Текст книги "Грешник (ЛП)"
Автор книги: Мэгги Стивотер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)
Весь магазин выглядел по-другому с ним, стоящим здесь. Как если бы он притащил послеобеденное солнце вместе с собой.
– Что ты подразумеваешь под «это»? – Спросила я.
– Та-даам.
Он действительно пытался сохранять свою улыбку Коула Сен-Клера вместо настоящей. Каждый раз, когда она была готова вот-вот прорваться, мое сердце разрывалось.
Я знала, что у нас были зрители. Они не пялились во всю, а пытались быть вежливыми, но любопытство было заметно. Я хотела выйти на задний дворик, или вернуться обратно, или по крайней мере посмотреть на свои руки, чтобы удостовериться, что они не дрожат так, как это чувствовалось, но я не могла разумно соединить все это.
Ясно было одно: я влюблена в Коула.
Или была. Или собиралась быть. Я не видела разницы.
Я не знала, был ли он здесь ради меня, тем не менее, я не могла принять обратное. Фактически, не было ни единого шанса, что он проделал этот путь из Миннесоты ради меня. Возможно он просто пришел сказать привет, после переезда сюда для чего-то еще. Вот почему он не позвонил сначала.
– Идем, – резко сказала я. – На улицу. У тебя есть время?
То, что он пришел ко мне, говорило о том, что есть. Когда он входил в кладовку, то поднял бровь в сторону Сьерры, показывая, что он привык к моему тону.
Это происходило на самом деле?
Я провела его через кладовку, которая была загромождена новыми леггинсами и порванными туниками всех оттенков хаки.
Тогда мы вышли в окрашенный синим переулок. Там были мусорные баки, но от них не воняло – они были наполнены картоном и мертвыми растениями. Здесь был старый битл Сьерры, который не ездил, и он также был полон картона и мертвых растений.
Пока я вела его к машине, я пыталась докричаться до себя, объясняя всевозможными путями, что его пребывание здесь не меняло ничего, не значило ничего, было ничем. Ничего, ничего.
Я обернулась, и открыла было рот, чтобы сказать что-то уничтожающее о том, что он не позвонил мне до того как появился в моем штате, на моей работе, в моей жизни.
Но тогда он обернул свои руки вокруг меня.
Мое дыхание прервалось, будто он перекрыл мне воздух. Я не обняла его спину сразу же только потому, что у меня не было достаточно информации для того, чтобы знать, как обнять его спину.
Он пах тем странным аэропортным мылом для рук, и я готова была утонуть в его глубине.
Коул сделал шаг назад. Я не могла прочитать по его лицу, что творится у него внутри.
– Почему ты сделал это? – спросила я.
– И тебе привет, – ответил он.
– Привет говорят в тех случаях, когда звонят кому-то, – он совершенно не выглядел обиженным. – Ты никому не звонил до «та-даам».
– Возможно мне не нравится «та-даам».
Честно говоря, я совершенно не знала, что мне нравится. Я только знала, что мое сердце стучало так быстро, что мои пальцы онемели. Рассуждая логически, я знала, что это было просто от неожиданности, но я не знала, было ли это что-то вроде «сюрприз, держи торт» или «сюрприз, получи инсульт»?
Передо мной улыбка Коула поблекла. Его взгляд стал пустым, что случалось с Коулом, когда ему было больно. Настоящий Коул пустил ситуацию на самотек и оставил свое тело стоять здесь.
Безжалостно, но я была благодарна за это, как была благодарна за тот проблеск настоящей улыбки ранее. Потому что его реакция была настоящей. Это значило, что он волновался о том, как я восприму его приезд. Я не могла доверять его улыбке, но боль… я знала на что это похоже.
– Послушай, – сказала я. – Ты не можешь просто так заявиться и ожидать, что я буду пищать и хихикать, потому что я не тот человек. Так что перестань выглядеть уязвленным из-за того, что я не делаю этого.
Его эмоции отобразились на лице. Взгляд был голодный и беспокойный.
– Пойдем со мной куда-нибудь. Давай сходим куда-то. Куда здесь можно пойти? Давай пойдем туда.
