Текст книги "Грешник (ЛП)"

Автор книги: Мэгги Стивотер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Когда я отошла от бассейна к окружающей дом плиточной террасе, кто-то со светящейся палочкой вокруг шеи предложил мне напиток. Он переливался двумя разными цветами, напоминавшими одновременно что-то, что я хотела бы взять в рот, и что-то, что природой глотать не предполагалось.

Я покачала головой. Однажды мой брат сказал мне, что алкоголь делает тебя кем-то другим, чего я уж точно не хотела. Что, если кто-то другой был еще хуже, чем я сама и так была? А мой друг Маккензи когда-то сказал, что алкоголь просто преумножает то, кем ты и так являешься.

Миру это было не нужно.

Войдя, я провела рукой по металлическому балкону. Свет внутри дома был погашен, и на всех были светящиеся палочки, рождественские огоньки или другие светящиеся части костюмов. Я не хотела туда идти, но Сьерра несомненно была там. Она такое дитя. Здесь на самом деле все было как ожившая детская фантазия, воплотившаяся в реальность.

Но это была просто кучка разодетых взрослых и ужасно много бессмысленного блеска.

Я просто ненавидела…

Почему этот блеск не стирался с меня?

Ладони на моей руке. Это была Сьерра. В итоге она нашла меня. Она была похожа на пришельца со светящимися в темноте ресницами и фосфорными точками на носу и скулах. В ее волосы было вплетено оптоволокно. Она была не женщиной; она была картинкой. Все ее друзья тоже светились в темноте. Сьерра схватила меня за руку.

– Золотце! Я надеялась, что ты придешь. Возьми себе выпить, возьми себе парня, возьми себе мечту – все здесь превосходное!

Ее черные зрачки были ослеплены отражениями неонового розового и зеленого. Она послала воздушный поцелуй мне в щеку.

В ответ я разомкнула губы и моргнула, мои ресницы коснулись щеки. Я много раз репетировала это выражение у зеркала. Сделав это куда медленнее, чем, как ты думаешь, следует, ты будешь выглядеть циничнее.

Сьерра была в восторге. Она представила меня своим друзьям, пощупала мое платье, ухватившись рукой прямо за мою грудь, а затем она запрокинула голову назад, чтобы все мы могли убедиться, что у нее самая длинная шея.

Она сказала:

– Вот, тебе нужно немного… – откуда-то она достала светящуюся в темноте косметику.

– Закрой, – скомандовала она. Я закрыла глаза. Я почувствовала, как она провела по моим глазам и губам.

– Открывай, – Сьерра улыбалась мне во весь рот. – Теперь ты одна из нас.

Это никогда не будет так.

– Иди, – сказала мне Сьерра, махнув рукой. – Развлекайся. А затем возвращайся и расскажи мне обо всех сказочных местах, которые ты посетила.

– Конечно, – ответила я. – Сейчас повеселюсь. Непременно.

Не то чтобы меня отшили, но чувствовала я себя именно так. Сьерра на самом деле думала, что я собиралась упорхнуть со своим свежеразукрашенным светящимся лицом к ее клевым друзьям. Это была вечеринка из детей, а детям нравятся другие дети.

Может, я даже не представляла, какого это.

Я прошла через темную гостиную (бледный диванчик был аккуратно разукрашен светящимися красками) в темную кухню (столешница была забрызгана краской), а затем в темное что-то-еще (ничего светящегося, кроме стеклянного кофейного столика, неидеально отражающего мое лицо). Музыка играла отовсюду. В воздухе витал аромат апельсинов, кренделей и неонового розового.

Пока я медленно ходила между группками разговаривающих людей, с которыми только познакомилась, я думала о том, что Л.А, не был местом для одиночества. Все места предназначались для того, чтобы не быть в одиночестве, но Л.А. был городом, что славился легким и беззаботным общением. Этот город указывал на то, что для тебя чертовски невозможно завести знакомства, раз уж ты не можешь сделать этого в Л.А… Это было место для улыбок, держания за руки и поцелуев с незнакомцами, и если ты не завел друзей, то это потому что не улыбался, не держался за руки и не целовался. Роль незнакомцев была неважна.

Как давно я уже здесь?

– Изабел!

