Текст книги "Меч императора Нерона"

Автор книги: Михаил Иманов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)

Глава семнадцатая

Когда Никий подъехал к дому Агриппины, он увидел стоявшие за оградой носилки Сенеки. Он едва удержался, чтобы не повернуть обратно. Как только Никий прошел ворота, Сенека, выглянув из окна носилок, окликнул его. Никий подошел, вежливо поклонился сенатору. Они не виделись продолжительное время, и Никию показалось, что Анней Сенека сильно сдал. Прибавилось морщин на лице, глаза уже не смотрят так живо. Взгляд потухший, и приветливая улыбка не спасает его.

Никий был удивлен и не скрывал это.

– Рад видеть тебя, сенатор. Надеюсь, ты здоров! Да даруют тебе боги долгую и счастливую жизнь!

Сенека поморщился:

– Ты стал настоящим придворным, Никий, я рад за тебя. Правда, не думал, что это свершится так скоро. Что до счастливой и долгой жизни, то ты и сам понимаешь, мне осталось совсем мало – я ухожу, и, возможно, мы видимся в последний раз.

– Как, сенатор уезжает? Далеко? Надолго?

– Я решил покинуть Рим навсегда,– сказал Сенека.– Я рад, что это случилось до того, как я покину жизнь.

– У сенатора мрачные мысли,– бодро произнес Никий.– Я думал, ты принадлежишь к стоикам!

– Ты правильно думал. Я и принадлежу к стоикам. А это значит видеть вещи такими, какими они являются, не приукрашивать их. Я не приукрашиваю смерть – она страшна, но я отношусь к ней с пониманием. Впрочем,– он открыл дверцу носилок и кряхтя вылез наружу; Никий хотел помочь ему, но Сенека не пожелал замечать протянутой руки.– Впрочем,– повторил он,– я ждал тебя здесь не для того, чтобы вести отвлеченные разговоры.

– Ждал меня? Но откуда ты мог знать...

– Что ты придешь сюда? – быстро договорил за него Сенека.– О, это очень просто. Я слишком долго жил при дворе, чтобы не уметь предугадывать такие простые вещи.

– Я тебя не понимаю.– Никий в самом деле был смущен и смотрел на сенатора растерянно.

Сенека вздохнул, ответил устало и нехотя, не скрывая досады:

– Я слышал, ты вчера был у императора.

– Ну и что?..

– Дело, которое он поручил тебе, не закончено, а Нерон не любит, когда его приказов не выполняют. Не думаю, что ты прячешь под одеждой нож и теперь же убьешь Агриппину, но совершенно уверен, что ты пришел именно по этому делу.

Никий не отвечал, не отводил взгляда от усталого лица сенатора, но в глазах его не было уверенности.

– Я не прошу подтверждения своих слов,– продолжал Сенека,– в этом нет необходимости. Просто я знал, что ты не станешь медлить и сегодня же явишься сюда. Я ждал тебя, чтобы сказать: ты играешь в опасную игру. Нерон не остановится на этом, ты будешь убивать раз за разом, пока он сам не убьет тебя.

– Это все, что хотел сказать мне сенатор? – холодно произнес Никий.– Или сенатор хочет поведать мне еще что-то? Тогда я внимательно слушаю.

Сенека долго и пристально смотрел на него, потом сказал, покачав головой:

– Не представляешь, Никий, как же я тебя ненавижу!

– Звучит странно,– отозвался Никий с вымученной улыбкой,– тем более что я твое порождение, твой ребенок, можно сказать. Ненавидеть меня ты можешь, но убивать своего сына – не лучший поступок отца. Тем более столь блистательного философа, как ты.

– Что ты имеешь...– начал было Сенека, но Никий не дал ему закончить и быстро сказал:

– Я имею в виду убийцу, которого ты подослал ко мне.

По лицу сенатора пробежала тень. Кажется, несколько мгновений он находился в нерешительности: возмутиться в ответ на такое обвинение Никия или нет. По-видимому, решил не возмущаться. Он сказал только:

– Я слышал, тебя спасли христиане. Мне сказал об этом Афраний. Полагаю, императору это тоже известно.

– Сенатор пугает меня?

– Да, сенатор пугает тебя, Никий,– зло усмехнулся Сенека.– Или ты уже ничего не боишься?!

