355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Михаил Вознесенский » Украденная субмарина. К-129 » Текст книги (страница 13)
Украденная субмарина. К-129
  • Текст добавлен: 17 марта 2017, 06:30

Текст книги "Украденная субмарина. К-129"


Автор книги: Михаил Вознесенский


Жанры:

   

История

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 36 страниц)

К 1968 ГОДУ ПОГИБЛИ

Надежда, как известно, умирает последней. Но старинное морское правило «Всегда чувствуй себя ближе к опасности» заставляет предполагать худший исход. Потеря связи со стратегическим ракетоносцем – всегда ЧП, и здесь оптимизм противопоказан. Двух абсолютно идентичных морских катастроф не бывает, но специалисты Главного штаба ВМФ, безусловно, обязаны были обратиться к имеющемуся печальному опыту, чтобы попытаться в нем нащупать нить разгадки. Со времени окончания войны и до 1968 г. советских флот потерял безвозвратно шесть субмарин. А всего их затонуло – семь… К этому времени флот похоронил 359 подводников, погибших только в крупных катастрофах и авариях.

НЕ МНОГО НАЧАЛЬСТВА НАД ХОЛОДНОЙ ВОДОЙ? – М-200 «МЕСТЬ»

Дизельная подводная лодка М-200 «Месть» XV серии из состава 157-й отдельной бригады подводных лодок Балтийского флота погибла 21 ноября 1956 г. в Суурупском проливе Балтийского моря в результате столкновения с эскадренным миноносцем «Статный». М-200 совершала переход из Палдиски в Таллин для замера магнитного поля и обратно. Всего 50 миль в оба конца. Накануне на лодке сменился командир. Новый, капитан 3-го ранга Шуманин, который служил ранее на подводных лодках серий «Щ» и «С», не имел опыта управления «малютками». Обеспечивающим офицером на борту был начальник штаба бригады капитан 2-го ранга Штыков. По завершении замеров в 19.00 21 ноября М-200 вышла обратно в Палдиски. В 19.45 вахтенный сигнальщик обнаружил огни корабля на дистанции 40 кабельтовых.

Находившийся на мостике Штыков, определив в корабле эсминец, рекомендовал Шуманину быть внимательнее и спустился вниз к вечернему чаю. Несмотря на то, что «Статный» трижды отклонялся вправо, Шуманин, потеряв ориентацию относительно маневра эсминца, приказал повернуть влево. В 19.53 «Статный» врезался в правый борт субмарины в районе V–VI отсеков.

Подводная лодка стала быстро оседать кормой. За 10 минут дифферент достиг 80 градусов, и «малютка» стремительно затонула на глубине 53 метра. На поверхности остались 8 моряков, двое из которых вскоре утонули. На дне вместе с лодкой остались 26 человек в I, III и IV отсеках.

В 20.00 по Таллинской военно-морской базе была объявлена «Боевая тревога», и к месту аварии начали выходить корабли Восточно-Балтийской флотилии. В 21.05 был обнаружен аварийный буй. Была установлена связь с первым отсеком. К этому времени все моряки, находившиеся в III и IV отсеках, уже погибли. 22 ноября в район катастрофы вышли 16 спасательных судов вместе с двумя плавучими кранами. Первоначальный замысел завести под корпус лодки стропы для буксировки на мелководье с целью вывода экипажа на поверхность осуществить не удалось. По телефону аварийного буя подводники сообщили, что они одели спасательное снаряжение и подготовили отсек для самостоятельного выхода на поверхность.

Однако, вместо того, чтобы дать «добро», собравшиеся начальники всех рангов, включая прибывшего главкома ВМФ – принялись обсуждать ситуацию. Горшков решил поднять М-200 с помощью 250-тонного крана, киллекторного и спасательного судов. Начало подъема назначили на 18.00, однако из-за ухудшения погоды спасательные суда сдрейфовали, и телефонный кабель аварийного буя был оборван. Связь с лодкой прекратилась. В итоге решение о выводе личного состава было принято почти спустя сутки с момента затопления субмарины. Возобновили спасательные работы только утром 23 ноября. На грунт спустили водолазов. При осмотре корпуса лодки они обнаружили в открытом верхнем люке первого отсека тело подводника, включенного в индивидуальный дыхательный аппарат. Стало ясно, что спасать уже некого…

После обрыва связи в отсеке поняли, что надеяться больше не на кого, и решили действовать самостоятельно. Однако после долгого нахождения в холодной воде, в угарной атмосфере отсека моряки лишились сил, и мичман Виктор Васильев умер в люке от сердечной недостаточности, закрыв остальным путь к спасению. Погибло 28 подводников.

