Текст книги "Меч императора Нерона"

Автор книги: Михаил Иманов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)

Глава пятнадцатая

В сознание Никий пришел скоро, но был очень слаб и пролежал в постели несколько дней. Дважды посылали от императора справиться о его здоровье. Теренций не отходил от него ни на минуту и ночью спал рядом на полу. Они почти не разговаривали, Теренций смотрел тревожно. Никий хотел спросить у него об Онисиме, но все никак не мог решиться. Казалось, если не спрашивать, то Онисима как бы и нет вовсе, а если спросить, то... Больше всего Никий боялся, что Онисим вдруг появится здесь, во дворце. Этого никак не могло быть, но на душе оставалось неспокойно.

В очередной раз Нерон прислал сказать, что он беспокоится о здоровье Никия и, лишь только тот сможет ходить, ждет его у себя. Посыльный передал странные слова Нерона: «ждет, но не торопит». Никий переспросил, так ли сказал император? Посыльный повторил и заверил, что именно так ему велено было передать.

В тот же день, как только Никий встал с постели, он неожиданно спросил Теренция:

– Ты думаешь, мне нужно бежать?

Теренций не удивился вопросу, сказал, глядя на Никия с чуть заметным осуждением:

– Как, мой господин, я могу советовать тебе?

– Отвечай! – приказал Никий раздраженно, и тогда Теренций произнес спокойно:

– Император ждет тебя,– и не добавил в этот раз «мой господин».

Полдня Никий пребывал в сомнениях, минутами доходил до того, что готов был бежать сейчас же – куда угодно, хоть в никуда, лишь бы подальше от Рима. Он и сам не понимал, кого боится больше – императора или Онисима.

К вечеру он все же решился и, тщательно одевшись, пошел на половину Нерона. Ступал он медленно и как бы несмело, словно впервые оказался во дворце, озирался по сторонам и рассеянно отвечал на приветствия.

В одном из залов он вдруг остановился, ощутив безотчетный страх, стоял, прижимая перевязанную руку к животу. Услышал тяжелые шаги за спиной и медленно повернулся. Все внутри него трепетало – почему-то почудилось, что это Онисим. Но то был не Онисим: подволакивая изуродованную ногу, к нему подходил Афраний Бурр.

– Приветствую тебя, Никий,– сказал Афраний, как показалось Никию, со странной улыбкой.– Рад видеть тебя здоровым и сильным.

Никий невнятно ответил на приветствие, глядя на командира преторианских гвардейцев с опаской.

– Императора очень беспокоила твоя рана,– продолжал Афраний,– и нас, твоих друзей, она беспокоила тоже. Надеюсь, теперь ты чувствуешь себя хорошо?

– Да,– настороженно кивнул Никий.

– Ты идешь к императору? Он будет рад видеть тебя здоровым. Я только что от него. Сейчас он занят, и я хотел бы предложить тебе пройти ко мне, мне нужно задать тебе несколько вопросов.

– Мне?

– Тебе, Никий, тебе.– Афраний подошел и обнял Никия за плечи, увлекая за собой.– Ты никогда не был у меня. Пойдем, посмотришь, как живет старый солдат.

Никию ничего не оставалось, как последовать за Афранием. Но тот провел его не в свои покои, а в помещение, находившееся рядом с залой, где отдыхали сменившиеся с поста караульные. Комната была совсем небольших размеров, но из-за малого количества мебели (стол и два стула по обе стороны) и отсутствия каких-либо украшений на стенах казалась просторной. Здесь ощущался запах казармы – кожаных доспехов, мужского пота,– и Никий невольно поморщился. Афраний заметил это, и вновь на его тонких губах появилась странная улыбка. Он сел за стол и, не предложив Никию стула, сказал, глядя на него снизу вверх, уже без улыбки:

– Скажи, ты знаешь того человека, который покушался на твою жизнь?

Никию хотелось изобразить на лице недовольство, но он все не мог перебороть страх и, отрицательно мотнув головой, буркнул:

– Нет.

– Это странно,– медленно выговорил Афраний, в глазах его блеснуло нечто похожее на угрозу.

– Я не знаю этого человека,– не выдержав наступившего тягостного молчания, повторил Никий и, пожав плечами, добавил: – Я даже не успел его рассмотреть, все произошло так быстро.