Никий сделал шаг в сторону дома Агриппины, показывая, что разговор окончен. Сенека остановил его, схватив за рукав:

– Постой, я еще не закончил. Ты должен убить это чудовище, или мы убьем тебя.

– Я люблю императора,– неожиданно проговорил Никий. Сказал это спокойно и холодно. И добавил, высвобождая рукав от старческих пальцев Сенеки: – Это вы чудовища, а не он. Вы сделали из Рима чудовище для всего мира. Вы, доблестные воины и великие философы. Чего стоит ваша философия, если сын убивает мать, а философ наживается на откупах, как последний мошенник! Не надо пугать меня, Анней, уходи, я боюсь смерти не больше, чем ты. Но ты по крайней мере теряешь все свои богатства, а мне нечего терять.

– Значит, ты любишь императора! – воскликнул Сенека громче, чем того требовала осторожность (несколько слуг Агриппины, стоявшие у парадного входа, разом оглянулись на них).

– Тебя это удивляет? – спросил Никий, вплотную приблизившись к сенатору (он был значительно выше ростом и смотрел на Сенеку сверху вниз).– Вы все любите блага, которые дает император, а я люблю его самого.

– Значит, ты уже не христианин,– дрогнув щекой, сказал Сенека.– Он убивает твоих братьев, а ты не хочешь убить его.

– Я не хочу убивать того, кого люблю.

– Не верю, что ты любишь! Не верю!

– Во всяком случае я хочу любить! – воскликнул Никий и быстрым шагом пошел в сторону дома, ни разу не оглянувшись.

Слуги у парадного крыльца низко ему поклонились. Поднимаясь по лестнице на второй этаж, он выглянул в круглое окошко на площадке пролета – носилок Сенеки уже не было на прежнем месте.

Агриппина встретила его, лишь только он закончил подъем. Лицо ее было бледным и осунувшимся.

– Что? – отрывисто и тревожно бросила она; ее пальцы, вцепившиеся в перила, побелели.

– О чем ты? – улыбнулся он, шагнув к ней.

Она попятилась, с трудом разжав руки:

– Не подходи!

– Да что с тобой, Агриппина? Я не причиню тебе никакого зла!

– Ты разговаривал с Аннеем, я видела,– произнесла она, казалось, без всякой связи.

– Да, я разговаривал с ним.– Никий пожал плечами.– Но почему это так тебя беспокоит?

– Ты пришел убить меня,– сказала она, закрываясь от него обеими руками.

Никий ответил самым серьезным тоном:

– Я мог это сделать, когда ты проплывала мимо лодки, а я держал в руках весло. Но я опустил его на голову несчастного Кальпурния, а не на твою.

– Не верю тебе,– выдохнула Агриппина.

– А я не узнаю тебя,– с досадой проговорил Никий,– Мне казалось, что такую женщину, как ты, ничто запугать не может.

Некоторое время Агриппина молчала, со страхом смотря на Никия. Потом, не отрывая взгляда от его глаз, медленно подошла, с опаской дотронулась до руки. Он стоял не шевелясь, будто давая ей возможность ощутить, что он человек, а не дикий зверь.

– Знаешь,– едва слышно и как-то очень болезненно выговорила она,– почему-то ты напоминаешь мне моего брата Гая.

– Гая?

– Да, того, которого называли Калигулой, когда он стал императором.

– Я не знал твоего брата Гая,– осторожно ответил Никий, все еще оставаясь неподвижным (Агриппина дотронулась до повязки на его руке и вздрогнула).– Чем же я похож на него?

– Чем похож? – отстраненно выговорила Агриппина, словно потеряв нить разговора и с трудом отрываясь от собственных мыслей.– А-а, да, брат Гай,– наконец вспомнила она,– не знаю, он был очень красивый... и он... он был страшный. Это ножом? – спросила она, снова дотронувшись до повязки.– Тебя хотели убить из-за меня?

– Из-за тебя? – улыбнулся он.– Нет, не знаю, не думаю.

– Я боюсь, Никий,– вдруг прошептала она, прильнув к его груди.– Никогда не боялась, а теперь боюсь. Знаю, они убьют меня. Скажи, что мне делать?!

– Разве Сенека не сказал тебе, что делать?

Агриппина вздрогнула.