Шуманина, ходившего на «щуках» и «сталинцах», трудно назвать неопытным судоводителем. Но события развивались стремительно, а маневренные качества слабосильной «малютки» новоиспеченный командир не освоил. Со времени обнаружения встречного корабля до столкновения прошло всего 8 минут! Это говорит о том, что эсминец летел самым полным ходом 38 узлов. В темное время суток, на подходе к базе, в узкости командир «Статного» был обязан снизить скорость.

От удара «малютку» почти разрубило пополам, а у эсминца лопнул кованый форштевень. Виновны обе стороны, что отражено в приговоре трибунала. Шуманин и командир эсминца «Статный» капитан 3-го ранга Савчук получили по три года лишения свободы.

Отделались офицеры сравнительно легко. История как две капли воды похожа на столкновение С-178 и «Рефрижератора № 13» в проливе Босфор Восточный в 1981 г. Точно также перед заходом в гавань Владивостока командир поднялся после ужина на мостик. Точно так же ему толком не довели обстановку, и вокруг дымили сытые курильщики… Но в благостные застойные годы командир-подводник и рыбацкий капитан получили по 10 лет и отсидели от звонка до звонка.

ИЗНАСИЛОВАННАЯ ПРИРОДА ДИЗЕЛЯ – М-256

26 сентября 1957 г дизельная подводная лодка проекта 615 Балтийского флота производила замеры подводных скоростей на мерной миле в полигоне недалеко от Таллинской военно-морской базы. На лодках пр. 615 устанавливалась двигательная установка принципиально новой, «замысловатой» конструкции – ЕДХПИ (единый двигатель с химическим поглотителем известковым). Два отсека, пятый и шестой, были дизельными, в них располагались три дизеля, работающих по замкнутому циклу. Для окисления топлива и использовался жидкий кислород. Из-за частого возгорания лодки пр. 615 на флоте прозвали «зажигалками». В официальных документах систематические взрывы гремучего газа деликатно именовались «хлопками».

Пожар в кормовых отсеках возник глубине 70 метров. Во время работы дизелей по замкнутому циклу и после их остановки пребывание людей в машинных отсеках без изолирующих дыхательных аппаратов категорически запрещалось. После объявления тревоги из кормовых отсеков докладов больше не поступало. После выяснилось, что рычаг кремальеры переходного люка заклинило телом погибшего моряка. В четвертом и пятом отсеке люди мгновенно отравились окислами азота и угарным газом.

Подводная лодка всплыла в надводное положение и встала на якорь. Шторм достигал 6–7 баллов. Но личный состав вывели на палубу, поскольку электричество погасло, в пятом отсеке бушевал пожар, там же находилась цистерна с жидким кислородом…. Командир БЧ-5 лейтенант Ю.Г. Иванов прошел в кормовую часть надстройки, открыл люк седьмого отсека, надел ИДА и спустился внутрь. Там еще оставались люди.

Взрыв казался неизбежным. Надеясь смягчить его последствия, Иванов распорядился оставить открытыми переборочный люк между шестым и седьмым отсеками, а также газоотводы в седьмом. Но взрыва не произошло: отсеки раньше залило водой именно через открытые газоотводы.

Субмарина продержалась на поверхности 3 часа 48 минут, затем в считанные секунды ушла кормой под воду. Погружение было настолько стремительным, что всю швартовую носовую команду утащило под воду на страховочных концах, которыми моряки привязались к штормовому лееру, чтобы их не смыло волной. Удалось спасти только семерых… Общее число погибших – 35 человек.