– По моим сведениям, не слишком быстро,– произнес Афраний и, оторвав руку от стола, чтобы предупредить возражения собеседника, продолжил: – Впрочем, я хотел спросил тебя не о нем, а о другом человеке. Ты понимаешь меня?

– Не-е-т,– только и сумел выдавить из себя Никий и так сильно прижал раненую руку к животу, что ощутил резкую боль и невольно вскрикнул.

Афраний сделал вид, что ничего не заметил. Сказал:

– Значит, ты не понимаешь, о ком я говорю? Жаль. Но я объясню. Я имел в виду того, кто спас тебя.

– Спас меня?

– Ну да. Он ударил твоего убийцу мечом между лопаток. Скажу тебе, удар был очень хорош, этот человек проделывал такое не один раз.

– Не понимаю.– Никий с трудом сглотнул вязкую слюну, наполнившую рот.– Я еще очень слаб, сегодня я первый раз встал с постели самостоятельно. Если это допрос, то я...

Перебивая его, Афраний Бурр коротко бросил:

– Это допрос.

– Что? – едва слышно выдохнул Никий.

– Я сочувствую тебе,– сказал Афраний,– ты в самом деле, я это вижу, еще очень слаб. Но ты должен понять, что существуют государственные интересы. Покушение на тебя – не только твое частное дело. То есть оно совершенно не частное дело.

– Почему? – В голосе Никия не было возмущения, только просьба, причем звучащая самым жалким образом.

– Потому что тот человек,– пристально и строго глядя на Никия, произнес Афраний,– который поразил твоего убийцу и спас тебя, принадлежит к сообществу христиан, врагов Рима. Может быть, теперь тебе понятно, что это дело не частное. Надеюсь, мне не нужно объяснять далее.

– Не нужно.

– Так вот,– холодно, строго и уже не выдавая допрос за беседу, продолжил Афраний.– Человек, спасший твою жизнь, принадлежит к сообществу христиан и давно разыскивается римскими властями. Мне непонятно, как он оказался на площади в ту самую минуту, когда на тебя совершили покушение, и почему он предотвратил убийство. Кто покушался на тебя – другой вопрос. Ты близкий к императору человек, а у Рима много врагов. Меня удивляет другое – удивляет и настораживает: почему этот человек тебя спас? Разве что ты имеешь отношение к христианам, злейшим врагам Рима.

– Я?! – Никий задохнулся, и голова его дернулась конвульсивно.– Я?!

– Успокойся.– Афраний посмотрел на него с тревогой и указал на стул.– Сядь и успокойся. Я ничего не утверждаю, я только задаюсь вопросом: почему? Кроме того, я почти уверен, что тот человек появился там не случайно. Думаю, он знал о возможности покушения и хотел его предотвратить.

Странно, но, опустившись на стул, Никий почувствовал себя значительно увереннее. То ли страх его дошел до своей высшей точки, а потом вдруг исчез, словно обессилев, то ли Никий просто устал от страха, то ли, опустившись на стул, он почувствовал себя равным Афранию. Особенной уверенности он, конечно, не ощущал, но прежнего страха уже не было. Подняв голову, он посмотрел на Афрания, подобно Нерону, прищурив глаза:

– Скажи мне, Афраний, прямо: ты обвиняешь меня?

Афраний Бурр явно не ожидал такого поворота и

несколько растерялся. Он покашлял, переложил на столе какие-то бумаги и только потом ответил:

– Нет, Никий, как ты мог подумать? Я просто хочу выяснить обстоятельства дела, ведь все, что касается тебя, так или иначе касается императора, и потому...

– И потому ты не предложил мне сесть,– перебил его Никий,– а разговаривал со мной так, будто я раб, слуга или преступник, враг Рима.

– Ты меня неправильно понял,– отводя взгляд, проговорил Афраний.– Я только хотел...

Но Никий снова перебил его. Облокотясь на стол, он придвинулся к Афранию Бурру почти вплотную (тот чуть отодвинулся назад, вдавившись в спинку стула).

– Где этот человек? – громко, словно специально для того, чтобы это слышали за дверью, воскликнул он.– Покажи мне его, Афраний.

– Но я... я...– Афраний недовольно качнул головой и пожал плечами.– Я не могу этого сказать.

– Не можешь? Ты, блистательный Афраний Бурр, гордость Рима, великий воин, и ты не можешь? Разве есть что-нибудь на свете, чего не мог бы Афраний?