– Мой рабочий день заканчивается в шесть, – шесть? Семь? Сейчас я даже не могла вспомнить, когда заканчивается мой рабочий день. Где мы? Переулок позади «Блаш». Океанический бриз охлаждает мою кожу, над головой мечтательно поет скворец, сидящий на телефонном проводе, а сухую пальму удерживает от падения бетонная стена. Все это было реально. Все это происходило.
Он переступил с ноги на ногу – я уже практически забыла, что он замирал на месте, когда дела шли плохо.
– Что там ближайшее? Обед? Ужин? Точно. Поужинай со мной.
– Ужин? – в тот момент мой утренний план включал в себя преодоление пути обратно в Глендейл в Дом Разводов и Отдаления для вечерней порции эстрогена и смеха, которые также могли быть слезами или наоборот. – Что потом?
Он схватил меня за руку.
– Десерт. Секс. Жизнь, – он поцеловал мою ладонь – не сладкий поцелуй. Поцелуй, от которого моя кожа загорелась внезапным, диким желанием. Его губы.
Теперь я думала, что у меня именно инсульт.
– Коул, стой, подожди.
Остановки и ожидания не были его сильной стороной.
– Коул, – сказала я. Думаю, я могла бы утонуть в этом синем переулке.
– Что?
Я начала было говорить ему остановиться снова, но это не было тем, что я имела ввиду.
– Дай мне минуту. Господи!
Он отпустил мою руку. Я уставилась на него. Это был Коул Сен-Клер: острые скулы, бриллиантово-зеленые глаза, торчащие пряди темно-коричневых волос. Его улыбка могла бы стать известной и без Наркотики. Думаю, ему нравилось, что я рассматриваю его. Кажется, ему нравилось абсолютно все в этом моменте. Все это было спланировано, чтобы застать меня врасплох, заставить меня реагировать.
Надежда и страх зародились во мне в равной мере.
Я спросила:
– Почему ты здесь?
– Ты.
Это был совершенный ответ, сказанный несовершенным образом. Он сказал это как факт. Просто как «ты». Это было так легко: сказать всего одно слово. Мне хотелось, чтобы он сказал это снова, чтобы у меня была еще одна возможность что-то почувствовать.
Ты.
Я.
– Ладно, – сказала я. Мое лицо грозила озарить улыбка. Я поспешно ее спрятала. Ни в коем случае он не получит мою улыбку, не позвонив прежде. – Ужин. Ты заедешь за мной?
Коул рассмеялся, звук слишком недостижимый в своей радости.
– Конечно.
Глава 4
КОУЛ•
Если верить часам в такси, я невероятно опаздывал на мою встречу с Бейби Норс. Опоздание не является одним из моих многочисленных пороков, и обычно это бы обеспокоило меня. Но ничто не могло испортить мне сейчас настроение. Во мне гудело приятное беспокойство, вызванное намеком на улыбку Изабел.
Когда мы встретились, я просто пытался сохранить свою жизнь путем превращения в волка, а ее брат умер, пытаясь перестать быть им. Изабел была единственной более язвительной вещью в Мерси-Фоллз, чем я.
Она была единственной, кто знал меня.
Солнце над моей головой светило в тысячу раз ярче, чем солнце над Миннесотой. Все в этом месте было бетонным, покрытым искусственной травой и высокими пальмами.
– Куда дальше? – спросил водитель. Он носил шляпу, более подходящую для деревни, нежели для Л.А., и выглядел уставшим.
– Пешеходная набережная, – сказал я. – Венис. Если есть вторая. Наверное, нет. Но мало ли.
– По этой улице нельзя ездить, – ответил он. – Это на пляже. Я должен вас высадить. Вам придется идти пешком.
Я не знал, так ли это, потому что не был на Западном Побережье довольно давно, или потому что не был нигде, кроме Миннесоты, долгое время, но я все еще продолжал удивляться Калифорнии. Когда мы подъезжали к дому Бейби Норс, все становилось знакомым и желанным, увиденное ранее в турах, или во снах, или в кино. При виде названий улиц: Малхолланд Драйв и Бульвар Уилшир – и указателей: Голливуд, Шевиот, Беверли-Хиллз – в голове возникали картинки блондинистых волос, красных машин, пальм и бесконечного лета.