Никакой помощи гибнущей лодке не оказали подошедшие эсминец «Спокойный», спасательное судно «Чугуш» и подводная лодка С-354. Взрыва М-256 все ожидали с минуты на минуту.

Для расследования причин гибели лодки была назначена государственная комиссия под председательством генерала армии А.И. Антонова. Причину пожара установить так и не удалось, даже после ее подъема спасательным судном «Коммуна». Приняли за основную универсальную версию – неисправность электрооборудования. Комиссия отметила две ошибки корабельных командиров. Первую допустил механик, который разгерметизировал корабль. Вторая ошибка на совести командира дивизиона – он запретил посадить субмарину на мель, как предлагал инженер-механик Иванов.

Поднятую М-256 превратили в испытательный стенд «единого двигателя». Но пожары и взрывы продолжались, неизбежные подтеки масла из механизмов реагировали с кислородом, вдуваемым в дизельные отсеки… Чтобы окончательно убедиться, что изнасиловать природу дизеля и заставить его «дышать» под водой невозможно, заплачено многими моряцкими жизнями на М-401, М-255, М-257, М-259 и М-352.

ПОЗДНИЙ УЖИН С КОНЬЯКОМ – М-351

Формально эта лодка не погибла, поскольку была поднята и восстановлена. Но экипаж не мог выручить себя сам и вполне мог погибнуть весь при худшем стечении обстоятельств. Это единственный случай в советском флоте, когда глубина возвратила аварийную подлодку и всех до единого моряков. Только один счастливый случай…

Дизельная подводная лодка проекта А615 22 августа 1957 г. затонула на выходе из Балаклавы, выполняя маневр «срочное погружение». Одна из захлопок подачи воздуха к дизелям, вопреки нормальной индикации, не закрылась. В шестой отсек хлынула забортная вода. Лодка быстро затонула на глубине 84 метра. при этом глубоко зарылась кормой в илистый грунт под углом 60 градусов.

Морякам удалось закрыть нижние запоры воздуховода и прекратить поступление забортной воды. Шестой отсек был затоплен больше чем наполовину. Через переборку вода начала поступать и в седьмой отсек. При неудачной попытке всплыть весь запас воздуха высокого давления был стравлен, а помпа центрального отсека не могла засосать воду из кормы из-за большого перепада высот. Тогда было принято решение всеми подручными средствами – банками, ведрами и прочими малыми емкостями – перетаскать всю воду из шестого и седьмого отсека в трюм центрального поста, откуда помпой откатать ее за борт. Были открыты межотсечные люки, моряки выстроились в цепочку и на руках перенесли – на высоту до 40 метров! – около 30 тонн воды. Кроме этого, в носовые отсеки перетащили все, что только перетаскивалось. Но черноморский ил цепко держал субмарину.

С подошедших спасательных судов удалось подать шланги и пополнить запас ВВД – воздуха высокого давления. Работами руководил известный спасатель контр-адмирал Н. Чикер. В это время министр обороны Г. Жуков позвонил комфлота В. Касатонову и сурово предупредил: «Если лодку не поднимете и люди погибнут, будем вас судить».

Наверху разыгрался шторм. Подводники начали мерзнуть: выход в море планировался кратковременный, теплых вещей не взяли.

На пятые сутки в Севастополь прилетел главком Г.К. Горшков, но на сей раз командовать спасением он не рискнул.

Касатонов решил пойти на риск и вырвать лодку из грунта буксирами. Была опасность разорвать или перевернуть маленькую субмарину. Но, к счастью, обошлось. Два эсминца и буксир натянули тросы, одновременно на М-351 начали аварийную продувку балласта. К вечеру 26 августа «малютка» поднялась на поверхность Балаклавской бухты. Все подводники остались живы, никто даже не успел простыть. Командующий флотом приказал первым делом организовать для спасенного экипажа ужин с коньяком.

