Текст книги "Грешник (ЛП)"
Автор книги: Мэгги Стивотер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
Мое хорошее настроение казалось вымирающим видом.
Я попыталась представить, что предположительно могло вызвать эти выражения на лицах моих родителей.
Я подумала, что знаю. Я просто не хотела…
– Мы решили развестись, – сказала моя мать.
Вот оно.
После всех предположений, аксиом и угроз, наконец, это случилось.
– Конечно же, – сказала я.
– Изабел, – отчитала меня мать.
Мой отец резко повернулся. Он не слышал, что я только что сказала, потому что был занят, перерезая горло моему хорошему настроению на островке в центре кухни. К счастью, гранит был специально подобран, чтобы легко очищать его от крови, апельсинового сока и разочарования.
Я попыталась понять, как это повлияет на некоторые вещи. Я правда не знала, сделает ли это все еще хуже. Или лучше. Или по-другому. В основном, я думала о том, что теперь, когда я уеду в колледж, подразумевалось, что мне придется приезжать в два отдельных дома, если захочу увидеть обоих родителей. И о том, что если Джек каким-то магический образом вернется, то не узнает свою семью, потому что она развалилась. И я думала о том, насколько, согласно статистике, была бесполезна любовь и как ожидаемо все это было согласно относительному положению вещей.
– Ты плачешь? – спросила моя мать.
– Нет, – ответила я. – С чего бы мне плакать?
– Лорен сказала, что София много плакала, когда узнала о них с Пауло.
Мы с отцом оба посмотрели на мою мать.
– Когда? – спросила я, осознав, что вопрос был бессмысленным, как только сказала это. Развод не был похож на свадьбу или день рождения. Вы не назначаете дату и не покупаете цветы. Я подумала о фотографиях, которыми украсила всю стену в нашем доме в Миннесоте. Разнообразие фотографий со свадьбы и медового месяца. Мои доноры генетического материала были довольно привлекательными, они казались превосходной парой на каждом фото. Я могла бы сказать, что даже на этих ранних снимках можно рассмотреть семена раздора, но это было бы ложью. Они были прекрасны, непритворные фотографии двух красивых молодых людей, которые влюблены друг в друга. Они были влюблены до того, как поженились, влюблены на свадьбе и влюблены, когда у них появился ребенок Джек и ребенок Изабел.
Но не теперь.
Мой отец сказал:
– Хочешь поговорить об этом?
– Мы уже говорим об этом.
Моя мать стрельнула в отца взглядом, говорящим, что это очевидно.
– Что насчет Рождества? – спросила я. Это был глупый вопрос. Детский вопрос. Я немедленно разозлилась на себя за то, что задала его. – Не обращайте внимания. Я сама ответила на свой вопрос.
Моя мать сказала:
– Ох дорогая, я не знаю. До этого еще несколько месяцев, – что заставило меня задуматься, произнесла ли я вообще «не обращайте внимания» вслух. Я была вполне уверена, что помнила процесс формирования слов.
Я задумалась, должна ли я извлечь свое хорошее настроение для достойного погребения, или же просто оставить его здесь, в Доме Разрушения.
На моей матери не было ее обручального кольца. Я заметила это только сейчас. На отце тоже. Мне хотелось рассмеяться. Действительно отвратительным и холодным смехом. Вместо этого я усмехнулась. Моему лицу нужно было изобразить хоть что-то.
– Что тебе нужно от нас? – спросила моя мать. Она сказала это ритмичным голосом, что значило, что она использовала голос, которым говорила со своим терапевтом, доктором Кэрротноуз, чтобы спросить меня об этом. Развод-в-цифрах.
– Ваши генетические материалы, – ответила я. Моя кожа как будто гудела. – И у меня уже это есть. Так что спасибо. Поздравляю со скорым расставанием. Ну, официально. Я ушла.
– Это неприемлемо, – объявил мой отец. Он был прав, но не оставалось ничего, кроме как принять это.
– Изабел… – сказала моя мать, но я уже ушла.