– Он сказал... Он сказал другое.

– Что это я? Это он сказал тебе?

– Откуда... откуда ты знаешь?!

Он грустно улыбнулся, осторожно обнял ее здоровой рукой за плечи:

– Об этом нетрудно было догадаться.

– Но почему, почему, скажи? Ты тоже думаешь...

– Я знаю,– не дав ей договорить, произнес Никий.

Глаза Агриппины округлились:

– Знаешь? Говори, говори!

– Твой сын хочет убить тебя,– без всякого выражения произнес Никий.

Агриппина отстранилась, упершись кулаками в его грудь:

– Мой сын! – вскричала она.– Ты говоришь о Нероне?

– Я говорю о Нероне,– спокойно ответил Никий и, оглядевшись вокруг, добавил: – Не надо кричать так громко, в твоем доме, я думаю, полно его шпионов. Или ты делаешь это нарочно, чтобы уничтожить меня?

Агриппина отрицательно замотала головой:

– Нет... но я...

– Тебе прекрасно все известно,– продолжил он так же спокойно.– Другое дело, ты не хочешь поверить в это. Трудно поверить, я понимаю, но это так. Но разве наш разговор ночью на корабле не убедил тебя? Он послал меня сделать это, но я...

Он не договорил и с неожиданной нежностью посмотрел в постаревшее лицо Агриппины. Сейчас она уже не казалась ему красивой, и он не чувствовал в себе ни тени плотского желания, но жалость к ней стала настоящей.

– Ты пожалел меня? – едва слышно, глядя на него с надеждой, спросила она.

– Нет.

– Тогда почему же?

– Я полюбил тебя.

– Полюбил меня? Ты?

Она придвинулась к нему совсем близко, вгляделась в его лицо, прищурив глаза, и сделалась тем самым похожей на сына.

– Разве я еще могу возбуждать любовь? – спросила она без всякой страсти или кокетства.

– Да, Агриппина,– кивнул он.– Почему ты спрашиваешь, ведь ты знаешь это.

– Значит, ты пришел не для того, чтобы убить меня? Не для того – скажи!

– Я пришел, чтобы спасти тебя.– Никий снова обнял Агриппину, преодолевая ее сопротивление.

– Как, как ты спасешь меня? – Она всхлипнула, задрожав всем телом.– Что ты можешь против... против всей силы Рима. Этого проклятого Рима!

– Ты веришь мне? – шепнул он ей в самое ухо с удивившей его самого страстью.

– Да,– выдохнула она,– да.– И, медленно подняв голову, потянулась к его губам.

Поцелуй был долгим, у Никия перехватило дыхание. Обвив руками его шею, Агриппина почти повисла на нем, увлекая вниз. Уже падая, он успел выставить вперед здоровую руку, чтобы не придавить Агриппину тяжестью своего тела.

Агриппина стонала, извиваясь под ним, и, казалось, одними этими телодвижениями, без помощи рук, избавлялась от одежды. В первые минуты Никий чувствовал себя скованно, ему все чудились подозрительные шорохи в доме. Но скоро страсть заполнила его сознание, и он уже ничего не видел и не слышал вокруг, вдали и вблизи, даже стонов вздрагивающей под ним женщины.

Когда он наконец поднялся, в голове звенело, а ноги дрожали. Неловко опершись о перила, он смотрел на ту, что лежала перед ним на полу,– бесстыдно раскинувшуюся, обнаженную, с раскрасневшимся лицом и блестящими глазами. «Что же я делаю! – подумал он.– Господи, что же я творю!»

– Иди ко мне,– позвала Агриппина, поманив его вялым движением руки.– Иди, прошу тебя.

В ее голосе слышалось нечто такое, чему невозможно было противиться. Он пригнулся было к ней, потянув дрогнувшими ноздрями волнующий запах страсти, исходивший от ее тела. Но, с трудом пересилив себя, резко распрямился:

– Нет, не сейчас, после.

– Я хочу сейчас, я хочу-у...– протянула она и, чуть привстав, попыталась поймать его рукой за ногу.

– Нет,– сдавленно выговорил он и повторил решительно (не для нее, для себя): – Нет! Нет, Агриппина!

– Но почему? – капризно спросила она.

– Потому что тебе угрожает смерть, а я пришел, чтобы спасти тебя.