ВЗРЫВ ОТ МЕЖДУНАРОДНОЙ НАПРЯЖЕННОСТИ – Б-37, С-350

В четверг, 11 января 1962 г. в Полярном, в 8.15, в носовом торпедном отсеке подводной лодки Б-37, стоявшей у пирса первым корпусом, начался пожар. Спустя 10 минут взорвались стеллажные торпеды. Вся носовая часть подводной лодки до рубки была оторвана. В домах поселка Полярный вылетели стекла и погас свет. Обломки подводной лодки разлетелись по округе на 500–800 метров. По воспоминаниям очевидцев, Б-37 некоторое время висела на швартовах, из открытого рубочного люка било пламя и валил густой черный дым. Затем, задрав корму, субмарина ушла под воду. Подлодка С-350, стоявшая рядом, тоже получила повреждения и начала тонуть. Но часть экипажа уцелела. Моряки сумели поднять перископ и начали осматриваться.

Перед взрывом Б-37 готовилась к перешвартовке, шло проворачивание механизмов. Поэтому экипаж погиб почти полностью, за исключением командира Бегебы. Взрывом его сбросило с трапа. Случайно уцелело несколько срочнослужащих, отпущенных в тот день в увольнение в Мурманск. Их миссия была ужасна: им приказали опознать своих сослуживцев, от которых остались обугленные фрагменты тел.

Государственная комиссия по расследованию обстоятельств катастрофы не смогла выяснить причину взрыва боеприпасов.

Председателем государственной комиссии был лично главнокомандующий. Рассказывают, Горшков посетил в госпитале командира Бегебу, и сказал ему единственную фразу:

– Твое место не здесь, а в губе Кислой, вместе с экипажем.

Там находилось кладбище Полярного.

А по другим свидетельствам, Горшков специально приехал в госпиталь, чтобы лично поинтересоваться мнением Бегебы о случившемся. По версии командира, на лодку выдали «просроченное торпедное старье», а все лучшее погрузили на те четыре субмарины, которые отправили защищать Остров Свободы, или братскую Кубу, как тогда было принято говорить. Вторая причина: против обыкновения, флагманский минер приказал наддуть воздушные резервуары торпед до полного давления 200 атмосфер. Обычно на стеллажах торпеды хранятся под половинным давлением. Флаг-минер настаивал, ссылаясь на рост международной напряженности. Бегеба потребовал, чтобы командир бригады записал распоряжение в вахтенный журнал. Запись была сделана, но журнал, как зачастую бывает при катастрофах ВМФ, не нашли. К чести комбрига, он подтвердил свое письменное распоряжение командиру, чем, в сущности, спас Бегебу от тюрьмы. Военный трибунал Северного флота вынес оправдательный приговор, а Военная коллегия Верховного Суда СССР с ним согласилась. Это при том, что судить Бегебу распорядился лично министр обороны маршал Р. Малиновский!

Бегеба утверждает, что перед пожаром он отчетливо слышал хлопок. По его мнению, воздушным давлением разорвало изношенный резервуар старой торпеды. Под торпедными стеллажами хранились патроны регенерации воздуха. Струя кислорода самовоспламенилась от смазки, которой была обильно покрыта торпеда. В пламени пожара детонировали 12 торпед. После это-то случая запретили хранить запас патронов регенерации в торпедном отсеке.

Капитану 2-го ранга Анатолию Бегебе было в то время 35 лет. После оправдательного приговора трибунала ему возвратили партийный билет, но убрали подальше с Северного флота – на Каспий. До самого выхода в отставку Бегеба преподавал тактику в Бакинском высшем военно-морском училище.

Причины катастроф очевидны: навигационная ошибка неопытного командира, объемный пожар под водой, отказ системы вентиляции балластных цистерн, взрыв торпедного боезапаса.

В первом случае человеческий фактор налицо, в остальных вину личного состава можно предполагать. В двух случаях спасению людей препятствовало вмешательство вышестоящих командиров, которые возможность спасения корабля (оцененную неверно) поставили выше сохранения человеческих жизней. Характерная общность: ни один подводный корабль не погиб в дальнем походе, на боевом патрулировании, в процессе учения или практического применения оружия. Во всех случаях лодки потеряны в процессе кратковременных учебно-тренировочных упражнений вблизи своих баз и непосредственно в базе, при относительно благоприятной погоде. Во всех случаях остались живые свидетели катастроф, а корабли были доступны для разбора и анализа случившегося. С ними все было ясно.