Глава 29
КОУЛ •
В тот день акустическая версия «Пробела» прокладывала свой путь через Интернет, как и мы прокладывали свой путь через «Воздушные Поцелуи» – трек, который я решил попробовать записать в этот раз. Мне пришлось переделывать текст на месте – он, в любом случае, лучше звучал с женским вокалом, но некоторые отрывки подразумевали меня, когда я писал это, и я не хотел слышать, как Магдален поет об Изабел, даже если об этом было известно только мне одному. Когда остальные прервались на ланч, я сидел, надев наушники, воткнутые в Корг[31], и писал совершенно новый мост. Я записывал и перезаписывал пульсирующее сердцебиение своего синтезатора. Я заставил Лейлу записывать, перезаписывать и перезаписывать ее барабанную партию, что она сделала без жалоб или восторга. Джереми молча наблюдал первые несколько часов, а во время четвертого написал басовый риф, который заставил нас всех заткнуться. После этого Магдален ворвалась в кабинку и, лаская микрофон, записала вокальную партию, которая заставила нас всех зашуметь.
Она была ужасно пьяной.
Два года назад я бы тоже был.
Каков способ, Бейби?
Потом, когда два паренька Магдален сводили припев, она открыла одну из массивных дверей, чтобы мы все не умерли от отравления угарным газом, и мы катались на ее красивых автомобилях по кругу на складе, а потом на огражденной цепью парковке.
Солнце поднялось вверх, а потом, пока мы работали, каким-то образом спустилось вниз. Весь день был потрачен на микрофон. Пыль кружилась в воздухе большими, душащими облаками, все они были оранжевыми и фиолетовыми в закате, на фоне склада и голубых автомобилей все было красивым, промышленным и апокалиптическим.
Возможно, в эпизоде был всего один фрагмент. Завидное и прекрасное чрезмерие, хорошая музыка и красивые люди.
Как только я сел в автомобиль номер четыре или пять – Ниссан GT-R или что-то плоское в форме рта – Магдален забралась на пассажирское сиденье рядом со мной.
– Поезжай вниз по улице и обратно. Посмотри, на что она способна! – закричала она, указывая на идеально ровную дорогу, пролегающую перед ее складом.
– Вернемся через две минуты, мальчики!
Затем она повернулась ко мне и сказала:
– Разбей ее, малыш.
Я не знал, что это было, но явно не Сатурн, что уже было прекрасно.
Я выжал газ до упора. Прямо перед тем, как мы вылетели на длинную прямую дорогу к аэропорту, Магдален сорвала свой микрофон и выкинула его в окно. В зеркале заднего вида я наблюдал как он прокатился по гравию, а затем исчез из виду.
– Вандализм, – с беспокойством заметил я. – Бейби это не понравится.
Когда стрелка на спидометре поднялась, а склад исчез в облаке пыли, она произнесла грязным и сексуальным голосом:
– Наслаждаешься своей клеткой?
Двигатель взревел. В зеркале заднего вида я заметил операторов, которые вышли, чтобы снять наш небольшой побег.
– Какой еще клеткой?
– Той, в которой ты ходишь под их пристальным наблюдением. У меня для тебя кое-что есть, – сказала она. – Когда мы уберемся из их поля зрения.
Я налажал с переключением передачи. Что, черт возьми, я вообще знал о вождении? И что, черт возьми, это вообще был за автомобиль? Мы уже мчались на скорости 8000 миль в час, и я был вполне уверен, что включена только третья передача, а впереди оставался совсем короткий участок дороги.
– Если ты о наркоте, то я чист, моя дорогая.
Дорога заканчивалась обширной парковкой. Прежде, чем я успел нажать на тормоза, Магдален потянулась и врезалась в парковочный столб. Машина тут же закружилась. Всего на секунду мы были невесомы. Это была жизнь и смерть, ступор и движение одновременно. Автомобиль занесло в сторону, руль беспорядочно крутился, но там не было ничего, во что можно было бы врезаться.
Хаос без последствий.
Магдален отпустила тормоз. Машина с рывком остановилась. Мы посмотрели туда, откуда приехали. Пыль клубами следовала за нами.
– Я – величайшая, – заметила Магдален. – Коул, ты никогда не был чист.
– Я не употребляю, – сказал я, когда лобовое стекло очистилось. – Дай мне шанс.