– Смерть? – она поморщилась, словно не понимая, о чем он говорит и при чем здесь «смерть».

– Да, Агриппина, вставай.

Он быстро огляделся по сторонам, нагнулся, поймал ее руку и, с силой потянув, заставил подняться на ноги. Она покачнулась, схватившись за голову, он поддержал ее.

– Послушай, Агриппина...– начал было он, но она перебила, выговорив вяло, словно со сна:

– Ты похож на Гая, Никий, на моего брата Гая.

– Подожди, сейчас не до того!..– вскричал он, но она продолжала, словно ничего не слыша:

– Когда он в первый раз... Он взял меня силой, я была совсем девочкой. Было больно, но так сладко, как... как с тобой, Никий. Не могу объяснить, но когда я видела его, мне хотелось этой боли. Когда Гай брал меня, мне всегда казалось, что он убьет меня. Не за-душит в объятиях, но убьет с кровью – или вспорет живот, или перережет горло. Я всегда боялась, но так хорошо, как с ним, мне никогда ни с кем не было. Только с тобой.– Она внимательно посмотрела в глаза Никию.– Ты ведь тоже можешь убить? Можешь? Скажи, что можешь, прошу тебя!

И Никий вдруг твердо выговорил:

– Могу.

Он сам одел ее. Делал это с трудом и неловко – не умел, кроме того, мешала раненая рука. Сам провел в комнату, усадил в кресло. Несколько раз повторил то, из-за чего пришел,– план ее спасения. Она кивала, но ему все казалось, что Агриппина понимает плохо.

Наконец, заставив ее повторить (она повторила: механически, но довольно связно; он с досадой смотрел на нее), Никий сказал, что ему пора, и направился к двери.

– Никий! – вялым голосом окликнула его Агриппина.

– Что? – бросил он нехотя, полуобернувшись в ее сторону.

– Скажи, Никий, ведь ты можешь убить меня? Ты хочешь, скажи!

Не отвечая, он вышел в дверь и уже на лестнице, ткнув кулаком в пустое пространство перед собой, раздраженно выговорил:

– Хочу.

Глава восемнадцатая

Симон из Эдессы вздрогнул, когда человек, закутанный в плащ, окликнул его в темноте. Он уже сжал рукоять меча, но узнал голос Теренция, сказавший:

– Не бойся, Симон, это я, Теренций.

– Ты? Почему здесь? Симон шагнул к Теренцию, внимательно всмотрелся в его лицо, не доверяя самому себе.

Теренций огляделся по сторонам, прошептал с тревогой в голосе:

– Мне нужен Онисим. Ты можешь провести меня к нему?

Симон некоторое время вслушивался в темноту, потом взял Теренция за руку, отвел на несколько шагов в сторону.

– Уходи,– отрывисто произнес он,– тебе не нужно встречаться с Онисимом.

– Но меня послал... меня послал Никий.

– Как ты нашел этот дом? – спросил Симон и, снова вслушиваясь в темноту, предупредил: – Говори тихо, нас могут услышать.

– Дом? – недоуменно переспросил Теренций и указал пальцем на чуть заметное в темноте строение.– Разве не здесь живет кожевник Тирон?

– Как ты узнал? – настойчиво и с очевидной угрозой проговорил Симон.

Теренций пожал плечами:

– Мне сказал Никий. А что?

– А ему откуда это известно?

– Я не знаю, он не объяснил. Он просто сказал, что нужно пойти к дому кожевника и что там я найду Онисима. Почему тебя это беспокоит? Что-то случилось?

Симон не отвечал, сердито сопел, смотрел в сторону. Теренций потоптался беспокойно, поминутно оглядываясь:

– Я не знал, что найду здесь тебя, Симон, я сам удивился. Про тебя Никий мне ничего не говорил. Я должен увидеть Онисима, мне скоро нужно возвращаться.

– Ты можешь не возвратиться никогда,– неожиданно выговорил Симон.

– Почему? Не понимаю тебя.

Симон взял Теренция за плечо:

– Лучше уходи сейчас. Я тебя не выдам, но только уходи.

– Как ты сказал?! «Не выдам»? Но почему ты должен выдавать меня? Я не понимаю, Симон.