Однако, к 1968 г. у ВМФ СССР имелись две загадочные потери, и дважды первой отрабатывалась версия массового предательства экипажа, возможность угона советской подводной лодки за границу и сдачи ее противнику.

«…УХОД В ЯПОНИЮ НЕ СЧИТАЕМ ВЕРОЯТНЫМ»

«Видеть во всех недостатках или неудачах руку врага превратилось у Сталина в идею-фикс. Уже после войны, кажется в 1946 г., на Дальнем Востоке погибла подводная лодка. Вышла на учения и не вернулась. Я находился в отпуске. Вернулся в Москву. Первым вопросом Сталина ко мне был: не увели ли лодку враги? Он даже высказал предположение, что наши люди «были усыплены».

Н.Г. Кузнецов написал эти строки так, словно подлодки у него пропадали каждую неделю. «Кажется, в 1946-м…» А ведь это была первая послевоенная потеря. Странная какая-то рассеянность у бывшего министра ВМФ.

16 декабря 1952 г. в Татарском проливе таинственно исчезла подводная лодка С-117 из состава 90-й дивизии 7-го ВМФ (Тихоокеанский флот в 1947 г., по сталинской идее реструктуризации морских сил, был разделен на 5-й и 7-й).

«Товарищу Сталину И.В… Учитывая все ранее имевшие место случаи гибели подводных лодок, наиболее вероятно, что гибель С-117 могла произойти при следующих обстоятельствах: неправильное управление при погружении и при маневрировании под водой, неисправность материальной части лодки, столкновение с надводным кораблем. Вместе с этим был тщательно изучен личный состав С-117 и рассмотрены возможности преднамеренного ухода подводной лодки в Японию или насильственного увода ее американцами. Личный состав имел высокое политико-моральное состояние и являлся политически надежным, поэтому уход лодки в Японию не считаем вероятным. Сопоставляя все данных разведки о действиях американцев в Японском Море за последнее время, и, учитывая решимость экипажа, считаем увод подводной лодки американцами невозможным…»

Откуда взялась Япония, почему США? «Ни с того ни с сего – вспоминал капитан 1-го ранга В. Тесленко, – начальник политотдела бригады Бабушкин вдруг заявил во всеуслышание, что лодка, скорее всего, уведена экипажем в Америку, так как в нем все поголовно – изменники Родины. Что значило тогда такое обвинение, говорить не стоит. Почему Бабушкин так сделал, я не знаю. Может, решил подстраховаться на всякий случай. Жены офицеров со «сто семнадцатой» его тогда чуть не убили…»

Но пришелся сигнал начПО очень ко времени, в самый разгар борьбы с «безродными космополитами», и был услышан на самом верху. Дело приняло крутой оборот. По распоряжению военно-морского министра Н.Г. Кузнецова в Москву были вызваны командующий 7-м флотом вице-адмирал Холостяков, командир 90-й дивизии капитан 1-го ранга Прокофьев, начальник управления кадров флота капитан 1-го ранга Дьячков и начальник Управления разведки флота капитан 1-го ранга Мельников. Ничего хорошего от этой поездки они для себя не ждали. Сразу все вспомнили, что Холостякова в 1938-м уже арестовывали как врага народа. А из Москвы на Дальний Восток вылетел заместитель начальника Морского генерального штаба адмирал Андреев во главе специальной комиссии.

То к одному, то к другому дому офицерского состава Совгаванской военно-морской базы в канун нового, 1953 года, ночами подъезжали «воронки». Пока забирали без вещей. Но подозреваемые чувствовали – скоро. Вот-вот сорвут погоны, отвинтят боевые ордена. О дальнейшем не хотелось думать. На службе им на всякий случай перестали выдавать табельное оружие. Жены каждый вечер со слезами обновляли съестные припасы в их «тревожных» чемоданчиках.

Допрашивали московские «эмгебешники» при больших звездах. Вопросы задавали одни и те же. Не то чтобы хотели подловить на расхождениях с ранее сказанным. Следователи сами заметно «плавали» во флотской специфике и от этого нередко закипали злобой:

– Вы мне бросьте голову морочить своими морскими штучками! А ну, в глаза смотреть, – кто подводную лодку утопил?!

