Текст книги "Грешник (ЛП)"
Автор книги: Мэгги Стивотер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)
Из всех событий. Возможно, у него были девушки прежде, но я длительное время намеренно ни с кем не встречалась. И теперь я даже не знала, говорил ли он это, только чтобы успокоить подозрительную официантку, или потому что он думал, что я действительно была его девушкой. И я даже не знала, хочу ли я ею быть после этого. Я не знала, имело ли значение, что твой парень не был неприятностью, когда весь остальной мир считал, что это так.
Коул уперся виском в окно, бросив взгляд на безоблачное небо.
– Я пытаюсь, – наконец сказал он. – Я пытаюсь, и всем на это наплевать. Я всегда буду ним.
– Кем?
– Коулом Сен-Клером.
Факт настолько очевидный, что глупо было его произносить, но я точно знала, что он имеет в виду. Я просто знала, какого это, когда твой худший страх – быть собой.
Глава 25
КОУЛ •
Вот, что я знал: если бы я сейчас вернулся в квартиру один, то вошел бы в ванную и воткнул иглу себе под кожу, и даже если это не были бы наркотики, даже если это было намного безобиднее, чем наркотики, это напомнило бы мне о том человеке, которым я был не так давно. Человеке, который пошел в Корейский Квартал за зарубкой и разгромил суши-ресторан, когда все пошло наперекосяк. Я не мог принять ту ненависть к себе, которая была у меня тогда.
Так что я умолял Изабел взять меня с собой обратно хотя бы ненадолго.
И она, должно быть, знала меня, потому что сделала это даже при том, что была зла.
Мать Изабел жила в одном из тех домов, которые могли быть куда более милыми, если бы соседние не были точно такими же милыми. Для меня это не было похоже на Калифорнию – это выглядело как Высший Средний Класс, США. Изабел припарковала свой огромный внедорожник на подъездной дорожке; она сделала это так аккуратно и умело, что я был уверен, что она намеревалась сбить цветочный горшок справа. Когда она вышла в вечерний двор, пренебрежительно приоткрыв рот, я понял, что был прав. Это была партизанская война: Изабел против пригорода. Она еще не поняла, но единственным способом добиться успеха было отступить. Или, может быть, она и поняла, но все пути к отступлению были перекрыты. Поэтому она решила вступить в бой.
Один только вид этой улички навлек на меня усталость. Это напомнило мне о моих родителях и Фениксе в Нью-Йорке.
Мы прошли в центр прихожей, где пахло освежителем воздуха. Обстановка была бесконечно милой, и я забыл, как это выглядит, едва отвел глаза. Изабел была здесь не к месту – диковинка. Она поджала свои конфетные райские губы, а потом мы услышали, как ее мать позвала:
– Изабел?
Изабел предупредила меня, что ее мать будет дома и что она позаботиться об этом.
Потом послышался тихий грохот: мужской голос.
Изабел сузила глаза в тот же момент, когда София появилась на ковре перед нами, выглядя такой же неуместной здесь: с сонными глазами, перенесенная из немого черно-белого кино, в сочетании с одной из этих причесок, где кудри улаживают набок, и текстом, напечатанным причудливым шрифтом внизу экрана. Своей белой рукой она ухватилась за перила. Она пробормотала слова. Напечатанными внизу экрана они выглядели бы так: «Твой отец!»
Том Калпепер.
В последний раз я видел его над телом Виктора, за две тысячи миль отсюда, миллион лет назад. Хотя, Калпепер не знал, что это был парень в волчьей шкуре. Он просто пытался убить что-то с острыми зубами. Так что, смерть Виктора на самом деле не была его виной. Она была моей. Всегда моей.
Мне следовало вернуться в квартиру.
– Изабел? Это ты, да? София, это Изабел?
Обе девушки посмотрели на меня. София молча спустилась с последней ступеньки и начала дергать меня за руку. Потом она подумала лучше и сделала небольшой жест рукой. Текст на экране: «Иди за мной!». Изабел приложила палец к губам:
– Шшш (воздушные поцелуи/детка/воздушные поцелуи/дыши со мной), – и прошла в другую комнату.