– Потому что Онисим считает вас предателями,– Симон пристально глядел на Теренция,– и Никия, и тебя. Он велел своим людям охотиться на вас. Он и меня об этом просил, хотя я не согласен с ним.

– С чем... не согласен, Симон? Я не понимаю.– Голос Теренция прозвучал испуганно.

– Не согласен убивать вас,– жестко выговорил Симон.

– Да, да,– с надеждой, быстро сказал Теренций,– ты же не считаешь Никия...

Он не договорил, но Симон понял и ответил тихо:

– Я еще не решил. Я не знаю.

– Но ты, ты...– Теренций схватил Симона за ворот плаща.– Ты можешь погубить Никия! Ты, который должен его защищать!

Симон с силой ухватил Теренция за запястья, оторвал его руки от себя:

– Я ничего не должен,– сквозь зубы проговорил он.– К тому же я тебе сказал, что еще ничего не решил.

– Тогда я сам пойду к Онисиму,– неожиданно решился Теренций и, резко развернувшись, пошел в сторону дома.

– Постой! Да постой же! – Симон бросился за ним, вцепился в руку. Теренций грубо вырвал руку, ускорил шаг. Симон схватил его сзади за плащ, едва не повалил старого слугу на землю.

– Упрямый старик! – прокричал он, забыв об осторожности.– Я же хочу спасти тебя.

Теренций не успел ответить, насмешливый голос из темноты произнес:

– Не знал, Симон, что ты такой сердобольный. Не думал, что ты предашь нас так скоро. Идите в дом, будем говорить там.

Это был голос Онисима, но его самого ни Теренций, ни Симон так и не увидели. Лишь услышали удаляющиеся шаги.

– Беги! – горячо шепнул Симон на ухо Теренцию.– Я попытаюсь задержать их.

И снова Теренций не успел ответить, а Симон сумел вытащить меч из ножен только до половины – выскочившие из темноты люди повалили его на землю, другие схватили Теренция, потащили к дому.

– Симон! – жалобно позвал Теренций, но его так сильно ткнули в спину чем-то твердым (вероятнее всего, рукояткой меча), что он лишь вскрикнул от боли и не решился повторить.

Его втолкнули в полутемную комнату – светильник в углу на низком столе лишь обозначал пространство. Онисима Теренций заметил лишь тогда, когда он обратился к нему:

– Ну что, Теренций, ты пришел найти свою смерть? Ты пришел правильно, она здесь.

Теренций не отвечал, пытаясь вглядеться в лицо Симона, стоящего у стола,– оно находилось в тени.

– Правильнее было бы сначала убить хозяина, а потом слугу,– продолжал Онисим.– Ты оказался слугой, рабом, хотя некоторое время назад я подумал, что ты наш брат. Я ошибся: ты родился рабом и умрешь им. Ну, что ты мне скажешь напоследок? Или ты все-таки одумаешься и не из-за страха перед смертью, а из-за страха перед Богом отведешь нас к твоему проклятому Никию?

– Ты хочешь убить меня? – неожиданно твердо, хотя и тихо проговорил Теренций.– Убей! Ведь ты считаешь себя почти что Богом и решаешь за него, кому жить, а кому умереть. Сейчас я в твоей власти, убей, если можешь.

– Не богохульствуй! – оборвал его Онисим, но голос его на этот раз прозвучал не вполне уверенно.– Когда ты почувствуешь лезвие меча у себя внутри, то, может быть, не будешь так смел.

– Ты напрасно пугаешь меня, Онисим.– Теренций вздохнул устало.– Я стар, и моя смерть все равно близка. Какое имеет значение, раньше она наступит или позже. Не знаю, как жил ты, но я жил трудно. Да, я был рабом и, наверное, умру им. Моя жизнь мало что стоит, но если тебе нужно – возьми ее.

– А почему ты не спрашиваешь, старик, за что я хочу убить тебя?

– Я ни в чем не провинился перед тобой, Онисим,– так же устало ответил Теренций.– Ты только орудие Бога. Если Он справедлив, как ты внушал мне, то, значит, я провинился перед Ним и должен умереть. А если не справедлив, то я все равно не смогу оправдаться. Но мне кажется, ваш Бог – это вы сами. Вы все решаете за Него – что же я могу с этим поделать?