Изабел…
Лос-Анджелес. В первый раз, когда я был здесь, Янки-узурпатор[6], неуклюжий почти-у-цели, я сфотографировал Бульвар Голливуд и отправил фото своей маме с текстом: представь, что я знаменит.
Теперь я был по-настоящему знаменит, хоть и не отправлял маме больше ничего.
Я вернулся.
Мне было хорошо. Это похоже на то, как если бы вы были несчастны и не знали этого до того, как перестали таковым быть. Я думал, что был в порядке в Миннесоте. Скучно, одиноко, нормально.
Калифорния, Калифорния, Калифорния.
Я все еще мог ощущать реальность Изабел на своих руках. Это было как солнце на моих веках и привкус океана на моих губах, если вдохнуть через рот. Я был здесь ранее.
В этот раз все должно было быть по-другому.
Я позвонил моему другу Сэму, оставшемуся в Миннесоте. Он удивил меня, ответив сразу же – он ненавидит разговаривать по телефону, потому что не может видеть лицо собеседника во время разговора.
– Я здесь, – сказал я ему, отдирая от окна наклейку с логотипом службы такси. На переднем сидении мой водитель вел приглушенный и напряженный разговор на другом языке. – Мое лицо расслаблено и выглядит довольным. Мои губы изогнуты вверх.
Сэм не засмеялся, потому что имел иммунитет к моему очарованию.
– Ты уже где-нибудь остановился? Все в порядке?
– Со мной все хорошо, мамочка, – ответил я. – Еще нигде. Я собираюсь увидеться с Бейби сейчас.
– У меня был худший кошмар о тебе ночью, – задумчиво произнес Сэм. – Ты бегал по Лос-Анджелесу и покусал около двадцати человек, чтобы создать стаю волков и там.
Все знают, что если кто-нибудь говорит тебе что-то особенное, что не приходило тебе в голову раньше, то ты зацикливаешься на этой мысли. Сэм фактически заставил меня рассмотреть идею о волках в Лос-Анджелесе, которая не посетила меня раньше, хотя должна была бы. Этот вариант не лишен романтичности. Волки, бегущие вниз по бульвару Сансэт в сумерках.
– Двадцать, – усмехнулся я. – Никогда не укусил бы четное количество людей.
– Когда я сказал тебе, что это была ужасная идея, ты ответил, что не хотел быть одиноким.
Это было в моем стиле, но я не стану обходить окрестности, кусая себе новых друзей. В то время, как я превращался в волка всего на несколько минут, большинство людей в конце оставались в своем волчьем обличье в течении месяцев. В точности то, что и произошло в Миннесоте. У меня остались только Сэм и Грейс, и они оба из всех мест выбрали пойти в колледж. Летняя школа. В Дулуте. Кто этим занимается?
– Худшей частью, – Сэм продолжил, – было то, что будильник был заведен на радио, и, когда я проснулся, играла твоя дурацкая песня «Злодей».
– Какую хорошую станцию ты выбрал, чтобы завести его, – такси начало останавливаться. Я сказал:
– Мне пора. Будущее находится здесь, украшенное цветами и фруктами.
– Подожди… – сказал Сэм. – Ты уже виделся с Изабел?
Мои пальцы все еще могли чувствовать ее.
– Ага. Мы обнимались. Ангелы пели, Сэм. Те самые толстячки. Херубы. Херувимы. Мне нужно идти.
– Не кусай людей.
Я повесил трубку. Водитель такси остановил машину в парке.
– Дальше идите пешком.
Я открыл дверь. Когда я протянул ему деньги, то спросил:
– Хочешь пойти со мной?
Он уставился на меня.
Я вышел. Когда я сбросил рюкзак с плеча на тротуар, ко мне приблизилась группа юных скейтеров. Один из них закричал на меня:
– Мы катаемся!
Остальные за его спиной были полностью увлечены занятием.
Мои губы на вкус все еще были как духи Изабел.
Солнце сияло над головой. Моя тень была крошечной у моих ног. Я не знал, как не сойти с ума до ужина.
