нашего жаренного поросенка? – ехидно поинтересовался Дороша.

   – Уж не знаю, – уклонился от ответа стражник. – Что есть, то и дадут. Наш барон сам мало ест. Не в еде счастье. Но тем, кого повесить надо, последний кусок может отдать.

   – Посоветуй нам, многоуважаемый и достопочтимый ран, как нам себя вести, чтобы не раздражать их светлость барона? – полюбопытствовал Агофен. – Что мы должны делать и чего мы делать не должны?

   Клемент внимательно оглядел путешественников: линялые майку и джинсы Максима, старенький халат и тапочки Агофена, простенькую одежонку Дороши. А у Эмилия и глядеть было не на что.

   – Есть у вас какие-нибудь капиталы? – со слабой надеждой спросил он.

   – О бдительный хранитель порядка в этом прекрасном замке и благодатных землях, окружающих его, разве мы похожи на путешественников, у которых есть капиталы? – разрушил слабую надежду рана Агофен.

   – А богатые родственники?

   – Богатых родственников у нас нет, и друзей богатых тоже нет, – не постеснялся признаться Максим.

   – Это плохо, что нет, – с сожалением определил ран Клемент. – Получается, что выкуп вы заплатить не можете, и никто другой за вас тоже не заплатит. Так?

   – Не заплатят, – подтвердил Эмилий.

   Дороша вообще промолчал. Чего отвечать на дурацкие вопросы.

   – Тогда не тяните, сразу признайтесь, что разбойники, – посоветовал ран Клемент. – Барону приятно будет повесить разбойников.

   – Но мы не разбойники, – возразил Эмилий. – И существует презумпция невиновности. Свидетелей у вас нет, вещественных доказательств – никаких. Вы не можете доказать, что мы разбойники. А раз не можете, то должны нас отпустить и принести извинения за причиненные нам неудобства. Я уж не говорю об определенной компенсации, – он небрежно пнул солому.

   – Жаренного поросенка придется вернуть, и уток тоже, – не удержался Дороша.

   – Мы доказывать ничего не должны, – не согласился ран Клемент. – Это вы должны доказать, что не разбойники.

   Обсуждать судьбу поросенка и уток он, вообще, не был намерен.

   – Как мы это докажем?! – возмутился Эмилий. – Просто так доказать такое невозможно. Пошлите гонца к герцогу Ральфу, и будет вам подтверждение нашей невиновности.

   – Вам нужно, вы и посылайте к герцогу.

   – Как мы пошлем, если мы в этом каземате сидим?!

   – Вот я и говорю: послать вы не можете, и доказать ничего не можете. Чего тогда тянуть? Лучше и для вас, и для спокойствия их светлости, если вы сразу признаетесь.

   – Если не признаемся, пытать станете? – спросил Максим.

   – Пыточная у нас, конечно, имеется, – сообщил ран Клемент. – От старого барона осталась. Тот был любитель. А нынешний барон добрый. Если кто не признается, он того не пытает. Но огорчается. А от этого у него настроение портится. И от плохого настроения их светлость может мимоходом врезать кому-нибудь из челяди. А рука у них тяжелая. Вот я и прошу чтобы зря не огорчали барона.

   – Там видно будет, – не стал обнадеживать рана Максим.

   Барон Брамина-Стародубский сидел в другом, но в таком же большом и таком же великолепном кресле. Не за столом, а посредине зала. На нем был старинный камзол красного сукна с золотой вышивкой, голубые брюки, с вензелями, также расшитыми золотыми нитями и высокие сапоги с золотыми шпорами. За креслом по-прежнему стоял Ноэль в синем камзоле. Но теперь поперек груди его, наискось была протянута неширокая розовая лента, как сообразил Максим, какой-то местный знак отличия. Барон поманил вошедших пальцем:

   – Э-э-э, поближе...

   Они подошли поближе.

   Брамина-Стародубский близоруко прищурил глаза и стал разглядывать задержанных.

   – Похоже, что э-э-э... иностранцы, – решил. – Шелковый халат с петухами, брюки из странной материи и обувь заморская (это о халате Агофена, о джинсах и кроссовках Максима) Хотя лепрекон и дракон вполне могут быть местными.

   – Они, Ваша светлость, говорят, что пришли из Гезерского герцогства, – доложил ран Клемент. – А дракон еще и законы знает, как по книге читает.

   Знание драконом законов барона не заинтересовало. Здесь единственным законом был он сам: Брамина-Стародубский.

   – Где их взяли?

   – Недалеко от Ласкового Леса, – доложил ран Клемент. – Самые разбойничьи места.

   – Есть у вас э-э-э... родственники, которые могут заплатить выкуп? – обратился барон напрямую к пленникам.

   – Мы подданные герцога Ральфа Гезерского, – выступил вперед Бах. – Путешествуем с целью ознакомления с историческими местами...

   – Он, кажется, меня не понял, – сообщил барон рану Клементу.

   – Выкуп за вас заплатить могут?! – рявкнул ран Клемент. Куда только все его спокойствие и выдержка девались?

   – Не могут, – сообщил Максим.

   – Э-э-э... – Максим понял, что огорчил барона. – Зачем они в таком случае идут?

   – Не понимают простых вещей, – подсказал дворецкий. – Нужен Закон о страховке. Каждый, кто отправляется в дорогу должен иметь с собой страховую сумму, чтобы обеспечить выкуп.

   – Пора прекратить беззаконие, – подтвердил Брамина-Стародубский. – Идут, а выкуп заплатить никто не может. Послушай, малыш, – обратился он к Дороше, – говорят, что у каждого лепрекона горшочек с золотыми монетами зарыт. Такой горшочек э-э-э... можно вместо выкупа принять.

   – Врут! – не медля сообщил Дороша. – Нет никаких горшков. Это гномы клевету на нас, возводят. Завидуют, вот и придумали, что лепреконы горшки с золотом закапывают. Нам что, делать больше нечего?

   Брамина-Стародубский как будто и не слышал Дорошу.

   – А если тебя, малыш, пытать станут, скажешь э-э-э... где горшочек зарыт?

   – Чего ты, барон, пристал? – без всякого почтения спросил Дороша. – Я же понятно сказал, нет никакого горшочка. Как я тебе скажу, где он зарыт, если его нет?

   – Правду, значит, говорят, что лепреконы народец упрямый, тайны свои не выдают. Значит, э-э-э... выкупа не будет.

   – Ваша светлость, – опять вмешался Эмилий. – Я могу предложить вариант, который вполне сможет послужить, в определенном понятии, выкупом за всех нас, – сообщил он.

   – Вариант? – барон с интересом посмотрел на Баха. – Предложи.

   – Могу организовать для вас подписку на двенадцатитомную "Энциклопедию животного мира". Офсетная печать, цветные иллюстрации, заморская бумага. Тираж эксклюзивный, и всего шесть золотых монет. Для баронов пятнадцатипроцентная скидка. И бонус: тринадцатый том "Таинственные и несуществующие животные" – бесплатно.

   С книгами в Хавортии было хорошо. Книг в стране выпускалось много, и очень большими тиражами. Это были важные теоретические трактаты и популярные сочинения самого короля Пифия Седьмого и его приближенных: о прогрессивной роли Демократического Королевства, о возможности сохранения Счастливого Королевства в одной, отдельно взятой стране, о значении Королевства для повышения благосостояния трудового народа, о положительном влиянии Королевства на расширение и углубление художественных промыслов, о влиянии Королевства на вопросы правописания, а также многие другие важнейшие исследования. Хавортия, с полным основанием считала себя "самой читающей страной". Хотя других книг, не о значении Счастливого Демократического Королевства, в "самой читающей стране" найти было трудновато.

   Брамина-Стародубский любил читать. Он посмотрел на Ноэля.

   Тот ничего не сказал, но скорчил кислейшую рожу, которая могла означать только одно: дырявая казна баронства, при такой непомерной нагрузке пойдет ко дну. Барону хотелось заполучить эксклюзивную энциклопедию, но попросить увеличить скидку или снизить цену, он не мог: Брамина-Стародубские никогда не торговались и никогда не просили увеличить скидку. Брамина-Стародубские или покупали, не торгуясь, или, так же, не торгуясь, не покупали.

   – Подобный вариант э-э-э не подходит, – сообщил барон.

   Агофен приложил руку к сердцу и отвесил изысканный поклон.

   – Не будет ли ваша светлость настолько добра, что разрешит мне высказать возникшую во время пребывания в ваших обширных владениях мысль?

   Поклон барону понравился, и обращение Агофена тоже понравилось. Этот иностранец, в халате и тапочках, вел себя вполне прилично.

   – Разрешаю, – милостиво кивнул Брамина-Стародубский. – Выскажи.

   – Не сочтет ли ваша светлость возможным, со свойственной вам мудростью, посчитать кошель с золотыми монетами, конфискованный у Заслуженного торговца книгами Гезерского герцогства Пети Чайковского, достойным взносом за наш выкуп?

   – Кошель?.. – барон задумался. К раздумью его расположил не сам вопрос, и не манеры Агофена и уважение с которым вопрос был задан. Задумался он о судьбе кошелька. – Действительно, был какой-то кошелек...

   – Невозможно, ваша светлость. Данная сумма оприходована по совершенно другой статье, – сообщил дворецкий, который, очевидно, по совместительству, был и экономистом, и главным бухгалтером баронства.

   – Перебросить со статьи на статью, это так просто, – подсказал Агофен.

   Барон посмотрел на Ноэля.

   – Я час тому назад подвел недельный итог, – доложил тот. – Подбил баланс. Теперь изменить ничего нельзя. Тем более, что возникают некоторые признаки намечающегося дефолта в окружающих нас баронствах. Не исключена возможность, что это повлияет на стабильную экономику нашего хозяйства.

   – Жаль, – вполне возможно, что Брамина-Стародубский испытывал сочувствие к разумному юноше и его товарищам, но обстоятельства оказались сильней. – Оказывается, э-э-э... ничего нельзя сделать.

   Возникшей паузой воспользовался один из слуг.

   – Ваша светлость, разрешите обратиться?

   – Чего тебе? – удивился барон.

   – К замку подошел отряд кикивардов, – доложил слуга.

   – И что? – без всякого интереса спросил барон.

   – Их начальник, у которого варварское имя Гарпогарий, нижайше просит его принять по срочному делу.

   – Просит принять?.. Х-м-м, Гарпогарий... Придумают же такое имя. Давно у нас этих... э-э-э... кикивардов не было. Пусть приведут.

   Слуга ушел и через некоторое время два стражника ввели кикиварда. Это был здоровенный детина с густой черной бородой и длинными усами, концы которых были лихо загнуты кверху. Как это положено у кикивардов, он был босым, в кожаных штанах и без рубашки. На широком поясе, справа и слева висели черные ножны. Ножи у кикиварда забрали, прежде чем впустить его к барону.

   Не доходя метров пяти до барона, детина остановился, легонько кивнул в качестве приветствия и уставился на хозяина замка.

   – Чего ему надо? – спросил барон у Ноэля.

   Ноэль не знал, что нужно кикиварду, а сам кикивард знал, что ему нужно. Он гордо задрал подбородок и стал декламировать, как все декламаторы, противно подвывая:

   – Великий и Могучий Вождь Серваторий, Повелевающий Всеми Свободными Кикивардами, Не Знающий Себе Равного в Мудрости, Убивающий Своих Врагов Единым Взглядом, Одним Глотком Осушающий Реки и Озера, Ударом Могучего Кулака Рассекающий Скалы, Владеющий Сундуком Золотых Монет, Съедающий Четырех Баранов...

   – Погоди, – кикиварду удалось удивить барона. – Он что, э-э-э... четырех баранов съедает за один раз, или за день?

   Кикивард растерялся. Он не знал, за какое время съедает Повелевающий Всеми Свободными Кикивардами Серваторий, Четырех Баранов. "Поедатель баранов" – это был почетный титул, подтверждающий могущество Вождя. Чем величественней вождь, тем больше съеденных баранов ему приписывалось.

   – Не знает, – барон понял, что ответить на этот вопрос посол не в состоянии. – Это и не важно... пусть ест. Что от меня нужно э-э-э... владеющему сундуком золотых монет? – спросил он у Ноэля.

   – Что нужно вашему вождю? – поинтересовался Ноэль.

   Это кикивард и собирался сообщить.

   – Великий и Могучий Вождь Серваторий... – снова затянул он хорошо заученный текст.

   – Это Их светлость уже знают, – остановил его ран Ноэль. – Давай о деле. Что тебе велел сказать, вождь съедающий четырех баранов?

   – Велел забрать этого дракона, – кикивард ткнул пальцем в сторону Баха, – и этих трех вместе с ним.

   – Вождь велел ему забрать наших пленников, – перевел Ноэль.

   – Как это – забрать? – удивился барон. – Они мои пленники.

   – Не Знающий Себе Равного в Мудрости приказал, чтобы ты отдал их мне! – как приятную новость, которая должна порадовать хозяина замка, сообщил кикивард.

   Ноэль пожал плечами. Ему не хотелось говорить такое барону. Молчание затягивалось.

   – Великий и Могучий приказал отдать! – повторил кикивард.

   – Их вождь велел отдать, – как можно нейтральней сообщил Ноэль.

   – Велел? – удивился барон.

   – Велел! – грустно подтвердил Ноэль.

   – Брамина-Стародубским никто не может велеть, э-э-э... кроме короля, – доверительно сообщил барон дворецкому. – Просить – можно, велеть – нельзя, – барон немного подумал, затем снисходительно сообщил. – Я мог бы ему их отдать, э-э-э... если этот мелиоратор, осушающий реки и озера, заплатит приличный выкуп.

   – Какой выкуп заплатит ваш вождь? – спросил дворецкий.

   Кикивард вначале не понял, о чем Ноэль спросил, о каком выкупе идет речь? Потом до его дошло.

   – Кикиварды ничего никому не платят, – презрительно сообщил он. – Все что кикивардам захочется, они берут бесплатно. Так повелел Всемогущий, Всевидящий и Всеслышащий Трехрогий Мухугук.

   – Платить они не хотят, – доложил дворецкий а по совместительству переводчик, экономист и бухгалтер Ноэль. – Ссылается на то, что Мухугук им запретил.

   – И эти выкуп платить не хотят, – второй раз за день огорчился барон. – Что за времена настали?.. Значит этот кикивард, э-э-э... как его?

   – Серваторий, Ваша светлость.

   – Да, конечно, э-э-э... убивающий баранов одним взглядом, просит, чтобы ему отдали пленных без всякого выкупа?

   – Требует! – гордо поправил барона кикивард.

   Барону Брамина-Стародубскому стало скучно.

   – Э-э-э, повесьте этого, – велел он Клементу.

   Гарпогарий потянулся к ножам, но ножи остались за дверью. Ран Клемент отдал команду, и в ту же секунду в зале появились еще четверо дружинников с мечами наголо.

   – Нельзя его вешать, Ваша светлость, – вмешался ран Ноэль. – Он посол. Послов вешать не принято.

   – Об этом я как-то не подумал. Послов действительно вешать не принято... – согласился барон. – Зря, конечно, но не будем нарушать обычай. – Послушай, милейший, как у тебя э-э-э... сапоги, крепкие? – обратился он к Клементу.