– Не богохульствуй! – снова сказал Онисим и, встав, подошел к Теренцию,– Ты не сознаешь, что болтаешь, твой разум помутился, старик!

– Если так, то тем более мне не стоит жить.

Онисим был явно в замешательстве. Чтобы скрыть

Смущение, он выговорил грозно:

– Зачем ты пришел ко мне?

Теренций не ответил, сложил руки на животе и опустил голову.

– Ты не желаешь говорить со мной? – Онисим отступил на шаг, внимательно разглядывая Теренция, словно видел его впервые.– Ну, отвечай же!

Последнее он произнес все еще грозно, но уже с просительными нотками в голосе.

Теренций медленно поднял голову, как и Онисим его только что, осмотрел того с ног до головы, выговорил твердо:

– Я скажу тебе только тогда, когда ты дашь мне слово, что сделаешь то, о чем просит Никий!

– Дам тебе слово?! – с болезненной гримасой на лице, чуть склонив голову набок, словно для того, чтобы лучше рассмотреть собеседника, вскричал Онисим.– Я должен дать тебе слово?! Да ты понимаешь, что ты такое говоришь, глупый старик! Твоя жизнь в моих руках, висит на волоске, и я неосторожным движением мизинца могу ее оборвать в любое мгновенье!.. И я должен давать тебе...

– Оборви,– перебил его Теренций,– я готов.

– Ты упрямый осел! – Онисим махнул рукой, вернулся на прежнее место и с такой силой бросил свое тело на стул, что тот опасно затрещал.

Наступило молчание – слышно было лишь потрескивание фитиля в светильнике. Постояв некоторое время, Теренций опустился на пол и вытянул ноги. Голова свесилась на грудь, казалось, он спит.

– Ты слышишь меня? – наконец спросил Онисим так, будто он уже перед этим что-то произнес, но не получил ответа.

– Да,– не сразу и не громко отозвался Теренций, не поднимая головы.

– Что хочет Никий?

– Ты сделаешь?

– Говори!

– Ты даешь слово? – упрямо выговорил Теренций и, медленно подняв голову, посмотрел на Онисима.

– Смотря что он просит. Если...

– Ты даешь? – перебил его Теренций.

Онисим засопел. Несколько раз он порывался встать, но так и не поднялся. Наконец Теренций услышал тихое:

– Да.

И сразу же старый слуга подошел к Онисиму и встал рядом:

– Он хочет, чтобы ты...– начал было Теренций, но, покосившись на дверь, выразительно взглянул на собеседника и не продолжил.

Онисим медленно встал, едва двигая ногами и шаркая подошвами по полу, дошел до двери, приоткрыл, выглянул наружу. Вернулся, сел, не поднимая головы сказал:

– Продолжай.

– Он хочет, чтобы ты...– склонившись к самому уху Онисима, прошептал Теренций,– чтобы ты убил его.

– Кого? – Онисим резко вскинул голову, больно ударив Теренция по скуле.

Потирая ушибленное место, Теренций выговорил по слогам:

– Чу-до-ви-ще!

Онисим посмотрел на него так, будто Теренций сошел с ума и не ведает, что говорит.

– Да,– кивнул тот,– его, Нерона.

– Но я думал...– удивленно глядя на Теренция, начал было Онисим, но тот досказал за него:

– Думал, что Никий предатель. В тебе нет терпения, Онисим. Я стар и знаю, что в молодости терпеть трудно, хочется все совершать немедленно.

– Ты считаешь меня молодым? – недовольно спросил Онисим.

– Я считаю тебя моложе себя. Кроме того, ты никогда не был рабом, а рабство учит терпению. Так вот,– продолжал он, жестом останавливая хотевшего что-то возразить Онисима,– слушай меня внимательно, а то я уже и так потерял с тобой слишком много времени, меня могут хватиться. Через два дня, около полудня, ты будешь на площади и дождешься императорских носилок. Император остановится и будет ждать Никия – Нерону передадут, что для него есть срочное сообщение. Лишь только слуга отойдет от носилок, к ним подойдет Никий. Ты подойдешь следом.

– А стража? – выдохнул Онисим.– Разве они пропустят меня?

– Ты назовешь пароль.

– Какой пароль?

– Пароль преторианских гвардейцев на этот день. «Агриппина». Запомни – «Агриппина».