Начальник штаба 90-й бригады Ю. Бодаревский, впоследствии вице-адмирал и начальник Управления кадров ВМФ, вспоминал, что только одним себя успокаивал: посадят недалеко от дома, лагерей в нижнем течении Амура тогда было хоть отбавляй.

И вдруг однажды утром они исчезли все: чекисты, следователи, конвоиры. Будто Дед Мороз собрал их в мешок и утащил подальше в тайгу. То-то была новогодняя радость! Только жен удержать было трудно. Все рвались начПО физиономию поцарапать… История, поначалу окрашенная в самые мрачные тона сталинской эпохи, закончилась неожиданным умиротворением вождя, которого едва ли не впервые удалось убедить в отсутствии предательского заговора. Точнее, он сам себя убедил в этом.

В свой последний поход лодка ушла в 11.00 14 декабря 1952 г. В 90-й бригаде подводных лодок началось литерное учение ТУ-6 по плану: «Нанесение ударов группой подводных лодок по цели, указанной разведывательной авиацией». Группа состояла из трех «малюток» и трех «щук». ВМФ СССР активно перенимал трофейный опыт «Кригсмарине» – групповая атака. «Сто семнадцатой» досталась роль загонщика «волчьей стаи»: занять позицию вблизи сахалинского порта Холмск, контролировать все суда, выходящие в Татарский пролив, и, взаимодействуя с самолетами-разведчиками 8-го авиаполка ТОФ, наводить на обнаруженные цели подводные лодки дивизии. Такое учебно-боевое распоряжение на поход получил капитан 2-го ранга Василий Красников. Из служебной характеристики:

«Командир ПЛ капитан 2-го ранга Красников В.А. назначен на должность 19.01.51 приказом ВМФ № 0200. Стаж службы в подводном плавании – 11 лет. В должности помощника командира подводной лодки был около 7 лет. В связи с ремонтом ПЛ в 1951 г., задач боевой подготовки с выходом в море не выполнял… В мае-июне 1952 г. сдал зачеты на допуск к самостоятельному Управлению. Дважды был проверен Командующим флотом, и приказом по 7-му ВМФ № 0365 от 6 августа 1952 г. был допущен к самостоятельному управлению подводной лодкой типа «С». Тактически подготовлен. Управляет кораблем хорошо. Корабль, море и военно-морскую службу любит. Является кандидатом на Должность командира большой подводной лодки».

«Дело в том, – пишет Н. Мормуль, – что командир «сто семнадцатой», капитан 2-го ранга В. Красников, прошел всю войну на черноморских «малютка», и тот факт, что он уцелел, ни у кого не оставлял сомнений в его искусном управлении подводной лодкой».

Думается, это не совсем так, а скорее – совсем не так. Если он и уцелел на Черном море, это не его личная заслуга. После войны у страны оказалось слишком много старших офицеров и слишком мало штатных должностей. Карьера Красникова затормозилась: семь лет он проходил в помощниках. В командиры его произвели во время ремонта во Владивостоке, где почти полтора года он решал сугубо хозяйственные задачи. Лишь когда встал вопрос ребром: кто же перегонит отремонтированную «старушку» в базу, у Красникова приняли зачеты на допуск. Сдал он только теоретическую часть. Как бы составители характеристики не пытались затушевать собственные должностные нарушения, – мол, ходил Красников и дублером, и посредником, и дважды самим комфлота проверялся, – невозможно утаить очевидное: допуск к самостоятельному управлению получил офицер, не сдавший задач практической навигации. Это все равно, что получить автомобильные права, не сдавая вождения.