– Ты зависим, – сказала она. – Ты был бы зависим, даже если бы никто не изобрел наркотики. Я видела тебя до того, как ты начал употреблять. Сейчас ты ничем не отличаешься.
Машина была такой громкой, даже когда не ехала.
– Сейчас я трезв.
– Тогда ты тоже был трезв. Может, мир считает, что ты любишь героин, но я знаю, что на самом деле является твоей зависимостью.
Я посмотрел на нее. Она – на меня. Я хотел, чтобы она сказала, что это музыка, но она не собиралась. Мы ввязались в это, будучи одинаковыми: амбициозные подростки без малейшего понятия, что делать, если небо однажды обрушится.
Она спросила:
– Видел этих больших черно-белых обезьян в зоопарке? Они весь день сидят, выставив свои задницы, пока толпа бродит вокруг. А затем они берут все игрушки в своей клетке и начинают бросать их и устраивать цирк. Они делают это ради смеха. Они делают это, потому что люди смотрят. Это даже не из-за игрушек. Только из-за толпы.
Она подразумевала способ. Затем она улыбнулась, острая и красивая – просто девушка, которая выглядела, как тогда в первый день в студии, еще до того, как все превратилось в дерьмо.
Магдален протянула свою раскрытую ладонь, в ней были экстази.
– Кто твой друг? Я.
Я ненавидел то, как сильно хотел взять их. Мое сердце разбилось так же, как и я сам уже некоторое время тому назад.
Но еще больше я ненавидел то, что Магдален верила в старую версию меня. Она была совершенно уверена, что я уже на дне. Мир не хотел, чтобы я собрал себя заново. Никто не хотел.
– Это Бейби тебе их дала? – спросил я.
Она издала звук презрения. Он сопровождался едким запахом алкоголя. Она была такой милой и дружелюбной пьяницей.
– Ох, Магдален, Магдален. Что она сказала, когда попросила тебя поучаствовать в шоу?
Магдален улыбнулась мне, снова положив свою другую руку мне на лицо. Эта улыбка была настоящей, а не ее «готова-к-съемке», как было до этого. Ее до неприличия красивые губы раскрылись, обнажив слегка щербатые зубы. Я неожиданно вспомнил, как Джереми говорил, что все кажутся ему детьми, и я сам мог разглядеть в ней маленькую девочку, которой она, должно быть, была до того, как ее заметили. Это было самой грустной вещью, которую я только мог представить. Я не понимал, как Джереми мог это выносить.
– Она сказала мне быть собой, – произнесла Магдален.
Я сомкнул в кулак ее ладонь с экстази. Ее глаза удивленно расширились.
Коул, каков способ? Никто, кроме меня самого, не собирался рассказать мне, как быть Коулом Сен-Клером.
– Ага, – сказал я. – Да, мне тоже.
Когда к нам подъехал фургончик с камерами, я снова завел машину и рванул туда, откуда приехал.
Глава 30
ИЗАБЕЛ •
Я была не в настроении выбирать сексуальные ботинки. Я была не в настроении даже глазеть на знаменитостей и анализировать, что заставляло их выглядеть таковыми. Я была в настроении для лабораторной работы. Еще когда я посещала уроки биологии повышенной сложности, я выяснила, что ничто так не занимало мой мозг, как препарирование, вскрытие или наблюдение. Биология была логичной, как ничто другое. Ты не можешь менять правила. Ты можешь только работать с ними.
Но это была не биология. Это был «Сансет Плаза», что, в своем роде, являлось полной противоположностью биологии. Он противоречил всякой логике. Он был знаменит тем, что там всегда было полно известных людей, но, не смотря на это, в нем не было ничего выдающегося. На самом деле, внутри «Эрикс» ничего из себя не представлял. Небольшой магазинчик славился тонким, истоптанным ковром, чистым пластиком и тусклым освещением, которое никоим образом не компенсировало закрытое снаружи желтым тентом солнце. Как по мне, «Блаш» был куда более милым в этом плане.
Но, зная «Эрикс», убогость была учреждением. Если ты выжил в городе, не будучи чертовски великолепным, то это значило, что ты действительно чего-то стоишь. В то время, как этот обычный магазинчик выживал за счет старины и хитрости, у совершенно новой, красивой витрины по соседству все время менялись владельцы, съедаемые Лос-Анджелесом.
