Текст книги "Украденная субмарина. К-129"

Автор книги: Михаил Вознесенский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 36 страниц)

«CHINA GOLF», ИЛИ ССОРА ИЗ-ЗА ТРЕХ КРАСНЫХ ЗНАМЕН

«Достигнута полная договоренность относительно мероприятий, которые должны быть предприняты для борьбы против агрессии и для сохранения мира». Такова ключевая фраза советско-китайского коммюнике по итогам встречи на высшем уровне в Пекине 31 июля – 3 августа 1958 г. Однако реальные результаты переговоров были прямо противоположны бравурному тону заявления для печати. Встреча закончилась провалом, и с этого момента «великая дружба» дала трещину, протянувшуюся на десятилетия.

В чем же причина?

Китайская сторона поставила вопрос об оказании ей помощи в создании мощного флота подводных ракетоносцев. При всем желании Советский Союз не мог этого сделать. У нас в то время даже не было носителей баллистического оружия в боевом строю. Немногие подлодки Северного флота, приспособленные под новое оружие, числились опытными и таковыми являлись на самом деле. Ни одна лодка проекта АВ-611 ни разу не выходила на боевое патрулирование, и термин такой еще не родился!

Москва, тем не менее, выражала готовность помочь. Предлагалось построить совместно только некоторое количество кораблей. Для приобретения опыта. А дальше, мол, сами… Китайское руководство это не устраивало. Мао признавал только один вид помощи – братской. Безвозмездной. Поэтому его возмутило предложение Москвы купить у СССР несколько надводных кораблей, в том числе крейсер Тихоокеанского флота «Каганович». К тому же советская сторона уклонилась от обсуждения вопроса о конкретных сроках передачи образцов ядерных боеприпасов вместе с полным технологическим пакетом.

В результате КНР «не сочла возможным» удовлетворить просьбу СССР разрешить построить на китайской территории радиостанцию для поддержания устойчивой связи с подводными лодками дальнего действия. Также была отклонена просьба об аренде военно-морской базы для пополнения корабельных запасов и отдыха советских экипажей.

Подготовка саммита была проведена из рук вон плохо. Но вряд ли это просчет одного лишь советского МИДа. Политическое руководство страны явно не учитывало настроений и хода мыслей партнеров.

«Складывается впечатление, – вспоминает видный дипломат Алексей Брежнев, работавший в те годы в Пекине, – что тогда в Москве еще не осознавали глубину расхождений. Действительно, трудно было поверить, что провозглашение Мао Цзэдуном лозунгов типа «атомная бомба – это бумажный тигр», выражение им готовности пожертвовать половиной населения Китая и даже всего мира ради разгрома империализма и т. п. – это все изложение реальной политики, а не цирковые репризы, преследующие цель позабавить публику».

Н.С. Хрущев напрасно убеждал своего визави в преимуществах мирного сосуществования с империалистами.

– Хрущев сам не знает, что говорит, – откровенничал председатель Мао в перерывах «саммита» со своим личным врачом. – Он желает улучшить отношения с Соединенными Штатами? Прекрасно! Мы поздравим его салютом наших орудий. Наши снаряды так долго не находили применения, что стали почти бесполезными. Почему бы не использовать их по случаю такого великого праздника, как братание Советов с Америкой?

«Салют» состоялся. Через несколько дней после отъезда советской делегации Мао Цзэдун распорядился обстрелять острова Цзиньмэнь и Мацзу. Американцы ввели свои корабли в Тай-ваньский пролив. Китайцы подняли в воздух бомбардировщики ИЛ-28 с авиационными реактивными торпедами РАТ-52. Москва была в шоке, отыскивая причину вероломства основного союзника. Невозможно было поверить, чтобы только из претензии на «великость» можно было спустить курок мировой войны! Разрываясь меж двух огней, Москва все же вынуждена была указать Вашингтону на свои союзнические обязательства: «Нападение на Китайскую Народную Республику будет расценено как нападение на Советский Союз».