…Субмарина под заводским номером 226 была заложена в Ленинграде 10 октября 1932 г., но в воды Балтики она так никогда и не окунулась. То была «Щука» – первенец, головная в серии V-бис, которых была построена «чертова дюжина» – 13 корпусов. Все они по рельсам Транссиба, секциями, были доставлены во Владивосток в гигантских ящиках с маркировкой «Сельхозтехника». В Гнилом Углу бухты Золотой Рог в единое Целое их соединяли электросваркой, только-только освоенной на Дальзаводе. Все происходило под завесой строгой секретности, причем буквально: сборочный стапель-кондуктор был со всех сторон закрыт громадными брезентовыми занавесями и тщательно охранялся. Само словосочетание «подводная лодка» было под запретом. «Объект», – положено было говорить так, – на воду спускали 15 апреля 1934 г., ночью, без митинга и оркестра. Каково же было удивление, когда в толпе судостроителей обнаружили… генерального консула Японии! Японец вежливо поклонился собравшимся, затем – субмарине и спокойно удалился, никем не задержанный. Так «Макрель»», единственная в ВМФ СССР, пошла в родную стихию в присутствии дипломатического представителя недружественной державы.

После поражения в русско-японской войне Россия приняла на себя вынужденное обязательство не развивать свои подводные силы на Тихоокеанском театре. Как только в 1936 г. истек тридцатилетний срок ограничений, немедленно был создан ТОФ – на базе аморфно-неопределенных «морских сил Дальнего Востока».

Чтобы покончить с японским поворотом темы: Иосиф Виссарионович ответил слишком любопытным островитянам не вдруг, но достойно. По его указанию, с началом войны во Владивостоке вдруг начали возводить весьма внушительного вида здание втуза рыбной промышленности. Будто других забот не было! Долгие годы затем образец сталинского модерна одиноко возвышался над трехэтажной улицей Ленинской. Стройку затеяли с единственной целью, чтобы глухой тридцатиметровой стеной перекрыть вид на акваторию Золотого Рога из окон генерального консульства Японии на Алеутской…

Но вернемся к нашей «Щуке». Впоследствии, когда имена собственные подлодкам заменили на тактические номера, «Макрель» стала Щ-117. Лодка была скромных размеров: длина 58 метров, ширина 8, осадка 4 метра, водоизмещение надводное 600, подводное 722 тонны. Вооружение – 6 торпедных аппаратов – 4 в носу и 2 в корме, носовое орудие 45 мм и три пулемета. Экипаж – 40 человек.

Военно-морской флаг на Щ-117 был поднят 28 января 1935 г., а через год на всю страну загремела ее «стахановская» слава. В апреле 1936 г. постановлением ЦИК командира наградили орденом Ленина, все остальные члены экипажа получили ордена Красной Звезды. До этого в истории российского флота поголовное награждение было применено только к героическим экипажам брига «Меркурий» и крейсера «Варяг». Они свою славу добыли в бою. За что же такой почет «энской» подлодке Тихоокеанского флота?

Нарком Ворошилов лично поставил задачу – совершить поход до полного истощения корабельных запасов. «Щука» прошла три тысячи миль, из них триста под водой. Подводники доказали, что срок автономности можно увеличить до 40 суток, и тем вдвое расширили возможности боевого применения «щук».

Первого мая, в числе знатных людей страны, в эфире Всесоюзного радио выступил орденоносец Николай Египко: «Цусима не повторится! Если враг сунется на священную землю Страны Советов с моря, мы будем бить его ничуть не хуже, чем в воздухе или на земле!» Египко вскоре был отправлен в Испанию, где воевал с франкистами по своей основной специальности. Он стал первым Героем Советского Союза среди подводников. На мостике Щ-117 его сменил тоже герой, но – будущий. Это был однокашник Египко по училищу имени Фрунзе, знаменитый впоследствии дагестанский аварец Магомет Гаджиев.

В боевых действиях против Японии эта «щука» не участвовала, всю войну она простояла в Советской Гавани. В 1950 г. по новой тактической классификации ВМФ СССР лодку переименовали в С-117. После войны она на целых четыре года застряла в капитальном ремонте с заменой дизелей. В 1952 г. – еще один ремонт, текущий с докованием.