Никий и сам не понимал, что он такое делает. Так мог Нерон – так разговаривать с Афранием Бурром, может быть, Анней Сенека и еще два-три влиятельных сенатора, но так не посмели бы разговаривать с командиром преторианской гвардии ни Отон, ни Лукан, ни даже, наверное, Поппея. Что уж говорить о Никии, безродном провинциале, игрушке императора, которую он может сломать в любую минуту, даже этого не заметив, непроизвольным движением руки.

Но все сделалось само собой, будто что-то внутри Никия подсказало нужный тон. Он говорил так, как говорил бы император Нерон, он сейчас подражал императору. А Афраний Бурр не мог найти должного ответа – как поставить на место человека, говорящего, как император, и, главное, смеющего так говорить.

Афраний смущенно молчал, не поднимая глаз, и Никий, потянувшись, тронул пальцами его плечо. Афраний вздрогнул и с недоумением уставился на Никия. Тот поощрительно улыбнулся (уже неизвестно было, кто кого допрашивает):

– Ты не ответил, Афраний. Можешь представить мне этого человека?

– Этого человека? – Афраний смотрел так, будто не понимал, о ком идет речь.

И тогда Никий сказал громко и четко:

– Да, человека, который якобы спас меня от убийцы и которого ты называешь членом сообщества христиан. Прикажи привести его, посмотрим на него вместе. Мы посмотрим на него, а он на нас.

– На нас? – Брови Афрания Бурра поползли вверх.

– На тебя и на меня,– просто выговорил Никий,– возможно, он узнает кого-нибудь.

– Кого он должен узнать? – подозрительно спросил Афраний.

– Узнать своего собрата по сообществу христиан, проникшего во дворец императора Рима.

– Ты имеешь в виду...– начал было Афраний, но Никий не дал ему закончить:

– Я никого не имею в виду. Неужели ты думаешь, я так глуп, что буду подозревать командира преторианских гвардейцев в связях с человеком, являющимся врагом Рима?

– Да почему ты должен меня в этом подозревать?! – уже с очевидным возмущением, хотя растерянность еще ощущалась в его тоне, вскричал Афраний.

– Я и не подозреваю.– Никий откинулся на спинку стула и еще удобнее расположил раненую руку на животе,– а подозреваешь ты. Меня, меня подозреваешь, Афраний.

– Не подозреваю,– раздраженно заметил Афраний,– а лишь хочу разобраться.

– Знаешь что, Афраний,– Никий насмешливо улыбнулся,– скажу тебе открыто, как солдат солдату, хотя я и не был солдатом никогда. Но мое ранение хотя бы отчасти дает мне на это право. Так вот, скажу тебе откровенно и прямо. Думаю, у тебя нет никаких особенных подозрений в отношении меня, ты просто хочешь сделать меня подозреваемым и потому выдумал всю эту нелепицу.

– Опомнись, что ты говоришь?

– Говорю то, что думаю. Кому-то, может быть твоим друзьям, недовольным теперешним принципатом, выгодно, чтобы близкий к императору человек, которому император доверяет важные поручения, был уличен в сношениях с врагами Рима.

– Замолчи! – крикнул Афраний и, неловко дернувшись, поднялся.– Я прикажу взять тебя под стражу!

Никий изобразил на лице крайнюю степень удивления.

– Ты мог сделать это в самом начале нашего разговора. Ты мог сделать это раньше, когда я был болен и лежал в постели,– стоило лишь прислать ко мне пару солдат под командованием... Под командованием хотя бы твоего центуриона Палибия! Почему же ты, всесильный Афраний Бурр, не сделал этого?!

– Я исправлю ошибку,– прошипел Афраний сквозь зубы, с ненавистью глядя на Никия,– сделаю это сейчас.– И он посмотрел на дверь, словно собирался позвать солдат.

Никий медленно встал со стула, он глядел на Афрания сейчас с не меньшей ненавистью, чем тот на него.

– Делай, Афраний, то, что должен, если можешь.

– Ты в этом сомневаешься? – И Афраний зычно крикнул: – Солдаты, ко мне!

– Только имей в виду, я буду кричать, что ты заговорщик,– быстро говорил Никий, глядя на Афрания без страха, но прислушиваясь к тяжелым приближающимся шагам за дверью.– У меня есть что сказать императору, если он захочет узнать, за что я арестован. Агриппина рассказала мне все: ты и Анней Сенека...