Мао Цзэдуну так и не удалось выступить в любимой роли «царя обезьян», наблюдающего с ветки за схваткой двух тигров. На следующий год советский лидер посетил Америку, а коварная подножка «старшему брату» не была забыта. Москва, наконец, прозрела. В начале лета 1959 г. ЦК КПСС обратилось с письмо к руководству КПК с призывом отказаться от создания атомного оружия. Аргументы на Старой площади изобрели попросту наивные: военное использование ядерной энергии чрезвычайно дорого, к тому же оборонный союз с СССР надежно прикрывает Китай от внешней агрессии. Пекин расценил это как односторонний отказ от принятых ранее обязательств. Однако по межправительственному соглашению 1956 г. значительная часть оборудования заводов по производству оружейного плутония уже была смонтирована в КНР.

Детонатором разрыва стало провозглашение Мао Цзэдуном политики «трех красных знамен»: новая генеральная линия китайской компартии (строить социализм по принципу «больше, быстрее, лучше и экономнее»), «большой скачок» и строительство народных коммун. Лозунг дня «Три года упорного труда – и десять тысяч лет счастья!» К 1962 г. увеличить валовой национальный продукт в 6,5 раз! Китай сделал заявку на лидерство в мировом коммунистическом движении, пообещав построить коммунизм за пять – шесть лет. Хрущев был вынужден уступить, он не мог отдать Мао первенство.

В начале 1959 г., в соответствии с советско-китайским соглашением (от сентября 1957 года) КНР были переданы лицензии и техническая документация на производство ракеты Р-2, а также других ракет различного назначения. Кроме того, советские специалисты оказали помощь в проектировании и строительстве испытательного полигона и создании специализированного ракетного НИИ.

«Одновременно с сооружением исследовательского реактора с помощью СССР строились военные реакторы для производства плутония и химические цеха для выделения его, – вспоминал академик Андрей Сахаров. – Сверху последовало указание предоставить Китаю самые современные проекты, которые в СССР только реализовывались. Физики и инженеры, которым следовало выполнить эту задачу, понимая политическую ситуацию лучше начальства, попытались передать более старые проекты. Однако Задикян, советник СССР по атомным делам при китайском правительстве, поймал их на этом и донес наверх. В результате передали самую совершенную технологию, а вскоре произошел разрыв отношений с Китаем».

Хрущев не оставлял попыток найти новые рычаги контроля за ядерной программой Пекина. С этой целью он предложил углубить процесс военного сотрудничества, включив в него создание и совместное использование мощной УКВ-радиостанции для связи с советскими подлодками в Тихом океане (70 % расходов брала на себя Москва, 30 оставалось Пекину). Другой такой же центр должен был обслуживать объединенный подводный атомный флот СССР и КНР.

К удивлению Хрущева, реакция Мао оказалась резко негативной. В июле 1958 п, на встрече с советским послом Павлом Юдиным, Председатель с едким сарказмом излил накопленное недовольство:

«Вы не верите китайцам! Вы всегда верили только себе! Русский человек для вас – существо высшее, вто время как китайцы продолжают быть недоразвитой нацией глупых и беспечных людей. Вот откуда исходит предложение о совместном владении и использовании этого объекта. Почему бы вам в таком случае не пойти на поводу собственных желаний и не распоряжаться вместе с нами нашей армией, авиацией, нашим флотом, нашей промышленностью, сельским хозяйством, культурой? Либо вы захотите подчинить себе все десять тысяч километров береговой линии Китая, а мы останемся с какими-нибудь партизанскими отрядами? Обзаведясь несколькими атомными бомбами, вы решили, что в состоянии контролировать своего соседа. Вряд ли вам приятно слышать эти мои слова, но мне совершенно ясно, что русский национализм уже тянет свои руки к берегам Китая».

