Текст книги "Украденная субмарина. К-129"

Автор книги: Михаил Вознесенский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 36 страниц)

Поскольку события разворачивались на маршруте нынешней паромной переправы Ванино – Холмск, а оживленное сообщение Между островом и материком здесь было всегда, сразу возникла версия случайного тарана С-117. Поэтому еще 19 декабря были отданы распоряжения командиру Южно-Сахалинской военно-морской базы и командованию 5-го ВМФ осматривать все прибывающие на остров суда гражданских ведомств, которые пересекали Татарский пролив 14–17 декабря. Все суда, побывавшие в этот период вблизи Холмска, в обязательном порядке осматривались водолазами в Корсакове, Находке и Владивостоке.

Из доклада И.В. Сталину:

«С целью определения возможности столкновения подводной лодки с надводными кораблями были проверены четыре транспорта. Было обращено внимание на теплоход «Горнозаводск» Министерства морского флота, который следовал из порта Ванино в Корсаков и в период с 3 часов до 8 часов 15 декабря проходил в районе перехода С-117 на позицию. По записям в судовом журнале, теплоход, находясь в 25 милях на северо-запад от Холмска (с 5.30 до 6.55 15 декабря), имел по непонятным причинам остановку. По показаниям отдельных членов экипажа, теплоход стопорил машины, но не останавливался, что позволяет предполагать, что такие действия теплохода связаны с каким-то происшествием, которое членами экипажа, стоявшими на вахте, скрывается. При водолазном обследовании подводной части корпуса теплохода «Горнозаводск» обнаружены вмятины в днище теплохода, в средней его части, длиной до 6 метров, а также повреждения боковых килей, являющиеся следствием удара о металлический предмет… Окончательное заключение, было ли столкновение теплохода «Горнозаводск» с подводной лодкой С-117, можно будет дать после осмотра подводной части теплохода в доке. Постановка в док будет произведена около 12 января 1953 г. На С-117 погибли 52 человека личного состава, в том числе 12 офицеров. Поиск подводной лодки продолжается».

…Теплоход «Горнозаводск» был маленький плавучий «Столыпин». Каботажное суденышко водоизмещением 400 тонн занималось перевозкой заключенных из недоброй памяти Ванинского порта на шахты Сахалина. Выяснилось, что многие в этом рейсе, включая капитана, были изрядно навеселе. Любопытная примета времени: запьянцовским теплоходом следователи МГБ не заинтересовались. Может, сыграла роль корпоративная солидарность: свои же, гулаговские. Может, была целевая установка на раскрытие предательского заговора подводников. Перевозчиками «зеков» занялась команда адмирала Андреева.

Адмирал сразу потребовал выяснить, все ли спасательные средства в наличии на судне, и нет ли признаков недавнего спуска шлюпки.

Капитан, судя по протоколам – «не видел, не знаю, не помню, крепко спал», – был тертый калач. В протоколах его уже именовали процессуально – «гражданин Иващенко Ю.П.». Он явно что-то скрывал. Подозрения укрепил тот факт, что сразу же по приходу в Корсаков, капитан списал на берег всех, кто стоял ночную вахту 15 декабря. Он показал, что о ночной остановке обеих машин «узнал только 22 декабря, когда пришли военные обследовать судно, и, как ему доложили старший помощник и механик, машину остановили из-за чистки кингстонов, забитых льдом». Это детский лепет, терпеливо доказывали упрямому «мореману» флотские следователи, вы вышли из льдов У мыса Красный партизан и 12 часов шли по чистой воде. За это время или машина сгорит без охлаждения, или любой кингстон самоочистится.

– Не знаю, – пожимал плечами капитан, – у меня механики такие путаники!