Тут дверь распахнулась, и в комнату вбежало несколько солдат. Они остановились, недоуменно глядя то на Никия, то на своего командира.

Лишь несколько мгновений Никий находился в замешательстве и пришел в себя быстрее Афрания Бурра.

– Значит, мы договорились, мой Афраний,– проговорил он лениво, словно заканчивая дружеский разговор.– Я готов встретиться с этим человеком, но не сегодня. Уже поздно, я устал, а ведь мне еще нужно увидеться с императором, он ждет меня. Прощай!

С этими словами пройдя между расступившимися солдатами, Никий вышел из комнаты. Он ватным шагом пересек караульное помещение, несколько комнат двора и, остановившись у двери, все не мог понять, куда он явился. Ему казалось, что вот сейчас за спиной он услышит окрик Афрания Бурра, потом снова топот солдат. Он ощутил, что, как только они дотронутся до него, он сейчас же потеряет сознание, потому что спина его сейчас стала чувствительнее лица: с нее будто сняли кожу, и он чувствовал ею каждый шорох позади себя, каждый еще не родившийся звук. Спина осталась без кожи, он не выдержал бы теперь даже легкого к ней прикосновения...

Дверь перед ним открылась, и Никий увидел Теренция, смотревшего на него испуганно. Теренций шагнул навстречу, выставил вперед руки:

– Тебе стало хуже, мой господин?!

– Сейчас уже нет, Теренций, сейчас уже нет,– слабо выговорил Никий и упал на руки слуги.

Глава шестнадцатая

Войдя к Нерону, первой Никий увидел Поппею. Она улыбнулась, поманила его рукой: – Подойди, я хочу взглянуть на тебя. Погладила повязку на руке и вдруг резко сжала пальцы. Никий вскрикнул от неожиданной боли.

– Больно? – спросила она.– Я слышала, что рана неглубокая. Это так?

– Да,– ответил Никий, несколько отстраняясь от все еще протянутой к нему руки Поппеи,– так сказал врач.

– Врачи ничего не смыслят, они только делают вид. Ты и сам, как я слышала, врач, тебе должно быть виднее.

Никий не понимал, к чему она ведет, смотрел на нее с вежливой осторожностью.

Вдруг она спросила – резко, будто ударила его наотмашь:

– Ты видел, как Агриппина прыгнула в воду?

Он замер. Она нетерпеливо дернула головой:

– Отвечай же, я спрашиваю тебя!

– Не видел,– глядя себе под ноги, произнес Никий.– Мы были в лодке, когда корабль стал разрушаться.

– Странно. Я думала...

Но Никий так и не узнал, что же думала Поппея: из-за полога кровати показался Нерон.

– А-а, Никий,– проговорил он так, будто только что появился в комнате,– надеюсь, ты чувствуешь себя хорошо.

Никий почтительно поклонился:

– Благодарю, принцепс, но, к сожалению, я чувствую себя плохо.

Нерон близоруко уставился на Никия:

– Да? А мне говорили, что ты вполне здоров и даже успел поссориться с Афранием Бурром. Наверное, мне сказали неправду. С некоторых пор обманывать императора стало обычным делом. Близкие предают меня, но я ничего не могу с этим поделать. Вот и ты...– Он не договорил, выжидательно глядя на Никия.

– Я люблю тебя и не могу предать,– сказал Никий, прямо глядя в глаза Нерону.– Но я виноват перед тобой и заслуживаю наказания.

– Наказания? – улыбнулся Нерон, но улыбка была холодной.– Какой же род наказания я должен к тебе применить? Выбери сам, я сделаю, как ты хочешь.– И так как Никий молчал, добавил: – Говори же, мы внимательно слушаем тебя.

Никий вполне понимал, что этот шутливый разговор совсем не шутка. Он должен ответить предельно точно, от этого зависели его жизнь и его будущее. Нужно было подумать, но времени на размышления не хватало, каждая секунда промедления только усугубляла его положение. И тогда он чуть дрогнувшим голосом выговорил:

– Смерть. Я заслуживаю смерти, принцепс.

Нерон покосился на Поппею (ее лицо осталось непроницаемо), потом удивленно поднял брови и выпятил нижнюю губу:

– Вот как! И какого же рода казнь ты предпочел бы?

– Я не знаю, я плохо разбираюсь в этом.