«Совместное владение» ассоциировалось у Мао с неравноправными договорами, навязанными Китаю в начале века западными странами, и раздавшимися в 1950 г. требованиями Сталина особых прав на территории Манчжурии и Синцзяна. У Хрущева, заметил Мао советскому послу, хватило здравого смысла аннулировать навязанные Сталиным соглашения, но прошло совсем немного времени, и он «уже сам начинает действовать, как его предшественник».

Шифровка посла Юдина, признал в своих мемуарах Хрущев, «прозвучала ударом среди ясного неба». Через 10 дней он сопровождении министра обороны Малиновского вылетел в Пекин. Но конструктивного диалога не получилось. Мао категорически отказал даже во временном заходе советских подлодок в порты Китая для отдыха экипажей и пополнения запасов воды и пищи. Желая в восточной манере подчеркнуть несерьезность морской темы, он вел переговоры в открытом бассейне в Чжуннанхае. Хрущеву, который не умел плавать, приходилось сдерживать кипевшее в нем возмущения, чтобы не свалиться в воду с надувного матраса…

«Подарок» для «младшего брата» не имел прецедента: к тому времени у СССР не было ни одной такой субмарины в строю: первые головные корабли серии еще проходили испытания в Белом и Японском морях. Возможно, единственный случай, когда наши отдали союзнику оружие, которым еще не обладали сами. Факт может говорить только об одном: в начале 1959 г. Москва еще надеялась выправить напряженные отношения с Пекином. Похоже, Мао все-таки «дожал» Никиту Сергеевича и заставил его построить для Китая флот подводных ракетоносцев.

Через 8 месяцев после получения указания комплект документации отправили из Москвы в Пекин. Вскоре пришло указание: «Командировать ведущих специалистов для оказания китайским товарищам технической помощи в организации подготовки к постройке и освоении документации». В конце декабря 1959 г. в Пекин начали съезжаться специалисты многих предприятий: ЦКБ-16, КБ «Связьморпроект» ГСПИ-2 «Союзпроектверфь», МНИИ-1 (головное предприятие Минсудпрома СССР в области ЭВМ и систем управления), Центрального НИИ технологии судостроения и других. В советском посольстве их встречал и инструктировал старший советник по судостроению Б.Г. Чи-ликин. Лозунг «Русский с китайцем братья навек!» был хорош для домашнего употребления. На месте уже ощущался некоторый холодок, недавнее обожание советского опыта сменилось снисходительными упреками в недостаточной революционности. «На собрании китайских рабочих в Бохае, – пишет ведущий конструктор проекта 629 В. Жарков, – приняли решение: для ускорения работ забивать сваи не на глубину 15 метров, как было предусмотрено советским проектом, а на девять, а чтобы стены не упали, поручить «этим инженерам из проектного института разработать мероприятия, не увеличивающие трудоемкость строительства»! Таков был энтузиазм рабочих масс, дух и стиль работы в стране Мао в период «Большого скачка».

Китаю были переданы образцы и техническая документация ракеты Р-2. По сути, это была копия немецкой трофейной ракеты ФАУ-2, но уже с отделяющейся головной частью и увеличенной дальностью. Ракета Р-2 летала на 600 км, снаряжалась обычным взрывчатым веществом и никаких стратегических задач не решала. Китайское руководство очень хотело иметь новейшее советское ракетно-ядерное оружие, но им вежливо объяснили: «Чтобы освоить сложнейшую технику, надо пройти путь, который прошли и мы»…

Любопытно: китайцев допускали на многие засекреченные объекты атомной промышленности СССР, познакомили с устройством атомной бомбы образца 1951 г. – это был значительно улучшенный вариант первой бомбы, испытанной в 1949 г. В советских вузах разного профиля из множества студентов стран «народной демократии» только китайцев допускали к прослушиванию «закрытых тем», по которым они защищали дипломы.