Бейби Норс жила в доме на Венис-Бич, который выглядел так, будто его построил оживленный малыш. Это была коллекция ярких цветных блоков разного размера, уложенных друг на друга и стоящих рядом, соединенных между собой бетонными лестницами и металлическими балконами. Он располагался перед бесконечно наполненным туристами пляжем и осязаемым синим океаном. Это здание было дружелюбнее, чем я ожидал.
Люди боялись Бейби Норс. Я думаю, это потому, что она была домашним вредителем, в том смысле, что она разрушила жизни семерых последних человек, которых она показала на телевидении. Это было частью ее бренда. Возьмите железнодорожную аварию, покажите это по телевизору, дождитесь взрыва, вытрясите бешенные деньги за сюжет о крушении.
Каждый, кто подписал с ней контракт, думал, что сможет выйти из ситуации невредимым, не потеряв достоинства и здравомыслия, и все они ошибались.
Казалось, никто из них не знал, что это всего лишь спектакль.
Я поднялся по бетонной лестнице. Дверь распахнулась, когда я в нее постучал. Не было смысла звать ее. Музыка внутри была настолько громкой, что невозможно было распознать ничего, кроме самого чистого голоса в трио и отвратительного барабанного баса. Это был своего рода трек в исполнении девушки, которую, вполне возможно, заметили на канале Дисней.
Когда я вошел, кондиционированный воздух поразил меня, как удар. Я мог чувствовать все мои напряженные нервы до единого, учитывая их форму и виды.
Здесь это начинало иметь значение.
Прошло очень много времени с тех пор, как я был волком. И требовалось довольно многое, чтобы заставить мое тело изменяться: стремительное снижение температуры, интересный химический коктейль, убедительный толчок для моего гипоталамуса[7]. Теперешнего перепада температуры было недостаточно для этого, но его хватило на то, чтобы привести мое тело в состояние шока от воспоминаний о превращении.
Оборотень, оборотень.
Это может стать хорошей песней.
Внутри потолок возвышался над бетонным полом, соединенный с ним обнаженными проводами. Было четыре предмета мебели. Посреди них Бейби Норс склонилась над айпадом. Я узнал ее больше из статей желтой прессы, чем из-за нашей славной встречи много лет тому назад. На ее глубоко посаженые глаза свисала темно-каштановая челка как у модели семидесятых. На ней были надеты тянущиеся леггинсы и что-то вроде туники, сшитой из брезента, льняного полотна или чего-то еще. Она была низкого роста и хорошенькой в каком-то неопределенном смысле. Что-то вроде «смотрите, но не трогайте». Я понятия не имел, сколько ей было лет.
Я указал на одну из колонок наверху. Певец щебетал что-то о том, как мы должны все называть ее и сделать что-то, прежде чем будет слишком поздно. Это было безжалостно броско.
– Ты же знаешь, что эта дрянь сделает тебя слепой, верно?
Когда Бейби повернулась ко мне, ее улыбка была огромной, искренней и поедающей-мир. Она прикоснулась к экрану айпада, и музыка мгновенно смолкла.
– Коул Сен-Клер, – сказала она. Хотя я был уверен, что она не сломает меня, я ощутил приступ боли. То, как она произнесла мое имя. Что-то вроде триумфа из-за того, что я стоял здесь.
– Прости, я опоздал.
Она в восхищении прижала руки к груди:
– Господи, твой голос!
В обзоре последнего альбома «Наркотики» был подведен итог вроде этого:
Титульный трек «Либо то/либо другое» начинается двадцатью секундами произносимых слов. Парни из «Наркотики» хорошо знают, что даже без настойчивых барабанов Виктора Баранова и вдохновляющих рифов бас-гитары Джереми Шутта голос Коула Сен-Клера соблазнил бы слушателей до восторженной смерти.
Бейби сказала:
– Это лучшая из идей, что у меня когда-либо были.
Мое сердце забилось чаще, как будто двигатель начал набирать обороты. Много времени прошло с тех пор, когда я был в туре. Когда я был на публике как музыкант. Теперь, с ускорением пульса, я не мог поверить, что хотел бросить это навсегда. Эта сила, целеустремленность. Я был в неопределенном состоянии целый год и теперь снова вернулся на твердую землю.
Я не был катастрофой.
Изабел собиралась пойти со мной на ужин.
Я был разобран и собран по кусочкам обратно, и эта версия меня была неуязвима.
Бейби бросила свой айпад на один из этих самых четырех предметов мебели – серебристую оттоманку или уголок домашнего любимчика или что-то вроде того – и обошла вокруг меня, прижав руки к груди. Я видел эту позу прежде. Это был парень, обходящий автомобиль на аукционной площадке. Заполучить меня стоило ей немалых усилий, и теперь она хотела знать, стоило ли оно того.
Я подождал, пока она обошла вокруг меня еще раз.
– Счастлива? – спросил я.
– Я просто не могу поверить что ты настоящий. Ты был мертв.
Я усмехнулся ей в ответ. Не моей настоящей улыбкой. Улыбкой Наркотики. Одна хитрая сторона моего рта приоткрылась шире, чем другая.
Это возвращалось ко мне.
– Эта улыбка, – сказала Бейби.
Она повторила:
– Это лучшая из идей, которые у меня когда-либо были. Ты уже был в доме?
Конечно же, я не был там. Я охотился на Изабел в Санта-Монике.
– Ну, ты увидишь его совсем скоро, – сказала она. – Завтра приедет остальная часть группы. Хочешь чего-то выпить?
Я хотел спросить о группе, которую она собрала для меня, но подумал, что это будет звучать так, как будто я нервничаю. Вместо этого я спросил:
– У тебя есть кола?
Кухня была большой и просторной. Ничто не выглядело особенно жилым или даже человеческим. Шкафчики были из тонких планок бледной древесины, к стене прилегали трубы ПВХ[8], идущие вверх. Холодильник меня удивил: это была емкость для коммерческих напитков. Мне не нужно было говорить, что Бейби жила одна.
Она вручила мне кока-колу. Одна из тех стеклянных бутылок, приятно холодящих руку, прежде чем ты откроешь крышку. Бейби наблюдала за тем, как я слегка наклонил голову назад, чтобы попить, прежде чем поднесла свою к губам. Она все еще оценивала меня. Рассматривала мое горло и руки.
Она думала, что знала меня.
– О, у меня есть… – Она использовала свой мизинец, чтобы потянуть ручку ящика, и достала из него блокнот. Один из тех крошечных, размером с ладонь, который убеждает тебя быть кратким. – Это то, что ты хотел?
Мне было приятно, что она вспомнила, но в ответ я просто прохладно кивнул. Я засунул его в свой задний карман.
– Послушай, дитя, – сказала она, – это будет трудно.
Мои брови дернулись на слове «дитя».
– Я хочу, чтобы ты знал, что я всегда здесь, когда бы не понадобилась тебе. Если давление станет слишком большим, я буду всего лишь на расстоянии телефонного звонка. Или, если ты захочешь приехать, это тоже прекрасно. Дом всего в миле отсюда.
Ее беспокойство выглядело искренним, что удивило меня. Исходя из ее работ я ожидал увидеть пожирающего младенцев монстра.
– Хорошо, – сказал я. – Я тебя услышал. Посмотри, я уже внес твой номер в справочник.
Я повернул свой телефон так, чтобы она видела свой номер и имя над ним – Нервный срыв/Смерть.
Бейби восторженно рассмеялась.
– Но я серьезно. Ты бы удивился, узнав, как камеры могут достать тебя, – добавила она. – Я имею в виду, они не будут следить за тобой всегда, конечно. Главным образом, только для материала. Немного в доме, ты и группа. По большей части ты подсказываешь, где и когда они нужны. Но, тебе ли не знать, зрители могут быть довольно жестоки. И с твоим прошлым…
Я просто снова блеснул своей улыбкой «Наркотики». Я видел ее, эту улыбку. В журналах и в блогах, и в надписях на обложке диска, и при любом взгляде в зеркало. Я слышал, что требуется больше мышц, чтобы нахмуриться, чем для улыбки, и я уверен, что это правда, когда дело доходит до этого особого выражения. Это – просто подергивание губ, серьезно, просто сужение глаз. Без слов это говорит другому человеку не только, что я услышал его, но и, как я понял, что это значит для мира.