Когда София потащила меня по коридору, а потом прямо через милую, красивую, незапоминающуюся кухню в направлении открытой дверь открытой двери к патио, я услышал как Изабел холодно произнесла:
– Ох, как чудесно. Все составляющие моей ДНК снова вместе.
София не останавливалась, пока вела меня через небольшой дворик прямо к небольшой игровой площадке с домиком напротив него. Это была одна из тех площадок с зеленой пластиковой горкой, стеной для скалолазания и обычно осиным гнездом внутри. Домик был размером с четыре фута и тускло освещался светом с крыльца. София заползла в дальний угол, обняв колени руками, а я сел в другом углу. Я осознал, что нам все еще было слышно Калпеперов, особенно когда мгновение спустя они зашли в кухню с открытым окном. Небольшое окно с зелеными ставнями даже предоставило нам возможность наблюдать все веселье: мы с Софией оставались для них незаметными, но они светились, как экран телевизора.
– Я смотрю, ты заезжала в химчистку, – сказала Изабел тем же холодными голосом. Она налила себе стакан воды. Она ничего не сказала своему отцу.
Мать Изабел провела рукой по своим бедрам. На ней были идеально белые брюки и черная блузка с вырезом. Она была одной из тех славных женщин, которые были собраны в кучу, а не созданы такими. Обычно матери с дочерьми выглядели как снимки до/после, но в этом случае они двое просто покидали помещение, оставляя всех в благоговении перед генетикой.
– Твой отец хочет узнать, не хотим ли мы провести с ним выходные, – сказала мать Изабел.
София рядом со мной скрутилась клубочком. Все, что мне было видно через ее колени, это огромные глаза, которыми она смотрела на кухню. Они блестели, как будто от слез, но она не плакала. Я задумался, сколько ей лет. Пятнадцать? Шестнадцать? Она казалась младше. У нее все еще была та таинственная черта, как у всех юных детей, которая пробуждала у людей желание заботиться о ей, а не встречаться.
– Здесь? – сказала Изабел на кухне. – Или в Сан-Диего?
– Дома, – сказал Том Калпепер. Он прислонился к дверному проему со скрещенными на груди руками, выглядя по-адвокатски. – Конечно.
Изабел ровно улыбнулась в свой стакан.
– Конечно.
София прошептала:
– Хотела бы я быть как Изабел.
Я снова обратил свое внимание на площадку.
– Что это значит в твоем понимании?
– Она всегда знает, что сказать, – поспешно произнесла София. – Когда мои родители спорили, я просто плакала и выглядела по-идиотски. Изабел никогда не расстраивается.
Я не знал об этом. Я думал, Изабел всегда была расстроенной.
– Нет ничего плохого в плаче, – сказал я, и приврал, – Я плачу все время.
София подняла бровь и улыбнулась мне через свои колени. Я увидел только ее уголок ее губ – застенчивый и недоверчивый. В любом случае, ей понравилось то, что я сказал. Я достал свой крошечный блокнот и записал лирику воздушных поцелуев, пока не забыл об этом.
– Твои родители в разводе? – спросил я.
Она кивнула.
– Твой отец тоже был придурком-адвокатом?
Она покачала головой. Ее блестящие глаза заблестели чуть больше.
– Не адвокатом, и не придурком, – она даже не могла произнести «придурок» ненавидящим тоном. Она сказала это очень осторожно, как будто говорила об анатомии, и не хотела, чтобы кто-то услышал ее.
Я услышал, как на кухне Изабел по прежнему очень холодно сказала:
– Двухчасовая дорога не предоставляет тебе конкретного права на мое время. У меня были планы. Если вы с моей матерью хотите насладиться выходными, полными взрослых занятий и принадлежностями для плавания, то я не против. Вы взрослые люди.
– Совершеннолетие не дает тебе права на грубость, Изабел, – сказал Том. Я закрыл глаза и подумал о различных способах, какими я мог бы причинить ему боль, от самого простого к самому жестокому: своим кулаком, своими словами, своей улыбкой. – Со своей матерью ты также разговариваешь?
– Да, – сказала Изабел.
Я открыл глаза и спросил Софию:
– Как давно твои родители в разводе?
