Текст книги "Украденная субмарина. К-129"

Автор книги: Михаил Вознесенский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 36 страниц)

РАЗГАДКА ДЖОЗЕФА ГОРЗА

Моя мать в детстве рассказала мне занятный случай из тех далеких времен, когда молоко чаще покупали на базаре у молочниц, чем в магазине. Соседского дошкольника спросили:

– Откуда бывает молоко?

– От коровы.

– А как она его дает?

Городской пацан на секунду задумался, но быстро нашелся:

– А корова прибегает на базар и кричит: «А ну, кому молока!»

Нечто подобное происходит, когда авторы, пишущие о проекте «Дженнифер», доходят до описания собственно подъема советской подлодки. На физике процесса буксуют все. Обычно начинают с вычислений. Лодка весит на воздухе 2350 т, заполненная водой около 5 тыс. т. А грейферный захват, пресловутые «челюсти», способные удержать корпус субмарины без малого стометровой длины – это еще сотни тонн металла! А каков вес колонны труб протяженностью пять с половиной километров – 600 секций длиной 9 м каждая, с одинаковым внутренним диаметром 15 см и наружным диаметром от 32 до 42 см. По сути, секции тяги являлись орудийными стволами главного калибра линкоров. Прочность «трубы» рассчитана на полезную подъемную нагрузку около 1700 т, которой не хватит для подъема К-129, даже отбросив необходимый резерв на нештатные нагрузки. Самый беглый подсчет показывает, что операция противоречит законам физики, следовательно, невозможна. И готов идейно выдержанный вывод: американцы с самого начала не собирались поднимать нашу лодочку, и не подняли ее, равно как не бывали на Луне. То и другое явилось экономическими диверсиями против СССР с целью измотать нашу экономику погоней за призраками.

Тенденция побыстрее пролистнуть неудобный эпизод наблюдается и сегодня.

Но вот парадокс: именно в то время, когда США покруче, чем в Манхеттенском проекте, завернули гайки секретности вокруг «Клементины-Дженнифер», всю кинематическую изюминку проекта, доходчиво описанную, по вполне приемлемой цене можно было приобрести… в книжных магазинах Нью-Йорка!

«Мы вынуждены вновь вернуться к известным проблемам, которые всегда мешали людям поднимать с действительно большой глубины что-нибудь крупнее гребной шлюпки или тяжелее слона. Проблемы эти нетрудно перечислить. Как вы найдете судно, лежащее на дне океана, а если вам это удастся, где гарантия, что вы потом сумеете его обнаружить вновь? Как вы добьетесь того, чтобы спасательное судно на поверхности моря не изменило своего положения относительно затонувшего корабля, когда местонахождение последнего будет окончательно установлено? Наконец, как вы сможете оторвать корабль от грунта и поднять его на поверхность? Вполне простые, на первый взгляд, вопросы. Однако для большинства компаний, занимающимися спасательными работами или исследованием океана, ответы на них будут настолько сложными, что их предпочтут вообще не обсуждать».

Книга Джозефа Н. Горза «Подъем затонувших кораблей» вышла в Нью-Йорке после 1968 г. и не позднее 1970-го, это явствует из текста. Она почему-то не попала в поле зрения резидентуры ГРУ. Потому, быть может, что на добрых три четверти представляет собой популярное «диванное» чтиво о поисках сокровищ на дне океана, невероятный кораблекрушениях, сумасбродных идеях подъема «Титаника»… На таком занимательном фоне последняя четверть, отведенная перспективам индустрии судоподъема, выглядит скучновато, заставляя думать, что нравится далеко не всем любителям книжной «жвачки».

Уиллард Бэском в 1962 г. придумал систему «динамического позиционирования» с единственной целью. Если вдруг износится бур, а вы бурите километровую скважину на глубине 4 мили, удастся ли вам, заменив инструмент, вернуть его в эту скважину, или тяжелый труд погублен и все придется начинать заново? Когда задача удалась посредством особой наводящей «воронки» пятиметрового диаметра, изобретатель решил, что те же методы могут найти применение для подробного обследования океанского дна и выполнения там полезных работ. Но только через шесть лет Бэском смог найти финансовую поддержку. Она пришла неожиданно от крупнейшего в США производителя алюминия. Корпорация «Алкоа» сочла неплохой рекламой строительство крупнейшей на Земле алюминиевой конструкции, но взамен потраченных средств потребовала от ОСЕ исключительные права на метод глубоководного поиска и подъема.

«Алкоа Сипроуб» напоминал морскую буровую установку и действительно мог использоваться для глубоководного бурения: на нем была установлена буровая вышка, способная удерживать груз массой 450 тонн над буровым колодцем размером 3,6x11 м. Это означало возможность опустить с судна плеть труб, обладающую большой жесткостью. С помощью такой плети можно подавать с поверхности воду под большим давлением для вращения турбин, освобождать от ила и песка корпуса затонувших судов, приводить в действие различные механизмы и выполнять другие работы, требующие больших мощностей.

Складывается неясное ощущение, что «Алкоа» – не единственный инвестор Бэскома. «Б конечном итоге, – писал Д. Горз, – максимальная глубина проведения таких работ будет увеличена до 5490 м». Как удивительно близка эта цифра залеганию К-129. «Алкоа» сама предложила партнерство безденежной «группе философов-инженеров», и было это в апреле 1968 г. – через полтора месяца после исчезновения нашего ракетоносца. А ровно через год заместитель директора ЦРУ по научно-технической разведке Карл Дакетт уже определенно заявил о намерении поднять русскую субмарину целиком посредством, как он выразился, «специального кранового судна». Не слишком ли много совпадений?

«В среднем один час работы подводного аппарата обходится в 1 тыс. долл., – Джозеф Горз, разумеется, оперировал ценами конца 60-х годов прошлого века. – Но что еще более важно – аппарат не так уж много в состоянии сделать под водой. Управлять им на глубине с особой точностью трудно. Обзор ограничен «углом зрения» иллюминаторов или объективов телекамер. Сложные системы и устройства нередко выходят из строя в самый неподходящий момент, и ремонтировать их на океанском дне зачастую немыслимо. А втиснутые в аппарат, нередко страдающие от холода люди, все время ощущающие нависшую над ними опасность да вдобавок еще беспрестанно отвлекаемые вопросами с поверхности, просто не в состоянии мыслить так же четко, как их коллеги наверху. Сверхмалые подводные аппараты могут поднять на поверхность всего-навсего сотшо-другую килограммов, и значит, их экипаж должен попытаться прикрепить спущенный с судна спасателя трос к тяжелому предмету, который предстоит поднять. Это всегда трудная, часто рискованная, а иногда и невыполнимая задача».

Описанным тяготам и неудобствам противопоставлена система Алкоа-ОСИ, которая «позволяет, оставив людей наверху, опускать только необходимые датчики и приборы. Возможно, это не столь романтично, зато безопасно и гораздо более выгодно, поскольку позволяет работать 24 часа в сутки, не особенно оглядываясь на состояние морской поверхности».

«Алкоа Сипроуб» оперировал сразу в двух системах координат – радионавигационных и подводных. Последние пришлось создавать самим. Дж. Горз пишет о системе якорных придонных буев, снабженных огнями и гидролокационными запрос-чиками-ответчиками, которыми необходимо предварительно разметить океанское дно. Автор, видимо, не знал, что подобная система уже существовала и опробована в 1968 г. экипажем SSN-587 «Хэлибат» на боевом поле Кура, у побережья Камчатки, где состоялся такой неудачный дебют – обломков телеметрии советских баллистических ракет долгое время не могли найти. Разница в том, что вблизи русского побережья «Хэлибат» была вынуждена таиться, поиск вела в погруженном состоянии, выпуская впереди себя две самоходные «рыбки» на семимильной кабельной привязи. Только раз в неделю удавалось поднять аппараты на борт, чтобы проявить фотопленки. Телевизионный канал на больших глубинах отказывался работать. «Алкоа Сип-роуб», работая на поверхности, использовал более надежную основу – вертикальную жесткую трубу, при этом оператор получал живую телевизионную картинку всего, что находилось прямо под ним, мог свободно позиционировать телекамеру по отношению к объекту на любое расстояние, вплоть до десятых долей метра.

Это позволяло быстро составить крупномасштабную топографическую карту дна, учесть его рельеф и особенности и начать собственно поиск. Дж. Горз сравнивает эту схему с традиционной буксировкой поисковых приборов обычным судном: «Сидящий на судне оператор никогда не будет знать, где в данный момент находятся буксируемые датчики по отношению к судну. Гидродинамическое сопротивление троса контейнера заставляет последний волочиться далеко позади судна, а иногда контейнер рыскает из стороны в сторону или самым беспорядочным образом изменяет свое положение в вертикальной плоскости в результате воздействия подводных течений. В системе ОСИ в качестве опоры для контейнера с гидролокационными датчиками, телекамерами, светильниками, магнитометром, компасом и другими приборами служит труба. Тщательно свинченные куски труб диаметром 4,5 дюйма, во многом напоминающие трубы, используемые при бурении нефтяных скважин, спускаются с помощью грузовой стрелы в шахту, устроенную в середине судна. Нижняя часть длинной плети заканчивается обсадными трубами массой 22,7 т, играющими роль своеобразного грузила, и удерживающими контейнер с аппаратурой непосредственно под судном. Небольшие отклонения контейнера назад при любой заданной скорости и глубине заранее известны и в случае необходимости могут быть использованы для внесения нужных поправок в курс и скорость судна. На свинчивание или разъединение отрезков трубы длиной по 18 метров каждый уходит не более одной минуты, благодаря чему опускание или подъем контейнера осуществляется со скоростью 30 см в секунду. Силовой и сигнальный кабели, соединенные с находящимися в контейнере приборами, заключены в обтекаемой формы кожух, установленный на внешней (задней) стороне трубы».

Телевидение было вспомогательным средством поиска. И это понятно: монотонная картинка быстро утомляет наблюдателя, он может легко просмотреть мелкий искомый предмет. Гидролокатор бокового обзора показал себя более надежным. В случае интересного контакта «Алкоа Сипроуб» останавливался, наводя телекамеры на объект интереса реактивной тягой водяных струй через различные отверстия на конце трубы. Если искомое наконец найдено, производилась радионавигационная засечка координат судна, а на дно сбрасывается гидролокационный запросчик-ответчик, чтобы без труда вернуться к объекту.

Инженеры ОСИ, судя по всему, не видели больших проблем с подъемом малогабаритных ценных находок. Например, ядер-ное устройство или искусственный спутник Земли они полагали возможным вырвать из ила мешком из стального троса, рассматривали возможность клешневого захвата. Но поскольку эта тематика прописана накоротке, складывается впечатление, что команда «Алкоа Сипроуб» «мелочевкой» интересовалась мало: «Представляется возможным, что объекты массой до 1 тыс. т удастся поднимать с морскогодна с помощью описанного выше способа. Однако более тяжелые объекты, вероятно, придется предварительно разрезать на куски приемлемого размера».

«Алкоа Сипроуб» – коммерческий проект и потому не мог быть всеядным. Например, не может быть и речи о подъеме таким способом обыкновенного океанского судна. Выйдя с глубины 100–200 метров, оно будет годиться только на металлолом, цена которого никогда не окупит затрат… Дальше, чтобы избежать упреков в тенденциозности, я передаю слово Джозефу Горзу:

«Если речь идет о погибшей подводной лодке, унесшей с собой на дно важную информацию (или ядерное оружие), об очень большом самолете или старинном судне, то тут все ясно… Общая грузоподъемность соответствующего оборудования на «Сип-роубе» составляет около 200 т. Из этой массы надо вычесть вес труб, вести поправку на ускорение свободного падения, и умножить полученное значение на достаточно надежный запас прочности. Что же касается подъема тяжелых объектов, то в подобных случаях надо, прежде всего, изыскать способ вытеснения из него морской воды чем-либо более легким. Для этой цели в свое время предлагалось использовать бензин, соединения аммиака, стеклянные шарики и многое другое. ОСИ, однако, предпочла применить уже не раз опробованный в деле сжатый воздух. Но при таком выборе возникает проблема, как сжать воздух до требуемого давления, а затем подать его в находящийся на большой глубине понтон или отсек.

Максимальное давление, создаваемое воздушными компрессорами, размеры которых позволяют установить их на спасательном судне, равняется примерно 70 кг/см. Некоторые компрессоры, например, для зарядки аквалангов, могут создавать давление в 210 кг/см. Этого, однако, достаточно, чтобы уравновесить давление воды лишь на глубине 1830 м. На глубине 5500 м давление должно превышать 630 кг/см, причем необходимо учесть, что воздух должен подаваться в больших количествах… Это будет выглядеть следующим образом: у верхнего конца плети труб разместятся три блока – воздушный компрессор, водяной насос и воздухоприемник. Процесс осуществляется в следующем порядке: каждый раз. когда водяной насос посылает в подающую трубу порцию воды, регулятор вслед за этим пропускает туда порцию воздуха. Поскольку каждая порция воды идет по трубе поверх порции воздуха, противодавление на мгновение снижается, что позволяет послать в трубу очередную порцию воздуха. Подобное чередование повторяется непрерывно, и в результате поверх каждой порции сжимаемого воздуха идет слой несжимаемой воды. Более того, на каждую воздушную прослойку давит своей массой и продолжает ее сжимать весь располагающийся выше нее столб этой своеобразной водоводяной смеси, благодаря чему давление в трубе возрастает по мере увеличения глубины. На дне смесь воды и воздуха попадает в камеру, нижняя часть которой открыта для окружающей морской воды. Поднимающийся в верхнюю часть камеры воздух постепенно вытесняет из нее воду, сжатым до давления окружающей среды – морской воды на глубине. Эта операция до некоторой степени напоминает вдувание через соломинку воздуха в опрокинутый кверху дном под водой стакан. Через короткое время он будет заполнен воздухом. Описанная выше двухфазная система позволяет с помощью обычных насосов низкого давления и воздушных компрессоров с выходным давлением порядка 7—14 кг/см, подавать воздух на дно под гораздо более высоким давлением.

Если задача спасателей заключается в подъеме по частям большой подводной лодки, вполне разумно (и практически осуществимо) разрезать ее с помощью алмазных пил, газовых резаков или взрывчатки – в зависимости от обстоятельств и стоящей перед спасателями задачи.

Попробуем, однако, представить себе, как можно поднять старинное деревянное судно длиной 20–25 м с глубины 1800 м, не повредив самого судна или его груза. Чтобы выполнить это, потребуется поднять вместе с судном солидный кусок окружающего его донного грунта. Для подобных операций будет использоваться устройство, изобретенное сотрудником ОСИ Тедом Мангелсом. Оно в известной мере напоминает перевернутый кверху дном плавучий док с его башнями и понтонами. Закрепив эту конструкцию на конце плети труб, ее погружают в воду и устанавливают точно над затонувшим судном, а затем осторожно опускают и с помощью реактивных водяных сопл вжимают в ил до тех пор, пока ее нижняя кромка не уйдет в грунт глубже самой нижней части судна. Затем под судно, подобно доске раздвижного стола вдвигается стальная крышка. Теперь можно приступать к подъему. В башни и понтоны дока подают сжатый воздух, вытесняющий оттуда воду, что позволяет уравновесить основную часть массы этого своеобразного контейнера. Недостающая часть подъемной силы обеспечивается механизмами самого «Сипроуб». Благодаря наличию специальных устройств, вытравливающих расширяющийся воздух по мере подъема, вся операция осуществляется под постоянным контролем.

Но вот подъем почти завершен, и «Сипроуб» доставляет свою ношу на мелководье, где после окончательной продувки док со всем содержимым всплывает на поверхность и буксируется в удобное для работы археологов место». Как говорится, без комментариев!

В 1978 г. книга Д. Горза была переведена на русский язык и издана в ленинградском издательстве «Судостроение» и сегодня представляет собой редкую находку на книжных развалах. А у нас все продолжаются гадания на кофейной гуще – как да почему. Вот так, как описано. Перевернутый «вверх ногами» плавучий док с сдвижными крышей и днищем – это как раз и есть описание самой таинственной части «Проекта Джей», которой является НМВ-1 – «Хьюз Майнинг Бардж».

Выполнять то, на что не способно ни одно судно в мире – отыскивать и поднимать с глубины в 1830 м объекты массой до 200 т – такую уникальную способность «Алкоа Сипроубе» получил в 1971 году. Правда, ненадолго: на этом «рынке» его вскоре потеснили, не особенно спрашивая желание.

ИГРЫ ПАТРИОТОВ

Нет единой тайны К-129. Тайна из двух половинок – это две тайны. Соответственно, легенды тоже две. Они противоречат друг другу и грешат одинаковыми слабостями. Каждая сторона к своей выгоде произвольно тасовала даты, очередность событий и причинно-следственные связи, морочила публику массой ненужных подробностей – и скороговоркой заболтала то главное, чего следует стыдиться.

Каждая из легенд – собрание «заблуждений». Очень забавно по сию пору наблюдать за попытками примерять на противника клише собственных мировоззрений. «Два чернокожих матроса по команде офицера подошли к первой тележке и покатили ее по рельсовой дорожке к кормовому срезу..» – так живописует церемонию похорон подводников «Красная Звезда». К чему эта расовая инверсия, определенно высосанная из пальца – «черную работу делает черный», так, что ли? Участие в погребальной церемонии во флоте США является честью для военнослужащего любого цвета кожи. А как вам такое: «Характерно, что самый низкооплачиваемый член команды «Эксплорера» (из «цветных») – шкипер самоходной шлюпки получал 260 долл, ежесуточно. Но это детали». Подобное живописание деталей в Штатах однозначно расценили бы как проявление сегрегации. Обе цитаты вышли из-под пера старших офицеров ВМФ СССР. Ленинский интернационализм в действии…

На свой аршин мерили соцдействительность и по ту сторону океана. В книге «Степень риска» («А Matter of Risk», Ν. Y, Random House, 1978) упоминаются какие-то мифические драгоценности, якобы найденные на телах погибших подводников, в том числе обнаружен перстень с бриллиантом в 5 карат. Это у наших-то томичей, иркутян, алтайцев! Клайд Барлюссон, написавший в 1976 г. самую первую книгу о тихоокеанской эпопее на глубине пяти километров, сообщает такую причудливую подробность – оказывается, еще в момент поисково-спасательной операции ТОФ аналитики Пентагона штудировали советскую печать, особенно региональную, силясь отыскать информацию о пропавшей субмарине. Святая наивность…. В отличие от Америки, где с момента зарождения идеи операции «Клементина» вся мощь государственной машины была брошена на генерацию и сопровождение легенды, на родине К-129 легендировать было нечего и незачем.

Кстати, о Барлиссонс. Весьма любопытен один из читательских отзывов на бестселлер «Проект «Дженнифер»:

«Я получил огромное удовольствие, наслаждаясь домыслами автора относительно русской субмарины «Гольф». Но у меня есть один вопрос к автору. Во время моей службы в ВМС США я был лично вовлечен в Проект… Когда по приказу командования я вышел из операции, меня пригласили в ЦРУ. Я подписал и строго соблюдал обещание никогда не разглашать никаких сведений, касающихся проекта «Дженнифер», и более того, меня особо обязали никогда не произносить даже само это словосочетание. Мне хотелось бы знать, как удалось автору, бывшему сотруднику ЦРУ, написать эту книгу и при этом не провести остаток жизни в тюрьме за разглашение своих обязательств соблюдения тайны».

Интересный вопрос, не правда ли?

Аварии и катастрофы – удел империалистов. В Советском Союзе мог быть только неуклонный рост достижений. Сообщения о трагедиях в СССР были исключительной редкостью, публиковались только в виде правительственных соболезнований, если дело касалось массовой гибели гражданского населения. На память приходят крушение грузового теплохода «Тикси» со всем экипажем в 1974 г., трагедия на Волге, когда на пассажирский теплоход обрушился мост с проходящим товарным составом. Первые за всю историю государства леденящие душу подробности катастрофы советские люди узнали о столкновении черноморского лайнера «Адмирал Нахимов» с рудовозом «Петр Васев». В то же время поражение жителей Свердловска боевым вирусом «сибирской язвы» правительству удалось замолчать. Когда на Байконуре взорвалась баллистическая ракета, и от маршала Неделина нашли одни часы, Политбюро распорядилось сообщить, что крупный военачальник погиб в авиационной катастрофе.

…Когда приходится читать, что кому-то в советское время цензор красным карандашом исчеркал всю статью, сразу понятно, что автор никогда лично не контактировал с людьми Главлита – Главного управления по охране государственных тайн в печати при Совете министров СССР. Уполномоченный – назовите его цензором, если так кому-то удобнее, – действительно имел красный карандаш, причем обыкновенный, а не шариковый (бытовало мнение, что паста недолговечна). Этим карандашом он подписывал каждую страницу микрофонной папки, или оттиск газетной полосы, и ставил штампик «РАЗРЕШАЮ» – в эфир или в печать. Если же возникали претензии, главлит приглашал редактора программы или выпускающего:

– Будьте любезны, своей ручкой вычеркните от сих и до сих.

Выпускающие знали, что в противном случае материал света не увидит. Это была обычная рутина, касавшаяся, как правило, каких-то конкретных цифр или наименований. Существовали ограничения двух видов – условные и безусловные. В первом случае можно было попытаться испросить разрешение у союзного министерства, ведомственным распоряжением закрывшего невыгодный для себя информационный пласт. Так, к примеру, поступило Министерство рыбного хозяйства СССР. В начале 70-х, после резкой критики Западом варварского океанического промысла, рыбники запретили писать и говорить о себе почти все. Но уговаривать министров были способны только центральные издания.

Безусловные ограничения – абсолютное табу. Сердобольные «главлитши» иногда просвещали зеленую редактуру и даже показывали секретные перечни. Никогда не забуду безусловное ограничение № 1: «Категорически запрещаются к публикации всяческие сведения, касающиеся родственников В.И. Ленина по материнской линии от отца и выше». Кто до сих пор не знает, у госпожи Ульяновой девичья фамилия – Бланк, а дедушку звали Мойша. Но были еще цензоры без кавычек – военные, как правило, по совместительству главные редакторы окружных или флотских газет. У тех точно мышь не проскочит – все запреты безусловные: «Я другой такой страны не знаю, где так «Вольно!», «Смирно!» и «Кругом!» Поэтому в гражданских СМИ любое обращение в военной теме сопровождалось двумя разрешительными визами.

Альтернативным источником информации для советских граждан служили «вражьи голоса». Однако абсолютного доверия к ним не было: «Послушаю «Маяк», потом «Голос Америки», потом делю надвое – уже что-то похожее на правду». В 1976 г. и позднее я готовился писать дипломную работу по «Голосу Америки из Вашингтона» и слушал его довольно часто, но ни разу не встретил упоминания проекта «Дженнифер». Финансирующий зарубежную радиопропаганду Госдеп США, должно быть, принял фильтрационные меры.

А потом наступила гласность. Феномен повального увлечения прямыми эфирами и радио и ТВ в конце 80-х годов объясняется очень просто: это было выражение протеста против предварительной цензуры. Люди Главлита по инерции ставили свое «Разрешаю» на микрофонную папку с единственным листком и куцым анонсом: список приглашенных, тема беседы такая-то. А что скажут эти люди, уж извините – на чужой роток не накинешь платок…

Первое сообщение о том, что у СССР пропала подлодка, а семьи получили бездушные казенные отписки «Признать умершим», впервые в нашей стране прозвучало поздней осенью 1989 г. в резонансной перестроечной телепередаче «Пятое колесо». О трагической судьбе мужа рассказали вдова и сын капитана 3-го ранга Николая Орехова. Программу Ленинградского телевидения смотрело тогда полстраны. Тему подхватили газеты, в 1990 г. вышло около десятка публикаций в центральной прессе.

Это было время перемен, охватившее отчасти Главный штаб ВМФ СССР, где в духе горбачевской гласности и открытости решили как-то упорядочить информационный накат и придать неприличной истории оттенок советского геройства. Корреспонденты газеты «Красная Звезда» капитан 1-го ранга С. Турченко и капитан 3-го ранга Ю. Гладкевич в двух августовских номерах 1991 г. опубликовали большую статью «Операция «Дженнифер». В сильно сокращенном виде им показали (или – пересказали, что вероятнее) материалы «поискового» дела. Видимо, в статью вкралось нечто, серьезно обеспокоившее Вашингтон. Выждав, когда в Москве улягутся страсти после путча и «развода» СССР, в октябре 1992 г. в Москву отправился директор ЦРУ Роберт Гейтс. Он передал президенту Б. Ельцину видеозапись похорон советских подводников в Тихом океане и сообщил некоторые подробности о гибели субмарины. После той встречи первый президент России надолго оставался глух даже к таким слезным призывам, как опубликованный в «Российской газете»:

«Уважаемый Борис Николаевич! Все эти годы мы храним надежду побывать на месте, где лежат наши мужья, отцы, дети, чтобы отдать им последнюю память – положить на спокойную гладь океана венки, бросить в морскую бездну по горсти земли Родины и низко поклониться в память о безвременно ушедших от нас близких, в память о тех, кто погиб, выполняя свой воинский долг. Мы уверены, что все родные, живущие в разных краях нашей Родины, также хранят эту мечту…»

Родственников поддержали ветераны Тихоокеанского флота: «…По прошествии стольких лет вопрос о К-129 все меньше и меньше остается проблемой военной и политической, а все больше превращается в проблему нравственную. Родственники, товарищи погибших, ветераны ВМФ России вправе ожидать от руководства США доброй воли и просят об этом. Нам представляется, что в операциях с К-129 США достигли поставленной цели, задачи решили. С тех пор прошли десятилетия, отношения между государствами резко изменились. И народам разумнее больше доверять друг другу. Поэтому мы и обращаемся к народу США, ветеранам холодных и горячих войн с просьбой способствовать открытию человеческой стороны проблемы подъема подводной лодки К-129 с телами наших товарищей. Мы были бы признательны за достоверные сведения: количество поднятых подводников, их имена, где они захоронены, а также причины гибели лодки, если это установлено специалистами после ее подъема. Достойной настоящего флота акцией могло бы стать возвращение России останков погибшего ракетоносца». Обращение, опубликованное в газете «Владивосток» в 1998 г., подписал бывший начальник разведки ТОФ контр-адмирал Юрий Максименко.

Первое представление об увековечении памяти экипажа, подписанное главнокомандующим ВМФ России Ф. Громовым в 1994 г., было отвергнуто. Новый главком В. Куроедов вторично внес инициативу весной 1998 г., к тридцатилетию гибели… Указ о посмертном награждении подводников К-129 орденами Мужества первый президент подписал в числе последних перед собственной добровольной отставкой. Но – почему?!!

Может быть, отчасти эту странность прояснила публикация Эда Оффли, военного корреспондента газеты «Seattle Post-Intellegencer» 21 мая 1998 г:

«Питер Хачтхаузен был военно-морским атташе в Москве в конце 80-х годов. Впервые нарушив молчание, Хачтхаузен сообщил корреспонденту «Пост-Интеллидженсер», что он имел несколько кратких разговоров с советскими адмиралами относительно двух катастроф. Один из них состоялся в июне 1987 г. с адмиралом Петром Навойцевым. Когда он спросил Навойцева относительно «Скорпиона», то получил приведенный ниже ответ: «Капитан, Вы очень молоды и неопытны, но Вы узнаете, что есть некоторые обстоятельства, которые обе стороны договорились не обнародовать, и вот по одной из таких причин мы потеряли нашу К-129».

В другой беседе, состоявшейся в октябре 1989 г. между Хачт-хаузеном и вице-адмиралом Б.М. Камаровым, Камаров сообщил, что секретное соглашение было достигнуто между Соединенными Штатами и Советским Союзом, в котором обе стороны договорились не обвинять противоположную сторону в гибели их субмарин в 1968 г. Это было сделано из стремления сохранить потепление в отношениях сверхдержав. Полная картина гибели подводных лодок могла бы создать новую напряженность, отметил он. «Он (Камаров) сказал, что советская подводная лодка взорвалась, и те немногие, кто был посвящен в детали с обеих сторон, дали обязательство под угрозой строжайшего наказания никогда не разглашать оперативных данных, касающихся любого из этих инцидентов», – сказал Хачтхаузен.

В 1995 г., когда после выхода в отставку Хачтхаузен начал работу над книгой о советском подводном флоте, он взял интервью у адмирала Виктора Дыгало, в прошлом командующего соединением подводных лодок, в состав которого входила К-129. Дыгало сказал ему, что истинная история К-129 никогда не станет известна из-за неофициального соглашения между старшим военно-морским командованием с обеих сторон, цель которого заключалась в том, чтобы прекратить любое дальнейшее исследование участия противной стороны в гибели и «Скорпиона» и К-129. В заключение беседы он сказал Хачтхаузену: «Так что забудьте и думать, что когда-нибудь семьям погибших будет сообщена истина…»

Если довериться автору статьи, вице-адмирал Петр Навойцев как заместитель начальника Штаба ВМФ, курировавший международные контакты советского флота, говорил о конфиденциальном соглашении как о свершившемся факте еще летом 1987 г. Странно, почему мистер Хачтхаузен сам поставил себя в глупое положение. Военно-морской атташе США мог быть лучше информирован собственным руководством.

После секретных протоколов пакта Молотова-Риббентропа вряд ли чему-то следует удивляться. Византия засела в нас крепко, ей нипочем смена общественных формаций. Поэтому возможность «адмиральского сговора» у меня лично сомнений не вызывает, неясен вопрос – когда?

12 января 1990 г. начальник Главного штаба ВМФ СССР обратился к начальнику Генштаба ВС СССР генералу армии М. Моисееву с предложением вновь обратиться через советского посла в Вашингтоне к компетентным американским органам с требованием предоставить подробную информацию о подъеме советской подлодки, количестве погибших моряков, местах захоронения. При этом предъявить имеющиеся документальные данные. Очевидно, моряки решили, что новый полпред А. Бессмертных, кадровый разведчик, более профессионально встряхнет Госдеп, чем засидевшийся за океаном предшественник.