Тем временем предположения адмирала Андреева полностью подтвердились. Спасательный круг на борту отсутствовал, шлюпку правого борта недавно спускали на воду. В Холмске, для связи с берегом, пояснил капитан. И вот тут его приперли к стенке! «Горнозаводск» стоял не на рейде Холмска, а у причала, причем правым бортом, что делало спуск именно этой шлюпки абсолютно невозможным. Команда к тому моменту тоже окончательно запуталась во лжи. Все шло к тому, что «стрелочники» обнаружены. Через два дня Иващенко запаниковал и «дал слабину». Он заявил командиру Южно-Сахалинской военно-морской базы контр-адмиралу Проценко, что не исключает возможности столкновения, о котором не доложил старпом, и дал тому самую нелестную характеристику.

Командующему Пятым ВМФ вице-адмиралу Ю.А. Пантелееву, однако, выводы высокого столичного начальства показались неубедительными. Он настоял на немедленной постановке «Горнозаводска» в док в Находке, и отправил туда своих экспертов. 19 января их взорам открылось ржавое корабельное днище. Говорить о «частичном отсутствии» краски было нельзя. Она отсутствовала вовсе. А как же акты, которые составили семь (!) корсаковских водолазов? Где тот блеск обшивки, заклепок – свидетельства гибельного трения металла о металл? Позже водолазы пояснили, что при осмотре им серьезно мешал битый лед в акватории порта Корсаков и плохая освещенность.

Почему же адмирал Пантелеев усомнился в виновности «Горнозаводска»? Да потому, что он не был коридорным моряком и прекрасно знал, что при столкновении больше страдает тот, чья масса меньше. Не могла плавучая «каталажка» утопить субмарину вдвое большего тоннажа и отделаться царапинами на Днище. В докладной на имя военно-морского министра Пантелеев написал: «… считаю, что предъявлять транспорту «Горнозаводск» какие-либо обвинения в его столкновении с ПЛ С-117 нет никаких оснований и доказательств». Какие события той декабрьской ночи скрыл капитан Иващенко, осталось его личной тайной навсегда.

В Москве совгаванских командиров заслушивало Политбюро на протяжении восьми часов. Сталина не было. Заседание вел Маленков. Присутствовал Берия, сидел молча, но вскоре, к общему, как показалось морякам, облегчению, его вызвал Сталин, и в зал заседаний Лаврентий Павлович больше не вернулся. Прокофьеву председательствующий Маленков запомнился усталым и почему-то небритым.

Никакой фантастики, вроде усыпления экипажа американским сонным порошком и буксировки С-117 в США, члены Политбюро не обсуждали. Разговор шел по делу. В итоге, как водится, все «шишки» достались младшему – комбригу, который, по общему мнению, плохо обучил командира и сам не пошел с ним в море. Вышестоящие начальники, которые выкручивали ему руки, отделались выговорами, а каперанг Прокофьев привез из Москвы понижение в должности – и инфаркт миокарда.

Кончилось «сонное» дело тем, что Сталин выговорил Кузнецову за небоевую потерю, потребовал не повторять впредь – вот и все. Никаких арестов, никакого «Дела подводников-вредителей, японо-американских шпионов и т. п.». Кузнецов сам признавался в немалом удивлении столь мягким исходом – ему разрешили, не вынося вопрос на правительство, ограничиться ведомственным приказом о дисциплинарной ответственности виновных.

«…За безответственное отношение к учению подводных лодок, самоустранение от руководства этим учением и невыполнение требования правительства по личному обучению командиров соединений и кораблей в море командующему Седьмым Военно-морским флотом вице-адмиралу Холостякову Г.Н. объявляю выговор и предупреждаю, что если в ближайшее время не будет исправлено положение дел на флоте, а он сам не будет до деталей вникать в существо дела, то к нему будут приняты более строгие меры.

За беспечное руководство боевой подготовкой, отсутствие личного контроля и проверки состояния подготовленности подводных лодок и за поверхностное отношение к руководству учением бригады командира 90-й бригады подводных лодок капитана 1-го ранга Прокофьева В.М. снять с занимаемой должности и назначить с понижением.

За плохое руководство партийно-политической работой в бригаде, примиренческое отношение к недостаткам в боевой подготовке и организации службы начальника политотдела 90-й бригады подводных лодок капитана 2-го ранга Никулина А.Н. снять с занимаемой должности и назначить с понижением.

За низкое состояние управления подводными лодками при нахождении в море, отсутствие контроля за подготовкой, организаций и проведением учения начальнику штаба Седьмого Военно-морского флота контр-адмиралу Радионову А.И. объявляю выговор… Министр Военно-морского флота СССР вице-адмирал Н.Г. Кузнецов».

«Но стоило кому-либо «подлить масла в огонь», – писал Н.Г. Кузнецов, – и убедить Сталина в вероятном действии вражеской руки, как все дело обернулось бы для многих в худшую сторону».

Вышло закрытое постановление Совмина. По законам того времени весь экипаж считался пропавшим без вести. А значит – и без права на пенсию. Однако все родственники получили пенсии и значительные денежные компенсации. По указанию Предсовмина Маленкова вдовам офицеров, по их выбору, предоставили квартиры в европейской части страны. Некоторые пункты пенсионного расчета сегодня вызывают удивление и умиление: «..сестре матроса Ковалева В.С. – Королевой Валентине Степановне выделить пенсию в размере 300 рублей в месяц до окончания ею высшего образования». Не слишком ли мы зациклены на одномерном восприятии тех лет, как времени бездушного перемалывания костей… Кого в руководстве России взволнует сегодня, получит ли высшее образование сестра погибшего матроса?

О начПО Бабушкине. Из Совгавани, от греха подальше, его, конечно, убрали. Но партия такими людьми не бросалась. Он трудился на ниве ГлавПУРа, вышел в адмиралы, и, как говорят знавшие его, тяготел инспектировать Северный флот, избегая Тихоокеанского.

Повторный поиск пропавшей субмарины был организован в начале лета 1953 г. Тщательно проверили всю западную береговую черту Сахалина, но никаких следов С-117 обнаружить не удалось. По ее курсу вновь прошлись гидроакустикой, металлоискателями, не раз вдоль и поперек протралили морское дно. Пришли к выводу, что лодка затонула на больших глубинах. В районе Холмска есть провалы и в 500, и в 1 тыс. м.

Тайна гибели С-117 и 52-х членов экипажа так и осталась неразгаданной. В этой истории важен тот факт, что впервые была высказана и всерьез отрабатывалась версия массового предательства целого экипажа, возможность угона советской подводной лодки за границу и сдачи ее противнику.

С-80: ПОДНЯЛИ, НО НЕ ПОНЯЛИ

Этический закон: о мертвых – либо хорошее, либо ничего, не распространяется на погибших при исполнении. Этой грустной сентенции журналиста из Северодвинска Олега Химаныча возразить нечего. Много лет занимаясь разгадкой гибели С-80, он нашел свидетельства, от которых невозможно отмахнуться:

– Как командир он был слаб, – подтвердил бывший боцман С-80 И.А. Кравченко. К тому же, по словам Ивана Алексеевича, капитан 3-го ранга Ситарчик имел пристрастие к водочке, а вкупе оба эти обстоятельства стали причиной того, что Ситарчика очень долго не утверждали в должности командира и держали как и. о.

Еще откровеннее высказался северодвинец капитан 2-го ранга М.В. Пуссе… Дело, конечно, прошлое, но Ситарчик крепко выпивал. В дивизии этот грех за ним знали, но было кому закрыть на то глаза. Марк Васильевич припомнил даже эпизод, когда выход подлодки из Северодвинска в полигон на стрельбы едва не сорвали – командира долго искали по злачным местам в городе…

Беседовали с семьями подводников. Понятно, слез там хватало, а с ними выплескивалось и глубоко личное. И вот жена командира лодки, будучи во взвинченном состоянии, бросила:

– Да как же вы могли такую лодку ему доверить?! Она, наверное, давно уже за границей!

Многих от этих слов холодный пот прошиб – а что, если и впрямь угнали?! Ясно, что после тех слов жены особисты готовы были перевернуть все… Но Рокоссовский тогда, почти невзначай, обронил фразу – «не будем плохо думать о погибших», и версию с пьянством командира и тайным бегством за рубеж отставили.

О гибели подводной лодки С-80 известно все. Эксперты по секундам вычислили динамику стремительного развития трагедии. Но – даже имея поднятый на поверхность корпус, останки людей, документы, – они так и не смогли определить первопричину. Почему погиб корабль, доподлинно не известно по сей день.

С подводными лодками пр. 613 много экспериментировали. Они стали испытательными платформами почти всех новых образцов морских вооружений в 50–60 годах. Одним из таких экспериментов стало переоборудование класса «Виски» (классификация НАТО) в носители крылатых ракет для стрельбы по берегу из надводного положения. В число шести лодок, подлежащих переоборудованию по пр.644, попала находившаяся в ремонте С-80. Артиллерийское вооружение и запасные торпеды сняли. Позади рубки установили две цилиндрические пусковые установки крылатых ракет П-5Д, а для повышения остойчивости добавили балластный киль, в который из надстройки перенесли 18 баллонов ВВД – воздуха высокого давления. С-80 была введена в первую линию и готова к выполнению боевых задач.

В половине шестого утра 25 января 1961 г. С-80 под командованием капитана 3-го ранга А.А. Ситарчика вышла в море на несколько суток для отработки задач одиночного плавания. Сверх Штатной численности 56 человек на борту находилась часть резервного экипажа с его командиром капитаном 3-го ранга В. Николаевым. Согласно руководящим документам, резервные экипажи отрабатывали положенные курсовые задачи наряду с основными, чтобы при необходимости принять корабль и в короткий срок освоить его. На С-80 в море вышли 15 офицеров, 16 старшин и 37 матросов основного и резервного экипажей.

Вот что вспоминает о командире Ситарчике его бывший непосредственный начальник, командир дивизии, адмирал флота в отставке Георгий Егоров:

«В море он допускал оплошности, часто нервничал, что совершенно недопустимо для подводника. Я не раз обращался к командующему подводными силами Северного флота контр-адмиралу Г. Кудряшову с просьбой отправить этого командира на тщательную медицинскую проверку для определения его психологического состояния, но этого сделано не было. Вскоре я снова вышел в морс на той же подводной лодке для проверки работы всех ее систем при глубоководном погружении с рабочей глубиной 170 метров. Испытания показали, что прочный корпус, забортные отверстия, механизмы в основном удовлетворяют предъявленным требованиям. Но снова возникли серьезные претензии к командиру корабля. Поэтому я приказал начальнику штаба дивизии капитану 1-го ранга Н. Баранову не отправлять лодку в море, а заняться совершенствованием подготовки командира и личного состава непосредственно в базе».

Распоряжение комдива вышестоящий штаб оставил без внимания. План боевой подготовки надо выполнять! Лодку «выпихнули» на отработку курсовой задачи. Капитан 1-го ранга Егоров узнал об этом на мостике плавбазы «Иртыш», когда из перехваченной радиограммы узнал, что С-80 находится в море.

«Не вступая в полемику, сославшись на прогноз погоды, дал радиограмму в штаб подводных сил: «В связи с приближающимся ураганом прошу С-80 срочно возвратить в базу». Приближение шторма чувствовалось по многим признакам… ураганной силы ветер со скоростью 25–30 метров в секунду в сплошных снежных зарядах. Прошла радиограмма от С-80. Поскольку она была адресована штабу подводных сил, раскодировать ее мы не могли. Полагал, что моя просьба выполнена, командир С-80 подтвердил приказание штаба о возвращении, и лодка направляется в базу».

Последнее донесение с ракетоносца поступило около 00.30 27 января – севернее полуострова Рыбачий волнение 6 баллов, температура воздуха -5°C. О каких-либо проблемах на корабле командир Ситарчик не сообщал.

«Уже на рассвете, – продолжал Георгий Егоров, – получаю доклад: «Узел связи штаба флота постоянно вызывает подводную лодку С-80. Ответа нет». Мои сомнения о возможностях этого командира, к несчастью, оправдались». Личность командира подлодки капитана 3-го ранга А. Ситарчика со слов тех, кто его знал, представляется противоречиво.

Вице-адмирал в отставке, Герой Советского Союза Е. Чернов, а в конце 50-х – капитан-лейтенант, старпом С-80, вспоминал о своем командире так: «Смелый, решительный и грамотный подводник. Отец его, генерал авиации, погиб в войну. Анатолий Дмитриевич выходил в море в отцовском летном шлеме и его перчатках. Это был его талисман…» К слову, об отцовском шлеме и перчатках вспоминали почти все северодвинцы, знавшие Ситарчика: он гонял в них по городу на мотоцикле, и запомнился еще тем, как стремительно проносился по Ягринскому мосту к пирсу, на утреннее построение команды к подъему флага.

Район, в котором исчезла субмарина, отстоял от побережья па 50 миль и занимал площадь 384 квадратных мили. Глубины от 200 м и ниже. В тот же день комфлота послал на поиски два эсминца и спасательное судно. Начался шторм. Ничего не найдя, силы поиска повернули домой. На следующий день, 28 января, по Северному флоту объявили аварийную тревогу и выслали на поиск еще два эсминца, четыре малых противолодочных корабля, корабль разведки и спасательное судно.

Только через неделю, 3 февраля 1961 г., рыбаки траулера РТ-38 обнаружили в трале аварийный буй с маркировкой С-80. Где его затралили и когда это произошло, никто точно не мог сказать. Искали до 16 февраля. Массированный поиске привлечением 50 кораблей, подводных лодок, рыболовецких судов, самолетов и вертолетов никаких следов не обнаружил.

Государственная комиссия под председательством Главного инспектора Минобороны СССР маршала Советского Союза К. Рокоссовского в 1961 г. выдвинула предположительную версию гибели корабля: «На лодке произошла тяжелая авария, связанная с поломкой техники, с которой экипаж в условиях урагана не смог справиться».

«..Пропавшая лодка не давала покоя командованию ВМФ, – пишет капитан 2-го ранга в отставке Валерий Захар. – Тайна потери новейшей техники ускорила создание специальных средств Для поиска и обследования затонувших на больших глубинах объектов. После освоения оборудования и способов поиска на специально проведенных учениях в район гибели лодки было направлено СС «Алтай». Вместе с МТЩ они нашли координаты этой злополучной точки: 70°01′23″ северной широты и 36°35′22″ восточной долготы. Затонувшую С-80 обнаружили 23 июня 1968 г. на глубине 196 метров».

Отдавая должное скрупулезности В. Захара, с которой он описал последние трагические секунды гибели экипажа, с данным абзацем согласиться не могу. Здесь, очевидно, смещены причины и следствия. Таинственные пропажи советских субмарин с новейшим «реактивным» оружием, беспокоили и кое-кого повыше главкома ВМФ.

И ныне, и присно, и вовеки веков… в кремлевских коридорах всегда надо ждать подножки. Особенно тем, кто обласкан удачей и благорасположением верхов. Здесь не атакуют в лоб. Здесь за глаза, мягко и нейтрально делятся соображениями о всяческих странностях. Как странно, например, что вторая подряд подводная лодка, потерянная советским флотом – ракетная, самое секретное стратегическое оружие страны. Странно, что даже приблизительно не известны места, где они затонули. Странно, что их, кажется, не очень-то активно ищут. А разве не странно, что Горшков, который так настойчиво выбивал деньги для специального спасателя подводных лодок, вдруг к нему охладел? «Коммуна» уже год, как построена, а стоит без дела – странно… Странно, что американцы до сих пор не заинтересовались такими лакомыми пропажами. А если умыкнули ракету, но не хвастают – тоже, согласитесь, странно, янки не привыкли скрывать свои успехи. В общем, пока все нормально, товарищи… просто странностей накопилось много.

Едва ли не единственным человеком на флоте, действительно заинтересованным в подъеме погибшей лодки, был сам Сергей Горшков.

Разве не красноречива дата долгожданной находки – 23 июня 1968 года? Мурманские рыбаки затерроризировали командование Северного флота: на дне что-то торчит и полосует дорогие орудия лова. Причем не только донные тралы, но и пелагические. Эти последние не скребут нижней подборой по дну, а идут выше грунта на десяток метров. И все равно – в клочья. «Там определенно что-то лежит» – уверяли рыбацкие «адмиралы», и просили проверить. На их просьбы откликнулись… через семь лет! В первых числах июня ничем закончился поиск тихоокеанской лодки, а через три недели на Севере обнаружили С-80. А семь лет до этого, должно быть, ждали новейших «специальных средств». Зато когда припекло, затонувшую лодку нашли обыкновенным гидролокатором, потомком того самого «асдика», которым англичане гоняли У-боты «кригсмарине» в битве за Атлантику – иначе на кой же черт послали тральщик сопровождать спасательное судно «Алтай»? Просто раньше считалось, что выше 70 параллели С-80 не должна была заходить. Нечего ей делать за пределами района боевой подготовки. А поднялись всего на одну милю к норду – и сразу нашли…

Кстати, об этих самых специальных средствах. 10 апреля 1963 г. ВМС США потеряли SSN-593 «Трэшер». Американское общество, потрясенное страшной гибелью своих 129 парней, потребовало от флота немедленно создать средства спасения моряков с больших глубин. Конгресс США без дискуссий санкционировал выделение огромных средств. Догнать и перегнать Америку – в СССР было официальной политикой. Это только для отвода глаз – «по производству молока, мяса и яиц на душу населения». Обогнать любой ценой во всех возможных сферах. Но как разительно отличался от американского подводного спасателя «несимметричный» ответ Советского Союза… В Штатах построили глубоководный аппарат – мини-субмарину, способную «присосаться» на глубине к аварийному люку и сухим способом вывести из затонувшей лодки до 24 моряков с глубин до 1500 метров. В СССР бросились строить спасательное судно «Карпаты», способное вытягивать из глубины лодки целиком. Но такая операция по определению не может быть быстрой. Им были важны люди, нам – железо… Спасатель «Карпаты» был заложен на третьем стапеле Николаевского судостроительного завода имени 61-го Коммунара уже 11 сентября 1963 г., через пять месяцев после гибели «Трэшер»! Утерли нос американцам!

Кто-то усомнится: мыслимое ли дело – такие сроки! Нужен ведь проект, согласования… Нет невозможного, когда требуется отрапортововать ленинской партии: «Делаем небывалое, ни у кого в мире такого нет!» Собственно, вся дальнейшая история этого Диковинного плавучего сооружения подтверждает: его строили в дикой спешке и неразберихе. Особо прочный стальной трос специальной скрутки был изготовлен на Волгоградском сталелитейном заводе. Каждая бухта этого троса весила 30 тонн. Однако, когда начались глубоководные испытания главного судоподъемного устройств, тросы под водой перекрутились. Только с помощью водолазов, с огромными трудностями удалось вернуть гини в исходное положение. Чтобы избежать подобных казусов в дальнейшем, требовался трос, скрученный совершенно по-другому. На его проектирование и изготовление потребовалось около года. Держать все это время СПС «Карпаты» на заводе в Николаеве не было смысла: судостроители свою работу сделали. 27 сентября 1967 г. спасатель приняли в эксплуатацию с неработающим главным комплексом спасения. Попробовали бы не принять – в год 50-летия Октября!