София пожала плечами и потерла пальцем о домик. В тусклом свете я различил, что она касается слов «тут была София», написанных шрифтом с завитушками. Она грустила тем способом, что не требовал от меня никаких действий, и это заставило меня захотеть сделать что-то. Я порылся в кармане своих брюк-карго, пока не нашел маркер, а потом наклонился через нее и написал «тут был Коул». Я подписал это. Я хорош в своих подписях.
Ее зубы образовали крошечный полумесяц в темноте.
Я услышал, как голос Терезы стал громче, и мы с Софией оба начали снова слушать. Я пропустил конец ее предложения, но безошибочно уловил ответ Тома через открытые окно и дверь.
– Мы с тобой оба знаем, что любовь для детей, – сказал он. – Мы взрослые. Совместимость для взрослых.
– Совместимость для моего Блютуза и моей машины, – ответила Тереза. – Только вот они прекрасно ладят, и мой Блютуз никогда не заставляет мою машину чувствовать себя дерьмово.
– Что же, – сказала Изабел, тонко, четко и осуждающе. – Я собираюсь оставить вас двоих здесь. Мне есть чем заняться, как, например, просверлить дыру в своей собственной колокольне. До скорого.
Том отвел свой смертельный взгляд от жены, чтобы посмотреть на дочь.
– Я ехал два часа, чтобы увидеть тебя.
Изабел стояла к нам спиной, так что я видел то, как она скрестила руки за спиной, вместо ее лица и то, как сильно своей левой рукой она ущипнула правую, что та аж покраснела. Голос по-прежнему был ледяным:
– И вот я перед тобой.
Она покинула комнату. Том облизнул зубы. Затем он сказал:
– Я смотрю, твое воспитание творит чудеса, Тереза.
Не существовало такой вселенной, в которой мы с Томом Калпепером были бы друзьями. София склонилась над телефоном, быстро набирая смс. Я не видел ничего, кроме имени Изабел вверху экрана.
Мгновение спустя Изабел появилась на площадке и проскользнула в домик – мне пришлось втиснутся рядом с Софией, чтобы освободить место. Изабел выглядела так, как будто была сделана изо льда. Ее взгляд был направлен туда, где я подписал домик, но на самом деле она смотрела в никуда.
– Вот, – сказал я.
Я протянул ей маркер, но она не взяла его. Она произнесла:
– Я хочу забыть, что когда-либо была здесь.
София предложила:
– Я могу зайти внутрь и принести несколько печенек, если хочешь.
Изабел отрезала:
– Я не хочу, чтобы ты приносила мне чертову еду, София!
Ее кузине каким-то образом удалось сжаться еще сильнее и занимать еще меньше места. Изабел прикрыла глаза, приоткрыв рот.
Я был в сэндвиче из двух несчастных девушек, и у меня не было своей машины, чтобы уехать куда-нибудь, а даже если бы и была, то это был бы Сатурн. И когда София произнесла «печеньки», я на самом деле захотел одну, потому что наш обед был испорчен подозрительными суши-поварами. Но сейчас Тереза и Том Калпеперы устраивали настоящий фестиваль крика на кухне, так что, честно говоря, никто не смог бы зайти внутрь без жертв среди гражданского населения.
– Я взял бы печеньку, – сказал я Софие, – но я слежу за своим весом. Ты же знаешь, что камера накидывает двадцать футов, а жизнь становится бессмысленной, если я не могу выглядеть прелестно на камеру.
Изабел фыркнула. София засопела и пробормотала что-то.
– Что? – спросил я.
– Искажение объектива, – вдохнула София. – Вот почему она накидывает двацать футов. Каждый – вдох – объектив технически является рыбьим глазом, так он увеличивает середину всего, типа твоего носа, живота и т. д. Все из-за освещения, вспышки, ведомой вспышки и – вдох – это мешает теням и краям, так что ты выглядишь толще.
– Ну, – сказал я. – Тебе лучше знать.
Сражение на кухне набирало обороты. (Только что Тереза гордо прокричала: «Разве «адвокат» – не просто синоним слова «шлюха?». А Том ответил: «Если мы говорим о женщине, которая работает всю ночь, то, думаю, правильным словом будет «доктор»).
Я вынул свой телефон.