Но ни один китайский специалист не был допущен в ракетные КБ и заводы, на испытательные полигоны. Кремль считал: ракетные секреты гораздо выше атомных, и, исходя из этих соображений, строил советско-китайское военное сотрудничество. Поскольку межгосударственным соглашением предусматривалось строительство КНР кораблей пр. 629 с ракетами Р-11ФМ, в передаваемой документации не должно было содержаться никаких упоминаний об Р-13. Китайцы отлично понимали, что им подсунули «севрюжку второй свежести» и одолевали расспросами о новой морской ракете. Посольство настоятельно рекомендовало советским специалистам всячески уклоняться от обсуждения этой темы.

Возникало много проблем, и никто толком не знал, как их решить. Приученные к строжайшей секретности, постоянно работая в закрытых КБ и на сверхсекретных полигонах, в Китае инженеры советских «почтовых ящиков» столкнулись с тем, что на технические совещания приходили все, кому не лень. Естественно, это вызвало шок, а китайцы объяснили: «Мы проверили – тут одни коммунисты»…

По воспоминаниям В. Жаркова, в Шанхае с молодыми китайцами, не имевшими никакого опыта работы с проектной документацией и совершенно не знакомыми с конструкцией подлодки, проводили ознакомительные занятия по каждой специальности. Рабочий день китайских сотрудников, как правило, заканчивался поздно вечером. Особенно большая нагрузка приходилась на китайских переводчиков. Очень часто в связи с попытками заменить или придумать для китайского языка специальные термины возникали серьезные затруднения – например, никак не могли перевести, казалось бы, общепромышленный термин «предел текучести». Было много неувязок и с документацией, ведь готовили ее в «пожарном порядке».

Постройку планировали начать осенью 1960 г. Но при всем порыве «Большого скачка» было ясно, что к сроку китайцы не успеют закончить эллинг. Советская сторона настояла на переносе сборки ракетных лодок на судостроительный завод в Даляне. Начали подготовительные работы: разбили плаз, приступили к сборке постелей для изготовления секций легкого корпуса и гибки шпангоутов прочного корпуса.

Корпус, возведенный на стапеле русского колониального города Дальний, был полностью насыщен механизмами и устройствами, полученными из Комсомольска-на-Амуре. Ради первого китайского ракетоносца пришлось разукомплектовать почти готовую советскую лодку К-139, которая в мае 1960 г. уже была спущена на воду. Достроить ее удалось только через полтора года.

Работы в Даляне шли с не меньшей, чем в Бохае, интенсивностью и энтузиазмом, когда вдруг, без объяснения причин, всех советских специалистов – корабелов, ракетчиков, атомщиков, военных – в начале августа 1960 г. отозвали на Родину… Бурный ракетно-ядерный роман подходил к своему завершению. Советские специалисты уезжали из Китая со стопками благодарностей и медалями «Китайско-советская дружба».

Последняя попытка Москвы скруглить острые углы в трудном диалоге со строптивым союзником окончилась неудачей. Однако вся документация и оборудование проекта 629 осталась в Китае.

В 1960 г. дареный советский «Гольф» поднял военно-морской флаг КНР и стал лодкой № 200 китайского флота. Китайцы смогли достроить вторую лодку своими силами. Корпус под номером 208 появился у КНР только в 1962 г. Но пусковым шахтам «Чайна Гольф» предстояло бесполезно ржаветь целых двенадцать лет. В 1974 г. китайцы одну «трубу» убрали, освобождая место для двух более габаритных ракет JL-1. Доводка китайских стратегических носителей «Цзюйлань» шла с большими трудностями. Прошло еще целых восемь лет, и только 10 октября 1982 г. состоялся, наконец, первый запуск.

Слава Богу, китайский «Гольф» не принес Советскому Союзу новой головной боли: на боевое патрулирование к берегам заклятых «ревизионистов» он не выходил, ракетного оружия не носил за отсутствием такового. Дело в том, что в силу редкой для себя осмотрительности Хрущев распорядился передать китайцам только семь ракет Р-11ФМ с обычными тротиловыми боеголовками: очевидно, из расчета по полному боекомплекту на каждый ракетоносец плюс одна ракета учебно-тренировочная. Поэтому последние хрущевские подарки содержали мало практической боевой ценности для Китая. Китайские конструкторы попытались модернизировать свои ракетоносцы. Довольно скоро это признали бесперспективным.

В 1983 г. атомная подводная лодка К-10 проекта 675 совершала в подводном положении переход в Приморье из базы Камрань в Южном Вьетнаме. Внезапно лодка столкнулась с подводным объектом. Всплыв на поверхность, подводники ничего, кроме пятен соляра, не обнаружили. По прибытии в бухту Павловского К-10 поставили в док. Оперативники особого отдела из частично разрушенной носовой оконечности извлекли кусочки постороннего металла. Экспертиза показала, что этот металл, вероятнее всего, советского производства. Никто из стран тихоокеанского региона не заявлял о катастрофе своей субмарины. Но через два года в китайской прессе был опубликован некролог по поводу гибели в море в 1983 г. группы китайских ученых. Удалось узнать и подробности. Китайская ракетная подводная лодка 629 проекта (заказ 138 завода в Комсомольске-на-Амуре) вышла в море для испытания баллистической ракеты собственной разработки. На борту находились разработчики комплекса и представители командования. Повреждения К-10 оказались настолько серьезны, что ее решили не восстанавливать, вывели из боевого состава и отправили в отстой.

По состоянию на 1997 г., указывают источники в США, подлодка пр. 629 все еще находилась в строю ВМС Китая, но состояла в резерве и могла быть быстро снаряжена двумя баллистическими ракетами с ядерными зарядами. Однако субмарина, как считают, американцы, безнадежно устарела и стала бы весьма легкой добычей для любых современных противолодочных сил, например, тайваньских.

Таким образом, всего подлодок проекта 629 построено не 23, а 25! И в мире погиб не один «Гольф», а два! Обстоятельства гибели «китаянки» могут пролить новый свет на судьбу К-129. Но ждать откровенности от китайского флота еще труднее, чем от российского.

Как выяснилось недавно, ВМФ КНР был не единственным иностранным флотом, где проходили службу эти субмарины-долгожительницы. 18 января 1994 г. западные военные аналитики в Москве сообщили, что Россия продала в КНДР 10 подлодок класса «Гольф» и две класса «Фокстрот», списанные на рубеже 90-х из состава Тихоокеанского флота. По их мнению, корейцы могли модифицировать эти субмарины под ракеты Нодонг-1, хотя русские отрицали это.

Интересно, что первыми российскими учеными, после длительной паузы посланными в КНДР в конце 1992 г., были специалисты КБ Макеева!

По мнению других зарубежных военных обозревателей, проданные Северной Корее старые советские подлодки находились фактически в состоянии металлолома и не могли представлять собой хоть какую-то минимальную угрозу. Есть и третья точка зрения, которая лишь подкрепляет вторую: давно списанные подлодки должны подвергнуться глубокой модернизации по давно забытому проекту 605 советских времен с ракетами Р-27 и Р-27К дальностью соответственно 2500 и 3000 км. Комплекс хорош своей универсальностью, поскольку позволяет поражать как наземные, так и подвижные морские цели. Последнее особо ценно для

Северной Кореи, где не забыли авианосной угрозы в дни кризиса «Пуэбло», причем любой другой кризис для полуостровной страны с участием США будет иметь аналогичный сценарий.

Дело в том, что корейская Нодонг-1 без малого на два метра длиннее Р-21 и потому просто не поместится в ракетную шахту «Гольфа». О новейшей модели Тайподонг-1 и говорить не приходится – длина 21 метр. К тому же обе «кореянки» чисто сухопутные и адаптировать их к подводному старту слишком дорогое удовольствие. Особенно, когда есть готовая ракета, прекрасно отработанная за 20 лет эксплуатации.

Но при чем здесь купленные КНДР две подлодки класса «Фокстрот»? Дело в том, что проекты 641 и 629 настолько родственны, что в торпедную лодку достаточно «вшить» дополнительный отсек с ракетами – и получится тот же «Гольф».

Сегодня, когда весь мир бьется над разгадкой – блеф ядер-ное оружие Пхеньяна или реальность, – можно предположить, что модернизация советского металлолома наконец-то завершилась. Для страны, вынужденной подрабатывать государственной контрабандой синтетических наркотиков, это была непростая задача.

ДАЛЬЗАВОДСКИЕ ПОСИДЕЛКИ

Известно, что Госкомиссия по приемке К-129 впервые собралась в полном составе во Владивостоке 29 декабря 1966 г. В ее составе было немало приезжих офицеров и специалистов, и их, мягко говоря, не порадовала перспектива встретить Новый год вдали от дома. Председателем госкомиссии был назначен начальник Тихоокеанской группы государственной приемки кораблей капитан 1-го ранга Борис Максимович Марголин. Ракетную секцию госкомиссии возглавил зам. начальника Четвертого Управления ТОФ капитан 1-го ранга Гавриил Архипович Павлов. Об обстановке той поры он вспоминал так:

«Помнится, в ноябре 1966 г. на Дальзавод прибыл начальник одного из главков Минсудпрома и потребовал сдать подлодку флоту до конца года. Собрал совещание руководителей завода, представителей ВМФ, а также находившихся во Владивостоке членов госкомиссии. Каждый по своему заведованию докладывал о готовности к сдаче. Зная состояние дел, я доложил, что раньше мая 1967 г. подлодка не может быть сдана. Начальник главка обвинил меня в непонимании обстановки. Было решено составить график завершения работ и испытаний в декабре 1966 г. График заводом был составлен, начальник главка его утвердил и с чувством исполненного долга отбыл в Москву».

Госкомиссия быстро выявила ряд серьезных недоработок, и стало ясно, что на их устранение заводчанам потребуется не один месяц. По первоначальному замыслу, переоборудование надеялись осуществить «малой кровью» – заменить пусковые шахты на новые без серьезных переделок корпуса субмарины. Но ракета Р-21 имела большие размеры и пришлось несколько изменить обводы ограждения рубки, чтобы в них «вписались» новые пусковые установки. С правой стороны ограждения установили подъемную телескопическую мачту антенны «Ива». Заменялась на более совершенное часть электронного оборудования. Так, например, были установлены система корабельных счетно-решающих приборов управления стрельбой, навигационный комплекс, позволявший непрерывно определять текущие географические координаты и вырабатывать текущие значения углов бортовой и килевой качки лодки.

Задерживать во Владивостоке на неопределенное время членов комиссии сочли нецелесообразным, и офицеры разъехались к местам службы.

Установка комплекса Р-21 совпала с модернизаций, реализацией ранее принятых по проекту 629 решений и средним ремонтом. Короче, собрали все до кучи. В результате вместо переоборудования «малой кровью» работы развернули по всему кораблю, и затянулись они на три с лишним года. Вот в чем они – вкратце! – заключались:

Собственно ремонт: освидетельствование и переборка всей донно-забортной арматуры, механизмов, устройств, электрооборудования, баллонов ВВД. А также все, что вылезет попутно по заявкам экипажа.

Модернизация: установка новых шумопеленгаторных станций, новых средств связи и радиоразведки, в том числе телескопических антенн «Ива-У» и К-651, замена радиолокатора «Флаг» на «Альбатрос». На флоте появились новые средства спасения экипажа с глубины, для этого пришлось уширить комингс-площадки выходных люков концевых отсеков, установить новые аварийно-спасательного буи РССУ-1 (чтобы не потерять, их впоследствии будут так же приваривать к палубе, как и старые) и так далее…

И наконец, переоборудование. Для начала: полностью освободить четвертый отсек от ракетных шахт, фактически полностью его очистить от всего, что там находилось. В третьем отсеке предстояло демонтировать инерциальный навигационный комплекс с зенитным перископом. Во втором и четвертом отсеках убрать аккумуляторные батареи. То есть, пришлось разворотить половину лодки сразу. Больше всего беспокоил ракетный отсек, потому что шахты оказались совершенно другими.