– А если... они...– сглотнув от волнения, с запинкой проговорил Онисим.– Если они не пропустят меня?

– Они должны пропустить. Рядом будет Никий, он поможет тебе. В руках ты будешь держать свиток.

– Какой свиток?

– Все равно какой,– усмехнулся Теренций.– Это может быть просто кусок бумаги. Пусть думают, что ты хочешь подать прошение самому императору. Ты понял?

Онисим кивнул (скорее непроизвольно дернул головой):

– Да.

– Вот и все,– сказал Теренций и сделал шаг к двери, будто собрался уйти.

– Постой! – Онисим поймал его за край одежды.– И это все? А дальше, дальше что?

Теренций посмотрел на него насмешливо:

– Дальше? Ты не знаешь, что делать дальше?! Я удивляюсь тебе, Онисим. Ты подойдешь к носилкам, вытащишь меч или нож, спрятанный под одеждой, и сделаешь то, что так любишь делать. Тут я тебе не советчик, я плохо обращаюсь с оружием.

– А как я...– начал было Онисим, запнулся, несколько мгновений находился как бы в нерешительности, потом все-таки спросил: – Как я уйду после того... после того, как...

– После того, как убьешь его? – помог ему Теренций, проговорив это так просто, будто речь шла о сущем пустяке.– Никий попытается бежать с тобой через заднюю часть дворца, он хорошо знает все ходы и выходы. Но, конечно, это будет непросто, и можно рассчитывать только на удачу. Никий просил передать, что ты должен понять, на что идешь, и что вероятность спасения очень мала. Или ты сомневаешься? Тогда?

– Мне нечего сомневаться! – резко перебил Онисим.

– Значит, ты пойдешь и сделаешь это.

– Я уже сказал.

– Очень хорошо,– кивнул Теренций,– я передам Никию, что ты готов и сделаешь. Он еще просил сказать, что такого случая может больше не представиться.

– Да, да,– с досадой выговорил Онисим и нетерпеливо махнул рукой,– я все понял.

Теренций снова шагнул к двери, но остановился, повернулся и внимательно, с ног до головы, молча оглядел Онисима.

– Ты что? – недовольно буркнул тот.

– Нужно переодеться, так тебя не пропустят к носилкам императора. Ты должен выглядеть как патриций. Ты сможешь достать хорошую одежду?

Онисим молча кивнул.

– И вот еще что.– Теренций взял руку Онисима и протянул ее поближе к свету.– Тебе нужно заняться руками.

Онисим выдернул руку:

– При чем здесь это!

– Не обижайся, Онисим,– насмешливо улыбнулся Теренций,– но я слишком долго прослужил в доме Аннея Сенеки и видел разных господ: и древнего рода, и совсем захудалых.

– Ну и что? – еще не понимая, но с вызовом бросил Онисим.

– А то, что у всех у них чистые руки,– назидательно пояснил Теренций.– Господа больше всего отличаются от рабов и простолюдинов именно руками. Ногти аккуратно подрезаны, и нет грязи под ними. Запомни, обязательно чтобы не осталось грязи.

– Ты думаешь...– развязно начал было Онисим, но Теренций строго перебил его:

– Я думаю, что нельзя погубить все дело из-за какого-то пустяка. У преторианцев наметанный взгляд, тебе не поможет никакая одежда, если они увидят твой руки. Ты понимаешь меня?

– Да,– помолчав, глухо отозвался Онисим.

Теренций вышел в дверь и сказал из коридора:

– Пусть твои люди проводят меня. И отпусти Симона, он ни в чем не виноват, ему было приказано охранять Никия.

– Это мое дело, ты не лезь в это,– с раздражением ответил Онисим, проходя в дверь вслед за Теренцием.

Лишь только они вышли на крыльцо, к ним подбежал запыхавшийся человек. Взглянув неприязненно на Теренция, он поманил Онисима рукой.

– Говори здесь! – властно приказал Онисим.

– Он... он бежал,– задыхаясь выговорил человек.– Мы потеряли его... в темноте.

– Ладно,– недовольно бросил Онисим и кивнул на Теренция.– Возьми кого-нибудь с собой и проводите его. Он вам скажет куда.

И более ничего не добавив, Онисим вернулся в дом, с силой хлопнув дверью.