В большинстве случаев я использовал ее, когда не мог придумать какой-то умный ответ.
– Это оказалось слишком тяжело для других, – Бейби произнесла это, будто мы оба не знали судьбы ее предыдущих телевизионных объектов. – Особенно, если у них есть история о… что же, реальных проблемах.
Я продолжал улыбаться. Я выпил оставшуюся колу и вручил ей бутылку.
– Давай посмотрим дом, – сказал я ей.
Она выбросила колу в корзину цвета неба.
– Что за спешка? Вы, жители Восточного Побережья, всегда куда-то торопитесь.
Я собирался сказать ей, что у меня есть планы на вечер, а затем понял, что не хочу говорить ей, с кем у меня эти планы.
– Я взволнован будущим, что ты приготовила для меня.
Глава 5
ИЗАБЕЛ•
– Я сделала сэндвичи, – сказала моя кузина София, как только я переступила порог Дома Тревоги и Крушения в тот вечер. Она сказала это настолько быстро, что я поняла, она ждала, когда я подойду к двери, чтобы сказать это. Кроме того, я знала, что даже если она сказала просто «сэндвичи», то имела в виду «пожалуйста, посмотри на результат кулинарного процесса, включающего в себя более четырех часов готовки».
– На кухне? – спросила я.
София моргнула на меня своими огромными карими глазами. Ее отец – один из множества мужчин, которые были выброшены за борт нашей совместной жизни – назвал ее в честь потрясающе красивой актрисы Софи Лорен.
– И немного в столовой.
Отлично. Сэндвич, который занял две комнаты.
Не было никакого способа не съесть ни одного сэндвича, даже не смотря на ужин с Коулом. София была моей кузиной по маминой линии. Она была на год младше меня и жила в постоянном страхе потерпеть неудачу, потратить время впустую и лишиться любви матери. Она также обожала меня без каких-либо на то причин. Существовало много других людей, более достойных ее лести.
– Не все поместились на кухне? – я сняла свои мешковатые сапоги возле входной двери, где они приземлились на пару мешковатых сапог моей матери. Пустая вешалка закачалась, отразив солнечный свет прежде, чем остановиться. Черт, это место угнетало. Хотя я была здесь уже двадцать один вторник, я все еще не привыкла к нему. МакМэншн был достаточно стерилен, чтобы фактически уничтожать мою личность по кусочкам каждый раз, когда я приходила сюда, коварно заменяя их белым настенным ковром и светлым деревянным полом.
– Я не хотела мешать, если кто-то захочет приготовить что-то другое, – ответила София. – Ты сегодня классно выглядишь.
Я небрежно махнула рукой и пошла в столовую. И вот, оказавшись там, я поняла, что София весь день готовила огромное количество распределенных по цвету начинок для сэндвичей. Она нарезала помидоры в форме цветка, жареную индейку, говяжьи отбивные. Поколдовала над созданием четырех различных приправленных соусов винегрет[9] и айоли[10]. Испекла два вида хлеба в двух различных формах.
Это все было на спирали с овощами в самом центре. Ее телефон и огромная камера лежали в конце стола, то есть, она уже выложила это в один из своих четырех блогов.
– Тебе нравится? – с тревогой спросила София. Она смяла салфетку своими белыми руками.
Обычно на этом этапе окружающие предполагали, что София – жертва родительских сверхожиданий. Но я точно знаю, что тетя Лорен ожидала от Софии одного – нервничать так же, как и она сама, и София блестяще оправдывала эти ожидания. Она была словно тонко настроенный инструмент, звучащий в резонанс эмоциональному состоянию любого, кто находился рядом.
– Это даже больше, чем отлично, как и всегда, – сказала я. София вздохнула в облегчении. Я обошла вокруг стола, исследовав его. – Ты пропылесосила и потолок тоже?
– Я не нашла лестницу, – ответила София.
– Боже, София, я пошутила. Ты серьезно пылесосила?
София уставилась на меня своими огромными горящими глазами. Она была как причудливое животное.
– У меня было время!
Я атаковала кусочек хлеба зазубренным ножом.
Цель: сэндвич.
Побочный эффект: повреждение.