В инженерном смысле здесь самый сложный узел. Во-первых, сама шахта состоит как бы из двух половин. Нижняя с относительно тонкой обшивкой – во всяком случае, тоньше прочного корпуса. Фокус, однако, в том, что шахта не имеет нижней точки опоры. Она не может упираться в киль или днище. Глубина обжимает, и не дай Бог, чтобы покоробило шахту – в ней стоит заправленная ракета с термоядерной «бомбой». Поэтому многотонный пенал шахты с ее дьявольской начинкой «висит», закрепленный в средней части к набору и обшивке вверху прочного корпуса лодки! Конечно, ее держит мощная стальная поковка «высокого стула» – могучий фланец, болты…Верхняя же часть «пенала», по существу, обращена в открытый океан. Она постоянно омывается водой в проницаемой рубочной обшивке, принимает на себя давление глубины и должна, следовательно, быть равнопрочной с корпусом. Шахта наверху имеет даже шпангоуты, благо, немцы научили делать их не изнутри, а снаружи… Переменные напряжения, вес, внешнее давление – здесь средоточие головной боли конструкторов-корпусников. Одно дело выполнять такую работу с нуля на стапеле. Другое – вторгаться в живую корабельную плоть, несколько уже потрепанную Тихим океаном. Недаром говорят, что искусство судоремонтника – приделать к старому паровому свистку новый пароход!

Есть еще одна причина, по которой К-129так надолго застряла у ремонтного причала. Переоборудование К-88, которое началось на Севере несколько раньше (и служило модельным для всего класса, поскольку «Севмашпредприятие» – признанный лидер отрасли) не обошлось без ЧП. Замена прочных междубортных цистерн в районе IV отсека производилась в самом начале 1966 г. Ударили морозы. Корабль стоял на открытом стапеле. При испытании цистерн обнаружились трещины в сварных швах. Пришлось полностью срезать все прочные конструкции на всей длине отсека длиною 12 метров, изготовить их заново, зачистить корни… И тут обнаружилось самое страшное: трещины по всем швам приварки пошли в прочный корпус.

Мощный консилиум ученых-металлургов и специалистов сварки быстро нашел причину. Жесткие конструкции большой толщины в холода необходимо обязательно прогревать не только перед сваркой, но и в процессе ее. Обсуждались разные варианты, вплоть до вырезания целого отсека из корпуса субмарины. Это означало, что злополучный «заказ» задержится на заводе примерно на пятилетку!

После яростный дебатов решили «лечить прочный корпус». Заводу предложили технологию, по которой механическим способом необходимо было «протурбинить» (ни в коем случае не электрострожкой) наждачными кругами все швы с периодическим люминесцентным контролем до полного исчезновения корней трещин, после чего заплавить выбранные канавки (как оказалось впоследствии, глубиной до трети толщины прочного корпуса) электродами, зачистить швы заподлицо и заново приварить новые детали набора цистерн. Более месяца рабочие завода в три смены миллиметр за миллиметром «турбинили» сотни метров сварных швов, кроя на морозе матом всех и вся… Естественно, пока эта северная эпопея не закончилась, на К-129 во Владивостоке ждали результата. Не было смысла плодить брак.

Вновь комиссия собралась только в начале апреля 1967 г., и процесс государственной приемки начался. Есть основания полагать, что он тоже шел не гладко – к ракетным стрельбам лодку удалось подготовить только к 24 апреля.