– Слышишь, Поппея,– воскликнул Нерон, явно предлагая любовнице посмеяться,– наш Никий плохо разбирается в казнях! Зато я разбираюсь в них очень хорошо.

Поппея недовольно на него взглянула:

– Ты шутишь?

– Нет, я в самом деле неплохо разбираюсь в казнях и люблю особенно изысканные. Казнь должна быть интересной, ведь смерть – это трагедия. А кому нужна скучная трагедия! Ты со мной не согласна? – Поппея не ответила, сердито отвернулась, и Нерон продолжил: – Вот недавно – ты помнишь? – я устроил в цирке замечательную казнь для христиан. Римляне восторгались, такого зрелища они еще не видели. Если бы не я стал императором, им было бы скучно. Если бы императором стал, к примеру, твой муж Отон, то он просто распял бы их. Представляешь, какая это скука!

Говоря это и обращаясь преимущественно к Поппее, Нерон, однако, время от времени внимательно поглядывал на Никия. Но Никий оставался спокоен, по крайней мере, у него хватило воли держать себя в руках.

Он слишком хорошо изучил Нерона и понимал, что казнь ему (во всяком случае, скорая) пока не грозит.

– Ну, что скажешь на это, мой Никий? – обратился Нерон к нему. Когда император говорил о чем-либо, так или иначе связанном с театральным действием, будь это даже казнь, как сейчас, он приходил в возбужденное состояние. К тому же в радостно-возбужденное, а не наоборот.

– Прости, император,– смиренно ответил Никий,– я не понял тебя.

Нерон подошел, обнял Никия за плечи:

– Но это так просто. Я велю заполнить, как в прошлый раз, арену цирка водой, мы пустим туда один из моих кораблей (похожий на тот, на котором ты уже плавал), посадим тебя и этого, как его, Кальпурния, кажется, и...– Он помедлил и с удовольствием договорил: – И устроим кораблекрушение. Ну, как тебе мой план?

– Твой план прекрасен, принцепс,– серьезно сказал Никий (так, будто к нему самому это не имело никакого отношения),– я буду счастлив умереть на глазах того, кого люблю, на глазах моего императора.

– Ты будешь счастлив умереть? – медленно выговорил Нерон и посмотрел на Поппею.– Взгляни же, Поппея, на этого счастливца.

Поппея снова подняла глаза на Нерона и снова отвела их. Нерон был несколько смущен. Он отошел от Никия, опустился в кресло, вытянул ноги. Довольно долго молчал, внимательно рассматривая перстень на мизинце правой руки. Казалось, это занятие поглотило его целиком. Не отрывая взгляда от переливающихся разноцветных граней камня, он как бы нехотя спросил:

– Кстати, Никий, а где этот... Кальпурний, кажется? Что с ним случилось?

– Я убил его, принцепс,– спокойно ответил Никий.

Нерон поднял глаза:

– Как?

– Веслом. Я ударил его веслом, когда он хотел влезть в лодку, где находился я вместе с гребцами.

– Вот как? И зачем же ты убил его? Разве я тебе приказывал?

– Он не сделал того, что должен был сделать. Корабль развалился не так, как он мне обещал, то есть слишком медленно.

– Но ты убил его в гневе? – Нерон пристально, снизу вверх смотрел на Никия.– Ведь ты не сознавал, что делаешь? Я правильно тебя понял?

– Нет, принцепс,– Никий выдержал взгляд императора,– я сделал это осознанно.

– Ты удивляешь меня, Никий, не думал, что ты такой кровожадный! Ты всегда мне казался слишком нежным, слишком утонченным для убийства. Так, значит, ты ударил его веслом?

– Да, принцепс, веслом по голове.

– По голове? – заинтересованно переспросил Нерон.– И что же дальше?

– Голова его раскололась на две части, и он утонул.

Нерон недоуменно посмотрел на Поппею. Та обратилась к Никию:

– Значит, ты убил его за то, что корабль развалился слишком медленно?

– Да.

– Но ты сказал мне вначале, что не видел, как Агриппина прыгнула в воду. А раз ты не видел этого, какая разница, медленно развалился корабль или быстро – ведь дело было сделано. Разве не так? Отвечай.

– Я сказал тебе правду: я не видел, как она (Никий не хотел называть Агриппину по имени) прыгнула в воду. Но когда Кальпурний уже подплыл к лодке, он указал мне на нее.