Это был Марк. Марк Сьерры. Он был с группой парней, которые немного походили на него – милые, безвредные, загорелые и заботливые. Они были различимы, потому что стояли возле стеклянной стены. Позади них был склон и беспокойный Л.А..

– Вы, ребята, не светитесь в темноте, – сказала я.

– Мы и без того достаточно яркие, – ответил Марк. Его друзья рассмеялись. Я – нет. – Хочешь выпить?

– Что-то, что не светится? – спросила я. – В этом месте существует простая вода?

– Вода! – сказал один из его друзей. Его козлиная бородка была безупречна.

– Здесь? Это не кошерно, чувак.

– Я думаю, это наверняка единственная кошерная вещь здесь, – раздраженно ответила я. – Ты вообще знаешь что-то о еврейском народе?

– Мне сделали обрезание, – ответил он. – Это по-еврейски, так ведь? О, постой, Иисусе, ты – еврейка?

Я посмотрела на него. Медленно моргнула. Разомкнула губы. Он смотрел. Я сказала:

– Я думала, ты собирался принести мне воды.

Он подскочил, чтобы найти ее. Марк рассмеялся в полном восторге.

– Прекрасная работа.

В подтверждение я сузила глаза. В самом деле, весь секрет был в том, чтобы почти ничего не говорить, а затем, когда открываешь свой рот, сказать что-то ужасное. Тогда все они сделают то, что ты захочешь.

Марк поспешил заполнить тишину.

– Мы с Граббом здесь говорили о, ну, том парне, который приземлил истребитель после того, как отвалилось крыло. Очевидно, оно отвалилось, ну, прямо сразу, а он все равно приземлился.

Грабб медленно, словно лава, сказал:

– Разве это не самая безумная вещь, о которой ты когда-либо слышала?

Я сказала:

– Безумство.

Марк коснулся своей шеи и подбородка, но смотрел он на мою шею и мой подбородок.

– Где же Ларс с твоим напитком? Это заняло целую вечность.

– Согласна. Я все равно не доверяю ему в том, что связано с напитками, – сказала я. Я не отводила взгляд от глаз Марка. Не то чтобы я хотела с ним пофлиртовать или хотела его самого. Я просто хотела увидеть, на что способна. – Там могут быть светлячки.

Марк прикусил нижнюю губу, как будто задумался о воде, но не думаю, что он представлял этот напиток. В силу этого мое сердце забилось немного быстрее. Это была провокация, но кому она могла навредить? Я просто хотела узнать. Я хотела узнать, хотела ли я кого-то еще, могла ли его заполучить и каких усилий это потребует. Было ли это так же легко, как просто находиться здесь, ничего не говорить, позволять им представлять, кто ты на самом деле?

– Слушай, давай пойдем поищем тебе что-то, – сказал Марк. – Ты будешь видеть, как я это наливаю. Никаких светлячков.

Мои ладони неожиданно вспотели. На самом деле, это была не провокация. Это было по-настоящему.

Я подумала о том, что чувствовал Коул, когда спал с девушкой в туре. Вот так? Игра. Охота. Удар по самолюбию, тепло внизу живота, знание того, что мои губы жаждут поцелуя, а я жажду, чтобы кто-то расстегнул это платье и увидел, как хорошо я выгляжу в этом бюстгальтере.

Я могла сказать ему, что возьму себе выпить сама. Я могла дождаться Ларса, не смотря на то, что не было ни единого шанса, что Ларс собирался принести что-то безалкогольное, потому что я знала парней, хоть и не знала его.

Я просто хотела, чтобы что-то произошло. Я просто хотела перестать бродить по этой вечеринке в одиночестве, ожидая… сама не знаю, чего. Когда я пойму, что с меня хватит. Когда я пойму, что развлеклась, в прошедшем времени.

Я сказала:

– Идем найдем мне выпить.

– Скоро вернусь, чувак, – сказал Марк Граббу.

Скоро вернусь. Скоро вернусь. Потому что это был пустяк.

Я последовала за Марком. К моему удивлению, он в самом деле привел меня к бару и набрал стакан воды. Он протянул его мне, удерживая мой взгляд. Он ждал. Мое сердце подпрыгнуло. Я хотела что-то сделать, без разницы, что именно, даже если это что-то означало обжиматься с Марком.