…Лодка была обнаружена лежащей на твердом грунте на ровном киле. Оба аварийно-спасательных буя в носу и на корме отсутствовали. Это означало, что подводники были какое-то время живы, по крайней мере, в двух концевых отсеках. Верхний рубочный люк задраен. Не обнаружили никаких видимых повреждений корпуса. Положение рулей: горизонтальные – на всплытие, вертикальный в положении «лево на борт». На лодке и вблизи нее наблюдалось большое количество рыболовных снастей.

Летом 1969 г. находку обследовали с помощью глубоководной спускаемой камеры. Тогда же возник конфликт известного подводника Героя Советского Союза вице-адмирала А.И. Петелина, в то время – 1-го заместителя командующего СФ, и начальника экспедиции С. Минченко.

«Ознакомившись с результатами обследования и уяснив, что особую озабоченность вызывают разноречивые доклады операторов о положении выдвижных устройств и состоянии рубочного люка на ПЛ, вице-адмирал решил лично спуститься в наблюдательной камере… Это поставило меня в крайне затруднительное положение, тем более, что безопасность спусков в наблюдательной камере не гарантировалась из-за нависшей над корпусом ПЛ рыболовной сети. И хотя Петелин был старшим по должности и званию, мне пришлось возразить, что выполнить его решение не представляется возможным. Мои доводы вице-адмирал воспринял крайне негативно».

Начальник специально созданного соединения ЭОН-10 (Экспедиция особого назначения) капитан 1-го ранга С. Минченко к 300-летию российского флота опубликовал свои воспоминания. Книжка делится на две примерно равные части: собственно операция под кодовым названием «Глубина» и преодоление многочисленных ведомственных «рогаток». Недавнему сослуживцу-северянину, присланному из Москвы с заданием самого главкома, то и дело ставили палки в колеса: не давали этих самых «колес», т. е. автотранспорта, развели волынку с телефонной связью, к сроку не обеспечили назначенными кораблями, выделяли людей по принципу «возьми, Боже, что нам негоже»… Высшим должностным лицам Северного флота было невыгодно, чтобы вместе с С-80 всплыла правда о ее последнем походе. Те, кто отправлял корабль в море, за восемь лет выросли в званиях, продвинулись в должностях. Мертвые не должны тянуть на дно живых.

Напрасно С. Минченко надеялся, что флаг-спецы не пустят адмирала под воду. Подчиненные прогнулись и тут же «по всей Форме» приняли у высокого чина зачеты… Понимая, что в любом случае с него в Москве снимут три шкуры за подводную «экскурсию» первого заместителя комфлота, начальник ЭОН-10 просил Петелина не особо распространяться о собственной лихости, и адмирал обещал. И слова не сдержал. Со всеми вытекающими… для Минченко, конечно, расследованиями. Типичный образец флотских взаимоотношений старшего и младшего.

Но самое-то главное, из-за чего вызверился Петелин, С. Минченко, упомянул только вскользь. Адмирал требовал, чтобы спускаемую камеру перебуксировали к корме субмарины. Почему? Да Потому, что именно в корму обращены крышки ракетных шахт. И адмирал хотел лично, своими глазами убедиться, что они закрыты. Что ракеты, стало быть, там! А его – на поверхность, из-за каких-то выработанных регенеративных патронов…

Решение поднять затонувшую ракетную «эску» приняла вновь образованная правительственная комиссия. Теперь уже ею руководил прославленный моряк вице-адмирал Щедрин. Операция Получила кодовое название «Глубина». Были спроектированы «челюсти» – громадный клещевой захват массой около 400 тонн. Именно им предполагалось обхватить корпус лодки, чтобы вырыть ее из илистого грунта. К сожалению, воспользоваться «челюстями» не пришлось. Успех всей операции во многом зависел от погоды. Обратились в Гидрометцентр, подняли из архивов данные. Оказалось, что с 12 по 17 июля в Баренцевом море всегда штиль. В Сормово построить к этому времени захват не успели. Оставался запасной вариант – гини. Простые петли из стального троса.