– На Агриппину? – воскликнула Поппея, переглянувшись с Нероном.

– Да, он показал на нее,– кивнул Никий.– Она плыла к берегу всего в нескольких метрах от лодки.

– Ты хочешь сказать,– Поппея в буквальном смысле впилась в Никия взглядом,– что ударил его веслом за то, что он указал тебе на плывущую Агриппину? Выходит, ты спас ее и убил человека, который хотел...– Поппея не договорила, прерывисто вздохнула и схватилась рукой за горло.

– Говори, Никий,– приказал Нерон,– почему ты не сделал это?

– Ты мог...– возмущенно начала было Поппея, но Нерон остановил ее властным движением руки.

– Я мог бы сказать, что не видел ее плывущей, ведь не осталось ни одного свидетеля из тех, кто бы мог опровергнуть мои слова,– проговорил Никий, демонстрируя возмущение, которое он как будто бы не хотел выказывать.– Но я слишком люблю тебя, чтобы обманывать, как другие, тем более в таком деле.

– Значит, ты не сделал этого...– медленно произнес Нерон.

– Я не мог ударить мать императора веслом по голове.

– Тебе стало жаль ее? – Нерон прищурился и подался вперед, вглядываясь в лицо Никия.

– Нет, принцепс,– отрицательно покачал головой Никий,– Я не стану обманывать тебя и здесь. Мне не было жаль ее, я не думал об этом.

– О чем же ты думал? – нетерпеливо спросил Нерон.

– О тебе.

– Обо мне?

– О тебе, император.– Никий вздохнул, он чувствовал на себе тяжелый взгляд Поппеи и старательно не смотрел в ее сторону.

– Объясни,– бросил Нерон, снова откидываясь в кресле.

– Одно дело, когда мать императора гибнет при кораблекрушении – ведь море всегда таит опасность. И совсем другое дело, когда ее убивают на глазах у кого-либо. Тем более когда это делает человек, близкий к императору. Ты прости меня за то, что я, недостойный, говорю о близости к тебе, но так могут думать другие.

– Продолжай,– буркнул Нерон.

– Я боялся не тех людей в своей лодке, не гребцов. Я понимал, их не оставят в живых, хотя не знал, что за скалой прячется отряд преторианцев. Но я не был уверен и в судьбе Кальпурния. Не знаю, чей он человек, но его могли в живых оставить. Кроме того, нас могли видеть с берега.

– Берег был пустынным! – крикнула Поппея.

– За это никогда нельзя ручаться полностью. Даже у стен есть глаза и уши, а пространство берега передо мной оказалось слишком велико. Я не был уверен и не мог рисковать. И я не ошибся – ведь преторианцы во главе с центурионом Палибием прятались за скалой!

– При чем здесь преторианцы? – гневно выговорила Поппея.– Они здесь ни при чем.

Никий растерянно посмотрел на Нерона:

– Прости, принцепс, может быть, я чего-то не понимаю? Если солдаты могут видеть это, то тогда...

– Что, что тогда?! – прокричала Поппея, подскакивая к Никию с искаженным гневом лицом.

Никий пожал плечами, взглянул на императора из-за головы Поппеи:

– Тогда не имело смысла затевать все это с кораблем. Преторианцы могли сделать все в Риме. И уверен, они справились бы значительно лучше, чем я.

– Да кто ты такой,– прошипела Поппея,– чтобы судить о подобных делах?

Никию хотелось крикнуть в это разгневанное, сделавшееся почти мерзким лицо: «А ты кто такая?» – но он только виновато опустил голову.

– Оставь его,– услышал он недовольный голос Нерона,– он прав.

Поппея фыркнула, резко развернулась и, шурша платьем, вышла из комнаты, хлопнув дверью.

Некоторое время Нерон молчал. Потом слабым движением руки подозвал Никия:

– Подойди.

Долго вглядывался в его лицо, будто хотел прочесть там что-то. Наконец спросил с досадой:

– Ты в самом деле любишь меня, Никий?

– Да, принцепс, люблю.

– Это странно.– В голосе Нерона чувствовалась усталость и потерянность, Никию стало жаль его.– Это странно,– повторил Нерон и вздохнул,– ведь меня не за что любить. Знаешь, Никий, порой я бываю противен сам себе. Я проделываю все эти мерзости именно потому, что противен сам себе, и еще потому, что мне хочется позлить окружающих. Ты понимаешь меня?