– София, – отрезала я, потянув ее в сторону от красной эскалады[32]. – Смотри, куда идешь.
Взгляд Софии метнулся ко мне, но она все равно продолжила рассматривать народ на Стрип[33].
– Видела ту женщину? Думаю, это была Кристина…
– Наверное, – перебила я. – Кинозвезды. Местная достопримечательность. Если ты не одна из них, я бы не советовала выходить на проезжую часть. Они не затормозят.
София продолжила таращить глаза, так что я продолжила держать за руку и переводить ее, смотревшую на все щенячьим взглядом, через дорогу от парковки к «Эриксу». Попав в тусклый магазин, я отпустила ее. Пока мы медленно бродили между стеллажами, я вытащила Виртуального Коула, чтобы посмотреть, как мир реагировал на акустическую версию «Пробела».
Хорошо. Они реагировали хорошо.
На самом деле, они топали и визжали, ненавидели, кричали и восторженно хлопали в ладоши. Музыкальные блоги распространили его. Музыкальные биты сопровождали анимационную картинку, на которой старый Коул выбрасывал вещи из окна в комнате отеля. Внизу горела подпись: КОУЛ СЕН-КЛЕР ВЕРНУЛСЯ.
Все четыре камеры моего сердца были опустошены.
Я обновила Виртуального Коула, отвечая и удаляя что-то, где это было необходимо, но мои мысли возвращались назад в Миннесоту. Коул вводил себе разные вещества в коридоре дома, который я не могла забыть. Он был парнем, потом волком, а затем снова парнем. Он умолял меня помочь ему умереть. Умереть или остаться волком.
Мои мысли переместились в гостиную, минуя прошлого Коула, к другому воспоминанию в этом доме. К моему брату Джеку, умирающему в спальне в конце коридора. Сжавшемуся на кровати, горящему, решительно остающимся человеком, или пытающимся умереть. Все пропахло волком и смертью. Возможно, между этими двумя запахами не было разницы…
КОУЛ СЕН-КЛЕР ВЕРНУЛСЯ. Вернулся ли волк тоже?
Я осознала, что уже довольно долго плетусь за Софией, уставившись в телефон. Я подняла взгляд и увидела, что она пялилась на пару сандалий с ремешками, которые ни за что не надела бы. Она пялилась на них очень долго, и ко мне дошло, что на самом деле она смотрит не на них.
– София, – сказала я. – Ты ждешь, что они заговорят?
Она потерла свою щеку и моргнула на меня своими темными ресницами, послав извиняющуюся улыбку.
– Я просто задумалась. Папа придет в гости!
Я сразу же подумала о разговоре с моими родителями на кухне. Я ничего не могла вспомнить так четко, как странный голос своего отца, когда он сказал, что нам нужно поговорить. Я чувствовала, что собираюсь опрокинуть какую-то полку с обувью. Люди, которые говорят, что выместить все дерьмо на чем-то не поможет, когда ты зол, просто никогда этого не делали.
– Это будет прямо как букет котят, – сказала я.
София кивнула до того, как поняла, что это сарказм. Затем она ревностно произнесла:
– Мама сказала, что, возможно, пойдет гулять с нами.
Ее лицо сияло.
Я не могла разделить с ней эту надежду.
– О, да ладно! Они не сойдутся снова, София!
Моя кузина выглядела так, как будто я ударила ее. Ее щеки покраснели так, как будто я и вправду это сделала.
– Я и не говорила этого!
– Но твое лицо говорило. Вот как работает этот мир.
Как и ожидалось, в ее глазах заблестели слезы.
– Дело не в этом. Мы просто собираемся провести день вместе.
– Правда? И ты совершенно не надеешься, что они снова сойдутся?
София яростно покачала головой. Она потерла глаза тыльной стороной своей ладони. Они все еще выглядели хорошо, но теперь у нее на руке были разводы черной туши. Она настаивала:
– Я просто хочу снова проводить с ним время. Это все, о чем я беспокоюсь.
– Ладно, хорошо, – сказала я. – Я уверена, что это совершенно не будет неловко.