– Хочешь посмотреть выпуск, который мы сняли сегодня?
София сказала:
– О чем он?
– Это сюрприз. Я могу сказать тебе, но тогда мне придется стереть тебя с лица Земли.
Изабел открыла глаза. Я поклацал в своем телефоне и открыл веб-сайт. Обе девушки наклонились немного ближе к освещенному экранчику в темноте.
Выпуск начинался с моей ссоры с Лейлой и быстрыми темпами переходил к нашей с Чедом борьбе за Джереми.
– Что за идиот, – сказала София.
– Он знает, что Джереми женился на тебе раньше? – глухо вставила Изабел. Я знал, что она сказала это из-за Софии, чтобы казалось, что она поглощена просмотром видео, и ее грубость была прощена. Это работало также потому, что София отчаянно хотела ее простить.
После того, как я заполучил Джереми, мы трое отправились по адресу, что дала мне Изабел. Это была свадьба преданного фаната в Эхо-парке[28]. Ну, это по словам Изабел он был преданным фанатом. Многое зависело от таланта Изабел одновременно изображать меня в Интернете и также знать, как искать что-то. Потому что если бы это оказалось свадьбой обычного человека или заурядного фаната, то мы направлялись к неприятностям. Время поджимало, а в Сатурне таинственным образом в дороге закончился бензин. Мы были вынуждены идти за бензином к заправке, где заправщик совершенно случайно меня узнал.
Я поставил видео на паузу.
– А это часть, в которой я проверяю, на самом ли деле Изабел знает все.
София спросила:
– Почему?
– Это она нашла свадьбу.
Широко раскрытые глаза Софии повернулись к Изабел.
Изабел произнесла:
– К счастью для меня, я знаю все.
И она знала. В конечном счете, мы добрались до Эхо-парка, где что жених, что невеста оказались преданными фанатами, а невеста неожиданно упала в обморок, в основном на камеру, когда увидела, как мы с Джереми выходим из машины. К ужасу всех присутствующих родителей, мы зажгли и сыграли несколько песен во всю мощь. Даже Лейла отбила не так ужасно. Это на самом деле был хороший эпизод.
София счастливо вздохнула:
– Это так романтично. Вживую тоже было так?
– Конечно, – сказал я.
Изабел листала комментарии к видео в Виртуальном Мне. Их было много. Слишком много, чтобы прочесть их все, даже если захочешь. Изабел покосилась на самый недавний. Он был длинною в абзац, полон любви к «Наркотике» и свадьбам, в нем спрашивалось, напишу ли я когда-либо еще одну песню типа «Злодея».
Пока мы оба читали, появился еще один комментарий.
Комментарий номер 1,362, всего одна строчка:
«падение коула сен-клера лицом вниз, вот как я его помню»
Изабел поджала губы. Она не смотрела на меня. Я чувствовал себя в ловушке между этим комментарием и перепалками в суши-ресторане и с Чедом. Я чувствовал, как мое прошлое подбирается все ближе и ближе, а не наоборот.
София все еще была в восхищении от зажигательной концовки нашего выпуска.
– Как думаешь, Изабел, на твоей свадьбе будет рок-группа?
– Я не выхожу замуж, – сказала Изабел, выключая телефон и убирая его. Она все еще не смотрела на меня, на дом или на что-либо. – Я не верю в хэппи-энды.
Позже, в пустой квартире, это было все, что я мог четко вспомнить. Прерванный обед с Бейби был окутан туманом гнева и унижения. Разговор с Чедом – перепачкан сомнениями. Улыбки гостей на свадьбе – забыты.
Я помнил только, как единственный человек, с которым я хотел быть, говорит, что не верит в хэппи-энды.
Когда позже той ночью или раньше этим утром я сел в Сатурн, на радио играл «Злодей». Мой голос зарычал на меня, когда я свернул в переулок:
«
Разве не этого ты всегда от меня хотела?
По скидке поздней ночью не в своем уме
Я гораздо дешевле
».
Дороги были жуткими и заброшенными. Даже бары были закрыты. Отсутствие людей и солнца каким-то образом подчеркнуло отсутствие травы и листьев у тротуара. Это место было вырезано из бетона. На радио все еще звучал мой озлобленный голос. Я не выключил его.
«
Не притворяйся, будто похожа на меня
»
Пляжная парковка была пустой, а воздух, когда я открыл дверь, – холодным.
«
Это обо мне
»
Безразличие было достойным. Оно продлит это.
«
Я останусь просто историей из твоей бурной молодости
»
Я взял свои вещи и прошелся босиком по песку к океану. Я разделся. Там не было никого, кто мог бы меня увидеть, кроме черного, беззвездного неба и темных силуэтов пальм на краю парковки. Я воткнул иглу себе под кожу.
«
Боже, ты злодей, злодей
»
Конечно, я мог быть замечен. Кто-то мог бы увидеть, как я бегу по прибою в волчьем обличье. Или кто-то мог увидеть меня через девять, пятнадцать или двадцать две минуты, когда я превратился обратно в человека. Или маловероятно, очень маловероятно, кто-то мог увидеть само превращение.
Но этого не произойдет. По статистике, не произойдет.
А угрозы было недостаточно, чтобы меня остановить. Я ждал, когда мои вены натянутся, а нервы задрожат. Если бы существовал способ избавиться от мыслей раньше боли, кричащей боли превращения, это было бы идеальным побегом. Чистейший наркотик, здравый душевный отдых.
Иногда я забывал, каким грязным меня сделали наркотики. Но это было так, как сказала Бейби. Сейчас я был хорошеньким.
«
Злодей злодей злодей
»
А потом я наконец стал волком. Песок под моими лапами, холодный, сырой и бесконечный. Никаких цветов, по которым можно скучать на ночном пляже. Только звуки, запахи и ветер, шумящий в моих ушах, когда я бегу. Каждая мысль была образом.
Я скорчился в ледяном прибое. Вокруг не было никого. Пляж все еще был пустой. Это каким-то образом заставило меня чувствовать себя только хуже. Я один знал о себе правду, но этого было достаточно. Все остальные уже догадались.
Я всегда был им, всегда был Коулом Сен-Клером.
И я все еще слышал голос Изабел, когда она сказала «я не верю в хэппи-энды».
Глава 26
ИЗАБЕЛ •
интернет: Приветик, Коул Сен-Клер, это правда, что тебя вышвырнули из «Юзу»?
виртуальный коул: за то, что я такой хорошенький
интернет: Мой дружбан сказал, что это потому что вы устроили перестрелку у них в туалете.
виртуальный коул: тебе нужны новые дружбаны
интернет: ЛОЛОЛ люблю тебя, чувак
виртуальный коул: а кто ж не любит
интернет: Ты когда-нибудь напишешь еще одну песню, типа «Злодея»?
интернет: Кто та девушка, которую мы видели в последнем выпуске?
виртуальный коул: ужасно горячая инопланетянка
интернет: пошли ее! лю тя коул!
виртуальный коул: ужасно горячая инопланетянка уничтожит планету
виртуальный коул: на самом деле, я спасаю мир (нет)
виртуальный коул: скажи мне спасибо прямо сейчас
интернет: она не узнает ахах лол
интернет: Увидим ли мы Виктора снова когда-нибудь? «Накротика» жжет!
виртуальный коул:
интернет: Рад видеть, как вы с Джереми снова играете вместе! Что насчет Виктора?
виртуальный коул:
интернет: ОК, а теперь давай вернем Виктора!!!!!!
виртуальный коул: вы ребята доведете лейлу до веганского нервного срыва
интернет: ахахаха нет, но рил НАРКОТИКА НАВСЕГДА
интернет: что ты хочешь на свой день рождения?
виртуальный коул: оставаться вечно молодым
Коул написал мне:
Вообще-то, я хочу тебя
Глава 27
КОУЛ •
Бейби позвонила мне и произнесла:
– С днем рождения. Готов к своему сюрпризу?
Я стоял в сдающемся в аренду доме по соседству с моей квартирой; я вломился сюда сразу после завтрака. И под «завтраком» я подразумеваю банан в булочке для хот-дога, а под «вломился» – я обнаружил, что одна из задних раздвижных дверей была не заперта. Я не был взволнован своим днем рождения, хоть и не мог точно сказать, почему. Я ответил:
– Мне он понравится?
– Я хорошо потрудилась для этого.
– Можно подсказку?
– Просто наслаждайся поездкой, – сказала Бейби. – Ты, возможно, захочешь надеть штаны для нее. Надеюсь, ты работал над музыкой.
Первый сюрприз появился у меня на пороге в 10 утра. На самом деле, он был не на пороге. Он появился в переулке позади дома и ужасно шумел, пока я взбирался на крышу, чтобы посмотреть, что происходит.
Внизу ревел двигатель блестящей лазурной Ламборджини. На короткий миг я подумал, что это и есть подарок, а потом понял, что подарок вообще-то сидел позади водительского колеса в виде маленькой, прелестной латинки в белых очках-авиаторах. Она выглядела и богаче, и знаменитее меня, потому что так и было. Мое сердце непроизвольно пропустило удар.
«Ох, Бейби, ты сообразительная сволочь», – подумал я.
– Магдалена, – крикнул я. – Как мило, что ты заехала.
Когда я впервые встретил Магдалену, ее только заметили в маленьком городке в Арканзасе, Джорджии или Северной Каролине, дочь механика, которая развлекала себя угоном тачек и пением в торговых центрах. Она только выпустилась из старшей школы, записала свой первый мини-альбом и искала, где бы засветиться.
Она записала «Пробел» вместе с нами, а потом наши дороги разошлись. Я имею в виду, что я пошел дальше, чтобы сделать «Наркотику» знаменитой в нескольких других странах, а потом грохнулся в обморок в луже собственных слюней.
А она пошла дальше, чтобы записать один из своих танцевальных альбомов, который вошел в пятерку самых продаваемых альбомов десятилетия, выйти замуж и развестись с двумя актерами и одной актрисой в течении двух лет, лишиться, а потом снова получить свои водительские права за участие в уличных гонках и сняться в фильме из серии «Сцепление» – единственное, что принесло какие-то деньги. У меня все еще был постер, который она мне прислала. Металлическим синим маркером она написала:
Заткнись (и Поехали), Коул
Я понял, что у нее самая большая коллекция небесно-голубых суперкаров в Северной Америке.
Она также была самой хорошенькой пьяницей, которую я когда-либо знал. В старые опасные времена я был безумно влюблен в нее. Я был почти уверен, что Бейби знала обо всем этом. Я задумался, чего же она ожидала от меня в этом выпуске.
– С днем рождения, Коул Сен-Клер! – Магдалена снова заставила двигатель Ламбо зарычать. Откуда-то подул ветер и развеял ее черные волосы. Блестящие пряди казались созданными группой специалистов. – Сядь в эту машину, пока у меня не закончился бензин!
Я перегнулся через перила, ныряя в синеву машины. Я заметил, что Ти припарковал фургон рядом с ней и записывал каждую секунду. Также, на блестящем топе Магдалены был закреплен небольшой микрофон.
– Куда мы едем? – громко спросил я.
– Бейби сказала, что мы записываем песню?
– Ох, конечно же.
– Я записываюсь только в своем месте. Надеюсь, у тебя есть что-то, что заставит меня звучать хорошо.
– Моя барабанщица не поместится в эту машину.
– Она может взять это, – сказала Магдалена. Из ее голоса сочилось презрение и растекалось вокруг шин Сатурна.
Картинка того, как Лейла вынуждена снова ехать в Сатурне была сильным мотиватором. Я оттолкнулся от перил. Спускаясь по лестнице, я написал Изабел. Виртуальный Я мог бы оживиться. Идет выпуск.
Изабел ответила: Интернет никогда не спит
Я ответил: ты могла бы прийти
Изабел: чертовы уроки допоздна
Я написал: скажи им, что у меня день рождения
Она не ответила, но я и не ожидал этого от нее. Я позвонил Джереми.
– Я пришлю за тобой машину. Снимаем выпуск.
Джереми спросил:
– Какой способ?
Я сказал:
– Понятия не имею.
***
Магдален привезла меня в свою студию на Лонг-Бич. Я даже не мог назвать это студией. Я не знал, как это называть. Это был склад возле аэропорта Лонг-Бич, бетонные этажи и гигантские двери предназначались для грузовиков с прицепами. Он был достаточно большим, чтобы уместить в себе весь Венисский квартал. Половина его была занята небесно-голубыми суперкарами. Я не знал половину из них. Плоские автомобили с большими двигателями и спойлерами[29], которые были похожи на орудия для пыток. Бетонный пол между ними был помечен широкими следами от шин, некоторые из них уходили в сторону.
В другой половине была студия. Это была самая большая и причудливая студия, которую я когда-либо видел, а мне приходилось видеть довольно большие и причудливые студии. Там были звукоизоляционные кабинки для певцов и барабанной установки, рояль и вертикальное хипстерское пианино, стеллаж с синтезаторами, целый набор гитар и бас-гитар, виолончели на стойках, ожидающие своего часа. Стены были покрыты акустической обивкой, а с потолков свисали микрофоны. На секунду мне показалось, что я учуял запах волка среди микшерных пультов, но затем он исчез и, возможно, просто исходил от меня. Надо мной на стене висел плакат блестящих 3D губ, проколотых кольцом. Они были больше любой из машин и красными, как кровь в моем бьющемся сердце.
Это было чересчур даже для сверхмерия. Я повернулся к Магдалене. Она уже пила что-то из небольшого стаканчика.
Небольшое пояснение: вещи в небольших стаканчиках накрывают больше, чем те, что в огромных.
Она улыбнулась мне. Это была улыбка, которую видели десять тысяч камер. Две из них были как раз направлены на нее.
– Хочешь чего-нибудь? У меня наверняка есть кое-что, что будет тебе интересно.
– Я чист, – сказал я Магдалене.
– Твое право, – рассмеялась Магдалена, и смех ее был немного хрипловатым, как случалось со мной, когда я много гастролировал. – Миру нужно больше святош.
Я задумался: может, Бейби ожидала, что мы разругаемся? Я забил на эту мысль.
– Взгляни на все эти игрушки, что у тебя здесь есть.
Самым безумным было то, что это место – бетонное олицетворение ее воображения. Она была настолько на вершине топа – длиннющие волосы, огромные глаза, обтягивающий блестящий топ, замысловатый пирсинг в пупке, пояс, шире моей руки, штаны-клеш и тяжелые ботинки – что идеально соответствовала этому.
– Подождем, пока мальчики приедут, – сказала она. – Сыграй мне что-то, – она указала на рояль. Это был девятифутовый Стейнвей. Потому что семифутовый Стейнвей для позеров.
Есть только один вариант развития событий, когда вам предлагают девятифутовый концертный Стейнвей, особенно такой небесно-голубой, как этот.
Я сел за него.
Я не всегда был рок-звездой. У меня не было уроков игры на синтезаторе, о которых я просил своих родителей.
Я сыграл небольшой отрывок Баха. Намеренно медленно, высокопарно и мягко, как криповый клоун или шутка с участием Баха. Рояль был потрясающе настроен. Он практически играл сам по себе.
– Ну а теперь, Коул? – замурлыкала Магдалена, опираясь на рояль. Она закатила глаза в сторону камер. – Мы здесь одни. Конечно же тебе хочется.
Я улыбнулся ей – улыбкой Коула Сен-Клера – и сыграл еще один отрывок беспорядочного Баха: быстро, но профессионально – а затем ударил аккорды «Пробела».
Магдалена дико усмехнулась, сразу же узнав мелодию. Она убрала от губ стакан и запела, когда я дошел до нужного аккорда:
– Ударь это, ударь это, ударь это!
Каждый раз, повторяя «ударь это», она увеличивала мощность. Черт, у нее был ужасно громкий голос. И она совершенствовалась с тех пор, как мы впервые записали этот трек. Она выдохнула бит на грани фортепиано, когда я споткнулся и резко упал через припев «Пробела», пытаясь перевести аккорды синтезатора на фортепиано на ходу. Прошел миллион лет с тех пор, как я играл ее.
Но она все равно цепляла.
Кто бы не написал эту песню, он знал свое дело. Мое отражение хитро улыбнулось мне с блестящей открытой крышки рояля.
Магдалена продолжала петь.
И, ох. о, было прекрасно играть снова. Слышать, как кто-то подхватывает твой ритм, добавлять немного импровизации, снова и снова возвращаться к тем самым четырем впечатляющим аккордам, которые в течении двух славных недель Америка пела снова и снова, пока они не начинали им сниться.
Потом мы продали права на нее коммерческой организации и двинулись дальше.
Магдалена на пределе прокричала последний звук в то же время, как я обрушил на Стейнвей громкий басс, а когда последняя звонкая нота затихла, она сделала еще один глоток.
Я подумал, предполагалось ли, что она станет второстепенной катастрофой.
Я услышал медленные аплодисменты. Пришли Джереми с Лейлой, как и «мальчики» – звукотехники. Хлопал самый старший из техников. Ассистент снимал нас на свой телефон. Он спросил:
– Могу я выложить это в Интернет?
Магдален простодушно сказала:
– Почему нет. В любом случае, скоро он напишет что-то еще лучше, – а потом повернулась ко мне. Я все еще чувствовал себя слегка разбитым после того, как ударился в эту мелодию. Она положила свою маленькую руку мне на щеку. – Ах, Коул, я и забыла, как звучит талант.
Глава 28
ИЗАБЕЛ •
Я могла бы сказать, что до этого никогда не пропускала уроки СПМ и сделала исключение для Коула, но это было бы ложью. Я всегда считала уроки оборотным процессом. Важна была лишь оценка. С тех пор, как я попала в среднюю школу, я постоянно находилась у той опасной черты между знанием всего материала и попаданием в неприятности из-за неучастия.
Пока единственный раз, когда я прогуляла СПМ, был на день рождения моего мертвого брата Джека, но, на самом деле, я не думала об этом, когда прогуливала. Я просто решила, что еще шесть часов в чьей-то средней школе сделают меня грубой и заставят плохо себя чувствовать физически.
В этот раз я прогуляла из-за другого дня рождения – Коула. Тем не менее, я не хотела делать ему сюрприз, пока он не закончит со своими делами, так что у меня образовался приличный отрезок времени, который было нечем заполнить. Обычно огромные промежутки времени наполнили бы меня тревогой и ненавистью к этой планете, но сегодня эти часы казались благоприятными. Я решила забрать Софию с урока эрху[30] и заставить ее купить какие-то сексуальные ботинки прежде, чем поехать на Лонг-Бич к Коулу.
Я не могла сказать, что это со мной было. Хорошее настроение? Казалось, вполне возможно и такое.
Но когда я спустилась вниз по лестнице в Доме Разрушения, ключи от тюрьмы весело позвякивали мелодию побега, то увидела своего отца стоящим в фойе. Он выглядел опрятно и могущественно в сером костюме с иголочки.
Я заколебалась. В этом была моя ошибка. Мой отец был рожден и обучен, чтобы замечать слабость. В секунду он уже смотрел на меня.
отец: Изабел.
изабел: Отец.
отец: Не говори со мной в таком тоне.
изабел: Это мой голос.
отец: Ты прекрасно знаешь, о чем я.
Я размышляла, смогу ли вернуться в свою комнату и спуститься вниз через окно. Физически я справилась бы. Практически я бы испачкала юбку. Нужно было выглядеть идеальной для Коула позже. Я понадеялась, что это не затянется надолго.
Внизу отец сверлил меня взглядом. Его взгляд был беспокойным, как бывало, когда он работал над крупными делами.
отец: Нам нужно с тобой поговорить.
изабел: Я ухожу.
отец: Это не предложение.
изабел: Можешь поискать определение слова «предложение», когда я уйду.
отец: Изабел, пожалуйста, просто… пожалуйста, спустись вниз. Это важно.
У него был странный голос. Я спустилась.
Меня охватила неприятная дрожь, как тогда, когда я узнала о Джеке.
Я проследовала за ним на кухню. За окном был день, так что все лампы были выключены, но солнце было достаточно высоко над головой, чтобы светить в окно. От этого комната казалась холодной и враждебной. Моя мать уже расположилась внутри, опираясь скрещенными руками на столешницу. Она надела на себя презрение. Не самый хороший ее наряд, но лучше, чем слезы.