Заметив мою борьбу, София поспешила мне помочь. Как в замедленной съемке сцены убийства, я вырвала нож у нее из рук и отрезала два неровных куска самостоятельно. Для тети Лорен ее проклятая зависимость не была проблемой, а меня чертовски беспокоила.
– А как же книга, что ты читала?
– Я уже закончила ее.
Я выбрала ростбиф и пармезан.
– Я думала у тебя то коллажно-скульптурное что-то там.
Софи внимательно смотрела, как я выковыриваю зеленую штуку из майонеза.
– Первая часть сохнет.
– Что это такое? Руккола? Когда твой урок эрху[11]? – я не была уверена, что думаю насчет того, что София самая белокожая девушка в мире, играющая на эрхо. Я не могла решить, считалось ли это культурной апроприацией[12]. Но Софии это нравилось, и у нее был талант, как и ко всему остальному, и, вроде бы, никто из ее эрхо-блога не жаловался, так что я ничего не говорила.
– Шпинат. Не сегодня. Я уже занималась этим утром.
– Как насчет вздремнуть? Нормальные люди так делают.
София тяжело взглянула на меня. Она хотела, чтобы я забрала свои слова обратно и сказала ей, что нет, она была полностью нормальная, все прекрасно, она не должна делать глубокие вдохи, потому что это не чрезвычайная ситуация, это жизнь, и она такая у всех.
Вместо этого я ответила ей таким же долгим, тяжелым и пристальным взглядом, а затем укусила свой сэндвич. Я не могла поверить, что София очередной день провела в компании приправ.
– Тебе нужно взяться за ум, – сказала я, проглотив еду. – Вкус восхитительный, и это задевает меня.
София выглядела напуганной. Это маленькое существо расстроилось по моей вине. И теперь я задумалась о том, как моя мать продолжала говорить то же самое мне. Взяться за ум, я имею в виду. Я всегда отвечала ей, что возьмусь за ум, как только найду человека, с которым стоит тусоваться. Возможно, София просто не нашла еще кого-то подходящего.
– Давай прогуляемся сегодня вечером. Ты можешь надеть что-то красное. – сказала я.
– Прогуляемся? – отозвалась эхом она, и в тот же момент я вспомнила, что, по-идее, встречаюсь с Коулом вечером. Я не могла поверить, что забыла, но, с одной стороны, я могла. Потому что все это было похоже на хороший сон, о котором забываешь, спустившись на завтрак.
Я почувствовала нехорошую тошноту в желудке, будто кто-то открыл зонтик прямо в нем. Будто я боялась Коула, хотя это не так. Я боялась, что не оправдаю его ожиданий. Он был так увлечен идеей меня в Калифорнии, как будто мы с этим штатом были идеальной парой.
Мне стало интересно, во что я ввязалась.
– Черт, – сказала я. – Не сегодня. У меня планы на вечер. Завтра. Красный. Ты и я.
– Планы? – отозвалась эхом она.
– Если ты продолжишь повторять все, что я говорю, то все отменится, – я сделала еще один укус. Это и правда был уникальный сэндвич. – Где твоя мать?
Я никогда не знала, как называть мою тетю Лорен. Когда я говорила «Лорен» Софии, это звучало, будто я сопливая девчонка. Когда я говорила «твоя мать», это звучало, будто я была холодной. И я не могла говорить «твоя мама», потому что я никогда не говорила слово «мама», если в этом не было необходимости. Вероятно, потому что я была сопливая и холодная.
– На закрытии, – ответила София. – Она сказала, что будет дома раньше Терезы.
Тереза была моей матерью. Когда София сказала это, она не казалась сопливой или холодной. Это звучало уважительно и с любовью. Что за жестокая несправедливость?
Раздался дверной звонок. София страдальчески взглянула на меня:
– Я открою.
Она не хотела открывать. Открыть дверь означало говорить с тем, кто был за ней, и, если она заговорит с ними, они начнут оценивать ее одежду, или волосы, или умения и найдут какую-либо из этих вещей привлекательной.
– Ох, подожди, – сказала я. – Серьезно. Я сделаю это.