За сутки до этого лодка и госкомиссия перебазировались из бухты Золотой Рог в бухту Кошошково. Проверяющим надолго запомнилась ласковая приморская весна, цветение багульника на окрестных сопках, а также камбала, которую подводники ловили донными сетками прямо с причала и вкусно готовили на камбузе К-129.

В ночь с 23 на 24 апреля на лодку грузили ракеты. Это была обычная практика повышенной секретности. Погрузка велась только в темное время суток. Трудно сказать, чего опасались больше: разведывательных спутников США или наблюдения иностранных агентов с окрестных сопок. При этом опасность повредить ракету при погрузке под скудными лучами маскировочного освещения существенно увеличивалась.

В ту ночь погрузили не три, а только две ракеты. В центральную шахту поместили «изделие» с инертной боеголовкой, в кормовую – с телеметрической боевой частью.

В кормовой шахте ракета прошла испытания без отмеченных отклонений. Однако при генеральных вертикальных испытаниях обнаружили пары горючего, проникавшие через дренаж приборного отсека центральной шахты.

Пришлось ждать целые сутки до новых сумерек. 24 апреля ракету выгрузили, слили горючее, подтянули болты мембранного узла и снова заправили. «Все в норме», показала проверка ракеты в горизонтальном положении. Снова погрузка, но, поскольку с ракетой провозились всю ночь и люди устали, было решено проводить генеральные испытания засветло. И «Генеральдурх-шаль-Тферзухпрюфунг» снова не прошли.

На этот раз оказались расстроенными коэффициенты автомата стабилизации. Руководители испытаний решили не испытывать судьбу с упрямой ракетой и распорядились готовить другую. На что, естественно, ушли еше сутки. Тем временем на технической позиции злополучные коэффициенты согласовали. Естественно, полигон был заинтересован как можно быстрее отстрелять капризное «изделие», чтобы навсегда избавиться от него.

Госкомиссия же была непреклонна, и ее нетрудно понять. Главморштаб требовал «подарка» к празднику пролетарской солидарности. Того гляди, в Политбюро недоуменно поднимут мохнатую бровь: почему, товарищи моряки, медлите? День ото дня объясняться с Москвой становилось все труднее. Взваливать ответственность на неповоротливый Дальзавод стало невозможно. Испытания тормозила уже собственная структура флота – технический полигон № 65 в заливе Стрелок.

В ночь на 26 апреля в центральную шахту загрузили новую ракету и тут же, от греха подальше, ее испытали. Ко всеобщему облегчению, обошлось без замечаний. В 8 утра подводная лодка К-129 отвалила от причала, взяв курс на позицию стрельбы в Японском море.

Начали предстартовую подготовку. Объявлена пятиминутная готовность. В этот момент дал сбой автомат дальности «Ставрополь-1» по каналу баллистического пеленга. Сыграли отбой боевой тревоги. Тонкая сталь баков ракеты рассчитана всего один час выдерживать нагрузку 200 килограммов на квадратный сантиметр. Поэтому первым делом стравили давление в баках топлива и окислителя. Причину отказа быстро обнаружили еще в море – некачественная пропайка контакта на плате прибора питания системы.

В густом тумане субмарина всплыла и повернула на обратный курс к острову Путятин. На рейде Кит встали на бочку. В канун Первомая настроение было непраздничное. Уточнили обстановку на боевом поле у восточного побережья Сахалина. Там еще поддерживали готовность принять боеголовку. И в это время кто-то принял решение не испытывать в третий раз судьбу. Рассуждение мудрое. Коли не получилось победной реляции, так, по крайней мере, прямой смысл застраховаться от потенциальной неприятности. ЧП в будни и ЧП в праздники – в СССР для высшего военного руководства суть вещи разные. Разной была и ответственность. Нетрудно предположить, что одним из тех, кто реально обладал властью приостановить государственные испытания, мог быть командующий Тихоокеанским флотом адмирал Н.Н. Амелько.