…В 18.50 от Красникова пришла радиограмма. Командир сообщал, что вышел из строя правый дизель, но он продолжает движение в район развертывания. Впоследствии на этот факт найдется строка в другой служебной характеристике: «Командир БЧ-5 старший инженер-лейтенант Кардаполов Г.М. в должности с декабря 1951 г. Управление техническими средствами освоил удовлетворительно. Практические навыки по эксплуатации требуют Дальнейшего упрочения и расширения». И еще, видимо, тоже на всякий случай: «Командир БЧ-3 лейтенант Еременко А.М. специальность освоил недостаточно. По его вине в 1952 г. была выведена (из строя) торпеда ВТ-46».

Экипаж на треть состоял из матросов-первогодков. Командир лодки и комбриг Прокофьев не хотели, чтобы всего через неделю после возвращения из Дальзавода С-117 участвовала в этих учениях. Они просили дать оргпериод, чтобы люди переключились с ремонтных забот на служебные. «Но начальник штаба флота контр-адмирал Радионов и слушать их не стал, – вспоминал капитан 1-го ранга в отставке А.В. Тисленков. – То, что С-117 вышла в море, вина только его. Однако ни в какие материалы расследования это не попало, ведь Радионов отдавал приказания устно…»

В 20.25 оперативный дежурный циркуляром предупредил все корабли флота о плавающей мине, замеченной береговым постом в районе Холмска, и получил от всех лодок «квитанции». Уничтожение «рогатой смерти» отложили до утра из-за сложной ледовой обстановки в проливе. В 3.15 приняли последнее донесение «сто семнадцатой»: «Правый дизель в строю, продолжаю выполнять задачу». Дальше – тишина. Навсегда.

Ее хватились только через полсуток, к вечеру. По плану учений, корабль-цель должен был покинуть порт Холмск около 15 часов. Красников был обязан доложить его обнаружение. Но промолчал. На это не обратили особого внимания: учение набирало обороты.

Через два часа комбриг Прокофьев радиограммой потребовал от С-117 усилить бдительность и дать свое место. Лодка не отвечала. Вот тогда и возникла первая тревога за ее судьбу. Но командование флота проинформировали только на следующее утро. Начштаба Радионов потребовал срочного возвращения С-117 в базу. В течение суток ее вызывали по радио несколько десятков раз, приказывали всплыть и идти домой с включенными ходовыми огнями, в радиограммах подчеркивали беспокойство. Учение прекратили, подводные лодки подняли на поверхность и бросили на поиск. Через двое суток из Советской Гавани были высланы ТЩ-524 и ТЩ-588. Тральщики начали таскать по дну металлические тралы. Западное побережье острова Сахалин от Холмска на север до Томари и на юг прочесали армейские части и пограничники. Безрезультатно. Еще через два дня в районе поиска появились еще три тральщика 29-й дивизии ОВР, спасатель «Тетюхе», а 23 декабря – еще два тральщика и два самолета ПУ-ба, один из Совгавани, другой из Корсакова.

Комиссия Морского генштаба быстро установила, что местные флотоводцы «заигрались» в войну. На флоте действовало незыблемое правило. Каждый военный корабль обязан не менее двух раз в сутки докладывать свое местонахождение. Здесь же командирам приказали сохранять радиомолчание и доносить только об атаке условного конвоя. Проводя учение, штаб флота понятия не имел, где находится каждая из шести субмарин.

Комиссия отвергла версию подрыва на плавающей мине. Какие-то обломки обязательно должно было выбросить на сушу. Каждый метр западного побережья Сахалина был прочесан дважды, и ничего не нашли. Никто не слышал взрыва, не видел солярных пятен на воде. В конце концов, сахалинских рыбаков (сообщение о мине пришло от них) в сумерках могла ввести в заблуждение обыкновенная бочка.

С другой стороны, замеченная мина могла быть не единственной в этих водах. В июне-июле 1941 г. по приказу нарком-военмора Н.Г. Кузнецова подходы к приморскому побережью, на случай нападения японцев, были густо минированы. Японцы не напали, а минные поля, поставленные наспех в горячке первых военных недель, вскоре превратились в серьезнейшую проблему. Шторма начали срывать мины с якорей. На их расстрел с воздуха бросили авиацию, но минная опасность преследовала тихоокеанцев все военные годы. С собственными минами связывают гибель нескольких кораблей и еще одной подлодки ТОФ.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю