Текст книги "Грешник (ЛП)"
Автор книги: Мэгги Стивотер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)
– Боже, ты классно пахнешь, – сказал я низким и приглушенным голосом, потому что кто-то должен был сказать это, и чтобы позволить некоторым своим тревогам сбежать.
– Ты пахнешь как… – Изабел остановила себя. Она сказала, – Собственно, что здесь происходит?
В конце концов, это была не та реакция, которую я ожидал. Не многое останавливало Изабел в ее высказывании. Я поднес свою ладонь к руке и вдохнул.
Волк.
Земля и мускус, ночь и инстинкт.
Я не знал, почему это появилось, только факт, что оно было. Как будто волк во мне просачивался через поры, выпущенный беспокойством. Часть меня подумала о волчьем теле и как всего минута в нем могла мгновенно облегчить все мои бушующие чувства.
– Изабел…
– Это не нормально, – перебила она. – Я не в порядке по поводу всего этого.
– Это был не я. Бейби…
– Я знаю, что это была Бейби!
– Тогда я не понимаю.
Мы посмотрели друг на друга. Мои пальцы чувствовались, как будто руки спали, а теперь просыпались. Каким-то образом, я был определенно невиновен и определенно в проблемах. Я все еще не мог сказать по ее лицу, о чем она думала. На ней было достаточно черного карандаша для глаз, чтобы скрыть большинство эмоций.
– Я никогда не буду чувствовать себя хорошо, входя в комнату к тебе и трем полуголым девицам, Коул. Я не хочу увидеть это когда-либо снова.
Проблема была в том, что это было частью того, как быть мной, быть Коулом Сен-Клером, иметь группу, петь, чтобы участвовать в телешоу для сплетников.
– Я могу контролировать только себя.
– Можешь?
– Я только что сказал это.
– Ты можешь контролировать себя?
Разве я не сделал это только что?
– Ты не доверяешь мне… вот в чем дело?
Изабел открыла рот, а потом закрыла его. Она отвернулась, скрестив руки на груди, хмурясь на душ. – Я не была с сотней других людей, Коул. Я не видела сотню других людей голыми. Я не знаю, что…
Она покачала головой, как безумная. Но я знал Изабел, и я знал, что каждая из ее эмоций выглядела как гнев снаружи. Это было несправедливо, потому что я не приглашал девушек, и не знал Изабел, когда спал со всеми остальными. Но я с самого начала знал, что мы были разными в этом важном вопросе: Изабел провела свою юность, заботясь о том, кто дотрагивается к ней, а я – нет.
– Я здесь не ради кого-нибудь другого, – сказал я. Это казалось слишком серьезным для восприятия, так что я добавил, – Калпепер. Я здесь из-за тебя.
Она все еще не смотрела на меня. Свет пробивался через ее морозно-белые волосы, освещая ее щеку, подбородок и шею. Я все еще хотел свою золотую звезду, даже зная, что не было никакого способа получить ее этим вечером. Она ответила:
– Меня и этого небольшого шоу, которым ты занимаешься.
– Это моя работа.
– Прятаться в ванной?
– Создавать музыку.
– Я могла бы справиться с тем, чтобы быть девушкой кого-то, кто создает музыку, – сказала Изабел. – Но не думаю, что твоя работа заключается в этом.
Думаю, я мог припомнить такой разговор с Лейлой, и тогда он мне понравился не больше.
– Никто не просто создает музыку. Невозможно жить, просто создавая музыку. Я думал, это будет лучше, чем лейбл. Я думал, что у меня будет больше контроля. Знаешь что? Я уже говорил все эти вещи. Я могу вспомнить свое лицо, когда я говорил это.
Изабел рассмеялась, так же скупо и слабо, как когда девушка плюнула, но я вздохнул с облегчением, потому что это хоть как-то смягчило ее. Она вытащила Виртуального Коула и принялась листать по экрану.
– Ты думал, петь с Бейби Норс было бы лучше, чем в лейбле? Даже зная, что все ее люди закончили, дергаясь в луже слюней на полу. Ни у кого это не срабатывает.
– Я не похож на всех остальных.
Изабел перестала листать. Ее голос был противоречивым и сексуальным, когда она сказала:
– Спасибо, Господи.
Мы посмотрели друг на друга. Ее подведенные глаза были голубыми и немигающими. Я ненавидел то, что все еще мог чувствовать остатки тревоги, витающие во мне. Я не хотел отпускать ее, но мог сказать, как все произошло бы, как она стояла бы, и как Джоан снаружи пыталась бы подслушать, что она и делала.
Я больше не хотел быть в одиночестве.
Я хотел сказать ей: «Изабел, останься». И я хотел сказать ей: «Изабел, я люблю тебя».
Я ничего не сказал вслух, но Изабел покачала головой, мол, не надо.
Так что я просто сказал:
– Что насчет моей золотой звезды?
– Ха! – ее смех был горьким и раздраженным. – Бейби забрала твою золотую звезду. Сиськи забрали твою золотую звезду.
– Ты хочешь, по крайней мере, услышать мою гениальность? Если бы ее можно было услышать?
Она не сказала «да», но не двигалась. Так что я выключил душ, протер полотенцем кафельные сиденья внутри, а еще одно полотенце сложил в качестве подстилки. Я кинул в раковину свои бесполезные наушники со сдохшей батареей. Потом я сел на сиденье в душе, вытянул свой МP3-плеер из заднего кармана и похлопал по месту рядом со мной.
– Это должно прекратиться, – сказала она, но присоединилась ко мне, скрестив свои неимоверно длинные ноги, когда села. Боже, она была так красива, что я не мог принять это.
– Конечно, – согласился я. – Наушники? – она протянула мне свою сумочку и я поискал их (они были леопардовыми). Вставив их в свой плеер, я всунул один наушник в свое правое ухо и другой – в ее левое. Я поспешно придвинулся ближе, так что наши плечи соприкасались. Когда она поправила наушник, я проверил экран и нажал на «плей».
Первую минуту она слушала. Затем ее голова задвигалась, совсем немного, как воспоминание о танце. Она смогла сделать сексуальным даже это. Я наблюдал за ней: ее глаза были закрыты, она просто слушала, рот немного приоткрыт. Я не мог получить это. Было чувство, что я мог только унять сексуальное напряжение, когда думал об этом, но я был так же увлечен ею, когда она пыталась привлечь меня, как и тогда, когда нет.
Песня повторилась; я забыл, что поставил ее на повтор.
Изабел открыла глаза.
– Ну? – спросил я.
Она поцеловала меня.
Не было никакого обоснования для этого поцелуя.
Никакое постепенное признание желания не передавалось через язык тела. Это было ничего, а потом – все. Она своей рукой тянула мою к ее оголенному животу и прижимала мою ладонь к своим ребрам, заставляя ощущать ее тазовую кость на поясе. Ее пальцы просили мои раздеть ее. Я едва мог дышать вообще, а ее рот не давал мне даже этого.
Я поднялся, увлекая ее за собой таким образом, что она постоянно была не дальше провода от наушников. Я не хотел отрывать ее тело от своего. Пока песня звенела и топала в моем правом ухе и ее левом, мы целовались и целовались, ее теплый язык на моем, ее гладкая кожа под моими пальцами, ее ноги обвиты вокруг меня.
Изабел потянула меня в сторону двери.
– Кровать.
Я не стал спорить. Песня повторилась. Я нащупал дверную ручку.
По ту сторону на нас смотрела камера Джоан.
Я уже и забыл. Изабел даже не дрогнула, но ее глаза затрепетали и закрылись всего на мгновенье, оттеняя ресницы на щеке, а потом, когда она снова их открыла, то была готова для камеры, вся истина была стерта с ее лица.
– Привет, Джоан, – сказал я. – Давно стоишь? Могу я предложить тебе кофе?
Изабел слезла с меня. Джоан, которая, к слову, была лишенным чувства юмора бродящим эльфом, только сделала несколько шагов назад, позволяя нам выйти из ванной.
– Я собираюсь уйти, – сказала Изабел.
– Ох, – запротестовал я, – это бред.
Но забытый сюрприз в виде Джоан и вправду произвел несколько пагубное влияние на мой любимый инструмент.
Изабел вынула наушник из моего уха и выдернула шнур из MP3-плеера. Она пошла за своей сумочкой, а я сердито посмотрел на Джоан.
– Не благодарю, – сказал я.
Джоан выключила свою камеру.
– В расчете.
Изабел вернулась. Она снова нанесла помаду. Я схватил ее на пути, но упустил. Тем не менее, она остановилась у двери, улыбка притаилась возле ее рта.
– Думаю, тебе стоит найти новую работу.
– И что мне делать?
– Музыку.
Глава 21
ИЗАБЕЛ •
По пути домой, после того, как возбуждение от Коула утихло, я снова и снова мыслями возвращалась к груди. Я посмотрела на свою в переднее зеркало. Она совсем не была похожа на те три пары, которые я видела в квартире Коула, и это не только потому, что на ней никогда не было написано его имя. Дело не в размере, правда. Это были форма, расположение и то, как она свисала и раскачивалась по сравнению с мисс заносчивость и мисс месть. Размер, форма и цвет сосков.
Другая. Но лучше? Хуже? Было сложно судить.
В конечном счете, это только разозлило меня. В любом случае, разве это кого-то волнует? Коул постоянно находился рядом с полуголыми. На самом деле, тем девушкам даже ничего не стоило прийти без верха. Это было капризное решение культуры – сделать наши соски непристойными.
Но в этом и дело. И это имело значение. И я не могла перестать смотреть на них. Это злило меня больше, чем что-либо, так, что я не могла заставить себя забыть тот момент.
– Изабел, не думаешь, что тебе следует предупреждать людей, если собираешься опоздать?
Голос моей матери донесся из гостиной, как только я ступила в фойе Дома Тревоги и Разрушения. Я знала, что увижу еще до того, как добралась до конца коридора и повернулась к двери: моя мать элегантно полулежала на диване, волосы каскадом спускались по ее плечам, стакан вина в руке.
Я не ошиблась, хоть и не предугадала, что моя тетя Лорен будет там, также со стаканом вина в своей руке. Она неопределенно махнула в мою сторону, медленно поворачивая голову, выглядя уставшей за повязкой меж ее глаз. Она просто получила в нос и всегда говорила, что резкие движения вызывают у нее головную боль.
– Нет, – сказала я, становясь у края ее дивана. По телевизору ожесточенный солдат в каске всмотрелся в даль. Моя мать смотрела фильмы про войну, когда чувствовала себя подавленной. Наверное, потому, что чрезмерное кровопролитие и горькие победы напоминали ей о моем отце. – Потому что мне уже есть восемнадцать.
Моя мать вздохнула. Не особо разочарованно. Она заранее знала, что это был аргумент, в котором я хороша. Вообще-то, я знала об этом все.
мама: Но ты живешь под моей крышей.
я: С радостью съеду.
мама: Тебе придется найти работу, чтобы…
я: В точку! Еще ты говорила мне завести парочку друзей.
мама:
Моя мать также знала об этом все. Так что она просто покачала бокалом в мою сторону.
– Хочешь попробовать?
– Оно хорошее?
– Нет.
Я покачала головой.
– Что за запах?
Моя мать посмотрела на Лорен. Лорен ответила:
– София делает булочки с корицей.
Было десять вечера. Я предполагала, не было ничего плохого в занятии выпечкой в десять вечера, но, на самом деле, ничего хорошего в этом тоже не было.
– Он милый? – спросила меня Лорен. – Ты гуляла с парнем, не так ли?
Я моргнула. Я уже думала о том, что будет, когда моя мать и Лорен узнают, что я встречаюсь с Коулом, но я правда не ожидала, как неприятно будет слышать, как Лорен говорит о нем. В некотором роде, было чувство, будто это опозорит его, как никогда прежде. Перемывать ему косточки стерильным порошком Дома Разрушения, повзрослевшая версия любви.
– Ага, – сказала я. – Он как чертова панда.
По телевизору танк содрогнулся, выпуская очередь своей пушкой. Камера быстро переместилась к его цели – небольшому взорванному бункеру среди шлакоблока и разрушенных надежд. Моя мать тихонько заплакала. Я прошла на кухню.
– София, почему ты делаешь булочки с корицей в десять вечера? – спросила я.
Моя кузина отвернулась от столешницы. Она была одета в фланелевые пижамные штаны с уточками, ее волосы были распущены. Она выглядела лет на двенадцать. Ее футболка была покрыта мукой. Я пыталась не думать о груди.
– Я делала их для тебя. Так что ты можешь взять одну с собой на занятия утром.
Я открыла было рот, чтобы съязвить что-то об углеводах, но осознала, что это стервозно, так что замолчала. Возможно, Коул хорошо влиял на меня.
– Действительно, – сказала я. Это была не благодарность, но гораздо ближе к ней, чем то, что я обычно говорю. – В конце недели нам надо пойти купить тебе какие-то туфли. Я возьму тебя с собой к Эрику.
София моргнула. Ее глаза засветились.
– Туфли – это те штуки, которые обувают на ноги.
– Только мы? Или Коул тоже? – только сказав это, она сразу же добавила. – Потому что я не возражаю. Я имею в виду, если он придет. Все нормально. Нам не обязательно быть только вдвоем. Я, в любом случаи, ценю твое приглашение. Потому что…
– София, – огрызнулась я. – Остановись.
– Ты собираешься выйти за него замуж? – спросила София.
– София, – немного жестче огрызнулась я. – Не накаляй обстановку. Какого черта? Это не диснеевский фильм. Разве ты ничего не усвоила на примере наших предков?
Она повернулась обратно к столешнице и принялась управляться со стоящим там миксером, ее плечи опустились. Сахарная пудра окружила ее облаком. Не глядя на меня, она произнесла:
– Папа звонил.
Ах. Это немного объясняло слезливо-платочную атмосферу в Доме Разрушения. Я попыталась подумать над тем, что обычный человек сказал бы в этой ситуации. Я спросила:
– Ты в порядке?
София начала плакать, собственно из-за чего я и старалась избегать быть человеком. Я пожалела, что не осталась у Коула.
– Да, – сказала София, пока слезы капали с ее носа. – Спасибо, что спросила. – Она высыпала большую ложку глазури из миксерной чаши на булочку с корицей и протянула мне тарелку.
– Ради бога, – сказала я, принимая ее. – Возьми одну из этих штук и пойдем.
– Пойдем куда?
– В мою комнату. Давай позвоним Коулу.
Так мы и сделали. В своей комнате я включила его на громкую связь и заставила петь нам его последнюю песню. Когда он понял, что София тоже слушала, то начал переделывать свои реальные тексты в веселые, и вскоре она смеялась и плакала одновременно. В конечном счете, я поставила свой телефон заряжаться, потому что батарея садилась от всего этого пения, а София пошла спать, счастливая и грустная, что все-таки было лучше, чем просто грустная.
Я выключила громкую связь и забралась в кровать. Потом легла на подушку и положила телефон себе на ухо.
– Мы одни. Можешь снова сквернословить.
– Я хочу, чтобы ты была здесь, – сказал Коул.
Я не сразу ответила. Потому что это был телефон, и он не мог видеть мое лицо, так что я могла быть настолько честной, насколько мне того хотелось. Я призналась:
– Я тоже.
– Изабел… – сказал Коул. Он остановился. Потом он произнес: – Не клади трубку.
– Я не кладу.
– Продолжай.
– Я все еще не положила трубку, – я услышала птичий щебет на его конце телефона. – Ты снаружи?
– Я в переулке. Жду Леона. Он освобождается в полночь и мы собираемся взять себе еду на палочке, а я собираюсь выиграть ему плюшевую обезьянку на пирсе. Вот чем я занимаюсь, когда ты оставляешь меня в одиночестве, Изабел.
Я сказала:
– Не разбей Леону сердце.
Коул рассмеялся. Его реальный смех был забавным звуком – не забавным вроде «ха-ха», но странно забавным. Он был скорее ударным, чем тональным.
– Скажи, что мы увидимся завтра.
– Мы увидимся завтра.
– Скажи, что увидишь меня на следующий день. И в день после него. И после.
Мое сердце судорожно заколотилось. Это произошло. Против моей воли, несмотря на голых девушек, запах волка и все те вещи, которые намекали на будущие страдания, я снова влюбилась в Коула.
Я сказала:
– Спокойной ночи, Коул.
– Спокойной ночи, Калпепер.
Я отключилась и закрыла глаза. Позже, позже я наверняка пожалею об этом. Но прямо сейчас я не боялась. Я продолжала слышать его глупые песни и настоящий смех. Я продолжала вспоминать ощущение его рук на мне. Я попыталась сказать себе, что каждый в Доме Разрушения и Страданий плакал, пока не проваливался в сон, но прямо тогда, в тот момент, я позволила себе представить, что я не как все остальные.
Глава 22
КОУЛ •
Утром я проснулся и обнаружил, что этот мир не так уж плох, если не считать запах барбекю изо рта. Я сварил яйца и выпил пакет молока, а потом около часа стоял на крыше и пытался сложить вместе кусочки песни, в которой говорилось именно обо всем этом, и, в то же время, не говорилось обо всем этом. Бейби позвонила мне и сказала:
– Почему ты не отвечаешь на телефон?
Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что она говорит о Виртуальном Мне, который, ясное дело, был не у меня. Я потянулся и закрыл глаза. Солнце было прямо над головой и светило только на меня. Я ответил:
– Потому что я использую его только для выхода в Интернет. Не лезь в это, Бейби. Почему мой Мустанг все еще не у меня?
– Ха-ха. Это я смеюсь, Коул. Я хочу ту девушку в шоу.
Сразу стало пасмурно.
– Надеюсь, под «той девушкой» ты подразумеваешь мою машину.
– Сеть возлюбила идею того, что ты встречаешься с кем-то. Они хотят знать, кто она, Коул. Она очень милая девушка. Подумай о том, что это принесет для телеаудитории.
Мне не нужно было думать. Я совершенно точно знал действия мира, потому что они сделали это со всеми остальными девушками, с которыми когда-либо видели меня. Идею встречаться с кем-то публично переваривала та же часть моего мозга, что и возможность поговорить с моими родителями или старыми друзьями из дома. И она обращалась прямиком к той части, которая всегда подбивала меня прикончить себя, или прыгнуть с моста, или напиться каких-то таблеток.
Это была не та часть моего мозга, которую я любил задействовать. До недавнего времени, я думал сделать лоботомию в этой части черепа, но, по всей видимости, она все еще была там.
Бейби сказала:
– Убеди ее стать частью шоу и получишь свой Мустанг.
Я рассмеялся прежде, чем хотя бы подумал об этом, потому что это было такой очевидной сделкой с дьяволом, что я ни за что бы в нее не ввязался.
– Нам нужно поужинать, Коул, – сказала Бейби. – Думаю, оно того стоит. Возьми ее с собой. Сегодня вечером. Освободи свой график.
– У меня нет настроения для ужина, – ответил я. – В виду того, что мой трек чуть не поимели вчера и куча девок топлес были в моей квартире прошлой ночью.
– Звучит волнующе. Люблю такое.
– Все было через чур волнующе и без этого.
– Где ты? – с любопытством спросила Бейби. – Ты сейчас взволнован?
– Да, – соврал я.
– Великолепно. С нетерпением жду увидеть это. Ужин сегодня вечером, не забудь. И бери трубку, когда я звоню.
Она отключилась. Я позвонил Изабел.
– Калпепер, – ответила она.
Я никогда не привыкну к тому, что она отвечает на мои звонки.
– Меня возбуждает, когда ты отвечаешь на телефон вот так, – сказал я ей. Я подошел к краю крыши. Видно было пальмы и еще больше крыш. Остальные были пустыми, так что там были только я и солнце. – Пожалуйста, скажи мне, что ты голая.
– Я на работе, Коул.
– Голая? Ладно, это Санта Моника. Виртуальный Я при тебе?
– Конечно. Ты только что отправил твитт.
– Забавный? Коулботам понравилось? – я наблюдал за маленьким мальчиком, появившемся на крыше через один дом, на другой стороне пустой аренды. В его руке был маленький самолетик, и он запускал его вверх, вверх и вверх, так высоко, как только мог.
– Ох, пожалуйста, – ответила Изабел. – Еще, думаю, Бейби пыталась дозвониться Виртуальному Коулу.
– Знаю. Я все знаю. Есть вероятность, что ты сможешь задействовать свои навыки и найти мне Коулбота, который сегодня организовывает вечеринку на территории Л.А.? Или играет свадьбу? Или разводится? Какой-то праздник, на котором будет музыка?
Я наблюдал, как малыш на крыше вертит свой самолетик вокруг стола. Он был таким довольным, каким я себя и вспомнить не мог. Если бы на его месте был я, то запустил бы самолетик к краю крыши и спрыгнул бы.
– Я думала, ты знаешь все, – Изабел шумно выдохнула. – Что мне за это будет?
– Мое вечное восхищение твоим выдающимся интеллектом.
– Посмотрим, что я смогу сделать.
– А еще Бейби хочет с нами поужинать.
Она издала шум, который я не смог распознать. Потом повторила:
– Посмотрим, что я смогу сделать.
После того, как она повесила трубку, я заметил, что мальчик подошел к краю крыши и уставился на меня.
– Хей, – сказал я ему. – Мы – близнецы.
Это было не так жутко, как прозвучало. Мы оба были одеты в шорты цвета хаки и без футболок, и оба были загорелыми и с выгоревшими на солнце коричневыми волосами. Я не мог решить, было ему четыре, девять или двенадцать лет. У меня не было познания в возрастных особенностях детей. Он был слишком молод, чтобы водить машину, но достаточно взрослый, чтобы суметь повернуть дверную ручку.
– Ты – путешественник во времени? – осторожно произнес он.
– Да, – ответил я. Мне было приятно, что он заметил сходство. Я уже формировал это в песню. – Но только вперед.
– Ты – это я?
– Конечно, – произнес я.
Он почесал живот самолетиком.
– Какое мое будущее?
Я произнес:
– Ты знаменит, и у тебя есть мустанг.
Мы оба посмотрели на Сатурн, припарковавшийся у здания. Нахмурившись, мальчик запустил в меня самолетик. Он парил в воздухе прежде, чем исчезнуть где-то в щели на крыше арендного дома, пальмы скрыли его.
– Что же, ты это сделал, – сказал я. – Ты наверняка сломал его.
Мальчик выглядел пренебрежительным.
– Суть не в посадке. Суть в полете.
Я прищурился на него. Я почувствовал приятные мурашки по телу, как будто я нарочно выводил себя. – Может быть, ты – это и есть я. Ты настоящий?
Рядом в кресле зазвонил мой телефон. Это мне перезванивала Изабел. Я указал пальцем на мальчика и повернулся, чтобы ответить.
– Я нашла для тебя свадьбу, – сказала она.
– Мне кажется, я только что разговаривал с маленьким собой из прошлого, – ответил я. Я повернулся обратно, но крыша напротив теперь была пустой. – Он запускал самолетик.
– Круто. Надеюсь, ты сказал ему не принимать наркотики. Тебе нужен адрес, или имя, или что?
Я попытался увидеть, куда приземлился самолетик. Я, в некоторой степени, хотел его. Я взял на заметку, по возможности, вломится в арендный дом.
– Давай все. О, твиттни это. Я мог бы сказать что-то вроде этого.
– Я отключаюсь, – так она и сделала.
Я позвонил Ти.
– Коул! – радостно сказал он.
– Жизнь вот-вот начнется, – сказал я, бросая последний взгляд туда, где видел маленького себя. – Я только надену футболку.
Они с Джоан приехали так быстро, что мне показалось, что он просто лежал и ждал моего звонка. Вместе мы проделали отвратительное путешествие к Лейлиной части двора. Джоан и Ти следовали за мной с камерами на плечах.
– Эй, – сказал я Лейле.
Она сидела на кухонном островке и ела порезанные сырые овощи с тарелки, ее дреды свисали вокруг ее вытянутого лица. Она моргнула, а потом уставилась на камеры. Я не постучал, но она ничего не сказала по этому поводу. Я пытался не ненавидеть ее, потому что это была бы победа Бейби.
– Сегодня мы творим магию, – сказал я.
Лейла съела кусочек чего-то зеленого. Она прожевала. Мы все уже состарились, когда она, наконец, проглотила.
– Что у тебя на уме?
– Великие вещи. Где твоё оборудование?
Она просто посмотрела на меня. Я не мог сказать, была ли она высокомерной, глупой, или просто ненавидела меня в ответ. Ничто из этого не исключало другое.
– Твои барабаны? Эти «штуки»? – я отбарабанил по воздуху. – Возьми их. Забрось в Сатурн. Отправляйся со мной в будущее.
Она положила ещё один овощ в рот. Затем прожевала.
– С того момента, как мы начали этот разговор, – сказал я, – две сотни младенцев родились на этой планете. И чего же мы достигли?
Ты съела эту штуку.
Лейла проглотила.
– Ты не спешил попасть сюда до этого момента. Время непрерывно, Коул. Оно не ускоряется и не становиться медленнее. Не позволяй себе быть обманутым капризами. Удовлетворение в постоянстве.
Она нарисовала медленную, ровную линию в воздухе чем-то, что, как мне показалось, было цукини.
Я сказал:
– Конечно. Окей. Но сейчас у нас есть расписание. Барабаны. Сатурн. Ты и я, детка. Тащи сюда свой сад. Можешь съесть это по пути. У тебя есть тележка или что-то в этом роде? Я притолкаю её сюда для тебя, пока ты будешь складывать своё оборудование.
Она не сдвинулась с места.
– Что я играю?
– Музыку.
– Какую именно музыку?
– Мою.
– Я ее знаю?
– Есть такая штука, которую называют живой игрой, и это означает, что ты играешь отрывок вместе с другими людьми, даже если никогда не слышал его прежде, и, если ты скажешь мне, что понятия не имеешь, как это сделать, положи эту морковку, потому что я увольняю тебя.
Лейла съела морковку.
– Музыка – это нечто врожденное, чувак, – сказала она. – И тебе не обязательно все время быть такой задницей. Я возьму барабаны.
Джереми был на репетиции группы с людьми, которые не были мной, когда я заехал за ним.
Не то, чтобы я не понимал Джереми и того, что он присоединился к новой группе, пока я был пропавшим/мёртвым/другой вариант. Я был уверен, что сделал бы то же самое на его месте. Хотя, я бы сам собрал группу, а не присоединился к другой, потому что я не очень-то люблю командные виды спорта, если не я сам создал и команду, и спорт. Но я не осуждал его за то, что он нашёл других, новых людей, чтобы играть вместе с ними. Это и есть то, что мы делаем, в конце концов. Это у нас в крови. Музыка.
Но это не заставляло меня чувствовать себя хоть немного лучше по поводу необходимости делить его. Тем более, что я хотел для него лучшего, чем это: ужасно скучная группа, играющая в ужасно скучном гараже, предлагающемуся к ужасно скучному дому в ужасно скучной части Л.А. Я мог слышать их старания, пока парковал Сатурн у разбитой обочины. Они были, без сомнений, всего лишь высококлассной кавер-группой с неизобретательным гитаристом, барабанщиком, который научился всему, что он знал, в бильярдных клубах и вокалистом по имени Чейз или Чад.
А вот басист у них был первоклассным, между прочим.
Я вылез из машины и переступил через шланг, змеящийся через всю парковку. Он был прикреплён к вялым разбрызгивателям, поливающим маленький коричневый двор.
Этот разбрызгиватель, как я подумал, был во многом похож на Джереми. Эта вода не сможет улучшить тот двор более эффективно, чем Джереми сможет улучшить эту группу. Какая пустая растрата.
Музыка умерла, когда я подошел. Единственным звуком было лишь ча-ча-ча разбрызгивателя. Тусклый интерьер гаража напомнил мне, как сильно я хотел Мустанг. Его запах напомнил мне, как сильно я скучал по Виктору. Наши гаражные репетиции были произведениями искусства.
– Я пришёл за Джереми, – объявил я. – Джереми Шаттом. На случай, если у вас здесь есть два Джереми.
Люди в гараже тупо уставились на меня, так что я подметил несколько очевидных фактов. (1) репетиции группы подвижные, а свадьбы – нет, и (2) никакие тренировки не смогут сделать эту группу настолько хорошей, чтобы получить признание, так что (3) я просто помогал им всем сохранить кучу времени.
Певец, который вблизи выглядел еще более похожим на Чада или Чейза, казалось, не оценил мою проницательность. Барабанщик и гитарист вроде как кивнули. Оказалось, я знал их обоих, хоть и не мог вспомнить даже их имен. Барабанщик когда-то играл в группе под названием КрейздЧиз, которая была более успешной, чем вы подумали, а гитарист был с Персут Тен до того, как у их ударника случилась передозировка в ванной в Оклахоме, что является грустной историей, не зависимо от того, как вы на это смотрите.
Вокалисту я сказал:
– В конечном счете, это никак не повлияет на относительную схему вещей, если сейчас Джереми уйдет со мной.
Певец явно пытался держаться перед камерами, но его голос был слегка напряженным.
– Ты не можешь просто исчезнуть, а затем вернуться, ожидая, что все игрушки останутся там, где ты их оставил.
Я сказал:
– Не будь таким. Я не буду ломать Джереми. Он слишком ценен для этого. Ты получишь его обратно, и вы сможете продолжить играть песни со школьного выпускного в том же духе. Мы все должны делиться.
– Не строй теперь из себя великого и могучего, – сказал вокалист. – Ты не можешь притворяться милосердным, оскорбляя мою музыку.
– Оскорбляю! – ответил я. – Если ты хочешь услышать настоящие оскорбления, я могу приготовить несколько слов для тебя. Но нет, мой друг. Я просто обрисовал все в перспективе для тебя. Ты, занимающийся этим, здесь. И я, занимающийся этим, с ними, – я жестом указал на Ти и Джоан. Даже с затемняющим обществом Сатурна мне казалось очевидным, что Коул > Чейза.
Барабанщик КрейздЧиз и екс-гитарист Пресут Тен взглянули на вокалиста Чейда/Чейза, чтобы увидеть его следующий шаг.
– Ага, я знаю, что ты делаешь. Я знаю о шоу, – сказал он мне. – Ты думаешь, что все это из-за того, кем ты был. Но никого не волнует, что ты был крутым, чувак. Твои песни такие старые, что их напевают бабульки. Сейчас ты знаменит только потому, что ты полный лузер.
Очень размеренно я произнес:
– И из-за тех трех мультиплатиновых альбомов. Давай учитывать все.
– Ох, да ладно! Не притворяйся, что не знаешь, почему люди смотрят шоу. Ты знаешь, что я прав, – издевательски ответил вокалист. – Или ты был бы в лейбле вместо Бейби Норс. Ну же, мужик. Даже не притворяйся, что это из-за музыки.
Его слова нашли путь к моему сердцу. Когда-то я написал саундтрек к лету каждого. Когда-то, мое лицо было на обложках журналов. Когда-то, все эти парни в этом гараже обделались бы, лишь бы услышать меня вживую. Что же я делал теперь?
Просто участвовал в шоу. Делал альбом. Исчезал в лос-анджелесском закате с Изабел. Но это не чувствовалось полностью правильным или правдой. Я спросил:
– У вас нет костюма Орлов, чтобы репетировать, или типа того?
Барабанщик Крейзд Чиз взволнованно прошелся по тарелкам. Гитарист Пресут Тен резко на него посмотрел, как будто предупреждая не быть уродом. Я в некотором роде надеялся, что он будет уродом. Я хотел ударить что-то или получить удар.
Вокалист сказал:
– Я не собираюсь выслушивать это дерьмо от тебя.
– Ты уже это сделал. А сейчас, если не возражаешь, мне пора заняться реальной работой. Джереми, ну что?
Я повернулся к нему. Это не было вызовом. Это был просто вопрос. Нет никакого смысла делать из Джереми игру. Ты играешь в Ганди? Нет.
– Джереми, если пойдешь с этим гадом, – сказал вокалист, – то больше не возвращайся.
– Чед, – мягко произнес Джереми.
Я знал это.
– Я серьезно, – сказал парень. Чед. Я знал это.
Я сказал:
– Не заставляй Лэсси[27] выбирать, Чед.
– Ты, заткнись. Выбирай, Джереми.
Много лет назад я встречался с сестрой Виктора, Энджи. Довольно серьезно. Наше расставание после моего первого тура было гадким и противным только потому, что я спал со всеми, кто снимал свой верх в моем присутствии. Это было впервые, когда я осознал, что потерял свою душу, и прелесть не иметь душу, заключалась в том, что тебя больше не волновало одиночество. Хотя группа только вернулась, у нас уже было заказано время в студии для следующего альбома. Энджи хотела, чтобы Виктор ушел. Я хотел, чтобы Виктор и его магические руки пошли вместе со мной и больше никогда не возвращались в Феникс в Нью-Йорке.