Она посмотрела себе под ноги. Я бы не чувствовала себя такой стервой, если бы она попыталась дать сдачи. Но она просто провела рукой по юбке, разглаживая ее, потом по волосам, а затем положила одну руку на другую, как будто утешала ее и укладывала спать.
– Я не в духе, – сказала я ей.
– Все нормально, – сказала она своим туфлям.
– Это не так, – произнесла я. – Скажи мне заткнуться.
Слеза капнула ей на туфли.
– Не хочу. Ты все равно всегда говоришь правду.
Но она не упомянула о другой стороне монеты: иногда правда была не самой лучшей штукой, чтобы вмешивать ее в разговор. Теперь, спустя несколько минут после того, как я затеяла этот разговор, я поняла, что правильнее было бы на «Папа придет в гости!» ответить что-то вроде «Круто! Куда вы пойдете?».
– Правильно, – сказала я. – Да. Ты собираешься купить туфли?
– Мне они не нужны.
Я прикусила язык прежде, чем могла спросить, зачем тогда она вообще пришла. Она пришла, потому что я попросила ее.
– Давай просто уедем, пока нет ужасных пробок. Мне нужно попасть на Лонг-Бич.
Было сложно вспомнить то настроение, что было у меня утром. Еще сложнее было представить какой-то сюрприз на день рождения, который был бы в силах компенсировать мрачное выражение лица Софии. Которое было моей виной.
Толкнув дверь, я практически врезалась в Кристину. После того, как она выругалась и сказала «Извиняю тебя», я поняла, что вообще-то это была не Кристина, а просто одна из десятков взаимозаменяемых знаменитых молодых женщин, которые посещают это место, женщин, которые выглядят шикарными и стройными на экранах со своими острыми локтями и большими персональными солнцезащитными очками.
– Ой, да ладно, – сказала я ей и удалилась на неумолимо солнечный тротуар. София рядом со мной не могла взглянуть ненастоящей Кристине в глаза.
Рука Софии была у нее на талии. Было ясно, что у нее был ком в горле, потому что у Софии было всего 2 % от изящества ненастоящей Кристины. Было ясно, что она ужасно себя чувствовала, потому что ее кузина была сучкой. Было ясно, что, не смотря на все это, она все еще была немного взволнована приходом ее отца.
Я ненавидела это место.
Глава 31
КОУЛ •
Я сидел в наушниках в студии, сложив ноги на стойку напротив вращающегося кресла, и слушал трек. В последний момент я добавил свой вокал к хору.
Я звучал хорошо. Все звучало хорошо. Не просто хорошо, а отлично.
Несмотря на то, что прошло уже несколько часов и я должен был быть изнеможенным, я чувствовал себя так, как будто только проснулся. Мое сердце ворвалось в бешенную жизнь. Или мой мозг. Или мое тело.
Иногда, закончив с треком, у меня случался тот момент, когда я понимал, что он захватит мир. Было ли это субъективно? Знать, что ты только что сделал что-то, что будет звучать хорошо, играя на роликовом катке? Или это было в каком-то смысле шестое чувство, которое передавалось только через шнур от наушников?
Я взял свой телефон. Я позвонил Сэму, который не ответил, и оставил голосовое сообщение, в котором была только песня. Я позвонил Грейс и сделал то же самое.
Я больше не чувствовал себя завершенным, как было до этого. Я позвонил Изабел, не смотря на то, что знал, что у нее урок. Я не ожидал, что она ответит, но она это сделала.
– Только что я сделал кое-что великолепное, – сказал я ей. Мне хотелось, чтобы она была здесь со мной – на сыром, незапланированном бесконечном пути, который был похож на песню в моей голове. – Приходи купаться в моей славе.
– Я на уроке, – прошептала она. – Перефразируй.
Я снял наушники, но музыка все еще играла из них. Я чувствовал пульсирующие удары баса на своем бедре. Это ощущалось, как конец света. Или создание. Что-то взрывалось. Мне нужно было присутствие ангелов. Не хорошо было находиться одному в таком состоянии.
– Я уже это сделал.
– Используй слова.
Моими словами было «ты нужна мне прямо сейчас я хочу поцеловать тебя я хочу чтобы ты была здесь я просто хочу тебя», но я не мог перефразировать это.