Вспоминает капитан дальнего плавания В. Гудыма:

«В 1968 г. мы были командированы в ГДР, откуда пригнали новый киллектор. Нас сразу же включили в состав экспедиции по подъему С-80. По вечерам специалисты-спасатели экспедиции ЭОН-10 допоздна засиживались на нашем гостеприимном судне. И, естественно, из бесед мы узнали, что «Карпаты» не могут поднимать груз из глубины при волнении моря. Судно наверху испытывает вертикальные перемещения, а груз на грунте находится в состоянии покоя. Это создает опасные рывки на тросы. Мы предложили сделать вставки-амортизаторы из капроновых тросов. А какие их физические свойства – в то время мы еще не знали. И все лабораторные испытания решили провести на нашем судне. На борт доставили десяток бухт капронового троса. Используя судовые лебедки, мы их нагружали, растягивали, рвали. В море на швартовных бочках были подвешены бетонные массивы разного веса – капроновые тросы испытывали на периодичность и количество растяжений. То есть мы получили те данные, которые сегодня известны каждому судоводителю. И амортизаторы сработали, лодку удалось поднять».

С Черноморского флота прибыло к месту работы судоподъемное судно «Карпаты». Работы начались 9 июня 1969 г. и продолжались 34 дня. За время судоподъемной операции было совершено 67 спусков глубоководной рабочей камеры с общим пребыванием под водой 172 часа и 20 спусков специальной наблюдательной камеры (всего под водой – 67 часов). Водолазы погружались 54 раза, их общее рабочее время под водой составило 68 часов, а время декомпрессии – 175 часов.

А теперь посмотрим на эту героику с другой стороны. Если бы лодка плотно села в ил всем корпусом, никто бы ее не поднял с глубины 196 метров. Такого водолазного снаряжения и опыта в СССР не было. На удачу спасателей, нос лодки был приподнят над грунтом. Это позволило буксирам с поверхности подвести под него две петли из стального троса. Одни гини выбирали, приподнимая форштевень, другие в это время протаскивали под днище дальше и дальше, в район IV отсека, где сконцентрированы основные тяжести лодки – дизеля, электродвигатели, кормовая аккумуляторная батарея, на палубе – «цилиндры» ракет.

Теперь о подъеме. Если отбросить словесные фантики вроде «многочисленной глубоководной техники для обследования затонувших объектов», реально СПС «Карпаты» – это самоходная баржа с двумя лебедками не такой уж большой грузоподъемности – по 400 тонн каждая. Общая масса только такелажа, требуемого для оснащение гиней, превышала 120 тонн. Таки образом, оба подъемных поста «Карпат» суммарно могли поднять 680 тонн. Кстати, «челюсти», так и не построенные в Сормово, сами по себе весили 400 тонн. Вот с ними бы точно не подняли ничего: водоизмещение подлодки составляло 1160 тонн. С учетом заполнившей ее воды – около 2000 тонн. И при такой арифметике – С-80 подняли… Или нам чего-то недосказано, или законы физики отдыхают.

Подготовка и подъем С-80 проводились в строго секретных Условиях. Для охраны района работ, проводимых в нейтральных водах, в оперативное подчинение командиру экспедиции капитану 1-го ранга С. Минченко были переданы четыре тральщика и периодически привлекался эсминец. Меры предосторожности оказались не напрасными. Иностранные суда, в том числе норвежский РЗК «Марьята», подходили близко к стоявшим на бочках спасателям и создавали угрозу безопасности советским глубоководным аппаратам.

30 июня приподняли носовую часть субмарины на 10 метров от грунта и начали заводить под корпус кормовые стропы. 10 июля С-80 приподняли до глубины 110 метров, и в таком виде, Подвешенной под корпусом «Карпат», ее было решено буксировать в укромную бухту Завалишина, в губе Териберской, где 12 июля ее снова приподняли и положили на грунт на глубине 57 метров. Далее водолазы привычно пропустили под килем затопленной лодки стальные «полотенца» и навесили понтоны.