Никий не ответил, но смотрел на Нерона с таким искренним, естественным участием – жалость в самом деле сдавила ему грудь,– что глаза императора благодарно блеснули.

– Я проделываю все это, чтобы почувствовать себя свободным. Ты не представляешь, Никий, до чего мне не хватает свободы. Все знают, как я должен поступать, и я поступаю так, как они хотят.– Он протянул руку и дотронулся до повязки на руке Никия.– Тебе больно?

– Нет. Но душа моя болит за тебя.

– Это так? Ты не обманываешь, Никий? – Нерон посмотрел на него странно: так смотрят дети, когда ищут поддержки и защиты.

– Нет, принцепс. Я скорблю об одном – что не в силах помочь тебе.

Нерон помолчал. Сидел, свесив голову на грудь. Никию показалось, что он плачет, но присесть и заглянуть в его лицо он так и не решился.

Когда император поднял голову, лицо его стало другим. Усмехнувшись каким-то своим мыслям, он спросил:

– Что это за история с покушением на тебя? Афраний докладывал мне, что тебя спасли христиане. Он подозревает, что ты с ними. Что скажешь?

– Я с тобой,– едва слышно выговорил Никий.– Сам по себе я ничего значить не могу, да и как мне идти против такого человека, как Афраний Бурр? Он может раздавить меня кончиком пальца, я даже не успею вскрикнуть.

– Кончиком пальца? – улыбнулся Нерон.– Сомневаюсь. Посмотри на его изуродованную руку: все эти великие старики, и он, и Сенека, похожи на нее. Они изуродованы слишком долгим пребыванием у власти. К таким я причисляю и свою мать. Порой мне снится, как их скрюченные руки тянутся к моему горлу. Ты понимаешь меня? Ты согласен?

– Я орудие в твоих руках, принцепс,– помолчав, осторожно проговорил Никий.

– Что ты имеешь в виду?

– Если представить, что я меч, то мной можно убивать, а можно повесить на стену, как украшение. Меч не рассуждает, он лишь служит хозяину.

– Ты слишком умен, Никий, чтобы быть преданным,– сказал Нерон и поднял руку, останавливая возражения Никия,– но если ты меч, придется воспользоваться тем, что имею, другого у меня нет.– Он вдруг строго посмотрел на Никия, прежде чем продолжить: – Я не верю Афранию, не верю, что ты с христианами, но будь это так, это было бы очень неплохо. А? Как ты думаешь?

– Я не понял.– Никий осторожно улыбнулся.

– Тебе легче станет убивать их всех – ведь христиане ненавидят римлян. Ты убивал бы их с удовольствием, стал бы не убийца, а мститель. А когда перебил бы всех до конца, то взялся бы за меня.

– О император!..

– Молчи. Молчи и слушай.– Он поманил Никия поближе и понизил голос почти до шепота.– Ты должен закончить то, что начал: мать моя заговорщица и должна умереть. Сам придумай, как это сделать, ты умен и сообразишь лучше других.

– Но я...

– Молчи! Я знаю, что ты не убийца, но мне и не нужен убийца. Мне нужен мститель. Я верю, что ты любишь меня. Значит, ты должен ненавидеть всех остальных. Всех, всех ненавидеть! Так же, как ненавижу я. И когда ты покончишь с ними, останусь я один – вот тогда ты поймешь, любишь ли ты меня по-настоящему. Может быть, ты поймешь, что ненавидишь меня,– тогда я погибну. Хотя я все равно погибну император Рима не живет долго и не умирает в постели. Разве что от яда, но это другое. Иди, Никий, и торопись сделать то, что я велю.– Он усмехнулся,– Говорят, император Юлий, когда убийцы подступили к нему, крикнул своему приемному сыну: «И ты, Брут?!» Интересно, что крикну я, когда ты подступишь ко мне с тем же? – И, не давая Никию возможности возразить, он властно махнул рукой.– Иди, я хочу побыть один.

Но Никий успел сделать только шаг в сторону двери. Нерон, потянувшись, ухватил его за край одежды:

– Хочу тебя спросить, у христиан в самом деле только один бог?

Никий пожал плечами:

– Так говорят.

Нерон снова взялся за перстень на мизинце и, играя им, сказал, не поднимая глаз:

– Всего один бог! Нет, для Рима одного мало, одному за всеми не уследить.