– Только что я записал свой первый настоящий трек с тех пор, как умер, и он собирается захватить каждый танцпол в стране, и это даже не лучшее, что я вообще написал, и кто-то платит за то, чтобы я пошел в студию и записал остальное, и я не могу дождаться, просто не могу дождаться, я хочу сделать это сегодня вечером и хочу, чтобы ты была здесь, потому что глупо делать это одному.
Я не знал, сколько из этого я произнес вслух, или, может, я сказал даже больше. Мой мозг спотыкался сам о себя, неожиданный адреналин, чувства и музыка, музыка, музыка, и мой рот не закрывался.
– Ты под кайфом? – с подозрением спросила Изабел.
Я рассмеялся. Я был под кайфом, но не в том смысле, что она подумала.
– Я сделал это. Я сделал что-то стоящее, Изабел!
– Молодец. Я уж… черт. Я должна выключить телефон. Просто помни… – она остановилась и мне показалось, что я услышал гудки, но, наверняка, это были просто голоса в ее классе. Я попытался сказать себе, что мне повезло, что она вообще ответила…
– … если клиент исповедует другую веру, то вам нельзя богохульствовать, даже если он на смертном одре.
– Теперь я СПМ? – спросил я.
– Да, – сказала Изабел. Она повесила трубку.
Из наушников в моем лэптопе я услышал, как повторялся трек.
Я чувствовал себя так, как будто поставил свою ногу на педаль газа и мне было некуда ехать. Вверх, вверх, вверх.
Магдален рывком открыла дверь. Она дико усмехнулась.
– А сейчас, – сказала она, – мы празднуем.
Глава 32
ИЗАБЕЛ •
Добраться до Коула заняло целую вечность. Сначала это была авария, потом какое-то огромное мероприятие в городе, затем час-пик и еще одна авария. Автомобили ползли и тормозили по автостраде. Моя 45-минутная поездка, превратившаяся в 1,5-часовую, превратилась в 2-часовую. Небо порозовело, потом вспыхнуло, а затем потемнело.
Мое настроение превратилось из плохого в еще худшее, а потом в наихудшее.
Я сказала себе, что оно того стоит, чтобы увидеть его лицо, когда я появлюсь в студии, надеясь, что он все еще будет там, когда я наконец приеду.
Я включила радио так громко, как только могла, пытаясь вытолкать мысли о сцене, которая произошла с моими родителями на кухне. Все слова ушли, оставив позади только их жесты. Как ТВ-шоу без звука. Серия под названием «Калпеперы Разводятся».
Я не знала, почему меня это заботило. Мой отец даже не жил с нами. Я собиралась уехать в колледж. Они ненавидели друг друга, а именно это и делают взрослые, которые ненавидят друг друга. Это не меняло ничего, только делало все официальным.
Тем не менее, я не могла убедить себя, что мне плевать.
Вместо этого я сфокусировалась на дороге к студии Магдален. Было не сложно узнать адрес в Интернете, но я не знала, чего ожидать. На фотографиях это выглядело, как старый склад. Старый склад непонятно где.
Когда я добралась туда, он выглядел как дэнс-клуб.
На парковке было полно машин. Десятки и десятки из них были припаркованы внутри, на тротуаре, друг на друге. Пьяные и смеющиеся люди наполняли парковку.
Вечеринка.
Я не должна была удивляться, но все равно сделала это.
Я действительно была не в настроении для вечеринки.
На одну короткую, эгоистичную секунду я подумала над тем, чтобы развернуться и уехать домой. Коул не был бы разочарован, потому что он не знал, что я приду.
Но затем я подумала о том, что ждало меня дома.
Мне стоило просто пойти на урок.
Я закрыла глаза, потом открыла их и проверила свой макияж в зеркале заднего вида. Я попыталась представить, что обнаружу по другую сторону этой двери. Большую вечеринку, на которой полно веселящихся людей, и жалеющего себя Коула в студии, грустного и одинокого в толпе. Коулу всегда нравилось видеть себя одиноким, не важно, как сильно обстановка доказывала обратное.
В конечном итоге, единственным, что заставило меня сдвинуться с места была мысль о том, как счастлив он будет меня увидеть. Я вышла из машины.
Огромный склад кипел изнутри. Музыка рокотала над головой. Пол был скользким от пролитого алкоголя. Там был миллион танцующих людей. Полно девушек. Все воняло пивом. Надо всем этим висела пара огромных красных губ.
А затем я нашла его.
Коул Сен-Клер сидел на диване в окружении еще четверых парней, на другой стороне сидела девушка, она была знаменитой и красивой, а ее приторно золотая рука была обернута вокруг его шеи. Камеры смотрели с обожанием.
Первым это почувствовал мой желудок. Я не могла пошевелиться.
Я попыталась быть справедливой. Я сказала себе, что так он развлекался с остальными. Я сказала себе, что он не обязательно под кайфом, даже если по телефону и кажется, что это так.
Я сказала себе. что мне просто показалось, что от него пахло волком до этого; на самом деле, я не видела, чтобы он превращался с тех пор, как приехал сюда.
Я сказала себе, что, возможно, он был чист, и он не был лгуном, и он не был Коулом Сен-Клером из Наркотики.
Но я не могла отвести глаз от него, сидящего на том диване с той до невозможности красивой девицей. Потому что для меня он совершено точно выглядел, как Коул Сен-Клер из Наркотики.
Унижение и злость царапали меня изнутри.
Он не знал, что я была здесь.
Я собиралась уйти.
Я собиралась уйти.
Я собиралась уйти. Сразу же, как буду в состоянии отвести взгляд.
Коул заметил меня как раз тогда, когда я приказала своим ногам оторваться от пола и развернуться, а моя рука шарила в сумочке в поиске ключей от машины. Я видела, как его глаза нашли меня, всего на секунду, а затем я поняла, что осталась слишком надолго. Потому что сейчас все собиралось…
– Изабел. Эй! Эй.
Я продолжила идти. Казалось, что дверь склада была в милях от меня. Я могла разглядеть ее, но она не становилась ближе. Я не поворачивалась. Я продолжала идти. Люди расступались у меня на пути.
– Изабел!
Снаружи, в темной ночи, я глубоко вдохнула пустой воздух, пытаясь заполнить эту образовавшуюся внутри меня дыру.
– Эй, – Коул схватил меня за руку, останавливая. В такой близости я могла услышать запах алкоголя и табака. И волка. Волк, волк, волк. Это все было от него.
Я никогда не покидала тот дом в Миннесоте.
Я развернулась.
– Дай. Мне. Уйти.
В темноте парковки его глаза были яркими и блестящими, но под ними были мешки. Он был уставшим и проснувшимся. На вершине и на дне. Восстающим и сгорающим. Превращающим людей в вещи и выбрасывающим их.
– В чем проблема? – спросил он.
– Этот вопрос даже близко не подходит в этой ситуации, – ответила я. Мне, казалось, что нужно кричать, чтобы быть услышанной из-за музыки, но я просто чувствовала ногами вибрации из здания.
– А что это за ситуация? Собираешься меня в нее посвятить?
Я ткнула в него пальцем.
– Ты! Ты и есть ситуация!
Коул сузил глаза.
– Значит, ситуация прекрасная?
Индустриальные огни на проволоке снаружи склада потрескивали и мигали в такт музыке внутри. Каждый раз, когда я думала о них с той девушкой на диване, каждый раз, когда я вдыхала и чувствовала запах пива, что-то внутри меня делало то же самое. Я не знала, почему решила, что могу сделать это.
– Знаешь, что? Просто… Я даже не…
Я вырвала свою руку из его и начала возвращаться к машине. Она стояла на краю парковки. Это не казалось так далеко, когда я шла сюда.
– Значит, существовать – теперь преступление, – сказал Коул. – Это многое объясняет.
Возмущение было уже слишком. Я отрезала:
– Позвони мне, когда будешь трезв. Или, вообще-то, не надо.
Повисла долгая пауза, достаточно долгая, чтобы я разблокировала свою машину и открыла дверь.
Затем он сказал:
– Трезв? Я и есть трезв.
Это было так нелепо, что я даже повернулась к нему.
– Да ладно тебе, Коул. Не нужно меня оскорблять. Я не идиотка.
Он выглядел очень озадаченным. Он развел руками.
– Я не пил.
– Я могу чувствовать этот запах от тебя!
В моем доме невозможно было вырасти, не зная запах крепкого ликера, пива и вина. Не зная, каким чрезмерными они делали пьяных. Как они становились пародией на самих себя: затишье, если они вели себя тихо, ураган, если они были раздражены.
– Внутри есть пиво, – сказал Коул. – На диване было пиво. Но во мне его нет.
– Ладно. А та девица?
– Какая девица?
– Которая была на тебе? Эта?
Он пренебрежительно произнес:
– Магдален. Она в стельку пьяная. Ничего не было.
Ничего. Может, для него. Может, для него это не считалось, если вы не обнажены. Но для меня, той, которая никогда не была чьей-то девушкой, этого было предостаточно. Я приехала сюда для этого дурацкого сюрприза, этого сюрприза на день рождения, уставшая, а теперь мне хотелось, чтобы я никогда не приходила и не видела этого, и мне хотелось, чтобы он никогда не входил в «Блаш», и я больше не могла этого вынести. Я хотела вернуть то время, когда не ругалась. Я скучала по той Изабел. Все причиняло боль.
– А волк?
Он не сразу ответил. Ответ плескался у него в глазах, быстрый и виноватый. Господи, я не могла принять это. Я всегда это знала и просто притворялась.
– Значит, теперь ты снова просто Коул, не так ли? – потребовала я. – Коул Сен-Клер вернулся!
– Что? Ох. Это не так.
В ответ я выпалила:
– А выглядит именно так.
– Выглядит и есть – совершенно не одно и то же. Иначе это было бы одно слово. Точность, Калпепер. Я думал, это о тебе. Если бы ты была здесь, вместо того, чтобы говорить, что не хочешь быть частью шоу о Коуле Сен-Клере, то увидела бы, что сегодня здесь на самом деле произошло. Не была бы частью обычной аудитории, что верит в слухи.
– Не пытайся заставить меня чувствовать себя виноватой в том, что я не была игроком в твоей жизни.
– Если ты чувствуешь вину, то это твоих рук дело, а не моих. Я никогда не просил тебя быть в шоу.
– Просил! Тебе и не нужно было. Это как огромное облако, что следует за мною повсюду.
– Что, значит, теперь у меня проблемы из-за того, чего я даже никогда не говорил? За то, что хотел больше времени с тобой?
Мои глаза защипало, как будто вот-вот из них прольются слезы, хоть я и не чувствовала никаких соответствующих эмоций.
– Да! Ты всегда хочешь большего от меня. Нормально относиться к голым девушкам в твоей квартире. Быть тобой в Интернете. Радоваться тому, что от тебя разит проклятым волком. Больше, Изабел, больше! Ну, у меня больше нет! Я отдаю тебе все, что могу без того, чтобы полностью… И вот, что ты делаешь?
Коул очень невесело рассмеялся.
– Это? Это? Я даже не знаю, что это. Дышать! Жить! Быть мной! В какой великолепный день это превратилось! – он сделал небольшой жест Наркотики рукой, что означало, что сейчас он покажет что-то новое. – С днем рождения, Коул! Счастливого-пресчастливого дня рождения.
– Я здесь, разве нет?
– Говоришь, что я облажался!
Это было уже слишком.
– Потому что так и есть.
Он подошел прямо ко мне. Я видела, что он был зол, но меня это не волновало. Волк, волк, волк.
– Я. Трезв.
Он вообще думал, что я могу чувствовать запах?
– Без разницы.
– Без разницы? – вторил он. – Может, я дам тебе слово?
– И почему я должна принять его?
– Может, потому что ты доверяешь мне?
– Доверяю тебе? Неужели кто-нибудь это делает? Можешь быть уверен, Коул, что это никогда не будет одной из всех тех безумных вещей, которые я сделаю.
Вот так просто он ушел. Его тело все еще было здесь, но эти глаза были пусты. Коул Сен-Клер покинул здание. Очень аккуратный трюк и самое хитрое исполнение из всех возможных: он взял человека, которым был он сам, и выбросил его. Я могла бы почувствовать себя виноватой, но я уже знала, что увижу дальше. Я не попыталась ничего исправить. Я могла чувствовать запах волка и пива, помнила руку девицы, собственнически обернутою вокруг его шеи.