Я сказала:

– Где я буду это пить?

Это все, что требовалось Марку. Он сказал:

– Идем, я покажу тебе кое-что.

Кое-что оказалось полукруглой бетонной обсерваторией в конце одного из простирающихся балконов. Это оказалась маленькой спальней со сделанным на заказ зеркалом во всю стену и шикарным красным матрацем всего в нескольких дюймах от пола, полностью залитой светом из окна в потолке, в которое попадали прожекторы. Оказалось, Марк закрыл за нами дверь, забрал у меня стакан и поставил его на низкий столик.

Затем он положил свои руки по обе стороны моей талии в виниловом-или-кожаном платье и поцеловал меня.

Это, вероятно, был винил. Настоящую кожу не купишь за такую цену. Но, с другой стороны, я приобрела его в секонд-хенде. Так что оно могло быть чьим-то дорогим обноском.

Мы все еще целовались. Он был также горяч и настойчив, как Коул. Не важно, что Марк на самом деле не знал меня. Он все еще хватался за мой рот, как будто это был ограниченный выпуск, выходящий из моды, возьми сейчас, пока не разобрали. Знать, что любовь, казалось, не имела ничего общего со страстью, было неким освобождением и унынием.

Он крепко схватил меня за бедра и не почувствовал сопротивления. Так вот какого быть вещью. Вот какого делать вещь из кого-то. Если бы у него не было имени, это бы что-то меняло? А если бы у него не было лица? Если бы были только эти руки или прижимающийся ко мне таз…

Он отстранился всего на секунду.

– Ничего не говори, – сказала я.

Он рассмеялся себе под нос.

– Нет, серьезно. Заткнись.

И он заткнулся.

Физически, не было ничего неприятного в том, чтобы обжиматься с этим человеком. Скорее даже наоборот, если бы я отвечала. Мой рот приоткрылся под его. Живот прижался к его прессу. Его пальцы потянули вниз молнию на моем платье и мое дыхание сбилось, когда он поцеловал краешек моей груди. Я чувствовала себя кем-то другим. Думаю, со стороны мы наверняка казались очень милой парочкой. Это казалось ужасно взрослым и подходящим для Л.А… Двое милых людей целуются в обсерватории, построенной для ученых, на кровати, предназначенной не только для сна. Я знала, что он снимет мое платье, если я позволю, и не видела причин, почему бы и нет. Это наверняка не было бы плохо, даже если и не хорошо. В любом случае, это будет крутая и понятная история.

Он потянул свою рубашку вверх. Он был мускулистым и не отталкивающим во всем. Это было хорошо. Со мной все было хорошо.

Мое платье смялось неровными складками под его правой ладонью. Конечно же, такого бы не произошло с винилом? Я правда не знала. Сейчас я была бы не прочь поискать это в Интернете.

Он расстегнул молнию до уровня моего пупка.

Так что, я предположила, что это происходит. Я продолжала ждать, когда почувствую себя полуголой.

Марк отодвинулся назад.

– Господи, – сказал он, – ты прекрасна.

Его голос звучал точно также, как когда по вечерам он уходил в кладовку, чтобы заняться бумажной работой. Точно также, как когда он спросил меня, знаю ли я Коула. Правильно было бы сказать «прямо как Марк», потому что он и был Марком. Что вообще вынудило его это сказать? Возможно, он неправильно понял происходящее.

Я произнесла:

– Я сказала тебе заткнуться.

Он рассмеялся.

Я – нет. Я отбросила его руку и потянула свою молнию вверх.

– На этом и закончим.

– Что? – спросил он. – Серьезно?

– Да, серьезно.

Я ожидала, что он возмутится, но он просто запустил руку себе в волосы. Его губы были испачканы неоном. Из-за меня. Он был от моих губ. Наконец, он сказал:

– Черт, ладно.

Часть меня хотела сказать «Нет, правда, давай просто разойдемся». Потому что сейчас у меня во рту был этот неприятный вкус и смутное чувство ненависти к нему, к себе или ко всему.

– Это все равно было плохой идеей, – сказал Марк. – Я не настолько пьян.

Чем больше он говорил и чем больше времени проходило с тех пор, как он касался меня, тем больше я утопала в правде: я прочти переспала с мужем своей начальницы. Я обжималась с мужем своей начальницы на вечеринке. Такой девушкой я была.

– Тебе следует идти, – сказала я. Мой голос был едва различим. – Тебя ищет Сьерра.

Когда он посмотрел на меня, его лицо на секунду сделалось озадаченным, а затем превратилось во что-то похожее на жалость. Он рассмеялся, но не от веселья, а надо мной или над собой. Я почувствовала себя наивно и глупо.

– Нет. Не ищет.

Я подняла на него взгляд своих голубых смертельно-холодных глаз под маской и подождала, пока неопределенность не вернулась в его взгляд. Тогда я сказала:

– Мне нужно привести в порядок свои губы.

К тому времени, как я нашла свою сумочку, он уже ушел, едва хлопнув дверью. Я стала напротив зеркала и рассмотрела свои измазанные неоном губы. Я вытерла его, аккуратно вернула своим губам холодный розовый цвет, уложила волосы возле лица и застегнула молнию на платье, пока не стала выглядеть также, как и до этого.

Затем я достала из сумочки свой телефон. Я подправила подводку для глаз так, чтобы не размазать неоновый голубой цвет, который Сьерра нанесла на мои веки.

Я вдохнула.

Я набрала номер Коула.

– Ты трезв? – спросила я.

– О, перестань. Ты для этого…

– Коул. Трезв?

Пауза, чтобы передать раздражение.

– Ага.

Я хорошо сдерживала свой голос, но это требовало немалых усилий.

– Пожалуйста, приезжай и забери меня.

Глава 43

 КОУЛ •

Когда я приехал на вечеринку, то вынужден был припарковаться вниз по улице, а затем, когда я зашел внутрь, найти Изабел заняло у меня целую вечность. Свет внутри дома был выключен, а черные лампы заставляли всех девушек сиять ультрафиолетом. Снаружи кругом был блеск и экспериментальные танцы, потому что такими они уж были людьми. Меня узнали, потому что это была вечеринка такого рода, но никого это не волновало, потому что это была вечеринка такого рода. Музыка заставляла меня хотеть избить хиппи.

Изабел стояла у бассейна с группой людей, которые с энтузиазмом и непристойностью от опьянения двигали руками. Она застыла в позе. Одно плечо опущено вниз, подбородок поднят вверх. На ее глазах был черный и макияж толстый намек на линию такого же голубого неона, что и ее глаза. Ее рот был создан их стекла – точеный и неподвижный. На ней было белое кожаное платье, в котором она выглядела в тысячу раз утонченнее большинства людей. Стоя посреди всего этого блеска, шума и глупости, в мире, который я неловко и громко населял, она была прекрасна.

Парни в группке смотрели на нее с боязливыми трепетом. Они смотрели на лицо, которое она сейчас сделала, и видели ледяную королеву. Что-то, что должно оттаять.

Всем, что видел я, была ее грусть.

Когда я подошел ближе, то услышал их голоса. Остальные были истерическими и громкими. Голос Изабел – тихий, скучающий и свыше всего этого.

Я подошел к ней сзади. Они заметили меня раньше нее.

– Привет, принцесса, – сказал я достаточно громко, чтобы они меня услышали. – Мир вызывает. Ты снова им нужна.

Она повернулась ко мне, и ее лицо – всего доля секунды, когда она увидела меня – сразило меня. Не потому что оно было жестоким, а наоборот. На один миг доли секунды я увидел неприкрытое облегчение на ее лице. Затем оно спряталось под маской. Но я все еще чувствовал это внутри себя.

– Что, ты уходишь? – спросила одна из девушек. Она была голубоглазой блондинкой, как Изабел, но немного старше и на несколько градусов менее горячей.

Рука Изабел находилась между ее и моей ногой. Безо всяких фанфар я переплел наши пальцы.

– Да, да. Я очень нуждающийся. Никому не говори, – я сверкнул ей нуждающейся улыбкой, и девушка подняла брови.

– Увидимся в четверг, – сказала Изабел. Как легко она изображала из себя страдалицу на публику. Не думаю, что вообще когда-либо видел ее такой расстроенной. Она, возможно, собиралась сказать что-то еще. Не знаю. Я потащил ее прочь оттуда через толпу, через ворота вниз по дороге, к мустангу. Мы уже были в темноте, а не посреди неона, но я не отпустил ее руку.

Мы сели в машину.

– Я хочу за руль, – сказала она.

Я не хотел давать ей ключи, но молча передал их.

Она ехала слишком быстро, а тормозила слишком поздно, но Изабел Калпепер всегда могла взять себя в руки до того, как перейдет все границы.

– Чья это была вечеринка? – спросил я.

Изабел сузила губы. Она не отвлекалась от дороги.

– Моей начальницы.

Она повела мустанг прочь от огней. Мы собирались умереть. Я был напряжен.

– Куда мы едем?

– Я не знаю, – сказала она.

В тишине взревел двигатель. Не думаю, что до этого я хоть раз ехал в машине с выключенным радио. Это походило на конец света.

– Почему я не могу это сделать? – неожиданно со злостью спросила она. Мы влетели в поворот. Возможно, эта ночь закончится конфискацией этого автомобиля, но сказать ей об этом казалось плохой идеей.

– Сделать что?

– Просто забыть обо всем. Просто пойти куда-то, напиться и притворяться, что нет ни проблем, ни последствий. Я знаю, почему. Потому что проблемы и последствия никуда не деваются. И поход на… на вечеринку не заставит их исчезнуть. Я чувствую себя так, как будто я – единственный здравомыслящий человек в мире. Не понимаю, почему этот весь мир работает на глупости.

Вместо того, чтобы становиться громче, ее голос был ровным.

– Ты можешь это сделать. Я видела тебя пьяным. И знаю, что ты снова превращался в волка. Я слышу запах. Я не идиотка.

Долгое время я не отвечал. Я знал, что это еще больше сводило ее с ума, но не знал, что сказать. Было еще слишком рано, чтобы она доверилась мне, но еще не поздно, чтобы в конце концов заслужить доверие.

Я был трезв, но также был волком, а это было еще хуже.

Изабел не отрывала взгляд от дороги. Она закружилась в очередном повороте.

– Бойся. Почему ты никогда не боишься?

– Чего ты хочешь, чтобы я боялся?

Завизжали шины, когда мы шумно подпрыгнули, остановившись возле пустого красного светофора.

– Смерти. Неудачи. Чего угодно.

Я боюсь, что ты не возьмешь трубку.

Я спросил:

– Куда мы едем, Изабел?

Я вроде бы и имел в виду прямо сейчас, но также подразумевал большее.

Она повторила:

– Я не знаю.

– Хочешь поехать домой?

Она не ответила. Это было «нет». Хорошо. Я не хотел везти ее домой.

– Хочешь поехать ко мне?

– Я не хочу быть под прицелом камеры.

С этим я, по крайней мере, мог разобраться.

Глава 44

 ИЗАБЕЛ •

Коул не просто отвез меня домой. Он велел мне припарковать мустанг позади его дома, но когда мы вышли из него, он повел нас прочь от ворот к дому по соседству.

– Он пустой, – сказал он мне. – Арендный. Я проверял.

Внутри было темно, но не так, как в доме у Сьерры. Темнота была сумрачной, несовершенной и утешающей в своей реалистичности. Мебель была по-модному убогой, немногочисленной, приятной и недорогой, как это обычно бывает в арендных домах.

Коул провел мне экскурсию, открывая двери и едва заглядывая в каждую комнату.

– Спальня. Кухня. Прихожая. Туалет. Лестница на крышу. Коридор в задний двор.

Затем он повел меня через небольшую гостиную к раздвижной двери, скрытой за бамбуковой шторкой. Он надавил на нее, пока та не открылась. Невероятно, но по другую сторону был миниатюрный мир в саду. Я не понимала этого, пока не вошла в дверь. Посреди всего этого был белый диван; всего в десяти шагах была еще одна раздвижная дверь, ведущая в остальную часть дома. В этой маленькой комнате между двумя частями дома по стенам вились, росли и раскрывались тропические листья всех форм и размеров. Одно дерево было покрыто апельсинами, другое – лимонами. Папоротники густо обвивали стволы небольших пальм. Загадочные цветы, как экзотические птицы, не спешили показываться и давали себя обнаружить только со второго взгляда. В воздухе пахло чем-то растущим и красивым, чем-то, что люди наливают в пузырьки и наносят на кожу за ушами.

Коул запустил свою руку мне в волосы и воспользовался этим, чтобы повернуть мою голову, пока я не посмотрела прямо вверх. Я увидела то, что он хотел мне показать: потолок высоко над головами был заостренным и сделанным из стекла. Это был парник. Нет, как там правильно? Консерватория.

Стены с растениями и ночь исключали любой шум от дороги или вечеринки. Мы были посреди ничего. Снова в Миннесоте. Нет, в более далеком и удивительном месте. Где-то, где раньше никто не бывал.

Коул прошел к дивану и упал на него, как будто достаточно повидал мир и устал от этого. Мгновенье спустя он достаточно глубоко вздохнул, чтобы я увидела, а не услышала это – грудь высоко поднялась, а затем опустилась.

Я поставила свою сумку возле дивана и села на другой его край. Закинув свои ноги на его, я откинулась на изголовье дивана и сама испустила вздох. Коул положил свои руки мне на ноги и моргал, глядя на стену напротив. Была какая-то пустота в его выражении лица.

Так мы просидели несколько долгих серо-зеленых минут среди мирно покачивающихся листьев пальм и папоротников. Вечнозеленый гельземий рядом со мной висел, словно тихий колокол в ожидании, когда в него позвонят. Мы ни о чем не говорили. Коул продолжал смотреть на стену, а я продолжала смотреть на него и апельсиновое дерево по другую сторону от него.

Коул пошевелил рукой, проведя пальцами по выпирающей косточке на моей лодыжке.

Я вдохнула.

Его пальцы задержались там, играя с моей кожей, почти щекоча ее. С их помощью он повторил форму моей лодыжки и краешек босоножки – рука творца.

Я посмотрела на него. Он посмотрел в ответ.

Он осторожно расстегнул ремешок на моей босоножке. Первым по полу стукнул каблук. Его рука скользила вверх по моей ступне и лодыжке к икре. Вслед за его пальцами у моя кожа покрывалась мурашками.

Я выдохнула.

Вторая босоножка присоединилась к первой. Он снова провел ладонью по моей ноге. Я поймала ее также, как он касался меня. Казалось, будто его пальцы сочли меня прекрасной. Как будто я была любима. Как будто просто провести своими пальцами по моему телу уже было привилегией.

Я не двигалась. Он не знал, как всего несколько часов назад на вечеринке я позволила кому-то другому касаться меня и сама касалась его в ответ.

Но…

Коул наклонился вперед, чтобы встретиться со мной губами. Этот поцелуй… его рот был голодным, жаждущим. Но его руки все еще были на моей спине и прижимали мои бедра, а его прикосновения были тихим криком: я люблю тебя.

Как глупо с моей стороны было думать, что я не увижу разницу между этим поцелуем и поцелуем Марка. Как нелепо было сводить Коула к одним лишь его неприятностям и шуму, так злиться, что забывать об остальных его истинных качествах. Чем я была без напускной любезности?

Подводкой для глаз в белом платье.

Мы были такими ничтожными безо всех своих грехов.

Обернув руки вокруг его шеи, я заплакала.

Какой же я была идиоткой. Этот момент был идеальным, этот поцелуй был идеальным, а я плакала. Все со мной было не так. Во мне все было настолько запутанно, что я не могла плакать, когда все было ужасно, но не могла сдержаться, когда все хорошо.

Наши губы стали солеными от слез. Коул не прекратил и не остановился, но его руки поползли вверх по моей спине и прижали меня крепче. Мгновенье спустя он прижал свой лоб к моему, а я положила руки на его лицо и мы просто сидели так, дыша одним воздухом на двоих. Было так много нас и так мало его и меня. Мы, мы, мы. Это было противоположностью одиночеству.

Коул сказал:

– Ты – единственное, что я сделал хорошего в своей жизни.

Я ответила:

– Прости, что так раскисла.

Он снова поцеловал меня. Мой рот, мое горло, мою кожу за ухом.

Он замедлился. Отстранившись, он произнес:

– Скажи мне, что это что-то значит для тебя.

Странно было об этом спрашивать. Как будто был другой вариант. Он был той рок-звездой, что развлекалась в турах с бесчисленными девушками бесчисленными ночами. Он был тем парнем с бесцеремонной улыбкой и легким смехом.

Но не это было правдой. Не на самом деле. Не сейчас. Сейчас я была той, у кого стальное сердце. Я была той, кто всегда убегает.

Слеза капнула с моего подбородка на ногу. Она была серой из-за подводки для глаз. Я сказала:

– Не дай мне оставить тебя.

А затем, в нашем тайном кусочке Лос-Анджелеса, мы поцеловались и избавились от одежды. Его руки боготворили мое тело, мой рот исследовал его, и в конце было вот что: мы, мы, мы.

Глава 45

 КОУЛ •

Это место, это место. Жаркий Венис, штучный Эдем, светящееся хипстерское место Новой Эры, куда люди приходят, чтобы поверить в судьбу, предназначение, карму и все те вещи, которые являются истинными только здесь и только если ты сам превратишь их в правду.

Однажды я был мертв в Лос-Анджелесе.

Глава 46

 ИЗАБЕЛ •

Я открыла глаза и не знала, где я. А затем, чуть более проснувшись, неожиданно поняла, но была в замешательстве. Мою голову переполняли мысли и ощущения. Мои собственные босые ноги поверх одеяла, лунный свет сквозь приоткрытое окно, паутинка тени от горшка с засохшей гипсофилой. Небритый подбородок Коула в ложбинке на моей груди, его ровный загорелый бок, его пупок, его бедра, его ноги, его лодыжка, переплетенная с моей, одна его рука, небрежно лежащая на моей шее, вторая – на нежном участке кожи у меня под грудью.

Наконец, мой мозг соединил все картинки в мысли и воспоминания. Наконец, я поняла: я была совершенно голая.

Мы были в одной из спален арендного дома. Опьяненные друг другом, существующие во влажном мире вне всякой логики, мы задержались здесь прошлой ночью и уснули поверх одеяла. Сейчас была ужасная рань и…

Что я вообще творила? Кто был этот человек, вместо меня? О чем я думала?

Я выпуталась из объятий Коула и нашла на полу свою одежду. Я переступила через нее и пошла к своему телефону, который был сунут в мой клатч. Два часа ночи. Моя мать все еще на работе, она не станет волноваться. Но, конечно же, София ждала и смотрела своими бессонными совиными глазами, беспокоясь о моем благополучии. У меня были четыре пропущенных звонка от нее.

– Хей, – сказал Коул. Он выглядел молодым, беззаботным и полусонным. Он просто оторвал свой палец от одеяла и указал им в моем направлении. – Хей.

Я неожиданно застыла, от мысли, что он произнесет не мое, а другое имя. Я с болью поняла, что если он назовет имя другой девушки, это разобьет мне сердце.

– Изабел, – сказал он, – что ты делаешь?

Я не знала. У меня подгибались коленки. Я начала одеваться.

– Мне надо идти, – сказала я. Мой голос звучал куда более проснувшимся, чем его. В свете уличного фонаря я с легкостью могла разглядеть комод, зеркало, стеклянную скульптуру в углу комнаты. Казалось, в этом городе никогда и нигде не бывало темно. Я вдруг яростно возжелала настоящую ночь, чтобы полностью скрыться в ее идеальной темноте.

– Нет, – просто ответил он. Теперь он поднял всю руку и протянул ее в направлении меня. – Останься.

– Не могу. Люди… никто не знает, где я. Мне нужно идти.

– До утра ничего с ними не случится. Возвращайся. ложись спать.

– Я не собираюсь спать. Мне нужно… – я не могла сообразить, как надеть свое платье обратно. Ни одна сторона не казалась правильной. Оно было каким-то неподходящим со всех сторон, а мои пальцы были жутко неуклюжими.

Коул приподнялся на локте и наблюдал, как я ожесточенно сражаюсь с предметом одежды. Наконец, я со злостью застегнула молнию. Вышло криво. В любом случае, кто сможет разглядеть это ночью? Никто. Я не могла вспомнить, куда дела свои ключи от машины. Может быть, они все еще валялись где-то в консерватории. Я не смогла найти их ни на прикроватной тумбочке, ни в своем клатче, ни на полу, ни… о нет, нет, я приехала на машине Коула, мне нужно такси, я должна вызвать машину, я не могла даже подумать о…

– Изабел, – сказал Коул прямо позади меня. Он взял меня за локти и развернул к себе. Я напряглась, сопротивляясь. Я не могла смотреть ему в глаза. – Если тебе нужно идти, я отвезу тебя. Ты не в себе.

– Пожалуйста, отпусти, – произнесла я, и это было самым гадким, что я вообще когда-либо говорила, я ведь даже не хотела того, о чем просила.

Он отпустил. Я ожидала, что выражение его лица станет пустым, настоящий Коул уйдет туда, где я не смогу ранить его, но он все еще был здесь.

– Не делай этого со мной.

Ударение, каким-то образом, было на «мной». Он не ожидал, что сможет убедить меня не делать этого, чтобы это не значило, но я могла бы, по крайней мере, направить это не на него.

Я хотела, чтобы мои руки перестали дрожать. Я хотела, чтобы мой мозг вернул себе контроль над моим телом.

– Мне нужно идти, – сказала я. – Я ухожу. Не будь засранцем из-за этого.

Я понятия не имела, что я несу. Я просто знала, что ухожу. Я собралась. Я вызову машину. Пойду на бульвар Эббот Кинни и сяду в нее.

Голос Коула был грубым.

– Ладно, Изабел. Просто… я понял. Ты – главная. Позвони мне, когда тебе будет удобно, хорошо? Не важно, что нужно мне. Не важно, как сильно я…я понял. Как скажешь. Будем играть по твоим правилам.

Я не ответила. Меня уже там не было.

Глава 47

 КОУЛ •

включить свет

что сегодня будет смотреться хорошо

Может я

Может нет

подхожу ли я к твоим туфлям

твоим волосам

твоему лицу

Может я

Может нет

обратно на вешалку

растянут но не ношен

я использован

Глава 48

 КОУЛ •

Я записал альбом.

Больше мне здесь делать было нечего.

Небо в Л.А. стало пасмурным и дымным. Без сияющего солнца и насыщенных цветов все выглядело по-другому. Дома казались более ровными, трещины на дорогах – более глубокими, пальмы – более сухими. Не то, чтобы казалось, будто то Л.А., который я любил, исчез, просто он как будто спрятался, уснул или споткнулся и лежал в канаве, ожидая, пока я найду его.

Я устал от ожидания. От создания. От работы. Я хотел какого-то завершения, окончания, чувства, которое я где-то уже испытывал.

Я хотел, чтобы Изабел позвонила мне и сказала, что была неправа, что я ей нужен, что она меня любит.

Я позвонил Леону:

– Товарищ. Не желаете ли пообедать со знаменитостью?

– Если бы я мог, – любезно сказал он. – Но у меня заказы до полуночи.

До этого были еще сотни лет. К тому времени Л.А. может быть уже мертв.

– Тогда завтра. Чили-доги. Запиши в свой ежедневник. В этот раз я за рулем.

Я сел в мустанг и поехал. Я не знал, куда направляюсь, но оказался в Санта-Монике. Я знал, что Изабел была здесь, но автомобиль не знал, что она не хочет меня видеть. Я заехал на большую крытую парковку и остановилcя там. Я хотел уколоться. Я коснулся своей кожи в том месте, куда вколол бы волка. Я почти чувствовал это. Я задумался, возможно ли было вызвать превращение без иглы или смены температуры, как в тот раз, когда от меня запахло волком, когда приперлись полуголые девушки.

Я сказал Джереми, что избавлюсь от этого.

Я избавился. Правда. Просто принять это по-настоящему оказалось сложнее, чем я ожидал. Нет. На самом деле, я знал, что будет непросто.

Завязать никогда не было просто.

Изабел находилась всего в нескольких кварталах. Я устал проверять свой телефон на наличие сообщений.

В машине становилось душно. Я открыл дверь и сидел на этой тусклой голубой парковке, трогая свое запястье и сгиб локтя, размышляя об исчезновении.

Я услышал свое имя.

– Коул? Коул?