Как оказалось, у двери была знаменитость. До того, как мой брат умер, он часто говорил, что все приходит по-трое. Три знаменитости за один день. Неплохо даже для большей площади, чем Лос-Анджелес. Эта была миниатюрной женщиной с густой черной челкой, наполовину закрывающей ее сонные зеленые глаза. Она была красива в повседневном, винтажном стиле, который выглядел настолько легким, что, должно быть, потребовалось много времени, чтобы этого достигнуть. Она – не женщина. Она – изображение женщины. Я мгновенно узнала ее, потому что она была одной из тех знаменитостей третьего ряда, которые изображались на страницах таблоидов и в блогах для сплетней в дни без происшествий. Я запомнила ее имя, потому что оно было каким-то странным. Ее звали…
– Привет, я – Бейби Норс, – сказала она. – Ты – Изабел?
Она определенно думала, что я буду в шоке, услышав свое имя, но я гордилась тем, что практически ничего не может повергнуть меня в шок. Особенно после того, как не сдержала эмоций из-за появления Коула Сен-Клера чуть раньше. Я ощутила присутствие Софии позади меня и могла судить о ее упавшей челюсти даже не оборачиваясь.
– София, – сказала я, выйдя на слишком яркую переднюю ступеньку, – не могла бы ты проверить духовку? Думаю, я забыла ее выключить.
Возникла пауза, и затем София исчезла. Она не была глупой.
– Что вам нужно? – спросила я. Я не понимала, что это не очень вежливо, пока слова не вылетели из моего рта.
– Возможность. Если дашь мне время, я представлюсь, скажу кто я и что я делаю…
– Я знаю, кто вы такая, – сказала я. Она была красивым стервятником, который возвратил к жизни мертвецов для веб-ТВ, но я не добавила эту часть, ведь, думаю, она и так знала. Я ощутила дискомфорт из-за причины ее появления здесь, и часть меня знала, что мне это не понравится.
– Хорошо! – сказала она, и широко улыбнулась. Я не доверяла этой улыбке, потому что она была слишком широкой. Широкая, с ямочками на щеках и симметричная, будто кинозвезды из прошлого. – Могу я войти?
Я рассматривала ее. Она рассматривала меня. Ее автомобиль стоял у бордюра позади моего внедорожника.
– Нет, – сказала я.
Ее рот изменился и стал чем-то намного более реальным.
– Что же, ладно.
Чтобы оправдать свои манеры, я добавила настолько холодно, насколько могла:
– Это не мой дом. Я не хотела бы ставить под угрозу их личную жизнь. И, как я уже сказала, я знаю, кто вы.
– Умно, – сказала Бейби, будто она действительно так думала. – Ну, тогда я сделаю это быстро: ты встречаешься с Коулом Сен-Клером?
Я пыталась сохранять лицо безразличным, но неожиданность сыграла свою роль. Я знала, что мое выражение лица выдавало меня всего полсекунды.
– Не думаю, что «встречаюсь» подходящее слово, – сказала я.
– Верно, – ответила она. – Не хотела бы ты участвовать в шоу вместе с ним? Круто, правда? Это не займет у тебя много времени, но откроет много возможностей. Особенно для такой красивой девушки, как ты.
Дискомфорт во мне вырос и укрепился. Я взялась за дверную ручку.
– Что за шоу?
– Мы просто делаем быстрое маленькое шоу о нем и его группе, в то время как они записывают свой следующий альбом.
Быстрое маленькое шоу
Я знала, что он был здесь не ради меня. Я знала это с самого начала.
Но мое глупое сердце не знало. Оно так хотело верить ему. Теперь оно разбивалось от ужасного растущего чувства в груди.
– Меня это не интересует, – сказала я. – Как я уже сказала, мы правда не встречаемся.
– Но хотя бы как друг…
– На самом деле мы даже не друзья, – сказала я. Мне нужно было закрыть эту дверь прямо сейчас, чтобы я смогла пойти кричать или плакать, или разбить что-нибудь. – Я просто знала его какое-то время.
Она изучила мое лицо, в попытке распознать истину, но я держала себя в руках и просто пристально смотрела на нее мертвым взглядом своих подведенных карандашом глаз.
– Если ты изменишь свое решение, – сказала она и достала свою визитку из кармана льняной блузки.
